Текст книги "Бюро волшебных случайностей"

Автор книги: Матвей Крокодилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Обо всем этом она рассказала мне сама.

Я пришла к ней неприлично рано – всего в половине первого дня. Люба Зеленовская имела довольно странную профессию – ресторанный критик. По заказу всевозможных глянцевых журналов она ходила по ресторанам – разумеется, за счет этих самых журналов – и делала общепиту паблисити. И далеко не всегда со знаком плюс. Ее знали и боялись. Стоило Любе появиться в ресторане, весь штат, начиная с директора и кончая судомойками, сперва становился по стойке смирно, а потом, отмерев, начинал шевелиться с удвоенной скоростью, лишь бы угодить опасной гостье. За глаза ее звали Жук-вонючка: пассажи, которые Люба выдавала на гора, если ей что-то не нравилось, способны были отбить аппетит даже у самого небрезгливого. Люба о прозвище знала и даже им гордилась.

Так вот, проведя в очередном ресторане время часов до трех ночи, днем Люба обычно отсыпалась, а вечером, если не готовилась к следующему походу, садилась за компьютер ваять свою нетленку. Поэтому я застала ее в постели.

– Проходи! – кивнула она, открыв мне дверь. Меня удивило, что она даже не поинтересовалась, кто я.

Люба, не оглядываясь, шла по длинному коридору, сверкая из-под короткого голубого кимоно своими умопомрачительными ногами. Я не могу сказать, что у меня плохая фигура, все вполне пропорционально, но вот длинные ноги всегда были моей сумасшедшей мечтой и предметом зависти. Тем более такие ноги, гораздо больше метра длиной.

Резким жестом бросив на постель покрывало, Люба расположилась поверх него. Стоя в дверях, я по-прежнему таращилась на ее ноги. Она удивленно приподняла брови. Испугавшись, что она поймет меня неправильно, я срочно отвела взгляд, исподтишка продолжая разглядывать ее.

Была в пору моей ранней молодости такая популярная певица, Бони Тайлер, с хриплым низким голосом, копной белокурых волос и темными глазами. Люба была на нее похожа. И даже голос. Правда, он мог быть хриплым и со сна.

– Ну? – наконец снизошла она, зевнув и потерев глаза. – Чего встала? Проходи, садись. Сколько можно ждать?

Кажется, она приняла меня за кого-то другого.

Я вошла в комнату, отделанную в голубовато-зеленоватых тонах, и присела на краешек необъятного кресла, небрежно покрытого мохнатым пледом цвета морской воды. Прежде, чем я успела открыть рот, Люба капризно махнула рукой:

– Дай-ка закурить!

– Я не курю.

Ситуация складывалась глупая. Почему-то мне никак не удавалось начать. Эта дама действовала на меня гипнотизирующе.

– Да вот же, на тумбочке. И зажигалка.

Самым интересным было то, что тумбочка находилась прямо у нее под рукой. Мне же надо было встать и пересечь всю комнату.

– Что еще за дерьмохреналин в буханках? Тебе что, не сказали? – поразившись моему промедлению, Люба сама взяла сигареты, чиркнула зажигалкой и затянулась. – Тебе должны были сказать, что ты обязана исполнять все мои прихоти. За это и плачу. Значит так. Сейчас идешь в ванную, моешься и переодеваешься. Костюмчик висит на крючке. Плетку в зубы и ползешь сюда на брюхе.

Вот тут-то наконец мне все стало ясно. Жук-вонючка играет в садо-мазохистские игры с лесбиянским уклоном. И где-то заказывает девочек. Ну, я тебе покажу плетку!

Подобострастно кивнув, я вышла и заглянула в ванную колера молочного поросенка. На крючке висели какие-то черные лоскутки общей площадью в квадратный сантиметр и роскошная плетка-семихвостка с узелками на концах. Достаточно такой один разок стегнуть, и неделю будешь синяки в бане отпаривать. Интересно, как она предпочитает – бить или быть битой? Судя по ее поведению, первое. Ничего, сейчас проверим. Как говорит Ракитский, битие определяет сознание.

Переодеваться я, разумеется, не стала, а плетку взяла.

