Текст книги "Меч и роза"
Автор книги: Марша Кэнхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
– На совете в Манчестере было решено отступить, если мы так и не дождемся поддержки со стороны англичан.
– Это вы так решили, сэр! – выкрикнул принц, указывая пальцем на лорда Джорджа. – Но не ваш принц! Ему приходится умолять о поддержке – несмотря на то что он рассчитывал на преданность своих сторонников. Но он столкнулся с предательством и бунтом, спорами, ложью, раздорами – а ведь он верил своим соратникам, людям, на которых возлагал надежду его отец, их король! Где же преданность, в которой вы торжественно клялись? Где отвага, которую вы показали при Престонпансе? Где ваша гордость?
В комнате воцарилось мрачное молчание. Со своего места Алекс видел, как в глазах каждого присутствующего отражаются противоречивые чувства. Принц задел горцев за живое, что успешно проделывал уже не в первый раз, прекрасно зная, что подобный вопрос для шотландца – все равно что удар перчаткой по лицу. Одни горцы сидели неподвижно, надувшись от негодования, другие осторожно переглядывались, третьи напряженно искали выход.
– Мы могли бы уйти в Уэльс, – осторожно предложил герцог Пертский. – Сэр Уоткинс-Уинн предложил нам помощь в обороне границы.
– И вы ему верите? – презрительно осведомился лорд Джордж.
Ардшиэл хмыкнул:
– Кто может поручиться, что он сдержит слово и дойдет вместе с нами до Лондона? Кто скажет, долго ли он пробудет на нашей стороне, если Камберленд предложит ему более выгодную сделку? Если мы попадем в ловушку в Уэльсе, нас всех перебьют, как цыплят в корзине!
Большинство вождей согласно закивали. Прозвучал лишь один-другой гневный возглас, да и то для того, чтобы убедить принца в преданности. Александер с досадой заметил, что возмущались в основном чужаки – в том числе и О'Салливан, французские офицеры, жаждущие поживы, но равнодушные к политике. Они-то могли обсуждать стратегию и тактику, не беспокоясь о том, как они отразятся на жизни их близких. Эти люди не рисковали жизнью, их никто не смог бы обвинить в измене. В этой стране у них не было ни собственности, ни жен, ни детей – значит, даже поражение не означало для них нищету. Зато преданности принцу им было не занимать, а поскольку они знали, что им нечего терять, то и настаивали на осуществлении самых дерзких планов.
С другой стороны, шотландские вожди могли дорого поплатиться за поражение принца. Они настоятельно советовали отступать, потому что не желали зря терять воинов, а теперь, когда с трех сторон приближались огромные s армии, бессмысленных потерь было не избежать. Они не боялись сражаться и умирать, но не выносили бесцельных, никчемных жертв.
– Джентльмены, – Чарльз успел успокоиться, приглушить гнев, и в его карих глазах засветилось отчаяние, – я предлагаю вам как следует подумать. Спросите совета у своего сердца, поговорите друг с другом, и если... вы не передумаете... если сочтете, что успех недосягаем, то... то я... буду вынужден согласиться с вами. Но я умоляю – походите по лагерю, – в его глазах блеснули искры надежды, – послушайте, как поют ваши воины, посмотрите, как они настроены. Они рвутся в бой, дрожа от нетерпения! Им хватит смелости, чтобы победить любого врага, если мы им позволим! Поверьте в своих людей. Поверьте в себя!
Обведя присутствующих ясным взглядом, принц выпрямился и деревянной походкой направился к двери. О'Салливан поспешил за ним, чуть не опрокинув стул, его примеру последовали Шеридан и Джон Меррей из Броутона. Их проводили презрительными взглядами, зная, что они постараются заверить принца: ни о каком отступлении не может быть и речи, а они всей душой преданы ему. Значит, виновник бунта – лорд Джордж.
– Какая разница? – устало спросил генерал, когда Лохиэл открыто заявил, что виноватым окажется он. – Лишь бы спасти людей, пока еще есть время. Если он решит продолжить поход, надо выступить сразу же, чтобы застать Камберленда врасплох. Если он согласится отступать, действовать тоже следует немедленно, пока не подоспел Уэйд... – Он помолчал и впервые с горечью заговорил о необоснованных подозрениях принца: – Если мы будем наступать, мой отряд пойдет в авангарде. Если решим отступать, а я молюсь, чтобы он все-таки образумился и согласился, мой отряд Атоллов будет замыкать колонну и прикрывать остальных. Это окончательное решение, менять его я не намерен.
