Текст книги "Город холодных руин"

Автор книги: Марк Чаран Ньютон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава двадцать седьмая

– Деньги не возвращаем! – стоял на своем продавец, вывернув руки ладонями к падающему снегу. Небо над их головами было темно-серым, под стать настроению Джерида.

– Деньги мне не нужны, – твердо сказал Джерид, – я только хочу знать, где ты взял это мясо.

– Не сказать. – Торговец нахмурился.

Фиакр прогрохотал за спиной Джерида, и он вздохнул. Ослабил воротничок, чтобы легче было доставать инквизиторский медальон, который и показал торговцу, убедившись, что он видит.

– Следователь Румекс Джерид, инквизиция Виллирена. Может быть, теперь ты скажешь мне, откуда взялось это чертово мясо? Или предпочитаешь, чтобы тебя доставили в тюрьму, где ты до конца недели будешь справлять малую нужду в вонючее ведро в углу какой-нибудь камеры?

– Я не могу говорить. Я… бояться.

Джерид нахмурился.

Чего тут бояться?

– Что-то я не понял.

– Не сказать. – Глаза у продавца вылезли на лоб; то и дело он бросал вороватые взгляды на соседний проулок, как будто оттуда за ним кто-то наблюдал.

– Если ты боишься, мы тебя защитим, – предложил Джерид. – Инквизиция охраняет своих информаторов от кого угодно.

– Очень хорошо. – Торговец глуховато усмехнулся. – Думаете, инквизиция крутая, да? Не крутая, как он. Не так страшно.

Джерид схватил его за воротник и подтянул к себе:

– Не назовешь имя, я тебя упеку за продажу неизвестного мяса, так что хватит мне мозги парить. – И оттолкнул.

Торговец нацарапал что-то на клочке бумаги, потом стал пятиться, беспомощно выставив перед собой ладони, пока не исчез в проулке, бросив прилавок.

Джерид прочел записку. Там стояло всего одно имя: «Малум».

Ему надо было доделать кое-какую бумажную работу, да и Нандзи уже ждала его с утренним чаем – жест, который он не мог недооценить. Как всегда, она была одета в скучные оттенки коричневого, кардиган поверх рубашки и длинную шерстяную юбку из тех, которые она носила постоянно.

Когда она спросила его, как прошел романтический вечер, он только отмахнулся.

– Я не романтик, – солгал он, зная, что вся его жизнь – одна сплошная тщетная попытка сорвать с себя бесконечную шелуху ностальгии, и спросил: – А скажи, есть в городе какой-нибудь бандит, которого особенно боятся уличные торговцы?

– До меня доходили слухи… – Она бросила взгляд на дверь, точно проверяя, закрыта ли она. – Тут иногда болтают… – И она наклонила голову, точно намекая на всю инквизицию в целом. – Есть банды, которые контролируют многое из происходящего в городе, скажем так. Никаких подробностей я не знаю, но если бы выяснилось, что кое-кто из инквизиторов получает от бандитов взятки за то, чтобы закрывать глаза на их особо неприглядные делишки, то я не удивилась бы. В этой организации иногда лучше не задавать лишних вопросов, а то косо посмотрят, но сама я никогда не была замешана в подобных вещах.

– Рад слышать, – заметил Джерид. – Хороший следователь всегда старается держаться подальше от соблазнов разных сомнительных сделок. – Он ничуть не удивился, узнав, что в городе столь беззаконном, как Виллирен, происходят подобные вещи. Насколько глубоко проникла порча – вот что волновало его по-настоящему, хотя он и убеждал себя, что зря беспокоится, ведь он сам скоро уедет из этого города. Если банды напрямую связаны с правительством, то вряд ли стоит пытаться расчистить эти конюшни. В конце концов, его дело – спрятаться и затаиться, а то как бы не нагрянул кто-нибудь из Виллджамура, где в определенных кругах были наслышаны о его похождениях.

– Есть какая-то особая причина, по которой вас интересуют бандиты?

