Текст книги "Ночь ошибок"
Автор книги: Марлен Сьюзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Марлен Сьюзон
Ночь ошибок
ЧАСТЬ I
Бат, Англия
1
Пасмурным апрельским вечером роскошный экипаж Деймона Сент-Клера, графа Хокхерста, стремительно влетел в Бат.
Его светлость в который раз перечитал загадочное послание, щедро политое слезами:
«Дорогой Хокхерст! Приезжай немедленно. Случилась беда!
Феба».
«Совсем в духе этой глупой гусыни, – раздраженно подумал граф. – Ни малейшего намека на то, что же стряслось». А он вынужден нестись сломя голову в это захолустье, терзаясь догадками!
Экипаж подкатил к «Йорк-хауз», лучшей гостинице в городе, которую Хокхерст удостаивал своим присутствием во время нечастых посещений Бата. Случайный прохожий восхищенно окинул взглядом ладно скроенную фигуру соскочившего с подножки графа. Несмотря на высокий рост, Хокхерст двигался на удивление легко и стремительно. Его светлости частенько доводилось слышать, что фамилия подходит ему как нельзя лучше. [1]1
Ястреб ( англ.). – (Здесь и далее прим. перев.)
[Закрыть]И действительно, резкие черты лица графа казались вырезанными из камня точной рукой искусного скульптора, острый нос напоминал хищный клюв, от пронзительного взгляда черных сверкающих глаз ничто не могло укрыться – да, его светлость очень походил на ястреба, и название этой гордой птицы с юношеских лет стало его прозвищем.
Хокхерст взглянул на небо, затянутое черными тучами. На мостовую упали крупные капли, первые предвестники надвигающегося ливня, и граф заспешил к дверям гостиницы.
– Ястреб, ты ли это? – послышалось у него за спиной радостное восклицание. – Какая удача! Мне жизненно необходимо переговорить с тобой.
Обернувшись, Деймон увидел круглое раскрасневшееся от возбуждения лицо своего кузена Эдварда Сент-Клера. Облаченный в сюртук из голубого бархата, сшитый по последней моде, в белоснежной рубашке со стоячим воротничком, молодой человек казался щеголем с Бонд-стрит.
Хокхерст никогда не замечал за своим родственником интереса к мужской моде и сейчас не знал, чему удивляться больше: внешнему виду Эдварда или тому, как тепло тот с ним поздоровался.
В детстве Эдвард боготворил своего кузена. Но в прошлом году, после того как Хокхерст безуспешно пытался помешать его женитьбе, уверяя, что юноше, которому еще больше года ждать совершеннолетия, слишком рано надевать на себя оковы брака, Эдвард стал относиться к графу с холодной отчужденностью. Порой дело доходило до того, что молодой Сент-Клер величал его «лордом Хокхерстом».
Но теперь радостно улыбающийся юноша снова обратился к нему, как в былые годы.
– Ястреб, у меня такие новости!
Супруга Эдварда ждала первенца, и Деймон решил, что молодой муж имеет в виду именно это.
– Да, я уже слышал.
– Неужели? – простонал юноша. – А я так старался сохранить все в тайне!
– Почему нужно скрывать предстоящее отцовство? – озадаченно просил граф.
– Значит, тебе ничего не известно, – с облегчением вздохнул Эдвард.
– Да, но я настаиваю на том, чтобы ты мне все рассказал, – ответил Хокхерст, начиная догадываться, что именно ему предстоит услышать. Разительная перемена в одежде кузена сразу должна была подсказать ему, в чем дело.
– Я безумно влюблен.
Именно это признание и опасался услышать Деймон.
– Вот как? – спросил он, прилагая все силы, чтобы не выдать свое истинное отношение к услышанному и тем самым положить конец откровениям кузена. – Расскажи мне об этой девушке.
От переизбытка чувств пылкий юноша, казалось, не находил слов.
– Она… она… Словами ее не описать. Она… самое восхитительное создание из всех живущих на белом свете – настоящая богиня, попавшая в окружение простых смертных! – осененный внезапным вдохновением вдруг выпалил он.
– Понятно, – сухо ответил Хокхерст. – Есть ли у этой Венеры имя?
