Текст книги "Храни Волка. История 1 (СИ)"

Автор книги: Машенька Фролова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9. Ребекка

Ребекка

Убедившись, что мужчина отключился, я мешком рухнула на стул, и едва не упала вместе с ним, потерявшись в пространстве. Утерла юшку из носа и попыталась отстраниться от гула в голове. Получалось плохо. Память, зараза, опять напомнила, что еще совсем недавно я легко могла вытворять и не такие фокусы, как исцеление оборотня с деформированной матрицей. Оставалось только надеется, что со временем я привыкну жить без прошлых возможностей, и меня перестанет съедать огромная жалость к себе.

Да, я понимала, что сделала, нарушив Слово. Понимала и то, что, сложись все так же, повторила бы предательство Великой снова.

Да, знала я и то, что заслужила наказание. Как и то, что должна быть благодарна за жизнь. Могло быть все намного хуже, чем тело оборотницы и вечное служение щитом.

Но, жалость к себе все эти знания не уменьшали, скорее наоборот.

С минуту я боролась с подкрадывающимся обмороком. Он манил покоем и отдыхом. Он обещал расслабление. Он заманивал гулом и болью в висках. Казалось, еще чуть, еще секунда – и лоб треснет. Да, обморок – это хорошо. И он нужен моему детскому телу, как воздух. Но, как любая хорошая вещь, он мне дорого встанет.

Второй раз Вальтер меня просто не подпустит к себе, что логично. Я бы тоже не подпустила непонятно кого к себе, когда сама слабее мухи. Велик шанс, что меня возьмутся изучать, дар исцеления, любой его разновидности и силы, в этом мире, редкость редкостная. Даже возможность остановить кровотечение, уже повод меня закрыть в лаборатории. А уж если местные умники решат, что я такая, вкусная и особенная, из-за случившегося, то… Как бы в местных институтах не открыли кружки по пыткам детей.

Так что, и без особых размышлений, было ясно, что времени у меня на один чих. Оставалось надеяться, что за столько дней волки из охраны просто устали от ожидания его смерти, расслабились – и не кинутся сюда, нарушая приказ.

Внимательно рассмотрев матрицу тела мужчины, промелькнула мыслишка отказаться от его восстановления – и драпануть отсюда. И как мелькнула, так и пропала. Я, конечно, и свинья, хоть и волчица. Да, удар по затылку «друга», как и стилет в спину, для меня – вполне себе допустимы, но не настолько, чтобы предать саму себя. Я спасти этого альфу, уже обещала.

Оторвать костлявый зад от стула было тяжко, а вот добраться до очередной бутылки воды и умыться оказалось проще. Кстати, ванная в палате оказалась просто отличной. Тут и унитаз с перилами, и большой душ с пандусом, и ванная с подъемником, если пациенту мало одного душа. И даже биде! Количество полотенец приятно порадовало.

Я бы тут задержалась…

Вернулась, подкатила стул на колесиках к постели, и снова уставилась на изувеченного мужчину.

Изначально мистер Хаурес мог похвастаться весьма неплохой формой… всего. Несмотря на изможденность, и тот факт, что сейчас волк больше походил на клиента склепа, все равно проглядывала прошлая красота. Лицо философа у этого типа прекрасно сочеталось с рельефной, развитой фигурой. Причем, что важно, тренированность альфы не была «журнальной».

– А ты, у нас, оказывается, убивал, да? – отметила я.

Монах-Воин, вот кто он. Философ, способный на многочасовые медитации и пространные разговоры, в которых истину можно искать годами и не найти. И убийца. Да, он убивал, и много… Обрывки памяти Бэкки говорили о другом. Ребенок не видела в «дяде Вальте» мужчину, как и бойца. Она любила, как могут только дети и животные – беззаветно.

И такая беззаветность подкупала. Невозможно предать, оскорбить и измарать такую любовь. В этом есть что-то крайне мерзкое, отвратное, как если подобрать грязного, мокрого котенка, отмыть его, а затем распотрошить и зажарить.

– Ну-с, – выдохнула, собираясь с силами.

И перешла на внутреннее зрение или «око».

Внутреннее, потому что оно не зависит от телесных органов чувств. И да, перед переходом появляется ощущение, что тело – безграничное, темное пространство, и ты висишь в этом «вакууме». Висишь мгновение, а затем вокруг тебя разворачивается акварельный мир энергий.