– Мне попался кусок плохого мяса, – ответил Джерид. – Я купил его у торговца, а тот не хочет говорить, где он его взял. Может, за этим ничего нет, только я хочу получать хорошее качество за хорошие деньги. Но этим я займусь в свободное от работы время, разумеется. Буква закона превыше всего.

– А какие-нибудь соображения у вас уже есть? – осторожно поинтересовалась Нандзи.

– У меня есть имя. Малум.

– Король преступного мира, – прошептала Нандзи почтительно.

– Слышал. Полагаю, в нашем заведении немало таких, кто охотно прикрывает глаза на любые подвиги подобных королей. Так что придется поработать детективом.

Остаток дня Джерид и Нандзи провели, собирая слухи.

Начав с бистро и баров, они довольно быстро оказались в подземных логовах, где их посылали от одного к другому типы с такими рожами, каких нигде, кроме как в преступном мире, и не сыщешь. Настоящие бандиты, Джерид давно научился распознавать таких по физиономиям, читать, что они сообщали друг другу, обмениваясь взглядами. Хорошо, что с ним была Нандзи: в ее присутствии они вели себя более сдержанно.

Джерид сделал все, чтобы по преступному сообществу прошел слух: инквизиция ищет Малума. Цепочки следов казались бесконечными, однако уже к концу дня Джерид и его помощница заполучили верный адресок, который передал им чумазый парнишка с гнилыми зубами. И не просто адресок – к нему еще прилагался номер будки.

Странно…

Парень настойчиво порекомендовал:

– Приходи один. Бабу брось. – С этими словами он шмыгнул в толпу на ирене и затерялся в ней.

По заснеженным улицам Нандзи проводила Джерида к переулку где-то в Скархаузе и там, без слова жалобы, оставила его одного, как он просил. Он был благодарен ей за тактичность.

Над железной дверью криво висела деревянная доска, на которой яркими красками было намалевано: «Пип-шоу».

Он постучал в дверь, задвижка скользнула в сторону.

– Какого тебе?… У нас еще закрыто.

– Я ищу Малума. По приглашению. – Джерид украдкой оглянулся и заметил, что снова пошел снег, который целый день то стихал, то вдруг начинал валить большими хлопьями. Мимо прогремел фиакр, и Джерид поспешно натянул шляпу поглубже; не хватало, чтобы кто-нибудь заметил его в таком месте, неважно, в чужом он городе или нет.

– Ты следователь? – переспросил шепелявый голос.

– Ага, следователь Джерид.

Дверь с лязгом распахнулась, и давно не мытый темноволосый парень, едва ли не подросток, взмахом руки поманил его за собой в темноту.

– Кажется, мне нужна будка номер три. – Джерид протянул юнцу клочок бумаги, на который тот даже не взглянул.

В темном коридоре едва уловимо пахло благовониями. Румель кожей ощущал обступавшую со всех сторон сырость.

Похоже на тюрьму инквизиции.

Из невидимых комнат до него доносились голоса; разговоры прерывались, когда они с провожатым проходили мимо. Раз или два он слышал стоны и еще какие-то странные утробные звуки, которых не распознал.

– Здесь. – Парень показал куда-то в сторону.

– Спасибо. – Джерид разглядел в полумраке узкую деревянную дверь с вырезанной на ней цифрой 3, толкнул ее, вошел и прикрыл за собой.

Деревянный табурет стоял возле чего-то похожего на большое окно; за ним была непроглядная темнота. Какое-то ведро, несколько полотенец и ничего больше, только холодный голый камень кругом. Джерид подошел к табурету, встал на него коленями и заглянул в темное стекло, чувствуя, как учащается в тишине его пульс.

Он довольно долго смотрел в странное окно, ничего не различая за ним, кроме темноты, чувствуя, как нарастает его напряжение. Он постучал по стеклу костяшками пальцев – оно было крепким.

Вдруг за стеклом вспыхнул яркий свет, и он увидел человека: тот сидел, развалившись, на стуле, на нем были длинный стильный плащ и маска, из-под которой виднелись коротко стриженные темные волосы. Сбоку от него с потолка спускался крюк – на такие вешают на бойнях туши животных, – с крюка свисала цепь и кружевное нижнее белье, а вдоль стен стояли три-четыре зеркала в серебряных рамах, отражавшие человека на стуле в разных необычных ракурсах.

