Текст книги "Бывший. Добьюсь тебя снова (СИ)"

Автор книги: Марта Макова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21 Арс

– Всё отлично, Арсений Романович. Просто замечательно. Швы чистые, воспаления нет, такими темпами, всё скоро заживёт. – Мария осторожно накладывала свежую повязку на обработанные раны. – Шрамы, конечно, останутся, но я аккуратно зашила, так что всё красиво будет.

– Будут украшением? – тихо хохотнул и, поймав женскую руку, поцеловал в знак благодарности. – Спасибо, спасительница моя. Нисколько не сомневался в вашем таланте. Слышал, вы военным хирургом много лет работали, горячие точки прошли?

– Спасла тебя Белка. А я так... Оказала помощь. – Мария прилепила очередной пластырь на мою местами обритую и гладкую как у младенца грудь. – А военврачом я не работала, а служила. Пока Мишу не списали по очередному ранению. Ну и я с ним заодно демобилизовалась. Сюда перебрались, так и живём в тайге уже много лет.

Мария помогла натянуть рукав спортивной кофты на здоровую руку и накинула её мне на спину и второе, туго перетянутое бинтами, плечо.

– А с мужем вы как познакомились?

Поправил воротник, неловко упирающийся замком молнии в шею и повёл плечами. Больно, но жить можно, вот только Белку не прижать как хотелось бы.

– В госпитале и познакомились. Я только медицинский закончила, работать туда пришла, а Миша ещё старшим лейтенантом был, попал к нам с ранением. Ну и закрутилось у нас. Такая любовь! Я за ним в Афган помчалась. Да где мы только не служили! – махнула рукой. – Полстраны объехали.

– А Белка вам... – поднял вопросительно бровь.

– Белка племянница, дочка Мишиной покойной сестры.

Мария замолчала, задумчиво нахмурилась и стала собирать использованные инструменты.

У меня было много вопросов, ответы на которые мне очень хотелось услышать. Значит, нужно разговорить Марию. А лучше всего это сделать, задев любимые темы.

– Это Михал Михалыч её так стрелять научил? Я думал мне конец, а Белка одной пулей медведя уложила!

– Миша, да. – кивнула с гордостью.

– Мы когда её сюда привезли после... – Мария запнулась, целую секунду размышляла, но так и не закончила фразу. – Она сама не своя была. Миша её в тайгу с собой таскал. Так и научил всему. А она отошла со временем. Но изменилась сильно.

– Мира красивая очень. У неё есть кто-то?

Чувствовал, что пришло время раскрывать карты. С этой женщиной, спасшей мне жизнь, ухаживающей за мной, как за младенцем не хотелось хитрить. Да и искренность такие люди принимают и уважают, можно не бояться говорить, то что думаешь, чувствуешь. Они заслуживают доверия.

– Мария, вы же понимаете, зачем я сюда приехал?

– Из-за Белки?

Кивнул. Охотник из меня ещё тот. Я никогда не понимал, что люди находят интересного в этом занятии? Ну побыть на природе – да. Погулять, полюбоваться, зарядиться энергией. Но зачем при этом животных убивать? Особенно без необходимости.

– Она мне очень нравится. Я хотел бы познакомиться с ней ближе, узнать её. Но она не позволяет к себе даже приблизиться.

Я действительно летел сюда с этим единственным желанием. Когда понял, что не отпускает меня несмотря на пройденное время. И даже работа, которой всегда хватало с головой, не может отвлечь от мыслей о Белке. Мне нужно было разобраться в этом, выяснить, наконец, для себя, что со мной происходит. Откуда такая тяга к этой странной, непохожей на других, женщине?

– У Белки сложные отношения с мужчинами. – Мария погрустнела, даже уголки губ опустились, как у печального мема. – Обожглась в юности, теперь не доверяет.

– Обожглась? – под кожей снова провернулась ржавая игла вины.

– Да. – ничего не подозревающая Мария била словами. – Влюбилась не в того парня, а он бросил её, когда узнал, что беременна.

– У Белки есть ребёнок?

Нетерпеливо заглянул в лицо женщины. Ну же... говори!

– Нет. – покачала печально опущенной головой Мария. – Мать с отцом везли Белку в роддом на своей машине и попали в аварию. Все погибли, и родители, и ребёнок. Выжила только Белка.

Почувствовал, как по спине пополз холод. Сковал мышцы. Мира, Мира…через что же тебе пришлось пройти! Ты решила сохранить малыша, несмотря на то, что я бросил тебя, цинично оставил денег на аборт. Любила моего, ещё нерожденного, ребёнка и потеряла в самый последний момент. И родителей.

– Если у вас дурной умысел, Арсений Романович, и ничего серьёзного к Белке, то лучше отступитесь прямо сейчас. Не обижайте её. И помните, мы нашу девочку в обиду не дадим.

Как я уже понял, девочка и сама себя в обиду никому не даст. Зубастая, злая белка. А что касается моих планов и серьёзные ли они? Наверное, да. Расстался же я с Алёной. Понял вдруг, что её присутствие в моей жизни внезапно стало лишним. Она была мне безразлична.

Мысленно усмехнулся, вспомнив, как бывшая любовница пыталась торговаться за свои отступные. Целый список выложила. Я дал ей всё, что она просила. Ну может, сумму немного уменьшил, уж больно завернула. Даже для нежадного меня её аппетиты показались слишком завышенными. Но Алёна не возмутилась, взяла сколько дал. Видимо, как настоящая торговка изначально завысила цену, чтобы получить побольше, хотя согласна была и на меньшую сумму.

– И в мыслях не было обижать. Мне нравится ваша племянница, Мария. Но всё складывается через задницу, не в мою пользу, точно. Медведь этот. – пошевелил пальцами руки, закованной в лубок, демонстрируя свою неудачу. – И Петя погиб из-за меня. Белка мне его не простит. Да я и сам...

– А что Петя? В этом нет ничьей вины. Он свой собачий долг выполнял. Миша так и натаскивал его. На охрану от диких животных. Чтобы Белку в тайге защитил, в случае необходимости.

– Если бы я вёл себя тихо, не привлёк к нам внимания...

– Да брось, Арсений Романович. – махнула рукой Мария. – Шатун вас за километры услышал. Медведь в тайге и летом, когда сытый, опасен, а уж бродящий зимой ... Он пропитание себе искал, в любом случае напал бы. Не нужно было вообще туда ехать. И вы пострадали, и Петя погиб, и камера Белкина всё равно сгинула где-то под снегом.

– Я куплю новую. Самую лучшую. – встрепенулся, поняв, что есть повод хоть немного реабилитироваться в глазах Белки.

– Купить-то можете, да примет ли Белка подарок. – с сомнением покачала головой женщина. – Она ведь у нас такая. Гордячка. Ничего ей от чужих не надо.

– Помогите мне, Мария.

– Да как? – посмотрела с улыбкой, как на несмышлёного ребёнка.

– Для начала, переселите меня наверх, ближе к Белке.

Там у меня будет больше возможности сталкиваться с ней. После той ночи Белка больше ни разу не заходила ко мне. Игнорировала моё присутствие, словно не было меня в доме.

– Перебирайся. – понимающе усмехнулась женщина и сложив, наконец все инструменты и старые бинты в металлический лоток пошла к двери. – Ты Арсений Романович вещи пока сложи, Миша потом рюкзак твой поднимет, а я сейчас камин в люксе разожгу, комнату прогреть. Наверху прохладнее, чем здесь, не живёт никто кроме Белки.

Мария ушла, а я оглянулся вокруг. Собирать особо было нечего, я и рюкзак толком выпотрошить не успел, сразу угодил на больничную койку. Из всей одежды, сложенной в него, пригодились только домашние штаны для сна и спортивная кофта на молнии. Остальное не натянуть на лангет.

По лестнице поднимался медленно, держась за стену и жмурясь от мелькающих в глазах мошек. Твою ж мать! Когда это закончится? Трясучка и подгибающиеся от слабости колени. Я готов жрать и пить всё, что приносит Мария. Согласен на все капельницы и уколы, лишь бы поскорее восстановится. Как же это неприятно, чувствовать себя настолько слабым и беспомощным.

Добрёл до открытой двери в мою будущую комнату и остановился на пороге. С облегчением прислонился здоровым плечом к косяку, положил руку на грудь, туда, где трепыхалось в суматошном танце сердце.

Сидя на коленях, спиной ко мне, Белка разжигала сложенные в камине поленья. На секунду меня посетило сомнение, в ту ли комнату я пришёл? Неужели лесная амазонка, наконец, решила порадовать меня своим присутствием?

Услышав шум, Белка обернулась и встала в полный рост. Окинула меня с ног до головы взглядом, но комментировать не стала.

– Проходи. – подвинула к камину плетёное ротанговое кресло с наброшенным на него клетчатым пледом. – Садись поближе к огню. Сейчас камин разгорится и будет тепло.

Мне уже было хорошо. От одного только её вида. Узеньких брючек, обтянувших стройные ноги, светлого, длинного свитера крупной вязки, свободно заплетённой косы и, неожиданно, доброй улыбки. Неужели сменила гнев на милость?

Ещё не до конца доверяя её добродушию, доковылял до кресла. Белка зашла за его спинку, приподняла верхний край пледа и когда я опустился на мягкую подушку на сиденье, накрыла им мои плечи. Обошла, и стоя передо мной, потянула плед за концы, сомкнула их на груди укутывая.

Недоверчиво смотрел, как, выдвинув ящик комода, достала из него ещё один шерстяной плед. Присела передо мной и, развернув тёплую ткань, накрыла ею мои ноги.

Наверное, у меня был совершенно ошалевший вид, потому что Белка усмехнулась.

– Мёрзнешь же, с такой кровопотерей. Сейчас будет теплее.

Вернулась к камину, а я смотрел, как она перетряхивает горящие поленья кованой кочергой, и рвано дышал.

От её заботы что-то дрогнуло в груди. Налилось свинцовой тоской и болью, обидой, которую, казалось бы, давно перерос и забыл. Никто и никогда так не беспокоился обо мне. Да и не заботился по большому счёту. Рос я в семье, в которой понятие душевного тепла и родительской любви были полностью заменены предоставленными мне возможностями, учиться в лучших школах, заниматься с лучшими репетиторами, поступать в самые престижные вузы, носить модную и дорогую одежду. И я всегда, всегда, обязан был быть гордостью родителей!

Даже Наташка, которую я любил без памяти, не стремилась дарить мне свою заботу. Никто, блядь, не укутывал мне ноги пледом! Тем неожиданнее было получить заботу от женщины, которую я когда-то страшно обидел. Бросил.

– Теплее? – в зелёных глазах, смотрящих на меня, дрожали и метались отблески огня. От жара у Белки разрумянились щёки. Сейчас она была очень похожа на ту себя, прежнюю, юную девочку Миру. Спокойную, безмятежную, ласковую.

– Посиди со мной. – ухватил за рукав, в попытке задержать.

Белка посмотрела сначала на мою ладонь, удерживающую её, потом перевела спокойный, обманчиво безмятежный взгляд на лицо.

– Я никуда не ухожу. – придвинула низенький стульчик, оббитый мехом какого-то зверька, ближе к огню и присела на него. Вытянула руки к теплу. – Ты хотел поговорить?

– Прости, меня Мира.

– Бог простит, Арс. – пухлые губы скривились в горькую улыбку. – Я не держу на тебя зла. Всё давно в прошлом.

– Я был дурак. И совершенно не был готов взять на себя ответственность.

– Я понимаю, что не твоего полёта птица была. Ненужная тебе, лишняя со своей любовью. – пожала плечами. – Как ты вообще на меня тогда внимание обратил, непонятно.

– Ты чудесно пела. У тебя был волшебный голос.

– Да, голос. – горькая улыбка стала ещё горше. – Его больше нет.

– Почему? Это из-за стресса?

– Авария. Кусок стекла пробил горло и голосовые связки.

– Я не заметил шрама.

– Чудеса современной пластической хирургии. Зашлифовали, чтобы не напоминал. – Белка чуть заметно поёжилась, сжимая и разжимая пальцы, протянутых к огню рук.

Я физически ощущал корёжившую её боль. Не знал, чем ей помочь, как утешить. Я бы обнял её, прижал к сердцу, чтобы хоть как-то облегчить боль, но не смел. Я был чужаком для неё. Триггером, ворвавшимся в её налаженную жизнь.

– Мне жаль, что так случилось с твоими родителями и нашим ребёнком.

– Мне тоже. – не сводя взгляда от огня, прошептала тихо, на грани слышимости.

– Кто? – с трудом выдавил из горла. Понимал, что мучаю её и себя, но я должен был знать, кого потерял. Чтобы жгло и ломало, так же как её. Чтобы помнить какой я мудак.

– Мальчик. – поняла и ответила. Наказывая и делясь болью.

– Сын – колючий ком царапал в кровь горло, заставляя хрипеть.

– Сын – эхом, без эмоций, мёртвым голосом.

Мы молчали, варясь каждый в своих переживаниях и мыслях. В тяжёлой тишине был слышен только треск поленьев, а тепло от камина ползло к моим ногам и уже перерастало в жар.

Из-под опущенных ресниц смотрел на застывшую у огня Белку. Неподвижную, задумчивую, погруженную в себя.

– Зачем ты приехал Арс? – повернулась резко, в зелёных глазах требование честности.

Хороший вопрос. Я и сам ещё не знал на него точного ответа. Я никогда не был расположен к безрассудным порывам, не был импульсивен, привык всё и всегда продумывать и анализировать, прежде чем принимать решения, но в этот раз всё было по-другому. Что привело меня сюда, в глухой таёжный угол? Ну уж точно не охота и природные красоты. Я сорвался и летел к Белке.

– Я хотел увидеть тебя.

– Зачем? – Белка дёрнула ровной, тёмной бровью.

– Ты мне сразу понравилась, в первый приезд сюда. – я пытался быть максимально честным и перед ней, и перед собой. – А когда понял, что ты это ты, захотел тебя снова увидеть.

– Зачем?

– Может быть, покаяться. Я действительно все эти годы сожалел о том, как поступил с тобой тогда.

– Что же не искал меня столько лет, чтобы покаяться? Я давно отпустила бы тебе грехи и жил бы спокойно. – минуту назад задумчивая улыбка на пухлых губах, теперь снова превратилась в ироничную и злую. – Не ври, Арс. Ты прекрасно жил все эти годы и не вспоминал обо мне.

– Это не так. – понимал, что оправдываться глупо, и я действительно преспокойно жил, задвинув мысли о ней в самый дальний угол совести. Но я помнил!

– Принимаю твоё покаяние! – Белка насмешливо, с издёвкой, перекрестила меня. – Аллилуйя! Отныне ты свободен от мук совести. Можешь валить в свою привычную жизнь, Арс, и снова забыть меня, теперь уже навсегда!

Охреневший и потерявший дар речи, смотрел, как она выходила из моей комнаты. Ну что за баба? Нормально же разговаривали!

Глава 22 Белка

Маня поставила на стол четвёртую тарелку и на мой молчаливый вопрос просто пожала плечами.

– Арсений Романович сказал, что будет спускаться и кушать с нами.

Вот так значит. Теперь и поесть спокойно в этом доме не получится. Арс будет отсвечивать даже за нашим семейным столом. И чего ему не сидится в своём люксе? Тепло, светло, еду, как барину на блюдечке приносят.

Прятаться я от него не пряталась, но старалась проводить меньше времени в доме, чтобы не сталкиваться лишний раз. Во дворе тоже работы хватало. Расчистить от снега дорожки до хозпостроек и конюшни, домашних животных и птиц покормить, убрать у них. Праздным гостем я здесь никогда не жила. Помогала чем могла.

Арс – молодец, конечно. Крепкий мужик. Оклемался за неделю. Был пока ещё очень бледным и вялым, но лежать не хотел, бродил по дому как кентервильское привидение, тревожа меня, только что цепями не гремел. Хорошо, что на улицу выйти не мог, Маня не разрешала.

Метель затихла, но снег валил не переставая уже третьи сутки. Ждать вертолёт при такой погоде и низкой видимости не приходилось. А вот чистить снег можно было не переставая круглые сутки. И не слушать восторженное придыхание Манечки, когда она говорила об Арсе. Сваха, блин.

– Это ты ему рассказала об аварии и ребёнке? – я раскладывала приборы, помогая накрывать стол к обеду.

– Ну да. – Маня шустро нырнула на кухню, прячась там от моего укоризненного взгляда и недовольства.

Я только головой покачала. Ну тётя! Настоящая находка для шпиона.

– Зачем? – пошла за ней следом. Пускай даже не надеется скрыться от неудобных вопросов.

– Ну зачем, зачем...– Манечка, пряча взгляд, суетливо накладывала солёные грибочки в вазочку. – Сказал, что нравишься ему, и он прилетел сюда к тебе, хочет узнать тебя получше.

– М-м-м...

– Что м-м-м? – рассердилась на моё насмешливое мычание Маня. Звякнула ложкой о край стеклянной миски и ткнула в меня пальцем. – Хороший же мужчина. Серьёзный, богатый, красивый. Чем не пара? Так и будешь от отношений бегать? Замуж тебе пора, Бельчонок! Сколько можно вспоминать прошлое и горевать?

Столько сколько нужно! И вмешиваться в мою жизнь я не позволяла никому. Сваха, блин, нашлась!

– И ты решила, что Арсений Романович самая подходящая кандидатура?

– А чем он плох? – насупленные брови говорили о том, что Маня всерьёз рассердилась и готова отстаивать своё мнение.

Вот только она не знала главного.

– Может быть, тем, что это он?

– Кто он? – возмущённо фыркнула, решив, что я пытаюсь, как обычно, в таких случаях, задурить ей голову и отмазаться.

– Тот самый Арс. Арсений Резцов. Парень, который бросил меня беременной.

Маня замерла, приоткрыв от удивления и растерянности рот.

– Что? – неверяще захлопала глазами.

– Это он, Мань. – выдохнула устало.

Нужно было сразу рассказать, но не хотелось усугублять и без того нервную и напряжённую, из-за травм Арса, обстановку в доме.

– Как же так... – Манины руки задрожали. – Что же это... Да как он посмел, явиться сюда! А пел-то мне... нравится, всерьёз хочу, помоги!

– Успокойся, Манечка. – подскочила к взволнованной и расстроенной тёте, обняла её за плечи. – Всё хорошо. Ну, расказала и расказала. Всё равно бы узнал, если захотел.

Отвыкла она от людской подлости и хитрости. От зверья вранья не услышишь. Живут тут с дядькой в изоляции от внешнего мира. Просто и спокойно. Работают по хозяйству, дом в порядке содержат, лошадей холят, даже курочек ради забавы завели, да собак для охраны и охоты.

Серьёзные, большие люди из столицы приезжают отдыхать да охотиться. Им нет нужды обижать хозяина с хозяйкой. Дядьку уважают, он не из тех, кто лебезит и пресмыкается. У него всё строго по делу. Ну а уж Маню, за её пироги с зайчатиной, да борщи из печи и вовсе любят. Вон даже подарки из столицы привозить не забывают.

– Вот ведь... – Маня подхватила со стола ложку и принялась яростно плюхать грибы из деревянного бочонка в миску. – Я же поверила ему!

А мне, за её обиженно поджатые и дрожащие губы, очень хотелось этой самой ложкой зарядить кое-кому в лоб.

– Миша приехал. – Манечка прислушалась к рычащему во дворе мотору снегохода и, в сердцах швырнув несчастную ложку, кинулась к дверям. Из кухни можно было выйти на улицу через боковой коридор, и тётя выбрала этот короткий путь. Жаловаться побежала.

Я встречать дядьку не пошла. Заправила многострадальные грибочки маслом, покрошила в них тонко нашинкованный лук и понесла в столовую. Сейчас дядька переоденется и будем обедать.

Но нетерпение брало своё, очень уж хотелось знать, привёз ли он то, за чем ездил к распадку, и окинув взглядом сервированный к обеду стол – всё ли готово, побежала на кухню.

С дядькиным приходом здесь ядрёно запахло морозом и лесом. Куртку с шапкой он снял ещё в коридоре, а вот с ботинок осыпался и таял на деревянном полу снег, оставляя лужицы, на которые Маня смотрела с недовольством. Дядька, румяный с мороза, весёлый и довольный, заговорщически подмигнул мне.

– Дед Мороз – красный нос, ты подарок мне принёс? – смеясь, торопливо кинулась к дядьке, держащему в руке увесистый, старый вещмешок.

– Ну, как я и говорил, шкуру зверьё попортило, так что на решето похожа, но трофей я тебе всё равно привёз. Первый медведь как-никак!

Развязала вещмешок и, заглянув внутрь, радостно взвизгнула.

– Только не на моей кухне! – замахнулась на нас полотенцем Маня. – Миша, неси это отсюда! Фу, завоняло! И сними ботинки, наследил тут!

– Я во дворе всё сделаю. – засмеялся дядька, а я подхватила вещмешок и выскочила в коридор и из него на маленькое крыльцо. Повесила мешок на вбитый в столб гвоздь. Ну что ж Арс, останутся у тебя на память не только шрамы о встрече с медведем!

Глава 23. Арс

Спустился к обеду, и тишина в гостиной сразу ударила предчувствием наступившего пиздеца. Что-то незримо изменилась в обстановке. В воздухе звенело напряжение. Мария, поджав губы, старательно отводила взгляд, хозяин хмурился и привычно молчал. Белка вообще носа не показывала из кухни. Гремела там посудой, что-то переставляя и перекладывая.

Чувствовал себя лишним. Все словно тяготились моим присутствием. Первые минуты было очень неуютно, но потом все сели за стол, а Белка, наконец, появилась из кухни, неся в руках большое блюдо с горячими пельменями, над которыми клубился ароматный пар.

– Давайте обедать. Голодный как волк. – Михалыч первым нарушил тягостную тишину и наложил в себе в тарелку пельмени. – Манечка, может, нальёшь стопку? С мороза самое то.

– Это сегодня всем не помешает. – Мария достала из буфета графинчик с водкой и три рюмки. – Вам, Арсений Романович, нельзя. Вы на антибиотиках.

Все, включая Белку, выпили без тостов и не чокаясь, а я сглотнул слюну. Мне бы тоже не помешало, слишком уж некомфортно себя чувствовал. В воздухе словно витало всеобщее осуждение и неприязнь. Кажется, Белка рассказала родным обо мне. Другого объяснения происходящему я не видел.

– Вкусные пельмени, очень сочные. – я попытался похвалой нарушить напряжённую тишину за столом.

– С медвежатиной.

Белка подцепила вилкой очередной, отправила в рот и блаженно зажмурилась, а я поперхнулся. Кусок застрял в горле. Вытаращился на безмятежно улыбающуюся стерву.

– Да пошутила я. – ехидно улыбаясь смотрела, как я пытался проморгать поступившие, от застрявшего в горле куска, слёзы и едва сдерживался, чтобы не выплюнуть его обратно. – Из лосятины они.

Давясь, всё же проглотил и отложил вилку. Мария опустила глаза, пряча смех, а Михалыч громко крякнул, скрывая усмешку в усах. Издеваются надо мной, что ли? Шутники, блядь.

– Из лосятины?

– Ешь спокойно, Арсений Романович. Из говядины они. – Михалыч укоризненно посмотрел на довольно ухмыляющихся женщин. – Шутит Белка. Вот грибочки ещё бери, Маша солила. Давайте, девки, ещё по одной.

Странно прошёл обед. Словно мимо меня. Я присутствовал за столом, но был невидимым. Даже Мария, с её заботой и гостеприимством не замечала меня, старательно обходя все возможные варианты столкнуться со мной взглядом или действием. Быстро поела и сбежала на кухню. Белка помалкивала и ела, уткнувшись в тарелку. Михалыч время от времени бросал на меня тяжёлые взгляды, но ничего не комментировал.

Аппетит у меня пропал, но я старательно запихивал в себя всё, что мне от души наложили в тарелку. Мне нужно было вернуть силы.

– Ну что, парикмахерская сегодня будет? Или только обещала? – допив ягодный компот, Михалыч довольно откинулся на высокую спинку стула и провокационно улыбнулся Белке, вяло ковыряющей вилкой в своей тарелке.

Белка ожила и просияла.

– Конечно! Сейчас сделаем из тебя красавчика, а то зарос, как леший. Тебя, наверное, даже птички в лесу пугаются.

Потягивая терпкий компот из местных ягод, наблюдал за ними. Они были по-настоящему близки друг другу. Любили, заботились, подшучивали, переживали друг за друга. Семья. Дружная и крепкая. Та, которой у меня никогда не было.

В моём семействе единения душ и сердец не присутствовало. Каждый был сам по себе. Отец с утра до позднего вечера в министерстве, в детстве я иногда заставал его за завтраком, это было единственное время, когда он мог перекинуться со мной несколькими фразами или дежурно спросить про мои успехи в учёбе. Сейчас мы пересекались ещё реже. У меня была своя жизнь, заполненная работой не меньше его.

Маман, красивая, вечно спешащая и деловая, большую часть времени проводила в клинике, которую ей купил отец. Кажется, о своих пациентах она знала больше чем обо мне, единственном сыне. Сейчас она даже звонила мне не чаще двух раз в месяц.

Иногда в детстве, мне казалось, что я, сирота. Потом, в юности, радовался, что родители не контролировали меня на каждом шагу и не мешали гулять и развлекаться. А сейчас я уже и не замечал, как редко мы созваниваемся и встречаемся. Для них главное – узнать, что я жив-здоров. Я тоже не навязывался. Если кому-то из них потребуется моя помощь – они знают, где меня найти.

– Маня, где у нас ножницы и машинка? – Белка быстро собрала грязную посуду со стола. – Доставай, пока он не передумал!

Смеясь и перешучиваясь на ходу, быстро убрали остатки обеда, поставили ближе к окну табурет, усадили на него Михалыча и замотали в простынь.

– Готов? – Белка угрожающе пощёлкала ножницами над его головой.

– Давай, чего уж. – довольно и ласково улыбался хозяин.

На меня не обращали внимания, но возвращаться в свою комнату не хотелось. Одиночество порядком надоело. Интернета здесь не было, а если и был, то мне не дали доступа к нему, телевизора тоже, а от любовных романов, которыми меня щедро снабдила Мария, просто тошнило. Я перебрался из-за стола в кресло у большого открытого камина. Отсюда было лучше видно, как Белка колдовала над заросшей шевелюрой и бородой Михалыча. Ловко работала расчёской и ножницами. Тёмные с проседью пряди падали на простынь и пол. Хозяин кордона на глазах превращался из заросшего лесника и охотника в моложавого крепкого мужчину с аккуратной бородкой и усами. Последний штрих триммером и, подошедшая к мужу Мария радостно и восхищённо ахнула.

– Да ты у меня красавец! А то на деда был похож.

– Мне бороду пострижёшь? – подал голос из своего угла и все разом обернулись в мою сторону. Три пары глаз удивлённо уставились на меня, как на привидение, которое неожиданно заговорило.

– Тебе? – Белка окатила изумлённым взглядом.

– Зарос, как чёрт. – потёр ладонью, заросший за неделю с небольшим, подбородок. Никогда не любил растительность на лице. Проще было бы сбрить всё, но мне хотелось, чтобы Белка сейчас поколдовала надо мной.

Решительно сел на место Михалыча и задрал лицо, подставляя под Белкины руки.

– Ты же понимаешь, что я не профессионал? – вопросительно заглянула мне в лицо.

– У тебя отлично получается. – мотнул в сторону глазеющих на нас Михалыча и Марию.

– Не страшно? – насмешливо прищурилась Белка, в её глазах плясали зелёные чертенята.

– Я тебе доверяю. – согласно кивнул и подмигнул.

– Не пожалей потом. – Белка накинула мне на грудь и плечи простынь.

Ну чего мне жалеть и бояться? Просто побрею морду начисто станком, если полосами или проплешинами густую щетину пострижёт.

Белка взяла меня за подбородок и, примеряясь, аккуратно повертела моё лицо вправо-влево. Пальцы у неё были тёплые и нежные, движения бережные. Я зажмурился от удовольствия.

– Смелее, Белка.

В ответ она взволнованно вздохнула и моё лицо обласкала волна тёплого дыхания, пахнущего лесными ягодами.

Прикрыл веки и сквозь ресницы смотрел на Белку, сосредоточенно прикусившую пухлую губу, и осторожно касающуюся, тихо жужжащим, триммером моей щетины. Вот чего-чего, а этого добра у меня было много. Порода у нас по мужской линии была такая – мохнатая. И растущие сейчас на обритой груди волоски жутко чесались под повязкой.

– Не ёрзай. – чуткие пальчики касались то лба, то скул. Белка поворачивала моё лицо в удобное ей положение, а я кайфовал. Ловил ягодный запах, вдыхал и, непроизвольно дёргая горлом, глотал. Чуть не мурчал, как довольный кот, под гладящей его хозяйской ладонью. Хотелось, чтобы это длилось вечно.

У неё были очень нежные руки. Мягкие, ласковые. Каждый нерв в моём теле, каждый миллиметр кожи жаждал их касания. Изнывал в ожидании. Стремился подставиться под чуткие пальцы. Это было невыносимо мучительно и одновременно прекрасно.

Зажмурился, чтобы не видеть её соблазнительно прикушенной губы, но тут же распахнул глаза. Не смотреть было ещё невозможнее.

Встретились взглядами. Её зрачки заполнил всю радужку, скрыли собой дерзкую зелень.

Затягивало в чёрную дыру, как в бесконечную воронку. Кажется, я забыл, как дышать, проваливаясь всё глубже и глубже в бездонную темноту. Манящую, гипнотизирующую, пугающую своей глубиной.

– Готово. – не услышал – прочитал по губам. Белка отступила, отвела взгляд, прерывая падение в безумную пропасть, протянула круглое зеркальце. – Смотри.

Встал, стягивая с себя простынь, и в один шаг настиг добычу. Сгрёб здоровой рукой за талию, прижал к себе и впился в, приоткрытые от удивления и неожиданности губы. Сладкие, ягодные. Ну уж нет, хрен там! Не отступлюсь!