Люба лежала на шелковом покрывале в чем мать родила, закинув руки за голову и закрыв глаза. Рот ее был приоткрыт. Интересно, что она там представляет такое интересное? Вот черт, везет мне что-то в последнее время на паскудных баб. Не к добру…

Я ступала тихо, толстый бирюзовый ковер заглушал шаги. Подойдя к кровати, со всего маху хватила ее плеткой по бедру. Люба взвизгнула и подскочила чуть ли не до потолка. На атласной коже вздулась багровая полоса.

– Ты что, сдурела, идиотка? – заорала она.

– А ну сядь и заткнись! И накинь что-нибудь! – я швырнула ей в лицо халат. – Уголовный розыск, капитан Иванова.

Корочки нашего БВС по цвету один к одному как милицейские. Я махнула удостоверением издали, рассчитывая на то, что в такой ситуации она вряд ли потребует показать его поближе. Люба и не потребовала. Она судорожно запахнулась в халат и села, нахохлившись и поджав под себя ноги.

– Можно позвонить адвокату? – робко поинтересовалась она.

– Успеется. Я не арестовывать тебя пришла, а просто побеседовать. Без протокола.

– Про… это?

– Если под «этим» ты подразумеваешь свои сексуальные игрища, то нет. Не по моей части. Хотя, конечно…

– Пожалуйста… – взмолилась Люба. – Если хотите…

Я поморщилась. Вот только этого еще не хватало!

– Нет уж, спасибо! Лучше расскажи мне про твои взаимоотношения с Владимиром Брянцевым.

Люба взвилась, как тугая пружина.

– Этот… этот!.. – шипела она, брызгая слюной. – Да из-за этого козла!.. Все из-за него!

– Ты хочешь сказать, что из-за Брянцева поменяла свою сексуальную ориентацию? – хмыкнула я. – Ведь раньше-то ты очень активно пользовалась мужчинами. Даже замужем, кажется, была.

– Была. Вот только эта гнида усатая…

– Люба, успокойся, сделай одолжение. Очень много эмоций.

Закурив, она начала рассказывать. О скучной семейной жизни и о милом, обаятельном Вове Брянцеве, в которого влюбилась до полной потери головы. Любовь, как известно, зла, а козлы этим вовсю пользуются. И о том, как Вова ее бросил. Она сдуру начала ему угрожать – мол, пожалуется мужу. Тогда Вова сделал первый ход: нажаловался мужу сам. Люба пыталась Вову убить, но не вышло. Муж ее от суда отмазал, заставил как-то Брянцева заявление забрать, но все равно от нее ушел. Тогда Люба пыталась покончить с собой, наглоталась таблеток, но опять же неудачно – откачали. И заперли в психушку. Там она познакомилась с некой Полиной, которая объяснила, что все мужики – сволочи, и что можно вполне обходиться без них…

– Ладно, все понятно, – перебила я, поскольку рассуждения на эту тему мне не нравятся. – Это было, если я поняла правильно, пять лет назад. И с тех пор вы с Брянцевым не встречались?

– Нет, конечно! – лицо Любы пошло красными пятнами, пальцы, сжимающие сигарету, мелко дрожали. – Я что, похожа на сумасшедшую?

Я пожала плечами. Как сказать, как сказать…

– Ты знаешь о нем что-нибудь?

– И знать не хочу!

– Тем не менее, придется узнать. Брянцева убили. Две недели назад.

– Кто?! – Люба так и подскочила. Наверно, похожим образом отреагировал бы школьник среднего школьного возраста, узнав, что некто поджег его альма-матер.

– Самим любопытно. Можно поинтересоваться, где ты была вечером 16 июня?

– Вы думаете, это я? – то ли удивилась, то ли огорчилась Люба.

– А почему бы и нет?

– Очень надо! – фыркнула она.

– Судя по тому, как ты отреагировала на мой вопрос о нем…

– Да нет, что вы. Я уже один раз пыталась, хватит. А 16-го дома была весь день. Никуда не ходила. Сожрала накануне какую-то дрянь в китайском ресторане и сутки умирала. Ох, и написала я на них рецензию, страшно вспомнить!

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Что, рецензию или что дома была? Нет, конечно. Блевать я предпочитаю в одиночку.

– Может, врача вызывала?