– Следователь Джерид. – заговорил он. – Я слышал, ты расспрашивал обо мне. Обо мне многие сейчас спрашивают – значит, я популярен, верно?

– Да, правильно. Значит, это ты Малум? – Джерид не мог понять, как ему пробраться за стекло, которое, казалось, было вмуровано прямо в каменную кладку. Крошечный металлический лючок сбоку предназначался, видимо, только для монет.

– Да, это я. Только сюда нельзя войти, Джерид, – холодно предупредил Малум. – Так что не оглядывайся. Стекла разработали культисты, специально для безопасности.

– Чьей безопасности? – уточнил Джерид.

– В данный момент твоей, а так в основном для безопасности моих женщин.

– И что, они тоже просто сидят там?

– Нет, они раздеваются за деньги. А одинокие мужчины смотрят на это разинув рот и бросают им монеты.

– И эти мужчины?…

– Смотрят, – ответил Малум, – или мастурбируют. Никакого секса, женщины защищены. И все довольны.

– Почему же я не видел тебя, пока ты не зажег свет?

– Культистское стекло – отменное качество. У меня большие связи. – Его тон изменился: – К делу. Зачем ты меня искал?

– Кое-кто назвал мне твое имя, когда я стал интересоваться, откуда взялось плохое мясо, которое я купил.

Малум расхохотался:

– И это все? Мясо, и ничего больше?

– У меня есть основания подозревать, что в этом городе в продажу поступает немало мяса сомнительного происхождения. Торговец сказал, что распространяешь его ты. Все, что мне нужно знать, – откуда берется это мясо.

– Да ты храбрец, раз пришел сюда задавать такие вопросы.

– Может быть, и так, а возможно, я просто глуп.

Малум усмехнулся:

– Ты мне нравишься, следователь. Слушай, сейчас немало людей задают такой же вопрос, а я не хочу, чтобы мое имя ассоциировалось у людей со всякой дрянью. Давай договоримся. Я дам тебе адресок и имя, а ты от меня отстанешь.

Поза крутого парня Джерида не впечатлила, но на предложение он согласился:

– Договорились.

– Воланд. Он наш поставщик. В последнее время я вел с ним еще кое-какие дела и, честно говоря, остался недоволен. Среди прочего он знает меня как специалиста, обслуживающего узкую категорию потребителей; так вот, он поставил мне оборудование, которое не справляется со своей задачей. Так что я буду только рад, если инквизиция почешет ему бока. И, как ты понимаешь, не без причины.

– А что он сделал?

– Слишком много вопросов задаешь.

– За это мне платят – хотя и не так уж много.

– У каждого на рынке свой сегмент, и запомни, на это заведение у меня есть разрешение бейлифа. Когда будешь выходить, загляни в седьмую кабину, увидишь образчик воландовой работы. Я включу там свет и активирую стекло. И смотри, никогда больше не ищи меня по имени, а не то я не отвечаю за твою безопасность.

Свет погас, окно почернело, а потом в лючке справа от стекла раздался щелчок. Джерид выдвинул небольшой ящичек и вынул из него записку с именем и адресом.

– Спасибо, – сказал он, хотя и не знал, там еще Малум или уже нет.

Воланд… Какое странное имя.

Сунув записку в карман, Джерид встал и вышел из комнаты. В темном коридоре он зажег спичку и нашел седьмую кабину, она была в дальнем конце. Он нажал на дверную ручку, дверь мягко отошла в сторону. В окне горел неяркий свет, он лился откуда-то сверху, и казалось, что стены камеры, обитые малиновым бархатом, вибрируют. Продолжая гадать, что же это за рыночные сегменты такие, он подошел вплотную к окну и увидел за ним лежащее на полу тело женщины.

Нет, не женщины.

А… твари.