Алекс выступил вперед, глядя генералу в глаза:
– Сэр, в любом случае нам необходимо точно знать местонахождение и планы правительственных войск.
Лорд Джордж одобрительно кивнул.
– И вы знаете безумца, который согласится выяснить и то и другое?
– Даже двух, сэр. Мы с Маккейлом сможем отправиться в путь через час. Дайте нам десяток солдат из манчестерского полка – англичан, знакомых с окрестностями и не вызывающих подозрений, и мы соберем все сведения.
– Вы понимаете, чем вы рискуете?
– Да, и еще понимаю, чем рискуем все мы, если будем действовать наугад. Что касается вашего последнего решения, сэр, то лично я командую пятью дюжинами воинов, которые движутся довольно медленно. Мы сочтем за честь, если вы позволите присоединиться к вашему отряду – по крайней мере пока мы не доберемся до границы.
Лорд Джордж оглядел рослого черноволосого горца с усталой усмешкой и сожалением. Будь у него тысяча таких мужчин, как Александер Камерон, ему не пришло бы в голову отступать.
– Берите столько людей, сколько понадобится, и... передайте мои искренние извинения капитану Маккейлу. Насколько я понимаю, сегодняшний день он намеревался провести иначе.
Кивнув Лохиэлу, Алекс выскользнул из комнаты. В поднявшемся шуме Лохиэл коротко переглянулся со Струаном Максорли, тот понимающе кивнул и последовал за Алексом.
Алуин провел кончиком длинного пальца по нижней губе жены и улыбнулся, с трудом удерживаясь, чтобы не закричать от счастья во весь голос. Глаза Дейрдре были закрыты, на ресницах дрожали слезы, лоб и виски усеяли капельки пота, влажные волосы блестели в неярком утреннем свете.
Внимание Алуина ненадолго привлек стук копыт во дворе, но он тут же забыл о нем, благоговейно глядя на влажные полные губы Дейрдре. Наклонившись, он нежно поцеловал их и услышал ответный вздох.
Дейрдре чувствовала на своем лице пристальный взгляд мужа. Ее тело по-прежнему горело снаружи и внутри, дыхание только начинало выравниваться, ей едва хватило сил, чтобы ласково погладить мужа по щеке.
– Ты понимаешь, какое счастье ты мне подарила? – спросил он, прикасаясь губами к ее ладони. – А я до сих пор боюсь, что сейчас проснусь и увижу, что лежу на холодной земле, завернувшись в плащ.
Дейрдре улыбнулась, до сих пор не веря, что сумела завоевать любовь такого человека, как Алуин Маккейл. Несмотря на его признание в Блэкпуле, она не считала себя достойной Алуина. Он объездил полмира вместе с Александером Камероном, видел королей и королев, жил среди аристократов Европы!
Вспомнив про обручальное кольцо, Дейрдре вытянула руку, любуясь приобретением.
– Когда я застала мистера Камерона в спальне моей госпожи, я не поверила глазам. А вчера, когда я увидела, как ты скачешь к дому, сердце чуть не вырвалось у меня из груди! – Она порывисто обняла Алуина. – Я люблю тебя, Алуин Маккейл. И буду любить, пока дышу.
– Любимая... – прошептал он, приникая к ее губам. – Моя жизнь...
Дейрдре тихо застонала, почувствовав, что он опять оживает в ней.
– От меня не так-то просто отделаться, – улыбнулся он, начиная размеренно двигать бедрами.
Дейрдре снова застонала, качая головой. Счастье ошеломило ее. Впервые в жизни она ощущала такую удовлетворенность и радовалась тому, что принадлежит мужу.
Она содрогалась от резких повторяющихся ударов его плоти, в ней быстро вскипала страсть. Казалось, дрожь уже достигла предела, но она продолжала нарастать, Дейрдре обдавало то жаром, то холодом, мышцы сжимались, она выговаривала его имя, волны экстаза сменяли одна другую так быстро, что она не успевала перевести дух, взлетая на гребни, стремительно спускаясь с них и молясь о том, чтобы когда-нибудь научиться доставлять мужу хотя бы десятую долю такого наслаждения.
