Текст книги "Письмо на панцире"
Автор книги: Марк Ефетов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
РАЗГОВОР НА ТАНЦПЛОЩАДКЕ
– Ви-та!
– Ви-та!
– Ви-та!
Красные галстуки пестрели на веранде корпуса. От этой шеренги скандирующих ребят отделилась маленькая фигурка Василя, который стремительно ссыпался с лестницы прямо к Вите с букетом пунцовых роз.
– Здравствуй, Вита!
Теперь жизнь в Артеке была для Виты ещё радостнее.
В тот вечер был конкурс бальных танцев. Мальчики в строгих чёрных костюмах, в белых рубашках с галстуками бабочкой ритмично кружились с девочками, которые были в воздушных платьях, точно окружённые пушистыми облаками. Казалось, что не пары медленно кружатся, а облака плывут по синему небу.
Василь не танцевал. Он сидел рядом с Витой и рассказывал ей об артековских событиях тех дней, что она провела в больнице:
– Черепаха живёт теперь у юннатов. Они сказали то же, что твой папа: на ней никакого письма нет. Она, понимаешь, самая обычная черепаха.
– Обычная, – как эхо, повторила Вита.
Василь сказал «папа», и ей при этом взгрустнулось. Но он не дал Вите грустить и тут же затараторил:
– В одной группе приехала, понимаешь, необычная для Артека девочка.
– А почему необычная? Тут все одинаковые – безразличия. Хоть из деревни, хоть из королевского дворца.
– Правильно. Но ты слушай. Девочка правда необычная, потому что не хотела быть, как все: «Кашу я не ем, люблю шашлык, постель заправлять не умею; я приехала отдыхать, а не разносить тарелки, пусть даже раз в две недели».
– Её наказали? – спросила Вита.
– Ты ведь знаешь, у нас не заставляют и не наказывают.
– А как же тогда?.. Василь, а её не Розой зовут?
– Точно, Вита. Слушай, не перебивай. За Розу, понимаешь, дежурили другие. Отряд себя не посрамил. Роза эта была в лагере, где пионерская застава. И вот вечером тревога: «Диверсант перешёл границу!» – Ну?!
– Вот тебе и ну… Как только тревога, так сразу же наряд пионеров-пограничников вместе с солдатами в зелёных фуражках, с псом-ищейкой, рацией и всем прочим отправляется на поиск. Знаешь, как у нас: всё вроде бы не понарошку, а взаправду. Столб с гербом Советского Союза видела?
– Видела.
– А ты слышала, как возле него чётко произносят слова: «На охрану границы Союза Советских Социалистических Республик!..»?
– Здорова, а, Василь?
– То-то, Вита, что здорово. А Розу не взяли. Она, понимаешь, в рёв. Ей говорят: «Замолчи, диверсант услышит – скроется, поймать не сможем». А она своё: «Диверсант не настоящий, я знаю. Но всё равно хочу в наряд. Честное пионерское, буду всё-всё делать! Все наряды по кухне, все дежурства. Ни один абсолют не нарушу: голова будет в подушке».
– Ну, а твоя голова была в окне медстационара. Эх, Василь, Василь…
– Так то ж ради тебя. И я разрешение получил тебя в нашем стационаре навещать.
– Ну, давай не будем оправдываться. Ты про Розу расскажи.
– Ох эта Роза! Плакала, умоляла: «Миленькие мои, родненькие, возьмите… Клятву даю».
– И взяли её?
– Взяли.
– Диверсанта поймали?
– Поймали. По всем правилам: прожектор был, лодка двигалась неслышно, собака залаяла только, когда обнаружили диверсанта. Он был в ватных штанах и в стёганке с длинными рукавами, чтобы собака сдуру его, понимаешь, не покусала. Я ж тебе говорил, что всё вроде бы и не понарошку, а вроде бы и взаправду.
– А Роза потом как?
– Будь спокойна. Все обещания выполнила. Можно сказать, перековалась.
В это время зазвучала замолкшая было музыка.
– Ты что же не танцуешь? – спросила Вита.
– Я?
– А кто же?
– Я буду танцевать. Через две недели у нас будет второй тур конкурса. Тогда ведь и тебе танцевать можно будет.
Вита ничего не сказала. Она посмотрела на теперь уже совсем чёрное море с блестящим серебром луны на гребешках плоских волн и подумала:
«Как хорошо жить на свете!»
