Текст книги "Храни Волка. История 1 (СИ)"

Автор книги: Машенька Фролова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 5. Ребекка

Глава 5

Ребекка

Ползу пауком… нет, тараканом… еще чуток, еще чуть-чуть… э-э-э-х… Ползу дальше…

Прыжок – и вот, я на крыше самого закрытого, элитного корпуса Госпиталя, для самых-самых пациентов. Ведь болеют-то все, и на статус болячки не смотрят. И снова ползком по покатой крыше, буквально слюнями цепляясь за нее, потому что иначе никак.

«И что я здесь делаю? – спросит меня любой адекватный живущий. – Когда меня идут убивать?»

Очень, вот просто очень важный и правильный вопрос! Нет, я и раньше адекватностью и логичностью поступков не отличалась. Будь иначе, вообще бы, не оказалась в этом теле и мире. Только эта ситуация поразила даже мою нелогичность. Я и сама не знаю, что, все бесы Инферно, тут делаю!

Сначала все было хорошо, я тихо выбралась из здания, быстренько добралась до схрона с рюкзаком. И даже, почти дошла до одного из выходов с территории Госпиталя. Я почти ушла, мысленно пожелав проблем всем, кто бросил на произвол судьбы маленькую девочку Бекки. И тут случилось оно, то самое, что обычно гарантирует мне мигрень впоследствии. На тропинку рядом с моей нычкой вышла парочка. Сестричка в голубоватой форме и охранник в коричнево-черной форме местной охранки. Мужчина нес пару картонных коробок и явно подлизывался к девушке.

В их беседе и прозвучало оно, то самое…

Сестричка оказалась сотрудницей именно этого «Закрытого Реанимационного Отделения». Туда и провожал ее кавалер. В их беседе девушка призналась, что Вальтер Хаурес уже почти в могиле. Нет, он и раньше был там одной ногой, но за последние сутки у него дважды останавливалось сердце, так что весь персонал сейчас просто напряженно ожидает конца. Некоторые даже готовятся к увольнению, потому что оборотни не простят смерти своего альфы. И не важно, что медики не виноваты; не важно, что его раны и так были опасны; ничего не важно, потому что за смерть альфы должны ответить, а преступники до сих пор не найдены.

Их беседа заставила меня пойти следом. Буквально все существо потянулось за информацией. Меня чуток отпустило, только когда за парочкой закрылась дверь технического коридора. И вот тут-то меня и накрыло осознание…

Я была убеждена, что душа Ребекки уже давно за гранью, а внутри ее мозга остались только обрывки воспоминаний, которые мне приходится расковыривать, как орехи. И со временем это бы у меня вышло, только как оказалось, я ошиблась…

В Веере Миров существует сложная система перерождения душ. Большинство перерождаются в своем же мире, и в своей же расе, что логично, потому что большинство предков действительно опасаются за потомков, и хотят знать о судьбе своей крови. И еще, не стоит забывать, что это самое большинство, проживая очередной Путь, обрастают множеством кармических связей. Любовь, месть, ярость, стыд, предательство – часто связывают души крепче канатов, и живущие снова и снова встречаются в новых жизнях и телах…

В меньшинстве имеются и души, которые не связаны «памятью» крови. Такие легко меняют тела и расы, но в пределах одного мира или одной Ветки Веера, то есть да, одна душа может прожить гномом, а затем орком, но новый орк, в соседнем мире схож с орком из прошлого мира.

И совсем редко встречаются Шагающие, то есть души способные прижиться в любом из миров и почти в любом теле. Теоритически, каждая душа должна добраться до Шагающей, но на практике это случается редко, потому что Шагающие близки к сильным астральным сущностям, а некоторые и к богам. И зачем таким существам материальное тело и жизнь в мирах?

И бытует мнение, что души – вечны. Нет, их можно ободрать, забрав себе энергию; можно очистить от памяти прошлых воплощений; можно, наоборот, заставить помнить все Пути. Многое можно, но не убить, не развоплотить полностью. Это просто не выгодно любому, кто достаточно силен, чтобы разорвать душу.

