Текст книги "Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности"
Автор книги: Марк Гиршман
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Выбор времени для Божественного откровения являлся серьезной проблемой как для христианства, так и для иудаизма. Язычникам было совершенно непонятно, почему Бог, Творец Вселенной, излил Свою милость только на один народ. Почему, по словам Юлиана Отступника, «в течение десятков тысяч лет он не обращал внимания (на язычников)» («Против галилеян», 106d). Ответ Юстина на такого рода выпад не замедлил появиться. Юстин подчеркивает, что так как Христос был первым созданием, логосом,то все те, кто жил до Его откровения, но действовал разумно, следуя Логосу, считаются христианами. Сейчас стоит процитировать целиком уже упоминавшееся ранее толкование рабби Шимона б. Йохая: «Святой, Благословен Он, оценил все народы и не нашел ни одного, достойного принять Тору, кроме Израиля, и Святой, Благословен Он, оценил все поколения и не нашел ни одного, достойного принять Тору, кроме поколения пустыни» (Ваикра Рабба 13:2).
Юстин и его современник рабби Шимон б. Йохай касаются вопроса о времени откровения. Юстин утверждает, что откровение было отложено, но что предшествующие поколения не потерпели никакого ущерба и были способны разделить Божественную сущность Первого создания. Ответ рабби Шимона более определенный: он утверждает, что Святой, Благословен Он, выбрал со свойственными Ему мудростью и пониманием единственно подходящее время. Не следует подвергать сомнению качества и решения Творца, говорит рабби Шимон; на этот вопрос можно ответить лишь с позиций абсолютной веры.
Юстин и церковь пытались «присвоить» Тору иудеев по нескольким причинам. Во–первых, церковь считала, что только она способна правильно истолковать содержание Библии. Сточки зрения христиан, евреи не могли понять свою собственную Тору. Тора и пророки были важны для христианства как доказательства того, что пришествие Христа было исполнением древних пророчеств. В то же время церковь опиралась на еврейские корни Библии, чтобы опровергнуть утверждение римлян о том, что христиане поклоняются «новым богам» – новому изобретению людей, ненавидящих человечество ( misanthropia). По политическим и религиозным причинам церковь пыталась «присвоить» Священное Писание евреев во всей полноте, одновременно ведя упорную борьбу с евреями и гностиками по вопросу интерпретации.
Ни иудаизм, ни христианство и не думали скрывать свои взгляды от оппонентов. Напротив, они спорили с ними, и эти споры дошли до нас в мидрашах, обоих Талмудах, а также во многих христианских сочинениях. Обе религии напряженно боролись с гностической угрозой, споря при этом друг с другом. Возможно, что наша недостаточная осведомленность о претензиях язычников к христианству и иудаизму делает более глубинные пласты этих двух религиозных традиций недоступными для нас. Кроме того, непонимание угрозы гностицизма для обеих религий может затемнять истинную направленность интерпретации Писания, как я пытался показать, разбирая толкование рабби Натана. Только рассматривая библейскую экзегезу в более широком литературном контексте, можно ясно понять как вероучение авторов Талмуда, так и их оппонентов.
2. Сущность спора: «Они не Израиль… Мы Израиль»
Прежде чем попытаться очертить параметры столкновения двух религий, необходимо отдельно рассмотреть внутреннюю структуру каждой из них – ее ценности, идеи, институты. Такое описание тоже не будет удовлетворительным, до тех пор пока мы не определим соотношение между этими тремя компонентами и важность каждого из них [25]25
Тут подразумевается метод, названный Сандерсом «целостным сопоставлением структур религии». См.: Sanders. Paul and Palestinian Judaism, pp. 12—24.
[Закрыть]. В то время как в одной религии идеи и концептуальные установки более важны, чем практика, в другой «намерение» ценится меньше, а решающим фактором является практическая деятельность. Только после проведения подобного анализа можно приступать к сравнению.