– Ее зовут Лили Калхейн.
Несомненно, Эдвард ждал, что его кузену знакомо это имя, но Деймону оно ничего не говорило.
– Я ее знаю?
– Надеюсь, что нет! – поспешно заявил Пал. – Она актриса.
Так вот в чем причина его тревоги! В свое время Хокхерст вихрем пронесся по гримерным театров Англии, предпочитая именно там выбирать себе любовниц. Понятно, Эдвард опасался, что его кузен слишкомхорошо знает Лили Калхейн.
Деймон заверил его, что никогда не слышал о такой актрисе, но, к его удивлению, это нисколько не обрадовало юношу.
– Ястреб, ты должен был слышать это имя. Лили – великая актриса!
Хокхерст, увидев в круглом серьезном лице кузена все признаки буйного помешательства, с грустью пришел к выводу, что тот ослеплен любовью. Наверняка даже пень смотрится на сцене лучше Лили Калхейн. Актрисы – женщины жадные, кому, как не Хокхерсту, прозванному «королем гримерных», знать об этом. Судя по всему, на молодого Сент-Клера смотрят как на жирного цыпленка, который безропотно позволит себя ощипать.
Черт побери, но эта интриганка не приняла в расчет его, Хокхерста!
Итак, выясняется, что в Бате его ждет не одно дело, а два.
Дождь хлынул во всю силу, и на улице, словно полевые цветы, раскрылись зонтики.
– Зайдем в гостиницу, – предложил Хокхерст. – Незачем мокнуть.
– Я очень спешу, – ответил Эдвард. – У меня есть лишь несколько минут.
В общем-то, и Хокхерсту тоже следовало поспешить, если он собирался застать Фебу дома.
Деймон провел кузена в вестибюль гостиницы и устроился в уютном кресле за черным полированным столиком. Высокий накрахмаленный воротничок, сдавивший шею Эдварда, не позволял ему повернуть голову, и молодому щеголю пришлось усаживаться очень осторожно, нащупывая рукой кресло. У Хокхерста мелькнула мысль, что юноша чувствовал бы себя удобнее, даже если бы у него на шее вместо модного галстука была намыленная веревка, но тактично промолчал.
– Можно поинтересоваться, где ты собираешься демонстрировать талант своего портного? – спросил граф.
– Я иду в Королевский театр. Сегодня вечером Лили будет играть леди Макбет.
Сначала Хокхерст предположил, что мисс Калхейн – ровесница Эдварда, если не моложе, но в таком случае ей не дали бы роль леди Макбет, которую поручают более опытным, зрелым актрисам.
Выходит, его кузен попал в когти циничной безжалостной дамы не первой молодости, и та, сразу же распознав в нем наивного простака, намертво присосалась к его кошельку.
Но Хокхерст, оставшийся после смерти отца Эдварда его опекуном, еще к тому же очень любил молодого Сент-Клера.
– И сколько лет мисс Калхейн? – спросил он.
– Я не знаю возраст миссис Кал… возраст Лили, – признался Эдвард.
Миссис Калхейн!
Боже милостивый, похоже, положение гораздо серьезнее, чем он думал. Неужели придется спасать молодого повесу еще и от гнева разъяренного мужа?
– Но она старше тебя? – строго спросил Хокхерст.
Покраснев, юноша потупил взор.
– Да, на несколько лет, – наконец выдавил он.
Хокхерст про себя обругал последними словами коварную женщину, бессердечно воспользовавшуюся наивностью неопытного юноши.
– Но, – воскликнул тот, подаваясь вперед, – ни возраст, ни другие препятствия не смогут помешать тому, кто страстно влюблен!
– Подозреваю, мистер Калхейн с тобой вряд ли согласится, – язвительно заметил Деймон.
– Я твердо убежден, что Лили так же несчастлива в браке, как и я!
– Да, кстати, ты не забыл о том, что женат? – сухо напомнил кузену Хокхерст. – Сесилия – твоя супруга перед богом и людьми, и она носит под сердцем твоего ребенка.
Краска стыда залила щеки Эдварда. Его глаза наполнились болью, и граф понял, страсть еще не до конца ослепила юношу. Молодого Сент-Клера мучат угрызения совести, и поделом.