Прижав обе ладони к стеклу, чтобы сохранить равновесие, Джерид почувствовал, как у него забурлило в желудке. Одетая в белое дамское белье тварь имела ноги какого-то животного вроде лошади, точнее он сказать не мог. Она лежала, скорчившись, в позе эмбриона, ее тело сплошь покрывал короткий белый мех, весь в пятнышках крови, струйка которой вытекала у нее изо рта. На лбу у нее был рог, он придавал ей сходство с мифическим животным, длинные светлые волосы в пятнах крови разметались по полу. И все это – вся эта гадость – трижды отражалась в зеркалах, позволяя разглядеть все чудовищные подробности.

Что за чертовщиной такой занимается этот Воланд? Что за человек… нет, что это за город, в котором можно получить разрешение на подобное? Кто захочет платить, чтобы увидеть такое?

Специалист, обслуживающий узкую категорию потребителей.

Джерид бросился к ведру, которое стояло в углу, и его тут же вырвало.

Глава двадцать восьмая

Один мертвый лес за другим, и все покрыты снегом. Ландшафт повторялся, как в дурном сне. Все листопадные растения давно уничтожил мороз, и лишь редкие хвойники еще противились его власти, превращая пологие холмы на горизонте в темную даль. Вперед сквозь частый гребень фолкского леса они пробирались благодаря лошадям – эти безразличные к враждебному окружению животные знай себе топали вперед, не пугаясь ничего.

Рандуру стало казаться, что, кроме их четверки, на всем свете не осталось в живых никого, хотя он и знал о тварях, укрывавшихся за зубчатыми рядами еловых стволов. Мунио, который начинал каждый день с неудержимой болтовни, часа через два выдыхался и умолкал, и тогда они продолжали путь в приятной тишине. Провожатый лишь изредка прерывал ее своими указаниями: то командовал свернуть на утоптанную тропу, то помогал преодолеть трудный участок.

Металлические конструкции, похожие на циклопические ржавые скелеты, чьи ноги вросли глубоко в землю, вдруг встали перед ними, доставая вершинами едва не до неба. Кроваво-красный солнечный свет сочился сквозь прямые клетки их решетчатых оснований, а натоптанная тропа вела путников прямо под них, туда, где залегли густые тени. Растительность не успела поглотить эти осколки прошлого, первые следы деятельности человека, увиденные Рандуром и его спутницами за долгое время.

Ему доводилось слышать о таких штуках и раньше, но тогда речь шла о постройках, обнаруженных в море, к югу от острова, где их давно уже заселили кораллы, превратив в рифы, почти живые организмы, и тем самым снова заставив вносить свою лепту в природные циклы. По слухам, в море встречались и целые подводные города, осколки былых цивилизаций. И вот теперь он воочию убедился в древности человеческих корней на Земле, древности столь наглядной, что сам он на ее фоне казался себе едва существующим.

Однако еще более странным был сон, который он видел ночью: ему снилось, будто шерстистые крылатые создания спускаются, чтобы поглазеть на него; а когда он вскочил, чтобы рассмотреть их поближе, рядом никого не оказалось и лишь небесный свод сиял над ними вечным покоем. Более того, сон снился ему уже две ночи подряд: все время, пока они пробирались меж древних руин. Их призрачное присутствие внушало ему тревогу.

На третий день они снова вышли на старые тропы, то и дело исчезавшие в подлеске. Тем не менее они провели путников через две мертвые деревушки, а потом слились с открытым трактом, который шел мимо заброшенных лагерей лесорубов и шрамов от рудных карьеров. Рика и Эйр, интересовавшиеся буквально всем, что встречалось им в огромной и разнообразной империи, тотчас захотели узнать, почему брошены деревни.

Рандур объяснил им, как воспринимали империю здешние жители:

– Когда имперские войска явились на этот остров сотни лет тому назад, они заявили, что построят здесь дороги и наведут порядок. Местные племена они попросту разогнали – все, кроме цивилизованных, то есть тех, которые отказались от своих старых обычаев и приняли законы и образ жизни Виллджамура. Многих обратили в рабство.

– Я слышала, что пленники зачастую совершали непозволительные жестокости по отношению к взявшим их в плен солдатам лишь потому, что те заставляли их работать, – заметила в оправдание Рика.

