Текст книги "Наследник для оборотня (СИ)"
Автор книги: Маша Моран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
С чего начать? Тут материала на год. Мне некогда все это штудировать. Но и доверить абы кому такую информацию я не могу. Отец скрывал это ото всех. Значит, на то были причины.
Все, не могу больше. В башке одна сплошная мешанина, и хочется только одного: ощутить тот чертов аромат, который теперь не дает покоя. В нем что-то важное, что-то необходимое. Что-то, без чего я рано или поздно сдохну.
Медведь яростно рычал. Рот наполнялся слюной, чтобы смочить кожу на ее шее и облегчить боль от укуса, которую она обязательно испытает. Меня корежило и ломало. Охота… Преследование… Я должен идти по следу…
Нет. Нельзя. Я заставил себя вернуться домой. Принял душ и переоделся. Самое время съездить к ведьме, о которой так переживал Георгий Иванович. Если она осталась одна, то этим можно воспользоваться. Очень немногие ведьмы просят защиту у берсеркеров. Они не доверяют никому, объединяясь в ковены и защищая друг дружку таким способом. Но если она растеряна и не знает, что делать… пусть поработает на меня. А я гарантирую ей защиту от Ордена.
Диана и мать вели себя странно спокойно. Не попадались на глаза и даже не пытались высказать мне свое возмущение. Порадоваться бы, но я прекрасно понимал, что две гадюки что-то задумали. Просто выжидают. А что если… в голове постепенно складывался план, как я могу выбраться из этого с наименьшими потерями.
Я уже был на пути в гараж, когда в кармане зазвонил телефон. Георгий Иванович. Может, что-то случилось?
Я быстро ответил:
– Да?
– Дагмар! Ты сейчас занят? – На заднем фоне слышались детские голоса и какая-то женщина отчетливо повторяла: «Хоть бы приехал! Хоть бы приехал!»
Я усмехнулся:
– Собираюсь ехать к твоей подопечной.
– А-а-а…
Тот же женский голос встревоженно зашептал: «Что? Что он ответил? Пожалуйста, убедите его! Он должен приехать. Нам нужны эти деньги. Мне зарплату девочкам платить нечем. Пожалуйста!»
Видимо, директриса. Вряд ли она подозревала, что я все слышу. Голос звучал вполне искренне. Знай она, что мне слышно, как какая-то девчонка просит переплести косички, что бы она тогда сказала?
– Дагмар… – Смотритель точно хотел, чтобы я поехал к ведьме, но и сопротивляться директрисе явно не мог.
Как она вообще узнала, что мы знакомы? В любом случае, я могу просто перечислить необходимую сумму на счет приюта.
– Слушай… – Даже на расстоянии я слышал, как старик жует губы.
Я не смог сдержать ухмылку:
– Я все слышал. Передай своей директрисе, что деньги будут. Сегодня вечером.
– Хм-м… М-м-м…
Послышалась какая-то возня, гневное «Дай сюда! Я сама с ним поговорю!» и в трубку напряженно выдохнули.
Я даже не удивился, когда со мной заговорила та самая директриса. Видимо, Георгий Иванович не выдержал в схватке.
– Дагмар… Ро…
Она явно пыталась произнести мое отчество. Три раза. Даже интересно, что получится в итоге. Но я решил пожалеть тетку.
– Просто Дагмар. Здравствуйте.
– Здравствуйте! – Она как-то уж преувеличенно радостно заулыбалась – это тоже было хорошо слышно. Особенно, мне. – Дагмар… хм… Я бы хотела пригласить вас к нам… Сегодня в нашем детдоме будет проходить праздник «Встречи Осени».
Что-то заставило посмотреть на дом. Диана пялилась в окно, прикрываясь занавеской. Кот из дома, мыши в пляс? Идея, возникшая пару минут назад, начала казаться все более привлекательной.
Поняв, что я ее заметил, Диана убралась от окна. В очередной раз шевельнулось дурное предчувствие: не нужно было идти на поводу у матери. Ее унижение не стоило тех проблем, которые грозили появиться.
Я сел за руль, вполуха слушая убеждения директрисы, что я обязательно должен приехать.
