Текст книги "Сердце Стужи"
Автор книги: Марьяна Сурикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 8
О РАЗНОЙ СИЛЕ
На крыльцо я выползала с такой же охотой, с какой можно теплую постель на холодный сугроб променять. Вот чувствовала, сейчас искупают меня сразу в нескольких таких, и за шиворот немало снега насыплется, и в сапоги набьется. Хотя с одеждой я постаралась, вчера для занятий выбрала себе безрукавку, в которой и легче, и не столь жарко по препятствиям наколдованным скакать. Полушубок вечно расстегивала, а он распахивался и норовил за любой куст зацепиться. Сапожки тоже присмотрела подходящие, Сизар посоветовал. Он в одежде на удивление хорошо понимал, особенно в женской. Еще купила то, что князь костюмом назвал, – штаны удобные и рубашку.
Маг уговаривал на ночь в его дворце остаться, а я в крепость попросилась. Сказала, что иначе к утру не успеем, ведь по лесу еще ехать. Он хоть нахмурился, но согласился, видать, почувствовал, как сильно мне хотелось от заботы такой и внимания поскорее удрать. Что говорить, умел Сизар согреть и утешить, такому только улыбнись в ответ и вместо очередного вопроса на очередное объятие хоть разок промолчи, сама не заметишь, как на огромной княжеской кровати окажешься. Я ее успела увидеть, когда Сизар по дворцу провел. Однако заставлять маг не привык, не его это было, вот и отпустил, точнее, лично вернул. В княжестве он не остался.
Отворив дверь и выпав наружу, где воздух покалывал разомлевшее в тепле лицо, я споткнулась о лежавшее поперек двери мохнатое тело. Ведь вылетела, как обычно, спеша на урок не опоздать, дверь на себя рванула, выскочила, запнулась и полетела головой вниз через ступеньки.
– Еще одна наука, – раздался знакомый голос, когда столкновение моего лба с деревом предотвратила крепкая рука. Подхватил нерадивую чародейку в полете, и я повисла головой вниз, животом через локоть в той удобной позе, когда в самый раз слова хворостиной подкрепить на будущее. Конечно, войд иным способом втолковывать не стал, для него всегда один раз достаточно было сказать, чтобы больше никто ошибок не повторял. Поставил меня Бренн на ноги напротив себя, а я запрокинула голову, в который раз досадуя, что он настолько выше: как ни тянись вверх, ни старайся чуточку больше казаться, а даже до плеча не дотянешься. Блоха мелкая и есть. Правда, эта мысль быстро из головы моей улетучилась, и я вновь уже пристально оглядела непривычно одетого войда. Вместо рубашки и штанов, в которых на тренировке меня гонял, накинутый на плечи мерцающий плащ, а на груди полупрозрачные, плотно пригнанные друг к дружке мелкие звенья ледяной кольчуги. Она была перехвачена в поясе широким ремнем и шла ниже бедер, почти касаясь голенищ высоких сапог.
– Биться, что ли, будем? – ахнула, разглядев это облачение и от страха примерзши к месту.
– С тобой? – приподнял бровь войд, окинув одним из своих говорящих взглядов. Ага, ему на одну ладонь меня посадить, а другой сверху прихлопнуть, больно надо для этого в кольчугу рядиться. – С тобой сегодня Эрхан со стаей займутся. – А после, повернувшись к волку: – Под твою ответственность.
И огромный белоснежный волчара, словно в совершенстве понимая человеческую речь, поднялся, встряхнулся и прыгнул с крыльца, вмиг очутившись рядом с нами и вновь скаля на меня свою морду. Впрочем, к его «улыбкам» я почти привыкла.
– Как он? А ты куда? – ухватила войда за локоть, с трудом подавив желание выставить его между собой и довольным волком, больно радостно светились глаза Эрхана. Без Бренна где-то рядышком совсем не хотелось мне от стаи в лесу убегать.
– Биться, – легко стряхнув мою ладонь, увернулся от перепуганной ученицы лорд. Опустив к земле руку, шевельнул пальцами, и на моих глазах из голубого льда начал сплетаться удивительный меч. Тогда я с изумлением оглядела широкий двор, приметив, как собираются здесь облаченные в похожие наряды князья и лучшие воины крепости. Сердце сдавило на миг.
