Текст книги "Безоглядная страсть"
Автор книги: Марша Кэнхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14
Ангус медленно поднял руки, глядя Джону в глаза. Макгиливрей, казалось, окаменел, только волосы развевались на ветру. Они молчали целую вечность.
– Благодари Бога, – проворчал наконец Джон, – что я не принял тебя за вора или шпиона!
– Я всего лишь приходил повидаться с женой, – произнес Ангус.
– Я понял, но ты очень рисковал. Дом охраняет с десяток моих людей, готовых в любой момент ворваться внутрь…
– Почему же вы сразу меня не взяли?
– Потому что мы поняли, что это ты. На дороге мы встретили твоего денщика – бедняга промерз до костей…
– Харди? – напрягся Ангус. – С ним все в порядке?
– А что ему сделается? У нас в тепле ему, уж во всяком случае, лучше, чем на дороге, где ты его бросил!
Джон наконец разрядил оба пистолета в воздух, к великому облегчению Ангуса. Он медленно опустил руки.
– Где он сейчас?
– У нас, в целости и сохранности. О лошадях ваших мы тоже позаботились. Мы не знали, сколько ты пробудешь у жены.
Услышав за спиной шаги, Ангус обернулся. Из-за деревьев показались еще две фигуры. Несмотря на то что рассвет едва брезжил, Ангус узнал их. С Александром Камероном ему приходилось встречаться во время путешествий по Европе. Подумав, Ангус припомнил и второго – друга Камерона, Алуинна Маккейла.
– Александр! Алуинн! – обратился к обоим Ангус. – По-прежнему, я смотрю, сражаетесь с ветряными мельницами? Нет, вы все-таки неисправимые романтики!
– А ты? – спросил Камерон. – Человек, ради свидания с женой рискующий собственной задницей, по-твоему, не романтик? Судя по твоему виду, – Александр пристально вгляделся в лицо Ангуса, – вы с ней даром времени не теряли!
– Не вздумай отпираться, Ангус, – подхватил Маккейл. – Да ваши стоны за версту было слышно!
– Ну и как, – усмехнулся Ангус, – наслушались?
– Еще как! – кивнул тот. – Жаль только, эти двое мешали своим храпом!
Он указал на какое-то пятно на дороге. Приглядевшись, Ангус различил в тусклых лучах рассвета фигуры валявшихся на земле мертвецки пьяных Струана Максорли и Джиллиза.
Великан лежал в позе распятого Христа, широко раскиснув руки; у Джиллиза был такой вид, словно за минуту до того, как он отключился, его разбирал гомерический хохот.
Вынув из кармана сигару, Камерон закурил.
– Придется будить этих красавчиков, – произнес он. – Струан наверняка будет недоволен.
– И что теперь? – настороженно спросил Ангус. – Возьмете меня в плен? Устроите мне суд как предателю родины? И не лень вам, взрослым людям, играть в детские игры?
– Мог бы, между прочим, и поблагодарить нас! – проворчал Макгиливрей. – Мы, между прочим, собираемся проводить тебя до Данмора, а то еще кто-нибудь из наших пристрелит по дороге…
– Вы отпускаете меня? – удивился Ангус.
– Если уж твоей жене не удалось уговорить тебя остаться, – усмехнулся тот, – то мы и подавно не сможем!
– Просто отпустите, и все? Без допросов? А вдруг я обладаю какой-нибудь информацией, которая может быть вам полезна?
– Хорошо, – поставив одну ногу на камень, Камерон упер руку в бедро, – зададим, так и быть, пару вопросов, раз сам напросился.
– Учтите, что я всего лишь капитан, знаю не больше, чем мне положено по рангу.
– Знаем, – кивнул Камерон. – Капитан Макинтош, первая королевская шотландская гвардейская бригада, командующий – Уильям Кэппел, граф Албемарль. От твоего отряда, если не путаю, сейчас осталось всего человек сорок, но скорее всего их примут в ряды аргайлской милиции. Что ж, ты неплохо устроился – Албемарль и Хоули подотчетны лишь одному Камберленду. Как, кстати, здоровье графа? По-прежнему мается несварением желудка? Встретишь его, передай мой совет: поменьше сырых яиц за завтраком!
