355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Матвей Крокодилов » Бюро волшебных случайностей » Текст книги (страница 12)
Бюро волшебных случайностей
  • Текст добавлен: 22 апреля 2017, 16:00

Текст книги "Бюро волшебных случайностей"


Автор книги: Матвей Крокодилов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Ну и что? – возразила она. – Я тут в одной книжке прочитала, что сорок лет – это старость молодости.

– Чего? Старость молодости? А пятьдесят тогда что?

– Пятьдесят – молодость старости. А шестьдесят – зрелость. Скажи, он… женат?

– Нет, – обрадовала я маму. – Хуже.

– Что значит хуже?

– Он хочет жениться на мне.

– Правда?! – похоже, мама моментально забыла, что еще час назад готовилась меня хоронить. – Ну наконец-то! Конечно, рожать первого ребенка в твоем возрасте поздновато, но ничего, сейчас и в сорок рожают. Только обязательно надо будет сделать хромосомный анализ, а то после тридцати пяти часто получаются даунята.

– Мама, да подожди ты! – скривилась я. – Это он хочет на мне жениться, а я еще не решила, хочу ли выйти за него. А ты уже сразу про анализы и даунят.

Мамины глаза тут же начали наливаться слезами. Ну вот, словно игрушку у ребенка отобрала. Я подошла и обняла ее.

– Ну, перестань! Пожалуйста. Если ты так хочешь, рожу и отдам тебе на воспитание.

– Типун тебе на язык! – рассердилась мама. – А впрочем… Давай. Рожай и отдавай. Будем с внучкой вдвоем на даче жить. Свежий воздух, овощи с огорода. У Зинаиды Ивановны коза есть молочная.

Я закатила глаза к потолку.

– Давай-ка лучше подумаем, куда мне деться на время похорон. Поминки здесь наметили?

– Да-а, – испуганно протянула мама.

– Ладно, у меня есть где пересидеть. Хотя, конечно, заманчиво посмотреть на собственные похороны. Послушать, кто что говорить будет. Слушай, а что, если сказать, будто я твоя племянница из Саратова? Приехала на похороны двоюродной сестры. Попрошу Антона купить черный парик. Темные очки, косынка. Он ведь меня не узнал, так? Ну и другие не узнают.

– Не знаю, не знаю, – покачала головой мама. – Я-то ведь узнала.

– Ну, ты – мама, ты должна была узнать.

– А вдруг все-таки кто-нибудь еще узнает?

– Ну кто узнает, подумай сама! Вот она я, в гробу лежу. Кому в голову придет? К тому же двоюродные сестры часто так похожи бывают, больше, чем родные. Вон Ирка и Светка Черновы, – я напомнила про наших дачных соседок. – Их все за близняшек принимают.

– Так у них отцы – близнецы, – не сдавалась мама. – Давай-ка лучше Антона спросим.

Вот так. Понятно, кто у нас нынче авторитет?

– А ты куда идти-то собралась? – я перевела разговор на другу тему. – Ну, когда я… появилась.

– А… В церковь, – засмущалась мама. – Сорокоуст заказать. И отпевание.

– Временно отменяется.

– Все равно пойду, – решила мама. – Свечку поставлю Николаю-угоднику. Да и за Настю надо… Бедная девушка. Вот ведь не повезло!

Упоминание о церкви натолкнуло меняна мысль о Левке. Я дождалась, пока мама уйдет, и набрала его номер.

– Да? – сразу откликнулся Левка.

– Привет. Это я.

– Все в порядке?

– Да. Я сейчас в другом месте. Буду рядом – занесу ключи. Хорошо?

– Не торопись. Вдруг еще пригодятся.

Я заколебалась. Стоит ли говорить? Не думаю, что Левка смотрит по телевизору криминальные новости. Но мало ли.

– Лев, вот еще что… Со мной правда все в порядке. И если вдруг кто-то будет говорить, что… что это не так, ты не верь.

– Туманно выражаешься, – помолчав, сказал Левка. Похоже, сказанное мною ему не слишком понравилось. – Ну да ладно. Храни тебя Господь.

– Лизонька не хотела пышных похорон, – вздыхая снова и снова, говорила мама Славику.

