Текст книги "Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Литература

Для более подробного ознакомления с древнейшим бытом Литвы и состоянием ее общественности накануне объединения могут служить нижеследующие труды:

Погодин А. Л. Из древнейшей истории литовского племени: сб. статей по археологии и этнографии. СПб., 1902; Brüсknеr А. Starożytna Litwa: ludy i bogi. Szkice historyczne i mitologiczne. Warszawa, 1904; Skirmunt K. Nad Niemnem i Baltykiem. Warszawa, 1897. Z. 1; Антонович В. Б. Очерк истории Великого княжества Литовского до смерти великого князя Ольгерда // Антонович В. Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885. Т. 1; Дашкевич Н. П. Княжение Даниила Галицкого. Киев, 1873; Он же. Заметки по истории Литовско-Русского государства // Университетские известия. Киев, 1885; Krumbholtz R. Samaiten und der Deutsche Orden bis zum Frieden am Melno-See. Königsberg, 1890; Merzynski А. Żrо́dła do mytologii litewskiej. Warszawa, 1892. Сz. 3; Он же. Romowe. Poznań, 1900; Кршивицкий Л. Жмудские пилькалнисы. СПб., 1908 // Изв. Императорской археологической комиссии. Вып. 29.

III. Образование Великого княжества Литовского

Книжная легенда о Криве-Кривейто и ее несостоятельность. Временные союзы литовских вождей в XII и начале XIII в.; старейшие князья. Возвышение Миндовга; захват владений родственников и занятие Черной Руси. Миндовг – самодержец в Литве. Заговор против него и его гибель. Борьба за великое княжение по смерти Миндовга. Утверждение великокняжеской власти на Литве. Превращение местных вождей в подручных князей и бояр. Русский элемент и русское влияние в новообразовавшемся Великом княжестве.

Во второй половине XIII в. среди разбитой на мелкие общественные союзы Литвы сформировалось крупное политическое тело – Великое княжество Литовское под властью Миндовга и его ближайших преемников. Прежде чем следить за образованием этого государства, необходимо расстаться с одним распространенным в научной литературе и учебниках заблуждением, будто бы на Литве до появления великих князей верховная власть находилась в руках главного жреца – Криве-Кривейто. Профессор Мержинский во второй части своих «Источников по литовской мифологии», вышедшей в 1896 г., доказал, что это утверждение – плод чистого недоразумения. Утверждение это, как известно, основано на известии Петра Дюсбургского, которое гласит: «Было в средине этого развратного народа [пруссов], т. е. в Надровии, место, называемое Ромов, которого название происходит от Рима, где жил некто, называемый Криве, которого почитают они за папу; ибо как господин наш папа управляет всеобщею церковью верных, так одним знаком или приказом его управлялись не только названные народы, но и летты и другие народы земли Литовской. Власть его была так велика, что если бы не только он сам или кто-нибудь из его родственников, но даже его посланный с его палкою или другим определенным знаком проходил по земле неверных, то все князья и знатные и простой народ оказывали ему величайшее почтение». Мержинский справедливо указал на то, что Петр Дюсбургский, очевидно, увлекся в этом сообщении аналогией с папою, описывая значение одного влиятельного жреца, что другие источники, более древние и современные, ни словом не упоминают о власти какого-либо верховного жреца на Литве; что самое имя «Криве» – не нарицательное, а собственное, принадлежавшее уважаемому жрецу в Надровии, не единственному, однако, как не одно было и Ромове на Литве; что, наконец, название Криве-Кривейто, невозможное в литовском языке, придумано позже немецким хронистом XVI в. Грюнау, от которого оно пошло и в польско-литовские, и позднейшие немецкие хроники. Так обстоит в настоящее время вопрос о языческом литовском папе. Теперь можно принимать за несомненное, что до Миндовга на Литве не было государственной власти, распространявшейся на всю территорию литовского племени, а были одни только волостные рикасы в Пруссии и кунигасы в Литве.

