Текст книги "Безоглядная страсть"
Автор книги: Марша Кэнхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Уоршем покосился на его шрам:
– Где это вы изволили порезаться, капитан? Ангус инстинктивно потрогал шею:
– Да так, маленькая неосторожность…
– Неосторожность? – Уоршем ухмылялся, как демон. – Да, вам, капитан, не мешало бы быть поосторожнее! Соблюдали хотя бы побольше конспирации, когда отправляетесь во вражеский лагерь, а то шпионить за вами – одно удовольствие! Мой человек, Хью Макдугал…
– Я ездил повидаться с женой. Это преступление?
– Преступление, если ваша жена – полковник армии противника. К тому же у меня есть основания полагать, что это было не единственной целью вашей поездки: перед тем как встретиться с женой, вы провели целый час с лордом Джорджем. Не делайте круглые глаза, капитан, мне все известно: и это, и то, что вы ведете обширную переписку с бунтовщиками через Адриенну де Буль…
Ангус похолодел.
– Я бы давно арестовал эту пташку, – продолжал Уоршем, явно довольный его реакцией, – но кто еще так хорош в постели, как эта чертовка?
– Где сейчас Адриенна? – тревожно спросил Ангус.
– Где же еще ей быть – в постели с одним из моих людей. Так сказать, мой ему подарок в честь дня рождения его светлости…
– Сукин сын! – Ангус, не помня себя от ярости, бросился было на Уоршема, но остановился – в руке у того сверкнул направленный на него пистолет. В одно мгновение Уоршем оказался рядом с Ангусом, упирая холодное дуло прямо в его кадык.
– Руки вверх, капитан! Игра окончена! Не пытайтесь сопротивляться, иначе я не удержусь от удовольствия спустить курок!
– Тогда почему вы его не спускаете?
– Будь моя воля, я бы давно это сделал, но Камберленду вы нужнее живым. К тому же не хочу отказывать себе в удовольствии поглазеть, какая физиономия будет у этого идиота Гарнера, когда он увидит, что я его опередил – он сам мечтает поймать вас с поличным. Руки вверх, я сказал!
Ангусу ничего не оставалось, как подчиниться этой команде.
– Отлично, а теперь поворачивайся, и поживей, а то…
…Этот прием Ангус видел однажды в Париже, когда заезжие японцы демонстрировали там свое искусство самообороны без оружия. Он никогда не практиковал его и не был уверен, поможет ли прием сейчас, но выбора у него не было. Выставив вперед ребра ладоней, Ангус со всей силы ударил ими Уоршема по обеим сторонам шеи.
Не столько сам удар, сколько его неожиданность заставила майора отступить на шаг и опустить пистолет – всего на одно мгновение, но его было достаточно для Ангуса, чтобы нанести своему заклятому врагу новый удар – на этот раз кулаком в челюсть.
Голова майора замоталась из стороны в сторону, но у него хватило сил нанести Ангусу удар пистолетом в висок. Кожа лопнула, хлынула кровь, но Ангусу было не до этого. Выхватив из-за пояса нож, Ангус, собрав все силы, вонзил его в своего противника. Стальное острие скользнуло по медной пуговице, рассекло красную шерсть мундира и вошло в плоть. Для верности Ангус раза три крутанул нож. Ярость придала ему силы, и на несколько мгновений он оторвал Уоршема от земли. Пальцы майора разжались, пистолет упал.
Уоршем ухватился за плечи Ангуса, удерживая равновесие. Из горла его фонтаном хлынула кровь, забрызгивая Ангуса с ног до головы.
– Сукин сын! – прохрипел Уоршем. – Я не видел, как ты выхватил нож…
Руки майора ослабели, ноги подкосились, и он рухнул на пол. С минуту глаза его еще осоловело глядели на Ангуса, но затем подернулись мертвенной пеленой. Тело Уоршема еще пару раз дернулось, но это была агония…
Ангус отпрянул от мертвого тела, лишь сейчас осознав, что он натворил – убил человека. Не просто человека, а офицера его величества. Не просто офицера, а протеже самого Камберленда..
