Текст книги "Сердце Стужи"
Автор книги: Марьяна Сурикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Хорошо, если так хочешь служить, служи.
– Что прикажешь, богиня?
Он встал на одно колено, опустив голову, чувствуя, как она снова приближается и ласково проходится ладошкой по его волосам, перебирая белоснежные искрящиеся пряди почти того же оттенка, что у нее.
– Я узнала, – она прижалась к его волосам щекой и зашептала на ухо, – про удивительные камушки. Говорят, в них такая сила… – Стужа замолчала на миг. – А впрочем, к чему рассказывать мужчине о свойствах самоцветов, это же наши женские побрякушки, вам неинтересно. Принеси мне ожерелье, Бренн.
Ожерелье? Он нахмурился. Из самоцветов? Когда-то давным-давно он сложил к ее крошечным ножкам столько сокровищ, что сам сбился со счета. В чем же подвох, богиня? Откуда должно достать эти, как ты сказала, удивительные камушки? Что за новая сила привлекла тебя в якобы простых самоцветах?
– Откуда? – только и спросил.
– Ох, это совсем близко. Буквально на самой границе, там, где русло Зимней изгибается, есть одна небольшая деревушка. Они открыли совсем недавно залежи невиданного минерала. Мне нужно все до последнего камня.
– Небольшая деревушка? – Он изогнул брови. – Где русло изгибается? Ты говоришь о территории чародеев, Стужа?
– Ну да, хотя это спорно. Только за счет изгиба реки деревня оказалась у них, а могла быть нашей.
– Это нападение, богиня, с нашей стороны, со стороны снежных магов.
– Скажешь тоже. Кому какое дело? Мы просто заглянем в гости, вы же не планируете никого убивать. Или заморозишь парочку?
Она с удовольствием понаблюдала, как сжимаются его губы, губы, которые ужасно хотелось поцеловать. Упрямец! Ну ничего, он еще вернется и будет снова умолять ее о ласках.
– Стоит ли церемониться, Бренн, будто сам не знаешь, сколько огненных магов убил за свою жизнь.
– Не считал.
– Правда? А я думала, ты помнишь их всех вплоть до имен, ты же каждого нашел тогда. Ну же, Бренн! Ведь ненавидишь чародеев, так к чему сдерживать себя?
– Ты желаешь войны с огненными, богиня?
Он спросил равнодушно, а она притворно нахмурилась, словно размышляя.
– Пожалуй, нет. Мы с Яром пока не ссорились, к чему губить его любимых магов, пускай живут. Ну и эти, в деревне.
– Конфликт все равно возникнет, мы нарушим границу.
– Ах, Бренн. Ты ведь управляешь землями от моего имени, реши как-нибудь этот вопрос. Можешь, в конце концов, русло изменить, я разрешаю. Заберем деревушку себе, а Яр как-нибудь перебесится. Мы даже вернем этих жителей на обратную сторону, построят себе новые дома. Что скажешь?
Он не ответил.
– Что же, мой лорд, ты молчишь? Неужто возражаешь? А как же, я приказываю… – Она выразительно поглядела на него.
– Я исполняю, – завершил он, наблюдая, как довольно изгибаются идеальные губы. Взгляд не отрывался от точеных черт, вновь и вновь любуясь совершенством.
– Именно. – Она снова оказалась близко, провела ладонью по щеке, подняла его лицо и приблизила свое, ожидая поцелуя. Он не подался навстречу, даже не шелохнулся. Яростные искры вновь зажглись в холодных глазах, а сквозь губы прорвался досадный вздох.
– Ну иди, больше не держу, – она легко отклонилась, – принесешь, и будет тебе награда, уж от нее-то не сможешь отказаться.
И засмеялась нежно, переливчато, и этот смех еще звучал в его голове, когда он шагнул сквозь пространство.
Глава 10
О НЕЖЕЛАННЫХ ПОДАРКАХ
– Что скажешь?
Войд сидел на скованном льдом берегу, лениво наблюдая за мелкими волнами, плещущими на зеленую травку. Луна ярко освещала мирный летний пейзаж по ту сторону магической границы. Тепло и холод сталкивались над темными в ночном мраке водами, но не смешивались, четко разделяясь по ледяной неровной кромке.