Для обороны и нападения эти волостные вожди в XII и в начале XIII в. стали соединяться в союзы. Очевидно, что походы русских князей и польских, предпринимавшиеся в XI и первой половине XII в. в глубь Литвы, не остались без влияния на ее внутренний быт, вызвали в ней тенденцию к политическому объединению. Этим объясняется и тот факт, что литовцы со второй половины XII в. перешли в наступление на Русь и Польшу. Едва ли это обстоятельство можно объяснять только внутренними неустройствами Руси и Польши: если бы к тому времени среди самих литовцев не выработалась привычка к соединению, к общему действию, едва ли бы мы слышали об их набегах на Русь и Польшу. В союзы соединялись нередко князья целого народца литовского. Таким образом, например, еще в 1106 г. соединилась вся Жемгала и победила Всеславичей полоцких, всю братию, «и дружины убили 9 тысяч». В 1211 г. при нападении Даниила Романовича и поляков «собралась вся земля ятвяжская»; на помощь к ятвягам приходили даже пруссы и борты. Но еще более крупное соединение видим мы в собственно Литве и Жмуди в 1215 г. В этом году ко вдове князя Романа Галицкого и его сыновьям присылали для заключения мира своих уполномоченных около 20 князей, между ними старейший князь Живинбуд, Довспрунк и брат его Миндовг. Десять лет спустя мы видим новое крупное соединение литовских князьков, но уже с иною целью. В 1225 г. литовская «рать велика зело, яка же не была от начала миру», опустошила области Новгородскую, Смоленскую и Полоцкую. Весьма знаменательное явление представляют из себя упоминаемые старейшие князья, которые являются во главе союзов. По-видимому, это были наиболее сильные князья, к которым примыкали более слабые. Литовские князья, по всем данным, в то время уже были неодинаковыми политическими величинами и разнились по величине своих владений. Об отце Миндовга рифмованная «Лифляндская хроника», не называя его по имени, прямо говорит, что он был сильнейшим владетелем на Литве и никто не мог с ним сравняться. Естественно поэтому, что и Миндовг, унаследовав от отца его владения, стал во главе Литовской земли.

Такое положение Миндовг занимал уже в 1236 г. Волынская летопись, рассказывая под 1236 г. о нападении литовцев на Мазовию по наущению Даниила Галицкого, говорит об этом так, как будто бы Миндовг был главою и представителем всей Литвы: «Данил же возведе на Кондрата Литву, Миндога». Рифмованная «Лифляндская хроника», описывая под 1244 г. нападение на владения Ливонского ордена 30 тыс. литовцев под начальством Миндовга, называет его могущественным королем литовским.

Возвышение Миндовга на первых порах имело значение простого старшинства, предводительства в совместных военных операциях литовских князей. Другие литовские князья на первых порах являются самостоятельными и действуют отдельно и независимо от Миндовга. Так, в 1246 г., когда Миндовг находился в мире с Романовичами волынскими, один из Рушковичей – Айшвно – вторгался в Пересопницкую волость. Даниил и Василько нагнали его около Пинска, отняли у него добычу, перебили его воинов, и сам Айшвно едва спасся бегством. В следующем году Литва под начальством князя Лингвения воевала около Мельницы и Лековни; Даниил и Василько также нагнали литовцев, отняли полон, самих перебили, а князь Лингвений бежал раненый. Все эти столкновения не нарушили мира их с Миндовгом, который был непричастен к этим нападениям, предпринимавшимся вышеупомянутыми князьями по своей воле, на свой страх и ответственность.