Он отступал, пока не наткнулся на свою кровать. Ангус обессиленно опустился на нее, отрешенным взглядом глядя на окровавленный нож в руке. Слава Богу, что желудок его был пуст – иначе бы его стошнило.
– Да, родная, – прошептал он, – я обещал тебе остерегаться генерала Дамокла…
Ангус решительно поднялся на ноги. Что сделано, того не вернуть – остается лишь позаботиться о том, чтобы тело не было обнаружено или по крайней мере обнаружено не сразу.
И тут Ангуса осенило. Ведь скоро в лагерь должны нагрянуть якобиты! Если так, то все решат, что Уоршем был убит кем-то из них в потасовке.
Все, кроме Хью Макдугала, следившего за Ангусом во время его отлучки. Но доложил ли Хью об этом еще кому-нибудь, или Уоршем велел ему молчать, пока не соберет побольше доказательств?
Доказательства!
Ангус знал, что, хотя Уоршем и был полуграмотен, он тем не менее все время вел какие-то записи неким шифром, понятным лишь ему одному. Впрочем, откуда известно, что лишь ему одному? Если майор оставил какие-то записи о сегодняшних похождениях Ангуса и эти записи попадут в нужные руки…
Преодолевая отвращение, Ангус подошел к мертвому майору и расстегнул его мундир. Обыскав внутренние карманы, он ничего там не нашел, но за поясом обнаружилось несколько бумаг и маленькая записная книжка в потертом кожаном переплете. Пробежав пару раз глазами каракули Уоршема, Ангус на третий раз уже мог разбираться в них настолько, чтобы прочесть. Его опасения подтвердились: да, есть сведения и о его сегодняшнем походе, и имя Энни тоже упоминается…
Ангус трясущимися руками развернул одну из бумаг. Какой-то приказ о наступлении… Ангус уже хотел снова свернуть бумагу, как взгляд его упал на дату – сегодняшняя, четырнадцатого апреля. Подписана лордом Джорджем Мюрреем…
Это была копия того самого документа, который он видел у самого лорда Джорджа – тот лежал на его столе вместе с картами. Но что-то в этой копии было не то…
Ангус прочитал документ снова – и похолодел.
«Именем Его Высочества принца Чарльза Стюарта всему низшему составу армии приказывается ни в коем случае не отлучаться из своего отряда, кроме как с разрешения непосредственного или вышестоящего начальства. Местных жителей, приютивших у себя в доме хотя бы одного английского солдата или офицера, следует карать без пощады. Приказ довести до сведения всего командного состава…»
Ангус не стал читать дальше. Это был явно не тот документ, который он видел несколько часов назад на столе у лорда Джорджа. И почерк был явно не его, без характерного наклона (лорд был левшой).
Порывшись в других бумагах, Ангус нашел наконец то, что искал, – другая копия того же приказа. Все то же самое, слово в слово – отсутствовала лишь жестокая фраза о том, что жителей, приютивших у себя в доме англичан, нужно карать без пощады…
Еще один приказ, тоже якобы составленный лордом Мюрреем, предписывал якобитам не брать пленных, а добивать раненых англичан на месте без пощады…
Ангус все понял. Если каждый английский офицер зачитает это своим солдатам, у тех создастся впечатление, что их противники – безжалостные чудовища, и, естественно, они отплатят им такой же жестокостью…
Вынув из кармана часы, Ангус кинул на них взгляд. Четверть второго ночи. Убрав часы в карман вместе с бумагами Уоршема, Ангус затащил его тело под свою кровать. К счастью, Уоршем был небольшого роста и легко туда поместился – пришлось лишь немного согнуть ему ноги в коленях. Прибрав постель, Ангус спустил до пола одеяло – теперь никто и не догадается, что под кроватью труп, если только не вздумает заглянуть под нее.
Найдя среди содержимого своего сундука самое большое полотенце, Ангус разделся и обтерся им как можно тщательнее, очищая себя от крови. Оторвав широкую полосу от одной из рубах, он перевязал шею. Ангус покосился в зеркало – рана на виске еще кровоточила, кожа вокруг посинела, и он постарался прикрыть это место волосами. Он сменил рубаху и, вычистив, насколько возможно, мундир и килт, снова надел их. Подумав, Ангус извлек из походной сумки белую кокарду, которую дала ему Энни, и, расстегнув мундир, пристегнул ее с изнанки. Закончив наконец приготовления, он посмотрел на часы.