– Миледи, а вы когда-нибудь задумывались над тем, из каких источников поступает к вам информация? Это были простые аборигены, которые вовсе не хотели, чтобы чужеземные солдаты врывались на их землю, рушили привычный для них уклад и навязывали им свои законы. Люди империи клялись, что это приведет к процветанию всех. Что ж, большие торговые города вроде Виллджамура и Виллирена действительно получили свою прибыль. Хотя и там она распределилась неравномерно, большей частью осев в карманах владельцев железоделательных предприятий и оружейных мастерских. Те нажились изрядно, для них всякая война означала новые барыши. Фактически им было выгодно, чтобы война вообще никогда не кончалась. Настоящая история, а не та, которую написали по заказу империи купленные ею ученые, гласит, что народ Фолка год за годом морили голодом, пока не сломили его волю к сопротивлению. Но и потом на острове то и дело вспыхивали восстания, так что на Фолке пришлось организовать постоянную военную базу имперской армии, и лишь несколько десятилетий назад, когда население острова покорилось окончательно, процветавший прежде местный рынок вдруг захирел – возможно, не без помощи Совета. Теперь империи требовались совсем иные металлы, и местные карьеры опустели, а жители покинули деревни. Все просто. Огромные толпы людей вынуждены были переехать отсюда на другие острова. Вот почему здесь теперь повсюду можно видеть брошенные деревни и города, а может, и на других островах тоже, не знаю.

Пока он говорил, Мунио сохранял молчание – эта история была ему не внове.

– А здешние жители… они очень злы на империю? – спросила Рика.

– Да нет, от прежней злости ничего не осталось, одна горечь. Да и что они могут поделать? Их собственная жизнь им неподконтрольна. Но больше всего меня раздражает то, что в Виллджамуре никто даже понятия не имеет о происходящем здесь. Совет скармливает столичным жителям официальную версию насчет окраинного мира, а они знай себе хавают. И никому в голову не приходит усомниться, так ли это. Все, что сообщают о здешней жизни жителям центра, – это либо преувеличение, либо вранье. Вот они и думают, что всякий, кто пытается оказать хотя бы какое-то сопротивление давлению, пестует и умножает зло. А несогласных с методами империи и вовсе заклеймили как террористов.

– Если ты так ненавидишь империю, – снова спросила Рика, – то почему же ты помогаешь мне сейчас?

– Потому что Эйр хочет тебе помочь, а раз она этого хочет, так тому и быть. – И он послал взгляд своей любимой, но она не знала, как на него отвечать. Он и так многим пожертвовал ради нее. Опасно было так думать – он и сам это знал, – но, кроме любви, у него в данный момент ничего больше не было.

– Кроме того, ты ведь не принимала никакого участия во всей этой истории лично, да и сама на опыте знаешь, до чего коварны могут быть люди из Совета.

– Думаю, что я сумею все это изменить, – заявили Рика. – Но для этого мне надо сначала вернуться в Виллджамур, к власти.

– На мой взгляд, лучшее, что тут можно сделать, – это децентрализовать власть. То есть отдать людям земли, которые принадлежали им испокон веку.

Рика задумалась, и они продолжали путь в молчании.

Вниз по заросшей тропе, задушенной папоротником, меж крутых склонов холмов, из которых камни торчали подобно черным переломанным костям. Снег несло волнами сквозь мертвый лес.

На пятый день, уже почти в сумерках, они решили укрыться среди развалин того, что когда-то, вероятно, было охотничьим домиком. Пристроенный к отвесной скале, домик стоял в окружении хилых зарослей колючего дрока, но теперь как-то подался вперед, словно гора за ним вдруг ожила и решила оттолкнуть от себя постройку. В кладку стен была замешана цветная галька, окна перебиты, дверь сломана, но все же это было убежище.

Поднялась буря; неожиданная и свирепая, она металась по округе, как дикий зверь. С помощью извести и серы путники развели в старом очаге огонь, и Эйр, не слишком хорошо представляя себе, как это делается, взялась приготовить трех зайцев, которых поймал накануне Мунио. И это несмотря на уговоры встревоженного Рандура, который заявлял, что не прочь заведовать кулинарными делами и дальше. Рика села в дальний угол, скрестив ноги, и быстро погрузилась в медитацию. Пока старый мечник изучал карту, Рандур, как умел, загородил разбитые окна кусками старого дерева. Ему нравилось заниматься этим – улучшать что-то, устраиваясь на новом месте. Отношения между ним и Мунио улучшались день ото дня, и теперь они весело обменивались шутками.

