Текст книги "Владимир Высоцкий в Ленинграде"
Автор книги: Марк Цыбульский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
ЗНАКОМСТВО С БАРЫШНИКОВЫМ
«Это я познакомил Володю с Мишей, – рассказывал И. Дыховичный. – У них была короткая – одно лето, – но очень сильная дружба. Мы были в Ленинграде, потом приехали в Москву…»[130]130
Там же, стр. 218.
[Закрыть]
Разумеется, этот момент меня заинтересовал, и я попросил И. Дыховичного припомнить год, когда это произошло. Тот без колебаний назвал 1971-й. По его словам, сам он познакомился с М. Барышниковым через балетмейстера К. Ласкари, после чего все четверо многократно общались. Правда, продолжалось это действительно недолго.
Н. Ургант, бывшая в описываемое время женой К. Ласкари, подтверждает эту версию знакомства Высоцкого с Барышниковым. "Барышников работал вместе с Кириллом в театре. Правда, он был в другом театре, но это же балетный мир, поэтому Барышников был вхож в наш дом. Так что, наверное, здесь они с Володей и познакомились".[131]131
Фонограмма беседы от 18.03.2006 г.
[Закрыть]
1972 год
«Плохой хороший ЧЕЛОВЕК»
Наконец, Высоцкому улыбнулась удача в кино – режиссёр И. Хейфиц пригласил его сниматься в своей картине «Плохой хороший человек» по повести А. Чехова «Дуэль».
"Когда в начале семьдесят второго года я искал исполнителя зоолога фон Корена для своего фильма по чеховской "Дуэли", я вспомнил о Высоцком", – позднее вспоминал режиссёр.[132]132
И. Хейфиц. «Две роли Высоцкого» в кн. «Владимир Высоцкий в кино», Москва, 1989 г., стр. 135.
[Закрыть]
Второй режиссёр фильма Е. Татарский заслугу появления Высоцкого в картине в немалой степени приписывает себе:
"Когда в 1971 году мы начинали работать над картиной "Плохой хороший человек", у меня возникла идея снимать вместе Даля и Высоцкого, и я предложил её Иосифу Ефимовичу Хейфицу. Тому идея понравилась. Были фотопробы, кинопробы, и в результате Володя оказался на одной из главных ролей".[133]133
Е. Татарский. «Такого я не ожидал» в газ. «Высоцкий: время, наследие, судьба», Киев, 1994 г., № 12, стр. 2.
[Закрыть]
"Надо сказать, что к этому времени у него уже накопился кое-какой кинематографический опыт, но преимущественно связанный с Одесской киностудией, – продолжает Е. Татарский. – (С этим нельзя согласиться: к описываемому времени Высоцкий успел поработать и на "Мосфильме", и на "Беларусьфильме", да и на том же "Ленфильме" – М.Ц.)
Я очень хорошо помню, что когда он приехал в Ленинград, и Хейфиц начал репетиции, а потом актёров стали одевать – костюмы, то-сё, – Володя был просто в шоковом состоянии: оказывается, бывает и такое кино. Не хочу обидеть Одессу – и у нас на "Ленфильме" немного групп, которые могли бы в то время сравниться с Хейфицем по дотошности. Например, долго – полчаса – обсуждалось: а давайте на костюме у фон Корена, роль которого играл Высоцкий, одну пуговичку сделаем полуоторванной: он холостяк и, наверное, некому за ним ухаживать. У Володи были круглые глаза оттого, что можно настолько подробно заниматься деталями. Наверное, никто из зрителей никогда в жизни не заметил бы эту полуоторванную пуговку, но она была. И всю картину мы следили за тем, чтобы она держалась на одной ниточке. Потом мы снимали первый павильон – это дом фон Корена – он был обставлен настоящим музейным реквизитом. На съёмках сидела сотрудница музея, и всё-всё-всё, до последней детали, было точно подобрано.