– С кем биться?
– С великанами ледяными, – спокойно и невозмутимо ответил войд. Так, будто сказал, что на прогулку с друзьями выбраться решил.
– Что же, вот так и отправитесь?
– Как так?
– Ни обряда на удачу, ни оберегов на вас.
– На удачу поцеловать можешь, чародейка.
– Всех поцеловать?
– С меня начни, я им после на словах передам.
Опять шутит и смеется. Ему хоть к великанам, хоть в поле на урок – все одно. Нигде не дрогнет. У нас у всех, с меня начиная и заканчивая крепко обнимавшей мужа Белонегой, дрогнет, а у него нет.
Насмешками своими разозлил не на шутку.
– А вот с Сизара начну, ему нужнее. Он больше переживает. Пускай после вам и расскажет.
Войд задумчиво глянул в сторону непривычно хмурого князя.
– Нет, – качнул головой, – с него если начнешь, к концу битвы только закончите. Ладно, чародейка, ты уж решай, будешь мне удачи желать или нет?
Взглянул, потешаясь, руки, на груди сложенные, и губы поджатые оценил, вздохнул вроде как грустно.
– Нет так нет.
– А вот и да! Чтобы после не говорил, будто я вам удачи пожалела!
Довел издевками своими!
Как запрыгнула на ступеньку, потянула его за плечи вниз и в щеку быстро чмокнула.
– На удачу, войд.
В который раз уже на то расчет не сделала, что и он не лыком шит. Еще скорее, чем я отстраниться успела, за шею обхватил, с крыльца стянул и, держа на весу, поцеловал в губы. Быстро, решительно, но раза в два нежнее, чем мой клевок в щеку. Я даже отвернуться не сообразила.
– Это в благодарность. Спасибо, чародейка.
И прямо на спину Эрхана ссадил, видимо, чувствовал, что от изумления на ногах не устою. Я вцепилась безотчетно в густую шерсть, а войд хлопнул ладонью по покатому боку: «Вези».
Оглянувшись у самых ворот, увидела, как шагают они вместе в мерцающую белую пелену по центру двора, а после разом исчезают.
Горестный вой разорвал тихое снежное утро. Сверкающий иней, укрывший каждую веточку, будто удивленно моргнул, блеснув холодными белыми огоньками, а волшебную тишину разбил веселый смех. Он разом наполнил картину идеальной холодной красоты так недостававшим ей теплом, зазвенел кристалликами льда и отразился от укутавшего подножия высоких деревьев снежного покрывала.
– Эрхан, а Эрхан? Не достанешь? Неужто не достанешь?
Я качнула ногой, дразня печального снежного волка. Его выразительная морда была исполнена такой скорби, что не изучи я наглого предводителя стаи столь хорошо, действительно пожалела бы и решилась слезть. Сейчас же и не подумала поддаться искушению и вновь радостно заболтала ногой.
Честно говоря, на дерево меня именно стая загнала. Увлеклись они без войда, даже о том, чтобы с трудом переводящей дух чародейке минутку дать в себя прийти, позабыли. Развлекались уж развлекались, точно кошачья ватага, изловившая единственную мышку.
В последнем забеге, признаться, самой с трудом вспоминалось, как приметила впереди раскидистое дерево со снежными лапами едва не до земли и кинулась к нему, уже чуя, что точно покажется из-за толстого ствола белая морда, но не желая вновь сворачивать и бросаться в сторону. А нежелание было столь сильно, что когда ухватилась в прыжке за одну из веток, ногой оттолкнулась от той самой морды, в удивлении позабывшей даже обнажить свои острые зубищи, и взлетела выше. Вскарабкалась на самую дальнюю, но надежную ветку, и прильнула к стволу, глядя, как внизу собирается озадаченная стая. И сама подобной прыти от себя не ожидала, однако чувствовала уже, тело стало иным, более гибким, более послушным, такие трюки проделывать научилось, я только диву давалась.
Вот и сейчас, сообразив, что сумела предвидеть, где затаится волк, и использовать это к своей пользе, молча себе удивилась. Бывает же! А прежде думалось, никогда не наступит тот момент, чтобы смогла от стаи уйти.
