Текст книги "Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности"

Автор книги: Марк Гиршман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Эпилог

В любом исследовании нельзя не обращать внимания на социальный и политический контекст того общества, в котором живет исследователь. С тех пор как по следам важного труда Л. Цунца была создана школа Wissenschaft des Judentums, эти контексты постепенно влияли на различные научные проекты в данной области. Такая ситуация характерна не только для иудаики. Даже при беглом взгляде, например, на современные направления исследований в сфере гуманитарных наук будет заметно явное влияние феминизма как на темы, так и на методы исследований, и, хотя ученые, конечно, свободны в выборе тем, предпочтения исследователей зачастую формируются под влиянием духа времени. Ученые, и особенно ученые в государстве Израиль, также понимают, что их исследования могут оказать воздействие на общество в целом. На мой взгляд, академическая чуткость к пожеланиям широкой публики похвальна до тех пор, пока эти пожелания влияют лишь на выбор предмета исследования. Однако, начав исследование, ученые сталкиваются с проблемой его беспристрастного проведения. Их выводы должны быть, насколько это возможно, свободны от предубеждений. Ученые обязаны прислушиваться с равной мерой критической симпатии ко всем голосам, которые им приходится слышать по ходу работы, и оценивать их все адекватным образом.

Когда я начинал этот проект, моей целью было (и остается) раскрыть для еврейского читателя мир мидраша сквозь призму, которая не была в достаточной степени исследована. В этом я видел два преимущества. Первое заключалось в самом знакомстве с менее известными древними интерпретациями Писания. Это знакомство могло бы сыграть решающую роль в нашем восприятии подхода мудрецов Талмуда к формированию мидраша и в нашем осознании того, до какой степени эти мидраши принадлежат греко–римскому миру [308]308
  В самом деле, Эпштейн, выдающийся исследователь Талмуда, считает, что расцвет галахического мидраша во II в. был ответом на критику «саддукеев и еретиков». См.: Эпштейн. Введение, с. 521.


[Закрыть]. Я старался показать, что различия между греческой риторикой и иудейской проповедью гораздо значительнее, чем сходство между ними. Второй целью было предложить читателю краткое, пусть и далеко не исчерпывающее руководство по иудейско–христианской полемике в Палестине в период II—V вв. Я попытался проследить историю особого подхода к аггадическим мидрашам, а именно прояснить вопрос литературного родства между еврейскими мидрашами и христианскими сочинениями. Обе религии рассматривали себя в качестве «истинного Израиля» и спорили друг с другом по поводу правильного истолкования Писания, но этот спор остался неразрешенным и продолжается до сих пор.

С эмоциональным подтекстом этой долгой борьбы я столкнулся во время моего пребывания в Соединенных Штатах, особенно в связи с одной книгой, посвященной древним корням антисемитизма. Евреи, живущие в Израиле, менее чутки к современным взаимоотношениям между церковью и евреями, главным образом по причине своей постоянной озабоченности проблемой взаимоотношения ислама и иудаизма. Под влиянием той книги я счел необходимым добавить этот эпилог, чтобы уточнить: я писал ее, изумляясь красоте толкований Библии, чьими авторами были как мудрецы Талмуда, так и Отцы церкви, и я попытался осветить эти толкования в равной степени.

Юстин и Ориген жили в ту эпоху, когда христиан в Римской империи преследовали, а иногда и убивали. Евреи к тому времени начали оправляться от ужасных ударов, которые они претерпели в течение первых веков н. э., и их академии переживали подъем духовного творчества. Но удары, нанесенные по теологии евреев вслед за разрушением Храма, а также потеря государственной независимости ослабляли их перед лицом соперничающей религии. На определенной стадии, особенно начиная с V столетия, гонимые обратились в гонителей. В мою задачу, однако, входит создание не политической, но духовной картины, противоположной первой, по крайней мере в отношении толкования Библии. Во II в. Юстин отверг еврейскую интерпретацию Писания и попытался отвратить евреев от их мудрецов. Он даже заявил, что евреи исказили места в Писании, доказывающие истину христианского Евангелия. Более чем через 200 лет Иероним развил метод, основывающийся на истинности еврейского текста Писания, и даже с уважением относился к еврейским комментариям, хотя все же утверждал, что евреи не участвуют в духовном толковании Библии.