Если бы она осмелилась спросить, то узнала бы, что ее мечта уже сбылась. Она услышала бы, как его поглотила яростная страсть, сжала, словно тисками, ошеломила, пробудила в нем решимость стать идеальным возлюбленным, мужем и другом.
Задыхаясь и обливаясь потом, они сплелись воедино и лежали неподвижно, пока негромкий, но настойчивый стук не прервал их блаженную полудрему.
– Маккейл! – послышался знакомый баритон. – Ты не спишь?
Алуин вздохнул и спустил ноги с постели. Через несколько минут пол перестал покачиваться под его ногами, но он успел больно ушибить палец ноги и чертыхнуться. Дейрдре тихо засмеялась, Алуин оглянулся на нее, убедился, что она укрылась простыней, и приоткрыл дверь.
Еще раз он чертыхнулся, увидев, что Алекс стоит спиной к двери. Но как только Алекс обернулся, Алуин увидел, как нахмурены его брови, и насторожился.
– Сколько? – коротко спросил Алуин.
– Пять минут. Поверь, мне очень жаль, – произнес Алекс. – Я не потревожил бы тебя, если бы не крайняя необходимость.
Алуин кивнул:
– Я сейчас.
Алекс выглянул в коридор, посмотрел на дверь спальни Кэтрин, и Алуин устыдился своей досады при виде беспомощности на лице друга.
– Что с тобой?
– Не знаю, что сказать ей, Алуин. Если я зайду в комнату, боюсь, выйти я уже не смогу.
За спиной Алуина послышался шорох льняных простыней, прохладная ладонь Дейрдре легла ему на руку. Приподнявшись на цыпочках, она посмотрела на Алекса поверх плеча мужа.
– Дейрдре... мне очень жаль... – неловко произнес Алекс. Побледнев, она вцепилась в руку мужа.
– Вы... вернетесь?
– Не знаю. Честное слово, не знаю.
– Понятно... – Она побледнела еще сильнее. – Вы уже заходили к миледи?
– Нет, я только...
– Если хотите, я все объясню ей, – шепотом предложила Дейрдре. – Так будет легче... вам обоим.
– Но я не могу уехать, не попрощавшись. Она никогда меня не простит.
Дейрдре прочла неприкрытую боль в его глазах, у нее заныло сердце.
– Непременно простит. Поначалу рассердится, даже разозлится, но потом успокоится и поймет, что вы поступили правильно. Но гнев поможет ей пережить самые страшные минуты. Сэр, послушайтесь моего совета, не лишайте ее счастья.
Алекс подумал и согласно кивнул:
– Чем позже она узнает, что я уехал, тем лучше. Может, к ночи мы успеем вернуться... – Он умолк, понимая, что их шансы вернуться в Роузвуд-Холл ничтожны. Алуин уже одевался, Алекс собирался уйти, чтобы дать другу провести с женой еще несколько минут, но перед уходом взял Дейрдре за ледяные ладони. – Скажи ей, что я вернусь. Даю слово чести – я вернусь к ней.
– Скажу, – пообещала Дейрдре со слезами на глазах. Алуин подошел к порогу, заканчивая одеваться и затягивая ремень.
Дейрдре с криком обернулась к нему и прижалась к его груди. Алуин крепко обнял ее, с трудом сдерживая слезы и понимая: если он не уйдет сейчас же, то не уйдет вообще.
– Я люблю тебя, – хрипло пробормотал он. – Я приеду за тобой, как только смогу.
– Будь осторожен, – взмолилась она. – Берегите друг друга.
Целуя ее, Алуин ощутил солоноватый привкус слез, который преследовал его, даже когда Роузвуд-Холл остался далеко позади.
Глава 10
Кэтрин проспала почти весь день. Она ненадолго пробудилась, услышала, что кто-то ходит по комнате, разводя огонь в камине, счастливо вздохнула и снова погрузилась в сон. Дейрдре выругала себя за то, что уронила полено. Она уже давно в тревоге ждала, когда Кэтрин проснется, сядет и начнет задавать вопросы, и потому вздохнула с облегчением, убедившись, что ее хозяйке сегодня особенно сладко спится. Возможно, к тому времени, как Кэтрин захочет встать, их мужья уже вернутся.