Перебив уже начинающий раздражать поток, я быстро проговорил:
– Не знаю вашего имени-отчества, но я не приеду. Насчет финансирования не беспокойтесь. Оно будет восстановлено. Вы получите деньги на ремонт, на оборудование и что там вам еще нужно. Подготовьте список всего необходимого, я пришлю к вам человека. Он займется делами детдома.
На том конце повисла тишина. Хотя нет, на заднем фоне что-то происходило, какая-то суета. Но директриса, похоже, решила, что разговор окончен. Пару секунд она просто молчала. Наверное, радовалась, что смогла так легко выбить деньги.
Я заводил мотор, когда сквозь шум детских голосков донеслось отчетливое и требовательное мальчишеское: «Марина Витальевна, а мы будем сегодня играть в доктора? Я прочел в книжке, как вылечить вашу рану.» Даже не смог держать усмешку. Вот только она быстро сошла с лица, когда красивый и слишком молодой голос ответил: «Спасибо, Паша. Мы обязательно поиграем в доктора, но чуть-чуть позже, ладно?»
Я едва успел нажать на тормоз. Сам не понял, что вдавливаю газ в пол, бездумно таращась в закрытые ворота. Этот голос прошел по нервам тупой бритвой. Мышцы скрутило в тугие жгуты. Пальцы впились в руль, едва не отрывая его к чертям собачьим, потому что я хотел вот точно так же впиться в нее. В ее бедра, талию, притянуть к себе.
Мгновенно выступивший на коже пот пропитал одежду. Меня бросило в жар, и ощущение было таким, словно я горю в огне. В натуральном, мать его, огне. Вот оно – мое пекло. Я-то думал, что попаду в печево только после смерти, что у меня еще есть время. Но нет.
Ее голос до сих пор звучал в голове. Поиграть в доктора… Я устрою тебе доктора, твою мать! Вылечу все твои раны. Залижу, как зверь. Возбуждение было таким резким, что перед глазами потемнело. Меня повело. Член встал, упираясь в брюки. Да ну нахрен! Дикий стояк натягивал ткань так, что я почти ожидал услышать треск ткани. Молния впилась в головку, ощущаясь даже сквозь ткань трусов.
Охренеть… Я закрыл глаза и тяжело вдохнул. Нужен свежий воздух. Прочистить мозги. Я пытался услышать еще… еще этот проклятый голос, от которого хочется просто тупо, по-животному кончать и ни о чем не думать. Кончать, слушая прерывистые громкие стоны, частое дыхание, срывающиеся крики.
Это вдруг превратилось в главную цель жизни: заставить ее кричать. Именно так, срывая горло, задыхаясь, до звона в ушах, на каждый мой выпад. Пока я буду бешено ее долбить, она будет выстанывать чертовы звуки. Мое имя… Хочу слышать, как она его произносит. Как кричит, пока я вбиваясь в нее по самые яйца.
Треп директрисы заставляет прийти в себя. Она просит не мешать и не шуметь, и все голоса замолкают. Чертова тварь! Мне нужен этот голос! Необходим! Дай ей договорить. Я едва ли не приказываю отдать трубку той, которую просят «поиграть в доктора».
Блядь! Я сыграю с тобой в любую игру, в какую только захочешь. В любу-у-ую. В самую грязную и такую, о которой даже стыдно думать.
Отрывисто бросаю:
– Я приеду.
И сбрасываю нахрен звонок. И ведь понимаю, что не надо туда ехать. Нельзя. Я ведь не собирался. По тысяче причин не собирался. Нужно ехать к ведьме. Заняться Орденом и крепостью.
Надо… Надо к ней. К ее голосу и запаху. К вкрадчивым интонациям. Боже, сколько ей лет? Надеюсь достаточно для того, что я хотел с ней сделать. Потому что ждать я не смогу.
А я ведь должен сдержаться. Клялся себе, что не сорвусь. Мне не нужна эта встреча. Не хочу, как отец. Вообще никак не хочу. Я зверь. Чертов дикий голодный зверь. И таким хочу оставаться. Где-то глубоко в своей берлоге. Не хочу себя сдерживать и пытаться быть нормальным.
Хочу… хочу ее своей пленницей. Там, в крепости, в руинах, где остались поручни для жертв безумных берсеркеров. Хочу трахать ее, прикованную цепями. Хочу, чтобы она пыталась и не могла ко мне прикоснуться. Чтобы обхватывала мои бедра своими ногами и сама в безумстве насаживалась на мой член. Узкая и мокрая. Текущая на мои бедра. Чтобы ее грудь подпрыгивала от каждого моего толчка.