– Ты только не думай, что я увиливаю от своих обязанностей по отношению к Сесилии. О господи, Ястреб, ну почему я не прислушался к твоим советам!
Деймон не стал напоминать кузену, как упрямо тот твердил, что будет любить Сесилию до конца дней своих. О юношеский максимализм!
– Конечно, ты скажешь, что я был слишком молод и не знал, чего хочу, – продолжал тот, – но на самом деле я просто не знал Сесилию! За время беременности она так изменилась, что мне кажется, будто я женат на совершенно незнакомой женщине.
– Насколько я слышал, роды обещают быть трудными. Но можешь не сомневаться, когда все будет позади, она снова станет такой, как прежде.
– Поздно! – отрешенно воскликнул Эдвард. – Я люблю Лили, и только ее одну! Я не расстанусь с ней ни за что на свете!
Холодная ярость захлестнула сердце Хокхерста, лишь теперь начинающего догадываться, насколько глубоко вонзила эта актриса свои хищные когти в его кузена.
Эдвард встал:
– Извини, мне пора идти. Я не могу опоздать к началу спектакля.
– А мне надо навестить мою дражайшую мачеху, – сказал Хокхерст, провожая кузена до двери.
– Но Фебы сейчас нет в городе! – воскликнул тот. – Она с девочками уехала в гости в Хедрик-парк. Вернутся они очень поздно.
Итак, напасть, свалившаяся на молодую вдову, не настолько ужасна, чтобы помешать ей отправиться с падчерицами в гости. Деймон немного успокоился.
– Феба написала мне, что с нею стряслась беда. Ты случайно не знаешь, в чем дело?
– Понятия не имею. Хотя… – молодой человек смущенно умолк.
– Ну что? Говори!
– Ты же знаешь, Феба склонна расстраиваться из-за совершеннейших пустяков.
«Что верно, то верно», – подумал граф, гадая, не так ли окажется и на сей раз.
Расставшись с кузеном у дверей гостиницы, Хокхерст поднялся к себе в люкс, принял ванну, поужинал и переоделся. Прикинув, что вечерний спектакль должен вот-вот закончиться, он вызвал экипаж, чтобы ехать в театр, преисполненный решимости начать боевые действия по вызволению своего наивного кузена из рук этой алчной женщины.
Стратегический план кампании был прост, правда, Хокхерсту он не пришелся по душе. Необходимо выставить миссис Калхейн жадным порочным созданием – а для этого надо переключить ее внимание на себя. Хокхерст не сомневался, что титул и состояние без труда помогут ему добиться желаемого.
Его губы скривились в мрачной усмешке. Безнравственная охотница за легкими деньгами запомнит день, когда познакомилась с Эдвардом Сент-Клером, как самый несчастливый в своей жизни.
Занавес закрылся, и публика разразилась громкими и восторженными криками.
Актриса печально подумала, что самая приятная часть ежевечерней работы – воплощение на сцене живого, запоминающегося образа героини – позади. Теперь наступает черед самого сложного и неприятного – встречи с поклонниками.
Театральная гостиная после окончания спектакля наполнится праздными хлыщами, чье высокое положение в обществе дает им право беспрепятственно заходить в святая святых театра. Лили требовался весь ее артистический дар, чтобы вести себя вежливо с этими пресыщенными богатыми волокитами.
В отличие от большинства актрис, рассматривающих сцену лишь как ступень заветной цели – обзавестись богатым знатным любовником, Лили жила театром. Она хотела, чтобы помнили ее выдающиеся роли, а не многочисленные победы над поклонниками.
Однако Лили не могла позволить себе портить отношения с публикой. Ее жалованье напрямую зависело от того, насколько полно заполняется зрительный зал, сколько билетов раскупается на ее бенефисы.
Что поделать, как это ни прискорбно, шумный успех и щедрые гонорары актерам приносит, как правило, не талант, а умение привлечь к себе внимание светских щеголей. А деньги очень много значили для Лили, вынужденной с семнадцати лет, после гибели родителей, одной воспитывать младших брата и сестру.
