Текст книги "Письмо на панцире"

Автор книги: Марк Ефетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

КАК ТОЛЯ «ДОБИЛ» СВОЕГО ПРИЯТЕЛЯ

Ох, не лёгкое это дело – ловить черепаху, хотя она и медлительная. С медлительным иногда бывает куда труднее, чем с быстрым.

Надо отдать должное Толе: в этих поисках он проявил массу способностей и, что главное, знание черепашьих особенностей и привычек. Ведь Василь совсем не представлял себе, как на огромной территории Артека, а может быть, и за его пределами разыскать черепаху. Она была по размеру не больше тыквы, а по цвету сливалась с окружающей местностью – иногда казалась бурой, иногда коричневой, как камни и почва под ногами.

– С чего начнём? – растерянно спросил Василь, когда мальчики подошли к камням, лежащим ромбом. – Отсюда она уползла. Куда же нам теперь за ней идти? – Василь понимал, что ему и Толе предстоит задача, подобная поиску иголки в стоге сена. «Куда идти? – думал он. Направо, налево, вперёд или назад? Ведь черепаха не оставляет следов, как оставляет их за собой любое животное, даже самое маленькое».

Толя угадал его мысли. Он спросил:

– Ты слышал про черепаший виноград?

– А разве такой есть?

– Эх, темнота ты, Василь! Черепаха питается только растительной пищей. Я-то уж это знаю отлично. Кормил её – будь здоров…

– А при чём тут виноград?

– А при том, что черепахи поедают виноград, но ведь они же не_ могут полезть на куст или подняться и сорвать кисть.

– Так как же они его едят?

– Очень просто: черепахи едят созревший виноград с кистей, висящих у самой земли. Теперь ты понял, почему такие низкие кисти называют черепашьим виноградом? И потому нам…

– И потому нам, – повторил за Толей Василь, – надо приглядеться к кустам дикого винограда, и это будет следом, который приведет нас к черепахе.

Тут надо сказать, что история с Толикой домашней черепахой была не такой-то простой. Довольно долго Толя приставал к папе и маме с просьбой купить ему черепаху. Он был из тех мальчиков, которым больше всего хочется того, что нельзя, или того, что им не дают. Когда Толя первый раз попросил подарить ему черепаху, папа сказал: «Хватит нам в доме всякой живности! Собака и кот, слава Богу, хоть дружные, а тут ещё привезти гостя из террариума… Нет!» Толя тогда спросил: «А что такое террариум?» И папа сказал: «Помещение для пресмыкающихся. Понятно?» – «Нет, папа, непонятно». – «А ты, Толя, не прикидывайся. Прекрасно ведь понимаешь – не маленький. Пресмыкающиеся – это змеи, ящерицы, жабы. Чудесная компания! Пресмыкающихся нам только не хватало… И вообще: я сказал – значит, всё, никакой у нас не будет черепахи!»

Папа поставил в разговоре точку, но для Толи это было многоточием, вроде чего-то, что обязательно надо дописать. С каждым днём он всё больше и больше чувствовал, что без черепахи у него нет счастья. Два воскресенья подряд он ходил в Зоопарк, в этот самый террариум, где видел черепашек величиной с розеточку для варенья и огромных – таких, что маленький ребёнок мог покататься на черепахе верхом.

В конце концов, когда подошёл день его рождения, Толя добился у мамы желанного подарка. В первые дни черепаха была очень занятной игрушкой. Она появлялась то в одном, то в другом углу комнаты, смешно вытягивала шею и пучила глаза, будто удивлённо разглядывала всё вокруг. И главное, никакие папины опасения не оправдались. Черепаха никому не досаждала, ничего не требовала и, как папа однажды предрекал, не устраивала в доме никакого трам-тара-рама.

А Толины приятели приходили на неё смотреть, восхищались черепахой, не скрывали свою зависть, и Толе это было приятно.

Но…

Всегда ведь выползет это незваное, негаданное, нежданное и назойливое «но».

