Текст книги "Трудно быть богатой"
Автор книги: Мария Жукова-Гладкова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 26
После солнечного Кипра Питер встретил нас ветром и дождем, к тому же мы еще и не выспались: самолет прилетал рано утром. Среди встречающих стоял знакомый молодец в камуфляже, который и отвез нас в родную квартиру. Вначале мы отсыпались (я в особенности), потом весь вечер я занималась стиркой, дети вытирали накопившуюся пыль, вздыхая по пляжу, морю и солнцу. Я позвонила Сергею Сергеевичу и сообщила, что мы вернулись. В десять вечера раздался телефонный звонок. Я подошла к аппарату с содроганием сердца.
– Оля?! – послышался голос свекрови.
Я не знала, чего в нем больше: удивления или облегчения, потом к ним добавилась злость. Я ждала продолжения. И оно не заставило себя ждать.
Она уже знала про гибель сына. И, конечно, про то, что я была на Кипре. Меня обвинили во всех смертных грехах. Надежда орала так, что у меня чуть не лопнула барабанная перепонка. Выходило, что это я собственноручно прикончила бывшего мужа. С одной стороны, я понимала, что у Надежды – огромное горе. Лешка всегда был светом в окне, но, с другой, почему меня обвиняют во всех грехах? Я ведь не только не убивала Лешку, я даже подумать об этом не могла.
– Перезвоните, когда успокоитесь, – жестко сказала я, вклиниваясь в поток гневной речи, и повесила трубку…
Телефон тут же зазвонил вновь, но я не стала брать трубку.
Я отправила детей спать, сказав, что разбужу их завтра пораньше, чтобы отвезти на дачу к дедушкам.
Старики, наверное, соскучились. Интересно, Надежда к ним ездила? Да уж наверняка, ответила я сама себе. Искала нас с детками. Подозреваю, что точный адрес нашего местопребывания на Кипре свекровь не знала. А если бы узнала, что мы отдыхали на вилле Марата Хабибуллиа в обществе Камиля Хабибуллина… Кстати, откуда дедам знать, что мы на Кипре! Мадам Багирова узнала все (почти все) по другим каналам.
Когда дети заснули, я легла в ванну, но вытянуться в ней не смогла бы при всем желании.
Кипр, эллипсовидный особняк Мурата Хабибуллина под Питером. Почему у нас одним досталось все, а другим – ничего? Я еще раз обвела взглядом обшарпанные стены своей ванной и вспомнила апартаменты свекрови и Лешкин танцевальный зал.
Лешка… Бывшего, конечно, жаль. Но кто его убил? По-моему, ответ на этот вопрос был однозначным: Виталий Суворов, находившийся в то время на Кипре.
А потом я долго лежала, не обращая внимания на остывающую воду. Лешка говорил мне про тайник в своей квартире, где он спрятал компромат на обожаемую матушку. А мне эти сведения очень даже могут пригодиться…
Я подумала о наследстве. Мне, как бывшей жене, ничего не причитается. Но мои дети – это также Лешкины дети и вместе с Надеждой Георгиевной и свекром они являются наследниками всего имущества, принадлежавшего покойному. В Петровиче я не сомневалась, его мнение о бывшей женушке знала прекрасно, да и кому ему еще оставлять свои богатства, как не нам? (Его квартира и «запорожец», кстати, завещаны Витьке, моему старшему.) А, значит, нашей семье принадлежат три четвертых Лешкиного имущества. За своих детей я готова бороться до последней капли крови. Конечно, я в состоянии заработать на скудное прозябание, но если вспомнить, как они осматривали виллу Мурата на Кипре, соседние с ней дома, как любовались мной в новой шубе… Я хочу обеспечить своим детям нормальную жизнь. И почему бы мне этого не сделать, если их отец был нефтяным королем, ну пусть не королем, принцем, поправила я себя. Кому еще намерена оставлять все это добро Надежда? Родственников у нее, как я понимаю, кроме нас нет? Так пусть мои дети живут так, как им хочется жить. С другой стороны, все нефтяные деньги – грязные деньги… Жить с кровью и грязью?.. Смогу ли я? Нет, пожалуй, не смогу. Мир Надежды Георгиевны и Лешки никогда не изменится. А я, в свою очередь, тоже не смогу измениться и стать такой, как они…
Итак, следуя чисто женской логике, я решила, что наследство приму (более того, даже буду за него бороться), а в компании работать не стану – ни за какие деньги. Буду, как и раньше, писать эротические романы. Я вылезла из ванной, надела старый халат, вспоминая белые махровые одежды в домах Хабибуллина и давая себе слово обновить гардероб, как только отвезу детей на дачу, и отправилась на кухню.