Сначала девушке пришлось очень трудно, но она гордилась тем, что смогла вырастить малышей без чьей-либо помощи.
Лили задержалась в гримерной дольше всех своих подруг, оттягивая неприятный момент. В конце концов она все же направилась в гостиную, чувствуя себя так, как осужденный, которого ведут на эшафот.
Оттуда как раз вышла ее ближайшая подруга Нелл Уэйн.
– Ну наконец-то, Лили, – обрадовалась она. – Твои нетерпеливые почитатели не довольствовались моим обществом и отправили меня за тобой.
Лили была поражена. Неужели мужчины предпочитают ее, Лили Калхейн, миниатюрной красавице Нелл? Рядом с изящной подругой в нарядном платье из нежно-голубого шелка, отделанном пышными кружевами, с излишне смелым декольте Лили чувствовала себя неуклюжей слонихой. Особую прелесть Нелл, с точки зрения Лили, придавали пышные белокурые локоны, по сравнению с которыми ее собственная золотисто-каштановая буйная грива явно проигрывала.
– Твои поклонники спорят, какую роль ты считаешь более трудной – леди Макбет или Изабеллы в «Роковом браке», – сказала Нелл.
– Самое трудное – это каждый вечер играть роль легкомысленной актрисы, падкой на комплименты, – резко ответила Лили.
– Ну кто бы мог подумать, что ты так не любишь встречаться с почитателями своего таланта, – с восхищением произнесла Нелл. – Как бы мне научиться у тебя отваживать поклонников, не раня их чувства.
И действительно, мало кто мог сравниться с Лили в умении ловко уклоняться от скользких двусмысленностей и оскорбительных предложений. И все же девушка презирала осаждавших ее мужчин и жалела время, которое была вынуждена на них тратить.
– У тебя это настолько хорошо получается, – продолжала Нелл, – что, готова поспорить, ты смогла бы поставить на место самого лорда Хокхерста.
– Не говори мне про этого мерзкого распутника, – отрезала Лили.
Граф Хокхерст был прозван «королем гримерных» за то, что выбирал себе любовниц из числа лондонских актрис, молниеносно их меняя. Такие самовлюбленные мужчины, думающие только о собственном удовольствии и уверенные, что никто не сможет перед ними устоять, вызывали у Лили отвращение.
– Не знала, что ты с ним знакома, – заметила Нелл.
– Слава богу, мы ни разу не встречались.
Но в этом нет необходимости. Лили и без того прекрасно представляла себе лорда Хокхерста: привлекательный и надменный, постоянно расточающий цветистые, но насквозь лживые комплименты.
– Пусть только попробует подойти ко мне! Я ему преподам урок, который он никогда не забудет.
– Если верить слухам, ты будешь первой, у кого это получится. – Нелл вздохнула. – А я, пожалуй, предпочла бы графа обществу, собравшемуся сейчас внизу.
– Только не говори, что Ярпол и Брум опять здесь! – испуганно воскликнула Лили.
Эта парочка грубиянов два дня назад была выставлена из театра за слишком развязное поведение.
– Нет, они пока опасаются нарушать запрет.
Лили затруднилась бы ответить, кого из двоих находит более отвратительным. Молодой Хьюго Брум, отпрыск лорда Олена, получал удовольствие, унижая слабых и беззащитных, пользуясь своей звериной силой и прикрываясь влиянием и властью своего отца. Ирвин Ярпол, хитрый и коварный интриган, крутил как хотел своим туповатым приятелем, используя его в собственных корыстных целях.
– Я слышала, – сказала Нелл, – однажды Хокхерст задал хорошую взбучку Ярполу за то, что тот бесцеремонно домогался внимания молоденькой актрисы, и предупредил, что, если еще хоть раз увидит его за кулисами, пусть потом пеняет на себя. Говорят, Ярпол настолько перепугался, что сбежал из Лондона к нам в Бат.
– Если это правда, в чем я сомневаюсь, это единственный похвальный поступок Хокхерста, – заметила Лили. – Впрочем, какое мне дело до этого знатного повесы!
– Что значит какое, миссисКалхейн! – улыбнулась Нелл.