Без двадцати два.
Якобиты, должно быть, уже подошли к лагерю настолько близко, что чувствуют запах мусора, сжигаемого за палаткой мясника.
Глава 24
– Чем это так безбожно воняет, черт побери? – наморщил нос Робби.
– Дерьмом сорока лошадей, прошедших перед нами, смешанным с дохлой рыбой, – проворчал Джеми, пытаясь вытащить из грязи одну ногу и увязая другой. Шлем Джеми потерял еще милю назад, ноги были босы. Ветер, поднявшийся было в начале дня, к ночи утих, что, разумеется, не способствовало рассеиванию тумана – чем дольше они шли, тем толще он становился, лишая возможности видеть как следует не только идущего рядом, но и землю под ногами.
Лорд Джордж вывел свою колонну из лагеря в восемь часов. С ним шли Камероны и Макдональды – общим числом около тысячи девятисот человек, возглавляемые Джоном Макгиливреем и Джиллизом Макбином.
Вторая колонна из двух тысяч человек под командованием принца и лорда Джона Драммонда состояла в основном из жителей низинной части Шотландии и французских добровольцев. Чем больше полунепроходимых тропинок и болот преодолевали обе колонны, тем дальше отходили они друг от друга, тем меньше надежды оставалось на одновременную атаку вражеского лагеря. К двум часам утра было преодолено всего лишь семь миль, и, судя по всему, увеличить скорость в дальнейшем вряд ли удастся.
– Господи! – пробормотала себе под нос Энни, когда Брус споткнулся в четвертый раз. Бедное животное предпринимало героические усилия, чтобы держаться на ногах, но Энни боялась, что, споткнувшись еще раз, конь упадет и сломает себе ногу. Пару раз Энни с кузенами уже приходилось разворачивать колонну, терявшую в тумане ориентацию и двигаясь не в том направлении. До сих пор Энни удавалось держаться в седле, но, когда Брус споткнулся снова, она полетела в жидкую грязь. Конь инстинктивно напрягся – очевидно, боясь, что хозяйка накажет его за промашку.
– Не твоя вина, мальчик! – Энни ласково потрепала коня по влажному носу. – Ты и так делаешь все, что можешь.
– Не могу больше! – раздался вдруг рядом с Энни отчаянный крик. Обернувшись на него, Энни увидела человека, упавшего на землю с широко, словно у распятого Христа, раскинутыми руками. – Ни шага не могу! Пополз бы, если б мог, но не в силах! Дышать – и то невмоготу!
Эхо от его слов гулко раздавалось в тумане, вызывая в одних сожаление, в других злость. Все были измучены до предела, тем более что на завтрак каждому пришлось съесть не более одной лепешки. Многие уже повернули назад, многие просто упали, не в силах идти ни назад, ни вперед…
– Энни, это бесполезно! – проворчал, словно старик, Эниас. – За пять часов мы прошли всего семь миль, а впереди еще пять!
– Тише, – цыкнула на него Энни, – тебя услышит принц!
– Да пусть слышит, черт его дери! – взорвался Эниас. – Люди валятся с ног, а ты еще хочешь, чтобы они после этого выдержали оборону англичан! К тому же неожиданным наше нападение уже не будет: я заметил, что нас видел один шпион. Ломах Макдугал – слышала о таком?
Энни вроде бы слышала это имя, но где и когда – не смогла припомнить.
– Он и его братец Хью шпионят на англичан с тех пор, как Лудун принял командование над фортом Джордж. Эти братья – такая же неразлучная парочка, как наши Джеми и Робби. Если Ломах здесь, будь уверена, Хью тоже где-то поблизости, так что не миновать этому Иуде участи братца.
– А какая участь постигла братца?
– Я перерезал этой сволочи горло.