Я попытался восстановить значение христианского толкования Писания, как в смысле его содержания, так и формы, для понимания еврейского мидраша. Хотя я не согласен с той точкой зрения, что большие разделы мидраша являются полемикой с христианами, однако талмудическая литература включает в себя достаточное количество полемического материала, чтобы заставить исследователей тщательно изучать христианские доводы. Еще более важным, на мой взгляд, является изучение экзегетических преференций рассмотренного периода как в еврейских домах учения, так и в учебных заведениях христиан. Внимание к различным герменевтическим школам и проявлению их взглядов в различных сочинениях может способствовать правильному определению места Писания в древнем мире и пониманию еврейского мидраша.

Приложение 1. Принципы изучения мидраша в раввинистических и христианских сочинениях

Научное изучение раввинистическо гомидраша и его связей с патристической литературой развивалось различными путями. Некоторые ученые рассматривали патристику в качестве ценного источника еврейских толкований и преданий, не сохранившихся в раввинистических памятниках. Такой материал называют шкиин,т. е. «следы», «остатки» (так назвал свою книгу на эту тему Шауль Либерман [309]309
  См.: Либерман. Шекиин, с. 4.


[Закрыть]), и его собирание напоминает «выкуп пленников» (пидьон швуим).Эта попытка собрать литературные осколки и вернуть их в отчий дом, чтобы сохранить рассеянные следы еврейской культуры, может восприниматься в качестве охранного мероприятия, но на самом деле идея весьма спорна. Достоверность преданий, отождествляемых как еврейские в патриотических сочинениях, сомнительна: может быть, Отцы церкви подделывали предположительно еврейские тексты? Или же они изменяли их в соответствии со своими целями? Возможно, само приписывание этих толкований еврейским источникам ошибочно? [310]310
  См.: Satran, рец. на книгу: J. Braverman. Jerome's Commentary, pp. 148–153.


[Закрыть]Эта проблема, которая тщательно обсуждалась в применении к одному средневековому христианскому сочинению Раймунда Мартини, «Pugio Fidei» («Кинжал веры») [311]311
  В обсуждении принимали участие Y. Ваег и S. Lieberman. Бэр открыл дискуссию своим очерком («Фальсификации Мартини», с. 28– 49). Либерман ответил статьей «Raymund Martini». В дальнейшем Либерман отстаивает свой подход в предисловии ко второму изданию «Шекиин», с. 3—4. Этот метод также нашел поддержку у позднейших исследователей. Выводы и обширная библиография содержатся в: J. Cohen. The Friars, pp. 134–136.


[Закрыть], нуждается в том, чтобы ее рассматривали каждый раз заново применительно к каждому христианскому тексту, в котором предположительно содержатся еврейские источники.

Второй подход делает акцент на том факте, что расцвет аггады совпал с распространением христианства и мы не можем понять аггаду или по крайней мере некоторые из ее идей, не углубившись в изучение христианской экзегезы и теологии того времени. Эта стратегия предполагает диалог между Отцами церкви и еврейскими мудрецами, которые спорили о комментировании Писания. Эта научная школа тщательно разыскивает и придает особое значение апологетическим и полемическим мотивам в еврейских мидрашах, которые прослеживаются по христианским сочинениям. Наиболее видными ее представителями были А. Аптовицер, А. Марморштейн и Э. Урбах [312]312
  Я ссылаюсь здесь на выдающиеся работы, написанные на иврите или на английском первыми двумя авторами. У обоих, особенно у первого из них, есть важные работы, написанные по–немецки. См.: Aptowizer. The Heavenly Temple, pp. 137–153, 257–287; Marmorstein. Studies, c. 1–71, 179–224; Urbach. The World, pp. 97–125, 437–538. О подходе, рассматривающем иудаизм и христианство как продолжение борьбы между Иаковом и Исавом, см.: G.D. Cohen. Esau as Symbol, pp. 243—269.