Хотя Лили и называла себя «миссис», никакого мистера Калхейна не существовало. Она его придумала для того, чтобы отважить чересчур назойливых воздыхателей. Для большей убедительности Лили носила на пальце тонкое обручальное кольцо, доставшееся от матери.
Если поклонник, несмотря на все увещевания, все-таки продолжал настойчивые ухаживания, Лили высказывала беспокойство по поводу ревнивого характера мистера Калхейна, красочно живописуя его прекрасное владение холодным и огнестрельным оружием. Как-то она призналась подруге, что подвиги воображаемого мужа почерпнуты ею из рассказов о Хокхерсте.
– Бедняга мистер Калхейн не знал бы, что делать, – хихикнула Нелл, – если бы его не вдохновлял лорд Хокхерст.
Задержавшись в дверях гостиной, Лили обеспокоенно оглядела собравшихся мужчин. Восемь завсегдатаев театральной гостиной и молодой Эдвард Сент-Клер. По правде сказать, с повесами Лили общаться было легче, чем с неопытным ягненком вроде Сент-Клера. Для тех это было всего лишь игрой, и девушка научилась изящно ускользать от их ухаживаний, но бедный Эдвард искренне верил, что влюблен.
Лили точно не знала, сколько Сент-Клеру лет, но с виду ему было не больше девятнадцати. Ей очень хотелось объяснить глупому мальчишке, что его дело безнадежно, и посоветовать ему не строить из себя дурака, но никак не могла решиться на такую жестокость.
Больше того, квадратный подбородок Сент-Клера свидетельствовал о его упрямстве. Лили опасалась, что такой решительный отпор с ее стороны только заставит юношу еще упорнее добиваться своего. Необходимо придумать какой-то более тонкий и хитрый способ, чтобы излечить Эдварда от его увлечения.
Вздохнув, Лили решительно шагнула вперед, готовая встретиться лицом к лицу с завсегдатаями гримерных и Эдвардом Сент-Клером.
2
Хокхерст остановился на пороге гримерной, ища взглядом миссис Калхейн. Мысленно он уже представлял себе эту увядающую красавицу: крошечная изящная блондинка с томным личиком, надутыми губками и огромными голубыми глазами, с лживым восхищением смотрящая на его кузена.
И действительно, его взгляд сразу же привлекло именно такое создание в отделанном кружевами платье из голубого шелка, со сверкающим в смелом вырезе декольте ожерельем из искусственных сапфиров.
Однако миниатюрная красавица владела вниманием Деймона лишь одно мгновение, пока он не заметил другую женщину, чья внешность была скорее броской, чем красивой. Чертам ее лица недоставало совершенства, но в изумрудно-зеленых глазах сверкали озорные искорки, а полные губы изогнулись в насмешливой улыбке. Роскошные волосы незнакомки, уложенные в высокую прическу, напоминали Деймону цветом превосходное выдержанное красное вино. Граф решил, что ей около двадцати пяти. Возвышавшаяся над большинством обступивших ее поклонников, молодая женщина держалась с изящным величием царицы амазонок.
И своим нарядом она тоже выделялась среди присутствующих. Простое платье из зеленого муслина было лишено кружев и лент. «И правильно, – одобрительно подумал Деймон, – эта женщина не нуждается в подобных пустых мелочах». Но на ней не было и драгоценностей – ни настоящих, ни подделок. Тем не менее женщина держала себя как настоящая аристократка. У Хокхерста мелькнула мысль, уж не возжелала ли какая-то знатная дама позабавиться, нагрянув в комнату отдыха актеров.
Насколько эта женщина превосходит разодевшуюся в шелка и кружева миссис Калхейн, выставляющую напоказ фальшивые сапфиры, и какой же Эдвард дурак, что этого не видит! Деймон покачал головой и поискал глазами кузена.
И вдруг к своему изумлению Деймон увидел, что Эдвард – один из почитателей, обступивших высокую женщину.
Три тысячи чертей, неужели миссис Калхейн – это она?
Ответ он прочел на лице кузена. Тот с таким восторженным обожанием смотрел на зеленоглазую царицу амазонок, что графу захотелось хорошенько встряхнуть ослепленного любовью глупца.