– Нет. Не в первый раз. Марганцовка, активированный уголь, чай с сухарями. Издержки профессии.

Мое внимание привлекла какая-то яркая бумажка, краешек которой выглядывал из-под настольной лампы. Я потянула за него и вытащила обрывок рекламной листовки. «“Верэ… аш сай… терне…», – гласили замысловатые буквочки. Разумеется, это можно было перевести как «“Верэкс”. Наш сайт в интернете…».

– Значит, говорите, больше с Брянцевым не виделись? – как бы между делом поинтересовалась я, внимательно разглядывая обрывок.

Люба покраснела.

– Ладно, – выдавила она нехотя. – Чего уж теперь. Виделись мы с ним разок. Где-то в конце мая. Он вдруг заявился, ни с того ни с сего. И говорит: так мол и так, знаю про тебя кое-что. За маленькую денежку готов знать молча. Показал кое-какие снимочки. Они как раз в эту бумаженцию завернуты были.

– И что?

– Да ничего! – фыркнула Люба. – Раскатал губу трамплином. Фотки порвала, а его выгнала. Напугал тоже ежа голым… этим самым. В моих кругах это не компромат, а реклама.

– Что же вы так меня испугались?

– Не знаю, – Люба зябко передернула плечами. – Наверно, от неожиданности.

Пообещав Зеленовской, что, возможно, ее придется побеспокоить еще раз, я поехала в стоматологическую клинику «Дента», где работала Тамара Котова. Клиника располагалась в той части Суворовского проспекта, что побогаче, ближе к Смольному. Мраморное крылечко и активно-синяя плитка – это снаружи. А внутри – зеленый ковролин, изобилие пальм в горшках и абстрактная живопись на стенах.

– Чем могу вам помочь? – заученно улыбнулась сидящая за стойкой регистратуры брюнетка в бежевом костюме с огромным бэджиком «Администратор Нина». Я подумала, что администратор с такими кривыми зубами не самая лучшая реклама стоматологической клинике.

– Мне нужна Тамара Котова, – продемонстрировала я свои зубы, не в пример лучше.

– Вы записаны?

– Нет, я не на прием.

Администратор Нина посмотрела на меня с сомнением и сняла телефонную трубку.

– Тамара Петровна? – прокурлыкала она. – К вам тут пришли.

Прикрыв трубку рукой, Нина спросила, как меня отрекомендовать.

– Скажите, что по поводу Брянцева, – ответила я, продолжая хвастаться идеальным прикусом и белизной зубов.

Не успела Нина положить трубку, как ближайшая к регистратуре дверь с грохотом распахнулась и в коридор вылетела высокая кудрявая шатенка в медицинской пижамке. Даже если учесть, что белый цвет полнит, Тамара все равно выглядела болезненно тощей.

Она повертела головой и уперлась взглядом в меня.

– Вы? Ну, вы меня спрашивали?

Я кивнула.

– Пойдемте.

Без лишних слов, Тамара вцепилась мне в локоть и потащила по коридору. В конце находилась скромная белая дверь без опознавательных знаков. За ней оказался крохотный чуланчик без окна. В нем помещалась кушетка, кресло и столик с чашками и электрическим чайником. Котова мешком плюхнулась на кушетку, кивнув мне на кресло.

– Это он вас ко мне послал? – противно щелкая суставами пальцев и тараща на меня маленькие водянисто-серые глазки, спросила она. – Так вот, скажите ему…

– Брянцева убили, – перебила я. – Две недели назад.

– Вот ка-ак… – протянула Тамара и сразу словно сникла. – И кто же?

– Не представляю.

– Вы из милиции?

Соблазн повторить фокус с удостоверением был, безусловно, велик, но я не рискнула. А если бы Котова не удовлетворилась взмахом издали красными корочками и попросила посмотреть?

– Я из частного детективного агентства.

– И чем я могу помочь? – она продолжала хрустеть пальцами, от чего мне вдруг захотелось запустить в нее чайником.

– Чем-нибудь.

– Надеюсь, у вас нет с собой диктофона? Впрочем, магнитофонная запись не является доказательством для суда. Я понимаю, то, что я вам скажу, не в мою пользу, но вы ведь все равно узнаете. Так что лучше я сама. Дело в том, что Брянцев меня шантажировал.