А если говорить о деталях дальше, то обеды для сцены в доме Папанова-Самойленко привозились из ресторана гостиницы "Европейская". Не просто какой-нибудь супчонок из ленфильмовской столовки, – а из "Европейской". Всё это актёры действительно ели – вкусный, хорошо приготовленный "исходящий реквизит". К тому же, поварам говорилось: "Ребята, вы уж постарайтесь – это для Высоцкого, Папанова, Даля". И ребята, конечно, старались. Приезжал официант, накрывал стол, сервировал, чтобы всё было "как надо". А зелень из Баку! Помню, как мы мучились, чтобы она всю смену выглядела свежей, – снимали тогда по восемь-девять часов – мы её брызгали, поливали, и чуть ли не два раза в день меняли. Короче говоря, профессионализм Хейфица очень высок Можно так или иначе относиться к его фильмам, к результату, но сам процесс, я в этом абсолютно убеждён, производил сильнейшее впечатление на актёров, отвыкших и от репетиций, и от умного, тонкого, подробного разговора с режиссёром. И от внимания, которым были окружены все актёры в группе. Это, я ещё раз повторяю, произвело на Володю настолько сильное впечатление, что, когда картина закончилась, он мне сказал: "Ты знаешь, я к Хейфицу пойду на любой эпизод. Если он в следующий раз меня на роль звать не будет, а предложит маленький эпизод, самый ерундовый, – я всегда к нему пойду".[134]134
Там же.
[Закрыть]
Как бы то ни было, Высоцкий был приглашён и начал работать, но… "Я обратил внимание на то, что чем глубже вживался он в свою роль, чем успешнее шла подготовка актёрской пробы, тем всё чаще предрекал он свой неуспех, не скрывал, что его что-то тяготит, – вспоминал И.Хейфиц. – Однажды он сказал мне: "Всё равно меня на эту роль не утвердят. И ни на какую не утвердят. Ваша проба – не первая, а ни одной не утвердили, все – мимо. Наверное, "есть мнение" не допускать меня до экрана".
А после кинопробы, в которой подтвердилась принятая нами характеристика "фон коренщины" и сложность характера проявилась даже в небольшом отрывке, Володя, отозвав меня в сторону, сказал: "Разве только космонавты напишут кому следует. Я у них выступал, а они спросили, почему я не снимаюсь… Ну, и обещали заступиться".
Видимо, письмо космонавтов дошло. Володю утвердили на роль, и мы отправились в Феодосию на съёмки".[135]135
И. Хейфиц. «Две роли Высоцкого» в кн. «Владимир Высоцкий в кино», Москва, 1989 г., стр. 136.
[Закрыть]
Прервём на этом воспоминания И. Хейфица, ибо далее следует рассказ о съёмках в Крыму, а это к нашей теме не относится, и предоставим слово С. Жолудеву, работавшему на картине осветителем. В своих воспоминаниях С. Жолудев тоже, в основном, рассказывает о съёмках в Крыму (что естественно – основная часть работы проходила там, а в Ленинграде делались лишь некоторые павильонные съёмки), но есть в них и "ленинградский" эпизод:
"Шли павильонные съёмки, когда я впервые увидел его (Высоцкого – М.Ц.). В широком студийном коридоре, куда обычно в перерывах между съёмками выходят передохнуть взмокшие в павильонах киношники, он прохаживался под руку с Хейфицем. Хейфиц что-то объяснял, Высоцкий сосредоточенно слушал. На нём была облегающая рубашка и брюки с широким ремнем. Я знал его по плёнкам – мощный охрипший голос. Видел в кинофильме «Вертикаль» – плечистый бородатый здоровяк. А тут встретил совсем невысокого, бледного, едва ли не зелёного, хотя и изящного, стройного артиста. Он двигался, мягко ступая, держась с достоинством под взглядами случайных людей.
Позже мы работали в павильонах Сосновой поляны (филиал "Ленфильма") над сценами в доме фон Корена. Не забуду блестяще сыгранный в красивейших декорациях эпизод, когда Папанов-Самойленко просит денег для Лаевского у Высоцкого – фон Корена, а тот накрывает ассигнации огромным живым крабом. Вся группа хохотала до упада, но в фильме этот момент отчего-то потускнел. В самых последних числах августа мы отправились в экспедицию – нас ждала Евпатория".[136]136
Интернет-сайт «Высоцкий: время, наследие, судьба» – http://otblesk.com/ vysotsky/goludev_.htm
[Закрыть]
Оказалось возможным установить, когда именно снимался Высоцкий в Ленинграде. В письме от 5 июля 1972 года на имя директора "Таганки" Н. Дупака и главного режиссёра Ю. Любимова зам. директора "Ленфильма" И. Киселёв писал: "Съёмки фильма будут производиться в Ленинграде, Крыму и на Кавказе в период с 15 августа по 30 января.