Но с 1248 г. наступает новый период в отношениях Миндовга к князьям. Перемену отношений прежде других почувствовали родственники Миндовга. Он коварно предложил своим племянникам Товтивилу и Едивилу вместе с дядею их по матери жмудским князем Викинтом идти воевать на Русь, к Смоленску, с тем, чтобы «што хто приемлет, собе дерьжить». Когда они отправились в поход, Миндовг захватил их волости, движимое имущество и отрядил свое войско, «хотя убити я». Рассказывая об этом, летопись говорит: «Поимана бе вся земля Литовьская и бесчисленное имение их, притрано бе богатьство их». Летопись верно оценила значение факта: с захватом владений и имущества самых могущественных князей Миндовг сделался полным господином положения на Литве, и все другие князьки должны беспрекословно подчиниться ему. К этому надо прибавить, что в то время Миндовг сумел увеличить наследство, полученное от отца на Литве, приобретениями на Руси. В переполох и сумятицу, произведенную на Руси татарами, Миндовг захватил так называемую Черную Русь, т. е. область правых притоков Немана с главным городом Новгородком. Этот Новгородок сделался обычным его местопребыванием, и из этой Черной Руси Миндовг почерпал, по-видимому, немало сил в борьбе со своими врагами.

Нам нет надобности следить за всеми перипетиями борьбы Миндовга с родственниками, которая осложнилась борьбою с соседями – галицко-волынскими князьями, поляками и ливонскими немцами, вступившимися за изгнанных родственников. Достаточно отметить только общие результаты ее. Миндовгу удалось удержать в своих руках захваченные у родственников владения на Литве и поставить твердо дело политического объединения Литвы. Беспрерывная борьба с соседями, их непрестанные вторжения в Литву, их ясно сказавшиеся намерения, пользуясь усобицею Миндовга с родственниками, разобрать Литву по частям, поработить ее и навязать ей христианскую веру в конце концов теснее сплотили Литву под властью Миндовга, поставили его «самодержьцем во всей земли Литовьской», как выражается Волынская летопись. При сильно возбужденном чувстве самосохранения власть Миндовга на Литве приобретала общее и прочное признание и под конец его княжения распространилась даже на Жмудь, именно после того, как Миндовг разорвал с немцами и освободил Жмудь от подчинения ордену, которому прежде он сам же способствовал (Миндовг, как известно, не имея возможности противостоять коалиции Романовичей, поляков и Ливонского ордена, в 1250 г. принял крещение и уступил ордену часть Жмуди). Под конец своего княжения Миндовг, по словам летописи, «нача гордети велми, и вознесеся славою и гордостью великою, и не творяше противу себе никого же». Известно, что такое поведение вызвало реакцию, и Миндовг пал в 1263 г. жертвою заговора подручных ему князей, не вынесших самовластия Миндовга. Но если пал Миндовг, то не пало его дело. Образовавшееся при нем Великое княжество Литовское настолько окрепло, что не разложилось среди междоусобий, наступивших по смерти Миндовга. Сами заговорщики, тяготившиеся самовластием Миндовга, после его смерти спешили занять созданное им положение великого князя Литвы и вступили из-за этого в борьбу между собою. Тройнат, князь жмудский, севши на месте Миндовга князем «во всей земле Литовской и в Жемойти», послал приглашение к Товтивилу Полоцкому явиться в Литву делить землю и добыток Миндовга. В действительности же он пригласил его с целью погубить и устранить от дележа, а Товтивил со своей стороны мечтал о том же по отношению к Тройнату. Кончилось тем, что Тройнат убил Товтивила, но скоро и сам был убит конюхами Миндовга. На место Тройната заступил сын Миндовга Войшелк, скинувший с себя на время монашескую рясу (он сделался ранее христианином и постригся в монахи). Видно, что дело Миндовга было прочно налажено, удовлетворяло общей потребности, находило себе общее сочувствие в Литве. Когда прибыл Войшелк, то «Литва же вся прияша и с радостью великою своего господичича». Опираясь на это сочувствие, на общее признание своего права и своей власти, Войшелк «поча вороги свои избивати, изби их бесчисленное множество, а другии разбегошася, камо кто видя». Его преемники, Шварно Данилович и Тройден, по всем признакам, занимали такое же положение, как Миндовг. Тройден (1270–1282) распоряжался силами всей Литвы, как это видно из его столкновений с ливонскими немцами, которых он не раз поражал и избивал в большом количестве; он развивал свою деятельность на всей территории собственно Литвы и Жмуди. На южном пограничье Литвы, в городах Черной Руси – Городне и Слониме – он селил бежавших к нему пруссов и бортев; на севере, в смежной с собственно Литвою и Жмудью Жемгале, он поддерживал восстание против ордена. Ятвяги были также в его распоряжении, и он посылал их в составе большой рати на поляков под начальством своего брата Сирпутия.