Большим исключением из этого правила является Жажда самой души. Представим, что душа оказалась в плену свихнувшегося Темного Бога, и ее веками пытают, рвут на части. Или пихают в артефакт, чтобы использовать, как батарейку. Как быть, если выхода нет? Для таких ситуаций и дарована Творцами возможность, для каждого, просто уйти, перестать существовать в любом виде, даже неразумной энерговолны.

За все свои жизни мне лишь раз встретился воин, готовый полностью уничтожить себя, но победить. Подобный поступок, это даже не инстинкт самосохранения, как у живых; это даже не страх перед смертью и неизвестностью. Это много больше и страшнее для разума, поэтому и духовных самоубийц не существует, а те редкие случаи, что случались лишь подтверждают правило.

И поэтому же я была уверена, что девочка-волк уже давно в местном Раю, но стоило развернуться спиной и двинуться на выход, как меня накрыло… Волна дикой боли, горя, страха, тоски и совершенно нелепой надежды. И это не было памятью тела! Ребекка чувствовала все это сейчас, услышав, что Хаурес присмерти, и это же ощущала я, потому что осколок ее души стал частью меня.

Юркнула в густые кусты у одной из дорожек, прислонилась спиной к дереву, и попыталась осознать, что пришла на место развоплощенной души. И… она помогла… рассказала…

Ребекка была «молодой» душой, то есть эта ее жизнь была второй. После первой она долго зализывала раны и не хотела снова проходить Путь развития. Сопротивлялась долго, не один век, но все-таки согласилась на жизнь волчицы в развитом мире, где ее ждет относительно мирная и спокойная судьба. Которая оборвалась так…

Юное создание оказалось не готово ник боли, ни к горю, ни к насилию… слишком много для духовного ребенка. Ее души уже нет, как нет вырванного из земли цветка, но вот осколок ее остался, как остаются невидимые в почве корни погибшего цветка. И этот осколок стал частью меня, последняя попытка сохранить хотя бы чуть-чуть. Души будут бороться за свою жизнь до последнего, и это был ее последний рывок. Под защиту сильной и старой сущности.

Девочка никогда бы не дала мне понять, что уже присосалась ко мне, как полип, в желании сохранить хотя бы такое, но существование. Со временем, с годами, моя душа полностью бы впитала обрывок развоплощенной души. Я и правда ее не ощущала, путая с памятью тела. Но тело – не скорбит! Не кричит мысленно от горя! Не умоляет о спасении! На это способен только разум, живущий или духовный.

– Твою же мать! – выругалась я шепотом, поднимаясь на ноги.

Вот так, пойдя на поводу у малышки, чье тело заняла, я и оказалась на крыше корпуса у трубы вентиляции. Спасать кого-то, вообще, дело не благодарное, а уж спасать незнакомого оборотня! Я прекрасно понимала, что в «детском» корпусе уже подняли тревогу. Знала, что нет ничего более глупого, чем оставаться в том же месте, где тебя будут искать.

Только каждый шаг, который отдалял от неизвестной реанимационной палаты, резал меня изнутри. Ребекка страдала, как могут страдать только дети, видя боль близких. Ей было больно, и эта боль не давала уйти.

Пришлось успокоить себя тем, что в палате этого неизвестного волка наверняка есть деньги или ценности. А мне, как беглянке, деньги будут нужны, причем любые и в любых количествах. Глупо отказываться от возможности заработать. К тому же червяк полудохлой совести напомнил, что это именно Вальтер спас меня от волчицы. К тому же это его братик мечтает всплакнуть на моей могиле, а не Вальтер. Этого альфу можно обвинить только в наплевательском отношении к искалеченному ребенку…

Попасть в закрытый корпус можно было тремя путями. Первый: законный, то есть под многочисленными камерами и по пропускам. Второй: через окно, что тоже подразумевало камеры. За время моей игры в шпиона я хорошо уяснила, что любое «закрытое» отделение Госпиталя напичкано камерами с избытком. Нет ни одного коридора или помещения, где не было бы камеры. Ну и третий вариант: крыша и вентиляция. Какой дурак будет ставить камеры на крыше, если она не приспособлена для передвижения по ней? Камер нет и в вентиляции, а учитывая постоянную обработку палат, трубы вентиляции достаточно широкие, чтобы в них пролезла девочка или даже худая девушка, так что мой выбор был очевиден.