[Закрыть].

Есть ученые, которые сравнивают христианские и еврейские интерпретации отдельных тем или библейских книг [313]313
  Я отмечу здесь лишь три современных исследования: Lewis. A Study in the Interpretation; Baskin. Pharaoh's Counsellors; J. Cohen. Be Fertile.


[Закрыть]. Этим исследованиям присущ более широкий взгляд, охватывающий свойственные двум религиям при толковании ими Писания как уникальные, так и общие черты, сквозь которые проступает облик духовного и культурного мира верующих обеих религий.

Четвертый тип изучения представляет гораздо более широкую картину обеих религий, описывая их взаимовлияния. В этой связи стоит упомянуть исследования Ш. Кройса, опубликованные около ста лет тому назад [314]314
  См.: Krauss. The Jews.


[Закрыть]. Наиболее важным трудом в данной области является семитомное сочинение Л. Гинцберга «Предания евреев» (The Legends of the Jews), которое начало выходить в 1909 г. Это ценный источник информации об аггаде, основанный на докторской диссертации Л. Гинцберга [315]315
  См.: Ginzberg. Legends,. Die Haggada. Другие разделы его исследования, касающегося аггады в патристических сочинениях, были опубликованы в других местах. Христианская точка зрения на рассматриваемую проблему отражена в: Bardy. Les Traditions. Прекрасный обзор литературы, посвященной данному вопросу, см. в: Baskin. Rabbinic–Patristic.


[Закрыть].

Приложение 2. Методологические замечания по поводу полемики и мидрашей

Воссоздание истории древности требует от нас внимания к разнообразным типам свидетельств. Чрезвычайно важными источниками являются литературные документы: книги, письма и так далее.

Не менее важны физические следы этого периода – предметы искусства, памятники архитектуры, ремесленные изделия, монеты – все то, что с успехом разыскивают археологи. Ученый должен рассмотреть различные свидетельства, найти, основываясь на доказательствах, ответ на различные спорные вопросы и только тогда представить характеристику периода. Это чрезвычайно интересная задача, требующая сочетания критического подхода со способностью связать многие детали, так чтобы с помощью богатого воображения и знаний обрисовать контуры эпохи. Э. Бикерман, один из величайших историков, занимавшихся античностью, писал в предисловии к своей последней книге, что историку древности необходимы два качества для того, чтобы отважиться на написание исторического труда, – самонадеянность и невежество [316]316
  См.: Bickerman. The Jews in the Greek Age, p. IX: «arrogance and ignorance».


[Закрыть]. Такое ироническое самоуничижение свойственно тому, кто, подобно Э. Бикерману, занимается обширными областями истории. Но историки также являются представителями различных историософских традиций. Один историк акцентирует внимание на духовной сфере того или иного периода, а другой сосредотачивает свои усилия на описании общества или экономики.

В литературоведении ученые также разделяются по тому, какие аспекты при анализе отдельного произведения, в том числе и античного, они считают значимыми. Практически никто не подвергает сомнению и то, что исследователь должен быть в достаточной степени сведущим в языках рассматриваемого периода. Так, краеугольным камнем научной школы Wissenschaft des Judentums было внимание к филологии и различным рукописным версиям текстов. Бурные дискуссии разворачиваются по поводу того, насколько значимыми являются сведения о периоде и авторе того или иного сочинения. Некоторые теории утверждают, что литературное произведение по своей природе самодостаточно и выйти за его рамки означает не понять предмет своего исследования. Автор создает замкнутый мир, и все, что находится вне его, не существенно для понимания.