Око, как и раньше, показало покореженную матрицу альфы. Что такое матрица? Если внешне, то очень она похожа на сложный детский конструктор, невероятно сложный. И чем сложнее «носитель», тем сложнее конструкт. Конструкт камня, будет настолько отличен от конструкта человека, как временная землянка будет отлична от небоскреба мегаполиса. И с той же разницей будут отличны человек и дракон. Матрицу имеют любые объекты. И говоря «любые», я и правда имею в виду действительно любые, даже пустота безвременья имеет матрицу. Другой вопрос, что работать с матрицей Безграничной Пустоты умеют только Творцы, а Боги, боги и демиурги, могут быть лишь гостями.

И как, думаю, понятно, матрицы прекрасно сплетаются, перерождаясь во что-то новое. В матрице мира имеются детали с каждым живым существом. Эти «детали» не настоящие матрицы, конечно, а лишь идентичные миникопии, существующие даже после разрушения оригинала. Так мир будет помнить о давно ушедших городах; о реках, когда те были лишь ручьями; о холмах, ставших пустынями. Так мир будет помнить о мертвых разумных. Обо всем. Именно через такие «копии» возможно найти реальную матрицу. Возможно и вернуть уничтоженное, вернуть к жизни мертвого, скажем. Но на такую манипуляцию нужно такое количество энергии, что в большинстве реальностей проще «отмотать» время назад и не допустить смерти нужного живущего, чем «вернуть» его.

Собственно, именно этим я и предала Великую. Не имея возможности вернуть из лап смерти, отмотала время. Нарушила Слово.

Так вот, чем больше матрица, чем она сложнее, тем сложнее и работать с ней. Внести в нее изменения, создав что-то иное, вообще, практически невозможно простому смертному. Многие маги могут работать с материей, то же создание артефактов, например. Многие маги могут работать с «простыми» формами живых существ. Но вот восстановить матрицу Истинного дракона, демона или вампира могут единицы в Веере Миров.

Сам доступ ока на уровень матриц – редкий дар, но учитывая, что кто я… Шагающая по Вееру Миров, тут захочешь, а не сможешь отречься от способности. Внешне, со стороны, я всегда буду целителем. Сомниваюсь, что в этом мире знают про каркасы матриц. Только вот, Правка – не целительство. Целительство, каким бы оно не было, работает с материей, влияет на нее. Правка работает с каркасом матрицы, и уже она исцеляет, а точнее, убирает повреждения материи. А пятый уровень дара и есть начало среднего вмешательства, то есть чинить смертные расы я смогу, а вот на драконов, демонов, ангелов, джинов, уфиров и прочих долгоживущих и вечноживущих меня не хватит. То есть обычный целитель сможет помочь таким расам, сливая свой дар, а вот я не смогу даже прикоснуться к их матрицам.

И матрица альфы Вальтера, хоть и не потеряла целостности, но перекорежило ее от пыток знатно. Проблема в том, что в матрице оборотня заложено исцеление. Это как нажатие на пружину. Она спружинит обратно. Так и здесь. В матрицах местных оборотней заложено не просто заживление, как у людей, а максимальное возвращение к идеалу. С одной стороны это хорошо, если речь идет об обычных ранах. В теле волка не останется следа от пуль, скажем, если они не из особо высокопробного серебра. Случайная царапина заживет на ребенке без следа, как и прочие шрамы. Такая регенерация даже старость у оборотней делает красивой, без людской дряхлости, ибо матрица всегда будет стараться вернуть телу эталонный вид.

Но, конкретно в нашем случае, регенерация сыграла против Вальтера. Ему снова и снова наносили одни и те же раны, на тех же местах. А тело, повинуясь матрице, снова и снова пыталось вернуть все, как было. В итоге, каркас матрицы деформировался, изменился почти необратимо. И тратит предлагаемые ресурсы из крови и препаратов на попытки самовосстановления, что уже невозможно. В итоге, альфа просто умирает от постоянного истощения. И чем больше ресурсов ему предлагается, тем больше корежит матрицу.

У него и правда, не было шансов на жизнь. Удивительно, как он до сего момента дополз.

Попытка распутать клубок узлов ни к чему не привела. Я могла вернуть матрице тела изначальный вид. Да, она будет изменена, но не на столько, чтобы не вернуть альфу к нормальной жизни. И если проводить аналогии, то можно представить матрицу в виде новенького листа бумаги. Этот лист скомкали, но не настолько, чтобы он где-то порвался. Его можно снова расправить. И да, на нем останутся следы «помятости», но он будет целым, а если его положить под пресс, то вовсе будет отлично.

Что я и попыталась сделать, используя силу дара. Но дара, а может и просто жизненных сил этого тела, не хватило на то, чтобы «распрямить лист» Вальтера. И нескольких минут не прошло, как я уже готова была рухнуть, а из носа брызнула кровь от напряжения.