– Она что, обсуждала с вами эту тему? – удивился мой кум. – Обычно это свойственно людям постарше.

– Вы вот не знаете, наверно, а несколько лет назад у нее обнаружили опухоль. Потом, правда, выяснилось, что она доброкачественная, но, пока ждали результаты анализов, Лиза очень переживала и много говорила о смерти.

Как мама любит все преувеличить! Во-первых, это был банальный жировик, во-вторых, не так уж я и переживала. Трудно поверить, что разросшийся прыщ – это рак. Я, наверно, и к врачу-то не пошла бы, если б мама не потащила за руку.

Гости уже почти все разошлись. Я тихо притаилась в уголке, стараясь быть как можно незаметнее. Только Антон сидел, пригорюнившись, Славик разговаривал с мамой, да пара бабушек-соседок собирали посуду.

– Чего сидишь, девка? – проворчала одна из них, наступая мне на ногу. – Давай помогай!

Знала бы ты, старая карга, подумала я, кого заставляешь тарелки таскать.

Антон, конечно, был против моего участия в собственных похоронах, но я сумела его уломать. Само мероприятие прошло довольно скромно. Нет, гроб был превыше всяческих похвал, страшно даже подумать, во сколько он обошелся Антону. Да и венки тоже. Но ни оркестра, ни черного катафалка не было. Может, если б я не объявилась, Антон все это и заказал бы, но при вновь открывшихся обстоятельствах решил, что и так сойдет. Чем оказался страшно недоволен Коробок.

«Ну как же вы так, Анна Петровна? – выговаривал он маме. – Лиза ведь мне не чужая. Я понимаю, вы скромно живете, на все денег не хватило. Надо было мне сказать, я бы все организовал самым лучшим образом».

Ракитский все это слышал, но скромно помалкивал. Мама оправдывалась, как могла, ссылаясь на мои пожелания о скромных похоронах, которых я никогда не высказывала.

Народу пришло не так уж и много. Я думала, будет больше. Погодиной в городе не было, наверно, все-таки уехала. Галка и Вероника просто не соизволили появиться, хотя мама им звонила. Зато личный состав БВС присутствовал полностью. Заплаканный Паша и хмурый Котик вместе с Ракитским и Славиком несли гроб. Витя вел под руку мою маму. Сзади, с большим венком, шли охранник Васька и Зоя Петровна. За ними, всхлипывая, брела Алена с нелепым черным шарфиком на голове. Я плелась в конце процессии с букетом гвоздик – чучело чучелом. Мамина черная юбка висела на мне мешком, даром что на резинке, черная старушачья кофточка вылезала из нее пузырем. День был пасмурным, пару раз начинал накрапывать дождь, поэтому мои темные очки смотрелись, мягко говоря, странно. Клочковатый черный парик топорщился из-под платка неряшливыми космами. Вот уж воистину – картинки с кладбища.

Антон держался молодцом, не переигрывал. В меру скорби, в меру скупой мужской слезы. А вот с мамой было неладно, особенно на поминках. На кладбище, рядом с гробом, она еще вела себя прилично, а вот дома расслабилась и несколько раз забылась настолько, что позволила себе улыбнуться.

– Ты все портишь! – прошипела я, улучив минутку. – Ты дочь только что похоронила, забыла?

– Ох, прости, прости! – спохватилась она, но так и не смогла должным образом сделать вид, что переживает трагедию. В лучшем случае, усталость от большого количества народу.

– Простите, вас как зовут? Света?

Я вздрогнула и оторвалась от груды посуды, сваленной в раковину – вот бы сюда Михрютку! Кстати, интересно, как он на весь этот цирк уродов отреагировал, вот бы узнать.

На пороге кухни стоял Коробок.

– Света, у меня к вам дело. Я могу на вас положиться?

Я молча кивнула.

– Вот, возьмите, – он сунул мне что-то в карман юбки. – Отдайте Анне Петровне. От меня она не возьмет.

– Да что вы, не надо, – попыталась отбиться я, но не вышло.

– Надо! – строго сказал Славик и ушел.

Я вытащила из кармана десять бумажек по сто долларов. Почему-то стало стыдно, да так, что запылали уши. Чтобы избавиться от этого, я стала вспоминать  кое-какие «забавные» разговоры, которые удалось подслушать.