Еще дважды, вечером и поздно ночью, Кэтрин просыпалась ненадолго: в первый раз ее разбудило урчание пустого желудка, и она направилась в кухню. В доме было тихо и темно – только позднее она с удивлением вспомнила об этой непривычной тишине. На кухне она разыскала свежий хлеб, сыр и несколько толстых ломтей холодной гусятины, сложила всю снедь на поднос и поспешила вернуться в свою уютную спальню. После еды она подумывала искупаться, но ей было лень звать слуг и ждать, пока наполнят ванну, и она быстро сполоснулась в тазу.
Она попыталась развлечься чтением, но приключения Джозефа Эндрюса показались ей слишком нудными по сравнению с собственными, она то и дело зевала и пропускала один абзац за другим. Время от времени она подходила к балконной двери и окидывала взглядом двор и парк. Горцы устроили в глубине парка целый городок из шестов и парусины; днем палатки напоминали пенные гребни зеленых волн, ночью скрылись в темноте, место лагеря обозначали только мерцающие костры. Издалека Кэтрин почти ничего не увидела и не услышала шума.
Наконец от скуки она навела порядок в спальне и принялась развешивать одежду, кучей сваленную на пол гардеробной. Несколько предметов принадлежали Алексу, в том числе мундир, в котором он влез к ней в комнату через балкон. Кэтрин аккуратно свернула мундир, положила его на полку и любовно провела ладонью по плотной ткани, которая, как ей казалось, еще хранила тепло тела Алекса. Одну из просторных рубашек мужа Кэтрин сразу решила надеть вместо ночной сорочки с оборками. Правда, рукава оказались слишком длинными, а подол закрывал колени, но рубашка пропиталась запахом Алекса, а Кэтрин нравилось вдыхать его.
Несколько минут она возилась с отрезом шотландки, вспоминая, с каким проворством Алекс собирал его в складки, заворачивался в ткань, перетягивал талию ремнем – и все это за считанные секунды. Попытавшись проделать то же самое, она запуталась в малиновой ткани и стала напоминать скорее мешок с картофелем, чем горца.
Было уже далеко за полночь, когда фантазия Кэтрин иссякла; она решительно не знала, чем заняться. Она подумывала поискать Дейрдре, но затем вспомнила, с кем она сейчас и что они недавно отпраздновали. Вздохнув, Кэтрин вновь принялась листать том Генри Филдинга и уже через несколько минут задремала.
Жаркие солнечные лучи врывались в комнату через распахнутую балконную дверь. Кэтрин села, поначалу озадаченная, затем разочарованная и наконец раздосадованная тем, что рядом с ней никого нет. Холодок закрался в ее сердце, она спрыгнула с кровати, бросилась в гардеробную, но тут же с облегчением обнаружила, что вся одежда Алекса лежит на местах. Упрекая себя за нелепые подозрения, Кэтрин наскоро умылась и вернулась в спальню, набросив атласный халат поверх полотняной рубашки Алекса.
На этот раз она твердо решила разбудить Дейрдре, несмотря на ее медовый месяц.
Но вдруг она поняла, что дом совершенно пуст. И во дворе было тихо – не слышалось ни лязга стали, ни гортанных голосов, отдающих приказы, ни пронзительного воя волынок, под который горцы упражнялись с мечами.
Нахмурившись, Кэтрин направилась к окну, но тут в коридоре загрохотали тяжелые шаги, и она с радостной улыбкой обернулась к двери.
Ее улыбка погасла, едва дверь распахнулась и на пороге застыл лейтенант Дерек Гудвйн во всем великолепии алого сукна и начищенных медных пуговиц.
Целую минуту они смотрели друг на друга, не шевелясь и не издавая ни звука.
– Лейтенант... – наконец выговорила Кэтрин, – что вы здесь делаете? Как вы... сюда попали?
– Какой холодный прием, миссис Монтгомери! И это после того, как я рисковал жизнью, чтобы спасти вас!
– Спасти меня?
– Разумеется. Ведь вы в опасности. Два дня назад в поместье вторглись мятежники. А вас, как я понимаю, взяли в заложницы.
Стиснув руки, Кэтрин попыталась успокоиться.