Еще не встретившись с Лили Калхейн, Хокхерст в мыслях ехидно назвал ее Венерой. Сейчас, рассматривая оценивающим взглядом совершенные линии ее фигуры – полную грудь, тонкую талию, соблазнительные изгибы бедер, – он с иронией поздравил себя с тем, как был точен в своих предположениях.
Однако кое в чем другом он ошибался: во взоре миссис Калхейн, обращенном на молодого Сент-Клера, не было ни любви, ни нежности. Неужели Эдвард так сильно переоценил ее чувства по отношению к себе?
Деймон внимательнее пригляделся к другим воздыхателям, обступившим Лили Калхейн. Он увидел молодого человека с довольно симпатичным лицом, на котором разгульный образ жизни уже оставил свой отпечаток, волокиту далеко не первой молодости, судя по виду, давнишнего завсегдатая театральных гримерных, и сэра Освальда Ридли, столичного франта, явно самого красивого – и скорее всего самого богатого из обступивших миссис Калхейн поклонников.
Хокхерст услышал, что сэр Освальд пытается уговорить миссис Калхейн позволить ему отвезти ее домой в своем новом экипаже, по его словам, лучшем в Бате.
– Вы оказываете мне большую честь, – учтиво ответила та, – но замужняя женщина в столь поздний час не может позволить провожать себя домой никому, кроме мужа.
Сэр Освальд демонстративно отошел к блондинке с искусственными сапфирами, но Хокхерст заметил, что усилия Ридли возбудить в миссис Калхейн ревность окончились полной неудачей. Актриса даже не удосужилась взглянуть в его сторону.
Недоумение Деймона все возрастало. Он никак не мог определить, которого из своих безутешных кавалеров миссис Калхейн выделяет – и выделяет ли кого-нибудь вообще. В ее поведении по отношению к ним не было и тени кокетства, столь обычного для женщин ее профессии. К праздным комплиментам она относилась с пренебрежением, которого те заслуживали. От многозначительных намеков и двусмысленных предложений она умело уходила, не компрометируя себя и в то же время никого не обижая. Граф помимо воли восхищался тем, как ловко Лили расправляется со своими поклонниками.
Оказывается, эта женщина хитрее, чем он подозревал. Но и сделав это открытие, Деймон нисколько не проникся к ней симпатией.
И все же, не удержавшись, он наградил мастерство миссис Калхейн едва заметным одобрительным кивком. Пожалуй, с такой женщиной он с наслаждением схлестнется в поединке ума и воли. По всему было видно, что Лили Калхейн – женщина неординарная, и Хокхерст торопливо пересмотрел заранее намеченную тактику общения с ней. Пышными цветистыми комплиментами он заработает лишь презрение.
Похоже, задача вызволения кузена из цепких коготков миссис Калхейн обещает быть более захватывающей, чем он предполагал. И значительно более приятной.
Лили украдкой бросила взгляд на незнакомца, еще когда тот только появился в дверях театральной гостиной.
Да, это не лондонский франт. Строгий неброский костюм явно свидетельствовал о том, что его обладатель – нечастый гость за кулисами, да и вряд ли может себе это позволить. Сюртук незнакомца, черный, как и его волосы, был лишен отделки и подкладных плеч. Впрочем, с восхищением отметила Лили, мужчине с такими широкими плечами и могучей грудью нет нужды прибегать к подобным ухищрениям моды, чтобы подчеркнуть свою мужественность. Его белый жилет отличался таким же простым и скромным кроем, что и сюртук. Галстук был завязан простым узлом, а углы воротничка едва приподняты.
Незнакомец так резко – и, на взгляд Лили, благоприятно выделялся среди щеголей, хвастающих друг перед другом замысловато завязанными галстуками, богато расшитыми жилетами и фраками всех цветов: голубыми, как яйца малиновки, зелеными в тон бутылочному стеклу, бордовыми под стать спелой вишни.
По хмурому лицу незнакомца Лили заключила, что привело его в театр дело неприятное. Если судить по строгому одеянию, то можно было бы даже подумать, что это сельский священник-пуританин, выясняющий, не здесь ли скрывается порученный его заботам молодой повеса.