В это мгновение раздался звонок в дверь.
Первым делом я глянула в окно и увидела «вольво» Надежды Георгиевны. Приехала все-таки. Что ж, с порога тетке будет заявлено, что если та позволит себе орать, ее сюда не пустят: дети спят.
В следующую секунду я онемела. Свекровь разом постарела лет на десять, если не на пятнадцать. Передо мной стояла старая, убитая горем баба, которой было наплевать на то, как она выглядит.
Я посторонилась, пропуская ее вперед. Надежда прямо проследовала на кухню, там извлекла из сумки бутылку «Синопской» и грохнула ее на стол.
– Давай Лешу помянем, – сказала она каким-то странным глухим голосом.
Осмотрев холодильник, я извлекла банку паштета, порезала хлеб, за которым сегодня сходил Витька.
Мы выпили, не чокаясь. Потом свекровь выпила одна. Это явно были не первые ее рюмки за сегодняшний день.
– Я завтра вечером полечу на Кипр, – сообщила она. – Сама полечу. Сама все буду организовывать. Хоронить Лешу, конечно, будем здесь.
Я молчала.
– Но хоронить придется в закрытом гробу, – со вздохом продолжала Надежда. – Мне сказали, что он…
А разве его не зарезал Виталий? – так и подмывало меня спросить. Или его пытали?! На Кипре?! Что от него требовали?
Я спросила, как погиб Лешка.
– Сработало взрывное устройство. У него в номере. В гостинице. Я не знаю деталей, но его как-то на дверь прицепили. После ухода горничных. Так, что откроешь дверь – и рванет. Леша вошел, ну и… Его видели несколько человек. Соседи, еще какие-то там знакомые, которых он встретил… Ты же знаешь, сколько наших мотается на Кипр. То есть, не знаешь, конечно… А что хоронить в открытом гробу после взрыва?
«Виталий Суворов еще и по взрывным устройствам специализируется? Мастер на все руки?» – подумала я, но вслух, конечно, ничего не сказала.
На душе было муторно. Я понимала, что тоже в некотором роде виновна в убийстве Лешки. Вернее… Я была с человеком, организовавшим или заказавшим это убийство. И мне с этим мужчиной было хорошо. Я приняла от него дорогой подарок. И я, вернее, мое предательское тело хотело увидеть его вновь… Хотело ощутить на себе его руки…
Мне было стыдно, тошно, но я ничего не могла с собой поделать.
Я разлила нам с Надеждой Георгиевной еще водки, и мы опять выпили, не чокаясь. Потом поревели. Затем обнимались и снова ревели. Еще выпили.
Когда бутылка опустела, свекровь заявила, что ей надо идти. Но тут же вспомнила важную вещь, которую забыла мне сказать: во вторник, когда она будет в Лимассоле, приедут ценные клиенты. Их должен принять кто-то от «Алойла». Мне было велено в понедельник съездить в фирму, встретиться с верной Надеждиной секретаршей, чтобы она ввела меня в курс дела, а во вторник прибыть в особнячок на Неве.
– Посидишь там с умным видом, скажешь пару слов. Моя секретарша тебе на бумажке запишет, чего требовать и с чем можно соглашаться. Это выучишь или возьмешь с собой шпаргалку.
Секретарша будет рядом, сядет в уголочке. Договоритесь о сигналах. Потом все равно она будет впечатывать изменения в контракты. Ну, и подскажет тебе. Встреча – формальность. Все уже было обговорено факсами и по электронной почте. Они сюда в принципе развлечься приезжают. Понравился им «грязный русский секс».
Госпожа Багирова грустно усмехнулась и вспомнила, как в предыдущий раз один из типов собирал визитки проституток, каждый день оставляемые ему под дверью гостиничного номера. Система в наших гостиницах работает без сбоев. Живет один мужик – значит, потенциальный клиент. Приходя в номер, он находил примерно пятнадцать разных визиток, причем большинство – на английском. У себя дома он собирался хвастаться, каким успехом пользовался у русских женщин.