– Как вы сюда попали? Откуда вы приехали?
– Из леса, – усмехнулся лейтенант. – Сначала я думал, что дом так же безлюден, как и округа, но, к счастью, все-таки решил побывать здесь.
– Безлюден? – Кэтрин замерла. – Что вы имеете в виду?
– А вы не знаете? Самозванец увел армию из Дерби. Отступил, обратился в бегство, пустился наутек. И так поспешно и бесшумно, что на рассвете мы не поверили своим глазам. Должно быть, им пришлось красться всю ночь... Значит, теперь они в десяти – пятнадцати милях от Манчестера.
– Не может быть! – ахнула Кэтрин и бегом бросилась к застекленной балконной двери. Распахнув ее, она вдохнула прохладный зимний воздух. Ее грудь приподнялась под тонкой тканью. Кэтрин напрягла глаза, собираясь с торжеством уличить лейтенанта во лжи. Но двор и вправду был пуст. Ни смеха, ни шагов, ни запахов стряпни, ни дыма костров. От тишины звенело в ушах. Лагерь исчез, парк опять стал зеленым, пропали палатки, составленные в пирамиды мушкеты, лошади у коновязей.
– Когда наш отряд покинул поместье, – объяснил лейтенант, выходя на балкон вслед за Кэтрин, – мы проехали по дороге не больше мили, а потом спрятались и затаились. Мы увидели немало любопытного: порой бывает увлекательно просто наблюдать. Сэр Альфред вряд ли обрадуется, узнав, что в его доме побывали принц-самозванец и его прихвостни!
Последнее слово он подчеркнул, но едва заметно, и Кэтрин пропустила его мимо ушей. Ее тревожила близость лейтенанта, который не скрывал волнения при виде нежного женского тела, налитой груди, сосков, проступающих под тонкой тканью и жаждущих прикосновений. Атлас очерчивал форму стройных ног Кэтрин, обливал их, словно жидкое серебро.
– Отступили? – прошептала Кэтрин. – Бежали? Не сказав ни слова?
Гудвин снова перевел взгляд на ее лицо.
– А чего вы ждали? Вы думали, они спросят у вас разрешения?
На языке Кэтрин уже вертелось язвительное замечание, но она промолчала, заметив зловещий блеск глаз лейтенанта.
– Думаю, они могли бы предупредить меня об отъезде – хотя бы из вежливости. Они нарушили мое уединение, заняли дом моего отца, воспользовались его имуществом и запасами из кладовых. И кажется, опустошили винный погреб...
– Несомненно, вам доставили немало хлопот.
– Неудобно жить под одной крышей с совершенно чужими людьми. Впрочем, они вели себя прилично.
– А мне говорили, что перед принцем не устоит ни одна женщина. Многим из них достаточно лишь вежливого кивка, чтобы прыгнуть к нему в постель.
– Некоторые женщины, – ледяным тоном парировала Кэтрин, – готовы лечь в постель с кем угодно. Но вас обманули: принц вежлив, деликатен и, насколько я могу судить, всецело поглощен политикой, поэтому ему не до женщин. Он очень серьезен и целеустремлен. Поверьте, он ни за что не решится настраивать против себя людей, поддержка которых ему необходима.
– А его офицеры обладают теми же достоинствами? Мне показалось, что некоторые из них не имеют никакого представления о правилах приличия и берут все, что пожелают.
Кэтрин оцепенела, почувствовав, что взгляд лейтенанта блуждает по ее груди.
– Если вы хотите знать, не домогались ли мятежники меня или кого-нибудь из служанок, то я могу ответить только одно: нет. Принц – истинный джентльмен, он служит примером для офицеров и простых солдат.
– Да? Значит, вас никто не принуждал...
– Не принуждал? К чему?
– К тому, что происходило в вашей спальне, где свечи горели круглые сутки.
Потрясенная Кэтрин покраснела.
– Как вы смеете говорить со мной в таком тоне! Как вы посмели войти в мою комнату без разрешения! Убирайтесь немедленно, иначе я пожалуюсь вашему командиру!
Гудвин лениво усмехнулся:
– Нет, никому вы не пожалуетесь. А если и пожалуетесь, то я буду вынужден выдвинуть ответное обвинение – в пособничестве врагу... или, пожалуй, в измене.