Например, Зоя Петровна, мощно приняв на грудь, излагала Ваське свое мнение о том, что я была совершенно хреновым директором и что «теперь уж будет музыка не та, теперь у нас запляшут лес и горы». А мои приятельницы Ира и Маша пришли к соглашению, что «Лизка совсем пошла по рукам, вот кто-то из мужиков ее и грохнул». Запомним: Змею Особо Ядовитую уволить, а с Иркой и Машкой больше не общаться.

А в общем и целом, говорили обо мне хорошо, как и принято на похоронах.

Наконец все разошлись, только Антон так же меланхолично сидел за столом, постукивая пальцами по чашке. Я решила, что не буду отдавать Славкины деньги маме, верну, когда все будет позади.

– Ну как? – спросила мама тоном заговорщицы.

– Нормально. Только ты чуть все не испортила. Наверно, бабки теперь полгода будут полоскать тебя по всем углам: «Анька-то бесстыжая, дочь хоронила – ни слезинки не обронила».

– Оставь маму в покое! – заступился за нее Антон, пытаясь, наверно, заработать очки в качестве будущего зятя. – Представь лучше, как они будут полоскать тебя, когда выяснится, что тебя вовсе не убили.

Он достал сотовый и набрал номер.

– Валя? Привет, Ракитский беспокоит. Сможешь завтра выкроить часок?.. Важно. Очень важно. Пиши адрес.

Искоса поглядывая на меня, Антон продиктовал мамин адрес, отключился и распрощался.

– Надо было предложить ему остаться ночевать, – вздохнула мама.

– Где, на полу? – скептически поинтересовалась я, стаскивая противный парик, воняющий почему-то рыбьим жиром.

– Ну, я могла бы лечь на кухне, на диванчике.

– Ма!!! – взревела я.

                                                        17.

Мама деликатно удалилась на кухню, оставив нас с Антоном в комнате. С минуты на минуту должен был появиться следователь Стоцкий. Я нервничала и ни с того, ни с сего начала грызть ногти – идиотская привычка, которой за мной никогда не водилось.

В горячке последних дней убийство Брянцева не то чтобы совсем подзабылось – забудешь такое, как же! – но острота его как бы притупилась. И вот пришлось снова к этому вернуться.

Звонок в дверь. Я вскочила, вопросительно посмотрела на Антона, плюхнулась обратно в кресло. Он подмигнул мне: держись, мол.

Мама открыла, густой баритон поинтересовался, здесь ли Антон Ракитский. Через несколько секунд в комнату вошел и сам обладатель баритона. Он был высокий и полный, лет сорока пяти. Густые черные волосы припудрила седина, но как-то неровно, пятнами, словно он неудачно сделал мелирование. Тщательно выбритые щеки слегка отливали синевой – так часто бывает у брюнетов. Подбородок и линия щек, некогда, наверно, твердые и мужественные, под действием времени изрядно смягчились. Возможно, лет через десять они начнут свисать на воротник. Как там охарактеризовал его Антон? «Тормоз и зануда»? Пожалуй, что и да. Было в его облике что-то такое, бульдожье, то ли в глазах, то ли в складках у рта.

– Позволь представить, – кивнул в мою сторону Антон. – Елизавета Журавлева. Знакомое имя?

Стоцкий внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на Антона: продолжай, мол. Я-то ожидала удивления, недоверия, возмущения – чего угодно, но не этого спокойного ожидания. Может, он не понял?

– Как видишь, даму вовсе не убили.

– Вижу, – кивнул он. – Можно узнать, почему?

Я даже рот открыла от удивления. Ракитского вопрос тоже поставил в тупик.

– Что значит почему? – глупо спросила я.

– Почему вас не убили? То есть как получилось, что вы остались живы, в то время как все уверены, что вас похоронили?

– Рассказывать сначала? Или с конца?

– Как угодно.

Мне удалось изложить все довольно связно и даже без намека на истерику. Стоцкий внимательно слушал, изредка что-то переспрашивая, и делал какие-то пометки в блокноте. Когда я закончила, он задал совсем не тот вопрос, которого я ожидала:

– Скажите, Елизавета Андреевна, а почему вы подумали, что сказанная Полосовой фраза имеет отношение к убийству Брянцева? Ну, эта… – он заглянул в блокнот. – «Думаешь, никто не видел, как ты оттуда выходила?»