– Не могу не признать, – сказал Ангус, – ваша разведка работает на славу! После таких подробностей не уверен даже, что смогу поведать что-нибудь полезное!
– Да, собственно, серьезных вопросов к тебе и впрямь нет – так, два-три мелких… Например, почему Хоули до сих пор не подыскал себе подходящих позиций для боя?
– То же самое можно спросить и о принце.
– А с чего ты взял, что он их не подыскал? В отличие от вас мы уже успели хорошо изучить эту местность. Здесь сплошная равнина, есть лишь одни высоты – кто первый их займет, тот, считай, уже победитель. Сейчас, когда мы с тобой разговариваем, наши войска уже продвигаются к ним.
– Уже продвигаются? Я думал…
– Ты думал, – усмехнулся Камерон, – что мы, как истинные джентльмены, предоставим ему время подтянуть пушки и обозы с продовольствием? Война, братец, ведется не в белых перчатках!
«А он, собственно, кое в чем прав, – подумал Ангус. – Хоули и впрямь не торопится занять позиции – не верит, что бунтовщики первыми атакуют… Он даже послал принцу депешу, что, мол, назначает бой на воскресенье, словно это дуэль…»
– Половина нашей армии, как я сказал, уже в пути, – продолжал Камерон. – Остальные выйдут на рассвете. Так что те высоты, о которых я говорил, уже, считай, наши.
Ангус похолодел. Если половина армии принца уже покинула лагерь, сейчас может повториться то же, что под Престонпаном – когда шотландцы, обогнув англичан и подойдя к ним с тыла, зажали их в непроходимом ущелье, отрезав все пути. Хоули рисковал снова повторить свою ошибку.
– Что толку, – проворчал Ангус, – если вы и победите в этом сражении? Камберленд пришлет из Лондона тысяч пять солдат из хессианской армии, а это такие головорезы, что все, что было до того, покажется вам детскими игрушками… Господи, да когда же вы наконец откажетесь от ваших безумных затей?
Темные глаза Камерона прищурились.
– Значит, Камберленд сейчас в Лондоне? А мы-то думали, куда он делся… Думали, он подходит к нам через Рутерглен… Что ж, – лицо Александра посерьезнело, – спасибо за информацию, Ангус. О планах Камберленда мы не знали…
Ангус и сам не знал, зачем он рассказывает им все это. Информация о том, что Камберленд собирается прислать хессианцев, хранилась в строжайшем секрете.
– Знаешь что, Ангус, – Камерон поднял глаза к небу, – поторопись-ка ты… Кажется, скоро начнется сильный снегопад, как бы тебе в него не попасть!
Ангус проследил за его взглядом. Небо наливалось свинцовыми тучами, ветер крепчал.
– Я провожу его, – вызвался Макгиливрей.
– Что ж, Ангус, – в глазах Камерона не было никакой враждебности, – еще раз спасибо! – Он протянул ему руку. – Даст Бог, встретимся когда-нибудь при более приятных обстоятельствах… Жаль, что ты не с нами, но неволить мы тебя не можем. Впрочем, если бы не снегопад, – добавил он. – тебе, пожалуй, можно было бы и не торопиться – Хоули наверняка еще спит. Вчера, насколько нам известно, у вас была грандиозная гулянка, и вряд ли он уже очухался…
– Я знаю Хоули, – сказал Ангус. – Он может выпить целую бочку, и наутро встать как стеклышко…
– Наши люди позаботились подмешать ему в вино опиум.
– Почему же вы его тогда вовсе не отравите? – поцокал языком Ангус.
– Это было бы неинтересно.
Рассмеявшись, Ангус пожал Камерону руку.
– Берегите Энни! – попросил он.
Энни обещала ему не рисковать, но Ангус знал, что его сумасшедшая жена вряд ли сдержит обещание. Все, что ему оставалось, – это доверить ее безопасность этим мужчинам, хотя они, пожалуй, такие же сумасшедшие, как и она.