Господи, неужели этот паук ни с кем не мог расстаться по-человечески?! Теперь понимаю, откуда такие дорогие костюмы при более чем скромной должности.

– Чем, если не секрет?

– Ну… Шесть лет назад у меня были кое-какие проблемы. С наркотиками. Отец умирал от рака и… Я брала из аптеки и попалась, – Котова говорила через силу, кусая губы. – В общем, дело заводить не стали, просто уволили. Но если бы это выплыло сейчас… Сейчас, знаете ли, для стоматолога не так-то просто найти хорошую работу, тем более без рекомендации.

– А как Брянцев узнал об этом?

– Не представляю. Мой бывший начальник обещал никому не рассказывать. К тому же он уже умер.

– Он, Брянцев, я имею в виду, требовал у вас денег?

– А что же он еще мог требовать? – криво усмехнулась Тамара. – Четыреста долларов ежемесячно. Я, конечно, нормально зарабатываю, но это все-таки для меня немало. Если учесть маму-инвалида и сестру, которая не работает и воспитывает ребенка без мужа. Черт! – она с силой стукнула себя кулаком по колену и поморщилась от боли. – Вроде, радоваться надо, избавилась, но если меня начнут подозревать? Когда, вы говорите, его убили?

– Вечером 16 июня.

– 16-ого? Это был понедельник? Ну вот, замечательно! Я была дома. Одна. У меня была смена с утра, пришла домой часа в два и больше никуда не выходила.

– А мама, сестра?

– Они на даче.

– А как вы с ним познакомились?

– Как? Обычно. Он пришел зубы лечить. Раз пришел, два пришел, цветочек принес, в кафе пригласил. Много ли бабе в тридцать шесть лет надо?

Я подумала, что мне подобного даже через год будет маловато. Видимо, это было написано у меня на лице, потому что Тамара глубоко и шумно вздохнула:

– Вам этого не понять. А я, как дура, в восемнадцать замуж выскочила, а в двадцать развелась. И все, привет. С такой внешностью…

Ничего такого особо страшного я в ее внешности не находила, скорее всего обычный комплекс неполноценности. Ну, худая, ну высокая. Так многие об этом только и мечтают. Любая одежда сидит, как влитая. Это я вечно не могу ничего купить толком, все подгонять приходится. В профиль Тамара немного была похожа на лошадку, но все равно, видела бы она Инну Замшину! Похоже, Вовка был всеяден.

Я не стала утешать Тамару тем, что вообще ни разу не была замужем, и тем более не стала говорить, что тоже имею к Вове Брянцеву некоторое отношение. Хотя интересно, что бы она на это сказала?

Администратор Нина сидела за стойкой и разговаривала по телефону. Похоже, ее улыбка включалась автоматически как реакция на клиента, неважно – реального или потенциального, видимого или невидимого. Она перечисляла оказываемые клиникой услуги и цены на них, улыбаясь так широко, что это пагубно сказывалось на дикции. Во всяком случае, на том конце провода ее плохо понимали, и ей приходилось повторять одно и то же по несколько раз.

Уже взявшись за ручку двери, я вдруг передумала. Раз уж попала сюда, почему бы не воспользоваться случаем и не проверить зубы? Над стойкой висел яркий рекламный плакат, исполненный         на цветном принтере. Он сулил десятипроцентную скидку на компьютерное обследование зубов каждому, кто пожелает пройти его на этой неделе и заплатит наличными.

Вывалив на стойку несколько сотенных бумажек, я получила оранжевый талончик и отправилась в кабинет с табличкой «Компьютер». Маленькая толстуха в такой же, как у Тамары, белой пижамке встретила меня приветливо, усадила в голубое кресло и защелкала какими-то кнопками на пульте. Во рту у меня оказалась гладкая толстая трубка.

– Да у вас все в порядке, – с явным разочарованием заключила толстуха (судя по бэджу, Ирина Витальевна), когда обследование было окончено. – Роскошные зубищи. Аж завидно. Ни одной дырки, ни одной пломбы и даже ни намека на кариес. Лет вам… тридцать пять, – она взглянула в карточку. – Рожали?