Двускатная крыша с широким подножьем у самого края была, мягко говоря, неудобна для перемещений по ней. Вот и пришлось изображать из себя то ли гусеницу, то ли паука, перемещаясь от одной «башни» вентиляции к другой.

Вот когда я прокляла слабость этого тела, это когда сообразила, что вырвать решетку на трубе просто не смогу. Погнуть да, но не вырвать. И какой идиот придумал прикручивать ее не на четыре болта, а на все восемь? Ни одно из моих умений просто не способно воздействовать на металл, а под рукой не было инструментов. Ну не ногтями же мне болты выкручивать?

Помощь пришла откуда не ждали. После пяти минут бесплотных попыток оторвать решетку внутри отозвалась волчица. Зверь легко переместился к самой коже. Мое зрение сменилось на черно-белое и искаженное; резко усилился нюх, а тонкие детские пальчики, которым бы струны перебирать, легко выдрали железку, открывая проход в недра здания.

Ухватилась руками за верхний край прямоугольной трубы, которая напомнила мне раскрытую пасть замершей кобры, и вбросила свою тушку внутрь, тут же растопыриваясь внутри ногами, чтобы не полететь вниз.

На ползанье в темноте ушло больше часа. Врубленные на полную Локатор и Эмпат старательно докладывали, когда рядом появлялись живые. Из подслушанных разговоров узнала, что новость о сбежавшей девочке, уже бродит среди персонала, но вот о Вальтере не говорили. Я проползала комнату за комнатой, палату за палатой, но никого похожего на альфу не видела. Двигалась медленно, замирая при каждом шорохе.

Единственный плюс моего тела – отличное зрение. Я прекрасно видела в кромешной темноте, а уж когда спустилась ниже и вентиляция стала выходить в помещения, а значит и свет из кабинетов проникал внутрь трубы, мне стало совсем отлично. Нет, будь на моем месте человек, то тут и свихнуться недолго, узко, пыльновато, неудобно, но мне было вполне комфортно.

Все изменилось еще примерно через час. Я как раз была недалеко от одной из палат. Золотистый свет проникал через решетку в трубу. Мне была отлично слышна беседа двух мужчин. Реаниматолог дежурил сегодня, и проводил время со старым товарищем, еще с армии. Они шутили, травили байки, вспоминали друзей. Какое-то время я слушала их беседу, надеясь, что врач скажет что-то про альфу, но тот молчал. Точнее не вспоминал о «дорогом» больном. Хотела уже тихо ползти мимо, когда в палату влетела девушка в бело-голубом костюме и белых тапочках.

– Кел Врен! – выдохнула она. – Там… мистер Хаурес…

Больше она ничего не сказала. Врач в темно-зеленой хирургичке резко побледнел и вылетел из комнаты, как ошпаренный. Я едва успела набросить на него Маяк. Благо для этого совсем не обязательно касаться объекта, достаточно зрительного контакта в пять-десять секунд. Только вот, при зрительном контакте расходуется больше сил.

Палата с Вальтером Хауресом оказалась аж на третьем этаже. И к тому моменту, как мне удалось туда спуститься и доползти, альфу, в очередной раз, вернули к жизни. Реаниматолог настаивал на вызове Руна, и его, Вальтера, брата, но пациент не внял. Его еле различимый шепот я так и не разобрала за возмущениями врача. Замерла мышью у вентиляционной решетки над шкафом. Здесь две комнаты явно объединили в одну палату, снеся часть стены. Там, где и шел спор, пиликали приборы, пахло лекарствами, там была кровать. Здесь же, куда и выходила вентиляция, имелся низкий столик с цветами, три кресла и кожаный диван со шкафом. Из моего положения была видна только входная дверь и глазок камеры над ней.

Уговоры пациента оборвались его рыком, да таким, что даже мои волоски на спине встали дыбом. Силен альфа, ничего не скажешь, раз даже иномирку проняло. Врача и двух медсестер вынесло из палаты. На пороге в прямоугольнике света из коридора остался только охранник, копия моего Бранда, если сравнивать только комплекцию, такой же шкаф.

– Брату не звони! – тихий, едва слышный, но все равно властный голос. – Завтра приедет и узнает, а сегодня его не стоит трогать. Ночь уже… И камеру выруби.