Нежная блондинка Кэтрин выглядела слабой и хрупкой, но пощечина, которую она отвесила ухмыляющемуся лейтенанту, отнюдь не свидетельствовала о слабости. Она впечатала ладонь в его щеку со всей силы, уколовшись о жесткую щетину. Его голова мотнулась в сторону, он пошатнулся и с трудом устоял на ногах.
– А теперь – вон! – велела она. – Убирайтесь с глаз моих долой и прочь из моего дома! И если я еще когда-нибудь увижу вас, то пристрелю!
Отвернувшись, Гудвин пытался справиться с потрясением. Когда же он наконец выпрямился, Кэтрин с удовольствием увидела, что на его бледной щеке горит отпечаток ее ладони. Не сказав ни слова, он покинул балкон.
Кэтрин перевела дух только после того, как услышала яростный стук двери спальни. Она поднесла дрожащую руку ко лбу. Этому негодяю хватило наглости ворваться в ее дом, в ее спальню и потребовать... чего? Отчета о ее поступках? Но это ее дело, кого впускать в спальню и с кем проводить ночи. Даже если она решит прогуляться нагишом по улицам Дерби с дюжиной конюхов, Гудвина это не касается!
Какого дьявола он вошел в дом, поднялся наверх и вломился к ней? Господи, почему его никто не остановил? Неужели она осталась совсем одна? Но Дейрдре не могла бросить ее: если бы она решила уехать с Алуином, то непременно попрощалась бы.
Уехать? А вдруг она и вправду уехала? И Алекс исчез, не сказав ни слова...
Задрожав от холода, Кэтрин торопливо вернулась в комнату. Гудвин ушел, но она опасалась новых вторжений и потому быстро заперла дверь на ключ. Прижимая ключ к груди, Кэтрин отвела со лба упавшую прядь и задумалась. Горцы покинули лагерь. Они отступили, и Алекс наверняка ушел вместе с ними. А Гудвин и его отряд заняли их место и теперь рыскали по округе в поисках сведений об армии мятежников.
Холодный ветер овеял ее спину, напомнив, что балконная дверь осталась распахнутой. Дрожа, Кэтрин направилась к ней. Она уже запирала дверь, повернув засов так, как показал ей Алекс, как вдруг заметила отражение в стекле.
Лицо было размытым, искаженным, но Кэтрин различила усмешку и сильную мужскую руку, обхватившую ее за талию. Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять: лейтенант только притворился, что в гневе выбежал из спальни, хлопнув дверью. Очевидно, он прятался за плотными бархатными шторами.
Первым ее побуждением было закричать, но она ощутила резкую боль в запястье: Гудвин заломил ей руку за спину. Грубо притиснув пленницу к стене, Гудвин придавил ее всем телом и схватил за горло, безжалостно вдавливая пальцы в нежную кожу.
– Прошу вас, миссис Монтгомери, – прошипел он. – Можете кричать, сколько угодно. Вас не услышат те, кто мог бы прийти на помощь. Только мои солдаты. Двадцать два здоровых, похотливых молодых жеребца, которым не терпится подняться сюда и выяснить, что здесь происходит. Двадцать два человека, миссис Монтгомери. Этого хватит на всю ночь.
Он обдавал зловонным дыханием ее лицо. Кэтрин напряглась, пытаясь высвободиться, но он ударил ее головой об стену так, что у нее перехватило дыхание, сильнее сдавил шею, и она закашлялась. Лейтенант оказался гораздо сильнее Кэтрин, и вскоре она поняла: пройдет несколько секунд, и она бессильно обмякнет в его руках.
Гудвин усмехнулся, глядя, как пламя ненависти в ее глазах угасает, превращается в искру. Он медленно разжал пальцы, позволяя ей сделать вдох, схватить воздух посиневшими губами.
– Я хочу только одного: того же, что получили ваши гости-якобиты. И я предпочел бы покорность и страсть, но если вы намерены сопротивляться, я не возражаю. Видите ли, я предпочитаю упрямых женщин.
Он отпустил ее руку и горло, Кэтрин сделала несколько торопливых вдохов, и к ней вернулась способность мыслить. Тем временем Гудвин принялся мять ее грудь через халат. От страха соски Кэтрин превратились в твердые камушки, и Гудвин с удовольствием начал щипать их, побуждая Кэтрин возобновить борьбу.