Я растерялась и молчала, не зная, что ответить.

– Валя, какая разница, почему она так подумала? – заступился за меня Антон, который тоже делал какие-то пометки в записной книжке. – Ведь в конце концов выяснилось, что это правда.

– Не скажи! – отрезал Стоцкий. – Даже если Чинарева там действительно была, именно эта фраза могла относиться к чему угодно другому.

– Не знаю, – буркнула я, разглядывая свои тапочки. – Подумала и все.

– Значит, говорите, Кабан? – Стоцкий задумчиво покусывал дужку очков, которыми пользовался для чтения и письма. – Точно Кабан?

– Да Кабан, Кабан! – я начала терять терпение. Похоже, этот Стоцкий – болван, похлеще Добролобова. Правильно, Антон сказал, тормоз и есть тормоз.

– Дело в том, что если это тот самый Кабан, о котором я думаю, все очень даже интересно. Он уже лет пять как в розыске, ни слуху ни духу. Поговаривали даже, что зарыли его в лесу под сосенкой. Ладно, пустим опера с фотографией по окрестностям. Может, видел кто. Я когда-то начинал его дело вести, пока  «город» не забрал.

– Слушай, а это не тот Кабан, который в 96-ом положил Вязникова? –оживился Антон? – Ну, свидетеля по делу «Экспомета»? Не слышал?

– Нет, – покачал головой Стоцкий.

– «Экспомет» этот самый обул зарубежных клиентов с поставками латуни. На хорошенькую сумму. Те цивилизованно, через фирму-посредника, подали в суд. «Экспомет» ссылался на какой-то там форс-мажор, но нашелся некий Вязников, сотрудник «Экспомета», который готов был представить документы, что имело место чистокровное мошенничество. Я тогда выступал адвокатом посредника. Накануне заседания, на котором Вязников должен был выступать, его пристрелили в подъезде. В лицо, между прочим. Прошел слушок про Кабана. А документы пропали. И «Экспомет» дело выиграл.

– Да, – согласился Стоцкий, – стрелять в лицо, с близкого расстояния – почерк именно Кабана. Одному Богу известно, почему он так делает.

– К тому же его видели у дома Вязникова. Но… доказательств никаких. Увы и ах.

– Стойте! – заорала я, вскакивая с кресла. – Ну конечно! Ведь Полосова говорила Чинаревой, что если ее вдруг арестуют, она все про нее расскажет, и про «Эвридику», и про «Экспомет». Я хотела выяснить, что это за «Экспомет» такой, но по причине своего покойницкого положения не смогла.

– Вот как? – Стоцкий уже не казался тормозом, совсем нет. – Хорошо, я узнаю все сам. А вам, Елизавета Андреевна, пока придется еще побыть покойницей.

– Долго?

– Боюсь, что да. Дело в том, что пока у нас нет оснований для задержания Чинаревой и Полосовой.

– Как?! – возмутилась я. – Вам что, мало того, что я рассказала? Вам мало того, что меня пытались убить?

– Он прав, Лиза, – остановил меня Антон. – К сожалению, это все слова. Мы тебе верим… – он на секунду запнулся. – Да, мы тебе верим, но этого, к сожалению, мало.

– Да, – поддержал его Стоцкий. – На основании этого мы даже вряд ли сможем получить санкцию на обыск. Да и что искать? Пистолет? Или сотовый Брянцева?

– Подождите! – не хотела сдаваться я. – Но ведь эта фраза: «Думаешь, никто не видел, как ты оттуда выходила?»… Если это действительно о том, мне кажется, я знаю, кого Полосова имела в виду.

– Инну Замшину? – догадался Стоцкий.

– Да. Бабка-соседка сказала мне, что Инна выходила из квартиры вечером, как раз перед новостями по телевизору. Это вполне могли быть новости по НТВ в семь вечера. И она могла видеть, как Чинарева выходит из квартиры Брянцева. А за деньги она вполне могла сказать об этом Полосовой. Постойте… – я изо всех сил напрягла память, пытаясь восстановить картину. – Кажется, действительно, когда я уже входила в квартиру, где-то, вверху или внизу, открылась дверь. Если так, то это ведь уже не только одни мои слова!