– Но, – замялся мужчина.

– Выруби, я сказал!

Оборотень резко коснулся прозрачной сферы над дверью, повернул незаметный рычаг – и глазок камеры закрылся черным пластиком.

Я ждала еще часа два. Ночь полностью вступила в свои права, когда я все-таки решилась. Вырвать решетку было просто, и почти бесшумно. Тут она и тоньше и всего на четырех болтиках держалась. Выползла на шкаф и уже с него на пол. Быстро размяла мышцы, покрутила шеей… и принялась за обыск. Из-за стенки не было слышно ничего, кроме тихого писка и вентиляторов приборов.

Наличности в вещах больного почти не было, что логично, зачем миллионеру наличка в больнице? Зато, в дорогом портмоне нашлись безымянные кредитки для безнального расчета, которые не требуют кода и личных данных. Видимо, использовал их для платы в терминалах заправок и прочих местах. Из забитого холодильника достала минералки и пару батончиков. Вышла к больному во все оружие, с батончиком в одной руке, и бутылкой воды в другой.

Он спал, повернув голову к окну. Оно было распахнуто настежь, и с высоты третьего этажа был виден парк и далекие огоньки города, Госпиталь же был на небольшом холме. Чистое небо, звезды и легкий теплый ветер. РомантИк, однако! И я бы восхитилась, если бы не попытка меня прибить.

– Так вот ты какой, северный олень! – припомнила я присказку одного из моих тел.

«Олень» выглядел неважно. Совсем. В этом существе ничего не напоминало того Вальтера, что пришел мне в голову. Он осунулся, похудел, был утыкан трубками. Вокруг перемигивались многочисленные приборы. Маска для дыхания только прибавляла ему возраста, если это, вообще, возможно с черепом, обтянутым тонкой кожей. На лбу и острых скулах имелись мелкие капельки пота. Дышал он медленно, с явным трудом.

Я бы усомнилась в том, что это и есть цель поисков, но малышка Бекки узнала его и таким, почувствовала. Так что пришлось, со вздохом, решительно сдернуть простыню, прикрывающую его от груди и ниже.

Картина изуродованного оборотня могла бы напугать любого нормального живущего, но не меня. Во-первых: я уже давно не относила себя к числу нормальных. Во-вторых: у меня слишком большой опыт жизней, чтобы хоть как-то реагировать на чужие раны. Их надо лечить, а не «реагировать» на них.

Начиная с середины бедра, ноги волка больше всего напоминали плохой протез, утыканный многочисленными трубками, по которым подавался чуть розоватый раствор. И я догадывалась, чья кровушка бежит по этим трубкам. Сами ноги были хорошо зафиксированы в пластиковых фиксаторах, но все равно из-под трубок сочилась свежая кровь, скапливаясь и размазываясь по стенкам фиксаторов. Страшнее всего смотрелись тонкие, словно искусственные, ступни с длинными, красивыми пальцами. Точнее, теоретически, раньше они были красивыми, сейчас же скрючены, как у мумии.

– Да-а-а, – протянула я шепотом, – Как все запущенно!

Подняла взгляд на лицо мужчины… и узнала его. Глаза! Они остались прежними, как в моем сне. Такие же большие и печальные, как у просветленного мудреца. Только сейчас они смотрели сквозь муть боли, но все равно внимательно. Под прозрачной маской шевельнулись сухие губы. Я устроила недогрызенный батончик и бутылку на тумбе, и аккуратно приподняла маску.

– Пить, – я скорее прочла по губам, чем услышала просьбу. Стаканчик с водой и трубочкой нашелся тут же, на одном из приборов.

Опустила маску на шею, и поднесла трубочку к его губам. Проследила с каким трудом ему дается каждый глоток. После, уже хотела вернуть маску, но он дернул головой.

Я наклонилась к самому его лицу, едва не тыкаясь в маску носом. И усмехнулась:

– Да тут кроме кислорода еще и снотворное, да?

Мужчина опустил веки, но тут же снова внимательно уставился на меня.

– Эй-эй! – я подняла руки. – Я тут… э-э… буквально на несколько минут, вы не против? Понимаете, меня ищут, – смущенно призналась. – А у вас искать точно не будут… вот и… можно я тут посижу?