МАЛЬЧИКИ С КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ
Вите действительно жилось хорошо. Каждый день был праздником. Сначала ей разрешили пойти по Артеку с Верой. Она старалась наверстать пропущенное.
Когда Вера и Вита спустились почти к самому морю, где начинался ряд корпусов морского лагеря, вожатая сказала:
– Подними голову. Посмотри, во-он наверху маленький домик с окошечками.
Вита посмотрела на пригорок и удивлённо воскликнула:
– Какой низкорослый домик! Совсем избушка. Действительно, этот домик с маленькими оконцами казался совсем неуместным среди большеоконных артековских корпусов.
– Здесь жил Зиновий Петрович Соловьёв, – сказала Вера. А Вита подумала: «Приедет папа, и мы обязательно придём сюда…»
Через неделю после первой прогулки с Верой Вите разрешили почти всё, а ещё через десять дней – совсем всё, что разрешалось артековским ребятам. Она купалась и загорала, ездила автобусом на экскурсию по всему Крыму и ха катере вдоль всего побережья южного берега, была в Никитском ботаническом саду, в Ялте, в Алупке, в Мисхоре… И в каждом из этих новых мест её поражало что-то новое и невиданное раньше.
Как хорошо было выздоравливать!
«Вероятно, – думала Вита, – никто из ребят так всему не радуется, как радуюсь я после больницы».
Она подставляла своё лицо солёному ветру, и ей хотелось плыть, – плыть, плыть – час, два, десять часов…
На корме катера, перекрывая шум винтов, громкий голос запевал:
«Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна…»
Вита подхватывала эти слова и пела со всеми, кто был на палубе:
Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна,
Этой дружбе никто не изменит,
Эту дружбу на все времена
Завещал нам великий Ленин!
Вита не могла просто петь. Когда она пела, ей виделось то, о чём она пела. Кто знает, может быть, поэтому её голос казался звонче и радостней других голосов.
Где-то далеко позади остались больничные дни. Они как бы растаяли в памяти. Может быть, потому, что каждый артековский день был наполнен новыми интересными событиями.
Запомнился ей, правда, и пасмурный денёк. Один такой выпал за два Витиных месяца в Артеке.
Веру в её дежурный день подменил другой вожатый, и она, надев штормовку, пришла за Витой. В дни, свободные от дежурства, Вера скучала без Виты, и девочке не хватало вожатой, которую она полюбила с первого дня.
Вита надела такую же штормовку, защищавшую её от мелкого, как из пульверизатора, дождя, и пошла с Верой во Дворец пионеров. Там была выставка, на которой тоже успели побывать ребята из Витиного отряда во время её болезни.
Теперь они вдвоём с Верой поднимались по широким мраморным ступеням дворца. Это было как бы путешествие в далёкое прошлое. Вита увидела фотографии, на которых были дощатые столы под навесами, на столах железные миски и оловянные ложки в тоненьких руках большеглазых, худых детей.
Была на этой выставке Артека полувековой давности и фотография мачты над первыми артековскими палатками, а под мачтой – от палатки к палатке – полотнище:
«Клянёмся выполнить заветы Ильича».
Когда Вера и Вита рассматривали выставку, они увидели двух мальчиков. Вите показалось, что один из них – Василь. Как же так, – подумала Вита, – ведь только что я видела его на веранде нашего корпуса. Там разучивали какую-то песню. Василь стоял впереди, смешно раскрывая рот, и, может быть, потому, что за ним был хор старших ребят, казался совсем маленьким. Не мог же он, как по воздуху, прилететь во Дворец раньше Виты и Веры.
Да, не мог. Это оказался совсем другой мальчик из другой дружины. Вита ошиблась. Такое с ней уже случалось не в первый раз.
ДЕВЯТЬ ИМЕН
На золотом песчаном пляже сонные волны тихо пели песню ленивого прибоя. Казалось, что море только чуть-чуть лижет берега, и трудно было поверить, что оно же гремит, заливает, рушит, ломает всё на этих же берегах, откусывая целые глыбы скал, подмывая и сваливая вековые сосны, срывая с привязи шлюпки, дробя камень, как куски легкорастворимого сахара.
В тот день, когда врач сказал Вите: «Ещё три дня, и ты сможешь считать себя совсем здоровой и даже пойти в поход на Аю-Даг», – был полный штиль.