Изучение религий также основывается на разных подходах, не обязательно противоречащих друг другу. Один подход исследует социальный контекст религии, другой занимается изучением психологического опыта верующих. Существует также феноменологический метод, который пытается описать феномен религии главным образом изнутри, отождествляясь с ней, но при этом сохраняя критический взгляд.

Невозможно перечислить все существующие школы в разных областях гуманитарных наук, и я ограничил свое описание рамками литературно–религиозного феномена. Не пытаясь охватить все грани иудейско–христианских контактов или проследить историю их развития в различных странах, я поставил перед собой задачу отметить сходства и различия между Церковью и евреями постольку, поскольку они проявлялись в литературе обеих религий. Моя идея состояла в том, чтобы показать экзегетические подходы обеих сторон в тех текстах, где одна из сторон эксплицитно упоминает другую. Я попытался пролить свет на их общее литературное одеяние – интерпретацию Писания – и на их особенности: разные жанры, характерные для разных религий.

В этом приложении я остановлюсь на литературных измерениях полемики, а именно – на идеологической борьбе, какой она представляется на основании изучения источников. Подобно многим исследователям до меня, я убежден в том, что в литературных сочинениях, помимо литературной, отражается и действительная историческая реальность. Однако настоящее исследование не претендует на то, чтобы устанавливать исторические измерения полемики. Предметом нашего рассмотрения здесь будут различные способы их оценки, как и оценки взаимовлияний.

Во–первых, необходимо различать открытую и скрытую полемику. При открытой полемике источник прямо называет своего идеологического оппонента по имени или по названию и приписывает ему некую позицию. В мидраше такие религиозные противники обычно называются «отступниками», «народами земли», а в некоторых местах даже «учениками Иисуса». Один из самых красивых примеров такого именования содержится в Берешит Рабба 8:8,в комментарии проблематичных слов стиха «Сотворим человека по нашему образу и подобию» [317]317
  О стихе «Сотворим человека…» и о христианско–иудейской полемике см.: Simon. Verus. Israel, p. 194.


[Закрыть]. «Рабби Шмуэль б. Нахман сказал от имени рабби Йонатана: Когда Моисей был занят записыванием Торы, он записывал ее каждый день. Когда он подошел к стиху „И Бог сказал: „Сотворим“, он сказал: „Владыка Вселенной! Почему Ты даешь такое оправдание отступникам?“ „Пиши, – ответил Он. – Кто хочет ошибиться, тот ошибется““. Этот текст рассматривает проблему, вызванную употреблением первого лица множественного числа для описания действия Бога; определить же в каждом конкретном случае, кто подразумевается под „отступниками“, бывает нелегко. Иногда может быть несколько вариантов решения этой проблемы, на что указывает „Панарион“ (см. главу 1). Среди прочих Епифаний называет ересь (hairesis)Сатурнила, который полагал, что ангелы создали человека и что Бог, Который Сам был создан, – лишь один из ангелов, который восстал против высшей доброй силы. Это явно гностическая мысль, и, как отмечалось, можно с большой вероятностью предположить, что гностические идеи были распространены как в иудаизме, так и в христианстве. Далее в той же главе Епифаний предпринимает попытку опровергнуть это утверждение, что пытался сделать лет за семьдесят до него рабби Шмуэль б. Нахман. Епифаний формулирует свою мысль следующим образом:

Ибо на самом деле это был Бог–Отец, а не ангелы, Кто сотворил человека и все вещи по Своему решению. И ничто не было сотворено по совету ангелов. Потому что когда Бог сказал: «Сотворим человека», Он сказал: «по нашему образу», а не просто «по образу». Он призвал Свое Слово и Единородного Сына Себе в Помощники, как все верные истинно полагают и такова есть точная правда. В других, более обширных сочинениях об этом я говорил ясно и обстоятельно, что Отец пригласил Сына, через Которого Он создал все вещи, присоединиться к Нему и в сотворении человека. И не только Сына, но также и Святого Духа [318]318
  См.: Marmorstein. Studies, pp. 67–68.