Зверь глухо заворчал в ответ и вытянулся, положив морду на лапы.
– Их шахта в этой горе, а выход как раз обращен к реке. Интересно все ж рассмотреть эти камни.
Волк встрепенулся и поднял голову.
– Нет, стоит мне туда шагнуть, и чародеи тотчас почуют снежную магию. Я так на них взгляну.
Ледяной лорд прищурился, позволяя пространству стянуться, а снежинкам взметнуться повыше, сложившись в утолщенную призму, и пропустить взгляд вглубь темной пещеры. Внутри на стенах крепились чадящие факелы, а у пустой вагонетки спал на стуле сторож, обнимая руками крючковатую палку. По стенам в неровных бликах огня то здесь, то там мерцали и вспыхивали желтые камни.
– Вот как? – Бренн задумчиво откинул голову. – Да, Эрхан, обычные самоцветы, ничего не скажешь. Знаешь, что это?
Белые уши дернулись, будто волк желал произнести, что хоть и очень умен, но нельзя знать о том, чего не видел.
Войд положил ладонь на белую голову и мягко погладил.
– Эти камни называют солнечными.
Он откинулся назад и оперся на вытянутые руки.
– Теперь понятно, почему Стужа пожелала их именно сейчас. Рудокопы раздробили породу, и остается лишь вынуть камни, а после сложить вон в ту вагонетку. Видимо, еще магов поджидают, нельзя такое богатство без охраны переправлять. Как-никак самоцветы божественной силой обладают. А на самой пещере наверняка неплохая защита стоит.
Эрхан повернул морду к магу.
– Капризная девчонка наша Стужа, друг. Такие самоцветы пожелала, к которым Яр ее на сотню шагов не подпустил бы. Светлой памяти ради.
Волк недовольно заворчал.
– Не понимаешь?
Бренн потрепал зверя за ушами и стал рассказывать.
– Яр у нас заядлый скиталец. Любит по свету бродить, когда надоедает бесконечно вершить дела божественные. Не просто так, конечно, бродит, а пользы ради. Разыскивает диковинки разные, случайно или нарочно созданные и раскиданные по всему свету богиней-матерью.
И вот случилась давным-давно одна история, которая уже в легенду превратилась. Тогда Яр в очередной раз сошел на землю и отправился путешествовать. Самым большим чудом на свете в те времена оказался вовсе не удивительный артефакт и даже не магический источник, а обычная девушка. Хотя не совсем обычная, красоты она родилась удивительной, настолько, что цветы при виде ее вяли, и рыбы, заметив отражение, тонули в пруду.
Волк фыркнул, будто смеялся, а Бренн продолжил с улыбкой:
– Суть ты понял. В общем, захотелось и Яру взглянуть. Отыскал, посмотрел и влюбился. Для бога очень даже пылко. И в лучших божественных традициях начал ее соблазнять. Слишком неравнодушная к собственной красоте, девушка была чересчур холодна ко всему остальному. Покорить ее сердце оказалось непросто. И тогда, надеясь его растопить, Яр магический венок ей преподнес, тот самый, что от матери достался. Хотя, на мой взгляд, совершенно бесполезный был шаг. Что фыркаешь? Считаешь, магическая вещь может вызвать настоящую любовь?
Волк накрыл морду лапой, а Бренн усмехнулся.
– Неспособна была та красавица никого полюбить. Раз уж красота настолько уникальна, то и изъян для равновесия должен быть уникальный. Она лишь себя любила, и неважными казались ей чувства других. Венок, конечно, приняла, кто же от подобного дара откажется? Природа оделила своих детей поровну, сыну – венец творения, дочери – ожерелье созидания, но теперь вообрази, как Стужа мечтала дар матери себе забрать. Заодно вспомни, что она привыкла получать желаемое и явно ждала лишь подходящего момента. Теперь сможешь представить ее реакцию, когда брат подарил это чудо простой девушке, человеку.
Эрхан что-то коротко прорычал.
– Не просто в ярости. Думаю, в те времена хуже всех пришлось именно Яру, ведь дар не растопил сердце его возлюбленной. И вот тогда бог огня пошел на крайние меры. Похитил деву, перенес в далекие пещеры на границе земель и сотворил для нее подземный дворец. Заточил в нем, пообещав отпустить возлюбленную, когда она примет его любовь. Сильные методы убеждения выбрал, не находишь?