Не с того я начала.

И теперь, снова наблюдая сложную, многомерную матрицу, где пульсировали острые очаги боли, приходилось повторять попытку. Возможности этого тела не допускали такого расхода энергии. У Ребекки просто неоткуда взять столько энергии, а у тела Вальтера ее и вовсе нет. Трону его ауру, так она рассыплется, как тонкий хрусталь от удара молотка.

Вариантов было множество. Магические накопители, обряды, жертвоприношения. Десятки вариантов, откуда я могла бы взять энергии, чтобы изменить ситуацию. Но где я сейчас место для обряда найду? А для жертвоприношения?

Но, было кое-что, что все-таки было. И что заставляло меня смотреть, но ничего не делать. Я сама. Я – Шагающая. Та, что может путешествовать между мирами, не растворяясь в Ничто. Я, сама себе, накопитель. Сама себе батарейка нехилых таких размеров. Энергии одной моей души хватит на сотню таких простых оборотней.

Но… оно всегда есть, это «но». Да, я осталась собой. И душа все та же, и разум. И запасы моей энергии при мне. Но, я – запечатана. Мои возможности по работе с энергией на уровне местных, то есть и захоти я, а вот обернуть реки не смогу, при всех возможностях.

Да, отрывать от своей души куски – это чудовищно больно! Но, опять же терпимо, если иного пути нет. И если ты была Посланницей. А Посланницы Великой, это такие зверьки, которые всегда используют свою магию, свои возможности, свою энергию. А где, по-вашему, храниться этот арсенал? Вот то-то, внутри души он, как и способности, как и направленности даров. Разум, как и прочие штучки, нужные любому Шагающему, как бы «внутри» тела души, а защищает их тело. Представьте пион или розу. А внутри цветка кольцо из разума, хранилища памяти и способностей. Чтобы добраться до кольца, в центре которого горит «сердце души» нужно оборвать все «лепестки» цветка-тела. И если, такой как я, нужно использовать много энергии, очень много, а иного пути нет. Скажем, как сейчас, время поджимает, обещая адовы котлы, то Посланницы используют «тело» собственной души. Мы в этом смысле посильнее некоторых Богов будем.

И казалось бы, ну и что с того? Давно бы уже привыкла отрывать от себя лепестки, если вечность этим занимаешься. Благо, они, со временем, восстанавливаются. И да, привыкла я! Это несложно, просто раз – и все.

Только, одно дело мгновенно оторвать «лепесток», когда ты – полноценный цветок. И совсем иное, когда ты «закрыт» волей Великой! Это как сравнивать ампутацию под слабой анестезией и прокручивание собственной руки через мясорубку. Когда ручку этой мясорубки крутить тоже тебе.

Представили разницу? Да, и то и другое больно, но это весьма разная боль, согласитесь. В первом случае ее можно и не ощутить, если настроиться. Во втором же это мучительная пытка, от которой и сбрендить, и сдохнуть легко.

Если я просто сдохну, то ничего страшного. Ну найдут у постели умирающего тело ребенка. В реальности у девочки не будет травм. А вот если я от душевной боли, которая ни разу не поэтический треп, свихнусь… Вот тут мало никому не покажется. Ни Вальтеру, ни этому городу, ни миру в целом.

Вот и ждала я, и тянула время, которое не тянулось, а неслось.

Страшно! Бл… Мне было до дрожи страшно! Когда-то, в одной из жизней я уже проделывала нечто подобное. Тогда меня ограничивало больное человеческое тело, и я не могла отрубить от себя кусок разом, рывком. Иначе тело, которое я занимала, просто рассыпалось бы в пыль. Поэтому приходилось вот так же, через «мясорубку», старую, ржавую… по кусочку, по жиле…

Меня передернуло от воспоминаний.

И сейчас это нужно повторить. Бл…!

Руки медленно легли на бедра мужчины, прямо под проводами и трубкой катетера. Прямо на самую границу, где «целая» матрица переходила в перекрученный клубок. В реальности, на бедрах альфы в этом месте образовалась «горка» из отека ткани, которая резко обрывалась «сухими» конечностями.

Кровать-каталка была большая, высокая для моего тела, и широкая, чуть ли не на двоих. Длины рук не хватало, и получилась забавная поза. Наверное, сильно удивятся свидетели, если зайдут сейчас. Уж больно поза двусмысленная, точнее односмысленная. Я бы ничего другого и не подумала бы, увидь я голого мужика и такой наклон кого-то к тому самому месту.

Ну почему эти ублюдки не уродовали его руки? Почему именно ноги?