Он снова опустил веки. Его рот приоткрылся, но он так ничего и не сказал.

– Ну и отличненько! – потерла руки.

Быстро притащила стул на колесиках поближе к его ногам. Потом быстро съела остатки батончика, запила водой и размяла пальцы.

– Вы… это… главное ближайший час никого не зовите, а я попробую вам помочь.

Глава 6. Вальтер

Вальтер

Крупные капли дождя стучали по стеклу, создавая неповторимую мелодию. Она гармонично вплеталась в шуршание листвы и удары того же дождя по крыше. Слух играл с Вальтером, пряча треск поленьев в камине от внимания. Весь слух сконцентрировался вокруг дождя, как и взгляд.

Вальтер устроился в плетеном кресле, спиной к входу и камину, внимательно следя за ручейками дождя на стеклянной стене. Внутри, в такт сердцу, пульсировал покой. Да, именно он. Вальтер и не помнил, когда в последний раз ему было так спокойно.

Там, за стеклом, бушует не только стихия, но и мир в целом, с его интригами, заговорами и прочими неприятностями. Вальтер скривился, вспомнив разговор с Джерласом. После предательства Вальтер не называл его «отцом» даже в мыслях, и естественно послал звонившего по известному маршруту. Через несколько часов в рабочий кабинет явилась его жена. Флориану «матерью» язык не поворачивался обозвать. Вальтер уже несколько лет не считал этих волков своими родичами. Женщина была послана тем же путем. А вот Робину, который явился домой, с бутылкой десятилетнего коньяка, младший брат отказать не смог. Так и оказалось, что дипломированный дипломат, один из особых аналитиков Совета Лордов Рэйена, а заодно и уполномоченный того же Совета в провинции Мэнолет, оказался не в министерстве при армейцах, а среди дипмиссии в Кейус. Рэйен хоть и был государством более сильным и устойчивым, чем сосед, но и не обратить внимания на передел власти в Кейусе было бы глупо. Да, Вальтер посвятил себя дипломатии и армии, отдав свою жизнь родной стране, а если уж быть честным, то скорее своей расе, но все же он никак не планировал стать дипломатом в переговорах с новым правительством сразу после кровавого передела власти.

Сам Вальтер полагал, что его служба будет связана с проблемами именно внутри собственного государства. Да и не до «большой» политики ему было, не доплюнуть, внутренних проблем хватало, просто из-за большого количества «хищников», что исконно проживали на землях Рэйена. И тут…

Переговоры о новых договоренностях и старых долгах с новым Союзом Кланов затянулись на месяцы. И, как не печально, но именно его происхождение, сына Главы Клана Аезон, играло важную роль с более молодыми Кланами другой страны. Особенно с тиграми, а значит и с их шахтами драгоценных камней.

Месяцы тяжелых торгов, намеков и угроз… на чужой земле…

Волк вспомнил покушение на себя. Скрыть попытку отравления и нападение удалось с трудом, но удалось. Вся эта ситуация очень четко показала, что его официальное отречение от рода и Клана ровным счетом ничего не значило в глазах Глав прочих Кланов. Для них его кровь значила много больше слов, а по крови он – альфа.

А здесь, в теплой каминной, пахло древесной смолой от стен, спину грел огонь, а душу ласкала сама мысль: я дома. Наконец-то дома…

Дверь в каминную распахнули одним ударом, и тут же под ноги бросились два здоровых волка. Светло-серая волчица с легкими рыжими подпалинами по бокам была чуть меньше и изящнее самца. Самец же получился черно-серым, широким в груди и более мощными лапами.

Самочка лизнула мужчине руки, виляя хвостом. Самец же просто был рядом, но так, чтобы Вальтер мог дотянуться и потрепать его по морде. Тому, с улыбкой, пришлось погладить обоих по здоровым мордам.

– Бажена, Жорес, ну уже же не дети! – притворно нахмурился он.

Самец фыркнул, пропуская счастливую пару вперед. Обе Тени умчались под дождь. Альфа проводил друзей улыбкой и мысленными пожеланиями страстной ночи. В такие моменты, как сейчас, внутри просыпалась тоска, с примесью нежности. У него никогда не будет таких ночей, хотя найти волчицу не проблема. Проблема в том, что он ни к одной из них не испытывал и трети тех эмоций, что будила внутри одна светлая волчица.