Ворчание волка рассказало войду все, что зверь думал о таких методах. Да, снежные волки всегда мыслили иначе или, проще говоря, знали истину – невозможно навязать волчице любовь, свободное сердце выбирает единственного, но всегда определяет само.
– Нет, он не отступился. Пылок и молод был в те времена, а еще так же упрям, как Стужа. Существует поверье, что он собирал слезы девушки, а после обращал их в солнечные камни, из которых создал самое удивительное магическое ожерелье.
– Р-р-р, – высказался Эрхан.
– Она швырнула новый дар ему в лицо, а он пришел в ярость и порвал ожерелье. Раскидал камни по всей пещере, и они вросли в стены. Бог после этого плюнул на уговоры.
– Р-р-р, – проворчал волк.
– Именно. Навел чары на ее разум, приманил красавицу в свои объятия, а наутро раскаивался, как любой влюбленный дуралей. А волшебство к тому моменту рассеялось. Яр ведь не хотел, чтобы она навсегда такой осталась и жила в этом дурмане, заодно убедился, что, кроме мозгов, там зачаровывать было нечего. Маловато сердце для широких чувств. Что? Осталась ли она с ним? Нет. Сбежала. Обманула и пыталась скрыться, надеясь перебраться через реку.
Глухое рычание снова прозвучало удивленным вопросом.
– Не перебралась. Сам шаг недальновидный был – какой смысл убегать от одного божества во владения другого? Неужто решила, будто Стужа поможет? Хотя, говорят, утонула она все же случайно, плавать толком не умела. На этом все.
Бренн хмыкнул, наблюдая, как волк вновь качнул мордой.
– Что же непонятного? Камни обладают божественной силой до сих пор и созданы из слез самой прекрасной из красавиц. У богини на подобные вещи память хорошая, тем более венец Природы ей так и не достался.
– Р-р-р, – проворчал волк.
– Хочет ожерелье, получит.
Бренн закинул руки за голову и вытянулся на снегу, обманчиво расслабленно разглядывая темное небо. Эрхан понаблюдал за его задумчивым лицом и поднялся на лапы. Принялся принюхиваться, а после потрусил к краю берега и ступил лапой на лед.
– Нет, мой друг, – войд приподнялся на локте, – ты не сможешь перейти барьер. Снежная магия твоя суть. Чародеи услышат, явятся сюда, и тогда схватки не избежать.
Эрхан вернулся и сел, глядя на лорда, а тот покачал головой.
– Не хватало мне своих людей из-за женских капризов терять. Русло менять и подавно не собираюсь. Не всегда стоит слушать богиню, особенно если ей абсолютно все равно, как я достану камни.
Эрхан коротко рыкнул.
– Не все равно? – Бренн рассмеялся. – Уверен, что ей хочется от меня красивых жестов и подвигов во славу? Русло изменить, дюжину людей угробить… Я сделаю все проще.
И махнул рукой, позволяя полупрозрачной пелене сорваться с кончиков пальцев и полететь ввысь, растворяясь, расползаясь по холодному воздуху. Пройтись по лесу, задевая ветви деревьев, вплетаясь в дыхание живых существ, мирно спящих в своих гнездах.
Ночная тишина вдруг наполнилась стрекотанием и шорохом крыльев, а потом над деревьями взмыли птицы с сине-белым оперением. Они собрались стаей и, сделав круг, устремились через реку, легко преодолев магическую защиту. Против птиц не ставят барьеры, а крылья им дарованы, чтобы летать везде, будь то Северные или Южные земли.
– Сороки любят все блестящее, – хмыкнул войд, наблюдая, как одна за другой быстрые тени скрываются в пещере и вновь вылетают наружу. Он повел ладонью над снегом, сотворив из него хрустальный ларец.
Стук. Один камушек упал на дно, выскользнув из крепко сжавшейся лапы, а сорока, возмущенно застрекотав, полетела обратно в свое гнездо. Стук – еще один светящийся мягким теплым сиянием самоцвет улегся к другому. Стук, стук, стук – словно горох посыпался в жестяную банку.