Энни хотела спросить, не слишком ли это все-таки жестоко, но она вполне могла понять злость Эниаса. Энни и сама устала не меньше, чем любой из этих истощенных людей. Шлем ее где-то свалился, и волосы, перепачканные в грязи, из пышной гривы превратились в жидкие сосульки, голова гудела, ей приходилось говорить сквозь сжатые зубы, иначе они тут же начали стучать от холода.
Вдалеке Энни услышала какое-то гудение – сначала едва слышное, затем явно приближавшееся. Сквозь пелену тумана Энни заметила человека с фонарем, направлявшегося к ней. Энни узнала его – это был Колин Мор, на ферме которого они когда-то ночевали. Сейчас Колин был одним из проводников, ведших колонну лорда Джорджа.
– Мы собираемся повернуть, полковник, – сказал ей Колин. – Лорд Джордж решил, что так будет лучше.
– Слава Богу! – облегченно вздохнул Эниас. – Мне эта затея не понравилась с самого начала! Его высочество, разумеется, завопит, что мы все предатели, но лично я поворачиваю назад!
До слуха Энни действительно донесся голос принца, кричавшего именно то, что предсказывал Эниас.
– А где сам лорд Джордж? – спросила Энни у Колина.
– Я опередил его где-то на милю. Ничего, обратно, думаю, пойдем быстрее – мысль о теплой постели прибавит людям энтузиазма.
– А Макгиливрей?
– Он и Макбин идут за мной. Стой здесь, чтобы они тебя нашли.
Мимо Колина проехал еще один человек с фонарем, и Колин последовал за ним, отдав свой фонарь Эниасу.
– Поедем им навстречу? – предложила Энни Эниасу.
– Подожди, подержи-ка. – Он поспешно сунул ей в руку фонарь.
– Ты куда? – удивилась она.
– Да по нужде, семь миль тащился без остановки, если не облегчусь, то сейчас лопну!
Энни осталась одна, но ненадолго – вскоре к ней действительно подъехали Джон и Джиллиз. Джон сначала не заметил ее, и так бы и проехал мимо, если бы Джиллиз не Дернул его за рукав.
Оба выглядели ужасно – с ног до головы в грязи, но больше всего Энни поразило не это. Она привыкла видеть Джона в каком угодно настроении, но павшим духом – никогда. Сейчас же его плечи заметно поникли.
– Слышала?.. – мрачно спросил он.
– Что поворачиваем? Слышала – только что разговаривала с Колином Мором.
– И слава Богу, – обреченно проговорил Джон. – Дотащились аж до самого Нокэнбай, пока наконец не решили, что все это – дохлая затея. Река впереди разлилась так, что лошадям по брюхо. Что стоишь? Дай подсажу тебя на лошадь!
– Не надо, я еще в силах идти сама. Лошадь может пригодиться кому-нибудь, кто ослабел сильнее, чем я.
Джон не стал спорить и повел Бруса под уздцы.
Когда наконец вдали показался Каллоден-Хаус, было уже около шести утра. Большинство мужчин просто повалились без сил на траву перед дворцом да так и заснули. Несколько сотен человек даже не пошли дальше того поворота, из-за которого был виден дом. Энни зашла в тот самый амбар – в мирное время в нем была конюшня, – в котором провела прошлую ночь. Амбар уже был полон людьми, спящими на соломе. Энни же, несмотря на усталость, почему-то не спалось, и она села в углу, поджав под себя ноги и глядя на Джона, стянувшего с себя куртку и рубаху и обливавшегося водой, чтобы хоть немного смыть грязь и пот.
Энни вдруг вспомнилось, как однажды, стоя у окна в Данмаглассе, она смотрела на Джона, растиравшего свой могучий торс снегом. Это было, в сущности, не так давно, но Энни казалось, что с тех пор прошла вечность… Тогда глаза Джона светились азартом, как, впрочем, и глаза Энни – им предстоял славный поход за честь родной Шотландии…
Сейчас в Энни не осталось уже ни капли того романтического настроения, как, должно быть, и у всех, исключая разве что его высочество. После нескольких месяцев похода люди, казалось, утратили способность думать о чем бы то ни было, кроме тепла и пиши. Большинство мужчин опустились уже настолько, что перестали мыться, бриться и чистить одежду. Джон был почти единственным, кто еще продолжал следить за собой, но Энни подозревала, что, не будь ее рядом, он так же махнул бы на себя рукой, как и все. А может быть, разочарованный сегодняшним неудачным походом, вообще плюнул бы на все и вернулся домой, где его ждала молодая жена.