Погруженный в невеселые раздумья, Ангус послушно шагал за Макгиливреем. Но, когда они миновали деревню, гигант неожиданно остановился и обернулся.
– Ангус, – произнес он, – я хочу тебе поклясться, что у нас с Энни ничего не было. Хотя, не стану скрывать, я хотел, был на волосок от этого… Твоя жена – порядочная женщина, Ангус.
– Я верю тебе, – кивнул Ангус. – И Энни тоже. «Мы одни, – пришло на ум Ангусу. – Если закопать труп под снегом, до весны его никто не обнаружит…»
– Знаешь, – сказал Джон, словно его самого посетила та же мысль, – тебе очень повезло, Ангус. Мне ведь сейчас ничего не стоит пристрелить тебя. Придумаю потом для Энни какое-нибудь объяснение – и буду счастлив с ней. Если… если она сама когда-нибудь будет смотреть на меня такими глазами, как на тебя…
Джон отвел глаза, только бы не смотреть в лицо человеку, которого жена любит, несмотря на его предательство.
– Джон, – проговорил Ангус, – я понимаю твои чувства и чувства Энни. Но я не понимаю…
– Хватит, – прервал его Джон, – не доводи до греха. Я просто боюсь, что еще одно слово – и я не сдержусь…
– Послушай, Джон, – с горячностью заговорил Ангус, – я, во всяком случае, дал тебе высказаться, хотя, сам понимаешь, мне было нелегко стоять и слушать, что ты неравнодушен к моей жене. Выслушай же и ты меня. Не как главу клана, не как врага в войне – как друга.
Джон молчал, рука его машинально сжала рукоятку меча.
– Говори, – разрешил он наконец.
– Я хочу признаться тебе, Джон, в чем настоящая причина того, что я остаюсь на стороне англичан. Дело в том, что Форбс поклялся мне – в бумаге, заверенной королевской печатью, – что, пока я в английской армии, ни мать мою, ни жену никто не тронет. Не согласись я на его условия, за их головы тут же была бы назначена та же цена, что и за твою, Ферчара, Джиллиза и так далее. Выбора у меня не было. Слава Богу, то, что я много лет провел во Франции, до некоторой степени извиняет в его глазах мою политическую лояльность. Мне также удалось убедить его, что брак мой якобы не по любви, а исключительно по расчету. К сожалению, я так сжился с этой ролью, что Энни сама в это поверила. Что ж, – Ангус в запальчивости рванул на груди одежду, – вот он я, весь перед тобой! Убей меня, если хочешь, избавь от позора, от необходимости предавать родину, лгать жене…
Джон рванул было свой, меч из ножен, но затем бросил его в снег.
– Значит, – прищурившись, проговорил он, – ты продался англичанам ради безопасности собственной шкуры? Так прикажешь тебя понимать?
– Приходится признать, что да. Но и ради безопасности моей семьи, жены, матери… Презирай меня – я заслужил. Но учти и то, что неприкосновенность Энни позволяла ей проделывать безнаказанно многое из того, чего бы иначе она не смогла делать…
Макгиливрей на минуту задумался. Подобрав с земли свой меч, он сунул его в ножны.
– Сукин сын! – прошептал он. – Что же ты сам-то ей не сказал? Избавил бы ее от стольких мучений…
– Я понимаю, – кивнул Ангус, – но я думал, что так я лучше смогу ее защитить. Чем искреннее она бы меня презирала, тем скорее бы я смог убедить Лудуна и других, что мой брак – исключительно по расчету…
– Все равно ты мог бы ей сказать.
– Ах, мой друг, – вздохнул Ангус, – я так давно ношу эту маску, что уже, считай, с ней сросся…
– Ты так сросся со своей маской, что твоя жена была на волосок от того, чтобы изменить тебе!
– Мне пришлось рискнуть. Представляешь, какова была бы реакция Форбса, если бы я заявил, что безумно люблю свою жену?