[Закрыть].

Когда рабби Шмуэль б. Нахман предположил возможность еретического толкования на основании множественного числа во фразе «Сотворим человека», опасался ли он такого подхода, какой мы обнаруживаем у Епифания и который известен нам также по предыдущим векам из еврейского или христианского гносиса? На этот вопрос трудно, а может быть, и не нужно давать ответ, но важно отметить, что одна и та же тема – слова «Сотворим человека» – обсуждалась как «еретическая» проблема и в еврейской и в христианской литературах. И там, и там опасались ошибочной интерпретации множественного числа. Между прочим, обратим внимание на тот факт, что одна из точек зрения, которая приводится в мидраше, точно совпадает с той, которую опровергал Епифаний [319]319
  Ibid., pp. 67–68.


[Закрыть]: что Святой, Благословен Он, «советовался с ангелами» и спрашивал их, создавать ли человека. Удивительно то, что это самое мнение – что ангелы принимали участие в сотворении человека – уже приводилось Юстином Мучеником в качестве такой точки зрения, которую сами евреи отвергали как неверную! Следовательно, можно заключить, что и христианство, и иудаизм предлагали ряд точек зрения на эту проблему, но, поскольку наше знание иудаизма этого периода, не входящего в раввинистическую литературу, в лучшем случае неполное и фрагментарное, то мы ограничили свою задачу сравнением раввинистической (Мидраш и Талмуд) и христианской литератур.

А. Марморштейн пытался показать, что раввинистическая полемика не сводится к прямым упоминаниям «отступников» или «народов земли», но также прослеживается и в употреблении более скрытых, но устойчивых риторических идиом, таких, как «если кто–нибудь скажет вам» или «кто бы ни говорил так и так, это неправильно» [320]320
  Ibid., pp. 48–71.


[Закрыть]. Видимо, он прав, по крайней мере в отношении первой фразы. Возможно, имело бы смысл проследить отголоски полемики на примере использования идиом, обвиняющих «еретиков» и «народы земли», с одной стороны, и на примере использования риторических конструкций, свидетельствующих о полемике: «если кто–нибудь скажет вам», – с другой. Это не означает, что всегда можно точно определить объект полемики в христианской литературе, а лишь указывает на то, что такое возможно.

«Еретические» взгляды включают в себя широкий круг методов и толкований на библейские стихи. Известно, что мудрецы Талмуда охотно брали на себя ответственность за отмену установлений и ритуалов из–за того, что те могли стать предметом еретических дискуссий [321]321
  Эта проблема всесторонне рассматривается в работе: Урбах. Десять заповедей, с. 578—596.


[Закрыть]. Мишна (Тамид 5) повествует о том, что частью храмового ритуала было дарование благословения, чтение Шмаи Десяти Заповедей. В Иерусалимском Талмуде (Берахот 1:8) читаем: «Согласно закону, Десять Заповедей должны читаться каждый день. Но почему они не читаются? Из–за притязаний еретиков, чтобы они не говорили, что только эти (Десять Заповедей. – Примеч. пер.)были даны Моисею на Синае». Талмуд имеет в виду, что древний храмовый ритуал – чтение Десяти Заповедей совместно с Шма(двух отрывков, которые помещены рядом, из Второзакония), должен был иметь продолжение в виде молитвенных обрядов вне Храма. Этот обычай не был принят из–за угрозы того, что еретики могли апеллировать к нему, доказывая, что Десять Заповедей занимают более высокое положение, чем остальная Тора. Если раввины были готовы отказаться от ежедневных чтений Десяти Заповедей из–за еретиков, то, конечно, они охотно отказывались от толкований, милых их сердцу, если чувствовали, что те влекут за собой опасность или используются еретиками. Теперь мы подошли к более сложной проблеме скрытой полемики. Мы видели, что мудрецы Талмуда и в галахе, и в аггаде боролись с еретическими утверждениями. Возможно ли также предположить, что некоторые из принятых ими герменевтических методов предназначались для того, чтобы давать отпор христианским идеям, хотя об этих мотивах открыто и не заявлялось? Одно из самых распространенных направлений исследования за последние сто лет занимается именно изменением тенденций в раввинистическом истолковании отдельных библейских тем и объяснением причин таких изменений полемикой с христианами. Как уже отмечалось, Э. Урбах утверждал, что покаяние ниневитян воспринималось Мишной в качестве достойного примера истинного покаяния, в то время как амораи рассматривали его как пример обмана. Э. Урбах объясняет такую перемену в восприятии реакцией на попытку христиан сделать акцент на покаянии «язычников», как мы видели это у Ефрема Сирина. А. Аптовицер пошел еще дальше [322]322
  См.: Aptowizer. The Heavenly Temple. Ш. Либерман оценил эту статью как «образцовую».


