Текст книги "Та, что надо мной (СИ)"

Автор книги: Мартин Чижов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Между тем с прорвавшимися стражниками надо покончить быстро. Сулва тоже может знать, где открывается выход из дворца, и нам необходимо его опередить, пока туда не добралась королевская гвардия. Герцог, судя по всему, голодавший всю четверть луны, уже вымотан, Миро – наша последняя надежда. Я единственный могу видеть в темноте, и надо воспользоваться этим преимуществом:

–          Потушите лампу, – кричу я Гата.

Проход здесь высокий, но шириной на одного человека – или на двух, идущих плечом к плечу, что кое-как позволяет уклоняться от ударов, наносимых вслепую. Я делаю ответный выпад – и первый корчится на полу, уже не в силах встать. Второй пытается достать меня прямо над его телом, но ему не приходит в голову, что я переложил палаш в левую руку – иначе его защита была бы вполне хороша.

Мы отступаем, но двое оставшихся в самоубийственном раже следуют за нами. Будь у них время подумать, они сообразили бы, что ещё могут нас задержать, но сами вряд ли уцелеют. Проклятье! На меня идёт старый стражник, которого я знал в детстве. Товарищи, не особо мудрствуя, приклеили ему прозвище «Битюг». Парень он был добродушный и любопытный, любивший разговаривать со мной, когда я мальчишкой приходил во дворец.

Битюг умело уворачивается от моих ударов, хотя узенький проход ему мешает. Наконец мне удаётся вогнать клинок ему в живот. Он продолжает стоять и оседает с мычанием только, когда я тяну лезвие к себе, но палаша не выпускает и успевает в падении задеть мне ногу. Целился, бездельник, в пах.

Я медленно отступаю, сползая по стенке, Миро, услышавший мой вскрик, боком пробирается вдоль прохода, берёт четвёртого на себя, и ему как-то удаётся с ним справиться. У мальчика удивительное умение действовать со мной в паре.

Я замечаю это лишь краем глаза. Все силы уходят на то, чтобы снова выпрямиться, остановить кровь и постараться хромать хотя бы со скоростью Гата. Битюг больше не пытается подняться, но я вижу, что он ещё жив. Надеюсь, у него всё-таки выйдет залечить рану и доползти до выхода, но в любом случае это займёт много времени.

Потайной ход из дворца длинный. Очень длинный. И очень старый, как наша крепость и сам город, пронизанные тайнами как хорошо созревший сыр – дырками. Я размышляю об этом, чтобы отвлечься, но идти мне всё труднее. Моим спутникам, наоборот, стало чуть легче, потому что лампу опять зажгли. Ещё немного и я буду их задерживать. На стенах видны потёки – то ли старая кровь, то ли плесень. Здесь нет даже мокриц, которые падали мне за шиворот в проходе от источника. Плиты пола сточены множеством сапог, особенно посредине, мы идём, словно по неглубокому желобу. Запах очень затхлый, и дышать мне становится всё тяжелее. Рядом со всхлипами хватают воздух ртом мои товарищи.

Ещё чуть дальше на нас веет свежестью из отдушины. Не знаю, где она спрятана, но, видимо, спрятана надёжно – единственным источником света остаётся тусклый огонёк нашей лампы. Даже глотнув чистого воздуха, я еле двигаюсь, и хорошо, что мы все сейчас спускаемся под гору.

Последней трети пути я не помню. Кажется, я кое-как пытался переставлять ноги, а Миро тащил меня под руки. Мальчик вымахал уже на голову выше меня, но всё равно не знаю, как ему это удавалось.

Я пришёл в себя только после того, как понял, что меня вытаскивают наверх, к свету и воздуху. «Не спешите, – бормотал я себе под нос, там могут ждать враги». Но спутники, не обращая на это внимание, тянули меня по ступеням.

Враги нас действительно ждут. Королевская гвардия успела добраться сюда раньше, мне слышны их крики. Но ещё раньше пришли те, кого позвал Миро. Сейчас они окружают выход целой толпой, которая, несмотря на мешающие действиям деревья и смешанную со снегом грязь, мало-помалу занимает удобные для обороны позиции и перестраивается, уже становясь небольшим, но войском. У мальчика невероятная способность вызывать к себе доверие. Кажется, здесь собрались почти все остававшиеся в городе сторонники Малвы. Герцога встречают приветственными выкриками.