– Тридцать три, столько Стужа насчитала, – проговорил войд, – все, как она и хотела.
И захлопнул ларец, собираясь взять его в руки.
Стук!
Последняя тень мелькнула в воздухе и, застрекотав, улетела, а от крышки отскочил черный камень.
Маг поднял его и стал поворачивать, внимательно рассматривая угольные бока. Лишь с одной стороны чернота оказалась сколота, а внутри светилась желтым сиянием гладкая поверхность.
– Все так все, – повторил Бренн, сжав руку, и улыбнулся довольно скалящемуся волку, – этот она не заметила. Выходит, что лишний.
Он легко поднялся на ноги и тут же обернулся к реке, быстро проводя перед собой ладонью. Невидимая преграда замерцала, скрывая обоих, а Эрхан тоже посмотрел на ту сторону.
Потрясая палкой, наружу выскочил пробудившийся сторож.
– Эй! – разнесся над рекой далекий голос. – Эй! Что за шутки? Кто тут есть? Эй! Люди! Люди! Кто слышит? – Палка в его руке вдруг засветилась, обратившись огненным чародейским копьем, а голос усилился во сто крат и долетел до дремлющей деревушки. – Просыпайтесь! Просыпайтесь! Камней нет! Камни пропали!
Бренн тихо рассмеялся и, потрепав волка по холке, шагнул обратно, неслышно растворившись в тени деревьев.
Утро началось с привычной спешки, которая не оставляла внутренней дрожи времени: умыться, одеться, заколоть волосы, надеть сапожки, меховую безрукавку, шапку и выскочить на крыльцо. Правда, в этот раз я у двери притормозила, не рванула ее, а открыла и вышла, стараясь ни об кого не споткнуться.
Снаружи было пусто, ворота открыты, и там по пригорку вниз шагали санами с учениками, направляясь в поле. Представлять, каково воинам после вчерашней медовухи, даже не хотелось, лишь мысль об этом вызывала головокружение, хоть я с этим сладким напитком меру знала. Не зря любили наши охотники в деревне приложиться к тягучему, душистому, пахнувшему медом питью.
Наверное, по этой причине сегодня все наставники предпочли в поле с магией играть, чем разминаться друг с дружкой и наглядно втолковывать ученикам, как от того или иного удара уклоняться следует.
Я присела на ступеньку, подперла подбородок ладонью, глядя, как солнышко разрумянивает искристый снег, и сумрачный лес светлеет, из таинственного превращаясь в сказочно белый, будто разрисованный умелой рукой богини Природы. Говорят, она все красивое очень любила, такие шедевры на любимой земле создавала, какие ни одному магу, ни одному художнику не доводилось сотворить. Но это все случилось, когда еще она была молода и до того, как родила обоих своих деток, брата и сестру, подарив им имена Яр и Стужа. Сама же, оставив подросшим детям наказ беречь и заботиться о земле и творениях своих, исчезла. Ушла ли куда по свету, взяв себе земной облик, или просто уснула, желая отдохнуть от нелегких трудов, а вероятно, и правду легенды вещали, будто полюбила бога иного мира. Мол, от него детей родила, но поскольку на земле им было вместе не жить, отправилась за любимым следом.
Природу по-разному среди людей называли, а одно из имен ее было Весна, и означало оно начало новой жизни. В честь богини-матери выбрала матушка мое непривычное для Северных земель имя.
Словом, сидела я и думала о легендах, притчи вспоминала, старательно направляя мысли в одно русло, чтобы не рассуждать, а появится ли маг? Он же к богине ушел, вдруг в ледяном дворце и остался. Что ему на урок с чародейкой спешить? Пока глаза раскроешь, оторвешь голову от снежной перины, выпустишь из рук гибкий стан той, которая одним взглядом способна навсегда мужское сердце пленить, куда-то спешить уже поздно будет. Заслужил ведь. Недаром после битвы все маги так и норовили урвать тепла женского и ласки, согреться хоть немного. Легко победы не даются. Я не приголубила, так другая тут же позвала.