Итак, княжество Миндовга оказалось прочным политическим соединением. Оно пережило самого Миндовга и сделалось ядром, из которого мало-помалу выросло обширное государство. Но что сталось с мелкими волостными вождями, существовавшими на Литве до возникновения великокняжеской власти? Часть их, несомненно, была истреблена во время объединения Литвы. Но истреблены были далеко не все. Наша летопись, рассказывая о нападении на Литву в 1266 г. псковского князя Довмонта, называет по именам четырех литовских князей и глухо говорит о других литовских князьях, отправившихся за ним в погоню. Петр Дюсбургский рассказывает, что сын Тройдена Пелюза, отыскивавший отцовский стол, вторгся в 1286 г. в Литву, захватил в одном месте около семидесяти царьков (regulos), собравшихся на свадьбу, и всех их перебил с женами и детьми. Но и позже эти князьки и царьки постоянно появляются по источникам.

Какое же положение заняли они в новообразовавшемся Великом княжестве Литовском? Так как прежнее положение их, по всем признакам, было неодинаковое, то и теперь они разместились не на одинаковых ступенях общественной иерархии. Часть их так и осталась местными князьями, правившими своими волостями под рукою великого князя. Такие князья старых литовских династий являются и в позднейшее время, в XIV–XVI вв., в Гольшанах, Гедройти и на Свири. Другая часть образовала высший слой того класса, который в XIV в. получил русское название бояр. Это позднейшие паны литовские. Такой переход волостных вождей в класс бояр дает себя выследить по источникам с полною ясностью на Жмуди. В той роли народных вождей, в какой в XIII и даже в XIV в. являются жмудские царьки, или знатные люди, к концу XIV и в начале XV в. выступают уже жмудские бояре. Несомненно, что подобное же превращение сильных, знатных, благородных людей, кунигасов в бояр имело место и в собственно Литовской земле. Если так, то и значительная землевладельческая аристократия, которая впоследствии играла такую важную роль в политической жизни Великого княжества Литовского, родилась одновременно с этим государством.

И еще одна черта, отличавшая Великое княжество Литовское, сказалась в нем с момента его возникновения. Государство это с самого начала было не просто литовским, а Литовско-Русским. Мы видели, что Миндовг утвердился в так называемой Черной Руси, силами которой он, по-видимому, пользовался для распространения своей власти в Литве. Черная Русь послужила опорою и его сыну Войшелку, который после убиения отца пошел не прямо на Литву, а на Русь, «а оттоле поя с собою новгородце и пойде на Литву княжить». Даже «окаянный и немилостивый», по характеристике нашего летописца, Тройден смотрел на Черную Русь как на базис своей силы и власти и здесь именно селил бежавших к нему пруссов. В русской общественности литовские князья, по всем признакам, могли почерпать более сил и средств для установления власти, чем в общественности литовской. Русь давала в их распоряжение военный люд, привыкший находиться в определенных и постоянных служебных отношениях к князю, по военной выправке и храбрости, как свидетельствует Петр Дюсбургский, не уступавший западному рыцарству. На Руси литовские князья находили массу городского и сельского населения, связанного с князем определенными и постоянными податными и разными другими повинностями. Здесь же к услугам князя была и организованная администрация, ряд определенных должностей и званий, которыми утверждалась княжеская власть над обществом. Едва ли что-нибудь подобное было в то время на Литве. Правда, что здесь обозначилось уже социальное разделение общества, появились и зародыши государственной власти, но все это было еще пока простым фактом, не приобрело твердого юридического характера и потому было шатко и изменчиво. Поэтому Миндовг и его преемники, утверждая свою власть на Литве, естественно, стремились искать опоры на Руси и пользоваться ее политическими силами и средствами. Но отсюда уже был один шаг до перенесения на Литву тех русских порядков и установлений, на которых могла утверждаться княжеская власть и которые могли в этом отношении оформлять и закреплять данные литовской общественности. К этому надо присоединить и тот факт, что одним из преемников Миндовга был его обрусевший сын Войшелк, а другим – русский родственник, князь Шварно Данилович. Уже сам по себе этот факт не был простою случайностью, а результатом сближения литовской народности с русской. Но он, в свою очередь, должен был способствовать ассимиляции Литвы с Русью: названные князья должны были, естественно, пропагандировать и утверждать на Литве русские порядки, русские обычаи и установления. Так Великое княжество Литовское с самого возникновения своего выходило полурусским государством. Это обстоятельство облегчило ему в сильной степени дальнейшее расширение его на счет западнорусских земель.