Джон снова задумался на минуту.
– Все равно, – мрачно упорствовал он, – сама Энни вряд ли сочтет это твое оправдание достаточным. Если сама она готова пожертвовать жизнью ради родины, простит ли она тебе, что ты предал родину ради безопасности жены?
– Она не должна об этом знать. Поклянись, Джон, что ты ей ничего не скажешь!
– С чего бы это я должен тебе в этом клясться? – фыркнул Джон. – Энни должна обо всем знать!
– Умоляю тебя, Джон! Это лишь причинит ей ненужные страдания.
– Ну, хорошо, – прищурился горец, – а другие? Ферчар и все остальные? Должны они знать, почему глава их клана на стороне англичан?
Ангус привел, насколько возможно, разорванную в запальчивости на груди одежду в порядок.
– Если не веришь мне, – начал он, – посмотри на себя. Еще пару минут назад ты готов был меня убить, а сейчас у тебя такой вид, как был тогда, когда мы – помнишь, должно быть? – были детьми и Ранальд Макфиф толкнул меня в болото. Я вылез весь в слезах, ибо перепачкал свой новенький костюм, мальчишки стали смеяться… Ты был на пять лет меня моложе, но готов был их всех убить. Я не удивлюсь, если сейчас ты вызовешься проводить меня до самого Фалкирка!
Губа Макгиливрея скривилась, словно он собирался плюнуть.
– Да ради Бога, – усмехнулся он, – иди куда хочешь, делай что хочешь… Если мы сегодня победим, в чем я уверен, все гарантии твоего Форбса не трогать твою жену не будут иметь никакого значения.
– При всем сочувствии я не верю в вашу победу. Да, вы честны, отважны, боретесь за правое дело, но у кого больше солдат и пушек?
– Значит, ты с теми, кто сильнее? – Глаза Джона сузились. – Можно ли после этого назвать тебя бескорыстным человеком?
– Если англичане победят, они не станут с ней церемониться. Могут сделать все, что угодно – пытать, изнасиловать, повесить…
– Этого никогда не случится! – Рука Джона снова машинально потянулась к мечу.
– И что же ты сделаешь, герой, чтобы этого не произошло? Можешь ли ты утверждать, что и сам выживешь в этой битве? Если бы ты сам увидел однажды вблизи, скажем, отряд английской конницы, сразу бы, я уверен, поубавил свой пыл. Я ни на секунду не сомневаюсь, что ради Энни ты готов пожертвовать жизнью. Но что, скажи на милость, у тебя есть, чтобы ее защитить, кроме этого меча, которым ты безрассудно размахиваешь? А мои бумаги могут обеспечить ей безопасность.
Макгиливрей скрипнул зубами. Он вынужден был признать, что Ангус в чем-то прав. Он никогда не думал о том, что станет с Энни в случае их поражения, старался гнать от себя мысли об этом. Энни считала Джона бесстрашным, но сам-то он знал, что он такой же человек из плоти и крови, как и все…
– Хорошо, – произнес он. – Клянусь, что Энни об этом не узнает. Я даже не стану рассказывать ей о нашей встрече, об этом разговоре. Стоит мне заикнуться хотя бы одним словом, как она тут же начнет вытягивать из меня все подробности, а лгать ей я не могу. Но я постараюсь, чтобы во время боя она держалась подальше от самых опасных мест.
– Умоляю тебя, Джон, постарайся, постарайся любой ценой! Привяжи ее к дереву, в конце концов, если по-другому не сможешь, – я разрешаю.
– Энни – не кукла, Ангус. К тому же она единственная, кто может удержать Ферчара…
– Силы небесные! Ты хочешь сказать, что Ферчар…
– А что я могу с ним сделать? Упрям как осел! Еле держит меч, а туда же… Только Энни может его отговорить. Если уж и она не сможет, придется тогда мне привязывать их обоих!