Задумавшись, пропустила момент, когда снег зашелестел, соткав рядом с крыльцом мужскую и волчью фигуры. А ведь все это время я боялась в душе, как же смогу с войдом встретиться, не признавалась себе, что страшусь и одновременно жду этой встречи. Жду затем, чтобы в глаза взглянуть… А что я, собственно, хотела в них увидеть? Не изменилось ли чего? Что там могло измениться?
Равнодушие и холод плескались в мерцающей глубине. Как два колодца со студеной ключевой водой. Заглянешь, увидишь в прозрачной синеве свое отражение, а всмотришься глубже и застынешь, испугавшись того, что сейчас утянет в опасный, заманчивый мрак, и отшатнешься. Я вот на ноги подскочила, прижалась лопатками к резному столбу и замерла на выступе, на который тот столб опирался. Не вровень, но уже и не так низко по сравнению с войдом. Голову не пришлось далеко запрокидывать. Ох и зря я в глаза его посмотрела.
Оказалось, ему все произошедшее сердце не сжимало, душу яркими картинками не бередило, потому как привычно и чуть насмешливо ответил на мое скомканное приветствие: «И ты будь здорова, чародейка». Поди ж угадай, что, кроме безразличия, скрывалось за прямым взглядом, что пряталось в мыслях, закрытых не только от меня, от любого в крепости. Уж про сердце ледяное молчу, оно точно не тукало так сильно в груди, как мое, не ныло, не тянулось к чужому, не умевшему ответить.
Я схватилась ладонями за холодное дерево, коснулась затылком столба, а войд положил руку выше моей головы и согнул в локте, приблизив лицо. Потешался, наверное, над моей растерянностью и тем, что застыла перепуганным зайцем, прилипнув затылком к дереву.
– Огня на тренировку хватит? – спросил мимоходом, без явного намека, не приближаясь больше, чем на расстояние согнутого локтя, но и не отдаляясь. Память моя услужливая мигом подсказала, что вчера я немало огня отдала, потому, видимо, сегодня могло и не хватить. Но это я так рассудила, он же мог иное иметь в виду. Однако в тот момент смятение в груди только подстегнуло не смолчать, а наговорить чего-нибудь в ответ.
– С чего бы его не хватило?
– Хотя бы с того, что щедро делишься, – а вот тут уже он колючку вернул и усмехнулся. Ох, и злила меня эта усмешка! Из себя выводила. А особенно потому, что ему досадовать следовало и злиться. Любого мужчину отказ в самый ответственный момент из себя вывести может, а этому хоть бы что. Сизар, когда поцелуев от меня во время визита в княжество не дождался, и то хмурился потом, наутро смурнее тучи бродил, пока к великанам не отправили, а тут… Нарочно ведь дразнит!
– Взяв тот огонь, пока давала, не спрашивал бы сейчас, хватит его или нет. Почувствовал бы разницу.
Устроит ответ такой, а, войд? Недополучил ты пламени чародейского, и в том сам виноват. И сцепила руки покрепче на столбе, и подбородок вздернула, хотя следовало опустить. Не пришлось бы тогда сильнее вдавливаться затылком, когда маг склонился почти вплотную и совсем иначе, чем до этого говорил, приглушенным тоном, от которого гладкое дерево вместе с моим телом задрожало, произнес:
– Мне огонь без огня не нужен.
Смутил, нечего сказать. Настолько, что мысль, как же он так голосом владеет, чтобы им одним в дрожь вгонять, улетела.
– Это как?
– Всю тебя хочу, целиком.
Тягучая потрескивающая тишина повисла и растеклась позолоченной утренней дымкой, а я не нашлась что ответить.
Пальцы войда мазнули заалевший воздух, зацепили краешком ногтей щеку, полыхавшую ярче разгоревшейся на небе утренней зари, а потом… Хотелось бы сказать, что коснулся вмиг онемевших губ, стирая с них ноющее ощущение, но он не для того склонил голову. Он лишь взглядом вниз провел до моей ладони, а после вложил в нее щетку, обычную, широкую, с жесткими щетинками.
– Выпускай огонь, чародейка, пока разгорелся. Сегодня со мной практиковаться не будешь, на Эрхане потренируешься.