Артековцы пошли в поход, а Вита пока осталась, но она знала, что через три дня и она пойдёт в поход, и будет купаться в море, и будет танцевать, участвуя в конкурсе бальных танцев.
Каждый день приносил ей новую радость. Она уже бегала и даже прыгала, и ноги её и руки, как бы устав от лежанья и бездействия, требовали: «Побегай! Подвигайся! Прыгни!»
Вот и в этот тихий артековский день она пробегала мимо Пушкинского грота к заветному месту у заливчика, где вода была цвета малахита.
Бежала Вита и вдруг остановилась.
Тишина. Большинство ребят в походе. Артек как бы уснул, хотя в этом месте, невдалеке от грота, всегда тихо. Здесь никто никогда не бегает, громко не разговаривает, старается даже галькой не зашуршать.
Если этой дорожкой идёт человек военный, он остановится, станет по стойке «смирно», приложит вытянутую ладонь правой руки к виску. А ведь он может быть тут один, совсем один. Но всё равно козырнёт – отдаст честь.
И Вита отдала честь: поправила алый галстук, подняла правую руку в строгом пионерском салюте.
Если вы никогда не были в Артеке и вам доведётся там побывать, вы поступите так же: отдадите воинскую, гражданскую или пионерскую честь. Если вы не военный и не пионер, всё равно здесь вы остановитесь и молча постоите несколько секунд. Вам хватит этого времени на то, чтобы прочитать надпись на камне:
ТИМУР ФРУНЗЕ
ИВАН ТУРКЕНИЧ
ГУЛЯ КОРОЛЕВА
ВОЛОДЯ ДУБИНИН
РУБЕН ИБАРРУРИ
ВИТЯ КОРОБКОВ
ЛИЛЯ КАРАСТОЯНОВА
РАДИК РУДНЕВ
ЛИЯ МАГДАГУЛОВА
Вита стояла не двигаясь, как стоят в почётном карауле. О чём она думала в эти секунды?
Вита всегда любила сочинять письма папе сначала устно. Она думала о том, что напишет. Повторяла это про себя. А уж потом быстро-быстро писала на бумаге.
Письма Виты к отцу получались большие.
В тот раз, обдумывая своё письмо, она решила, что о папиной работе напишет в самом конце, чтобы не получилось, что она подгоняет его, торопит. А до этого она напишет о том, как Вера вернулась с отрядом из похода на Аю-Даг и как в походе они нашли три проржавевших осколка от гранаты, какие были у наших бойцов во время Великой Отечественной войны. И о том ещё, что в их дружине есть отряд юных туристов и в него приняли её, Виту, потому что отряд пойдёт в свой первый поход по местам боевой славы и, может быть, найдёт след каменного матроса.
Вспомнив о каменном матросе, Вита подумала о том, сколько же в Великую Отечественную войну было смелых людей, презиравших страх и ненавидящих трусов. И ещё она подумала: как хорошо, что среди этих смелых людей были бывшие пионеры-артековцы, имена которых навечно высечены в граните.
ФЕЛЬКА И АРХИП
Когда дети ложились спать и засыпали, вожатая Вера выходила на балкон в тёплую крымскую ночь. В тёмном небе сверкали большие и яркие южные звёзды. И Вера часто вспоминала сказку о том, что звёзды зажигают люди. Сделал человек доброе дело – и одной звёздочкой стало больше.
Всё чаще и чаще она думала о том, прибавится ли ещё одна звёздочка, приедет ли Иван Павлович Яшков сделать доброе дело – пойти с дружиной на поиски черепахи-почтальона. С каждым днём всё больше и больше было разговоров об этой черепахе.
Пока что в Артеке появился учебный туристический городок. Шесть светло-серых брезентовых палаток уже получили название Турград…
Вместе с врачом Вера отбирала ребят в отряд юных туристов. Всем хотелось в поход, и потому дети волновались, особенно девочки. Спокойнее всех были мальчики из дальней группы. Семеро мальчиков, раскрасневшихся после душа, все в одинаковых рубашках, штанишках и пилотках, стояли возле своих рюкзаков.
– Ну, здравствуйте, ребята! Давайте знакомиться. Меня зовут Вера. А вас? Только не все сразу, а по очереди, с того края.
Отвечали всё равно вразнобой, но Вера разобрала все имена.
– Вот и ладно, – сказала она. – Начнём с Феликса. Тебя дома как зовут?
– Феля.