Я мысленно похихикала, внутренне вдохнула и…

Ручка «мясорубки», деревянная, старая, прокрутилась один круг. Один круг, за который спираль трижды смяла, вытянула и оторвала от меня по кусочку. Эти кусочки прошли дальше, через «звездочку» лезвий, что двигались по кругу, пока я крутила ручку. Она изрезала кусочки, еще не совсем оторванные…

Боль… Как же ее много… Ее океан… И я знаю, что пока она мирная, как и любой океан, она обманчивая…

Мелкая, уже кашица столкнулась с последним препятствием, и просочилась через силы Великой, как и любая кашица, превращаясь в тончайшие ниточки фарша. И уже эти нити, полностью пригодные для этого мира, тела. И главное: для тела Вальтера, через мои пальцы впитались в его плоть.

Кончики пальцев засветились светло-голубым, легким светом моей души. И не скажешь, со стороны, что за этой душонкой легионы трупов.

Но, это со стороны, если смотреть. А на самом деле фарш и стал тем, что позволило начать «расправлять лист».

Внутри время растягивается в вечность. Мне кажется, будто на одно укрепление матрицы ушло больше часа. Но я знаю, что это лишь «кажется». Зато боль мне не кажется. Она реальнее меня самой!

И снова… поворот ручки мясорубки… один круг…

И снова я вижу, чувствую и обоняю, как «сито» выдавливает из себя десятки фаршинок. Тягучие, мягкие «струйки» моего собственного я.

И боль… Она растет… Океан волнуется… Небо темнеет…

И новый круг ручки. Третий? Десятый? Не знаю… Сбилась со счета.

Нарастает ветер в небесах. Приближается шторм в моем океане боли. Но я еще помню о цели.

И снова поворот ручки. Я слышу, как она скрепит. Скрипит мясорубка. Вижу протертую старую клеенку. Деревенский дом. Я ее вижу… или видела… когда? Когда-то… когда была человеком. Я была человеком? Да, была… Я была…

И боль… Она все стирает или смывает… или открывает… что-то…

Не знаю. Скрип старой мясорубки. Круг за кругом. Поворот за поворотом. Снова и снова. Я знаю, что мне нужен «фарш». Я вижу цель… Она сверкает сложным рисунком линий, толстых и тонких. Она распрямляется, разглаживается. Она сама знает, какую форму принять. Я лишь контролирую, помогаю мелкими касаниями. И питаю… Эта невероятно красивая тварь меня жрет! И я сама ей себя скармливаю!

Волны в океане бушуют. Тяжелые черные тучи сверху. И скрип.

Я была… Кем? Не знаю…

Последний поворот ручки остановился на полпути, потому что матрица, наконец, приняла свой изначальный вид. Да, потрепанный, но это был он.

И то, что я увидела, рассматривая матрицу тела, было…

Оно заставило меня вспомнить все. Была не только боль и цель. Была и я. И это… это…

Матрицы разумных многомерны, ибо отображают не только тело, как бы изнанку его, но и разум, мысли, чувства. Есть и матрица душ. Знаю, что на нее можно выйти через матрицу тела, но не знаю как. Правка пятого уровня позволяет работать с телом, видеть чувства, потоки мыслей, но не душу.

А тут…

Ажурный символ, которому когда-то, в одном из миров поклонялись альвы, как знаку Великой. Знак «от зла». Его вырезали на лекарских, на кроватках новорожденных и вышивали на одежде. Знак-оберег. Знак-роспись Великой.

И если «починить» матрицу тела мистера Вальтера Хауреса, позволить энергии свободно циркулировать по матрице. А затем, как я, глянуть на нее как бы «сверху» (хотя в этом месте нет ни «верха», ни «низа») то можно рассмотреть четкую роспись Великой. Так из разных растений высаживают картину, чтобы видно ее было лишь сверху.

И сейчас я видела. Что-что? Стрелочку, мля, я видела. Вот, мол, милая, твой хозяин! А-а-а… а если бы я прошла мимо? Если бы не пришла сюда?!

Не решилась пытать себя?!

Если бы…

Если бы…

Ах, у Великой все такое же чувство юмора, что и прежде. Любимый «дядя Вальт». Абсолют родителей и виновник их смерти. И теперь… Нет, не мой Абсолют. Что мне правила этого мира? Он мой Хозяин, в самом широком смысле этого слова!

А-а-а…!

Бойтесь хорошего настроения Богов и тех, кто выше их, ибо не сразу ясно, что хуже: их гнев или радость!

А-а-а…! Хотелось рвать на себе волосы! Много чего хотелось. Убить кого-нибудь, например.