Блядь! Да я видел, как ее сиськи подскакивают от моей сумасшедшей долбежки. Видел, как по коже стекают капли испарины. Видел, как она подставляет мне свои соски и умоляет взять их в рот. И повсюду чертов аромат цветов и карамели. Так, что можно задохнуться…
Я притормозил у обочины и выскочил наружу. Воздух пах дождем и сырой землей. Туманом. Кладбищем. Тем запахом тления и гниения, который чувствует даже обычный человек. Но даже это не могло очистить разум. Призрачные ароматы засели во мне где-то на уровне подсознания. Такое впечатление, я зашел в парфюмерный магазин, и меня тут же забили тысячи запахов.
Для берсеркера это было сравни смерти – не чуять ничего вокруг. Но сейчас… сейчас мне нужны были два аромата, которые я готов был ощущать всю жизнь. Все. Больше ничего.
У меня еще есть время свернуть в другую сторону. И я должен это сделать. Пока могу. Потому что встреча с ней, кем бы она ни была, какой бы ни была, не принесет ничего хорошего. Я ЭТО ЗНАЮ!
Но возвращаясь в машину, я не сворачиваю и продолжаю ехать вперед. Там маячит белое марево тумана, видимость ухудшается, и мне почему-то кажется, что вот такой же мутной становится моя жизнь.
Я просто посмотрю на нее. Ничего больше. Не буду разговаривать или еще что-то. Узнаю, как она выглядит и… и что-нибудь придумаю. Мне не нужна эта зависимость. Не нужна подобная слабость, уязвимость. И не нужно то, что она может сказать или сделать, узнав, кто я, узнав, что мне нужно и как.
Туман становился гуще. И я почему-то представил ее, все еще безликую, рядом со мной. Гуляющую среди руин крепости в плотном белом мареве. Возможно, она попыталась бы сбежать, подумав, что сможет скрыться в молочной пелене. А я бы нашел ее. По запаху. По звуку дыхания. И взял бы прямо там, у влажных старых стен.
Если я сейчас же не избавлюсь от всей этой мешанины в голове, то свихнусь. Это всего лишь голос и запах. Ничего больше. Я ведь не знаю, как она выглядит. И вполне возможно, что она хуже моей матери и Дианы вместе взятых.
В глубине души я понимал, что даже это мне не помешает. Но продолжал уговаривать себя, убеждать. В самом деле, черт возьми!
Я надеялся, что она окажется… не знаю, уродкой, что ли. Такой, чтобы от одного взгляда на нее, тянуло проблеваться. И с характером конченой твари. Это было так по-детски, что хотелось рассмеяться от самого себя. И все равно я твердил это, как молитву. Просто посмотрю на нее, пойму, что она какая-нибудь убогая девка, и успокоюсь. В ней должен быть какой-нибудь недостаток. Просто обязан!
Я доехал намного быстрее, чем думал. Наверное потому, что не смотря на туман и влажный асфальт, гнал почти под двести в час. Даже смешно стало. На встречу с убожеством так не торопятся. Но чем быстрее я посмотрю на нее, тем быстрее избавлюсь от этой чертовой зависимости, которая уже начала въедаться в мозг.
На каждом шаге я убеждал себя остановиться, повернуть назад и вернуться в машину. Я ведь не собирался сюда ехать. Нужно ехать к ведьме, разобраться с ней и… И я шагнул в прохладное мрачное нутро холла. Раньше здесь сидел охранник. Сейчас, кроме пустоты, не было ничего. От красоты и величия не осталось и следа. Фрески осыпались. Одинокая картина с изображением средневековой охоты потемнела. Тяжелые бордовые портьеры, которыми раньше зачем-то занавешивали стены, пропитались пылью. Вместо огромной люстры, которая сама по себе была произведением искусства, висела одна грязная лампочка.
Какого хрена? Где охрана? Любой желающий может здесь шляться. Без проблем войти туда, где дети! Я достал телефон, снова набирая смотрителя. На полу, вымощенному узорчатой плиткой, засохли разводы грязи. Я даже различил следы от обуви. Это уже ни в какие ворота.