…Сообщаем Вам примерную занятость актёра В. Высоцкого: август – 6 дней (Ленинград)…".[137]137
Журнал «Вагант», Москва, 1993 г., № 6, 8 (43, 45), стр. 22.
[Закрыть]
На концертах Высоцкий неоднократно упоминал о своей работе в фильме "Плохой хорошей человек", но о своей роли не говорил. Хочется привести два его высказывания из блиц-интервью с журналистами.
В беседе с журналистом "Таганрогской правды" Высоцкий сказал: "Проза Чехова – это большое человековедение. Всякая инсценировка крупного литературного произведения мозаична. Поэтому очень важно безошибочно подобрать "камни", чтобы "мозаика" стала цельной картиной".[138]138
B. Дружбинский. «О людях сложных и разных» в газ. «Таганрогская правда», 3.03.1973 г.
[Закрыть]
Более подробно рассказал Высоцкий о своём видении роли журналисту С. Чертоку:
"Я играю фон Корена. Он увлечён маниакальной идеей спасения цивилизации путём "улучшения человеческой породы", уничтожения слабых. Эренбург в книге о Чехове писал, что когда Гитлер ещё пешком под стол ходил, фон Корен уже высказывал его "идеи". Мы не хотели изображать фон Корена как предтечу фашизма, но пытались показать его моральное поражение. Дуэль с Лаевским оказалась для фон Корена победой его последовательной жизненной философии и в то же время его нравственным поражением".[139]139
C. Черток. «Владимир Высоцкий», жур. «Спутник кинофестиваля», № 12, 22.07.1973 г.
[Закрыть]
За роль Высоцкий удостоился приза за лучшую мужскую роль на международном фестивале в Таормине (Италия) в 1974 году. Правда, как писал И. Хейфиц, Высоцкий так об этом никогда и не узнал. С одной стороны, это кажется маловероятным – неужто никто из знакомых киношников не сообщил это Высоцкому?! А с другой стороны, ни на одном концерте Высоцкий о своём призе не упомянул – при том, что о призах, полученных спектаклем "Гамлет" в Югославии и Франции, сообщал зрителям регулярно. Так что, похоже, режиссёр был прав…
Пробы к к/ф «Плохой хороший человек»
С режиссёром Иосифом Хейфицем
В Советском Союзе фильм получил прекрасную прессу. Цитирование положительных откликов заняло бы слишком много места, да и вывело бы нас за рамки темы, поэтому приведём отрывки лишь из одной рецензии, поскольку появилась она в ленинградской газете.
"Энергичный и деятельный зоолог оценивает людей однозначно – с точки зрения вещественной полезности их существования. Он от души презирает Лаевского, неудачника, размазню, за непригодность к жизни, за человеческую слабость. "Обезвредить", изолировать от общества людей типа Лаевского, всех побеждённых, слабых, всех несоответствующих определённому эталону, "отдать в каторжные работы", а то и просто уничтожить – вот принципы, которые исповедует фон Корен. И, надо сказать, Владимир Высоцкий играет эту роль так, что отвлечённые рассуждения зоолога постепенно набирают потенциал опасной, целенаправленной, хотя и сдерживаемой страсти".[140]140
И. Сэпман. «Ценность человеческой жизни», в газ. «Ленинградская правда», 2.02.1974 г.
[Закрыть]
По словам Е. Татарского, Высоцкий очень хотел, чтобы в картине снималась его жена М. Влади:
"Помню, ещё до начала съёмок подошел ко мне:
– Слушай, поговори с Хейфицем, – вдруг он попробует Марину снять?
Я разговаривал с Хейфицем, не знаю, почему тот побоялся… Как-то это ему не показалось, и он ушёл от разговора. Второй раз я не заговаривал. Но чувствовалось, что Марине жутко хочется сняться в картине. Почти всё время съёмок в Ленинграде, а мы снимали там на протяжении месяца, Марина приходила каждый день и сидела со всегда открытым томиком Чехова: ещё раз перечитывала эту повесть".[141]141
Газета «Высоцкий: время, наследие, судьба», Киев, 1994 г., № 12, стр. 2.
[Закрыть]
Увы, не сложилось…
«ЧЕТВЕРТЫЙ»
Этот фильм режиссёра А. Столпера по пьесе К. Симонова был поставлен на «Мосфильме» и, казалось бы, к теме нашего рассказа отношения не имеет, хотя Высоцкий и сыграл там главную роль. И всё-таки несколько слов об этом фильме сказать нужно, поскольку, судя по высказыванию самого Высоцкого, он смотрел пьесу на сцене ленинградского театра, которая шла там задолго до постановки фильма.