– Только не надо притворяться, что вам это не по вкусу, – заявил он, просовывая руку под халат Кэтрин. – Я же видел, как вы несколько ночей подряд стояли перед окном вместе с любовником.
– Нет! – ахнула Кэтрин. – Не может...
– Да, вы стояли, – довольно повторил он, снова сжимая ей шею. – Иногда на четвереньках, как собаки. Знаете, деревья годятся не только на дрова. Из некоторых получаются отличные наблюдательные посты, особенно если иметь подзорную трубу.
Доведя Кэтрин до грани очередного обморока, он отпустил ее горло, развязал пояс халата и с треском разорвал рубашку от воротника до подола. Кэтрин еще не успела отдышаться, воздух жег ее легкие. Внезапно она почувствовала, как Гудвин жадно впился в ее грудь, вернулась к реальности и вскрикнула от жгучей боли. Каким-то чудом ей удалось нанести Гудвину сильный удар в висок и разодрать ухо аметистовым кольцом. От неожиданности он вскрикнул и отпрянул, а Кэтрин метнулась к двери.
Она изо всех сил задергала медный засов, но тот не поддавался. Услышав за спиной злорадный смешок, она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гудвин поднимает с ковра что-то блестящее.
– Я не собирался предлагать вам плату за услуги, миссис Монтгомери, но, может быть, вы станете сговорчивее, если я вам кое-что пообещаю... – Он повертел ключ в руке, его улыбка стала почти обаятельной. – Короче говоря, Кэтрин, если вы хотите получить ключ, вам придется заработать его.
– Прошу вас, отоприте дверь! – взмолилась она. – Не знаю, зачем вам это понадобилось, но если вы сейчас же отпустите меня, я никому ничего не скажу!
Гудвин мечтательно провел по ключу длинными пальцами.
– Вы имеете в виду своего мужа? Но ведь он далеко, за тысячу миль отсюда. Или речь идет о любовнике? Так он уже на полпути в Манчестер и теперь, должно быть, развлекается с другой потаскухой.
–Нет, вы ошиблись. Вы не так истолковали то, что увидели.
– Ошибся? – Он приподнял бровь и скрестил руки на груди. – Как это?
– О Господи... – Кэтрин едва сдерживала слезы. Как объяснить этому человеку, что он видел ее вместе с мужем? – Он мне не любовник. Он...
– Давний друг?
– Вы ничего не понимаете!
Сунув ключ в карман, Гудвин принялся расстегивать китель.
– Я все прекрасно понимаю. Похоже, это вы никак не поймете, что я не уйду отсюда, пока не добьюсь своего.
Кэтрин вжалась спиной в дверь. Другого пути в коридор у нее нет, к спальне прилегает только гардеробная. Есть еще балкон, но даже если она ускользнет от Гудвина, ей не хватит духу перебраться через перила и спуститься вниз по плющу.
Она огляделась и замерла, наткнувшись взглядом на камин. К одной из мраморных кариатид, поддерживающих полку, была прислонена черная чугунная кочерга с ручкой в виде ястреба со зловеще изогнутым клювом. В отчаянии она рванулась к камину, но ее намерения были настолько очевидны, что Гудвин сразу разгадал их, подставил ей подножку, и Кэтрин рухнула на колени.
– Как негостеприимно с вашей стороны! – издевательским тоном упрекнул он. – Или вы хотите, чтобы я сам поискал достойное применение этой вещице?
Кэтрин вскочила, промчалась через всю спальню в гардеробную, захлопнула за собой дверь и заперла ее на ненадежный засов. Спальню огласил хриплый хохот, и вскоре Гудвин поскреб ногтями дверь гардеробной.
– Выходи, крошка.
Кэтрин съежилась в ужасе. На этот раз ей было некуда бежать. Она очутилась в ловушке – маленькой, душной комнате с узким окном, расположенным слишком высоко от пола, чтобы дотянуться до него. Зная, что на туалетном столике нет ничего, что могло бы сойти за оружие, она все же принялась перебирать флакончики духов, щетки, гребни...
– Детка, детка! – вкрадчиво шептал Гудвин. – Я иду к тебе!