В зоомагазине, где Толика мама купила черепаху, покупку упаковали в ящичек, на котором была наклеена инструкция:

«Для содержания сухопутных черепах в домашних условиях нужно сухое и тёплое помещение с температурой воздуха плюс 22–28 градусов. Подстилка для черепахи должна быть обязательно тёплая. Желательно над местом, отведённым для черепахи, установить электрорефлектор. Черепахи не выносят холода и при низкой температуре впадают в спячку».

Всё это не пугало Толю. Тепло же у них в квартире? Тепло! Кусок старой дорожки может быть прекрасной подстилкой. Всё, значит, отлично.

Немного смутили Толю последние строчки в инструкции, которые касались питания черепахи. Там было написано, что «черепахи очень хорошо едят одуванчики, свежие веточки деревьев и кустарников».

Прямо скажем, таких продуктов в Толикой семье не водилось, и где покупают одуванчики, он не знал.

Но с питанием черепахи всё обошлось. Оказалось, что одуванчиками кормить её можно, но не обязательно. Она без всяких капризов ела варёную картошку, хлеб, смоченный в молоке, и всякие сырые овощи: капусту, морковку, листья салата..

Есть-то она ела, ничего не опрокидывала, не грызла, не шкодила, но… заснула. Не сказать, чтоб совсем заснула, накрепко, как говорится, что и пушками не разбудить, но, во всяком случае, стала сонной, почти неподвижной, и потому у Толи пропал к ней всякий интерес. И в один, как говорится, прекрасный день Толя, стараясь не делать ошибок, написал письмо в Зоопарк:

«Дорогие товарищи! Я часто бываю в вашем замечательном Зоопарке, мне там очень нравится, и потому я хочу сделать вам замечательный подарок – домашнюю тихую (в этом месте письма он задумался и приписал) дрессированную черепаху».

Что говорить, в письме этом была и лесть, и хитрость, и даже неправда. Никакой дрессированной черепаха не была. А была самая что ни на есть обыкновенная. Таких в Московском зоопарке, как говорится, навалом. И подарить он её хотел не от всей души, не потому, что так уж ему хотелось отблагодарить Московский зоопарк, а просто потому, что сонная, еле ползающая черепаха была ему ни к чему.

ОХОТНИКИ ЗА ЧЕРЕПАХАМИ

Когда с Зоопарком не вышло и оттуда пришёл вежливый ответ с отказом от предложенного подарка, Толя решил использовать вечный закон, по которому любого мальчика можно заставить сильно-сильно пожелать чего-нибудь, если устроить ему препятствие для достижения его цели. Было же такое и с самим Толей: чем больше папа противился покупке черепахи, тем сильнее Толе хотелось её иметь.

Приятелю своему Толя сказал: «И как только ты живёшь без черепахи, ума не приложу!»

«А что, – поразился приятель, – разве без черепахи невозможно жить?» – «Жить-то можно, конечно, но весь вопрос в том – как». – «А как?» – «Скучно. Темно. Неинтересно. Ну что у тебя за жизнь?! Стоит, скажем, тумбочка в комнате и стоит. Правильно? И стол стоит, и табуретка, и диван». Приятель соглашался с Толей, что действительно всё это расставлено по квартире у них, как у всех людей. Он был парень доверчивый и не понял, к чему клонит Толя. Ну, а тот расписал во всех подробностях, как это необычно и интересно, когда среди недвижимых предметов и мебели вдруг что-то начинает двигаться само по себе. «Как волшебное», – заключил свой рассказ Толя. Этим он добил своего приятеля. Потом оставалось только поторговаться, поохать, поахать и погрустить, что ему придётся расстаться с такой замечательной черепахой. Дело было сделано.

И вот сейчас, в Артеке, Толя учуял в Василе черты того доверчивого приятеля. Толя понимал, что, если найти черепаху и расшифровать надпись на панцире, это станет чрезвычайным происшествием не только в Артеке, но и, возможно, за его пределами. Ему уже мерещилась даже заметка в «Пионерской правде» о том, что он, Толя, нашёл черепаху, которая на своей костяной спине пронесла сквозь века послание потомкам.

Теперь Толе хотелось заполучить черепаху во много раз сильнее, чем тогда дома, в Москве. А к намеченной цели он всегда стремился неуклонно.