– Ты бывал в туристическом походе?
– Не.
– А на охоте?
– Ага. Сколько раз. С отцом и дедушкой. Только они меня на медведя не берут. А на белку и всякую мелочь всегда.
– Понятно, – сказала Вера. – А ты Архип?
– Архип.
Фелька сказал:
– Он у нас охрип.
Все дружно засмеялись. Смеялась и Вера, и хрипло смеялся Архип. Он сказал:
– Мы на оленях ехали. А Фелька на собаках. Потом на машине. А потом в самолёте. Целый день летели.
– Целый день летели, а прилетели, и день так и не кончился. Правда? – спросила Вера. И опять ответили вразнобой:
– Ага!
– Точно.
– В тот день совсем вечера не было.
– День был, а потом опять день. Без всякой ночи.
В этой группе ребят все были охотники, звероловы, все мальчики умели ездить верхом, а пешком пройти двадцать километров – пустяк. И хотя Фелька при первом знакомстве с Верой заявил, что он никогда не был в туристическом под ходе, именно о нём вожатая сказала на пионерской линейке:
– Как вы, ребята, насчёт того, чтобы Феля был у нас начальником туристического похода? Правда, его дед на медведя не берёт, но я думаю, что в походе мы многому сможем у него поучиться.
Так Фелька стал начальником похода туристов. И до чего же быстрым и ловким был этот парень в работе! В первом же походе он быстрее всех развёл костёр и вскипятил воду в котелке. Кто успел быстрее всех, проверяли по секундомеру, как на спортивных соревнованиях. Но это что! Когда отряд шёл как-то из столовой, Фелька сказал Вите:
– Не ходи на мост. Смотри, как мы с Архипкой переправляться будем.
Это было у мостика через речку, возле артековского Дворца пионеров. Здесь на заасфальтированной площадке стоит самолёт «01». И хотя все знают, что самолёт этот списанный, ни летать, ни даже бежать по земле не может, но всё равно возле него всегда толпятся ребята, потому что всем интересно потрогать самолёт или просто постоять под широким крылом с большой красной звёздочкой.
Этих толпящихся у самолёта ребят Вита видела всегда из окна медстационара, что расположен у самого мостика через речку.
В тот раз, возвращаясь из столовой, Вита в который раз подумала, как хорошо быть здоровой: ходить где хочешь, бегать, прыгать, танцевать. Прошли уже две недели с тех пор, когда ей всё это было запрещено. Теперь она радовалась каждой прогулке, а особенно первому вечеру у костра во время пробного похода отряда туристов.
– Эй, эй, Вита, гляди!
Это закричал Архип, показывая рукой вниз.
После недавно прошедших дождей артековская речка вздулась, шумела, бурлила и быстро бежала по говорливым камушкам.
Балансируя руками, Фелька полез по бревну.
«И откуда они его раздобыли?» – подумала Вита.
– Смотри, – крикнула она, – попадёт тебе! Акробат!
– Ха, – сказал Архип. – Это чего. Ты гляди. – Он стал раскручивать над головой верёвку, как, должно быть, ковбой раскручивает лассо, перед тем как набросить петлю на шею дикого мустанга.
Архип забросил верёвку на покосившийся бетонный столбик, что торчал у противоположного берега речки.
– Фелька, давай!
Фелька, перейдя речку по бревну, подпрыгнул, схватился за верёвку и, быстро-быстро перебирая руками, переправился над бурливой речкой на противоположный берег.
– Слышь, Василь, – крикнул из толпы ребят Толя, – махнём и мы!
– Нет уж, нетушки! – Вера подоспела как раз вовремя. – Василь и Толя, не вздумайте подражать Феле и Архипу. – Они скоро и на медведя пойдут… Айда, ребята, спать! А Феля и Архип, останьтесь со мной. Мы тут побеседуем, можно ли такой цирк устраивать самодеятельно. Может быть, раньше следует посоветоваться с вожатой… Знаю, знаю, что для вас это пустяки. А всё-таки. А? Давайте подумаем.
ПРИЕЗД ИВАНА ПАВЛОВИЧА
Иван Павлович приехал утром, когда Вита шла по бегущей вверх дорожке от пляжа к спальным корпусам.
Иван Павлович не предупредил дочку о своём приезде, и трудно сказать, отчего Вите в то утро и вот сейчас в строю было как-то особенно легко и радостно. Может быть, потому, что солнечные лучи грели Виту, и она чувствовала запах моря, который gстался с ней после купанья?