Я не успел нажать на вызов. Боковая дверь распахнулась, и появился Георгий Иванович, злой, красный от возмущения и что-то бормочущий под нос.
– Дагмар! А я уж думал, не приедешь!
Я убрал телефон в карман.
– Я же сказал, что буду.
– Ну так Тамара ничего не поняла. Говорит, пообещал, а когда – неизвестно.
Весь этот пустой треп меня мало волновал. Я указал на дверь за спиной:
– Где охрана? Где уборщица?
Смотритель пожал плечами:
– Нет никого, давно уж. Уволились все. Зарплату платить нечем.
– Почему ты не сказал, что все НАСТОЛЬКО хреново?
– Так сказал же! – Смотритель почесал нос, бросая на меня задумчивые взгляды. – Дословно передал, что твоя мамаша ответила.
– Ладно, я понял. Сегодня вечером все будет.
Я повернулся к выходу. Нужно уйти. Но ноги словно вросли в пол. Я запрещал себе дышать, принюхиваться. Ее запаха здесь не ощущалось, но я все равно цедил кислород мелкими глотками.
Смотритель заулыбался:
– Вот спасибо тебе! Авось не загнемся. А теперь пошли. Праздник в самом разгаре. Посмотришь, как мы справляемся.
– Что еще за праздник?
– «Встреча осени» называется.
Последний шанс уйти я проигнорировал. Пошел за смотрителем, чувствуя, как в груди начинается странное жжение. Помимо воли снова начал принюхиваться. Мы шли по узкому коридору с высоким арочным потолком. Он был выкрашен в синий – небо с маленькими звездочками. Справа стена снова была расписана темным лесом. В центре был нарисован деревянный трон, на котором сидел огромный медведь в алом плаще. Перед ним плясали скоморохи, а рядом стояла девушка, сошедшая с картин итальянских мастеров.
Интересно, задавался ли кто-то вопросом, почему художник нарисовал именно это? Почему возле каждой двери напротив с одной стороны был нарисован рычащий медведь с секирой, а с другой длинноволосая женщина, увешанная драгоценностями?
За одной из дверей в центре коридора слышались голоса, музыка и детский смех. Я все еще не ощущал ЕЕ аромата. Где она? Почему ее здесь нет? Она прошла другим путем?
Последние метры я преодолевал едва ли не бегом. Мне просто нужно на нее посмотреть. Посмотреть и успокоиться. Мне почти удалось убедить себя, что она окажется какой-то неправильной, что в ней все будет отвращать меня. Почти…
– Войдем тихонько и с краю присядем. – Георгий Иванович понизил голос до таинственного шепота. – Даже тебе понравится. Все старались. – Смотритель помахал допотопной «мыльницей». Где только раздобыл этот антиквариат. – Нужно все сфотографировать. Для отчетов там всяких.
Я не смог сдержать удивления:
– На это?
Георгий Иванович пожал плечами:
– Ну так больше ничего нет. Я-то и рад на что-то поновее снимать. Думаешь, если старик, так ничего не соображаю?
Не знаю откуда вдруг появилось это идиотское чувство, но… теперь я чувствовал ответственность за всех находящихся здесь людей. Они, вроде как, зависели от меня.
– Все, пошли. Только тихо. Там у стены стульчики стоят.
Я закатил глаза, но послушно встал за стариком, отворяющим дверь.
Я задержал дыхание. Секунда, две, три. Один шаг, второй, третий. Смотритель идет вперед, я – следом. Мы входим в большой зал, где раньше устраивались балы и всевозможные торжества, а сейчас творится черт знает что.
Словно вся нечисть собралась в одном месте, и самое жуткое существо сейчас приближается ко мне. От удивления я делаю глубокий рваный вдох, и весь организм тут же заполняет цветочный дурман. Еще вдох, и в кровь впрыскивается отравленный кислород. Еще, и меня накрывает огненной волной из пекла.
Пальцы начинают дрожать. Вместо ногтей должны быть когти, чтобы вонзиться в мою добычу и не отпускать. Рот наполнился голодной слюной. И в горле зародился первобытный дикий рык. Я должен был… должен был отстоять ее у других самцов, подтвердить свое право превосходства над ней…
Мне напрочь снесло тормоза.