– Ждать, – сказал Василь.

– А если она не появится?

– Ждать.

– До каких же это пор?

– Пока не появится. Раз она тут где-то живёт, то должна же в конце концов появиться.

– А может быть, она сейчас высиживает детёнышей, – сказал Толя. – Черепахи вылупляются из яиц, как цыплята. У меня же была черепаха, я ж тебе говорил. Я о них всё знаю.

– Я знаю, Толь, что ты всё знаешь. Вот тогда и командуй. Вон за тем корпусом кусты дикого винограда. Может быть, начать оттуда? Ты ж говорил, что есть черепаший виноград. Так давай решать: сторожить ли её тут или топать к тем кустам. Если нижние кисти обглоданы, значит, это её маршрут. Она ведь далеко не уйдёт. Вот мы её где-нибудь на её дорожке и найдём.

– Гениально. – Толя поднял руку, будто взметнул шашку, призывая конников за собой в атаку. – Вперёд!

Теперь они шли, внимательно разглядывая всё под ногами. Толя при этом командовал сначала так, будто он стоял на капитанском мостике. Он шёл чуть впереди и, увидев овальный камень, приказывал Василю:

– Стоп!

Когда же камень оказывался камнем, а не черепахой, снова отдавал команду:

– Полный вперёд!

Они прошли так с полкилометра, и Толя при этом так вошёл в роль командира, что для остановки ничего не говорил, а только рывком поднимал правую руку.

Один только раз он спросил Василя:

– А ты читал «Охотники за черепами?»

– Ну, читал.

– Так вот знай: мы охотники за черепахами. Чувствуешь?

– А что, Толик, я должен чувствовать?

– Ну как это мне тебе объяснить… Ты должен чувствовать, что идёшь по следу, что перед тобой большая цель, что ты выполняешь все мои команды, и когда напишут обо мне, что я знаменитый следопыт, скажут и о тебе, что ты помогал мне…

Толя увлёкся и, как говорится, так вошёл в роль, что говорил бы ещё, говорил и говорил, но Василь прервал его:

– А ты не задавайся и смотри повнимательнее. Вот тот куст не зашевелился? Нет, понимаешь, не зашевелился… Смотри, Толь. Теперь я тоже про черепах кое-что знаю. Вчера в библиотеке почитал. Они вылупливаются из яиц; только черепахи не высиживают эти яйца, как курицы, а зарывают в горячий песок, и появляется много маленьких черепашек – ну совсем маленьких, чуть побольше ластика, и, понимаешь, только что народившиеся черепашки с панцирем, точь-в-точь как их папа и мама. Понимаешь… А потом я ещё читал «Тома Сойера», как они с Геком охотились за черепашьими яйцами. Они стучали палками в песок и там, где он был рыхлым, становились на колени и разрывали его руками… Ты знаешь, Толь, там было написано, что иногда в одном гнезде лежало полсотни круглых черепашьих яиц. Смотри, тут тоже рыхлый песок и, может быть…

В это самое время Толя вскрикнул и тут же, пригнувшись к Василю, зашептал:

– Ой, кажется, ползёт…

– Она! – сказал Василь. – Осторожно, не придави! Да ты не бойся, они не укусит…

Василь был прав: черепахи безвредные и, можно сказать, безобидные животные.

Первым подскочил к черепахе Толя. Она ползла мимо него, выпростав из-под себя ноги и высунув голову. Ей было, должно быть, тяжело ползти по неудобному грунту, и потому она, как бы зевая или желая облегчить себе дыхание, широко открыла свои беззубый рот. Вот это и испугало Толю. А Василь не растерялся: подскочил к черепахе и быстро перевернул её на спину. Он уже прочитал в книжке и знал, что из такого положения ей самой не выпутаться.

– Ура! – закричал Толя. – Теперь давай тихонько переворачивай и прочитай, чего там нацарапано.

В это время мальчики услышали сигнал, который звал их в отряд. Василь вопрошающе посмотрел на Толю, но тот не успел ответить. Раздвинулись кусты, и показалась голова вожатой Веры.