Короткой стычки оказывается достаточно, чтобы гвардейцы поняли, что у них нет преимущества ни в числе, ни даже в выучке. Родовитые покинули столицу вместе со всеми домочадцами, но всё же среди собравшихся немало тех, кто прошёл не одну войну, а близость женщин и стариков лишь добавляет им отваги. Я наблюдаю за происходящим, привалившись к стволу старой сосны. Земля вокруг него засыпана иглами и ветками. Через некоторое время мне удаётся отдышаться, потом – встать на ноги, опираясь на крепкий сук. Это оказывается очень кстати, поскольку военный лагерь Малвы, в который мы успели превратиться, уже никем не преследуемый, начинает выдвигаться к дороге на юг. Той самой, по которой я шёл с Архивариусом чуть больше луны назад.

Меня устраивают на повозке, так что я могу, наконец, перевязать свою ногу и заняться ранеными и теми, над кем издевался в тюрьме Кори. Впрочем, то, что творит с людьми этот ублюдок, исправить обычно уже невозможно. В ликующей толпе, которая движется верхом, пешком и на подводах, поднимая штандарты с гербами Малвы и его вассалов, распевая старые воинские песни, я, наверное, единственный, кто временами скрипит зубами и ругается от бессилия. Даже изувеченный Гата сейчас думает лишь о том, что, наконец, свободен.

К вечеру ко мне подсаживается Миро:

– Я до сих пор не могу поверить, что мы сумели, – говорит он. – Но из головы не идёт Нетир. Если бы ты знал, как я иногда боюсь подобной смерти.

– Он спас нас всех, – отвечаю я. – Нетир был слишком измучен, с ним мы не смогли бы идти. Не знаю, сумел бы я поступить так же, если бы совсем ослаб.

– Но он умолял их о пощаде.

– Нетир никогда не был воином. Естественно просить о пощаде людей, которых ты знал долгие годы. Вот отказать в ней тому, кого ты знал долгие годы – это куда более омерзительно.

– Но мы всё-таки сделали это, Шади! Сделали!

– Да, – говорю я. – Сегодня мы начали войну.

Глава 6

Первая и вторая луна зимы, 505 год от обряда Единения

Южная дорога ведёт к землям Малвы и его вассалов, до них всего дня три хорошего ходу. Там к нам могут присоединиться новые союзники – ведь и добрые вести порой разлетаются быстро. До ближайшего хорошо укреплённого замка – примерно треть луны. Мы идём весь день, и становимся лагерем уже в глубокой темноте. Повсюду видны слабенькие язычки петролейных ламп, при свете которых ушедшие пытаются устроить себе ночлег. Я обогреваюсь у огня, стараясь унять озноб.

Герцог, которого весь день окружали ликующие сторонники, подходит, наконец, к нашему костру и выдавливает из себя несколько слов благодарности. Малва никогда не был особенно речист. Но глядя в его лицо я понимаю, что даже если герцог сделает очередной промах, нам с Миро будет теперь нелегко пойти против него. Трудно отречься от того, кому ты доверяешь, почти невозможно – от того, кто доверяет тебе.

– Они забрали моё семейное оружие. – Голос Малвы дрожит от негодования. – Ты разрешишь мне оставить себе это?

Пальцы герцога бережно оглаживают рукоять палаша, который отдал ему Миро.

Даже сейчас и даже в Павии, где земля богаче подходящей рудой, чем в других странах, хороший палаш или кинжал ценят дороже фамильного золота и серебра. Крестьянин, который может позволить себе завести железный лемех для плуга и железный топор, считает себя богачом.

Я гляжу на мерцающие угли и думаю о горне, где рождается этот металл и о судьбах разных стран.

Говорят, что палаши самых старых благородных семей делали из небесных камней. Потом в наших землях нашли залежи руды, железо, выплавленное из самой лучшей, после долгой проковки подходило даже для оружия. Считают, что именно из-за их влияния павийская магия не так сильна, как урготская, и многие приёмы и обряды работают у нас ненадёжно. Полагаться в полной мере можно лишь на самую прочную – магию имени, природы и рода. Каждый из нас есть то, что он унаследовал от предков, то, чем он сам родился на свет, и, в немалой мере – та часть мира, которую он отразил в себе, взрослея. С этим не поспоришь, потому-то воззвать к имени, природе и роду – это всё равно, что скатить камень в глубокую яму, использовать же иные обряды – это как удерживать его в воздухе или, в лучшем случае, на вершине холма.