Существует также ситуация, когда одна религия утверждает, что является наследницей другой, черпает из тех же самых источников, принимает те же самые предания предков и претендует на то, чтобы быть «истинной» религией, настаивая на том, что другая утратила подлинность и аутентичность. Не имеет значения, действительно ли эта первая, претендующая на то, чтобы быть подлинной, религия происходит из другой или дело обстоит иначе. Эта религия утверждает, что наследие, которое долго понималось и применялось одним образом, теперь перешло в собственность более значительного и знающего комментатора, у которого есть ключи к истинному пониманию этого наследия и претворению его в жизнь.
Так должно начинаться теоретическое исследование, посвященное описанию взаимоотношений между любыми двумя религиями, и в частности между ранним христианством и религией Израиля. Для исследователя–одиночки это очень трудная, а может быть, и непосильная задача. Я не буду пытаться описать здесь содержание и структуру двух религий. Ограничусь изображением одного решающего столкновения, а именно борьбы за истолкование Библии – определяющего момента в споре между христианами и евреями. Одним из главных аргументов христиан был тот, что евреи понимали Библию не так, как должно. Наиболее радикальной формулировкой такого отношения является хорошо известное высказывание Августина, одного из наиболее прославленных Отцов церкви, который жил в конце IV —начале V в. Августин сравнивает роль иудеев со слепцом, который освещает факелом дорогу другим, но сам не может видеть этот свет [26]26
О других метафорах, используемых Августином в отношении евреев, см.: Blumenkranz. Juifs et Chretiens, p. 232.
[Закрыть]. То есть евреи свидетельствуют о библейской истине, не понимая ее. Далее я покажу, как христиане пытались обосновать эту точку зрения. Наиболее отчетливо претензия христиан на истинное понимание Библии проявляется в именовании самих себя «истинным Израилем». Этот аргумент появляется в христианской литературе рано, но в раввинистической упоминается в мидрашах сравнительно поздних, таких, как Танхума (Ки Тисса 34) [27]27
Либерман касается этого источника, и я процитирую его ниже. См: Lieberman. Hellenism, p. 207. О параллельном источнике в Бамидбар Рабба см.: Мак. Антихристианские толкования, pp. 135–136.
[Закрыть]: «Потому что Святой, Благословен Он, предвидел, что придет время, когда народы мира будут переводить Тору, читать ее по–гречески и затем скажут: „Мы Израиль…“ (Исход 30:11–34:35)». Следовательно, мидраш ясно определяет тех, кто желал бы лишить евреев их библейского наследия: это язычники, переводящие Библию на греческий и претендующие на право называться Израилем. Ответ на их претензию, который дается в этом мидраше, и будет сейчас предметом нашего рассмотрения.
Но вначале необходимо поставить вопрос: существуют ли какие–либо свидетельства того, что евреи были осведомлены об этой претензии с начала рассматриваемого здесь периода, даже если они прямо об этом и не упоминали? В течение II в., как и до этого, христиане прямо заявляли, что они – истинный Израиль, что только они способны адекватно понимать Библию и что евреи больше не могут участвовать в процессе толкования, потому что они отказались понять ее истинное значение. Проанализируем это утверждение в формулировке Юстина, а затем рассмотрим, в какой мере ранние еврейские источники демонстрируют знакомство с ней.
«Диалог с Трифоном Иудеем» – наиболее важный источник в христиано–иудейском споре. Он был написан, очевидно, в Риме около 160 г. [28]28
Одно из последних подробных исследований, посвященных Юстину: Skarsaune. The Proof. О римском окружении см.: Donahue. Jewish–Christian Controversy, pp. 6—58.
[Закрыть]. Согласно историографии талмудического периода, это период Уши (Синедрион находился тогда в г. Уша в Галилее. – Примеч. перев.). Трифон, представитель евреев в «Диалоге», спрашивает: «Так что же?! Неужели вы – Израиль, и Бог говорит это (библейские пророчества, упомянутые ранее. – М.Г.)о вас?».