– Эрханчик, Эрханушка, ну прыгни, прыгни повыше. – Волк снова горестно взвыл. Ему, бедному, было меня отсюда не снять, хоть он и старался.
Сперва он на задние лапы поднялся, а передними в ствол уперся, и ощутимо качнулось дерево. Я пискнула и вцепилась в него изо всех сил, но корни намного крепче волчьего веса оказались, устояло мое спасение, а волк начал прыгать вокруг, точно заяц, чем очень меня насмешил.
– Хорошо, что ты не войд, – сказала грустному снежному зверю, – он бы мигом меня спустил, а так я даже подремать на веточке могу, вполне широкая, сгодится вместо постели.
Эрхан зарычал, а после вытянулся во весь свой немалый рост и опустил морду на лапы. Стая последовала его примеру, окружив мое убежище со всех сторон.
– Плохой трюк, – немедленно заявила вожаку, – я тут еще долго продержаться смогу, а Бренн, если вернется и увидит, что все это время ты мне дал на дереве отдыхать, точно не похвалит.
Волк насторожился, будто действительно понимал мою речь.
– Ага, не хочешь, чтобы от мага попало? Я, признаться, тоже. Давай мир заключим? Я послушно спущусь, а вы больше гонять не будете? Время тренировки уже прошло, сам знаешь.
Эрхан коротко рыкнул, отчего его стая вновь поднялась на лапы, встряхнулась и потрусила в лес. Под деревом остался только вожак.
– Значит, договорились? И отлично. Я ничегошеньки Бренну не скажу, ни полсловечка. Ему сейчас недосуг наблюдать, уж явно делами поважнее занят.
Аккуратно выбирая место, куда поставить ногу, и цепляясь за ветви, я принялась спускаться.
– Эрхан, а ты великанов видел? Говорят, они ужасные, а еще ростом выше трех человеческих. Но маги, пожалуй, справятся. Ведь не впервой?
Волк промолчал, не желая развеивать моих опасений хотя бы презрительным фырканьем, которое в иные моменты у него на диво хорошо выходило. Уж по нему я бы догадалась, что для снежных воинов великаны сущая мелочь. И почему не додумалась раньше подробно узнать, в каких схватках погибали обитатели крепости, как муж соседки Северины. Говорила себе, в этот раз точно бояться нечего, но все сжималось внутри. Хотя с чего? Ну кто я им? Ведь временно здесь, пока силой владеть обучаюсь. Неужели умудрилась привязаться? А иначе с чего всю тренировку мысль не отпускала, как они там? Но привыкнуть к обитателям крепости за совсем короткий срок? Ведь чудилось, минуло немного времени, однако сегодняшний урок показал, что тело немало выучить успело, а такое быстро не дается. Неужто войд со временем поворожил?
– Р-р-р! – Эрхан рыкнул столь грозно, что я, почти уже спустившись, не удержалась и разжала пальцы. Сорвалась прямо в сугроб, вновь набрав себе за пазуху снега, а вожак повернулся мохнатым волчьим задом и сел.
Оскорбленное волчье самолюбие я долго и безуспешно умасливала. Даже предприняла попытку погладить, напоролась на грозное рычание и от греха подальше поскорее отдернула руку. Кроме Бренна, Эрхан никому не позволял себя касаться. В итоге до крепости добиралась на своих двоих, а протиснувшись в ворота, отметила, что после долгого подъема в гору сквозь рыхлый снег (ничья магия ведь меня на нем не держала) ощутимо подрагивали ноги. Пройдя весь двор, присела на крыльцо и решила, что, пока воины не вернутся, с места не сдвинусь.
– Ну что сидишь? К крыльцу еще не примерзла? Там на кухне дел невпроворот, вернутся мужчины, все сметут подчистую. Они после таких вылазок уж больно голодными приходят, сил немерено тратят.
Хмурая Белонега взяла дров из поленницы и вновь направилась в избу. Я скользнула в дверь следом, даже стыдно стало, что прохлаждаюсь, пока они здесь все умаялись от стола к печке порхать. Ноги ведь мои почти не дрожали.