"Пьеса это довольно сложная, – говорил Высоцкий на концерте, – потому что там действуют покойники. Вы, вероятно, знаете её, она в БДТ шла. Театр – искусство условное, там приём может быть очень простой. В БДТ сделали вентилятор, потом – звук самолёта… И вот, якобы, приходит его (персонажа Высоцкого, называемого в фильме Он – М.Ц.) оживлённая совесть".[142]142
Фонограмма: Ленинград, «Гипрошахт», 20 марта 1973 г.
[Закрыть]
Пьеса "Четвёртый" в постановке главного режиссёра театра Г. Товстоногова шла в БДТ в 1960-е годах. Тот факт, что в 1973 году Высоцкий упомянул детали режиссёрского решения, несомненно свидетельствует, что, во-первых, с постановкой БДТ он был знаком как зритель и, во-вторых, постановка произвела на него хорошее впечатление – неинтересные вещи память не хранит.
СНОВА НА ГАСТРОЛЯХ
Летом 1972 года «Таганка» в третий раз приехала на гастроли в Ленинград. Как и всегда, выступления проходили в ДК им. Первой пятилетки. Как и оба раза до этого, был огромный успех. В первый же день по приезде в город Высоцкий сказал в начале выступления:
"Пять лет мы здесь не были, пять лет добивались, чтобы сюда поехать. Ну, это всё были всякие сложности… Наконец, мы здесь, привезли девять названий, девять спектаклей. Милости просим, посетите наш театр".[143]143
Фонограмма концерта в ВАМИ 17 июня 1972 г.
[Закрыть] На этих словах зал откликнулся понимающим смехом – билеты было, естественно, не достать.
Фактически "Таганка" привезла весь свой репертуар: "Антимиры", "Павшие и живые", "Гамлет", "Пугачёв", "Добрый человек из Сезуана", "Десять дней, которые потрясли мир", "А зори здесь тихие"…
Удивительно, но факт: в ленинградской прессе появилась лишь одна (!) рецензия на выступления москвичей. Похоже, "Таганка" для ленинградских критиков утратила прелесть новизны.
В упомянутой рецензии несколько строк посвящено исполнению Высоцким роли Гамлета. Есть там, в частности, любопытные слова: "Порой начинает казаться, что не актёр играет Гамлета, а датский принц перевоплощается в Высоцкого – актёра, поэта, менестреля".[144]144
М. Любомудров. «Принц Гамлет и старшина Васков» в газ. «Вечерний Ленинград», 6.07.1972 г.
[Закрыть]
Очень интересный взгляд! Подобную мысль однажды высказал А. Городницкий. Он, заметим, был одним из очень немногих, – если вообще не единственным, – кто посвятил Высоцкому песню при жизни ("Галилей", 1967 г.):
«Гамлет», июнь. Фото Александра Укладникова
«Добрый человек из Сезуана», июнь. Фото Александра Укладникова
«Павшие и живые», июнь. Фото Александра Укладникова
«Высоцкому было тесно в рамках ролей, и он все их мял под себя… Когда совпадают два художника, разные по знаку, всегда идёт противоборство. И вот, скажем, Галилей Высоцкого, это Высоцкий-Галилей, и даже Гамлет-Высоцкий это – Высоцкий-Гамлет. Это его личность, спроецированная на близкие ему образы».[145]145
Фонограмма концерта, записанного на аудиокассете «Атлантида», Москва, 1995 г.
[Закрыть]
На гастролях в Ленинграде Высоцкий впервые сыграл роль, которая потом стала одной из лучших в его репертуаре. О том, как он входил в эту роль, рассказывает его многолетний партнёр по сцене В. Смехов:
"Образ Гудзенко, впервые восхитивший зрителей в исполнении Николая Губенко в 1965 году, достался Высоцкому летом 1972 года в Ленинграде, на гастролях, срочным вводом. Это трудно передать на письме, это надо предъявить актёрским показом, но… Суть вот в чём. Монолог Гудзенко – финал трагического спектакля. Очень сильная нота. "Нас не нужно жалеть…" – могучее произведение. Для финала же оно слишком продолжительно, трудность для актёра в том, чтобы усталость публики и всё пережитое ею до сей поры властью своего чтения переключить, перемагнитить – на себя. И удержать внимание зрительного зала. И – подвести суровыми словами к последним строкам. А там, на авансцене, у чаши Вечного огня, при горестном собрании всех участников у него за спиной, завершить всё уже стихами Слуцкого:
Давайте после драки <…>
… Давайте выпьем, мёртвые,
Во здравие живых.