Наверное, он задремал. Проснулся, услышав детский смех. Звонкие колокольчики голоса Бекки пробудили внутри что-то светлое.

– Милая, что смешного? – поинтересовался мужчина у девочки, заметив ее в коридоре.

Маленькая кроха обернулась, с улыбкой показала язык, и убежала вглубь дома. Волк последовал за ней. Малышка опять решила поиграть в прятки. Смех стал тише, когда он поднялся на второй этаж. И чем ближе был кабинет, тем больше ее смех походил на всхлипы.

– Бекки, то случилось? – спросил альфа, когда заметил ребенка в тени у входа в свой кабинет. – Ударилась?

С каждым шагом, которые почему-то давались с трудом, ребенок становился старше, выше, а лицо взрослее.

Она рукой толкнула дверь, посмотрев на мужчину полными боли глазами. В этих резко потемневших глазах не было больше ни капли от маленького счастливого ребенка. Там только горе, от которого у взрослого мужчины внутри все похолодело. Не может у детей быть таких глаз…

– Стой! – крикнул, но остановить не успел.

К тому моменту, как ему удалось добраться до кабинета, дверь опять закрылась. Пришлось и ему ее толкнуть. Внутри сильно пахло кровью. На полу множество осколков и остатков разрушенной мебели. Рука сама потянулась к выключателю. Люстра осветила место схватки.

Жорес с распоротым горлом дергался у окна в луже собственной крови. Ее было слишком много для того, у кого есть хоть минимальный шанс на жизнь. Он тянулся к стене за рабочим столом, но сдвинуться смог только на полметра, потому что с каждой секундой его движения все больше и больше походили на последние судороги агонии.

Вымораживающие, булькающие звуки из его глотки перекрывали почти незаметные шевеления у стены.

Вальтер медленно перевел взгляд туда, куда так стремился умирающий друг. У стены, в окружении осколков, бумаг и остатков полок, лежала Бажена. Она смотрела в потолок. Из уголка рта по белой коже текла тонкая струйка крови. Она показалась Вальтеру невероятно яркой, и терялась в густых волосах. Ее рот дергался, словно бы она что-то говорила или так странно дышала. Но прошло несколько мгновений, и стало понятно, что эти движения бессознательны. Так рыба дергает ртом, выброшенная на берег. В этих движениях было столько безнадежной надежды, что сразу становилось ясно – и у нее нет будущего. Оно кончилось здесь…

Вальтер смотрел на нее, и казалось что между ними сотни метров, почему-то волк был уверен, что захоти он, а добраться не сможет. Не сможет подойти к ней, как и к другу. Из груди девушки, еще дергающиеся в последних мгновениях жизни, торчала черная рукоять ножа…

Слева кто-то шевельнулся. Вальтер обернулся. Бекки стояла в дверном проеме. Все в той же школьной форме, уже не маленькая кроха, а почти взрослая девочка с длинными волосами, которые сейчас рассыпались по острым плечам.

– Не входи! – резко бросил Вальтер, загораживая вход.

Удивительно взрослые глаза оторвались от того, что было за спиной волка. Она медленно подняла голову и посмотрела ему прямо в душу.

– Ты уничтожил нас… – убежденно проговорила она.

Ее форма сменилась на больничную «робу», пропали волосы, сменившись на забинтованную голову. Глаза девочки закатились, и она начала падать.

Казалось, между ними меньше метра, но, вдруг, расстояние резко увеличилась. Бледная девочка рухнула в чернильную пустоту.

– Нет! – рев-крик безысходности вырвался из груди.

Он не успел…

Резкая боль прошила все тело от макушки до поясницы, собравшись пульсирующим клубком в груди. Открыв глаза, Вальтер уже знал, что все увиденное – сон, всего лишь. А он все еще жив.

Лицо этого «мирового святила» от медицины, Кела, будь он проклят, Вальтер видел постоянно. И, как не забавно признавать, но слухи про этого врача не лгали, Врен и правда вытаскивал его с того света уже в который раз.

– Ненавижу! – совершенно искренне признал Вальтер одними губами.

– И я рад, что вы меня узнали, – облегченно отозвался Врен, выпрямляясь.