Урготская магия издавна была связана с изготовлением удивительных вещей – замков и запоров, признающих только хозяина, станков, делающих ткани с замысловатыми узорами, и многого другого. В города, где жили самые искусные мастера, не было дороги железу – и королевскому войску и страже входа туда тоже не было. Подавив волнения в таком месте оружием, королю потом  приходилось долго подсчитывать убытки – все работы останавливались на много лет. Обычно сами цеха поддерживали порядок и творили собственный суд. Ведь им надо было учить новичков своим секретам и со всей подобающей осторожностью опробовать новые приёмы, следя, скажем, за тем, чтобы зеркало не забирало часть памяти того, кто в него заглянул.

Часть урготских диковинок работала и на павийской земле, питаясь той силой, которая была вложена в них при создании. Но наши ремесленники больше доверяли своему искусству, чем магии. Заклинание не всегда зажигает огонь в петролейной лампе? – что ж, его можно зажечь и кремнём. Частям иных снарядов требуется большая прочность, которую не может дать ни красная, ни белая, ни даже жёлтая медь? – потратимся на железо и откажемся от того, что требует магических обрядов.

Урготские мастера вовремя поняли, что им пора действовать так же. Ведь чем больше железа становится вокруг, тем заметнее ослабевает их магия. Теперь многие их цеха располагались в обычных городах и работали с этим металлом. Но его не хватало. Мой отец в своё время добился того, что вся торговля железом с другими странами шла через королевскую казну. Это было рискованным решением – Ургот стремился завоевать нас ещё и потому, что их стране нужна была хорошая руда. Это было необходимым решением – из нашего железа сделали бы не только палаши, но и хитроумные снаряды для войны, по части которых урготцы тоже были изобретательны. Сумеет ли Малва даже при самом благоприятном ходе событий найти нужное равновесие, не загоняя соседей в угол и не подставляя нас под удар? Я не был уверен в этом.

Большинство наших спутников покидали дома в спешке и налегке, они увезли только самое необходимое. Но с нами были и слуги, и младенцы, и старики, поэтому лагерь Малвы двигался по дороге даже медленнее, чем в своё время шли мы с Солдином. По счастью, до того, как нас нагнало наспех собранное Сулвой войско, к Великому герцогу присоединилось немало его вассалов, живших в этих краях, и пришли они хорошо вооружёнными.

После того как всадники, специально оставленные Малвой далеко в арьегарде, прискакали с известием о приближении врага, мы успели уйти к тому месту, где лес с обеих сторон рос очень плотно, так что нас нелегко было окружить. Малва расставил лучников на пригорках и перевёрнутых повозках, под защитой тех, кто держал палаши. Несмотря на общее волнение они сумели выждать и стрелять точно по его команде, на самом удачном для того расстоянии. Это унесло немало жизней врага и сберегло много наших. Противников вёл старший сын Сулвы. Его войско остановилось, сбив строй, и лишь через некоторое время вновь восстановило порядок для атаки. Тут пошли в дело уже клинки. Сначала людям Малвы удавалось держать цепь, усталые отступали, упавших заменяли стоящие сзади.

Нога всё ещё не слушалась меня, и я угрюмо сидел за повозкой, уговаривая себя, что если всё окончится победой, от меня будет польза хотя бы как от лекаря. Если нет – в плен я сдаваться не собирался, мой палаш лежал рядом со мной, и, возможно, пока я отбивался бы от врагов, кто-то из обоза сумел бы убежать.

Строй сбился, войска смешались, многие сражались уже по старинке, один на одного – в грязи, в придорожных канавах, на пожухлой траве. Разобраться в том, что творилось на дороге, было непросто даже отсюда. Иные уже успели обернуться, и на обеих сторонах дрались не только люди, но и волки, медведи и даже рыси. Своя шкура у них не менее прочна, чем кожаные доспехи, а клыки и когти стоят добротного клинка. Лошади, заблаговременно отведённые слугами подальше в обоз, почуяли страшные для них запахи и начали хрипеть и рваться, как их не успокаивали. Наши воины сражаются конными лишь в небольших стычках, и кавалерии у Павии мало. Впрочем, любому соседу, пришедшему на нашу землю, его кавалерия тоже не в помощь.

Я хорошо различал в этой мешанине только фигуру Миро. Пока ещё различал.