– Предположим, что это так, – согласился следователь. – Но вы ведь понимаете, что в этом случае Замшина вряд ли это подтвердит.

– Тем более, Лиза, ты ее так запугала, – добавил Антон.

– Ну что же мне тогда делать? – в отчаянье я так вмазала себе кулаком по больному колену, что запищала от боли.

– Пока ничего, – Стоцкий сложил очки и аккуратно устроил их в футляре.

– Но как же так? Я же ни в квартиру свою не могу вернуться, ни на работу. И вообще, из дому выйти спокойно не могу.

– Придется потерпеть, – он был по-прежнему невозмутим. – На вашем месте, Елизавета Андреевна, я бы предпочел сидеть взаперти, чем лежать в морговской морозилке.

– Пожизненно? – ехидно уточнила я.

– А кто вам предлагает оставаться здесь пожизненно? Поймите, Кабан ваш и так в розыске. Да и не в нем дело. А Чинаревой пока элементарно нечего предъявить. Смотрите, у нас сколько уже к ней претензий. Старые дела – раз. Убийство Брянцева – допустим! – два. Покушение на вас – три. И никаких хвостов. Только ваши утверждения и предположения. Их придется проверять, а это требует времени. Замечу, немало времени. Так что наберитесь терпения.

Когда Стоцкий ушел, я дала волю своей бессильной ярости. Антон с любопытством слушал мои вопли и ругань. Наконец я выдохлась, шлепнулась на диван и разрыдалась.

Все напрасно!

Антон сидел, глядя в пол, и словно решал что-то важное. Потом встал, подошел, присел передо мной на корточки, заглядывая в лицо.

– Послушай, Лиза…

Всхлипнув, я уткнулась лицом в его макушку, пахнущую то ли шампунем, то ли одеколоном.

– Что?

– Что бы ни случилось, я тебя не брошу. Ты мне нужна. Любая. Какая бы ты ни была. И что бы ни случилось, – еще раз повторил он.

Что-то дрогнуло во мне – в который уже раз, но я постаралась задавить эту дрожь.

– Что ты имеешь в виду? – голос сорвался, неприятно резанув слух.

Антон не ответил. В этот момент мама деликатно поцарапалась в дверь.

– Вы будете обедать? – спросила она, заглядывая в комнату.

Всего за три дня я дошла до того, что начала играть сама с собой в шашки. Мама, уступив моим настоятельным уговорам, поехала на дачу. «Кто же будет тебя кормить?» – сопротивлялась она. «Не волнуйтесь, Анна Петровна, я о ней позабочусь», – заверил Антон, и на этом дискуссия закончилась.

Антон убеждал перебраться к нему. Я уперлась рогом и осталась в маминой квартире. Почему, объяснить толком не смогла, потому что сама не знала. Антон, к моему великому удивлению, ни спорить, ни обижаться не стал. Вообще, что-то в нем изменилось, и меня это тревожило. Сначала я предположила, что дело в моем согласии выйти за него замуж. Потом – в том, что меня едва не убили. Но теперь мне начало казаться, что дело в чем-то совсем другом. Но вот в чем?

После маминого отъезда Антон оставался ночевать, утром уезжал на работу, раз двадцать звонил мне, интересуясь, как обстоят дела, а вечером возвращался. Соседям мы были представлены как родственники из провинции. Вернее, провинциальная родственница и ее питерский жених. Переломив себя, Ракитский закупал продукты и даже сам готовил. В довершение всего он упросил свою сестру Марину купить мне кое-какую одежку, запас белья и прочих дамских причиндалов.

Днем я бесцельно слонялась по квартире – непричесанная, в халате. Пыталась смотреть телевизор, слушать радио, перечитывать с детства знакомые книги. Но ничего не помогало. Мысли то ползли, спотыкаясь, то неслись  вскачь, но неизменно скользили по поверхности. Только теперь я по-настоящему поняла, что означает выражение «убить время». Каждая новая минута представлялась мне отрезком пути с сидящим на нем жадным монстром. Чтобы перебраться из одной минуты в другую, надо было сразиться с чудовищем и убить его. Я швыряла в них все, что только попадалось под руку: глупые телепрограммы, болтовню диджеев, надоевшие книги. Но их никак не становилось меньше. Неужели вся моя дальнейшая жизнь – это борьба со временем, борьба не на жизнь, а на смерть, думала я.