– Нет, – виновато призналась я.

– А-а-а! – восторжествовала врачиха. – Тогда ясно. За детей приходится расплачиваться зубами. У меня вот до тридцати тоже зубы были отличные, а как родила – и привет, один за другим посыпались.

Мне захотелось возразить, что надо было побольше есть молочных продуктов, но я сдержалась: мало ли какие у нее были возможности. А тетка все никак меня не отпускала. В дверь никто не ломился, а ей, похоже, хотелось поболтать. Ну что же, почему бы и нет?

– Знаете, хотела вот к Котовой пойти, подруга рекомендовала, а тут увидела ваше объявление. Дай, думаю, посмотрю, что это за диагностика такая компьютерная… – тут я подвесила паузу, давая Ирине Витальевне карт-бланш на развитие разговора. Это отлично сработало с соседкой Инны Замшиной, может, и сейчас повезет?

И правда повезло.

– К Котовой? – презрительно скривилась Ирина, при этом ее двойной подбородок стал похож на крупную наждачную бумагу. – Ваше счастье, что передумали. У нее постоянных клиентов вообще нет. Придут от балды, попадут к ней, а потом записываются к другим врачам.

– Что, так плохо лечит?

– Ой! – Ирина махнула рукой. – Пломбы вываливаются, корни остаются. Просто кошмар. Главный ее давно уволил бы, да жалеет – у нее вся семья на шее сидит. Я так думаю, Тома не столько работает, сколько пытается мужика подцепить. Честное слово, Нине, администраторше, постоянно подарочки делает, чтобы та первичных мужиков к ней отправляла. Только что толку, зубы-то она все равно им лечит плохо. Они и сбегают.

Неприязнь из нее так и сочилась. Я взглянула на ее правую руку – кольца не было. Понятно. Видимо, соревнуются, кто больше сделает Нине подарочков. Вот только условия неравные. Компьютерная диагностика не в пример дороже обычного осмотра.

– Я ее видела в коридоре, – закинула я еще одну удочку. – И засомневалась, стоит ли к ней идти. Какая-то она… странная.

– Не то слово! – затрясла своими подбородками Ирина. – Честно говоря, у нас ее не слишком любят. Хитрая слишком. Себе на уме. Один врач с ней поссорился, так она такие интриги плела. Подставила его в конце концов. Понимаете, – она нагнулась ко мне, обдав запахом приторных цветочных духов, и зашептала, словно кто-то мог подслушать, – у нас строго запрещено брать деньги напрямую, не через кассу. Но все равно все берут. В счет пишут какую-то ерундовую манипуляцию, копеечную, а основную сумму берут из рук в руки. Главное, чтобы не обнаружили недостачу или наоборот, сэкономленные материалы. Если поймают, то уволят. Вот Тамарка на Алексея и настучала. Сделали ему внеплановый учет, все и всплыло. По счетам расход должен быть один, а фактически – совсем другой. Либо продал, либо халтурил. И то и другое – просто журнал «Крокодил». Вот и вылетел мужик без выходного пособия. Жалко. Так что с ней связываться – себе дороже. А все сироту из себя корчит.

Подумав, я достала еще один чистый лист бумаги и записала на него две фамилии: Зеленовская и Котова.

                                                    9.

Всю ночь Михрютка не давал мне уснуть. Из кухни доносилось топотанье, шебуршанье, из крана текла вода, бренчала посуда. Хлопнула дверца холодильника.

Я наивно обрадовалась, что наконец-то мой жилец перестал на меня дуться и взялся за ум. Все это время, с тех пор, как я вернулась из своего суточного заключения, он где-то прятался и не показывался на глаза. Посуду, правда, мыл – это, можно сказать, была его арендная плата за проживание, тем более сама я посуду мыть страшно не люблю, – но мыл кое-как. И даже свои любимые ананасы не ел. Я и покупать перестала.

Прожив несколько дней у мамы, я немного успокоилась. Над ужасом наконец возобладала мысль: так тебе, Вова, и надо, сам виноват. Не буду уточнять, насколько это высоконравственная мысль – или наоборот. И так ясно. Но, во всяком случае, она позволила мне вернуться домой и не изводить себя кровавым видением. Нет, думать об этом я, разумеется, не перестала, но спала уже без снотворного.