Хорошо поётся артековцам, когда они идут с купанья. Так было и в тот раз, когда Вера неожиданно скомандовала:
– Отряд! Внимание!
При этом все ребята проскандировали:
– Доб-рый день!
А Вита воскликнула:
– Папа!..
На следующий день юные туристы готовились в поход, куда должен был пойти вместе с ними Иван Павлович Яшков. А Виту до самого обеда отпустили бродить по Артеку с папой.
– Давай, дочка, пойдём сразу к домику Соловьёва, предложил Иван Павлович. – Ведь я вырвался сюда всего на два дня.
– А туда, где ты воевал, мы не пойдём? – спросила Вита.
– Туда надо идти долго. Туда мы завтра с ребятами пойдём. А начнём лучше с Зиновия Петровича. С него ведь и Артек начался.
Так и порешили.
По дороге к морскому лагерю, где на пригорке стоял домик Соловьёва, Вита спросила:
– А кто придумал название Артек?
– Хм, – папа задумался. – Вот этого я не знаю… Артек называется так, потому что это Артек.
– А я называюсь Виктория, потому что ты и мама меня так назвали. Да?
– Конечно. Правильно. И Артек так же.
– Разве ты и мама назвали Артек Артеком?
– Хм…
– Ну вот видишь. А кто его так назвал, почему и когда, никто точно не знает. Я тут и вожатую спрашивала. Она сказала, что по-разному говорят, но всё не точно.
Они подошли к маленькому домику Соловьёва.
Вита сказала:
– Вот тут бывал французский писатель Анри Барбюс, друг Зиновия Петровича. Он хотел написать об Артеке и не написал. А ты, папа, не знаешь, почему не написал?
– Книгу об Артеке он не написал, но запись в книге артековских гостей сделал. Барбюс назвал Артек королевством без короля и без подданных, где много маленьких братцев вокруг нескольких больших братьев.
– Так почему же, папа, он не написал книгу?
– Этого я не знаю, Виточка, но думаю, что просто потому, что и Анри Барбюс и его друг Соловьёв бывали в Артеке незадолго до их смерти. Не всё, доченька, дано человеку сделать в жизни. Бывает, что-то очень нужное сделать человек не успевает. Смерть не считается с тем, нужно ли ещё пожить человеку, смерти до этого дела нет…
Сказав это, Иван Павлович положил свою ладонь на голову Виты, и она почувствовала при этом, что ему тяжело. Витии папа редко плакал, но всё ж таки плакал, когда вспоминал Витину маму. Только он старался, чтобы Вита не видела его слёз.
А сейчас Вита постаралась сделать так, чтобы отвлечь папу от тяжёлых мыслей.
– Давай, папа, спустимся к морю. Смотри, какое оно красивое. Раньше я рисовала его одними только синими красками. А теперь – видишь, какое оно – я буду рисовать море всеми-всеми красками. Правда? Ой, смотри, дельфины прыгают!
Они сели на тёплую гальку пляжа, прижались друг к другу и просидели так молча до самого обеда.
ТУРПОХОД
Наутро Иван Павлович проснулся, когда артековцы ещё спали.
Он вышел на балкон артековской гостиницы. Казалось, что море было закрыто белым занавесом. Адалары виднелись еле заметным пятном, солнце совсем не было видно; а всё небо затянуло тучами.
«Плохой будет денёк», – подумал Иван Павлович.
Так же считал и Фелька, с которым спустя час Иван Павлович изучал маршрут похода.
– Торопиться надо, – сказал Фелька. – Днём надо закончить поход. Вечером дождь будет.
– А ты почему знаешь? – спросил Иван Павлович. – Сводку слушал?
– Зачем сводку. Мы и так понимаем. Смотрите вон: птицы играют и поют. А перед дождём они смирные.
Иван Павлович вспомнил, что перед дождём действительно всегда бывает тихо и сумрачно, а теперь всё было наоборот: в артековском парке перекликались и пели на все лады птицы. А небо продолжало хмуриться, и хотя солнце за облаками поднималось выше, света не прибавлялось. Тучи будто загасили солнце и совсем замуровали небо.
Когда отряд туристов вышел за пределы Артека, дорога разделилась надвое. Одна шла прямо к морю, другая направлялась к вершине Аю-Дага.