Нега вручила нож и подтолкнула табурет, на котором я и устроилась, принявшись чистить овощи. Стоять при подрагивающих коленях все же непросто.
В крепости, как говорил Сизар, все и всегда были при деле, но я обычно иную работу на себя брала: постирать, заштопать, починить, а на кухню не больно стремилась. Просто здесь за работой многие собирались, а со мной, кроме Неги, не шибко рвались общаться. У них всегда разговоры, да шутки, да смех, а я себя лишней ощущала. Пышнотелая красавица объясняла, что я сама виновата, и если буду дальше чураться, то так и не подружусь ни с кем.
– Они бы и хотели поближе тебя рассмотреть, ты ж сама не даешься.
– Я небольшая мастерица по девичьим посиделкам, – отвечала ей.
– Тоже мне трудность нашла, не все из нас ревниво на тебя смотрят.
– Не все, но многие?
– Замужних из нас половина, чего ради будем к войду ревновать? А на остальных плюнь, им в диковинку, что он ученицей тебя взял, – про ночь она промолчала, – им невдомек, чего ради с тобой возится. А я с мужем согласна, дар хоронить нельзя, его взрастить следует и научиться правильно применять.
Не раз подобные разговоры она со мной вела, но как-то уговоры уговорами, а мало приятного сидеть под недовольными взглядами. Сегодня же Нега вовсе не церемонилась. Видела я, нервничает наша красавица, то и дело застывает и словно прислушивается, а не вернулись ли маги. Остальные замужние тоже с виду напоминали ниточки, натянутые на ткацком станке, а прочие – магини снежные и просто в крепость по разным причинам принятые – свободней себя вели и болтали веселей.
Нега еще не о каждой мне рассказала – как очутилась в крепости, на какой срок задержаться решила, – руки лишние в таком хозяйстве всегда требовались, но судьбу свою не всякая здесь устроить могла. Я же прежде только о Северине пыталась выведать. Белонега под большим секретом поведала, что у той не осталось родни, а сама она едва не дошла до последней черты, почти решилась собой торговать, но в отчаянии, едва увидев первого своего клиента, отважилась на магический договор. Что Сердце Стужи с нее спросил, Северина никому не рассказывала, а от Бренна и подавно было не вызнать, однако осталась девушка в крепости по собственной воле. Нега еще добавила, что угораздило же красивую и к магии снежной устойчивую деву не в того влюбиться.
– Давно бы была пристроена, – ворчала она, – вот как только ее взгляд от Бренна отлипнет, так и научится других замечать.
Но Северины я меньше смущалась, чем той же Игны. Оставшись в крепости после гибели мужа, снежная чародейка нового себе пока не присмотрела, а кто ей был по нраву, даже Нега сказать не могла. Однако я черноволосой синеглазке не нравилась. Я точно знала, такие вещи просто нюхом чуяла.
Сама Игна на кухне тоже нечасто появлялась, у нее дела были как раз такие, какие магине положены. Работу она для себя колдовскую выбирала, а спрос всегда имелся: где расколоть или, напротив, в лед заковать, где путь очистить, а в ином месте преграду поставить. На всяких снежных созданий она не охотилась, это к иной категории следовало относиться, к той, что так и называли – охотниками.
Меня же больше смущало, когда взгляд магини на себе ощущала, точно тяжелую руку, в спину ли Игна глядела, рядом ли проходила, обернувшись мимоходом. Таких молчаливых, будь моя воля, за версту объезжала бы, потому как непонятно никогда, что у них на уме.
Сегодня синеглазка тоже у плиты толклась и, признаться, хорошо спорилось дело у нее, я даже разок залюбовалась, как красиво взбивается тесто с помощью магии. Чуть заметное движение воздуха, парочка осевших на мягком боку снежинок, а оно само приминается, переворачивается, снова взбивается. И силу свою Игна хорошо контролировала, поскольку тесто у нее в ледяной ком не смерзалось и даже не твердело. Это ж надо уметь! Я вздохнула самую малость грустно, а в этот миг дверь кухни с таким громким стуком распахнулась, что почти все вздрогнули.
– Вернулись! – влетел мой давешний знакомый. – Одолели великанов!