Я всегда знал, что попаду в ад. Но никогда не думал, что это будет так скоро. Что ж… возможно, я буду единственным грешником, который окажется рад находиться в преисподней. Потому что прямо сейчас я твердо уверен только в одной истине: нет ничего лучше, чем всю вечность вдыхать этот аромат. И пусть меня будут печь в самом горячем адовом пекле, за возможность дышать опутавшим меня запахом я готов заплатить любую цену.
Цветочная сладость и карамель. Четко. Явственно. Убойно. Так, что по позвонку пробегает электричество и шерсть встает дыбом. Из горла рвется уже не рычание – дикий вопль. Рубашка липнет к спине.
Но я хочу броситься на нее, повалить на пол и накрыть собой. Покрыть. По-звериному. Как самец покрывает самку. С ней только так. Никак иначе. Мне нужно обнюхать ее всю. Каждый сантиметр тела. Каждый гребаный миллиметр! А потом облизать. Узнать вкус кожи, вкус губ и рта и вкус нежной плоти между ног.
Меня тряхнуло так, что перед глазами потемнело. Шум в ушах такой, как будто накрыло водной толщей. Ни к одной женщине я подобного не испытывал. Не было никаких желаний, кроме как быстро сбросить напряжение и забыть. В большинстве своем – элитные шлюхи. Но даже с ними иногда не хотелось заморачиваться.
А сейчас… Это была какая-то дикая адская западня, в которую я угодил с разбега. Пара секунд! Пара долбанных секунд, за которые меня просто накрыло ароматом. Я ощущал себя чертовым девственником. Как будто впервые чувствовал запах женщины и впервые осознавал все свои желания. И их было пугающе много. Пугающе… Пугающих!
Я вздохнул так, словно затягивался наркотой. Глубже, еще глубже, чтобы аромат был во мне. Повсюду. Пропитал меня собой. Каждая его составляющая.
В нем что-то было… Что-то такое… Свежее. Немного, совсем чуть-чуть терпкое. Вкусно… Боже, как же вкусно…
Я – идиот, если думал, что в ней есть недостатки. Плевать. На все плевать. Она – совершенство. Я хочу видеть ее в своей берлоге. Там, в крепости, прикованную и обнаженную. Стонущую так громко, что эхо криков разлетается по руинам. Чтобы от кожи исходил адский жар, а между ног все было мокро. Чтобы от ее терпко-свежего аромата не было спасения.
Реальная женщина не может так пахнуть…
И тут до меня дошло. Не женщина – девушка! Чертова девственница! Вот, откуда эти свежесть и терпкость. На ней не ощущался запах ни одного мужика. Никто не кончал в нее. Чистая. Свежая. Моя! Только моя!
Где? Где она?! Я бешено мотнул головой, пытаясь понять, которая.
Где, твою мать? Где ты от меня прячешься?
Я не мог сдержать первобытную, сводящую с ума ярость. она должна стать моей. Немедленно! Прямо сейчас!
Влагалище, в которое не кончил ни один ублюдок, мое! Грудь, к которой не прикасались ничьи пальцы, моя. Сладкая. Карамельная. Вся моя. Убью любого, кто дотронетсч. На ней будет только мой запах. И внутри нее тоже.
Сладкая, свежая. Но сшибает, как взрывная волна. Просто рвет на клочья. На кровавые куски.
Дурак, что думал, будто смогу без нее. Что радовался, не зная ее. Она идеальная.
Моя целочка. Карамельная девочка. Вся сладкая. Вкусная. Уверен, что вкусная. Скоро я ее попробую оближу всю, мое ароматное лакомство.
Меня снова обдало легкой волной. Справа. Я развернулся и посмотрел прямо на нее. В ярко-голубые глаза. В мозгу что-то перемкнуло, пока я пытался сообразить, какого хрена происходит.
Наверное, в голове и вправду что-то отрубилось, потому что только через несколько мгновений дошло, что это грим.
Баба Яга. Передо мной стояла гребаная Баба Яга. В какой-то дурацкой бандане, из-под которой торчала копна темно-золотистых локонов. Длиннющая юбка, в которой она путалась, тянулась за ней по полу. По ней ползали пауки, и колыхалась седая паутина. Какого..?
Я точно туго соображаю. И пауки, и паутина были нашиты на юбку. Но мое больное воображение уже разыгралось. На ней была короткая пушистая безрукавка, а я уже видел, как она кутается в меха, которые я ей куплю.