Глава 15
Энни хотелось побыть одной, но когда Робби и Джеми постучали в ее дверь, она, разумеется, не могла не отворить. С тех пор как ушел Ангус, прошел примерно час, и все это время Энни просидела в темноте, завернувшись в одеяло, все еще хранившее его запах. Сначала она жалела себя, потом, решив, что это бесполезно, начала злиться на себя; наконец то и другое сменилось ледяным отчаянием.
Злиться на Ангуса Энни не могла, как бы ей этого ни хотелось. Она понимала, что муж был прав, спрашивая, почему именно он должен уступить ей, а не она ему. Как ни странно, это успокаивало ее, ибо убеждало, что у нее нет необходимости оправдывать свою любовь к Ангусу перед самой собой или кем-нибудь другим. Ангус был по-своему таким же благородным человеком, как Ферчар, Макгиливрей или Камерон. Но главным было даже не это, а то, что Ангус продолжал любить ее, несмотря на разницу в политических пристрастиях, в социальном происхождении, различие темпераментов… Не каждая жена может похвастаться такой безумной любовью со стороны собственного мужа.
Услышав стук в дверь, Энни, завернувшись в одеяло, пошла открывать. На пороге стояли близнецы, вооруженные до зубов: в руках мушкеты, на поясе – мечи, за поясом – еще по мушкету и нож, еще один нож – за отворотом правого рукава. Несмотря на то что нависавшие тучи угрожали сильным снегопадом, они были без пледов. Шлемы начищены до блеска, на груди – бляхи с гербом клана. В целом вид их был решительный и бодрый, словно они и не пьянствовали накануне в таверне.
– Что ты так уставилась на нас, словно у нас по две головы? – усмехнулся Джеми.
Энни посмотрела за спины братьев, на горизонт. К ее дому отовсюду стягивались вооруженные до зубов люди. Заснувшие на дороге Джиллиз и Максорли вскочили, лихорадочно протирая глаза, но, не успев прийти в себя, тут же бросились домой вооружаться, крича по дороге товарищам, чтобы не начинали бой без них.
– Что происходит? – спросила Энни. – Куда это они все?
– Как что? – Джеми, казалось, был искренне удивлен ее вопросом. – Лорд Джордж велел готовиться к бою! Англичане, похоже, не торопятся начинать, должен же кто-то первым… Макгиливрей велел нам зайти за тобой. Наш клан идет во второй колонне, за Камеронами.
– Клянусь Богом, сегодня нам предстоит рубка на славу! – горячо поддержал его Робби. – Поторопись, сестренка, ты же ведь хочешь быть со всеми.
Энни сбросила одеяло – в молодости она бессчетное количество раз купалась с кузенами нагишом, и стесняться ей было нечего – и начала натягивать штаны, чулки, ботфорты, рубаху… Сегодня, решила она, ей следует облачиться в парадный кафтан, длинный, приталенный, небесно-голубой с золотыми позументами, и надеть к нему кружевное жабо. Два ремня крест-накрест через плечи, на одном – пистолет, на другом – меч. Сверху – синий бархатный плащ с золотыми пуговицами. Расчесываться как следует было некогда, и Энни, заколов волосы, убрала их под шлем. Никогда еще Энни не приходилось одеваться так быстро.
Одевшись, она поспешила за близнецами туда, где ждал ее Брус, так Энни назвала своего коня. Но, занеся уже ногу в стремя, она вдруг снова опустила ее на землю и побежала в дом. Найдя в кармане кафтана, который она носила по будням, медальон с портретом Ангуса, Энни повесила его на шею и вернулась к коню.
Втроем они направились туда, где поджидали их Макгиливрей и другие вожди клана. Поле быстро заполнялось людьми, строившимися в боевом порядке. Шестидесятисемилетний лорд Питслигоу, увидев Энни, приветливо поднял руку. Помахал ей рукой и молодой граф Мюррей со своим отрядом гусар, выделявшихся среди других меховыми шапками и черными крестами на плащах. Отряд лорда Элчо, состоявший из очень знатных и богатых людей в красно-синих мундирах на холеных как на подбор жеребцах, смотрелся так, словно шел не в сражение, а на парад. Большинство же шотландцев были облачены в килты и грубые, но теплые куртки. На шлемах – эмблема клана. Перед каждым отрядом – волынщик, наигрывавший гимн клана, вселяя боевой дух в товарищей. Сегодня эти простые, ничем не примечательные до сих пор люди должны были на века войти в историю.