Он отступил на шаг, поднял ногу и ударил по двери каблуком. Засов сорвался, пролетел через всю комнату и ударился о противоположную стену возле головы Кэтрин. Затаившись за шкафом, она увидела, как Гудвин неторопливо вошел в комнату, торжествующим жестом распахнув дверь, огляделся и увидел пленницу.
Кэтрин выпрямилась, держа руки за спиной, разорванная рубашка распахнулась, и Гудвин уставился на ее живот и золотистый треугольник под ним. Ее волосы разметались по плечам, губы приоткрылись, быстро хватая воздух, грудь поднималась и опадала под тонкой тканью.
Гудвин рывком стащил китель и отшвырнул его, затем начал вытаскивать из-под пояса бриджей подол рубашки.
– Иди сюда, – хрипло велел он. – Сейчас же.
Кэтрин не шевельнулась, только бросила мимолетный взгляд на открытую дверь за спиной лейтенанта. Гудвин шагнул к ней.
– Лучше не зли меня, дорогая. Игра кончилась, пора...
Кэтрин рванулась вперед, одним прыжком преодолев разделяющее их расстояние. Ее руки взметнулись вверх, блеснул металл. От первого удара Гудвин сумел увернуться, но второй пришелся выше уха. Угол массивного серебряного гребня глубоко вонзился в плоть, сорвал неровный лоскут кожи с шеи и впился в сухожилия, соединяющие шею и ключицы.
Взревев, Гудвин оттолкнул Кэтрин. Из раны хлынула кровь, заливая щеку и шею. Гребень остался торчать в его теле, от крови пальцы стали скользкими, мешая схватиться за блестящий и острый предмет. Гудвин в ужасе уставился на гребень, не сразу сообразив, что это не нож, и чуть не пропустил тот миг, когда Кэтрин попыталась выбежать из комнаты.
Треск рвущегося атласа заглушил ее жалобный крик. Гудвин втащил ее обратно в гардеробную, ударил кулаком в висок, и она упала бы, если бы окровавленные пальцы не подхватили ее и не нанесли второй сокрушительный удар. Оглушенная, она попыталась прикрыть лицо руками, но это только разозлило его, и от следующего удара она рухнула на кучу шелковых платьев. На ее лице и руках остались пятна его крови. Она с трудом поднялась, оставляя повсюду темно-красные липкие мазки. Вспомнив о полках над головой, она принялась хватать с них все, до чего могла дотянуться, и швырять в противника. Нащупав знакомый предмет, она с радостью схватила его: это был кожаный хлыст для верховой езды. Но ударами по лицу, рукам и плечам остановить Гудвина не удалось. Ярость заставила его забыть о боли. Схватив Кэтрин за край халата, он потянул ее к себе, наматывая ткань на кулак. От бессилия она закричала, продолжая размахивать хлыстом.
Откуда-то издалека донесся стук: в дверь спальни колотили кулаками. Кто-то вошел в дом, услышал шум борьбы и явился на помощь. Но дверь заперта, а ключ у Гудвина!
Воспользовавшись тем, что Кэтрин на миг отвлеклась, лейтенант рывком подтащил ее к себе и сбил с ног. Она забилась, уворачиваясь от окровавленных рук, но он все же сумел придавить ее к полу своим телом и завозился с пуговицами бриджей, высвобождая свое твердое орудие.
Кэтрин задыхалась под его тяжестью, но вырваться не могла. Он рывком раздвинул ее ноги, жадно запустил пальцы в нежную плоть, заставив ее замереть с криком боли. В глазах у Кэтрин потемнело, и она взмолилась о том, чтобы потерять сознание, но спасительный обморок так и не наступил: она по-прежнему слышала хрипы и глухой стук, чувствовала тяжесть чужого тела.
Понимая, что ее мучитель близок к экстазу, Кэтрин закрыла глаза и пожелала только одного: чтобы все поскорее кончилось. Гудвин вздрагивал и замирал, хрипел и стонал, но до сих пор так и не проник в нее. У Кэтрин заныли бедра, ей казалось, что грузный лейтенант расплющит ее, вдавит в пол.
– Мистрис! Мистрис Кэтрин!
Она открыла глаза, ощутив прохладное прикосновение тонких пальцев к лицу. Дейрдре? Голос отказывался подчиняться ей, но во второй раз прозвучал громче.