«Нет, – думала Энни, глядя, как Джон поливает себя водой. – Джон Макгиливрей никогда не бросит правое дело лишь из-за того, что шансы на победу невелики. Он все поставил на карту – свою жизнь, честь, судьбу людей своего клана… Обратного пути для него нет».
Лорд Джордж пытался убедить принца вернуться в Инвернесс, где люди смогут как следует отдохнуть, подкрепиться, набраться сил, но его высочество уперся, словно осел. Энни и Джон были свидетелями этого, когда на обратной дороге проезжали мимо лорда и принца, горячо споривших на обочине. Рядом с Чарльзом стоял О'Салливан, с некоторых пор ставший правой рукой его высочества.
– Шотландцы, – говорил О'Салливан, – храбро дерутся лишь до тех пор, пока удача на их стороне. Стоит фортуне повернуться к ним спиной, как они знают только одно – отступать.
Если бы измученные, голодные люди услышали эти слова, то этого было бы достаточно, чтобы самоуверенного ирландца растерзали на месте, и армия принца, несмотря на всю свою усталость, снова смогла бы идти не то что в Нерн, а в преисподнюю. Джон, вскипев, готов был наброситься на О'Салливана, и не миновать бы ирландцу смерти, если бы Энни не остановила его, дернув за рукав.
– Постарайся все-таки хоть немного поспать, – попросил Джон, садясь рядом с ней и разминая сигару.
Энни молча смотрела, как он пускает кольца.
– Можно мне? – спросила вдруг она.
– Что можно? – не понял он.
– Разок затянуться.
– Нет, нельзя, – резко ответил Джон. – Хватит и того, что ты одеваешься в мужское, скачешь на лошади, участвуешь в сражениях… Если будешь еще и курить…
– Хорошо, – согласилась она, – не надо. Просто посиди со мной. Можешь курить, я уже привыкла к запаху сигары. По крайней мере отбивает запах конюшни!
– Энни, – устало улыбнулся Джон, – извини, но я…
– Понимаю, – кивнула она, – ты хочешь спать. Конечно, ложись, извини…
– Я не об этом, – возразил Джон.
Энни огляделась вокруг. В конюшне было почти темно, все уже давно спали вповалку, а если кто и не спал, то был слишком занят заботой о собственных натертых ногах, чтобы прислушиваться к их разговору.
На минуту воцарилась тишина.
– Я так и не поблагодарила тебя… – сказала наконец Энни.
– Поблагодарила? За что?
– За то, что ты тогда привез ко мне Ангуса.
– А-а! – усмехнулся он. – А я-то думал, за то, что я поставил свою подпись под этой пресловутой петицией, и теперь по моей милости ты сидишь здесь и отмораживаешь себе за… то есть я хотел сказать, сидишь и мерзнешь…
– Ты невыносим, Джон! – притворно рассердилась она.
Не отдавая себе отчета, Энни, обхватив Джона за плечи, потянулась к нему губами. Поцелуй в такой ситуации мог бы быть воспринят как дружеский, но темные глаза Джона удивленно округлились, и Энни отпрянула.
– Ты всегда был мне очень хорошим другом, Джон, – торжественно произнесла она. – Оставайся таким и дальше.
– Крошка, – заверил ее он, – я всегда буду твоим другом. Ловким движением Энни выхватила сигару из его пальцев и затянулась. Ощущение было не более приятным, чем то, когда однажды в детстве кузены заставили ее лизнуть лягушку.
– Не глотай хотя бы дым, – усмехнулся Джон. – Выпускай его, а то он забьется в легкие.
Но Энни уже закашлялась и поспешно сунула ему сигару.
– Ну что, – спросил Джон, – понравилось? Не в обиду будь сказано, но ты, ей-богу, как ребенок, которому сто раз можно сказать, что чайник горячий, но он все равно не поверит, пока не дотронется, а потом сам же и заплачет.