Два раза толпа докатывалась почти до обоза и снова пятилась назад. Один из младших Кори прорвался к повозкам, собираясь расправиться с ранеными. Я успел доковылять вовремя, чтобы отрубить ему руку с уже занесённым палашом, и он, обернувшись волком, быстро захромал прочь на трёх ногах.

Когда спустились сумерки, стало понятно, что мы всё-таки одолеваем. Толпа сражавшихся вновь разделилась надвое, и люди Сулвы начали отступление. Мы не преследовали их и не мешали забрать мертвецов и покалеченных, но поле боя осталось за нами. Наших убитых Малва велел похоронить здесь, выложив сверху знак из камней, как это делали в древности.

Миро, совершенно измотанный сражением, но целёхонький, помогал мне всю ночь. Кажется, к рассвету мы извели на бинты всё остававшееся в лагере чистое бельё. В полдень Малва приказал выкинуть с подвод всё, кроме запасов еды на несколько дней, и, погрузив раненых, мы снова двинулись в путь. Нас больше не пытались атаковать, и за четыре дня мы добрались до замка, находившегося на границе владений герцога.

Домочадцы большинства наших воинов ещё не успели разъехаться по своим владениям, и потому людей в каждую комнату набилось, как карпов в бочку из рыбного ряда. Во дворе поставили шатры, мужчины спали там и там же, на кострах, готовили себе еду, потому что повара не справлялись со своей работой. Мысли о том, что же  замышляет Кори, занимали меня неотступно, и я понял, что надо пройтись вдоль лагеря, чтобы найти того, кто мне понадобится.

Я хромал мимо костров, чувствуя себя, как обычно, почти бесполезным для очередной войны и сражений. Вокруг переговаривались, сушили вещи над огнём, беззлобно пихали друг друга, пытаясь согреться, мужчины, юноши и мальчишки – по большей части юноши и мальчишки.

Кто-то из семейства Мурина узнал меня, и его отпрыски и приёмные дети, добравшиеся сюда из отцовского имения, встретили меня дружным приветствием. Почти все были уже совсем взрослыми. Даже Шай отрастил солидную окладистую бородку. Но Мурин с нашей последней встречи не останавливался на достигнутом, и его незнакомые мне сыновья-близнецы выглядели не старше Миро. Родитель честно выпестовал всех детей  – и сколько теперь вернётся в его дом живыми?

По справедливости, драться и гибнуть полагалось бы мне и таким как я, а между тем я шёл искать человека, которого отправлю навстречу тому, что может оказаться хуже смерти. Большинство оборотней-птиц – отличные наблюдатели, но способность хорошо слышать и понимать человеческую речь во втором облике сохраняется лишь у тех, чью птицу этой речи можно выучить. Было бы ошибкой думать, что ручные попугаи или вОроны вовсе не понимают того, что говорят. Мне нужен был тот, кто сможет шпионить за Кори, не привлекая к себе особого внимания.

За одним из шатров слышались хохот и лихая брань, которую выкрикивали срывающимися юными голосами. Я было решил, что собравшиеся нашли себе потаскушку для забав, но, заглянув за угол, увидел куда более невинное зрелище. Ульфовы когти! Эти щенки выстругали себе деревянные мечи и бились на них, изображая героев времён Зуля и Орена. Я знал, что двое или трое из мальчишек успели побывать в сражении на южной дороге, но сейчас все они казались полнейшими балбесами.

Их одногодок тихо сидел у костра, следя за огнём. Тёмные волосы, острый, немного птичий профиль, внимательные, тревожные глаза, быстрые, но не слишком уверенные движения. Когда ты совсем недавно понял, что твоя вторая натура – всего лишь галка, сохранять достоинство не так-то просто. Я подошёл к нему и предложил поискать уединённое место для беседы. Меня удивило, что юный Дани послушался меня сразу, без вопросов и возражений.

Галки зимуют в Вилаголе целыми стаями и в каждом дворе ищут, чем бы поживиться. Птица, залетевшая к Кори, вряд ли вызовет подозрение – разве что у кого-то из его семьи есть способности, о которых я не знаю.

– Будь осторожен, Дани. Лучше не выяснить дело до конца, чем вовсе не вернуться назад. Отдохнуть ты сможешь у моего слуги. Вул должен узнать это кольцо, – я протянул ему перстень.

Оборотням нельзя слишком долго оставаться в своём втором облике, они теряют человеческие навыки и привычки.

– Я всё сделаю как надо.