Сердце Энни зашлось от радости, когда, поднявшись на последний пригорок, они увидели отряд их клана, поджидавший своего бесстрашного и прекрасного полковника. Увидев Энни, горцы приветствовали ее таким дружным «Ура!», что заглушили даже пронзительные звуки волынки. Некоторым из них суждено было сегодня погибнуть, другим – на всю жизнь остаться немощными калеками, но все они, казалось, шли в бой как на праздник.
Макгиливрей, улыбавшийся так же широко, был, разумеется, на коне, во главе своих людей. Повседневный шерстяной кафтан он сменил на изысканный шелковый, ботинки – на сапоги на оленьем меху. На голове – медный шлем с белой кокардой Стюартов, за спиной – боевой топорик, который в умелых руках Джона мог быть в сто раз опаснее, чем многочисленные пистолеты, которыми были увешаны его бока. Отсалютовав Энни, Джон улыбнулся еще шире.
– Рад видеть тебя, Энни. Лорд Джордж хотел, чтобы ты ехала с принцем, но я настоял, чтобы ты была с нами, со своими людьми. Я был прав?
– Разумеется, – кивнула она.
По рядам бойцов снова прошел восторженный гул. Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Энни пришпорила верного Бруса, чтобы занять свое место во главе отряда. Умное животное, словно понимая, какой важный сегодня день, несло свою всадницу легко, торжественно. В отличие от большинства лошадей, пугавшихся пестрого скопления народа и пронзительного гула волынок, Брус был спокоен и ни разу не оступился.
Сделав последний глоток, Адриенна де Буль поставила чашку на стол. Уоршем, бесцеремонно наклонившись к ней, слизнул с ее губ следы шоколада. Майор понятия не имел, который шел час, за окном стояла какая-то неопределенно-серая мгла. В окно стучал ветер, сыпал мокрый снег. Голова у Уоршема была такой тяжелой, словно он накануне осушил как минимум бочку спиртного, хотя майор готов был поклясться, что на самом деле количество выпитого не превышало двух-трех бокалов легкого вина.
Уоршем в сотый раз коснулся роскошного тела мадемуазель де Буль, словно недоумевая, почему такая красотка из толпы офицеров выбрала именно его. Адриенна отвечала ему поцелуем, и майор решил, что все остальные дела, какими бы они ни были важными, подождут.
В соседней комнате – роскошной спальне со стенами, обитыми изысканным батистом, – майор Гамильтон Гарнер, прохрипел что-то нечленораздельное в облеванную подушку. Женщина, лежавшая рядом с ним, осторожно выбралась из кровати, стараясь не разбудить его.
Она сама виновата, что ночь получилась такой мерзкой! Никто не заставлял ее ложиться с этим типом в постель. Но во время банкета этот блестящий офицер был так галантен и остроумен, осыпал ее такими изысканными комплиментами, от которых кружилась голова… Кто же мог знать, что в конце концов он напьется хуже свиньи?
Женщина снова посмотрела на Гарнера. Тот снова прохрипел что-то неразборчивое – похоже, грозил чем-то воображаемому врагу. Сделав презрительный жест и ругаясь себе под нос, женщина покинула спальню.