Однако всю эту ночь я провертелась с боку на бок. Хотела даже выйти и посмотреть, что там за пир во время чумы, но вряд ли это дало бы какой-нибудь результат. Едва дождавшись утра, отправилась на кухню и ахнула. Одному Мамаю такое явно было бы не по зубам. Похоже, здесь прошли все татаро-монгольские завоеватели разом.

Все, что только можно было разбросать, было разбросано. Занавеска висела на двух крючках. Посуда по-прежнему громоздилась в раковине Монбланом, зато на полу разливалось море: вода тонкой струйкой текла на тарелки и водопадом переливалась через край раковины. Подойдя к открытому настежь холодильнику, я влезла босой ногой в месиво из разбитых яиц.

– Ёрш твою медь! – заорала я, хватаясь за дверцу холодильника, чтобы не упасть. – Ты чего, парень, совсем рехнулся? Что ты тут натворил?

– Захотел и натворил, – глухо донеслось откуда-то из-за буфета. – Не твое дело.

– Как это не мое дело?! Живешь тут, как червяк в яблоке, на всем готовом и еще выделываешься?

– Я тут жил до тебя. И буду жить, когда тебя посадят лет на десять. Я в тебе разочаровался.

– Что ты несешь, чертово отродье? – Много бы я дала, чтобы он выглянул и я смогла в него чем-нибудь запустить. – С какой такой радости меня посадят?

Михрютка хрюкнул и ничего не ответил.

Проклятье!

Засучив рукава халата, я схватилась за тряпку. Понадобилось не меньше часа, чтобы привести кухню в относительный порядок. И ведь не выгонишь же паразита! Пробовала уже.

В БВС я приехала в самом отвратительном настроении. Алена, которая обычно остро чувствовала мои перепады, не успела спрятаться и получила головомойку за то, что забыла купить кофе и не напомнила нерадивым клиентам о сроках оплаты.

Немного успокоившись и выпив чаю, я решила заняться Вовкиными женами. Для начала – Натальей Полосовой.

Наталья владела солидным фитнес-клубом с безупречной, на первый взгляд, репутацией. Это был свадебный подарок папы Гёрдера, пожилого германского бизнесмена. Жила семейка на два дома, то в Питере, то в Мюнхене. Но в последнее время Наталья предпочитала отправлять Гёрдера в Германию одного и жить в свое удовольствие. Ее дети, сын от военврача и дочь от Брянцева, учились в Мюнхене, так что удовольствию этому не мешало ничего, кроме наездов – в прямом и переносном смыслах – законного супруга.

Паше удалось выяснить, что клуб «Натали» давно заинтересовал правоохранительные органы. Вот уже полгода как порнорынок наводнили фильмы, снятые в совершенно нестандартной манере, которую эксперты определили как «элегантная мерзость». Все было действительно очень тонко, изысканно и при этом невероятно цинично. Ангельски красивые юноши, девушки, дети, собачки, завораживающая музыка, изысканные интерьеры – и самый разнузданный разврат, изобретательность которого заставляла смущенно хмыкать даже видавших виды экспертов.

Вот интерьеры-то и заинтересовали милицейские подразделения, которые борются с распространением порнопродукции. Кто-то вспомнил, что подобные небесно-голубые стены с рельефными птицами и золоченую лепнину видел в дорогом фитнес-клубе. Но когда в этот самый клуб наведались на предмет детального осмотра, оперов встретили свежеокрашенные зеленые стены и новенькие натяжные потолки. И, разумеется, никаких следов Голливуда. Поди докажи!

Я подумала, что раз такое дело, в милицейской базе данных должны быть хоть какие-нибудь сведения о Полосовой. Наш компьютерный гений Ваня Котик уже не раз эту самую базу «хакал», когда возникала такая необходимость. По его словам, сделать это – все равно что с моста пописать. С базой ФСБ гораздо сложнее, ее «держат» крепко, но он туда и не суется.

– Алена! – рявкнула я в селектор. – Вызвони мне Котика.