Наверное, как и другие актёры в первые годы жизни спектакля, Владимир, играя в нём много и хорошо, мечтал об образе Семёна Гудзенко. Поэтому, когда ситуация потребовала срочно войти в роль, артист так жарко и охотно её исполнил. Не нужна была ему тогда ни "главная", ни "заметная", а только – желанная. Близкая его душе. Таков был Семён Гудзенко. Но времени у актёра – в обрез. Володя полистал страницы текста, а потом придумал свой способ. Привёл меня к себе в номер, в "Асторию", посадил перед собой и попросил несколько раз прочесть всё гудзенковское, но так – "как это читал Колька"… Актёры меня поймут, это оказался кратчайший путь. Я помог Володе таким образом возбудить чувственное воспоминание старого времени премьеры, когда раз за разом не убавлялось за кулисами жителей спектакля, все были прикованы интересом к работе Николая Губенко… Теперь это стало очень важным для Высоцкого… Я прочёл, подражая по памяти. Володя прочёл, как мне показалось, весьма ученически. Ещё и ещё раз повторили, устали, пообедали, разошлись. Вечер. Полчаса перед спектаклем "проходили пешком" нашу сцену. Володя кусает губы, примеряет накидку, разучивает, когда снять каску, одеть пилотку, где стоять, куда идти… В каждой семье – свои легенды. Эта роль перебывала в разных, в том числе, вполне бережных руках. Но высота давней премьеры казалась недостижимой, игра Губенко – легендарной. Володю, кажется, совсем не волновал вопрос конкуренции: это настало новое время – время поэта в актёрской шинели… Но случилось (не сразу, а за пятым, примерно, разом) чудо на нашем таганском небосклоне".[146]146
В. Смехов. «Живой, и только!», Москва, 1990 г., стр. 62–63.
[Закрыть]
Таким образом, ленинградцы оказались первыми, кто увидел Высоцкого в новой роли. Увы, критика этого не заметила.
КАК ВЫСОЦКИЙ ДЕТДОМОВЦАМ ПОМОГАЛ
Петербургский фотограф Владимир Меклер (хорошо известный почитателям Высоцкого по серии фотографий, сделанной им 16 апреля 1980 года в Большом драматическом театре) познакомил меня с Ирмой Поленовой, долгие годы работавшей с воспитанниками ленинградского детского дома имени Н.А. Римского-Корсакова.
Имя композитора в названии, на первый взгляд, звучит весьма необычно. Дело однако в том, что полное название учреждения – детский дом-школа музыкального воспитания. Собирались туда дети, имевшие способности к музыке и пению. Когда в 1972 году Театр на Таганке приехал на гастроли в Ленинград, то именно там были отысканы недостающие "артисты".
"В трёх спектаклях театра обязательно было участие детей в возрасте 10–12 лет, – рассказывала мне Ирма Константиновна. – А в спектакле "Пугачёв" трое мальчиков начинали – спускались по наклонной деревянной горке к авансцене, где уже стоял широкий деревянный чурбан с вколоченным в него огромным топором. Зловещая картина. Дети, одетые в серые рубища, спускались и пели, держа горящие свечи в руках.
В Москве трое мальчиков были из Хорового училища. В Ленинград они приехать не смогли.
В это время я работала в ДК им. Первой Пятилетки, в детском отделе, вела вокальный ансамбль по совместительству с основным местом работы в детском доме музыкального воспитания им. Н.А. Римского-Корсакова. Ко мне обратились с просьбой подготовить поющих ребят. Это было не сложно, поскольку дети летом жили на детдомовской даче в посёлке Кавголово и там же продолжали заниматься и музыкой. Сначала мы отобрали четверых детей, но один мальчик не вытягивал, поэтому осталось трое – два мальчика и одна девочка.