В гостиной недавно проснувшийся генерал Хоули, задрав ноги на стол, давал своему адъютанту распоряжения относительно начинавшегося дня. Голова у генерала раскалывалась, во рту стоял какой-то странный вкус, который не смогли перебить даже несколько чашек шоколада, мысли мешались, и, казалось, он диктовал адъютанту что-то несуразное…
– Постельное белье, – говорил он, – я беру себе. Распорядитесь, чтобы все было как следует постирано и выглажено. Кстати, здесь, во дворце, как я успел обратить внимание, неплохая библиотека, я, пожалуй, возьму ее. Нужно только проследить, чтобы книги не пострадали при перевозке. Что еще, дай Бог памяти?.. А, да, в моей спальне на камине симпатичные часики, и китайская ширмочка тоже ничего… А сервиз этот, – он кинул взгляд на буфет, где стоял набор изысканной фарфоровой посуды, – я, пожалуй, подарю жене брата, она, кажется, любит подобные вещички. И проверьте как следует погреба: говядину, сахар, ветчину… Э, да что там, – он махнул рукой, – берите все, леди Килмарнок не обидится…
Леди Килмарнок была хозяйкой дворца, где «гостил» сейчас генерал.
– А что пообещать ей в качестве компенсации? – поинтересовался адъютант.
– За компенсацией пусть обращается в суд! – фыркнул Хоули. – Пусть скажет спасибо, что мы вообще не конфисковали все ее имущество подчистую! Пускай не врет, что муженек ее уехал по делам – у меня есть веские основания подозревать, что на самом деле ее благоверный сейчас в армии самозванца. Так что пусть эта дамочка помалкивает, если ей дорога ее шкура! Кстати, эти занавески тоже не мешало бы прихватить…
– Хорошо, я распоряжусь, сэр.
В дверях гостиной раздался легкий женский смешок, и Хоули поспешил скинуть ноги со стола и вытянуться по струнке, приветствуя свою хозяйку – молодую, привлекательную, всегда смешливую даму, державшуюся одинаково непринужденно с господами и слугами. В ответ леди Килмарнок сделала реверанс.
Если леди Килмарнок и имела основание опасаться, что после таких гостей дом ее будет обчищен до нитки, то за честь свою могла не бояться – вряд ли Хоули, отменно некрасивый мужчина лет шестидесяти, станет приставать к ней с непристойными предложениями.
Хоули, начавший свою военную карьеру в 1694 году, почти всю жизнь провел в действующей армии и так и не обзавелся семьей.
– Доброе утро, сэр! – пропела хозяйка. – Бог ты мой, неужели уже почти двенадцать? Что-то вы сегодня припозднились, генерал… Спали, я надеюсь, хорошо?
– Честно говоря, – Хоули почесал в затылке, – хоть убей, ничего не помню: и как заснул, и хорошо ли спал… Голова словно котел! И что самое странное – похоже, не на меня одного напала подобная сонливость… С чего бы это?
– Может быть, – лукаво усмехнулась леди Килмарнок, – оттого, что я подсыпала вам в вино сонное зелье?
Хоули уставился на нее, но затем решил, что леди Килмарнок, должно быть, просто шутит.
– Да нет, – проговорил он, – дело, должно быть, просто в том, что я давно уже отвык от такой мягкой постели – в походе, сами понимаете, не до роскоши…
Хоули покосился на адъютанта, который все это время, не отрываясь, смотрел на своего генерала, ожидая новых приказаний.
– Благодарю вас, капрал, – сказал он, – вы свободны. Попрошу вас передать майорам Уоршему и Гарнеру, чтобы через пять минут они были у меня, если не хотят пойти под трибунал.
Отдав честь, капрал удалился, и Хоули приступил к завтраку. Ни тонко нарезанная ветчина, ни сыр, ни говяжий язык, ни кусочки мяса в сладком соусе не вдохновили его, но, когда леди Килмарнок приказала служанке принести ей свиной окорок и колбасу, Хоули попросил то же самое и для себя.
– Люблю женщин с аппетитом! – произнес он. – А то что это: там ущипнут кусочек, здесь клюнут пару раз – и весь завтрак…
– А мой муж, – улыбнулась в ответ хозяйка, – напротив, считает, что я ем слишком много мяса, хотя с первого взгляда на его пузо становится ясно, что сам он ни в чем себя не ограничивает.
– Кстати, о мясе, леди Килмарнок. Боюсь, скоро нам может понадобиться ваш скот – должны же мы чем-то кормить всех этих пленных…
– Похоже, – догадалась хозяйка, – вы нисколько не сомневаетесь в своей победе, генерал!