И Юстин отвечает: «Потому, как от одного того Иакова, названного также и Израилем, весь род ваш назван Иаковом и Израилем, так и мы, соблюдающие заповеди Христовы от родившего нас для Бога Христа, называемся не только Иаковом, Израилем, Иудою, Иосифом и Давидом, но и истинными сынами Божиими и на самом деле таковы» (глава 123). «Вы – сыны Господа Бога вашего» (Втор. 14:1), – говорит Моисей народу Израиля в пустыне. И рабби Акива, старший современник Юстина, возвращается к этому мотиву: «Любимы израильтяне, ибо они названы сынами Божьими… особенная любовь оказана им тем, что они названы сынами Божьими» (Авот 3:14) [29]29
См. различные версии и комментарии в кн.: Шимон бен Цемах Дуран.Маген Авот (Leipzig, 1855), 50b–51b.(ивр.).
[Закрыть]. Согласно рассуждению рабби Акивы, народ Израиля является возлюбленным не просто потому, что был создан по образу Божию, как все человеческие существа («Возлюблен человек, ибо он был создан по образу Божьему»), но он возлюблен особенно, так как назван «сынами». Однако, согласно Юстину, теперь сыпы возлюбленные – те, кто соблюдает заповеди Мессии. Юстин следует точке зрения Павла (Гал. 3:7), который обращался к христианам из язычников, называя их «сынами Авраама». Драгоценный сосуд рабби Акивы, Тора, был заменен «заповедями Мессии» (первая среди них – вера), которые дают право христианам именоваться Израилем–Иаковом и сынами Бога.
Это четко сформулированное утверждение встречается в процитированном отрывке из Танхумы, но обнаруживается также и в более раннем источнике:
Притча. Чему это подобно? Мякина, солома и стерня поспорили. Одна сказала: «Ради меня была засеяна земля», и другая сказала: «Ради меня была засеяна земля». Пшеница сказала им: «Подождите, пока не настанет время урожая, и тогда мы увидим, ради кого было засеяно поле». Когда пришло время урожая и все отправились на гумно, начал владелец земли молотить – и мякина была рассеяна по воздуху; он взял солому – и бросил ее на землю; он взял стерню – и сжег ее; он взял пшеницу – и сложил ее в скирду, и все поцеловали ее. Так и народы говорят: «Мы – Израиль, и ради нас был создан мир». Говорит им Израиль: «Подождите до того дня, когда придет Святой, Благословен Он, и мы узнаем, ради кого был создан мир, так как написано: „Ибо этот день наступает; он горит подобно огню в печи“ (Мал. 3:19), и написано: „Ты будешь веять их, и ветер разнесет их“ (Ис. 41:16), но, как Израилю, нам сказано: „А ты возрадуешься о Господе, будешь хвалиться Святым Израилевым“ (там же)» (Шир га–Ширим Рабба 7:3).
Перед нами опять источник, который открыто связан с притязанием «народов», и это притязание оспаривается: «подождите», еще придет день, когда евреи докажут, что они – Израиль, «сыны Божий». Особенно любопытен еще более ранний вариант этой притчи, дошедший до нас в книге Берешит Рабба (конец раздела 83). Я привожу лишь заключение этого рассказа: «Подобным образом Израиль и народы спорят, одни говорят: „Ради нас был мир сотворен“, и другие говорят: „Ради нас“ Израиль говорит: "Настанет час, и вы увидите (в будущем): „Ты будешь веять их, и ветер разнесет их“ (Исайя 41:16), но Израиль: „А ты возрадуешься о Господе, будешь хвалиться Святым Израилевым“ (там же)». Более ранний мидраш, следовательно, не ссылается на утверждение христиан открыто, но лишь намекает на него: «ради нас был мир создан». Только в Танхуме, более позднем сочинении, эти два элемента соединены: «мы – Израиль» и перевод Писания на греческий. Объединение этих составляющих определенно позволяет отождествить «народы» с христианами. Но не следует ли рассматривать более поздний источник как аккуратную и точную интерпретацию более ранних? Исследование другого текста (Иерусалимский Талмуд, Пеа 2:6) показывает, что в IV в., если не раньше, мудрецы Талмуда уже оспаривали эту претензию христиан.