Лили захотелось рассмотреть незнакомца повнимательнее, но она почувствовала, как его проницательный взгляд мгновенно выделил ее из всех собравшихся – и замер на ней.
Через несколько минут, не в силах совладать с охватившим ее любопытством, Лили снова взглянула на него. На этот раз ей удалось рассмотреть черты лица сурового незнакомца, и у нее захватило дух.
Несмотря на то что одет незнакомец был со скромностью служителя церкви, своим необычным обликом – ястребиным носом, полуприкрытыми сверкающими глазами, казалось, все замечающими, он походил скорее на хищную птицу. Черты его лица нельзя было назвать красивыми – они были слишком резкими, но Лили не могла отвести от него взгляда, настолько он заинтриговал ее.
Незнакомец посмотрел прямо на нее, и, встретившись с ним взглядом, Лили поежилась, не в силах понять, от восторженного ли возбуждения или от растущего беспокойства.
В ту же минуту незнакомец направился к ней с непринужденным уверенным изяществом человека, привыкшего к почтению и уважению.
Нет, это кто угодно, только не сельский священник!
Незнакомец приблизился к Лили, и она лишь теперь разглядела, что ошиблась так же и в отношении его одежды. Не столь броская, как наряды других мужчин, она была сшита из превосходной ткани и, без сомнения, у самого лучшего портного.
Девушке спешно пришлось пересмотреть свое суждение об этом мужчине. Должно быть, перед ней провинциальный дворянин, не стесненный в средствах, но тщательно избегающий столичной моды и нравов.
Тогда что же он здесь делает?
Когда незнакомец оказался совсем рядом, Лили поняла, что он еще выше, чем ей показалось вначале. Хотя сама она ростом почти не уступала никому из присутствующих мужчин, этот человек возвышался над ней на добрых полфута.
Сент-Клер, стоявший рядом с Лили, слишком поздно заметил подошедшего к ним мужчину. Его по-детски круглое лицо исказилось от негодования и ревности. И неудивительно: такой атлетической фигуре позавидовали бы многие.
Похоже, и обоим ловеласам стало не по себе в присутствии незнакомца.
– Что ты-то здесь делаешь? – воскликнул Эдвард, испепеляя подошедшего взглядом.
Однако он явно не собирался знакомить его с Лили.
– Кузен, что-то ты сегодня удивительно невежлив, – тихо произнес незнакомец. Его голос, контрастируя с резкими чертами лица, оказался мягким и приятным, и тотчас же пленил слух Лили. Она почувствовала исходящий от мужчины тонкий аромат сандалового дерева. – Прошу тебя, представь меня этой даме.
В отличие от большинства мужчин, желающих снискать расположение Лили, незнакомец не оскорбил ее наглой многозначительной ухмылкой. Не только строгим, безупречным нарядом выделялся он из числа прочих поклонников – его вежливая учтивость сразу же завоевала сердце молодой актрисы. Нечасто доводилось ей встречать в этой комнате истинных джентльменов.
– Это мой кузен Деймон Сент-Клер, – угрюмо буркнул Эдвард. – Деймон, познакомься с миссис Калхейн.
Лили, с недоумением отметив, что кузена Эдварда отчего-то очень позабавили слова молодого человека, вежливо наклонила голову.
– Добрый вечер, мистер Сент-Клер.
Тот удостоил ее загадочной улыбкой, едва тронувшей его губы.
– Рад с вами познакомиться, миссис Калхейн.
Однако по его голосу это никак не чувствовалось. Лили решила, что мистер Сент-Клер, несомненно, человек самых строгих правил, с негодованием воспринял известие о том, что его молодой родственник стал завсегдатаем театральных гримерных, и пришел вызволять его из этого вертепа.
Эдвард, похоже, был того же мнения.
– Зачем ты пришел сюда? – недовольно повторил он свой вопрос.
– Признаюсь, что после того, как я услышал твое описание миссисКалхейн, меня охватило непреодолимое желание познакомиться с ней.
Значит, Эдвард рассказал о ней своему кузену. Лили, зная о безумном увлечении молодого человека и о том, какими пышными, цветистыми эпитетами он щедро осыпал ее, пришла в ужас от мысли, что же он мог наговорить своему кузену.