Я впитывал ее. Пожирал глазами. Кто-то приклеил к ее лицу длинный крючковатый нос, но даже он ее не портил! Я видел кроваво-алые губы. Такие красные, что ощущался металлический аромат крови. Ее девственной крови.
Меня уже конкретно шатало. Но я не мог избавиться от видения этих красных губ на мне. Пухлые, мягкие, они бы скользили по моему члену, оставляя алый смазанный след. Я бы заставил ее отсасывать у меня, пока вся помада не стерлась бы с губ. Чтобы они были алыми не от краски, а от старательного и долгого отсоса.
Блядь! Я даже не был уверен, что с ней выдержу долго.
Она повернулась ко мне. На какую-то секунду наши взгляды встретились, и меня шибануло в грудь. Пришлось сделать шаг назад и привалиться к стене. Боже… какая она…
Я затянулся ее запахом, как сигаретой. Аромат крови стал отчетливее. Она отвернулась, и тут до меня дошло. Рана! На ее щеке была рана, которая кровоточила. Вот откуда этот запах. Недавняя, не успевшая даже затянуться. Сначала я принял ее за грим, но нет. Это был самый настоящий порез. Хотя нет, слишком неровный и рваный. Как царапина.
Оторву руки тому, кто это сделал. На живую оторву и сожрать заставлю.
– Ну что ты? Садись давай! – Хоть немного прийти в себя помогает смотритель.
Он тащит меня за локоть и заставляет опуститься на крошечный детский стул, который скрипит под моим весом.
Я начинаю осознавать, что нахожусь в зале, заполненном детьми. Они испуганно вскрикивают и тут же радостно смеются, когда к ним подбегает моя ароматная колдунья. Юбка кружится вокруг ее ног. Она тянется к какой-то девчонке, начинает ее щекотать, и та заливается счастливым визгом.
Но когда к моей женщине подбегает какой-то урод, затянутый в костюм Кощея, мне напрочь отрывает башку. Он хватает ее руку и пытается оттащить, а я вскакиваю со своего места.
Мной движет только один инстинкт: оторвать ублюдку все конечности. Его гребаные пальцы. Сломать по одному, чтобы больше никогда не смог к ней прикасаться. Никто не сможет.
– Ты чего? – Сквозь медвежий рев в голове доносится голос смотрителя.
Проклятье! Охуеть просто можно. Я себя уже не контролирую. Не могу. Это же… какая-то постановка для детей и ничего больше. Но я чувствую… Чувствую, еще один запах. Запах этого урода. Ему нравится прикасаться к ней. Ему хочется еще.
Меня тянет туда, вперед, к ней. Отодрать его руки от нее. Забрать ее с собой. Спрятать. Владеть ею. Держать в секрете ото всех. Чтобы никто никогда не смел прикоснуться или причинить вред.
Бездумно вытаскиваю телефон и, не оборачиваясь, бросаю старику:
– Я сниму.
Хоть какое-то оправдание тому, что стою, как идиот и пялюсь на весь этот адский шабаш.
На экране телефона появляется она. Почти с маниакальным удовлетворением осознаю, что теперь она будет со мной повсюду. Я снимаю, как она убегает от мальчишки, размахивающего мечом. Как делает плавные движения руками, стараясь заколдовать крошечного богатыря.
Но заколдовывает меня. Я тону в ней. Она немного поворачивается, и я снова вижу изогнутую рану. И будь я проклят, но сдерживать возбуждение становится почти невозможным. То, что должно уродовать обычных людей, ее делает совершенной. Не знаю, как она его получила, где, от кого. Знаю только, что найду выродка и закопаю. И знаю, что от вида этой раны кровь бежит быстрее в венах. Это не просто сексуально. Это дико, по-животному охеренно.
Ее кожа кажется неестественно бледной. Даже красивый розовый румянец на скулах не стирает ощущение ее нереальности. А может она действительно ненастоящая? Не знаю, кто и как ее создал, но она…
Я снимаю каждое ее движение. Как одержимый фотографирую. Еще, еще, еще. И я уже придумал, что сделаю с ее фотографиями. Даже с такими. С этим дурацким носом и в нарочито-сказочном наряде.
До меня доходит, что я не знаю, как она выглядит на самом деле. Ее лицо все еще скрыто. А тело тем более. Запрятана от меня бессчетными слоями одежды.