Я очень постаралась, чтобы рука с щеткой ходуном не ходила, а дыхание не прерывалось и грудь бурно не вздымало. Огонь ведь не на шутку взметнулся, больно умело его разжигали. Вместо того чтобы продолжать алый рассвет на щеках демонстрировать, перевела взгляд с войда на волка. Правда, вопрос пока задать не выходило, голос бы хрипел и ломался, но маг сам сжалился и пояснил:
– Умеешь ты свою магию призывать и отдавать постепенно, твоя сила к чувствам привязана, а потому научись сперва успокаивать и направлять. Тело уже готово, оно дар через себя пропустит и не воспротивится, достаточно только вспомнить, как ты узоры растапливала.
Лучше я прямо сейчас об узорах вспоминать не стану.
– Попробуй с Эрханом.
Гордый волчик, оценив, как я подступаю ближе с зажатой в руке щеткой, крутанулся и вновь продемонстрировал пушистый зад, приземлив тот на утоптанный снег. Спорить с решением Бренна вожак, конечно, не стал, но и мне свое отношение показал. Вот оно, уязвленное мужское самолюбие, не то что у некоторых ледяных истуканов.
Густая шерсть с тонкими кристаллическими иглами на концах заискрила, едва я приблизила руку. По пальцам, отвечая на всплеск снежной магии, прокатилось теплое покалывание. Осторожно поднеся щетку к белому боку, я попробовала провести по звенящей льдистой шерсти. То ли из-за присутствия рядом огня, то ли по иной причине, но каждый волосок, застывший в кристаллике льда, приподнялся и, слегка покачиваясь, сталкиваясь с другими волосками и звеня, ждал моего прикосновения. После вчерашнего для меня самой удивительного всплеска магии, когда я действительно ломала и крошила снежные узоры лишь с помощью собственного тепла, оказалось проще направить его в руку, нагреть щетку и провести по шерсти, стаивая прозрачные кристаллы.
Эрхан вдруг заворчал, но войд положил на белую морду ладонь, явно не боясь, что обнажившиеся острые зубы могут схватить и переломить кость длинных пальцев. Думаю, волку и самому подобное в голову не пришло. Он сразу перестал ворчать и затих. Я же снова провела щеткой, и еще раз, и еще, затем осмелела и принялась водить от головы до хвоста, разделяя застывшую шерсть на ровные ряды и позволяя белым волосинкам стечь по бокам шелковистой волной. Эрхан уже не выглядел напряженным и даже как будто жмурился от удовольствия.
Когда же я остановила руку, любуясь красивой и густой шерстью, мягко блестевшей на солнышке, вожак подскочил. Ткнулся мордой мне в колени и клацнул зубами, отчего я покачнулась и приземлилась прямиком на крыльцо, а Эрхан уже оказался рядом и вновь тряхнул головой. Под волчьей кожей прошла мелкая дрожь, словно рябь на воде, мышцы напряглись и расслабились, и вся шерсть на голове встала дыбом, вновь закачавшись иглами кристаллов. Пока я беззвучно открывала рот и удивлялась, волк уложил голову мне на колени и закрыл глаза, даже не намекая, а требуя нового расчесывания. Пришлось перехватить поудобнее щетку и вновь чесать и растапливать. Эрхан неслышно вздохнул и словно бы растянул пасть в блаженной улыбке. Мне казалось, выходило у него очень по-человечески.
– Умилостивила ты его, чародейка, – прозвучал над головой мужской голос. Войд наблюдал за нами и улыбался. – Теперь разминка веселее пойдет.
Я не верила в себя, никогда не верила и не думала, будто правда смогу. Тогда была лишь на что-то годна, когда просыпалось в груди волшебное, мощное, сильнее меня и моих затравленных, испуганных мыслей. Может, оттого прежде ни разу не сладилось, даже на краю смерти не получилось дать выхода дару?
Разминка в лесу теперь была иной. Я бежала, едва касаясь ногами земли, летела вровень с мордой ледяного волка, а тело, наполненное магией и огнем, казалось намного сильнее, намного гибче обычного человеческого. Как же я не могла ощутить подобного раньше? Это всегда было внутри, но сейчас рухнул заслон, державший мой огонь в невидимой тюрьме. И я летела со смехом, а потом, когда счастливая и довольная остановилась перед войдом, он лишь качнул головой.