Литература

Кроме вышеупомянутых трудов Антоновича и Дашкевича для ознакомления с начальною историей Великого княжества Литовского служат монографии:

Latkowski J. Mendog, krо́l litewski // Rоzргаwу i Sргаwоzdаniа Wydziału historyczno-filozoficznego Akademii umiejętności w Krakо́wie. Krakо́w, 1892. T. 28; Totoraitis I. Die Litauer unter dem König Mindowe bis zum Jahre 1263. Freiburg, 1905; Skirmunt K. Nаd Niemnem i Ваltykiem. Warszawa, 1909. Z. 3.

IV. Присоединение к Литве полоцких княжеств, Полесья и Подляшья

Походы полоцких князей в Литву в XI–XII вв. Колонизация Черной Руси. Политическое раздробление и слабость Полоцкой земли в конце XII и в XIII в. Нападения Литвы на Полоцкую землю и натиск немцев. Подчинение Полоцкой земли смоленским князьям. Смута в Смоленске и захват полоцких княжеств родными Миндовга. Полоцкие княжества под властью Литвы, Смоленска и немцев в конце XIII и начале XIV в. Окончательное включение Полоцка и Витебска в состав литовских владений. Подчинение Минского княжества и других. Присоединение Турово-Пинского Полесья. Земля Берестейская с Подляшьем под властью волынских князей и Конрада Мазовецкого. Захват ее Гедимином.

Новообразовавшееся Великое княжество быстро стало обрастать с востока и юга западнорусскими землями и прежде всего расширилось за счет Полоцкой земли.