Содержанием этого источника является дискуссия о понятии галаха ле–Моше ми–Синай(закон, данный Моисею на Синае), которое появляется в Мишне. Талмуд старается прояснить взаимоотношения между раввинистическим законом – Устной Торой–и откровением, данным на Синае. Предпочтительнее ли Письменная Тора, чем Устная, или наоборот, или они обе представляют одинаковую ценность? На этот вопрос дается несколько различных ответов, все они основаны на толковании Библии. Центральный стих, которым открывается дискуссия, берется из книги Исход 34:27: «ибо в сих словах (алъ пи; буквально «ртом») Я заключаю завет с тобою и с Израилем». Он толкуется одним амораем как указывающий на превосходство Устной Торы, другими словами, именно в Устной Торе суть завета, в приводимой формулировке: «(слова) в устах возлюбленны».
Вторая тема, обсуждаемая в этом талмудическом отрывке, очень важна. Стих, который здесь толкуется (Ос. 8:12), нуждается в пояснении: «Написал Я ему важные законы Мои, но они сочтены им чужими». Рабби Авин интерпретирует его следующим образом: «Сказал рабби Авин: "Если бы Я написал для вас большую часть Моей (переданной устно) Торы, тогда разве евреи не считались бы посторонними? (Ибо) в чем разница между ними и язычниками? Эти пишут свои книги, и те пишут свои книги; эти пишут пергамены, и те пишут пергамены"» [30]30
Lieberman. Hellenism, p. 207.
[Закрыть]. Как уже говорилось, содержанием этого отрывка в Иерусалимском Талмуде является глубокая и всеобъемлющая дискуссия о статусе Устной Торы, которая заканчивается знаменитым высказыванием: «Даже то, что ученик однажды в будущем будет рассказывать своему учителю, было сказано Моисею на Синае». Представляется очевидным, что рабби Авин также уверен, что Устная Тора, в большей степени, чем Писание, – это и есть то, что делает народ Израиля уникальным. Далее приводится полная редакция более позднего мидраша, в сравнении с которой интересно будет проанализировать уже цитировавшийся отрывок из Иерусалимского Талмуда. В более позднем мидраше раскрывается то, что остается скрытым в более раннем тексте. Рассматриваемая редакция мидраша содержится в Песикта Раббати (раздел 5):
Сказал рабби Йегуда бар Шалом: Моисей просил, чтобы Мишна была написана. Но Святой, Благословен Он, предвидел, что народы будут переводить Тору, читать ее по–гречески и говорить: «Мы – Израиль», «Мы – сыны Господа». Теперь чаши весов уравнены. Святой, Благословен Он, скажет всем народам… «Я знаю только того, кто обладает Моими таинствами, он – мой сын». Они сказали Ему: «А что такое Твои таинства?» Отвечал Он им: «Это Мишна».
Согласно рабби Йегуде бар Шалому, народы и Израиль – равные претенденты на корону («чаши весов уравнены») [31]31
См. прекрасную статью: Брегман. Весы, pp. 289–292. Основываясь на анализе рукописей, Брегман утверждает, что основная версия мидраша Танхумы говорит о чашах весов мецуйан(«готовы»), имея в виду то, что существуют доказательства в пользу данного прочтения, в отличие от чтения меуйан(«уравновешены»). Тем не менее дошедшие рукописи Песикты, которые мы процитировали, содержат чтение меуйанин(приводится Брегманом в прим. 14). Это хорошо известное слово, означающее «уравновешенный». См. также: М. Moreshet. Leksikon Ha–Po'al (Ramat–Gan, 1981), p. 261 и п. 10: «был равным, уравновешенным, точным». Убедительно пишет об этом Фридман. См: Фридман. Кир Йад, с. 187–189.