Но от меня не спрятаться. Никогда. Никак. Сейчас она похожа на невинную жертву для беспощадного монстра. Попытка умилостивить чудовище, подсунув ему девственницу.
И черт возьми, это действует. Не знаю как. Не знаю почему. Но для меня почти жизненно важно, что я стану первым. Я в этом даже не сомневаюсь.
В этот самый момент она смеется, пытаясь изобразить коварный злой хохот. И от этого меня бросает в пот. Как будто насмехается надо мной. А может так и есть? Потому что ее взгляд скрещивается с моим. Она смотрит на меня! Снова швыряет в меня голубой взгляд. Алые губы кривятся, и я готов поклясться, что слышу ее насмешливое: «Никогда».
И я позволяю тихому рыку прорваться сквозь зубы. Нет, сладкая ведьма, твоя целка будет моей… Ты вся будешь моей. Сама будешь отдаваться и предлагать взять тебя. Умолять завладеть тобой. Будешь просить пользовать тебя, как развратную шлюшку. И будешь ловить от этого кайф. Такой же, какой УЖЕ испытываю я.
С чего я решил, что все будет легко? Что смогу уйти? Посмотрю и отвернусь. Откуда-то я точно знаю, что с ней легко не будет. Что с ней будет дико и ненормально. И это мне нравится… Мне нравится предчувствие безумия. Меня бросает в дрожь от осознания того, что между нами все будет по-животному. Кроваво и с криками.
Наверное, не нужно было сюда идти. Не нужно… Лучше бы я не знал ее никогда. Никогда не видел и не слышал. Потому что теперь мое существование сосредоточено на ней. Целиком и полностью. Я не отдаю себе отчета в том, что уже планирую, какой будет наша жизнь. Я должен привести ее домой. В крепость. Но не в те руины, которые служили мне пристанищем. А в самую настоящую крепость. Значит, нужно заняться ее восстановлением. И как можно быстрее. Еще нужно выделить ей постоянного водителя и охрану. Хотя, нет… Я не смогу выдержать, если рядом с ней будет находиться кто-то, кроме меня. Она должна быть постоянно под моим присмотром. Рядом.
Она снова отворачивается, волосы падают за спину, обнажая мягкий изгиб скул и покрасневшее от воспаления ухо. Я шумно сглатываю. В животе что-то сжимается, а во рту становится сухо. В ее ухе пять маленьких сережек. Дешевенький металл в свежих ранках.
Господи, да на ней есть хоть одно живое место?
Но эти сережки… Вся она, с раной, красными губами и густо подведенными глазами… как будто вызов мне. Вызов моему зверю. Она пробуждает первобытную ярость. Желание биться и побеждать. Взывает к зверю, провоцируя на что-то. Потому что я чувствую, что между нами будет схватка.
Ее движения завораживают. Вроде бы ничего особенного. Она просто скользит из одного угла в другой, играет с детьми в какую-то дурацкую игру, правила которой слишком сложны для моего ошалевшего мозга.
Она больше не смотрит на меня. Даже мельком. Крошечная девчонка тянется к ее волосам и с благоговением прикасается к длинным локонам. Меня прошибает завистью. Я тоже хочу их потрогать. Сначала просто узнать, какие они на ощупь. Мягкие? Шелковистые? Пушистые? Гладкие?
Хочу намотать их на кулак, поставить ее раком и отодрать так, чтобы остались синяки на ее заднице.
Меня начинает уже конкретно потряхивать. Я хочу подойти к ней. Мне это необходимо. Сдерживаться почти невозможно. Я должен забрать ее отсюда. Сделать своей. Предъявить права. Заклеймить. Пометить собой. И проучить… чтобы не вздумала больше от меня отворачиваться.
Я остро реагирую на все, что она делает. Когда она тихо смеется, кровь вскипает в венах, пузырится и начинает плавить нутро. Меня шатает, потому что я делаю неосознанный шаг к ней.
К ней снова подходит долбоеб в костюме Кощея. Наклоняется, что-то говорит на ухо. Она смотрит на него сверху вниз, удивленно вскидывает брови, а потом улыбается. Медведь приходит в ярость. Он рычит, что я должен подойти к ним, перегрызть глотку противнику и забрать свою законную добычу.