Вечера мы с Антоном проводили, как семейная пара со стажем – мирно и однообразно. Сначала за ужином, потом на диване перед телевизором. Словно по какому-то негласному уговору криминальную тему, равно как и наше совместное будущее мы старательно обходили стороной. Однако какая-то недосказанность стояла между нами.

Антон не знал, что на самом-то деле я любила Брянцева. Он вообще очень многого не знал обо мне. А если бы узнал, то по-прежнему хотел бы жениться на мне?

«Что бы ни случилось, я тебя не брошу», – сказал он. Так ли это на самом деле? Или только красивые слова?

Вот именно об этом сейчас и не хватало думать, одергивала я себя. Как будто мало других проблем. И все же, все же…

О любви, между прочим, не было сказано ни слова.

Раньше, в пору нашего короткого романа, меня это вполне устраивало. Чужая любовь, на которую не можешь ответить взаимностью, – иго и бремя. А я позволяла себе лишь легкую влюбленность. Ту самую, которая радость и праздник. Любовь же… Это слишком тяжелый труд. Тяжкий и долгий. И порою с горькими плодами. Она не для себя. И даже не для другого. Она самодостаточна. И только став такой, не раньше, даст покой и полноту жизни. А я не готова была к марафону. Я не хотела давать слишком много себя. Но и брать то, на что не могла ответить, тоже не могла. Не позволяла совесть.

Тогда с Ракитским все получилось просто. Не понадобилось объяснений, обошлось без сцен и упреков. «Как знаешь», – сказал он, и мы остались хорошими знакомыми, поддерживающими деловые отношения. Может быть, меня даже немного задело, что он так легко отнесся к нашему разрыву. Видимо, в его фразе о том, что сначала мы прогоним мужика, а потом удивляемся его отсутствию под балконом, есть определенная доля истины. Однако с тех пор прошло два с половиной года. У меня за это время сменился не один приятель, с некоторыми я его даже знакомила. Да и у самого Антона были женщины. И тут такой разворот в полете.

Значит, все было не так просто? И все это время он… Просто бульварный роман какой-то. Мыльная опера.

Но тогда, если следовать законам жанра, он должен был непременно объясниться мне в любви. Стоя на коленях и с пресловутым букетом в зубах. Если, конечно, не сделал мне предложение по какому-то хитрому расчету, что мне, честно говоря, представлялось полным абсурдом. Какой с меня расчет, а?

Я ничего не понимала и злилась. Задать же вопрос напрямую не позволяло самолюбие. Да и как? «Любишь ли ты меня, а если да, то почему не признаешься? А если нет, то какого черта хочешь на мне жениться?» Так, что ли? Кроме того меня удерживало от подобной акции еще одно обстоятельство. А именно, вполне резонный встречный вопрос. Вопрос, на который совершенно не готова была ответить.

На самом деле, я не знала, как отношусь к нему. Конечно, он уже не казался мне скучным живым манекеном, как раньше. И, положа руку на сердце, уйди он сейчас, откажись от меня – мне было бы очень больно. Даже до похода в «Эвридику» с голубыми раками, когда он не захотел выручать Котика и я послала его… в далекую страну, мне было без него грустно, чего там греха таить. Просто я старательно пыталась себя обмануть. И доказывала себе, что это не так и что он мне сто лет не нужен. Да и события шли так плотно, что голова моя была забита по большей части совсем другим.

К вечеру третьего дня моего добровольного заточения объявился Стоцкий. Он позвонил и попросил разрешения приехать. Как будто я могла не разрешить!

Он приехал вместе с Антоном, я предложила поужинать, но Стоцкий, смешно смущаясь, отказался. Тогда я сварила кофе, и мы устроились на кухне, причем грузный следователь пролез в щель между столом и холодильником с большим трудом.

– Ну? – не выдержала я: Стоцкий пил кофе неторопливо, щурясь от удовольствия.