[Закрыть]и показал, что глубоко укоренившееся в иудаизме периода Второго Храма понятие «Небесный Храм» было отвергнуто по причине того, что его стали употреблять христиане.

Вот два примера того, что я называю скрытой полемикой.Ученые попытались обнаружить причину подобных расхождений в интерпретации Писания и объяснить их как результат заимствования этих тем христианами. Мне бы хотелось не оспаривать этот метод, но сделать к нему добавление. Эти выдающиеся ученые прекрасно осознавали, что данный подход требует предельной осторожности и порой остается чисто гипотетическим. Однако в дополнение к тому, что поводы для изменений в комментаторских тенденциях прямо не указываются (в отличие от примеров типа «из–за еретиков» или «из–за народов земли»), мы сталкиваемся здесь еще с одной проблемой. Есть разные способы реакции на идеологию, к которой не испытываешь симпатии. Можно попросту пренебречь ею и не обращаться к ней ни явно, ни скрытым образом; можно настаивать на том, чтобы придерживаться известных обычаев, отвергая любую попытку изменить их из–за внешних причин, и оставаться в неведении по поводу всех других точек зрения, сходных или отличающихся. Другой вариант – скрыть какой–либо материал, который мог бы быть полезным для оппонента, по крайней мере на некоторое время. Третий подход – заимствовать утверждения соперника и поставить на них свою собственную печать «подлинности», другими словами, «обратить в иудейство» важные комментарии, мировоззрение или учение нашего оппонента. Помимо этого возможен и четвертый подход, эклектичный и менее последовательный. Говоря о талмудической литературе, существовавшей более пятисот лет и включавшей в себя такое количество авторов и направлений мысли, вряд ли можно ожидать однородной реакции. Это безусловно справедливо в отношении жанра аггадического мидраша, о котором рабби Зейра говорит, что он «оборачивает и переворачивает» (Иерусалимский Талмуд, Маасерот 3:4, 51а). Даже отдельный автор, Ефрем Сирин, то осуждает пророка Иону, то рассматривает его как прототип Иисуса.

Все это говорится для того, чтобы подчеркнуть: если мы квалифицируем какие–то явления как полемичные или спорные, то этим не разрешаем нашу задачу, но лишь ставим дополнительные вопросы.

Мы все еще очень далеки от систематического описания различного восприятия раввинами христианских толкований Библии. И еврейская, и христианская литературы свидетельствуют о взаимной осведомленности по поводу комментариев и толкований друг друга.

Иероним с восхищением записывает еврейскую интерпретацию книги Екклесиаста, а рабби Элиезер бен Гирканос глубоко впечатлен тем, что представляется как Иисусово толкование галахической проблемы, связанной с заработком блудницы. Следовательно, для того, чтобы нарисовать картину противостояния и герменевтического состязания между еврейской и христианской литературами, необходимо тщательное и систематическое изучение различных методов комментирования, которые использовались в обеих религиях. Недостаточно сказать, что нечто является полемикой; мы должны постараться описать развитие спора и методы, к которым по разным поводам прибегали противники.