Иван Павлович на мгновение прищурился, и в памяти возникло виденное много лет назад: сдвинутые на затылок бескозырки, усталые лица, полосатые тельняшки и чёрные бушлаты.
Он услышал густой гул самолётов, летящих на бреющем полете, и частую дробь пулемётов…
– Иван Павлович, по какой дороге пойдём? – спросила Вера.
– А? – Он как бы очнулся от забытья.
Рядом с Верой стояли Фелька и Архип.
– А вы, таёжники, Как думаете?
Мальчики молчали. Чувствовалось, что они смущены присутствием взрослого и потому не решаются высказать своё мнение.
Ивана Павловича тянула к себе дорога к морю. Тут было всё не так, как тридцать лет назад, но казалось, что за первым же, поворотом возникнет, памятный дот, а за ним извилистая линия траншеи.
– Мы пойдём верхней дорогой, – твёрдо сказал Иван Павлович. – Черепахи водятся и в лесах и у моря, но главным образом в степях и на пустырях. Вот мы и…
Он не закончил. Тёмное небо вспыхнуло и раскололось надвое огромной молнией, а затем грохнул и пророкотал сильный удар грома.
Ошибся Фелька: гроза началась раньше, чем её ожидали. Дождя, правда, ещё не было, но его приближение чувствовалось во всём: холодный ветер пронёсся по траве, срывая листья и разметая, кружа их и завихряя. Снова молния озарила лес, гору, артековские корпуса, и в то же мгновение грянуло так оглушительно, что вершины деревьев пригнулись, и дети невольно так же пригнули головы, закрыв руками уши…
Вера повела отряд туристов обратно в Артек. Вита повернулась и крикнула:
– Папа!
– Иди, иди, дочка. В строю не задерживаются. А я попозже приду.
Он встал между Архипом и Фелькой, и, может быть, потому, что они оба коренастые и низкорослые, отец показался Вите выше, чем был на самом деле.
В эти мгновения она пожалела, что была девочкой, а не мальчиком. Ей очень хотелось остаться с отцом и вместе с ним отправиться на поиски черепахи. При этом она не думала, что, будь она мальчиком, её всё равно не пустили бы в поиск. Архипу и Фельке Вера разрешила остаться с Иваном Павловичем не потому только, что они были мальчиками, но потому главным образом, что они ходили уже на охоту и, как говорится, были проверены в деле.
Крупные капли дождя зашуршали по листьям. Мохнатая туча встала дыбом, гром гремел с такой силой, что ударял по барабанным перепонкам. Но настоящий дождь начался, когда отряд был уже у спальных корпусов. Штормовки, конечно, изрядно намокли, но блузки и рубашки были сухими.
В тот день Вита не могла заснуть во время абсолюта, хотя обычно сон нападал на неё, как только голова прикасалась к подушке.
«Где папа? – думала Вита. – В гостинице или там, в степи, под горой? Он же промокнет насквозь…»
Не спали девочки справа и слева от Виты.
Джен сказала:
– Ты не думай о папе. Он – солдат. А солдату дождь, как одеколон у парикмахера.
Маша сказала коротко:
– Спи, Вита. А проснёшься, и увидишь, что всё, хорошо…
Нет, не так-то хорошо было Ивану Павловичу.
Свирепый вихрь бушевал, заставляя деревья гнуться и свистеть. Ослепительные молнии, пушечные раскаты грома следовали один за другим.
Иван Павлович пробирался извилистой тропинкой и с каждым её поворотом всё больше и больше убеждался в том, что это та самая тропинка, которая вела к низине у подножия Аю-Дага. Ещё в давние годы войны ему довелось видеть там черепах. Но тогда было не до них. Когда он узнал о черепахе-почтальоне, он не сказал о тех черепахах, времён войны, потому что никогда, не говорил о том, чего не знал достаточно точно и достоверно. Сохранилась ли та тропинка между треугольных камней, которые выстроились в ряд, будто маленькие пирамиды? Не сменили ли своё жилище черепахи за эти десятилетия?
Иван Павлович считал так: зачем говорить о том, что ещё требует проверки? И вообще лучше меньше говорить, да больше делать.
Для этого он и приехал в Артек, хотя это оказалось для него не таким простым делом, как ему думалось, когда он расставался с Витой после больницы. Но уж приехав, он решил разыскать тропинку и попытаться найти черепаху-почтальона во что бы то ни стало.