[Закрыть]; отсюда следует, что никакое решение невозможно. Значит, для этого экзегета IV в. угроза со стороны церкви в виде Септуагинты была вполне реальной. Только Устная Тора давала евреям преимущество, или, если быть более точными, только Устная Тора содержала истинное, аутентичное определение «сынов Божьих». Хочется отметить здесь слово «тайна», которое появляется в его греческой форме – мистериив ивритском оригинале. В талмудический период мистические религии охватили римский мир, и это словоупотребление могло быть попыткой представить иудаизм в качестве такой религии, а Устный Закон – в качестве ее таинства. Это также могло служить объяснением уникальной роли устного учения у раввинов, на что указывал Ш. Либерман, комментируя данный источник [32]32
Lieberman. Hellenism, p. 208.
[Закрыть].
Хотя последняя гипотеза представляется мне в целом корректной, тем не менее вызывает вопрос само чтение мистерии,хотя оно сохранено всеми манускриптами [33]33
Я основываюсь здесь на данных, приведенных в статье: Брегман. Весы.
[Закрыть]. Часто в подобных контекстах употребляется не мистерии,а семеитерии [34]34
Речь идет о заимствованных ивритом древнегреческих словах mysterion(μνστήριον) и semanterion(σημαντήριον). – Примеч. ред.
[Закрыть]. Семеитерии,по–гречески обозначающее «печать», появляется именно в тех притчах, где мидраш касается вопросов подлинности [35]35
См., например, в Pesikta de–Rav Kahana, Braude trans., p. 204 прекрасное толкование на стих «Песни Песней»: «Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник» (4:12). Это притча о дочерях некоего царя, которые отправились в дальний путь, вышли замуж и все привезли домой печати своих мужей. Когда царь вернулся и люди сообщили ему о распутстве его дочерей, каждая достала печать своего мужа. Мне думается, что так обстоит дело и с рассматриваемым источником. См. особенно: Сифрей Бамидбар, писка151, как приведено в работе: Muffs. Love and Joy, p. 126.
[Закрыть].
Если оставить в стороне филологические размышления, цель этого текста представляется вполне ясной. Мишна, Устный Закон, характеризует Израиль как сынов Божьих и определяет их уникальность. Вернемся теперь к Иерусалимскому Талмуду. Когда рабби Авин, приблизительно за одно–два поколения до рабби Йегуды бар Шалома, говорит: «В чем разница между нами и язычниками?» – он имеет в виду ту же самую проблему: Тора написана и открыта для любого, кто пожелает прочесть ее. Как пишет Ш. Либерман [36]36
Lieberman. Hellenism, p. 208 .
[Закрыть], «в этом тексте христиане изображаются создающими Септуагинту в виде книг и пергаменов… потому что, согласно авторам Талмуда, они пожелали подчеркнуть, что в отношении Торы они были равны евреям. У них были такие же книги, как у евреев». Следовательно, в двух ранних источниках – из Иерусалимского Талмуда и из Берешит Рабба – аргумент христиан открыто не упоминается, хотя и подразумевается. Напротив, более поздняя редакция объясняет скрытое значение и полностью обнажает его.