– Ах вот где вы! А я вас ищу уже с полчаса. Быстренько…

ЧЕТЫРЕ БУКВЫ НА ПАНЦИРЕ

Последние минуты в больнице. Минуты растягиваются в часы. Радость вперемежку с грустью. Так много рук надо пожать, с такими хорошими людьми проститься, с обняться, поцеловаться – с нянюшками, врачами, с медсёстрами и с лаборанткой, которая так осторожно колола Витии пальчик, что не сравнить с укусом комара. Наберёт алую кровь в пробирку, поболтает и скажет: А у тебя, Вита, всё хорошо.

Жалко расставаться с тем, кто полюбился, кто был с тобой в тяжёлые минуты и часы, кто согревал твои холодные от волнения руки в своих тёплых ладонях.

А расставаться Вите надо было и с папой. Иван Павлович, проводивший все дни с Витой, уезжал вечером того самого дня, когда Василь и Толя притащили в больницу нечто завёрнутое в дырявую мешковину, что было, конечно же, черепахой-почтальоном.

В воротах больницы гостей из Артека остановил вахтёр. Он, хотя с виду был такой старичок-добрячок, на самом деле оказался куда прозорливее Веры.

Тут надо сказать, чем кончилась операция мальчиков, которую можно назвать «Ловля черепахи-почтальона».

Когда Василь и Толя услышали строгий голом Веры, они сразу же закрыли или, вернее, заслонили собой черепаху. При этом они произнесли в один голос:

– Мы идём.

– Догоняйте, – сказала Вера и скрылась в кустах.

– Что будем делать? – спросил Толя.

– Как что? Повезём черепаху Вите. Она же выздоравливает, и она про почтальона рассказала.

– А прочитать?

Толя наклонился над черепахой и начал медленно переворачивать её со спины на ноги.

– Вась, а она не кусачая?

– Так я же тебе сказал, что она беззубая. Ты ж сам хвастал, что знаешь черепаху, как родного брата, и что у вас здесь кусающихся нет. Подвинься, я переверну.

– Смотри, Вась, убежит.

– А ты помогай. Что стоишь, как перед тигром! Я ж сказал: не укусит. Становись тут, в случае чего, держи за панцирь.

Черепаху перевернули, Василь её держал, а Толя постарался прочитать, что написано на панцире.

В это время раздался голос Веры:

– Где же вы?

– Идём, идём!..

С черепахой, которую держал Василь, бежать было неудобно. Легче стало только после того, как в будке, где хранились вёсла, спасательные круги и всякое лодочное оборудование, мальчики нашли старую мешковину, в которую и завернули черепаху.

– Я знаю, куда мы её спрячем, – сказал Толя. – Лучшего места и не придумать! В ящике для старого спортинвентаря. Только на крышку надо положить большой камень. Он там рядом лежит. Видел?

– Видел. А воздуха там хватит?

– Разумеется, хватит. Это ж всего на два-три дня. Пока нас к Вите пустят. И потом, это же че-ре-па-ха. Ей воздух что пища: есть – хорошо; нет – и так проживёт. Я об этом в книжке читал. Читать надо, товарищ Василь. Книги – они сила. Вот я, например…

– Знаю, знаю, что ты самый умный и начитанный. Но вот как бы черепаха у нас не задохнулась.

– Не задохнётся. Она без воздуха может прожить очень долго. Это же древнейшее пресмыкающееся. Она произошла от котилозавров. Сотни тысяч лет…

Толя явно хотел поразить Василя своими знаниями. Но мальчикам надо было догонять вожатую, и Толе пришлось прервать свою лекцию о черепахах.

В другое время Василь с удовольствием бы его послушал, но сейчас только спросил:

– А ты успел прочитать на панцире?

– Ничего не успел. Хотя первые буквы видел. По-моему, там было «О», ещё раз «О» и «Т» или «П»… Эти четыре буквы я разобрал.

КОСТЯНОЙ ДОМИК

Вахтёр больницы, старичок-добрячок, сказал таким решительным и звонким голосом, что в нём было больше металла, нежели в тарелках духового оркестра:

– Это что ещё за грязный мешок?! А ну положь!