– Во-первых, Елизавета Андреевна, Инна Замшина, как я и предполагал, наотрез отказалась подтвердить, что 16 июня видела Чинареву, – начал он обстоятельно, с эпическими интонациями. – Она вообще отрицает, что выходила вечером из квартиры. Говорит, что соседка ошиблась, что у нее, у соседки, вообще маразм. Во-вторых, Кабана никто у вашего дома не видел. В-третьих, проверили все звонки Чинаревой с мобильного телефона в день покушения на вас. Примерно в то время, которое вы указали, был звонок на мобильный телефон некого Леонида Гобермана, студента Политехнического. Думаю, не надо говорить, что сотового телефона у него нет и никогда не было. И что не так давно он потерял паспорт.

– Короче, все мимо, – вздохнула я.

– Ну, не совсем, – улыбнулся Стоцкий.

– Это он тебя так дразнит, – объяснил Антон. – Ты бы знала, как он доводит оперов!

– Насчет связи Чинаревой с «Эвридикой», – невозмутимо продолжал Стоцкий, нисколько не реагируя на подначки, – точно ничего установить пока не удалось. Нет, потерпевшие по ее фотографии опознали гендиректора, некую Ольгу Григорьевну Галактионову. Но внешнее сходство, – как вы понимаете, это слишком мало. А никаких других доказательств, что Чинарева и есть Галактионова, тоже пока нет. А вот что касается «Экспомета»… Наверно, вы удивитесь, но так раньше называлась фирма «Верэкс». Еще до того, как Вера Чинарева стала ее генеральным директором.

– Нечто в этом роде я и подозревала, – буркнула я, уткнувшись в чашку. – Поэтому нисколько не удивляюсь. У меня даже есть некоторые соображения по поводу того, как Чинарева оказалась в этой лавочке.

– Ну-ка, ну-ка? – оживился Стоцкий.

– Судя по тому, что Брянцев хотел добыть на Веру компромат и что он так жаждал попасть в отдел акционирования, фишка где-то там. Подозреваю, что на захапанные «Эвридикой» денежки она скупила там и сям акции «Экспомета», причем в количестве, позволяющем принимать участие в работе совета директоров. А потом каким-то образом подмяла его под себя. И переименовала фирму. Так?

– В общем и целом – да, – кивнул Стоцкий. – Конечно, по поводу происхождения денег говорить сложно, но Чинарева действительно скупила акции. Очень небольшими партиями, через посредников. Дело в том, что изначально «Экспомет» был закрытым акционерным обществом, и акции его в широкую продажу не поступали. Однако сами владельцы могли продавать их кому угодно, это не возбранялось. Вот Чинарева их и сгребла. Только с переименованием вы ошиблись. У Чинаревой была небольшая торгово-закупочная компания. По имени «Верэкс». Продукты, игрушки, дамское бельишко и прочая дребедень. И вдруг в одни прекрасный день выясняется, что 51 процент акций солидной фирмы, которая некогда была частью крупного московского холдинга, а потом обрела самостийность, так вот, выясняется, что 51 процент ее акций принадлежит торговцам трусами. Представляете?

– Но как такое могло случиться? – не поверил Антон. – Обычно такие компании очень строго следят за тем, чтобы проданные акции не кучковались в одних руках. И тем более, чтобы не расползся контрольный пакет.

– А вот тут выползла еще одна хитрая петрушка. Мы, кстати, напустили на Чинареву «экономистов», пусть посмотрят, что к чему. Так вот, во-первых, контрольный пакет держали два человека. 26 процентов было у генерального директора Николая Травникова и 25 – у его жены Галины.

– Подождите! Вы сказали Николай Травников? – от неожиданности я глупо захихикала. – Но ведь это же ее двоюродный брат. Ну, Чинаревой. Если, конечно, не однофамилец.

– Именно так. Двоюродный брат. Можно даже сказать, кузен. У них когда-то давно произошла какая-то семейная ссора…

– Ага! Верочка оклеветала его перед теткой, его матерью, и та лишила сына наследства, – перебила я, как плохо воспитанный отличник, пытающийся во что бы то ни стало продемонстрировать свои знания.

– Так. Это вы знаете. А знаете ли, что Травников после этого случая Чинареву избил? Да так, что впоследствии ей пришлось делать пластическую операцию – исправлять сломанный нос.

– Нет, – удивилась я. Вот это прокол!