Путники зажгли лампы. Внутри дома сохранились кое-какие украшения, остатки картин, мебели, охотничьего снаряжения, однако все предметы носили следы намеренной порчи, и Рандур все ломал голову, зачем кому-то понадобилось повреждать их.

– Так что, по-твоему, здесь произошло? – Рандур поднял оловянную тарелку и стал разглядывать ее на свет. – Глянь, на металле даже следы от зубов остались.

– Кто-то, наверное, сильно проголодался, – предположила Эйр. – А с нашими лошадьми ничего не случится там, на холоде, в такую погоду?

– С ними все будет в порядке, – успокоил ее Рандур. – Укрыться от ветра они могут за домом, а еды я им дал достаточно. Ну, как там наши успехи, Мунио?

– Хорошо, – с непроницаемым лицом сказал старик. – Идем строго по расписанию.

– Ты уверен, что это самая короткая тропа?

Мунио повернулся и уставился на него:

– Мы не должны уходить с нее ни на шаг, если хотим куда-нибудь добраться, да и вообще остаться в живых. Или ты все еще не доверяешь моим старческим мозгам?

– Доверяю.

– Вот и хорошо. А вина у нас не осталось?

– Вчера вечером ты допил последнее.

Мунио фыркнул и опять уставился в карту. В последнее время он очень заботился о том, чтобы они шли строго по составленному им расписанию, но с чего это старого пьяницу охватила вдруг такая пунктуальность, Рандур не мог и предположить. Может, с того, что все вино кончилось, а без него это было его нормальное состояние – трезвый, собранный, злой.

Эйр внесла готовое мясо и наклонилась над столом – золотое украшение на ее шее блеснуло в свете свечей. Еда оказалась подгорелой снаружи и сыроватой внутри.

– Еще пару минут на огне, и все будет в порядке, – сказал Рандур, отчасти чтобы утешить девушку, отчасти чтобы избавить себя от необходимости всю ночь бегать на улицу блевать в такую пургу.

Рика, закончив медитацию, принялась уточнять вместе с Мунио маршрут. Она провела пальцем по жирной линии на карте и спросила:

– Это дорога, которой пользуются военные? Я предпочла бы держаться подальше от тех мест, где мы можем их встретить.

Мунио качнул головой, глядя в карту:

– Нам надо пересечь ее, выбора у нас нет, но и солдат в этой части острова тоже нет. Сейчас по этой дороге в основном возят руду.

С робкой, но заметной гордостью Эйр во второй раз принесла еду.

– Ранд, кажется, ветер немного стих. Ты бы не мог посмотреть, кончилась ли пурга и где наши лошади? Пожалуйста!

Рандур вздохнул. «Не мог бы ты…» – этот вопрос он то и дело слышал в последнее время и раньше наверняка ответил бы в таком духе: «Нет, я бы не мог. Я и так уже полчаса стараюсь не думать об этой дурацкой буре. И предпочитаю сидеть в сухости и тепле, большое спасибо». Но теперь, когда отношения между ними стали куда теснее, чем раньше, все изменилось.

– Да, дорогая, – покорно ответил он, встал и прошел в соседнюю комнату, где была входная дверь.

Пинком он вышиб из-под двери два полена, которые удерживали ее закрытой, и отбросил крючок. На поляне в смутном свете лун стояли какие-то люди и озирались. У Рандура екнуло сердце. Он прикрыл дверь осторожно, чтобы она не скрипнула. Приложив глаз к щели, он снова разглядел людей с… белоснежной кожей? Что они все, альбиносы, что ли?

Еще один взгляд: так и есть, мужчины и женщины, голые и очень стройные. Их белесые тела четко выделялись на фоне темного леса, но, когда позади них оказывались сугробы, они пропадали из виду, как будто одетые в камуфляж. Их движения были резкими, точно рваными. Позади них шумно раскачивались на ветру деревья.