По штату у нас семь человек – чудовищно много. Но все нужны. Разве что я не очень, так не уволишь же себя. Паша пришел пятым, и я зареклась брать кого-то еще, но все же пришлось обзавестись охранником. Впрочем, Васька мастер на все руки: и сторож, и завхоз, и даже, по необходимости, шофер. Котик же появился у нас, можно сказать, случайно. Полетел компьютер, Витя полистал свою пухлую записную книжку и нашел нужный телефон. На следующий день пришел застенчивый молодой человек в очках, похожий на старшеклассника, с потрепанным вишневым кейсом. Пришел – и остался. В конторе он, правда, не сидел, но появлялся по первому же зову, числился в ведомости и получал зарплату, которую честно отрабатывал. Стоило ему сесть к компьютеру, и он тут же сливался с ним в некое мифическое существо, наподобие кентавра. Или нет, не кентавра, а, скорее, русалки, которая еще ни разу не вынырнула из информационного океана без добычи. Кроме того, у Вани было неоценимое качество: он был молчалив, как сейф, и даже в случае крайней нужды обходился минимумом речевой активности. В закрытый рот, как он выражался, муха не влетит.

– Лиза, – ожил селектор, – у Ваньки телефон недоступен. А дома никто не подходит.

Это было на Котика не похоже. Он никогда не выключал телефон и всегда тщательно следил, чтобы батарейка была заряжена. Попал в зону неуверенного приема? Мне не горело, но все же я забеспокоилась и уже сама стала названивать Ване каждые пять минут. Все с тем же результатом.

Потом пришел клиент, вместе с которым мы отправились к Зое обсуждать детали операции, и я на время забыла о Котике. А после обеда с вытаращенными глазами прибежал Паша.

– Лиз, Ваньку в милицию забрали! – заорал он с порога.

Я застыла на месте, как Железный дровосек. Все, что было связано с арестами и задержаниями, вызывало у меня не самые приятные ассоциации. Но Ваньку-то за что?

– Да с митинга, чтоб ему!

Все стало ясно. Рано или поздно этим должно было кончиться.

У Котика была одна странность. Замечено, что компьютер словно пьет из человека энергию, и надо хоть как-то подзаряжаться. А в Ванькиной жизни хватало места только для компьютеров, ни девушки, ни близких друзей у него не имелось. Поэтому он решал проблему весьма оригинальным образом. А именно, ходил на всевозможные митинги и прочие политические сборища. Абсолютно все равно на какие. Сегодня он мог пойти на коммунистический митинг, а завтра – потусоваться с лимоновцами. Идеологическая начинка ему была безразлична, главное – пары адреналина и телесное электричество, в которых он купался, как настоящий котик. Если в течение недели Ваньке не удавалось посетить хотя бы одно подобное мероприятие, он начинал скучать и хиреть.

– Как ты узнал?

– Да мать его позвонила. Еще вчера сцапали. Начались там какие-то безобразия, Ванька и попал под раздачу. Видимо, слишком уж идеологией надышался, возражать начал, вот и забрали в «обезьянник». Я съезжу, разузнаю, как и что. Может, удастся выпросить.

Но выпросить Ваньку не удалось. Даже под залог. Что-то уж он там особо набузил, мента побил – это Котик-то?! Короче, срочно требовался адвокат. И, разумеется, я позвонила Ракитскому, с которым в последние дни мы ни разу не общались.

Антон отозвался крайне нелюбезно.

– Извини, я занят, – отрезал он. – Перезвоню, когда освобожусь.

В ухо забила морзянка отбоя. Нецензурно выругавшись, я бросила трубку. Вот и надейся на него! Все-таки я была права.

Ракитский позвонил только вечером, когда я уже собиралась ехать домой.

– Ну, что там еще стряслось? – сухо поинтересовался он.

– Ваньку Котика арестовали. То есть задержали.

– За что? За убийство Брянцева?

– Да нет, что-то он на митинге натворил.

– А я при чем?

– Издеваешься? – взорвалась я. – Ты же адвокат. Надо его вытащить.

– Миленькая моя, – усмехнулся Антон, – я не подписывал договор на ваше комплексное обслуживание. И тем более не числюсь у вас в штате. Тебе, – он подчеркнул это, – я оказываю услуги исключительно по личному расположению. Но это не значит, что я обязан бросать все и нестись, теряя тапки, по каждому ерундовому поводу.