Все посыпались тут же за порог. Ученик Сизара первым обратно вылетел, за ним Белонега кинулась, ну а я в последних рядах.
Над головами тех, кто не бросился в первую очередь к мужьям, выглядывала я знакомые лица. Вон копна платиновых кудрей, с которых свалился ледяной шлем. Слиплись они, но, слава богам, не от крови. А вон и сизоволосая макушка склонилась точно под тяжестью, а сам Севрен сидел прямо на снегу, упершись локтем в колено. Супруг Неги не сидел, лежал, и вот там, под смятой с одного бока кольчугой кровь запеклась. Белонега, бледная как полотно, бросилась к мужу. Он приподнялся ей навстречу, протянул руку, улыбнуться хотел. Я слышала, она крикнула: «Лежи!» А после к ним уже мальчишки подскочили с носилками, поставили рядом на снег, а двое воинов туда пострадавшего переложили и понесли в иную часть крепости, где у нас завсегда помощь оказать могли.
– Бренн где? – Северина спросила, остановившись рядом с обоими князьями, к которым я тоже рискнула приблизиться.
– Там, – повел плечом Севрен и поморщился, – остался, как он говорит, «прибрать после побоища».
Игна, которая резво протиснулась в самую гущу, обернулась к крыльцу и крикнула:
– Лавки готовьте.
Несколько девушек сразу скрылись в доме, одна я не поняла, для чего готовить. К пиру там столы накрывать, а не лавки. Когда же потянулись герои наши в женскую избу, я тоже следом пошла. В удивлении наблюдала, как на укрытых толстыми покрывалами лавках вытягиваются скинувшие верхние одежды и оставшиеся в одних портах маги, а к каждому подходит девчонка и начинает разминать.
– После сильного колдовства, особенно боевого, – увидев мое лицо, пояснил зашедший в дверь Севрен, – мышцы колом встают, затвердевают, почти как у тебя после первого урока. А когда разомнешь, сразу легче становится.
И он упал на ближнюю лавку, а к нему подскочила Северина. Со знанием дела уперлась коленями в поясницу, положила ладони на плечи и стала мять. Игна Сизаром занялась. И выходило у обеих столь хорошо и споро, точно за долгое время в крепости успели наловчиться. Но самое удивительное, что по телам магов змеились рисунки, такие под утро на окне мороз рисует, белые и ломкие. Они сейчас хрустели и разламывались под кожей мужчин, смятые девичьими ладонями, подобно тому, как смахивается наросший на веточке иней или разрушается под ногой белая корочка, затянувшая мелкую лужицу.
Я сперва поглядела-поглядела, потом неловко стало, вроде как одна без дела стою, а к иному пока и приступить рано. Не умею еще так разминать, тут сноровка нужна. На кухне было все готово, на столы накрывать не просили. Сперва бы воинам нашим в себя прийти, а после уже пировать.
Протиснувшись бочком мимо лавок в широком зале, я по коридору рядом с кухней прошла в свою комнату. Призадумалась, нужна ли помощь Неге, но решила, что лучше не мешаться под ногами. И после заметила аккуратно свернутое на кровати белое платье.
Я же его вернуть хотела да позабыла совсем. Собиралась Белонеге вручить, чтобы она Бренну отнесла, но теперь не с руки было ее отвлекать. Я подхватила сверток и решилась сама, пока войда нет, быстренько оставить в его комнате. Даже не знаю, почему Сизару и Севрену спокойно плащ с сапожками вернула, а вот перед Сердцем Стужи смущалась. Зато сейчас момент был самый подходящий.
Быстро добравшись до отдельно стоящего дома, я сперва все же стукнула в дверь, а после ее отворила. Глянула внутрь – пусто. Тогда скоро вошла, стянула сапоги, чтобы не оставить в чистой комнате мокрых следов, и поспешила к сундуку. Аккуратно положила платье на крышку и повернулась обратно к двери идти, когда засиял воздух, и шагнул на середину комнаты маг. Я замерла, где в тот момент стояла, а он выдохнул, рванул рукой с плеча плащ, приметил меня, приостановился на миг, но вроде даже не удивился: «Встречаешь?» – с привычной своей насмешкой спросил, в то время как я придирчиво оглядывала, не смят ли где доспех, не видна ли на белом красная кровь.