Он поманил к себе Мунио и жестом велел ему посмотреть. Пригнувшись, чтобы лучше видеть, Мунио приложил к щели глаз и тут же заметно вздрогнул.

– Призраки? – выдохнул он.

Их стало больше, человек десять в общей сложности, и теперь они энергично обменивались знаками, словно аборигены на тропе войны или на охоте, готовые убивать. Для путников это была плохая новость.

– Ага, призраки, как же, – фыркнул Рандур. – Призраки так не разговаривают.

– А когда, мой дорогой мальчик, тебе в последний раз доводилось видеть, как призраки делают хоть что-нибудь?

– Очко, – согласился молодой человек. Откуда-то сбоку донесся шум, причина его была неясна, пока один из белокожих не вывел вперед лошадь – их лошадь. Пришельцы сгрудились вокруг нее с примитивными орудиями – копьями, луками, каменными топорами в руках, – и вдруг животное дернулось, споткнулось и упало, кровь из артерии на шее брызнула струей. Пришельцы яростно принялись отрубать голову лошади, кровавые брызги скоро окрасили их кожу.

Небо быстро темнело.

– Вот блин, что нам теперь делать? – напуганно зашипел Рандур. Конечно, он предпочел бы остаться в убежище и оборонять его от чужих, но готов был выйти наружу и драться. Понятно, что без лошадей они просто погибнут в этой глуши.

Мунио смерил его жестким взглядом, прежде чем ответить:

– Их больше, чем нас. А мы и вчетвером могли бы усесться на трех лошадях.

– Значит, твое решение, о великий мечник, сидеть здесь и ждать, когда чужаки съедят наш транспорт. А затем, может быть, закусят и нами.

– А ты хочешь, чтобы нас перебили сразу, Капп…

– Не называй меня так! Я Рандур. И я не собираюсь просто сидеть и смотреть.

И Рандур вернулся в комнату – рассказать сестрам о том, что случилось. Эйр поспешно зашнуровала сапоги и взялась за меч. Рика сохраняла обычное невозмутимое выражение лица.

– Не хочешь нам помочь? – поинтересовался Рандур.

Она покачала головой:

– Прости меня, Рандур. Но это не в моих правилах.

Улыбнувшись своим мыслям, он только кивнул ей в ответ. Скоро он и двое других уже стояли у выхода, готовясь к бою. Рандур распахнул дверь, и все белокожие как один мгновенно повернулись к нему. У некоторых вокруг рта виднелись багровые пятна – они пировали сырой кониной. Тут их головы склонились набок и как-то странно задергались.

– Что теперь? – прошептала Эйр. – Их трудно разглядеть при таком свете.

– Юная леди права, – сказал Мунио. – Об этом ты не подумал, так? Рвешься в бой, как всегда…

– Заткнись. – «Он хуже Денлина».

Белесые силуэты подошли ближе, потом рассыпались, держа оружие наготове, и образовали широкий полукруг перед дверью охотничьего домика. Когда они приблизились, Рандур смог лучше разглядеть их. Кожа призраков была абсолютно лишена какой-либо пигментации, так что сквозь ее бледную поверхность ясно виднелась синеватая сетка сосудов. Их глаза обладали пугающим свойством: они светились синим светом. Они походили на людей – повадками, способностью к взаимодействию, и эта похожесть тревожила и даже пугала. Фигура в центре с длинными бесцветными волосами обращалась к остальным на непонятном гортанном языке. Слова звучали как заклятие.

– Это была наша лошадь! – закричал Рандур, не зная, что еще сказать. И он вытянул руку, указав на останки животного.

Верхушки деревьев вздрогнули от ветра. Он протянул вперед меч, наставил его на предводителя и сказал:

– Оставьте нас. Просто уходите, и все.