Тут только Вера заметила, что мальчики несли что-то в руках. Они так ловко прятали этот арбуз или дыню в мешковину, что ей показалось чудом появление в руках у мальчиков предмета, которого не было ни в маленьком автобусе-«рафике», на котором они ехали из Артека, ни только что, когда они входили в ворота больницы. И никакой это был не арбуз и не дыня.

А чуда тоже никакого не было. Просто Василь нёс черепаху, а Толя его прикрывал. В автобусе же круглый предмет в мешковине лежал под лавкой, и четыре ребячьих ноги заслоняли его от вожатой.

Теперь вахтёр развернул мешковину, и на столе проходной будки, выпростав ноги и вылупив свои и без того выпуклые глаза, вертела головой во все стороны черепаха, как будто удивлённо спрашивая: «Куда это я попала?»

– Ну знаете! – Вера схватилась за щёки. – Вы где ж её прятали?

– Хм… – сказал Василь.

– Нигде, – сказал Толя. – Она же не простая. Она – почтальон. О ней ещё Вита рассказывала Василю. У неё на панцире письмо написано.

– Вита? – удивлённо воскликнул Иван Павлович. – Я Витин папа. Мне она ничего не рассказывала. Почему же этот зверь почтальон? Смотрите, какая умница: рот раскрыла, на нас смотрит и хочет что-то сказать.

Толя ткнул черепаху в панцирь, и она сразу же подобрала ноги и втянула голову.

Василь нагнулся к столу и стал читать по складам: – «О»… В общем, «ОТ» Вот тут что-то нацарапано. Вот буква «Т» и опять «О», а дальше снова «Ш».

Теперь черепаху разглядывала и Вера.

– А вот, – сказала она, – ещё одна буква. Только все они неясно видны.

Тут в разговор вмешался старичок вахтёр.

– Ну и что ж, что неясно. У нас в Ялте про эту черепаху тоже слыхать было. Говорят, что на ней написано, где графы свои богатства спрятали. Молодцы ребята, что её поймали. Она вроде бы исторический экспонат. А надпись разобрать – разберут. У нас тут и лупа есть – рентгеновские снимки рассматривать. А хошь микроскоп. Какую там ни возьми инфузорию, враз рассмотрит и название её тут же – будьте покойны. Только одно я вам скажу: как сидит она тут в проходной в своём собственном домике, спрятамшись, так пущай и сидит. Больница – учреждение лечебное. Черепах туда пускать не дозволено. Пущай она хоть почтальон, хоть историческая – всё одно нельзя.

Сказав эту, должно быть, самую длинную для него речь, вахтёр сел на табуретку и не торопясь закурил.

Теперь ни ног, ни головы черепахи не было видно. Вся она спряталась в свой костяной домик.

Иван Павлович нагнулся к этому панцирному домику, прищурился, стал его разглядывать и гладить кончиками пальцев. Так он ощупал весь куполообразный панцирь.

– Ну?! – нетерпеливо воскликнул Толя и при этом получил от Василя тычок в бок. Василь уже давно заметил, что Толя не так-то уж вежлив со взрослыми. Простите, – поправился Толя, – я хотел спросить, что там написано. У меня была черепаха, и я…

– Да, да, – сказал Иван Павлович, – у тебя, значит, была черепаха, и ты считаешь себя большим знатоком по черепахам. Эти буквы ты расшифровал?

Толя неопределённо пожал плечами.

– Вот что я вам скажу, ребята. – Иван Павлович протянул руку, приглашая мальчиков и Веру подойти поближе к столу. – Смотрите: черепаховый панцирь состоит из роговых пластинок правильной многоугольной формы. Пластинки эти соединяются друг с другом швами. Вот они, швы. Видите?

– О! – воскликнул Толя.

– Те! – сказал Василь.

– А вы что скажете? – обратился Иван Павлович к Вере.

– Похоже на буквы.

– То-то и оно, что похоже. Но это никакие не буквы, а швы из окостеневшей кожи. И поскольку можно определить на глаз и на ощупь, на этой черепахе ничего не нацарапано.