Полоцкая земля в данном случае стала на первую очередь не случайно, а по требованиям своей географии и истории. Из всех западнорусских земель Полоцкая ближе всех примыкала к Литве, теснее других связывалась географически. Географическая близость обусловила между ними давнишнее житейское общение и знакомство. В течение XI и первой половины XII в. полоцкие князья много раз навещали Литовскую землю в поисках добычи и полона. По следам князей пробиралось в Литву, по всем признакам, и мирное население, искавшее здесь удобных земель и угодий. Так называемая Черная Русь, по-видимому, была полоцкою колонией в Литовской земле. С половины XII в. отношения между Литвою и Полоцкою землею сделались обратными. Полоцкая земля к тому времени, подобно всем другим русским землям, утратила свое политическое единство, разорвалась на несколько княжений под управлением потомков Изяслава, как-то: Полоцк, Витебск, Минск, Друцк, Изяславль, Логожск и т. д. Предания родового старшинства слабо держались между Изяславичами полоцкими, и столы либо добывались силою, либо замещались по соглашению с населением. Последнее чаще всего имело место в главном городе Полоцкой земли, средоточии сильного боярства и богатого купечества. В усобицах из-за столов Изяславичи полоцкие, как и южнорусские князья, обращались за помощью к поганым, но только этими погаными в настоящем случае были не половцы, до которых было далеко, а литовцы – соседи. К литовцам полоцкие князья стали обращаться за помощью и против немцев, которые в конце XII и начале XIII в. сделались их соседями, отняли у них данников на низовьях Двины – ливь и летьголу – и грозили дальнейшим наступлением на полоцкие владения. Опасность от немцев заставляла полоцких князей дружить с литовскими, и мы видим, например, князя Герсики Всеволода зятем литовского князя Довгерда (Доугеруте). Но литовцы стали часто являться в Полоцкую землю со второй половины XII в. и непрошеными гостями. Мы знаем, что к тому времени литовцы стали соединяться в крупные общества и привыкли ходить на войну большими партиями, разлакомились добычею и начали уже промышлять войною. Нападения их со второй половины XII в. участились и заставили певца «Слова о полку Игореве» тревожно смотреть на будущее полочан. «Двина, – читаем у него, – болотом течет оным грозным полочаном под кликом поганых». Полоцкие князья, обессиленные дележом и усобицами, уже не в состоянии были давать им отпор. «Ярославе и вси внуци Всеслави! – обращается к ним певец. – Уже понизите стязи свои, вонзите свои мечи вережени, уже бо выскочисте из дедней славы». «Один только Изяслав Василькович, – плакался певец, – позвонил было своими острыми мечами о шлемы литовские, но, покинутый родными братьями, лежит под красными щитами на кровавой траве, изрубленный литовскими мечами, выронив жемчужную душу из храброго тела через золотое ожерелье». В 20-х гг. XIII в. литовцы стали уже рыскать по Полоцкой земле, как по своей собственной. Они беспрепятственно проходили по ней из конца в конец, нападая на владения черниговские (1209 и 1220 гг.), на смоленские (1226), на тверские и московские (от руки их пал и первый московский князь Михаил Хоробрит), на новгородские волости (они опустошили окрестности Торопца в 1223 г., Русы – в 1224 г. и Торжка – в 1226–1227 гг.). Слабость, обнаруженная при этом полочанами, которые не препятствовали литовцам проходить через их землю и даже, по-видимому, не прочь были дружить с ними, заставила смоленских князей предпринять в 1222 г. поход на Полоцк и занять его. В Полоцке под рукою великого князя смоленского сел один из младших смоленских князей, который должен был оберегать землю от Литвы. Но это ему не удавалось, и литовцы по-прежнему хозяйничали в Полоцкой земле. Зависимость Полоцка от Смоленска в начале 30-х гг. XIII в. прекратилась и вовсе. Сидевший в нем смоленский князь Святослав Мстиславич ушел на княжение в Смоленск. Наступили затем смуты в Смоленске, во время которых Полоцк предоставлен был собственной участи и отделился от Смоленска; в