– Что? – занятая пристальным осмотром, не смогла с ходу сообразить, о чем спросил и как ответить.
– Испереживалась, чародейка? – хмыкнул.
– И вовсе я не… – да ну его, отнекиваться, – переживала, конечно! За вас, за всех. А сюда зашла платье вернуть, спасибо.
Он даже не ответил, равнодушно пожал плечами и стал стягивать кольчугу. Чего ради я на месте осталась стоять, растерявшись, сама не ведаю, но за кольчугой последовала стеганая куртка, а после… после глазом моргнуть не успела, остался лорд в таких же штанах, что и остальные маги, которые в женском доме по лавкам лежали.
– Ой, – выдохнула, сообразив, что стояла и наблюдала бесстыдно за войдом, пока тот раздевался, а ему до меня дела было не больше, чем до остальных предметов в этой комнате. Выглядел лорд уставшим, однако вдруг возник ниоткуда в руке ледяной меч и со свистом рассек воздух.
Признаться, в первый момент мысль пришла, будто Бренн сейчас на лавку упадет и скажет: «Что без дела стоишь, разминай, чародейка». А он вовсе ничего не сказал и никуда не упал, вместо того начал с мечом разминаться. Мне бы следовало пойти, конечно, к двери, и я даже пошла. Видно, не до меня ему сейчас. Хорошо еще вспомнила, что не мешало бы прежде снова обуться, а то во дворе без сапог холодно, но, как всегда, в моменты растерянности вопрос неудачный с губ сорвался:
– Что на лавку не падаешь? Не велишь кому тебе после боя плечи размять?
Войд, у которого об усталости лишь тот вздох первый свидетельствовал, да нежелание лишнее слово сказать, тренировку прервал, упер меч в пол, на рукоять облокотился и посмотрел вновь на меня.
– Можно и на лавку. Разницы, как мышцы разминать, особой нет.
И почему в его устах простая речь звучала двояко? В интонации здесь дело или в выражении глаз? Ведь только с ним я краснела ярко и стремилась поскорее от взгляда такого скрыться. Вот и сейчас стала к двери пятиться, пока он насмешливо наблюдал, а в душе выговаривала себе: «Да разве зазорно ему помощь предложить?» Северина с радостью и без лишних разговоров плечи бы размяла, только не знает еще, что вернулся, а он вечно не попросит ни о чем.
Пока таким образом себя же отчитывала, сообразила, что на плечи уставилась, грудь вниманием не обошла, да и все, взору открытое, уже оглядела. Ладно бы мимолетно и украдкой полюбовалась на тугие связки мышц, на то, как пляшет в руках вновь взлетевший в воздух меч, и на все, что в идеально тренированном теле красиво, но я принялась разглядывать со всем вниманием. Позабыв про сапоги, в которые следовало обуться, стала еще и узоры белые изучать. Как проходят они, мерцая, под гладкой кожей, как исчерчивают крепкие мускулы, взбираясь по ним точно в гору, сбегают с другой стороны. А еще дернуло меня сменить направление, ведь почти дошла до двери.
Не возьмусь слов подходящих подобрать, чтобы отругать и себя, и собственную силу, так неудачно выбравшую момент, чтобы взметнуться и вновь завладеть моим разумом, направить заколовшие огнем пальцы к золотистой коже, покрытой белоснежной сетью. Как всегда, кошмарный дар проснулся в присутствии войда, а до того напрочь проигнорировал целый десяток красивых снежных магов с похожими рисунками.
Меня вперед потянуло необоримо. И кто бы встряхнул да напомнил в тот момент, что плохая идея давать выход магии. Вот заяви сторонний наблюдатель, мол: «Разум потеряла, чародейка, очнись!» – и я бы в себя пришла. Но не было никого, кроме меня и войда, а он молчал и зачем-то позволял моим рукам проводить вдоль белых линий. А снежные завитки таяли и трескались безо всяких нажатий и давления, и растопить их хотелось до последней морозной черты.