Теперь становятся понятны причины неприязни мистера Сент-Клера по отношению к ней. То, каким язвительным тоном он выделил слово «миссис», свидетельствует о его возмущении; он явно недоволен тем, что его юный кузен связался с замужней, как он уверен, женщиной – и это совершенно естественно. Заглянув в холодные непроницаемые глаза, Лили почувствовала, что родственник юного Эдварда верит в жуткие рассказы об алчных коварных актрисах.
Как же он несправедлив, что вынес приговор, прежде чем познакомился с ней!
– Надеюсь, после того что вы услышали от Эдварда, я вас не слишком разочаровала, – грустно пошутила она.
Мистер Сент-Клер пожал могучими плечами:
– Не слишком.
Лили опешила от такого ответа.
– Вы не очень-то учтивы!
– Я никогда не произношу льстивых речей, пытаясь завоевать чье-либо расположение. – Прищурившись, он окинул ее оценивающим взглядом. – Или вы хотите, чтобы я ублажал ваш слух приятными, но пустыми комплиментами?
– Ни в коем случае! – воскликнула Лили, оскорбленная самим тоном вопроса.
Сэр Освальд Ридли, отошедший в противоположный угол, делал отчаянные знаки, пытаясь подозвать Эдварда к себе, но молодой человек упорно его не замечал.
– Кажется, сэр Освальд горит нетерпением поговорить с тобой, – наконец не выдержал Деймон.
Лили была удивлена тем, что Сент-Клер знаком с повесой Ридли, ибо едва ли провинциальный дворянин, настолько безразличный к последним веяниям моды, вхож в высшие круги общества.
Увидев, что сэр Освальд направился было к ним, Эдвард поспешно шагнул навстречу, словно желая перехватить столичного щеголя и не дать тому возможности вмешаться в разговор актрисы с Сент-Клером.
Лили запоздало вспомнила о том, что не познакомила мистера Сент-Клера со своими почитателями, но, обернувшись, обнаружила, что оба волокиты, молодой и старый, бежали прочь. Она удивилась, так как обычно они липли к ней с настойчивостью пиявок.
Губы мистера Сент-Клера чуть тронула язвительная усмешка.
– Кажется, я разогнал всех ваших поклонников.
Непокорный язычок Лили мгновенно взял верх над обыкновенно присущей ей осмотрительностью.
– В таком случае буду очень признательна, если вы станете появляться здесь как можно чаще.
Настал черед Сент-Клера изумиться.
– Посмотрев, как вы расправляетесь со своими почитателями, миссис Калхейн, я пришел к твердой уверенности, что моя помощь вам не нужна, – холодно заметил он. – У вас это получается просто великолепно.
Улыбка, которой он ее удостоил, не затронула глаз, неожиданно холодных и проницательных.
Лили стало не по себе от того, как быстро мистер Сент-Клер ее раскусил. С этим человеком надо быть очень осторожной.
И в то же время она не могла вспомнить, когда мужчина в последний раз производил на нее такое впечатление. Лили привыкла к тому, что приходящие в гримерную поклонники осыпают ее всевозможными похвалами. Их вздорная болтовня вызывала у нее лишь чувство глубочайшего презрения, но простая речь мистера Сент-Клера, его нежелание расточать фальшивые комплименты разбудили в ней живейшее любопытство.
– Вы не похожи на завсегдатая театральных гримерных, – заметила она.
К ее изумлению, в его глазах вспыхнули веселые искорки.
– На чем основано подобное заключение, миссис Калхейн?
– Вы совершенно иначе одеваетесь.
– Быть может, мне стоит спросить у сэра Освальда фамилию его портного? – сухо поинтересовался он.
Лили глянула на Ридли. Щеголь вырядился по последним веяниям моды. Высокий накрахмаленный воротничок острыми углами норовил выколоть ему глаза; огромный галстук, которым при случае без труда можно застелить стол, был завязан затейливым узлом; двубортный сюртук выпячивался накладными плечами и грудью, а талию перетягивал тугой корсет.
Смеющиеся глаза мистера Сент-Клера не оставляли сомнения, что он находит этот наряд таким же нелепым, как и Лили.