Полоцке сел какой-то князь Брячислав, судя по имени, из местного княжеского рода Изяславичей. Литовцы тем временем продолжали свое дело, и шайки их появлялись в новгородских волостях, торопецких и около Дубровны. Наконец, какой-то литовский князь напал даже на Смоленск и занял его. Великий князь владимирский Ярослав Всеволодович предпринял в 1239 г. поход на Смоленск, выгнал оттуда литовского князя и урядил Смоленск, посадив на старшем столе Всеволода Мстиславича. Но ничего подобного не сделал он относительно Полоцкой земли. Наводняемая каждый год литовцами, эта земля все более и более отрывалась от остальной Руси и спаивалась с Литвою. Покинутое на произвол судьбы русское население этой земли, естественно, должно было искать себе спасения и защиты от погромов в покорности литовским князьям. После этого не неожиданным является и появление литовских князей на столах Полоцкой земли. В начале 50-х гг. XIII в. там расселились родственники Миндовга: в Полоцке – его племянник Товтивил, в Друцке – другой племянник Едивид, в Витебске – дядя этих князей по матери жмудский князь Викинт. Миндовг, как уже было сказано, воспользовался уходом этих князей для того, чтобы захватить себе их земли и имущества, покинутые на Литве. Это заставило князей побросать полоцкие столы и начать борьбу против Миндовга в союзе с Романовичами волынско-галицкими и немцами. Но Товтивил спустя некоторое время, помирившись с Миндовгом, вернулся в Полоцк и продолжал княжить там в зависимости от Миндовга. Поэтому и в последовавших войнах Миндовга с Романовичами, татарами и смольнянами мы видим Товтивила полоцкого на стороне Миндовга: Полоцк сделался как бы вассальным владением великого князя литовского. Это положение вещей продолжалось некоторое время и при преемниках Товтивила, погибшего вскоре после Миндовга. Сначала в Полоцке сидел какой-то князь Константин, посаженный соперником Товтивила Тройнатом (известие о его княжении относится к 20 августа 1264 г.), а затем князь Изяслав, который считал себя «в воли Молшелгове», т. е. Войшелка, великого князя литовского, как гласит его грамота, писанная к немцам. В воле Войшел-ка, по всем данным, был и союзник этого князя витебский князь Изяслав. Оба эти князя вскоре же, уже в конце 1264 г., должны были уступить свое место литовскому князю Герденю, продержавшемуся в Полоцке и Витебске до 1267 г. включительно, когда он был убит псковичами. После этого и на полоцком, и на витебском столах мы видим уже русских князей. Полочане и витебляне, очевидно, воспользовались смутами, происходившими на Литве по смерти Миндовга, междоусобиями за великое княжение и эмансипировались несколько от Литвы. Они стали принимать к себе на княжение природных русских князей, хотя с уверенностью нельзя утверждать, что эти князья были независимы от Литвы. Только Витебск в 80-х гг. XIII столетия освободился совершенно от Литвы и подчинился было смоленскому князю Федору, который и управлял им через своих наместников. Но в Полоцке в конце XIII в. мы видим снова литовского князя. Этот князь, неизвестный по имени, будучи не в состоянии бороться с немцами и не получая надлежащей помощи от соплеменников, принял католичество и, не имея наследников, завещал свое княжество Рижской архиепископии. После его смерти немцы вступили в Полоцк и принялись заводить там свои порядки, вводить католичество и обирать жителей. Полочане, возмущенные всем этим, обратились за помощью туда, откуда она и прежде в таких случаях приходила – в Литву. Великий князь Витень в 1307 г. явился в Полоцкую землю и перебил почти всех застигнутых там немцев, а католические церкви разрушил. Некоторое время он посылал в Полоцк своих наместников, предоставляя полочанам ведать свои дела самим и решать их по-старому на вече. Позже, около 1326 г., в Полоцке сел на княжение уже брат Витеня Воин. С этого времени Полоцк соединился уже прочными политическими связями с Литвою и никогда от нее не отделялся. Поэтому и 1307 г. можно считать годом окончательного присоединения Полоцка к Литовской земле.