Сперва я, помнится, вела осторожно кончиком указательного пальца, испытывая в нем покалывание и жар, позволяя огню перебраться под кожу и растворить застывший снежный узор. А затем и вовсе накрыла мужские плечи ладонями, проводя по бугристым мышцам, спускаясь к груди.
О том, что Он стоит и не двигается, и даже не вдохнет лишнего раза, я сообразила к моменту, когда большая часть рисунков истаяла, а руки уже спустились к рельефному и твердому, точно у статуи воина, животу. Вот тут меня наконец встряхнуло, так что я ладони быстро отдернула. Просто когда виска вдруг касается дыхание ледяного лорда, и оно горячее и обжигает не хуже моего чародейского жара, тогда и сообразишь, что не статую гладишь.
Самое время теперь отступить и к двери, к двери, сапоги по дороге захватить да выскочить туда, на снег. Ступни, поди, не отморожу.
Рванулась. Ага. Куда там! Раньше надо было, да не бежать. Это ж как от Эрхана шарахаться, сразу волчий инстинкт просыпается. А тут… наверное, иной инстинкт, тот, который жаром спровоцированный.
На руку я налетела. Прежде на нее тоже падала, но она сразу отпускала, вокруг талии железным обручем не сжималась. И пальцы так крепко в волосах на затылке не запутывались. Первый раз, когда он меня целовал, иначе было. В оплату. Там маг чутко реагировал, тогда, помню, отстранился, когда я лишь покачнулась нечаянно. Остальные два раза тоже считать ли? Сначала огонь забрал, чтобы меня не мучил, второй раз в насмешку поцеловал, быстро и вскользь. А сейчас… сейчас словно гроза надвигалась, а я в ней деревце, неверно цеплявшееся тонкими корешками даже не за скалу, за мягкую рыхлую землю.
Страшно! Страшно и… не знаю, как остальное описать, но мысль в голове – догладилась.
Таких неумех-чародеек не то что обучать, на пушечный выстрел к магам снежным подпускать не следует. Им наш огонь… а впрочем, я про кусок пирога уж говорила.
Налетел. Снес слабое деревце темный снежный вихрь. Смялась под жесткими пальцами ткань тренировочной рубахи, слишком тонкой, намного тоньше плотной безрукавки, тоже оставленной у двери. Босые ноги уже не касались холодного пола ступнями, на кончиках пальцев балансировала, словно в последней попытке удержаться на тверди.
Даже не помню, что пыталась шептать то ли в мольбе, то ли в просьбе какой. Бессмысленной, ненужной. Пока не закрыл мои губы, не запечатал своими, не заставил надолго замолчать. И стыдно, и жарко о таком вспоминать, держать в памяти, перед глазами яркие картинки тех самых губ, то твердых, настойчивых, заглушающих мои бессвязные невнятные слова, то нежных, ласковых, чутких, от которых, как в лихорадке, дрожала, от которых жар то вновь взметался внутри, то утекал из тела. Я сбилась на четвертой, когда пыталась считать расстегнутые его пальцами застежки тренировочной рубахи. Старалась хоть так удержаться здесь, в светлой комнате, а не нырнуть во влекущую и пугающую тьму.
А как я решилась ответить, вовсе не знаю. Но у меня напрочь пропал из памяти купец и его грубые нежеланные ласки. Я все-таки нырнула туда, куда влекло, куда уволок беспощадный, непосильный для меня снежный вихрь. И в нем смешались прикосновения, поглаживания рук, касания губ. Качала в надежных крепких руках нежная холодная сила, чужая, но оттого притягивающая. Она искушала, манила меня, а моя – жаркая, чувственная – отзывалась охотно.
И когда руки на лавку бережно уложили, а лопатки коснулись твердой постели, я помнила только, что тоже хочу касаться в ответ. Просто потому что… не смогу объяснить. Требовала так она, моя взбунтовавшаяся непокорная сила, помрачившая разум. Она требовала, я подчинялась, и последний морозный завиток растаял уже от моего неровного прерывистого дыхания. И если бы только сумела сейчас взглянуть на себя со стороны, не поверила бы, что могу вот так податливо тянуться вслед за коснувшейся обнаженного живота рукой, могу выгибаться навстречу, открываясь откровенному поцелую, накрывшему, согревшему грудь мужскими жесткими губами. В талии, резко щелкнув, перестал давить широкий пояс. И захолодило бедра, а после вдруг согрело таким жаром, таким томлением, какого никогда в жизни не ведала.