Предводитель, точнее, предводительница, теперь это было очевидно, сделала по направлению к ним несколько легких, но удивительно медленных шагов, словно земля служила ее ногам недостаточно надежной опорой. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от Рандура, она снова заговорила прямо с ним, и опять он не понял ни звука из ее таинственной речи. Ее горящие синим огнем глаза, казалось, питала какая-то реликвия. Красные струйки стекали из ее рта, сбегали по шее, словно она исходила лошадиной кровью вместо слюны. Ее взгляд заворожил его – то ли из-за ее непривычного вида, то ли из-за скрытой ментальной силы, которой она пользовалась для того, чтобы обездвижить его, он не знал.

С трудом оторвав от нее взгляд, он посмотрел на Эйр, потом снова на женщину. Он не знал, что делать дальше. Воздух наполняло глубинное напряжение, словно внезапно канули в Лету разделявшие их тысячи лет.

– Кто ты? – выдохнул он.

Белоснежная женщина вскинула топор, и он вдруг обнаружил, что уже стоит в защитной позе, а его клинок пронзил запястье протянутой к нему руки. Вопль, громче, чем у банши, прорезал ночной воздух, заглушив звуки непогоды. Остальные столпились с оружием вокруг предводительницы.

Когда они бросились на троих защитников, Рандур закружился в водовороте боя. Его противники не отличались физической силой, от его ударов они едва не разлетались в стороны, как сухие листья, и все же он обнаружил, что им постоянно удавалось блокировать линию его нападения и отбивать его меч.

Пауза в бою, неожиданное затишье.

Обернувшись, Рандур увидел Рику, она стояла в проеме двери с наспех сооруженным факелом в руках. Это видение почему-то подействовало на него, словно явление чего-то священного.

При виде пламени пришельцы с визгом бросились наутек, не забыв, однако, прихватить с собой лошадиный труп.

Рандур поглядел на Мунио, снова на Рику, потом на… стоп, а где же Эйр?

С опушки леса донесся приглушенный вопль.

– Твою мать, они ее утащили! Рика, покажи, что ты тоже умеешь приносить пользу, неси факел сюда.

Вплотную друг к другу, они втроем неслись по тропе вдоль песчаникового утеса, по правую руку от них тянулся лес. Заснеженная земля была темна, и только небольшой пятачок света впереди, выхваченный из тьмы пламенем факела, давал возможность что-то видеть. Белые существа оставили в снегу едва заметные следы, перемежавшиеся с многоточиями кровавых капель, которые, как надеялся Рандур, стекали с кусков конины.

Наконец они поравнялись с фигурой, неподвижно лежавшей на земле. Это не Эйр, с облегчением понял Рандур. Это была предводительница пришельцев, та самая, кого он ранил в руку. Помедлив над ее трупом, они решили, что она, скорее всего, истекла кровью в темноте.

Они двинулись дальше, следов становилось все больше, было ясно, что белые люди часто пользовались этой тропой. Тропа тем временем уходила все выше и левее, к верхнему краю утеса.

Там она ныряла в пещеру.

– Будь я проклят, если я туда полезу, – буркнул Мунио.

– Ну и пропади ты пропадом! – Рандур поспешил вслед за Рикой, оставив старого наставника в темноте. Ему было безразлично, что ждет его внутри, – он либо отобьет Эйр у похитителей, либо расстанется с жизнью, пытаясь это сделать.

Мгновение спустя раздался крик:

– Подождите!

Наконец Мунио догнал их, совсем запыхавшись, так быстро ему пришлось бежать. Он проговорил, хватая ртом воздух:

– Не могу же я позволить им разорвать вас на куски.

Рика уже приближалась к входу в пещеру, когда Рандур перехватил рукоять меча поудобнее и настроил свой мозг на убийство, готовясь проявить любую необходимую степень жесткости. Свет фонаря выхватывал из тьмы сталактиты и сталагмиты, так что казалось, будто, куда ни глянь, на них скалили пасти огромные каменные звери. Как они найдут Эйр в этом лабиринте? Поверхности были так обветрены, что казались морщинистыми. Местами камень просел. Они проходили мимо темных зеркал подводных озер и камер, залитых экскрементами летучих мышей. Тропа под их ногами была гладкой. Рандур сообразил, что белокожие пришельцы, должно быть, не просто пользовались этой пещерой для каких-то своих целей, они жили в ней, отсюда полное отсутствие пигмента в их коже.