По щекам Энни от дыма действительно текли слезы. Отбросив сигару, Джон вдруг обхватил Энни за плечи рукой.
– Не бойся, крошка, – произнес он, – я уверен, что с твоим Ангусом ничего не случится. Я знаю его как себя – нет такой ситуации, из которой он не смог бы вывернуться.
Энни склонила голову ему на плечо.
– Знать бы, – проговорила она, – где он сейчас, что с ним… Мы ведь так и не вошли в английский лагерь… Он может подумать что угодно…
– Скорее всего, – успокоил Джон, – он решит, что принц все-таки одумался. Скорее всего сейчас твой Ангус еще спит или ест бифштекс и думает о том, какой он дурак, что вернулся к англичанам и оставил тебя на попечение такого сумасброда, как я.
Энни тяжело вздохнула, выразив в этом вздохе все, что ее мучило.
– Прости меня, – прошептала она.
– За что? – удивился Джон.
– За то, что доставляю тебе так много хлопот.
– Хлопот? Крошка, – улыбнулся он, – ты не доставляешь мне никаких хлопот – хотя порою, ей-богу, несносна!
Энни не знала, сколько она проспала, но сквозь сон почувствовала, что Джона рядом больше нет. Разбудил ее пронзительный звук волынок и барабанов, возвещавший о том, что армия Камберленда подходит к Драммоззи. Энни раскрыла глаза как раз в тот момент; когда Джон пристегивал к поясу большой обоюдоострый меч. Джиллиз расталкивал тех, кто никак не мог проснуться.
– Ч-что случилось? – тупо пробормотала Энни. – С-сколько времени?
– Одиннадцать, – не оборачиваясь, бросил Джон. – Четыре полка Камберленда уже здесь, остальные скоро будут, а половина наших людей спит мертвецким сном, половина ушла в поисках пропитания…
Энни вскочила на ноги, но Джон остановил ее холодным, словно сталь его меча, взглядом.
– Никаких фокусов, крошка! – приказал он тоном, не терпящим возражений. – Ты останешься здесь. И не вздумай спорить, а то я велю Джиллизу связать тебя по рукам и ногам!
– Он не посмеет!
– Посмею! – заявил он. По его виду и тону Энни поняла: он выполнит свою угрозу. Ей ничего не оставалось, как, вздохнув, покориться.
– Если что, – произнес Джон, – скачи в Моу-Холл. Там, как сказал лорд Джордж, две колонны должны встретиться, если нам удастся протащить принца через горы.
– Будь осторожен, Джон! – тревожно проговорила она.
– Лучше поезжай в Моу-Холл и подготовь там все как следует. К вечеру у тебя неизбежно будут раненые – по моим подсчетам, тысяч до пяти.
– Обещай мне, что ты не будешь одним из них!
С минуту они пристально смотрели в глаза друг другу, затем Джон отвернулся и вышел. Но сделал не более двух шагов – ругнувшись себе под нос, он вернулся, взял Энни за плечи и поцеловал в губы. Это был не просто дружеский поцелуй – ошибки в этом быть не могло. Это был поцелуй, полный страсти, поцелуй человека, понимавшего, что другого поцелуя может никогда не быть – не потому, что тому могут помешать обстоятельства или мораль, а потому, что шансы вернуться живым с поля боя у Джона сегодня невелики. Джон знал, что в любой момент на этой войне он может быть убит, но не боялся смерти и принимал ее как неизбежность. Вся его жизнь, по сути дела, была жизнью солдата, и гибель в бою он предпочитал смерти в постели.
Но Джон не хотел умирать, не признавшись Энни…
– Прости меня, Энни, – прошептал он, – но я тебя люблю. Я любил тебя всю жизнь, буду любить и за гробом, если там есть хоть какая-то жизнь…
Джон убрал руки с ее плеч, но еще долго смотрел на нее, словно прощался. Наконец, очнувшись, он вышел, вскочил на лошадь и погнал ее, все время яростно пришпоривая. Энни словно в забытьи еще долго смотрела на дверь, в которую вышел Джон. Она поймала себя на том, что с губ ее сорвалось его имя.