Вокруг нее прыгают дети, и она отворачивается от ублюдка. Внимательно слушает, что говорит тощий пацан, улыбается ему так ласково, что у меня начинает щемить сердце. Я вдруг представил, что это наши дети. Никогда не задумывался о том, сколько их будет, какими они окажутся.
Я не представлял себя в роли отца. Никогда. Если и думао о детях, то… это были просто обещания самому себе, что так, как собственные родители, я делать не буду. Не больше. Я был готов к тому, что не оставлю после себя никого. Наверное, потому и согласился на просьбу матери. Чтобы наш род продолжил хоть кто-то.
Но сейчас, когда смотрел на свою женщину, окруженную детьми, понимал, что хочу этого. Всего этого. Хочу семью. Настоящую. Хочу видеть ЕЕ, с моим ребенком в животе. Хочу ощущать их запах и вслушиваться в сердцебиения. Хочу чтобы она вот так же ласково и весело улыбалась нашим детям, поправляла одежду и расчесывала пальцами волосы.
Дети цеплялись за нее, и я снова чувствовал дикую ревность. Она должна принадлежать только мне. Ее внимание должно быть направлено на меня.
Я начал обходить зал, пытаясь быть ближе к ней. Сережки в ее ухе хитро мерцали, словно даже металл подначивал решиться на то безумие, которое крутилось в моей голове. Я подарю ей другие. Она не будет носить эти дешевки. Моя женщина не будет знать ничего, кроме роскоши.
Я заставляю себя прислушаться. Там, в углу, куда она забилась, что-то происходит. Я точно знаю, потому что запахи меняются, и мне становится еще труднее сдержаться.
Зверь начинает бушевать не на шутку. Древняя кровь, которая с каждым днем становится только сильнее, взывает заявить права на нее прямо сейчас. Забрать отсюда немедленно!
– Марина Витальевна, а вы правда разрешите мне полечить вас? – Долговязый мальчишка цепляется за ее юбку и с восторгом заглядывает в рот.
Становится необходимым узнать, как она получила эту жуткую рану. Кто посмел поднять на нее руку? Кто бы это ни был, он уже приговорен.
Кто-то делает музыку громче, и мне приходится отойти в сторону, чтобы не мешать «богатырям» освобождать пленников Бабы Яги и Кощея.
Но я все равно слышу ее чуть хрипловатый смех, от которого волосы на загривке встают дыбом.
А потом, чтобы окончательно добить мою выдержку, она, улыбаясь, произносит:
– Паша, я же Баба Яга.
Ее голос… растекается по венам сладким ядом. Сливочной карамелью. От него становится так нестерпимо жарко, что одежда раздражает, превращаясь в чертову смирительную рубашку. И мне уже становится жизненно-необходимым сбросить ту цивилизованность, которую я собирал годами. Сейчас мне необходимо быть зверем. Животным. Первобытным. Выпустить инстинкты наружу и позволить им руководить мной.
– Я узнал вас, Марина Витальевна. Вы самая красивая.
О, да-а-а… Она совершенная. Идеальная. Даже смотреть на нее – чистый кайф. Меня выбивает дикая ревность. От того, что рядом с ней стою не я. От того, что она смотрит на других.
Не смогу я это контролировать. Не смогу. Прямо сейчас она нужна мне.
– Да, наша Марина Витальевна лучше всех.
Мне не удается подавить тихое рычание. Я не знаю, кто там, в этом идиотском костюме Кощея, но ему – конец. Чувствую его запах. Он возбужден. Ему нравится происходящее. Нравится стоять почти вплотную к ней и смотреть на нее. Ему хочется большего. Меня от этого начинает трясти.
Я принюхиваюсь к ее аромату, прислушиваюсь к сердцебиению, под звук которого прямо сейчас подстраивается весь мой организм.
Ее сердце стучит быстро. Она волнуется. А еще я ощущаю, что ей больно. Щека… С этим я могу помочь ей справиться. Несколько капель моей слюны, и рана затянется к концу дня.
От мысли, что начну ее вылизывать, мне становится нечем дышать. Аромат карамели и цветов накрывает удушающей волной. Потому что она, Марина – теперь я знаю точно, отодвигается от того, кого я уже занес в список жертв. Мой зверь торжествующе рычит, довольный тем, что выбранная самка сама, по своей воле, проявляет неприязнь к сопернику.