– Ничего себе ерунда!

– Лизун, у меня очень важный клиент, – едва ли не по слогам начал объяснять мне Антон, с той интонацией, которую обычно адресуют детям или умственно отсталым. – Я не могу бросить его и немедленно заняться Котиком, которого и так отпустят. Ну, отсидит пятнадцать суток, велика важность.

– Что?! – я так и задохнулась. – Что ты несешь? Какие пятнадцать суток? Да там полчаса провести… – у меня просто слов не хватало. – В последний раз спрашиваю, приедешь или нет?

– Нет.

– В таком случае, катись ты к растакой-то матери! И чтобы я больше тебя не видела! – рявкнула я и, прежде чем бросила трубку, услышала в ответ:

– Как скажете, миледи.

Миленько… Похоже, я осталась без адвоката в достаточно напряженный момент. Впрочем, оставался еще Валерка. Если откажется сам, наверняка кого-нибудь присоветует.

Найти Карпатова оказалось непросто. За те несколько лет, которые прошли с нашей последней встречи, у него изменилось все: и номер сотового, и адрес конторы, и даже домашний адрес. Полной базой данных со всеми городскими телефонами и адресами владел, опять же, Котик. Замкнутый круг. Пришлось идти обходными путями.

Страшная банальность, но мир до безобразия тесен. Где-то я читала, что между любыми двумя людьми на земле существует связь в виде цепочки из семи – а может, даже из пяти – звеньев. Ну, первый знает второго, второй третьего и так вплоть до пятого (или седьмого). У Ольги Погодиной есть приятельница Дина, соседка которой Алла – родственница Валерки. Я позвонила Ольге.

Погодиной дома не оказалась. Вообще она работает на какой-то дохлой радиостанции, которую не слушает ни один нормальный человек, но часам к шести обычно уже приходит домой. А тут даже автоответчик молчит. Сотовый тоже не отвечал. Впрочем, они вполне могли всем семейством отправиться к Лешкиной матери в Петрозаводск, как и каждое лето.

Звонить Ракитскому и спрашивать Валеркин телефон? Ни за что!

Я пошла по пути наибольшего сопротивления. А именно, поехала к домой к Дине. Встречались мы всего пару раз, все у той же Ольги, и я случайно запомнила, что живет Дина на проспекте Просвещения, рядом с «Детским миром», на девятом этаже. Мне и в голову почему-то не пришло, что дом, скорее всего, многоподъездный, а фамилию Дины я не знаю.

Дом оказался просто чудовищно многоподъездным. Обходить все квартиры на девятом этаже, спрашивая Дину? Как назло, на каждой подъездной двери красовался кодовый замок с домофоном. Пока я размышляла, что делать, из подъехавшей черной иномарки выбралась высокая эффектная брюнетка в бежевом летнем костюме. Помахав рукой водителю, она направилась к угловому подъезду, тому самому, у которого сиротливо топталась я.

Скользнув по мне рассеянным взглядом, она достала из сумки ключи.

– Дина? – неуверенно спросила я.

Она наморщила лоб, силясь вспомнить, кто я такая.

– Я Лиза, Олина подруга.

– А-а… Да-да.

Дина остановилась. Может, она меня и вспомнила, но приглашать к себе явно не торопилась. Стояла, наклонив голову, и ждала, пока я скажу, зачем пришла.

– Понимаете, мне очень нужно увидеться с вашей соседкой Аллой.

– А зачем? – Дина уставилась на меня с подозрением.

– Понимаете, мне нужен телефон Валеры Карпатова, ее двоюродного брата. Очень нужен.

Дина хмыкнула:

– Ну, во-первых, он ей не двоюродный брат, а двоюродный племянник, а во-вторых, Алла и знать о нем ничего не хочет. Он ее подставил капитально, больше они не общаются. Честно говоря, не знаю, зачем он вам нужен, но я бы не советовала с ним связываться. Извините, конечно, что не в свое дело лезу, но, по-моему, он редкий подонок.

– Возможно, – вздохнула я. – Но он все равно мне очень нужен. По делу.

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Дина и сдула упавшую на лицо смоляную прядь. – Попробуем, но результат не гарантирую.