Музыкальный редактор театра Соберайская Валерия Станиславовна дала мне музыкальный материал, исключительно сложный и мелодически, и ритмически. Дети всё выучили, и мы поехали на репетицию. Юрий Петрович Любимов и Людмила Васильевна Целиковская ведут репетицию. Помню, что Целиковская приходила и уходила, а Любимов сидел и слушал моих ребят. Потом обернулся ко мне и сказал: "А Ваши лучше поют, чем москвичи!" Не скрою, это было очень приятно.
Надо сказать, что этот ДК имеет только две гримёрных комнаты: одна – для женщин, другая – для мужчин. Нас поместили в мужскую гримёрную. Хотя из трёх детей одна девочка была, но в рубищах все одинаковы. И вот Хмельницкий, Васильев и другие актёры вместе с нами, и здесь же, конечно, Владимир Высоцкий. Какой нежностью и теплом окружили актёры ребят! А когда узнали, что они из детского дома, – для людей с обнажёнными чувствами, для актёров, это было сигналом к действию.
Организатором и вдохновителем был Владимир Высоцкий. Перед каждым спектаклем, в котором участвовали наши дети, он бросал клич: "Ребята! Завтра несите всё". И каждый приносил всё, что мог. Там были игрушки – машинки, мячи разные, угощения.
Театр арендовал небольшой автобус, который привозил и увозил после спектакля ребят в Кавголово. Мы же со спектакля приезжали в двенадцать, иногда в первом часу ночи. И ребята все нас ждали. Может быть, из-за мешка с угощениями, а может быть, и нет. Но там было всё – и для маленьких детей, и для среднего возраста, и для старших. И это было достаточно часто, потому что, кроме "Пугачёва", наши дети – другие уже – принимали участие ещё в "Добром человеке из Сезуана" и "А зори здесь тихие". В сборе подарков принимала участие вся труппа, но организовал всё это именно Высоцкий. Светлая ему память, и совсем не за "мешок", а за любовь и сострадание к этим детям".[147]147
Фонограмма беседы от 20 февраля 2010 года.
[Закрыть]
И. Поленова назвала мне имена детей, выходивших на сцену в одном спектакле с Высоцким: Константин Тараск (уже ушедший из жизни), Игорь Алексеев и Надежда Солнцева (в девичестве Консофарова).
"Мы в трёх спектаклях выступали, – рассказывал мне И. Алексеев. – Ну, сами понимаете, нам по одиннадцать лет было. Спектакли – это нам по барабану было. Что я могу помнить… Я помню, как я однажды чуть в яму не свалился – вот это самое главное воспоминание о моём участии в "Пугачёве".
А вот на самом деле самое яркое воспоминание – это когда мы после спектакля приехали в Кавголово и привезли огромную гору конфет. Вот это было классно, вот это было счастье!
Высоцкого я запомнил на банкете. После окончания гастролей в ДК имени Первой пятилетки был банкет. Нам, детям, поставили отдельный стол. Актёры были все – и Золотухин, и Хмельницкий, и Смехов, и все прочие.
Но мне больше всего запомнился именно Высоцкий. Он пел на том банкете, и вогнал меня своим пением в немножко шоковое состояние. Он пел на надрыве. Нас-то всегда учили петь чисто, а он пел надрывисто, зажатым голосом. В сочетании с его гитарой это было очень сильное впечатление".[148]148
Фонограмма беседы от 6 марта 2010 года.
[Закрыть].
"Высоцкий за кулисами был оживлённый, рассказывал артистам анекдоты. Вокруг него всегда была какая-то аура радости. Он часто был с гитарой, с ним было легко и весело, – вспоминала Н. Солнцева. – В спектакле у нас совместных сцен с Высоцким не было. В начале первого отделения мы с Игорем и Костей выходили и пели, а второе отделение мы открывали вдвоём с Хмельницким. Там был выстроен помост, мы с него спускались, и я катила деревянные яички, а он катил головы. Я этих голов очень боялась, а он меня успокаивал: "Ты не бойся, они не настоящие, я их сам делал".
У нас, детей, было несколько выходов на сцену, а между выходами артисты, и Высоцкий, в том числе, водили нас в буфет, и мы выбирали себе пирожные и лимонад. Это были самые счастливые моменты.
И ещё помню мороженое. В антракте мы с Высоцким и другими артистами выходили, и они покупали нам мороженое. А после спектакля с подарками от них мы счастливые возвращались в Кавголово – это ощущение я до сих пор помню".[149]149
Фонограмма беседы от 21 февраля 2010 года.
[Закрыть]