Тут в разговор вмешался вахтёр. Он встал с табуретки, загасил сигарету и сказал:

– Не может такого быть. Люди видели. На ей точно чего-то написано. Такие люди видели, что ни в жисть не сбрешут.

– Правильно. – Иван Павлович не стал спорить с вахтёром. – На черепахе что-то написано, но только не на этой, а совсем на другой. Разве в Крыму одна черепаха? Их тут, может быть, тысячи. Вот и надо найти ту, которую называют почтальоном. А эту отдать в зооуголок Артека. Вера, есть у вас такой уголок?

– Будет, Иван Павлович.

ПРОЩАНИЕ С НАДЕЖДОЙ НА ВСТРЕЧУ

Итак, Виту выписали из больницы. В этот день, чуть только она вышла на крыльцо из коридора, где пахло лекарствами, сразу попала в мир разноцветной земли. Казалось бы, зелень может быть только зелёной. Нет, тут было столько оттенков оливковых деревьев, блестящей листвы лавров, густой и мрачноватой окраски свечкообразных тёмно-зелёных кипарисов и светлых ярких побегов плюща, что Вита воскликнула:

– Смотри, папа, зелень совсем разная!

А потом сверкнуло море, как зеркало, отражающее солнце. Оно приветливо мигнуло Вите сквозь тёмную хвою.

– Здравствуй, море! – воскликнула Вита. Ей хотелось прыгать (а это было, вообще-то говоря, запрещено на ближайшие две недели), хотелось петь, танцевать и… плакать.

Она вновь встречалась с жизнью – с природой, друзьями, с морем, с золотом пляжа, с разноцветными розами, которые, казалось, говорили: «Посмотрите, какие мы красивые…»

Василь, который старался отвлекать Виту от больничных мыслей, рассказал, между прочим, что в Болгарии больница называется «здравница». Вита при этом подумала: «А может быть, это хорошее название? Ведь в больнице человеку дают здоровье».

Она получила это здоровье: у неё больше не было аппендицита, и она знала, что никогда больше не будет. Это радовало, но огорчало то, что ещё два километра в «рафике» с папой, и потом будет поворот направо в Артек. Папа сойдёт, пересядет в симферопольский автобус, и Вита простится с ним почти на два месяца.

Так оно и произошло.

– Ну, поцелуемся, дочка!

– Угу.

– Ты же не маленькая… Как не стыдно! Если бы не этот аппендицит, я бы вообще не приехал. Это случайно. Ты же знаешь – меня ждёт работа.

– Знаю. Ты же даже ни разу не съездил в Артек, не пошёл туда, где…

– Правильно, дочка. Всё правильно. Я не пошёл по тем местам, где был во время войны, хотя к ним от Артека рукой подать. И не был я потому, что всё время проводил с тобой. Но это не значит, что я не приеду в Артек ещё на день или на два дня.

– Когда, папа, когда?

– С делами надо управиться. Ты же знаешь, что мне положены дни в счёт тех дежурств. Тебе быть в Артеке ещё долго. Вот я и постараюсь закончить все дела на работе и приехать сюда в Артек, побродить с тобой по окрестностям и, может быть, заодно поискать с вашими ребятами черепаху-почтальона. Если, конечно, её до этого без меня не найдут.

– Ой! – воскликнула Вита. Ей хотелось сказать отцу, как она рада, счастлива, что он, может быть, приедет. Ей хотелось сказать многое, но вот в этих-то случаях чаще всего почти ничего не говорят.

Они стояли возле шоссе, на котором поуркивал «рафик». В автомашине сидела Вера, но сидела как-то боком, чтобы не смотреть на прощание Виты и не смущать её и Ивана Павловича.

Солнце зашло за тучку, которая выбросила как бы петушиный хвост разноцветных лучей…

Папа пошёл к павильону с надписью «Каменка».

В конце шоссе со стороны Ялты показался длинный автобус.

У самой остановки папа повернулся, высоко поднял руку и крикнул:

– Пиши, дочка, а я постараюсь приехать!

– Приезжай!

Притормозил, а потом промчался длинный автобус, увозя папу.