– Это называется эйфорией, чародейка, учись искать золотую середину, – и бросил мне в руки щетку.
Я оглянулась на довольно заурчавшего Эрхана, такого красивого сегодня, с шелковистой белой шерстью, а вожак отступил, открывая взгляду шагнувшую из-за деревьев стаю.
Думала, рука отвалится. Прочесать столько игольчатых шкур оказалось делом нелегким, войд же все время рядом сидел, на пенечке из снега, и молча наблюдал. Следил, чтобы я ровно силу вела, – чуть нахмурится, и даже слов не нужно, мигом понимаю и стараюсь либо притушить тепло, либо прибавить. Под таким взглядом не расслабишься, не позволишь себе отдохнуть, только и будешь из руки в руку щетку перебрасывать и крошить, растапливать лед.
Пока чесала, слова Северины на ум пришли: «А никто с ней не справится, потому что огненная». Ведь удивительно, но войд нашел способ. Сумел подметить, как чувства и сила друг с дружкой крепко сплелись, домыслил меня подтолкнуть, чтобы не бездумно, не хаотично огонь призывала. И то верно, иной бы меня научить не смог.
– Справилась, положи, – кивнул Бренн на щетку, когда последний волк, тряхнув волнистой шерстью, отпрыгнул в сторону. Эрхан замер рядом, на его голове вновь топорщились ледяные иглы. Маг на волка указал. – Теперь рукой проведи между ушами, не касаясь шерсти. Здесь шкура нежная, опалить нельзя, нужно силу тепла почувствовать, поскольку сейчас жар с помощью щетки не пригасишь. Контролируй сама, в ином случае Эрхан спасибо не скажет.
Боясь причинить вред снежному зверю, я очень старалась делать, как велено. Пальцы подрагивали от напряжения, и дыхание затаилось. Все казалось, ничего не получается. Однако волк не завыл, и шерсть стала гладкой, прекратив топорщиться.
Коротко рыкнув, вожак быстро отступил. Белые звери затерялись в снежном лесу, оставив нас с ледяным лордом вдвоем.
– Дай мне руку, – велел Сердце Стужи.
Я протянула вперед нывшую кисть, положила свою ладонь на его раскрытую, а он повернул так, чтобы обе руки соприкасались – ладонь к ладони – и не стал обхватывать, зато приказал, как в первый раз:
– Теперь согревай.
Снова холод подбирался к моему теплу, вновь оттеснял от кончиков пальцев, покалывал, затягивал онемением и отбирал прикосновения рук. Но попытки отстраниться я не сделала, подалась чуть вперед, прикрыла глаза, вообразила, как хочу чувствовать не холод, а тепло его кожи, шершавой, жесткой, грубее моей. Хоть и красовались на розовой ладошке натруженные за всю жизнь мозоли, но не была она ладонью воина. Я представила, и холод начал отступать медленно, очень медленно. Он поддался, перестал кусаться и пить мою силу, а словно призадумался, глянул с интересом: «Покажи, на что способна», – и тепло повлеклось ему навстречу. Так сталкиваются в Зимнелетке острые края намерзших ледяных торосов с покатыми боками гладких теплых волн.
Я не сразу заметила, что войд отстранил ладонь, просто ощутила его движение и раскрыла глаза, – наши руки не соприкасались, они застыли напротив, а между ними воздух колыхался, и смешивались краски. Так я вновь увидала два цвета магии: лазурь холодного льда и кармин жаркого пламени. Огонь полыхал, растекаясь красным золотом от моей ладони.
– Придай ему форму, – велел войд, и его магия вдруг превратилась в вытянутый диск с острыми краями.
Я удивилась настолько, что непременно упустила бы тепло, дав ему рассеяться, не служи магия лорда приманкой, не будь она такой манящей, не ощущайся напротив плотной устойчивой массой в форме овального диска. Моей силе захотелось пройтись по кромке лезвия, скруглить и сточить резкий контур.
Придать форму? У меня вышло сдавить рыхлую массу собственной магии с краев и превратить ее в… кляксу.
Войд усмехнулся: «Снова».
– Молодец, – похвалил Севрен.