И помню момент, когда его ладони накрыли мои, завели над головой, прижав крепко к лавке, помню, как покорно приняла тяжесть его тела, не испугавшись даже того, что оно слишком велико для меня, что я целиком укрываюсь под ним, сплетенным из одних жил и мускулов. Не забуду, как согнула колени, скрестив ноги в лодыжках на мужской пояснице, и взгляд прозрачных глаз, прямой, смотрящий в самую душу. Он видел мой огонь и видел что-то еще, и чувствовал не только жар, но и плескавшуюся щедро силу. Откуда ему было дано понимать причину, постигать мои истинные мысли и чувства? Почему он все знал и в этот миг почувствовал, что я растеряна, смущена и полностью подвластна взбунтовавшемуся огню? Зачем он это понял и почему подался вдруг назад?
Неужели отпустит?
Краткий момент свободы, и оказалось, что я, полуобнаженная, потому что рубашка расстегнута, но все еще держится на плечах, сижу поверх него, упершись ладонями в мужскую грудь, а он завел свои руки за голову и закрыл глаза. Кожа под пальцами гладкая, без снежных рисунков, но с росчерками давно заживших шрамов, ходит под ладонями неровно, точно так же, как моя, а зубы сжаты столь крепко, что слишком резко очертились скулы.
Он дает мне выбор. Я как-то сразу это уяснила, несмотря на туман в голове и жар в крови. Что-то он увидел в моих глазах, что позволило вдруг замереть и перевернуть меня, устроив сверху, разрешив отдышаться и перевести дух после отнимающих разум поцелуев. Он дал мне выбрать, податься ли сейчас вверх и вперед, придвигаясь вплотную, впуская в себя иную силу, чужую страсть, или отклониться назад.
А я медлила. Смотрела на него, касалась ладонями груди, дышала хрипло и рвано, ловила такой же ритм его дыхания и медлила, потому что… Не знаю! Ничего не знаю и не умею объяснить.
Помню, закрыла пылавшее лицо ладонями и спрятала у него на груди. Если бы еще могла смело заявить себе, что не хотела, тогда достало бы сил вновь посмотреть прямо в глаза, как он это сделал.
Широкая ладонь прошлась по спине, теперь уже ровно, не в ласке, но успокаивая. А я пробормотала все так же бессвязно: «Это все сила, она…»
Замолчала, затихла, затаилась.
– Это не сила, но когда сможешь понять, тогда и приходи растапливать чужой лед, чародейка.
Хоть бы раз Вессой назвал.
А пусть бы лучше и не называл, раз дурнею в его присутствии, раз спокойно даже последствия снежной силы убрать не могу. Готова или нет, хотела или нет, почему он не мог решить, зачем нужно, чтобы сама в этот пугающий снежный вихрь шагнула? Такой страх перед собой преодолеть почти невозможно, а он… Он отпускает, всегда отпускает. Ну и бездна пламени с ним, или как еще Сизар выражался? Пусть проклятый огонь, ледяной и огненный, что сжигает – обоих сжигает! – на тренировки идет. Глядишь, благодаря ему еще быстрее всему научусь.
Он снова меня понял без слов и сел, а я опять увидела нас со стороны. Что мои ноги поверх его бедер упираются коленями в лавку, а на нем и вовсе нет одежды. Потому, наверное, и запахнула на груди рубашку, крепко вцепившись пальцами в ворот и глядя, как изгибает красивые желанные губы привычная усмешка.
– Надо замок на дверь повесить.
– Ч-что? – Теперь все вернулось на круги своя, включая и мою непонятливость.
– Ходят сюда, как к себе домой, а мне потом разбирайся.
И вдруг протянул руку, убрал от лица прилипшую кудрявую прядь, то ли смягчая, то ли, напротив, подчеркивая теплым жестом горечь жесткой насмешки. Всей ладонью зацепил и за ухо заправил. А я с трудом удержалась и не наклонила головы, чтобы ощутить, как проводит по щеке сбитыми в бою костяшками пальцев.