Дани старается сказать это как можно твёрже, но я чувствую, что он борется со своим страхом и с робостью перед новым делом. И это не так уж плохо, гораздо лучше, чем если бы парень думал: «Наконец-то я всем покажу». Я могу лишь обнять его на прощанье.

После нашего разговора я отыскал в одной из комнат свободный уголок потеплее, забился туда и впервые за много дней проспал мертвецким сном до самого утра. Назавтра герцог вспомнил, что отец готовил меня к роли камергера, и на меня свалились заботы о размещении прибывающих и об их продовольствии. Малва распорядился, чтобы его крестьяне доставляли в крепость необходимые припасы, ту же обязанность возложили на тех, кто был им подневолен, и верные ему вассалы. Воззвав к чувству справедливости герцога, мне удалось добиться того, чтобы за провизию платили вполне пристойную цену, пусть и не такую, какую удалось бы выручить на рынке. Нет ничего хуже, чем воевать в окружении тех, кто тебя ненавидит. А так… мужлан, едущий к нам на подводе с зерном, сперва сочтёт убытки, потом вспомнит, что на одну ярмарку не добраться – пошаливают, а вторая и вовсе на землях Сулвы сотоварищи, и честить нас, пожалуй, уже не станет.

К несчастью, та же приверженность справедливости и закону заставляла герцога с жаром отклонять другое моё предложение. Владения Малвы в самом деле оказались весьма обширны, и на них располагались богатые и плодородные поля. Сейчас это играло на руку скорее нашим врагам, чем нам. Лучше всего было пообещать раздачу земель всем, кто присягнёт Великому герцогу, но на это он никак не соглашался. Малва не был особенно скуп и хорошо понимал, что иногда надо жертвовать малым ради большого. Но покупать верность, которая должна принадлежать ему по праву – нет уж, пусть те, кто хотят награды, сначала её заслужат. Я бился в эту каменную стену непробиваемого упрямства несколько дней, потом сложил оружие.

Две прошлые войны не доходили до этих земель, и прямо под боком у замка примостилась небольшая деревенька. Здешние крестьяне считали, что они хорошо устроились, поскольку им всегда было кому сбыть излишки в сытый год. Малва решил отступить дальше на юг, чтобы собрать и обучить войско в тылу, но оставлял в крепости гарнизон, который задержит врага. Мне было понятно, что не пройдёт и луны, как люди Сулвы сожгут и разорят всё, что тут есть – даже не по злобе, а просто прокатившись через деревню на приступ. Крестьянам было приказано переселиться, но я знал, что мужланское упрямство едва ли уступит герцогскому. По совести говоря, хотя им и обещали помочь едой и деньгами, завидовать этим людям не приходилось. Ютиться у родни или копать в мёрзлой земле себе убежища, пристраивать куда-то скотину, которая вот-вот должна была принести приплод или уже его принесла…

Когда герцогу доложили, что деревенька приказу повиноваться не хочет, туда послали меня. Бунтовать рядом со множеством вооружённых благородных никто из крестьян, понятное дело, не рисковал. Вместо этого в ход пошло обычное мужицкое умение притвориться безмозглыми тупицами и заболтать что угодно. «Да мы ж не против. Да мы ж только благодарны. Да может они ещё и не придут. Да как они сюда пойдут, мы ведь сразу…» Я хорошо понимал, чем всё это закончится. Кого-то прирежут на пороге загоревшегося дома, просто чтобы под ногами не мешался. Счастливчики убегут в чём были, без вещей и даже без тёплой одежды.

Десятки подобных оправданий уже плотно застряли у меня в ушах, а нос забило духом кислой овчины. Разозлившись, я уставился на парня со скуластым смышлёным лицом, двумя головами выше большинства собравшихся.

– Вот ты! Если разрешат рубить лес, за сколько ты сможешь весной или летом построить дом?

Прибедняться и ронять своё достоинство ему не хотелось.

– Если соседи чуток помогут, то луны за две, – ответил он с расстановкой.

– А в могиле ты, в случае чего, будешь лежать потом всю жизнь, – сказал я жёстко. – А скорей уж кто из домашних твоих туда ляжет. Вы что, безрукие? Обжиться не сможете на новом месте?

Толпа притихла.

Не знаю уж, помогло ли делу то, как я их поносил, но ещё четверть луны я каждый день, просыпаясь утром, выходил посмотреть на деревеньку и видел, что труб, из которых поднимается дымок, снова стало меньше. Двух зажившихся на свете одиноких старух я пристроил на кухню.