– Я рассчитываю на моих людей, мэм. Согласен – дисциплина у них немного хромает – карты, женщины, к тому же кое у кого из них темное прошлое… Но, – генерал отправил в рот ломтик ветчины, – признайтесь, мэм: приходилось ли вам когда-нибудь видеть более впечатляющее зрелище, чем английская армия, выстроенная во фрунт? Представьте себе – восемь тысяч человек, все как на подбор – косая сажень в плечах, грудь колесом, ряды как по линейке… Плакать хочется от гордости, глядя на такое зрелище! Неужели, по-вашему, такая армия не в состоянии разбить кучку каких-то дикарей?
– Я слышала, эти дикари сражаются как львы…
– Кто, эти юбочники? Не смешите меня, леди Килмарнок! Ни дисциплины, ни опыта – одна самоуверенность! Вчера, например, эти идиоты вывесили знамя своего так называемого принца на каком-то пригорке и вообразили, что они заняли эту местность. Мой человек просто пошел и сбросил эту тряпку – вот вам и заняли!
Леди Килмарнок намеревалась что-то ответить, но тут в дверях возник денщик генерала:
– Простите за беспокойство, мэм! Доброе утро, ваше превосходительство! К вам курьер, настаивает, чтобы вы его срочно приняли…
– Пусть подождет, – огрызнулся тот, – не видишь, я занят!
С подозрением покосившись на леди Килмарнок, денщик снова перевел взгляд на генерала:
– Я уже просил его подождать, сэр, но он настаивает…
– Подождет, ничего с ним не случится! – Тон генерала был крайне недовольным.
– Слушаюсь, сэр. – Денщик удалился.
– Вынужден просить извинения за моих людей, мэм, – произнес генерал. – Никаких манер! Что поделать, большинство из них набраны из простонародья.
И то слишком избалованы – и походные условия им, видите ли, не по душе, и рацион из сухарей и хлеба слишком груб…
Генерал поддел вилкой очередной кусок, но в этот момент в дверях снова послышалось покашливание денщика.
– В чем дело, Дональд? – сердито обернулся Хоули.
– Курьер, ваше превосходительство. Грозится ворваться силой, если его не пустят.
– Ни минуты покоя! – проворчал генерал себе под нос. – Ладно, черт с ним, веди его сюда!
Шляпа у ворвавшегося в гостиную на бешеной скорости капрала была под мышкой, волосы в беспорядке, одежда насквозь промокла от снега. Подбежав без лишних церемоний к генералу, он что-то шепнул ему на ухо.
Хоули изменился в лице и чуть не поперхнулся ветчиной.
– Что? – переспросил он. – Что?
Курьер, нагнувшись к его уху, снова что-то шепнул.
– Подходят к нам? – Хоули был вне себя. – Но еще час назад мне докладывали, что они в двенадцати милях отсюда на северо-западе…
– Ошибки нет, сэр. Да, они шли северо-западным путем, но лишь для того, чтобы обойти Торвуд и перейти через реку Кэррон. Сейчас они заняли Фалкиркские высоты и, похоже, собираются их удерживать!
– Что? Вы с ума сошли! – Хоули вскочил на ноги и бросился к двери, не обращая ни малейшего внимания на опешившую леди Килмарнок.
– Гарнер! Уоршем! – Крик генерала, казалось, сотрясал весь дом.
Оба офицера, насмерть перепуганные, через минуту уже сбегали по лестнице, застегиваясь на ходу.
– Коня! – вопил Хоули, выбегая в прихожую. Один из лакеев накинул на него плащ, сбив при этом второпях парик с лысой головы своего господина. Другой слуга, подобрав парик, хотел было водрузить его на место, но Хоули, без парика и без шляпы, несмотря на снег, с салфеткой, по-прежнему заткнутой за ворот, уже заносил ногу в стремя.
Пожав плечами, леди Килмарнок отпила глоток шоколада и вернулась к завтраку.