– Ничего удивительного. Чинарева это не афишировала. И операцию делала в полулегальной клинике, у которой не было лицензии на подобного рода деятельность.

– Так она что, решила братцу отомстить? – вдруг сообразила я. – Иначе к чему такие навороты?

– Вполне вероятно, – согласился Стоцкий и налил себе еще кофе. – Но слушайте дальше.

Впрочем, что было дальше, мы узнали далеко не сразу. Стоцкий долго клал в чашку сахар, долго размешивал его, звеня ложечкой, и долго смаковал первый глоток. Я скосила глаза на Антона, тот слегка пожал плечами: мол, я тебя предупреждал.

– Ну вот, – следователь наконец закончил свою рекламную паузу. – Как я уже сказал, контрольный пакет был в семейных лапах Травниковых, поэтому никто ни о чем не беспокоился, тем более остальные держатели были мелкие, максимум семь – восемь процентов. Чинарева ведь скупала акции через подставных лиц. А потом приключился следующий забавный эпизод.

И Стоцкий рассказал нам вот что.

Травников, имеющий заслуженное уголовное прошлое, как и многие другие его коллеги по цеху, со временем стал вполне добропорядочным гражданином, имеющим относительно легальный бизнес. Однако он сильно отличался от прочих тем, что являлся образцовым семьянином. Жену Травников обожал и где-то даже побаивался, поскольку дамочка она была нрава крутого и правил более чем строгих, к тому же, как говаривал Остап Бендер, из обидчивой фамилии. И вот однажды Травников в гостях сильно напивается и утром обнаруживает себя в постели с незнакомой дамой. А надо сказать, что пил он очень умеренно и мозги никогда не терял, поэтому вполне справедливо предположил, что выпил нечто левое или паленое. А через несколько дней окончательно в этом убедился, поскольку супруга его получила заказным письмом пачку забавных снимков в стиле «ню». Как он ни изворачивался, супруга собрала чемодан и подала на развод. И в отместку продала свой пакет акций «Экспомета». Причем, очень выгодно.

– Чинаревой? – уточнила я.

– Ну, не самой Чинаревой, конечно. Но факт, что очень скоро Чинарева появляется в «Экспомете» и машет перед носом братца бумажкой, удостоверяющей ее право собственности на 51 процент акций компании.

– И Травников не убил ее на месте? – удивился Антон.

– Как ни странно, нет. Хотя, по идее, должен был. Потому что трудно было не догадаться, откуда ноги растут и кто все эти веселые горки устроил. Видимо, было еще нечто, чего мы не знаем, поскольку Травников безропотно собрал вещички и освободил кабинет. Дело в том, что по уставу компании, генеральным директором однозначно является владелец контрольного пакета или его представитель, а объем контрольного пакета определяется простым большинством.

– Глупость какая! – фыркнул Антон. – И кто это ему такой бред присоветовал? Перебить 26 процентов – это как здрасьте!

– Не скажи! – возразил Стоцкий. – Ты забыл про 25 процентов его жены. Если бы вдруг что случилось экстраординарное, они просто объединили бы свои активы, вот и все, 51 процент, а это уже не перешибешь, как ни старайся.

– Все равно бред!

– Не спорю, – кивнул Стоцкий. – Только дело в том, что юрист фирмы – давний знакомый Чинаревой. Как вам это?

– Концептуально. И что было дальше?

– Да ничего особенного. Чинарева слила свой «Верэкс» с «Экспометом» и стала жить-поживать, добра наживать. А Травников через полгода умер от инфаркта.

– Как?! – возмутилась я. – Как от инфаркта? Его не убили в подъезде выстрелом в лицо?

– Намекаете на Кабана? – уточнил Стоцкий. – К сожалению, нет. Стопроцентный инфаркт.

– Мне непонятны две вещи, – не хотел сдаваться Антон. – Почему новая компания вдруг стала «Верэксом», а не наоборот? Ведь у «Экспомета» были уже налаженные связи, клиенты, репутация. А тут какой-то кооператив закупочный, никому не известный.

– Вот именно из-за репутации. Она у «Экспомета» была подмоченная, прекрасно знаешь. А тут – чистый лист, невинный младенец. Но с богатым наследством.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю