Текст книги "Меч и роза"
Автор книги: Марша Кэнхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
Под натиском жадных губ Лорен гибко выгнулась, прикрыла огромные янтарные глаза, предвкушая ни с чем не сравнимое наслаждение. Раздвинув ноги, она обняла незнакомца за талию и притянула к себе, побуждая погрузиться туда, где его присутствие было особенно желанным.
Поглощенные друг другом, они не заметили, что к ним ползком приближаются три фигуры, прячась в высокой серебристой траве. Все трое незнакомцев были в красных суконных мундирах и синих бриджах; обмениваясь тревожными сигналами, они взяли в кольцо извивающуюся нагую пару.
Вожак троицы похотливо ухмыльнулся, услышав страстные стоны женщины, которая отвечала на каждый удар резким движением бедер. Отправляя подчиненных в опасную экспедицию, капитан рассчитывал на совсем другой исход, но он наверняка обрадуется и такой добыче.
Подав последний сигнал, капрал бесшумно вытащил из ножен кинжал, осторожно отложил в сторону мушкет, чтобы не переполошить всю армию мятежников, прополз последние десять шагов, вскинул руку и безжалостно вонзил кинжал между блестящих от пота лопаток горца.
Александер услышал разнесшийся над болотом пронзительный крик какой-то ночной твари и замер, пытаясь определить, откуда исходит звук. Он заставил себя трижды обойти вокруг лагеря и теперь радовался этому решению: у него перестало ломить все тело, словно его растягивали на невидимой дыбе, нервная дрожь утихла. Он вновь обрел способность мыслить и рассуждать здраво и на время забыл о Кэтрин.
Во время третьего обхода он задумался о предстоящем маневре. Он полностью соглашался с Лохиэлом в оценке положения: если Коуп узнает, что мятежники двинулись по заболоченной дороге, их шансы на победу ничтожны. Переправиться через болото следовало в темноте, тайно, и завершить это прежде, чем английский генерал успеет отдать приказ развернуть пушки. Победить его можно лишь в одном случае – если застать врасплох. Необходимые условия – неожиданность и быстрота, которые так высоко ценили горцы.
Если бы только нашелся способ лишить генерала хоть некоторых преимуществ! Если бы удалось пошатнуть железную дисциплину его офицеров и пехотинцев, обратить их в бегство, как драгунов на мосту Колтс-Бридж!
Вспоминая об этом, Александер прищурился, словно от порохового дыма. В тот день он возглавлял небольшой отряд Камеронов, ему предстояло только обследовать дорогу на Эдинбург и выяснить, где проще всего пробить оборону англичан. Его воины изнывали от безделья с тех пор, как армия покинула Гленфиннан: если не считать одной-двух стычек с патрулями, им ни разу не пришлось обнажать мечи. Мужчины охотно, с воодушевлением ввязались бы в схватку с драгунами на мосту – Алексу было достаточно отдать приказ. Но прежде чем они успели взбудоражить себя оскорблениями и воинственными криками, драгуны развернули лошадей и поскакали прочь. Горцам оставалось лишь изумленно переглядываться.
Алекс тоже был удивлен – он-то знал, что его отряд слишком малочислен и скудно вооружен. Рассудок настоятельно советовал ему поскорее вернуться к главным силам мятежников, но, как он позднее узнал, драгуны продолжали отступать до самого Лита, поселения близ Эдинбурга, и только потом сообразили, что горцы не гонятся за ними.
Только один офицер остался на мосту. Возмущенный позорным бегством своих солдат, он не сразу узнал рослого черноволосого мужчину, застывшего на противоположном берегу реки.
Зато Александер сразу узнал Гамильтона Гарнера – по худому надменному лицу, воинской выправке, безупречному мундиру с сияющими пуговицами и золотым галуном. В нефритово-зеленых глазах, холодных, как арктический лед, отражалась ярость – как несколько месяцев назад, когда они с Алексом скрестили шпаги. Эта ненависть была почти осязаемой; сталкиваясь с ней, Алекс считал своим долгом платить той же монетой.
Лорд Эшбрук, отец Кэтрин, сразу понял, что рана Гарнера, полученная в поединке, не смертельна. Алекс тоже понимал это, но никак не ожидал, что высокомерный лейтенант – очевидно, недавно произведенный в капитаны – так быстро оправится и возьмет на себя защиту моста в сотне милях от Дерби. Демиен Эшбрук через доверенных лиц сообщил, что Гарнер всюду разыскивает Рефера Монтгомери и его молодую жену. Выяснив, что пара как сквозь землю провалилась, он поклялся разыскать их и отомстить за свои унижения.
Пока офицеры и рядовые драгуны мчались к лесу в поисках убежища, Гамильтон Гарнер обнажил меч и поскакал к каменной арке моста. Неужели надменный болван решил расквитаться с противником? Александер так и не узнал, в чем дело: едва сообразив, что задумал их капитан, драгуны окружили его и буквально уволокли следом за собой.
Алекс нахмурился, вспоминая об этом, и перевел взгляд на окатанную гальку, которую вертел в руке. В тот день он испытал острое разочарование. Он охотно воспользовался бы шансом помериться силами с Гамильтоном Гарнером – хотя бы для того, чтобы исправить ошибку и наконец-то добить его одним ударом. Почему он не сделал этого во время поединка? Только Богу известно. Возможно, потому, что заметил в толпе зрителей знакомую белокурую головку.
Алекс сжал зубы и уронил гальку на землю. Легким, почти незаметным движением он обхватил пальцами стальную рукоятку пистолета, заткнутого за пояс.
Дрожь предвкушения вытеснила из головы все мысли: он вдруг различил шум осторожных шагов.
Тот, кто приближался к нему, находился на расстоянии каких-нибудь десяти футов и, судя по крадущейся походке, не принадлежал к клану Камеронов. Алекс находился на самом краю лагеря, впервые за много дней оказавшись в одиночестве: Лохиэл поручил охранять его Струану Максорли. До Лохиэла дошли слухи, что заклятый враг Александера, герцог Аргайл, пришел в бешенство, узнав, что Черный Камерон благополучно вернулся в Ахнакарри. К тому же вскоре от руки Александера погиб племянник герцога, Малькольм Кэмпбелл. Продуманный Аргайлом план захвата Александера в плен провалился, но нестерпимое желание увидеть его повешенным в замке Инверари побудило герцога удвоить награду за поимку врага и довести ее до десяти тысяч фунтов. Алуин Маккейл выведал, что герцог нанял убийцу, какого-то француза, который похвалялся тем, что у него не бывает осечек. Алекс отмахнулся от этих известий – в конце концов, на протяжении пятнадцати лет изгнания ему пришлось то и дело сталкиваться с наемниками Аргайла. Но Лохиэл встревожился, как и Алуин и Струан Максорли, которые с недавних пор безотлучно находились рядом с Алексом.
Однако никому из них не пришло бы в голову подкрадываться к нему в темноте.
– Прошу прощения, лэрд...
Сжавшись в комок, Алекс мгновенно развернулся и одновременно выхватил пистолет. Пожилой, бедно одетый член клана поспешно закрыл лицо руками и попятился, бессвязно бормоча мольбы о пощаде на гэльском языке.
Вполголоса выругавшись, Алекс выпрямился, шагнул к дрожащему старику и приподнял его над землей, схватив за грудки.
– Безмозглый олух! Что это ты задумал? Какого черта подкрадывался ко мне в темноте?
– Я... не подкрадывался, лэрд, – прохрипел старик, с трудом переводя дыхание. – Я правда не хотел. Я шел, как всегда, только тихо, чтобы не потревожить вас. Я же видел, что вы задумались, вот и не хотел вам мешать!
Не в силах сразу побороть возбуждение, Алекс медленно разжал пальцы, отпустив незнакомца. Старик опасливо попятился, не сводя вытаращенных глаз с заряженного пистолета. Алекс спрятал его за пояс.
– Ну и ради чего ты так рисковал? – хмуро осведомился Алекс.
Старик шумно сглотнул, опустил руки и расслабился, его тощее тело сразу съежилось, стало сутулым, напомнило Алексу скомканный лист пергамента.
– Звать меня Андерсон, лэрд, Роберт Андерсон. Я так думаю: ночь коротка, а вам и отдохнуть надобно...
Алекс вскинул голову и пронзил старика таким взглядом, что тот сжался еще сильнее.
– ...но когда я услышал, что завтра утром мы выступаем, то решил не ждать, переговорить с вами сразу...
– Переговорить со мной? – переспросил Алекс. – О чем, Роберт Андерсон?
– Мы с тремя сыновьями живем к северу от Престона, разводим овец. И мой брат Лахлан – тоже. А другой брат, Колла, промышляет между Абердином и Старым Рики...
– У тебя есть брат, который возит контрабандный товар из Абердина в Эдинбург? Ну и что с того?
– Ну так вот... наши овцы порой забредают черт знает куда, доходят аж до моря. А шагать за ними вокруг всего болота долго, целый день уйдет. Однажды, когда Колла гостил у нас, мы и спросили, нет ли пути покороче.
Алекс, который уже подумывал, что зря пощадил словоохотливого старика, при последних словах застыл и обратился в слух.
– Ты хочешь сказать, через это болото ведет тропа? Которой нет на картах?
– Нет, на бумаге я ее не видел – ее знаем только мы с Лахланом, так мы всю жизнь живем здесь. – Пастух многозначительно подмигнул. – Не скажу, что тропа широка, но пройти по ней можно. Все лучше, чем барахтаться по пояс в тине.
Алекс пытался совладать с беспорядочными мыслями. Неужели и вправду через болото ведет дорога, о которой известно лишь местным контрабандистам?
– А если я дам тебе карту, Андерсон, ты покажешь, где проходит эта тропа?
Старик задумчиво почесал сначала щеку, потом лысую макушку, на которой уцелел лишь жалкий кустик рыжих волос.
– Показать-то можно... но лучше я сам проведу вас по этой тропе.
– Дружище, если такая тропа действительно есть и если лорд Джордж поверит тебе, тебе придется вести через болото всю армию!
Роберт Андерсон хитро ухмыльнулся и нахлобучил на голову поношенную шляпу. Алекс торопливо провел его мимо костров и спящих воинов. Поначалу генерал только хмурился, слушая Алекса, но под конец воспрянул духом, а когда как следует подумал, то просиял. Он поручил Алексу выяснить, действительно ли существует тайная тропа, а сам отправился к принцу. Вскоре вновь собрался военный совет, предложенный план присутствующие одобрили сразу. К двум часам ночи Алекс вернулся, а спустя час вся армия горцев уже построилась на краю укутанного туманом болота.
Глава 3
Одинокий часовой, стоящий на страже на краю убранного поля, вздрогнул, разбуженный звуком, напоминающим сердитое гудение потревоженных пчел. Гудение почти сразу утихло, унесенное туманом, наползающим со стороны моря. Местами тонкий, как вуаль, на краю болота туман густел, доходил до плеч, был белым, как сливки, приглушал все звуки.
Рядовой Джеймс Уоллес еле сдерживал досаду. Всю ночь ему пришлось стирать влагу с лица, повсюду ему мерещились шорохи и зловещие тени. И даже крошечный костерок, в который он то и дело подкладывал сучки и сухую траву, его не радовал – наоборот, отбрасывал устрашающие тени. К утру тьма начала рассеиваться, над горизонтом показались первые лучи солнца. Вскоре стало настолько светло, что рядовой увидел лагерь на расстоянии пятисот ярдов, а потом и пологие, позолоченные солнцем холмы за Эдинбургом. Воды Ферта из чернильно-черных стали стальными.
Издалека донесся запах еды, и у рядового Уоллеса заурчало в животе. Раздувая ноздри, некоторое время он жадно ловил ароматы дыма и поджаренного хлеба, затем зевнул, почесал в паху, отложил мушкет и расстегнул штаны. Испустив стон облегчения, он засмотрелся на горячую желтоватую лужицу, растекающуюся по земле. Ручеек быстро убегал в сторону болота, изнывающий от скуки солдат невольно поднял голову, устремив блуждающий взгляд вдаль. Облака на горизонте рассеялись, по густо-синему небу протянулись розовые и золотые полосы. Окрестные города и деревни пробуждались. Торговцы уже тащили по дорогам тяжело груженные тележки, надеясь первыми успеть к открытию ворот Эдинбурга. Окутанный серым плащом ночного тумана, величественный город медленно появлялся из него – башня за башней, шпиль за шпилем. Солнце поднималось над землей. Все идет как положено, мрачно размышлял часовой, только он один торчит на краю болота.
Гул повторился, на этот раз громче, и часовой прищурился, вглядываясь в туман. Различив что-то похожее на живую изгородь на краю поля, он нахмурился и потер глаза. Кажется, раньше здесь не было никакой изгороди... Пока он вытягивал шею и таращил глаза, изгородь вдруг зашевелилась и изогнулась, словно стремясь охватить все поле.
У часового отвисла челюсть: это была вовсе не изгородь, а люди! Сотни людей, тысячи выходили из болота и тумана, словно призраки!
– Мятежники! – ахнул он. – Дьявол, это мятежники!
Он протянул руку за своей верной «смуглой Бесс», но мушкета на месте не оказалось. Вскинув голову, Уоллес увидел перед собой усмехающегося великана с черными от грязи руками и ногами, пшеничной гривой волос и перепачканной бородой. Часовой в ужасе уставился на него, а великан протянул искомый мушкет и дружески подмигнул.
– Не его ли ты ищешь? – поинтересовался Струан Максорли.
Рядовой Уоллес с глупым видом кивнул и потянулся за оружием. Но едва он коснулся холодного металла, как великан схватил его за запястье и сжал словно тисками. Рядовой услышал, как его кости трещат, будто сухой хворост. Он разинул рот, чтобы крикнуть, но ледяной металл полоснул его по горлу, и он издал только невнятный хрип. Свободной рукой Уоллес попытался схватиться за горло и успел понять, что из раны ручьем льется кровь. Боли в сломанном запястье он уже не почувствовал, его швырнули в траву на краю болота.
Максорли вытер нож о мундир мертвого солдата и жестом подозвал к себе десяток спутников.
– Он здесь был один, – презрительно процедил Максорли. – Эти ублюдки слишком уверены в себе. Жаль, жаркой схватки не вышло.
Александер Камерон положил ладонь на плечо Максорли и невесело усмехнулся:
– Подожди, все еще впереди.
Он подал сигнал отряду, ждущему на краю болота, но в этот же миг его заметили в лагере. Тишину разорвал выстрел. Лорд Джордж Меррей воспользовался им как сигналом к атаке. В воздухе разнеслись пронзительные вопли волынок, волынщики выстроились по краю поля, издавая дерзкие, воинственные звуки. Вся армия уже выбралась из болота, через несколько секунд земля задрожала от топота тысяч бегущих ног. Те, у кого были мушкеты или пистолеты, разряжали их в сторону низких белых палаток, виднеющихся впереди, за полем, а потом на бегу перезаряжали оружие и снова стреляли, расходовали все запасы пороха и хватались за ножи. Остальные, кому не терпелось завладеть оружием противника, разматывали килты – шесть ярдов шотландки – и бросали их на землю, устремляясь в бой полунагими.
Волна сверкающих ножей взметнулась над полем, надвигаясь на лагерь. Солдаты Коупа ошеломленно смотрели на бурлящий живой поток, скованные ледяным страхом. Они дрогнули и обратились в бегство прежде, чем дело дошло до схватки. Выхваченные из пирамид мушкеты не дали ни единого залпа. Стреноженные кони неуклюже метались между палатками, на спины некоторых успели вскочить драгуны, которые, как и во время постыдного столкновения на мосту Колтс-Бридж, оказались самыми сообразительными и первыми пустились наутек.
Заметив, что драгуны бегут, пехотинцы последовали за ними. Но на краю поля их встретил еще один отряд мятежников. Англичане, которым хватило смелости или безрассудства ступить в бой с нападающими, погибли мгновенно: их сверкающие тонкие штыки не могли соперничать с пятифутовыми мечами, безжалостно отсекающими конечности и срезающими мясо с костей.
Взяв вражескую армию в клещи, горцы ринулись в битву, издавая боевой клич давних предков. Воздух рассекали пронзительные вопли, звуки волынок, стоны раненых. Только один отряд предпринял попытку оказать сопротивление. Капитан артиллеристов сумел подавить панику среди своих солдат. Холодно и решительно он отдавал приказы, а его подчиненные разворачивали массивные бронзовые пушки, готовясь к первому залпу.
Александер Камерон заметил, как поворачиваются орудия, и метнулся к ним. За ним едва поспевали Струан Максорли и Алуин Маккейл, не сводя глаз с зияющих черных жерл. На расстоянии сотни ярдов от цели Алекс вскинул над головой меч, призывая на помощь духов предков. Его сердце переполняла гордость, в памяти всплыл боевой клич Камеронов. Сквозь пелену ярости, заволакивающую глаза, он разглядел, как канониры подносят к пушкам тлеющие фитили. Из ближайшей к нему пушки вырвалось жаркое оранжевое пламя, ухнул взрыв, из ствола вылетел двенадцатифунтовый заряд картечи.
Залп скосил первые ряды горцев. Одни из них затихли навсегда, другие взлетели в воздух, рухнули и покатились по земле комьями окровавленной плоти. Алекса обдало обжигающей волной, он пошатнулся, оглушенный раскатом. Ему не хватало воздуха, на некоторое время он ослеп и оглох, но продолжал яростно орудовать мечом, прорубаясь сквозь живую стену.
Проскользнув между двух еще дымящихся пушек, он одним ударом выбил сверкающую саблю из рук офицера-артиллериста. Сабля описала грациозную дугу и скрылась в клубах желтого дыма. Офицер увидел свою смерть в глазах Алекса, и в ту же минуту меч рассек ему грудь. Брызнувшая кровь осыпала каплями руки Алекса. Второй канонир хотел было отразить удар врага, но острая сверкающая сталь вонзилась ему в спину. Слева от Камерона Алуин Маккейл рубил мечом и одновременно палил из пистолета. Струан Максорли также дрался неистово и отчаянно, обильно орошая землю кровью врагов. Ощутив острую боль в обнаженной руке, он обернулся и издал яростное гэльское проклятие. Солдат, который посмел нанести удар, в ужасе уставился на Струана – разъяренного великана, воплощение силы и бешенства. Мгновение оба смотрели на алые капли, проступившие на волосатом предплечье Струана, затем Струан выбросил вперед руку, схватил солдата за воротник и с силой ударил его о ствол ближайшей пушки. Череп солдата треснул, как спелая дыня, труп рухнул в траву.
Алекс перевел дыхание, вытер рукавом потный лоб и задумался о том, чья это кровь на рукаве – его собственная или его жертв. Безумие затмевало его разум. Он с удовольствием перевел взгляд на свою руку, сжимающую рукоятку окровавленного меча. Он чувствовал себя живым и полным сил, считал, что способен на все, что ему под силу преодолеть любое препятствие, справиться с любой угрозой. Ему хотелось запрокинуть голову и громогласно бросить вызов судьбе, хотелось торжествующе поведать миру, что он победил демонов прошлого, которые мучили его долгие годы, пока он бесцельно странствовал, дрался и убивал.
И вот теперь он сражался за Шотландию, за свою родину, семью, за честь своих предков. Он сражался и за себя, за свое право выбирать, где и с кем жить. Он сражался за Кэтрин и любовь к ней...
– Алекс, сзади!
Камерон услышал этот крик слишком поздно. Обернувшись, он увидел прямо перед собой пистолет, окровавленную руку и палец, нажимающий на курок. Больше он ничего не успел заметить: земля содрогнулась от выстрела, который эхом отдался в его голове, страшная сила швырнула его назад, ударила о колесо пушки. От нестерпимой боли в виске он лишился зрения и слуха, ощутил во рту привкус горелого мяса, пороха и крови.
Падая на труп солдата, Алекс успел заметить, что над ним склонился Алуин, но не расслышал ни слова и уже через мгновение провалился в кромешную темноту.
Генерал Джон Коуп был потрясен: мятежники явились неизвестно откуда и уничтожили не только тишину туманного утра, но и боевой дух армии. Они ворвались в лагерь подобно урагану, смели все укрепления, усеяли свой путь корчащимися, изуродованными телами. Драгуны в панике бежали. Артиллеристы полковника Уайтфорда успели дать всего один залп – их перебили у пушек.
С помощью полковников Хоума и Лаудауна Коуп предпринял отчаянную попытку вернуть бегущих кавалеристов и пехотинцев, даже приказал стрелять в беглецов, но тщетно. Офицеры остановились, лишь когда достигли дальнего края равнины.
Но струсили далеко не все, вспоминал Коуп, борясь со слезами горечи. Уайтфорд, Скотт, Лофтас, Кейн, Симмондс сумели справиться с перепуганными солдатами. Драгуны капитана Гамильтона Гарнера опять покрыли себя позором, но сам капитан сумел собрать отряд пехотинцев и оказал противнику достойный отпор.
Зато остальные солдаты побросали оружие и подняли руки, прося пощады. Они сбивались в стайки, падали на колени, охваченные ужасом. Их десятки, сотни, думал Коуп, сгорая от стыда. Целая армия капитулировала! Вся целиком, если не считать нескольких трусов, которые вскочили на коней и ускакали, едва услышав вой волынок.
Страдая от унижения, Коуп не мог не восхищаться дерзостью и мастерством командующего мятежниками. Лорд Джордж Меррей спланировал и осуществил атаку безупречно, блестяще', захватил противника врасплох, наказал его за самоуверенность. Коуп помнил, как сам приказал поставить на краю болота только одного часового, считая, что лишь сумасшедший попытался бы пересечь болото холодной и темной шотландской ночью. По его вине на равнину перебрались тысячи вопящих, вооруженных мечами дикарей, при виде которых даже закаленные в боях ветераны оцепенели от страха.
Коуп не раз слышал, как стремительны и яростны атаки горцев, но никогда не видел их своими глазами. А теперь он молил Бога о том, чтобы больше никогда не увидеть ничего подобного: он холодел от ужаса, сжимался, с трудом сдерживал дрожь при виде льющейся рекой крови и отсеченных конечностей.
– Сэр, смотрите!
Коуп резко дернул поводья коня и повернул в ту сторону, куда указывал адъютант. Крупный, серый в яблоках жеребец несся через равнину во главе небольшого отряда вооруженных горцев. Всадник был без шляпы, одежду ему заменял ярко-красный килт. Следом за ним скакал знаменосец, несущий огромный красно-белый стяг Стюартов.
– Нам будет лучше вернуться в Эдинбург, сэр, – заметил адъютант, – пока их кавалерия не ринулась в погоню.
– Где вы видите кавалерию, капрал? – с горечью спросил Коуп. – Где артиллерия? Где новейшее оружие?
Капрал обвел взглядом поле.
– Не трудитесь отвечать, – продолжал Коуп. – Теперь у них есть наши пушки, наши мушкеты, наши боеприпасы... не говоря уже о двух тысячах пленных.
Капрал выслушал это пренебрежительное заявление и вспыхнул:
– Да, сэр, но сегодня победа досталась им случайно. Они дорого поплатятся за эту дерзость в следующий раз, когда попадутся вам!
– В следующий раз? – Коуп, глаза которого покраснели от слез и дыма, сердито уставился на нескольких офицеров, переминающихся возле него. – Не обольщайтесь, джентльмены: генералу, который капитулировал однажды, не позволят совершить ту же ошибку во второй раз. А что касается победы мятежников... помнится, так же говорили про их победу на мосту Колтс-Бридж, затем еще раз – когда узнали, что Чарльз Эдвард Стюарт расположился в Холируд-Хаусе. Я вижу перед собой трусов, джентльмены, – трусов, которым давно пора сушить бриджи. Жаль, что я не доживу до того дня, когда каждого из наших бравых драгунов привяжут к позорному столбу и уничтожат, прежде чем трусость не поразила всю английскую армию!
– Но самозванцу вряд ли придет в голову вторгнуться в Англию – это же безумие, – возразил полковник Лаудаун, побледнев при этой ужасающей мысли.
– Почему бы и нет, сэр? – усмехнулся Коуп. – Будь вы на месте лорда Джорджа Меррея, одержи вы такую же убедительную победу, как он сегодня, вас не остановило бы ничто. Или вы думаете, что лорд Джордж станет сидеть и ждать, пока из Фландрии подоспеет английская армия? Или считаете, что принц-самозванец будет медлить, пока король Георг не сообразит, что он в опасности? Истинное безумие, джентльмены, – наша убежденность в том, что мы непобедимы. Вспомните-ка о том, как дорого она обошлась нам! И подумайте, сколько еще нам предстоит заплатить за нее, когда наши враги узнают, что с нами разделалась горстка фермеров, вооруженных ножами и серпами. Серпами, джентльмены, – и они выстояли против самой мощной армии мира!
Ярость внезапно покинула потрясенного Коупа, его глаза стали тусклыми и безжизненными, лицо – старым и осунувшимся, плечи поникли, руки отпустили поводья. Заметив, что мятежники приближаются, офицеры окружили генерала плотным кольцом и убедили его вернуться на побережье, где ждали суда.
Алекс ощутил боль в руках. Мышцы ныли, запястья жгли врезавшиеся в кожу веревки. Некоторое время он не мог вспомнить, где находится. Он потряс головой, чтобы прогнать туман, висящий перед глазами, откуда-то из мрака донеслись хриплые смешки, шарканье, шорох сена и глухие удары тел.
Боль в запястьях стала почти невыносимой, как и боль в висках. Его уши, голова, грудь казались чужими, налитыми болью, ее причинял даже стук сердца. Алекс глох от него, медленно умирал, чувствовал, как из него вытекает жизнь.
Он кричал, звал ее по имени, но Энни уже не слышала его. Эти звери постарались на славу, их когти оставили отметины на нежной белой коже, превратили ее в кровавое месиво. Господи, сколько крови! Она запеклась на бедрах Энни, на сене, на котором она лежала, на руках, на животе. С каждым глухим ударом из ее пересохших губ вылетал тонкий, мучительный стон.
Энни!
Выкрикивая ее имя, Алекс напрягся, изо всех сил натянул веревки, чтобы увидеть, что сделали эти дикари с его возлюбленной. Их было трое: Энгус, Малькольм и Дугалл Кэмпбеллы. Заклятые враги с незапамятных времен, приглашенные в Ахнакарри, чтобы отпраздновать брак их кузины Моры и Дональда Камерона, вождя клана Камеронов. Они прикрывали ненависть кривыми улыбками, но их глаза горели. Они дождались, когда самая молоденькая из женщин, забыв обо всех предосторожностях, ускользнула из толпы, чтобы побыть с любимым. Негодяи последовали за ней, выследили влюбленных и напали на них.
Алекс издал протяжный вопль, взбесившись при виде раздутой фигуры Малькольма Кэмпбелла, уродливо ухмыляющегося в экстазе. Страдая от мук Алекса сильнее, чем от собственного унижения, Энни вскинула руку с зажатым в ней неведомо где найденным обломком кремня и вонзила его в потный висок Кэмпбелла. Она наносила удар за ударом, ее зеленые глаза вспыхнули презрением. Острым краем камня она располосовала щеку и шею насильника.
Кэмпбелл завизжал и отпрянул, схватившись за щеку и глаз. Выхватив камень из пальцев Энни, он ударил ее кулаком в лицо так, что ее голова запрокинулась. Энни затихла – и больше не шевельнулась.
Алекс вскочил на ноги, нечеловеческим усилием разорвал веревки, забыв обо всем, одержимый той же жаждой крови, что и три зверя, стоящие перед ним. Схватив меч, настоящий старинный меч, который он хранил на сеновале и с гордостью показывал Энни, он вскинул его над головой. Легкий шорох сена привлек внимание Дугалла, стоящего на коленях рядом с Малькольмом, и он обернулся. Увидев Александера Камерона с мечом в руках, он побелел от ужаса, и в ту же минуту меч вонзился в спину его брата Энгуса. Громко хрустнул позвоночник, у Энгуса вырвался дикий вопль, Дугалл вскочил на ноги, но в ту же секунду перед ним сверкнула сталь. Первый удар он сумел отразить, второй тоже – так, что мечи столкнулись с громким лязгом.
Дугалл был на восемь лет старше семнадцатилетнего Камерона, он мог бы без труда расправиться с мальчишкой. Но в темных бездонных глазах Алекса горел дьявольский огонь, древний и таинственный, безжалостный и ледяной, как сама смерть. Дугалл струсил, его вызывающие крики сменились мольбами о пощаде, ему пришлось отступить в дальний угол и держать меч обеими руками, чтобы тот не вылетел под яростным натиском.
Малькольм тоже вскочил, но слишком долго медлил, доставая меч, и очередной удар рассек тело его брата от горла до низа живота. Алекс мгновенно обернулся навстречу единственному оставшемуся в живых Кэмпбеллу. Свет фонаря сверкнул на окровавленном лезвии меча, и в ту же секунду меч со свистом обрушился вниз. Малькольм мог бы отступить, отбить удар, но не успел и превратился в ком еще трепещущих мышц.
Только после этого Алекс позволил себе взглянуть на Энни. При виде тоненькой фигурки, затихшей в ворохе сена, весь гнев покинул Александера. Выронив меч, он упал на колени рядом с единственной женщиной, которую любил. С женщиной, которую он поклялся любить вечно...
Но когда он бережно отвел со лба густые кудри, оказалось, что под ними скрывалось лицо Кэтрин, а не Энни Максорли. Темные волосы Энни вмиг стали серебристыми, зеленые глаза приобрели оттенок гор в сумерках.
Прошла долгая, томительная минута, и вдруг теплое тело пошевелилось, руки Кэтрин потянулись к Алексу. Он наклонил голову, впитывая нежность и покой ее ласки.
– Самое страшное уже позади, – прошептала она. – Теперь можешь уснуть – больше этот кошмар тебе не приснится.
– Не уходи, – взмолился он. – Не бросай меня!
– Я никогда тебя не брошу, Алекс. Алекс?.. Алекс, ты слышишь меня?
Сквозь туман к Алексу прорвался еще один голос, изменившийся почти до неузнаваемости:
– Как думаешь, это опасно?
– Опасно? Трудно сказать. Видишь? У него до сих пор из ушей идет кровь. – Чьи-то пальцы коснулись влажного пятна на шее Алекса. – Так всегда бывает, когда сильно ударишься головой. Не знаю, стоит ли зашивать раны сразу. Еще неизвестно, слышит он или нет.
Алекс опять ощутил осторожное прикосновение – на этот раз к черепу.
– Ему чертовски повезло, – бормотал Арчибальд, кивком приказывая Струану Максорли придержать пряди волос с запекшейся на них кровью, пока он достанет иглу и нить. – Видишь? Еще немного, на волосок в сторону, и завтра утром нам пришлось бы рыть ему могилу.
Он зашил рану быстрыми, точными стежками, еще раз осмотрел ее, поручил Алуину наложить повязку, а сам вытер испачканные кровью пальцы о килт и перешел к следующему раненому.
– Да, если его начнет рвать, придержите ему голову, чтобы не захлебнулся, – напоследок посоветовал Арчибальд. – Но скорее всего он проспит до утра, а если будет стонать, дайте ему пинту моего снадобья – оно приглушит боль. Если будет мало – влейте ему в рот пинты две.
– Отличная мысль, – прошептал Алекс сквозь стиснутые зубы. Ему удалось слегка приподнять отекшие веки.
Перед ним мгновенно возникло встревоженное лицо Алуина.
– Алекс! – Оглянувшись через плечо, он позвал Арчибальда: – Он пришел в себя!
– Ну и ну! Я же говорил вам – у него железный череп. А сознание вернулось к нему от одного магического слова – снадобье. Если подумать, можно исцелять одним только словом.
Преодолевая боль, Алекс слегка повернул голову и тут же пожалел об этом: ему показалось, что сотня демонов принялась топтать его череп железными башмаками. Вернувшись в прежнее положение, он закрыл глаза, но прежде успел заметить над головой холщовый тент. Вокруг рядами лежали раненые, над ними кружились мухи, садились на вспоротые животы.
– Алекс!
Он снова с трудом приоткрыл глаза. Казалось, к ресницам привязаны свинцовые гири.
– Ты должен узнать... мы победили.
Он не понял, о чем речь. Победили? А, в битве. Страшные воспоминания прошлого померкли, их вытеснила боль.