Сегодня именно он встретил меня у ворот, едва войд отпустил. А вырваться от ледяного лорда вышло тогда, когда сила согласилась скрутиться в неровный шар. «Засчитаю», – кивнул безжалостный мой наставник, не заметив, как вырвался сквозь стиснутые зубы вздох облегчения.
– Хорошо! Начала силу чувствовать, управлять выходит.
Правда, что ли, молодец? Как-то не удавалось мне замечать собственные успехи, пока другой на них не указывал. А ведь сегодня сама дошла от ворот до дома князя, где он учил меня нужным вещам, но тоже внимания не обратила. Упустила из вида, что иду, не несут.
– Покажешь мне?
Я смогла продемонстрировать получившийся шарик, только совсем небольшой.
– Неплохо, – заметил князь, – сказать по правде, я боялся, что дар без войда так и будет засыпать.
– Засыпать? – Я вскинула отяжелевшую голову, норовившую склониться на лежавшие на столе руки.
– Сильнейший ее пробудил, вытащил наружу, но без его присутствия ты не умела к ней обратиться, теперь можешь. Ты молодец, Весса.
– Сильнейший из ледяных магов? Потому я или, вернее, сила так странно на него реагировала?
– Скорее вы обе, – поправил Севрен. – Суть силы такова, что она может всю жизнь проспать в тебе. Не проявится толком, будучи спрятанной слишком глубоко. Она будет греть, отзываться на простые команды или эмоции, поскольку ты ее хозяйка и обучаешь свой дар, пока он подобен малому дитю. Он растет вместе с тобой. По этой причине мы создаем школы, где обучаются с детства. И по этой причине твоя сила не могла прежде служить оружием и защитой. В присутствии лорда, чья мощь даже в нас проникает, твой огонь всколыхнулся. Можно сказать, это как удар наотмашь, когда от боли срабатывают инстинкты. Без его присутствия ты вновь похоронила бы дар глубоко внутри, не поверив, что сумеешь воспользоваться.
– Ты сказал, мы обе?
– Бренн пояснял, твои эмоции и силу не разорвать, слишком крепко сплелись.
– А вы верили, что он сможет научить?
Я вдруг вспомнила князей, отшатнувшихся от меня в том доме, и как войд остался стоять на пути.
– Если кто и мог, то он. Научил вызывать, а вскоре научит, как пользоваться. Только… – Севрен замялся на несколько секунд, – постарайся справиться, Весса. Иногда, чтобы овладеть умениями, необходимо прочь отбросить все эмоции, особенно сострадание. Хороший наставник не жалеет ученика, а хороший ученик не допускает жалости к себе. Ты думала прежде, когда тело узнавало, как быть гибким и податливым для твоего жара, было трудно, но главное начнется сейчас.
– Я запомню, Севрен.
Он кивнул.
– А почему войд за помощь плату берет?
Князь облокотился локтем на стол и задумался. Он не спешил отвечать, пока не подберет нужные слова, что будут понятны и мне.
– Вернуть потраченное, – наконец ответил. – Сила внутри плещется в широком озере, но если вытянуть из него много «воды», образуется воронка. Она будет вертеться все быстрее и быстрее и утянет в себя многое. Заключая магический контракт, по-простому, произнося слова клятвы, призыва или просто обещания, ты запечатываешь воронку на время, пока не будет выплачен долг. Чем выше просьба, тем больше плата. Если просишь жизнь, то и отплатить должна тем, что для тебя сравнимо по ценности с ней.
– Войд мне тогда занозу подарил.
– Это как оплата не в полной сумме, а частями.
– Что?
– Не сталкивалась с ростовщиками, Весса? – Севрен грустно улыбнулся. – Мне в свое время пришлось. Ну да ладно, речь не об этом. Заноза мучительна, она крошит и делит сердечный жар на части. Каждую ночь, что мучаешься тоской, сила отдается в оплату. Порой проще оплатить все разом, чем вот так.
Он задумался, склонив голову.
– А, – я замялась, – ночь?
– Ночь добровольный выбор. Для кого-то это легко, – он искоса взглянул на меня, – для кого-то нет ничего сложнее, чем открыться другому. Вот ты, коли не готова, себя не отпустишь, не отдашь огонь. Просто не сможешь. А закрываясь, не дашь выхода силе.