Вернемся к тому месту в книге Ш. Либермана, где он сравнивает Устную Тору с мистериальными религиями. Я думаю, что этот момент следует соотнести со строгим запрещением записывать книги аггады (Иерусалимский Талмуд, Шаббат 13:1): «Эта аггада, тот, кто записывает ее, лишается доли в Грядущем Мире, и тот, кто проповедует ее, должен быть сожжен, и тот, кто слушает ее, не получит вознаграждения». Это удивительное заявление приписывается одному из главных творцов аггады, рабби Йошуа бен Леви, который утверждает, что лишь однажды в своей жизни посмотрел на книгу аггады. Действительно, уже таннаи постановили, что даже толкование Писания должно совершаться устно, как мы узнаем из Тосефты (Шаббат 14:1): «Хотя установлено "не читают (в субботу) священных кетувим",однако можно их учить (шоним)и толковать (доршим),а если есть надобность справиться о каком–нибудь изречении, то дозволяется читать и для разъяснения» [37]37
Пер. Н. Переферковича. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Тосефта предлагает здесь умеренную точку зрения, в то время как Мишна (Шаббат 16:1) совершенно запрещает чтение Писания, «чтобы не отвергали бейт га–мидраша(Дома Учения)». Тосефта ограничивает это запрещение только чтением и позволяет «обучать» и «толковать». Для наших целей важно то, что даже умеренная точка зрения предполагает, что Писание будет толковаться без подглядывания в библейский текст, и поэтому изучение аггадических книг не разрешалось тем более. Таким образом, таннаи подчеркивали, что даже в субботу – основной день изучения Писания для народа – его толкование должно было совершаться только устно! Разрешалось, при необходимости, проверить ссылку, лишь беглый взгляд на письменный текст. Эти и другие источники ясно показывают, что аггадические книги были доступны, и это вызывало резко негативную реакцию некоторых мудрецов Талмуда [38]38
С другой стороны, представляется, что рабби Йоханан защищал изучение аггады по аггадическим же книгам.
[Закрыть]. Еще одно свидетельство существования таких книг приводится дальше, когда Иероним рассказывает о еврее, который приходил украдкой по ночам и приносил ему еврейские книги [39]39
См. главу 9. Ориген также добывал еврейские книги.
[Закрыть]. Мидраш, как и Мишна, должны были тщательно охраняться, чтобы их содержание не стало известно или, что еще хуже, не попало в руки соперников–экзегетов.
Приводилось несколько мотивов, объясняющих желание христиан именоваться Израилем. Во–первых, новая религия исторически возникла среди евреев и, на начальном этапе, распространялась среди них, воспринимая самое себя как продолжение иудаизма. Однако эта историческая причина не была основной, особенно после того, как евреи отказались принять новую религию и она стала распространяться среди язычников. Очевидно, тот факт, что христианство не было законной религией в Римской империи, являлся достаточным основанием для возникновения у христиан желания остаться под эгидой иудаизма, который пользовался этим завидным легальным статусом. Восприятие христиан как поклоняющихся «богам новым» (Втор. 32:17), как тех, кто не пошел по стопам отцов, давало римским властям веский повод для преследования новой религии [40]40
Об отношениях между Римом, христианством и иудаизмом см.: Simon. Verus Israel, pp. 98—117.
[Закрыть]. Наличие у христианства еврейских корней, несомненно, давало ему весомое преимущество, позволяя заявлять об очень древнем и законном происхождении. Несмотря на это, христиане подвергались преследованиям в течение веков, и сам Юстин умер как мученик. Однако, кроме исторических и политических причин, мы также должны сказать и о том, что христиане были абсолютно убеждены, что верующие в их Мессию были в самом деле настоящими евреями и истинным Израилем своего времени, а те, кто отрицал это, – «грешниками». Объединенная сила этих трех аргументов превратила спор о Писании – главном наследии Израиля – в вопрос жизни и смерти. Эта борьба, в том виде, как она отражена в различных христианских сочинениях, будет рассмотрена далее.
Описание этого герменевтического спора – сложная и увлекательная задача. Раннее христианство вскоре покидает пределы Палестины и, проповедуя народам мира, использует различные языки. Для христиан миссионерство само по себе стадия исполнения пророчества Малахии: «и на всяком месте фимиам и жертва чистая приносится имени Моему, ибо имя Мое велико между народами, говорит Господь Саваоф» (1:11) (Юстин Мученик, Диалог, 41). Основываясь на быстром распространении своей религии, христиане уже во II в. заявят, что они – Израиль и что они исполнили данное пророчество. Проблемы, затрудняющие исследование этого распространения, очевидны. Пишущий по–гречески христианин, живущий в непосредственной близости от центров еврейской культурной жизни, в значительной степени отличается от своего ученого коллеги, думающего и пишущего на латинском языке и удаленного хронологически и географически от этих центров. Кроме того, они оба сильно отличаются от христианина, пишущего на сирийском языке, родственном тому арамейскому, на котором говорили палестинские евреи и крупная еврейская община в Антиохии Сирийской.