За Полоцком наступила очередь Витебска, который обособился от Полоцка в самостоятельное княжение.

В Витебске в конце XIII в. княжил какой-то князь Ярослав Васильевич, быть может, из рода князей смоленских, утвердивших свое владычество в Витебске как раз в конце XIII в. В 1318 г. этот князь выдал свою единственную дочь за литовского князя Ольгерда Гедиминовича, а в 1320 г. скончался, не оставив после себя мужского потомства. В Витебске сел тогда зять его Ольгерд, крестившийся в русскую веру. Ольгерд кроме Витебска имел еще особое княжение на Литве, в Креве, данное ему отцом. С уверенностью можно полагать, что Ольгерд подчинялся отцу не только как князь кревский, но и как витебский, ибо и в Витебске он сел, конечно, не без воли отца, а может быть, и его содействия. Витебск таким путем вошел в сферу политического господства великого князя литовского. Подчинение Витебской земли Литве было при Гедимине только восстановлением и упрочением литовского господства, и ранее уже устанавливавшегося в этой земле. Гедимин простер свою деятельность и далее в том же направлении. Он привел в зависимость и князя минского. Летопись под 1326 г. сообщает между прочим, что приходили в Новгород послы из Литвы: брат великого князя Гедимина Воин, полоцкий князь, Василий, князь минский, и князь Федор Святославич. Значит, князь минский в 1326 г. был уже подручником Гедимина. Но если Минское княжество, Полоцкое и Витебское были в зависимости от Литвы, то необходимо предположить, что и промежуточные между ними княжества, каковы были княжества Лукомское и Друцкое, были также приведены в зависимость от Литвы. По крайней мере, позже владетели этих княжеств выступают уже в качестве вассалов великого князя литовского.

С подчинением всех этих владений Литве под верховною властью великого князя литовского очутилась уже вся Полоцкая земля в древнейшем и обширном смысле.

В начале же XIV в. молодое Великое княжество Литовское включило в свой состав и Турово-Пинское Полесье, т. е. бассейн Припяти.

Около половины XIII в. мелкие и слабые турово-пинские князья из рода Святополка Изяславича (Ярославова внука) подчинялись князю Даниилу Романовичу и его брату, галицко-волынским князьям. Но подчинение их не отличалось постоянством: князья, по выражению летописи, имели «лесть» к Даниилу и Васильку и склонялись нередко на сторону другого могущественного соседа, великого князя Миндовга, утвердившегося в Черной Руси. Это колебание Полесья из стороны в сторону в конце концов и разрешилось присоединением Полесья к Литве. При каких обстоятельствах состоялось это присоединение и когда именно, в точности неизвестно. Мы знаем только, что Гедимин еще при жизни своей посадил в Пинске, главном городе Полесья, сына своего Наримунта Глеба. На других городах Полесья, впрочем, и после того встречаем русских князей, как, например, на Несвиже. Но эти русские князья уже находились под верховною властью великого князя литовского, служили и подчинялись ему наравне со всеми другими подручными ему князьями, литовскими и русскими. Из сего явствует, что одновременно с утверждением в Пинске Наримунта все или почти все Полесье подчинилось Литве.

Тогда же или еще ранее приросла к Литве и земля Берестейская, в западной своей части называвшаяся Подляшьем.

Под именем Берестейской земли в XIII в. слыла южная часть Ятвяжской области, колонизованная с юга русскими людьми с Волыни, с запада – поляками из Мазовии. В состав этой области входили во второй половине XIII в. города Берестье, Каменец, Кобрин, Дорогичин и Мельник с их волостями. Эта область клином врезывалась между Мазовией, с одной стороны, и литовскими владениями – с другой, мало имела территориальной связи с Волынью, отделяясь от нее болотами и лесами по верхней Припяти и Мухавцу. В первой половине XIII в. значительную часть ее с городом Дорогичином во главе захватил было князь Конрад Мазовецкий. Конрад поместил здесь так называемых добринских рыцарей, услугами которых он пользовался для борьбы с пруссами и другими литовцами. Но князь галицкий Даниил Романович вытеснил из нее «крижевников» и воротил свою отчину. Внук Даниила Юрий Львович, помогавший крестоносцам против великого князя Витеня, вызвал против себя нападение брата его Гедимина. В 1315 г. Гедимин захватил Берестье и Дорогичин, а затем продвинулся к самой столице Волынской земли – Владимиру. В происшедшей затем под стенами Владимира битве пал Юрий Львович. Его сыновья, по некоторым известиям, продолжали борьбу с Гедимином и пытались вернуть Берестейскую землю, но безуспешно. Гедимин, ставший вскоре великим князем, удержал за собою Берестье, Каменец, Дорогичин и другие здешние города и посадил здесь на княжение еще при жизни своей доблестного сына своего Кейстута.