Не помню я, как встала и прошла до тумбы на котором стоял один из приборов. Не помню, как наклонилась и достала оттуда иглу на насадке-колпачке. Хрустнула стерильная упаковка.

Трубка от капельницы, имея пластиковый паз, легко щелкнула, когда я вставила в нее иглу. Вальтер даже не дернулся, когда вместо питательного раствора в его вену стала поступать моя кровь. Заражение, как и прочие неприятности, связанные с таким, мягко говоря, не «медицинским» переливанием, ни мне, ни ему не святили. Оба оборотни же… все просто.

Да, теперь, все очень просто…

Пришло время "пресса", чтобы расправить его "лист". Им станет моя кровь и моя воля.

– По воле твоей, Великая! Мое Слово – служить до последнего вздоха… – старые слова слетают с губ на неизвестном здесь языке.

Эпилог

Эпилог

Вальтер

Это был хороший сон. Замечательный. Не было кошмаров. Не было пустоты в груди. Ничего не было. Лишь тепло и спокойствие.

Проснулся я от странного ощущения и далеко не сразу сообразил, что «ощущение» это было чувством нормальности. Я нормально чувствовал себя. Не было больше боли, усталости, дурноты, рези и тошноты. Мне было нормально!

В это не хотелось верить, но поверить пришлось, потому что…

Лочан, он показал. Это наши звери, не мы, ощущают метку-клятву Тени. Это наши звери ее принимают…

И еще до того, как открыть глаза и повернуть голову я знал, что увижу.

Ребекка Стратон, единственная дочь моих Теней, сидела в белом кресле у окна. Точнее, она сжалась в комочек, подогнув под себя ножки-веточки и дремала.

Я не хотел этого видеть, но увидел…

Клятва Верности, лишь называется так… это не столько Клятва, сколько стабильный ментальный канал, но канал односторонний. Она, Тень, будет ощущать эмоции своего Абсолюта. Кто-то больше, кто-то меньше, но телохранителю важно чувствовать господина. Не просто знать, что с ним все в порядке, а Знать это. А вот Абсолюту совсем не нужны страхи, гнев или даже ненависть Тени. Поэтому-то Клятва построена так однобоко.

И вот… она «почувствовала», что я открыл глаза.

Девочка встрепенулась почти мгновенно, вскакивая на ноги. Как и полагается Теням, она сначала оглядела комнату, на дверь посмотрела, в окно, и лишь затем, на меня. Ребекка столько раз видела, как так же делали ее родители.

Она подошла ко мне. В ее глазах не было ничего, кроме спокойствия.

– Больно? – спросила.

– Нет, – говорить было сложно, но куда проще, чем раньше.

– Хотите пить? – предположила девочка, все так же стоя с прямой спиной.

– Нет, – попытался приподняться.

И она сразу же протянула руки, чтобы поддержать.

– Я… – я не знал, что сказать, но она перебила.

– Вы Вальтер Хаурес и мой Абсолют.

Она сказала это так спокойно, словно ничего не случилось.

– Простите, – продолжила она ровно, – но у меня проблемы с памятью. Я не помню вас…

– Не помнишь… – эхом повторил я, ища что-то в ее лице, глазах.

– Почти, – тут же поправилась она. – Все путанно…

Она поморщилась.

– Тебе помогут. Найдем лучших врачей…

– В этом нет необходимости, господин, – снова перебила она.

А я от этого «господин», сказанного без эмоций, вежливого и спокойного, вздрогнул всем телом.

– Я не хочу… вспомнить. – И посмотрела мне в глаза. Прямо и твердо. А в ее зрачках холод замер. Не может у детей быть таких глаз.

Я открыл рот, но в этот момент дверь выбели – и внутрь ворвался Робин.

– Ва… – договорить он не успел, потому что едва успел увернуться от брошенного в него стула.

Ребекка же, пока оборотень изворачивался в сторону, пропуская мимо себя стул, уже рванулась к нему. Я бы ничего не заметил. Заметил зверь.

– Стоять! – рявкнули мы со зверем так, что стекла в окне задрожали.

Молчание.

– Что. Здесь. Происходит? – медленно спросил Робин, не шевелясь.

– Ребекка, нет. Это мой родной брат, – сказал я, игнорируя вопрос, и пристально следя за девочкой.

Робин уставился на девчонку, и только сейчас заметил, что в руке у нее, замершей в полушаге от него, скальпель.

И она, скорее всего, дотянулась бы им…

– Ребекка Стратон, Тень господина Вальтера Хауреса, – представилась девчонка, ловко пряча опасную железку назад, за кожаную нашлепку фирмы джинсов на поясе, одновременно отступая и пропуская брата в палату.