Вторая причина, затрудняющая описание христианских общин, связана с первой: помимо различных языков, существовали различные экзегетические и философские школы, а также богословские направления, развивавшиеся в разных областях и серьезно влиявшие на местное творчество. Внутренние богословские диспуты также являются важным материалом для понимания церковной экзегезы. Знакомство читателя с отвлеченными богословскими дискуссиями о сущности Бога и взаимоотношениями между ипостасями Троицы выходит за рамки данного исследования.
Третьей причиной, по которой изображение борьбы за истинное толкование Писания представляется столь сложной задачей, является то, что христиане разработали несколько письменных жанров толкования. Можно перечислить по крайней мере шесть важнейших:
1. Классические экзегетические труды.
2. Гомилетические сочинения, являющиеся, в большей или меньшей степени, стенографическими записями церковных проповедей.
3. Апологии–монографии в защиту христианской религии от нападок язычников, иудеев и гностиков.
4. Антологии гомилий или отдельных стихов, подобранных в виде сквозного комментария на отдельную библейскую книгу.
5. Записи бесед, проводившихся в академии конкретным христианским мыслителем.
6. Песнопения и религиозные стихи, содержащие элементы толкования.
Некоторые другие жанры – истории, письма, рассказы о мученичестве и т. д. – также включают в себя библейские комментарии, созданные в церкви в эти годы.
Эти три элемента – язык сочинения, его географическое и интеллектуальное окружение и литературная форма толкования – создают значительные трудности для единого описания христианской интерпретации Библии.
Что касается евреев, то их творческая деятельность в этот период была более компактной по времени и месту и, что достаточно удивительно, по жанру. В самом деле, до нас дошел только один (или, возможно, два) «стиль» экзегетических сочинений: антологии, включающие в себя галахический мидраш эпохи таннаев (до середины III в.) и аггадический мидраш амораев, который был создан в том виде, в котором он дошел до нас, между концом IV в. и мусульманским завоеванием в начале VII в. Различают экзегетические и гомилетические аггадические мидраши. Экзегетический мидраш последовательно толкует каждый стих отдельной библейской книги (как в случае с Берешит Рабба); гомилетический мидраш представляет собой более определенный и цельный материал по конкретной теме и не комментирует последовательно все стихи данной библейской книги (как, например, в Ваикра Рабба).
Несомненно, что в гомилетическом мидраше идеи разрабатываются более полно и тщательно, но сущность интерпретации в обоих жанрах мидраша – экзегетическом и гомилетическом – очень сходна, а пожалуй, и идентична [41]41
На мой взгляд, еще не установлено с достаточной долей уверенности, что риторика различна в «гомилетических» собраниях мидрашей, предназначенных, возможно, для чтения в синагоге, и экзегетических, очевидно предназначенных для учеников (служили ли эти собрания мидрашей инструментом для изучения Библии или представляли собой источник информации для гомилета). Я пытался продолжить исследование этого важного вопроса в своих статьях. «The Greek Fathers», pp. 137—165 и «The Preacher», pp. 108—114. См. также: Маргалиот. Ваикра Рабба (на иврите), vol. 5, p. XII.
[Закрыть].
Евреи и христиане спорили о том, кто является истинным Израилем. Обе религии пользовались Библией (на еврейском или на греческом) и толковали ее, каждая в соответствии со своим собственным методом. В их спорах Библия занимала центральное место: в то время как Устная Тора была привилегией евреев, христиане видели свою уникальность в их вере в Иисуса как в Мессию, дарующего милость человечеству. В этом контексте каждая из двух религий обращалась к интерпретации Библии и убеждала другую, а также своих собственных верующих и язычников, что она и есть истинный Израиль.