Другой желал русской экзотики – и выбрал на улице (в прямом смысле: на панели) самую страшненькую девочку, потом отправился в одну из комнат, сдаваемых бабками из окрестных домов, и, запивая секс водкой, наслаждался там этим самым «грязным русским сексом», хотя охранники «Алойола» и пытались ему объяснить (со слов девочки), что он у нее сегодня – четырнадцатый клиент и презервативы закончились после десятого…
«Материал для следующего романа», – подумала я. Надо воспринимать это только так. Напишу потом что-нибудь на тему приключений благополучных иностранцев на российских кроватях.
«Буржуй в коммуналке» тоже пойдет. Потом неплохо было бы права продать какому-нибудь иностранному издательству: наверняка есть за границей любители русского колорита. Раз наша порнуха у ряда тамошних граждан идет на «ура», то почему бы не продаваться и моим романам?
– Меня после этих приемов охрана и переводчики каждый раз развлекают, – продолжала свекровь. – Но руководству компании на завершающей стадии переговоров присутствовать нужно обязательно. Не волнуйся: там они все будут в костюмах и при галстуках, поцелуют тебе ручку и даже не подумают сделать грязное предложение. А потом моя секретарша все организует. Охрана сводит их, куда следует. А днем ты с ними сходишь в ресторан. Кстати, ты говоришь по-английски?
Я покачала головой.
– Как и Леша… Ну ничего. У них будет один бывший наш. Ну в смысле его мать вышла замуж, когда ему было четырнадцать лет и увезла сына в цивилизованную страну. И от моей фирмы будет мальчик. Так что справитесь. Ты бы, Оля, учила английский. Хочешь на курсы отправлю? Или персонального преподавателя найму?
– Посмотрим, – уклончиво ответила я.
Мне не хотелось сейчас обсуждать какие-то деловые и прочие вопросы. Ни она, ни я не были в состоянии что-то решать. Тем более я ее искренне жалела. Она лишилась единственного сына, возможно – единственного человека, которого по-настоящему любила. И это вообще неправильно – когда дети умирают раньше родителей. Так не должно быть.
Вся моя злость на нее улетучилась. Что нам делить? Лешки, о котором еще когда-то могла идти речь, как о яблоке раздора, больше нет. Мои дети – это внуки Надежды Георгиевны. У нас общие цели. У нас вообще много общего.
А, может, стоит в самом деле пойти работать в «Алойл»? И отдавать все силы на его процветание? Ведь наследники – мои дети. И только они.
Свекровь тем временем тяжело поднялась из-за стола и еще раз заплетающимся языком повторила, что просит меня в понедельник заехать к ее секретарше, которая введет меня в курс дела, а во вторник присутствовать на переговорах.
– Не волнуйтесь. Я все сделаю. Утром отвезу детей на дачу, вечером вернусь в город, а в понедельник прямо с утра поеду к вашей секретарше.
Я предложила довести Надежду до машины. На этот раз ее шофер не поднимался наверх, понимая, что тут будет лишним.
– Жаль, Толик мертв, – вздохнула она, спускаясь по лестнице. – Он бы тебе здорово помог.
– А известно, кто его?.. – не удержалась я от вопроса.
– Кто-кто… Мурат Аюпович. Кто же еще? Надеюсь, с Камилем у тебя все? – тетка сурово посмотрела на меня. – Любовник-то у тебя хоть приличный человек? Хотя если и детей брал с собой отдыхать, то приличный…
Я ничего не сказала.
* * *
Вернувшись в квартиру, я зашла взглянуть на детей. Они даже не слышали, что приходила бабушка.
Я убрала со стола. Хмель из меня уже вышел. А вот Надежда опьянела очень сильно. Бедная женщина! Наверное, она предпочла бы потерять «Алойл», квартиры, дома, собственное здоровье и жизнь – только бы вернуть Лешку.
Я села за кухонный стол, подперев щеку рукой. В голове мелькали картины нашего общего прошлого и то, что случилось в последнее время.
А ведь он успел сделать доброе дело. Он предупредил меня. О Камиле. Но почему нельзя было сказать поконкретнее? Например: ты должна опасаться того-то и сего-то. Хабибуллины добиваются следующих целей.
Подожди-ка… Но ведь Лешка оставил мне телефон, по которому я должна была позвонить, вернувшись в Питер. Свой? Или какого-то верного человека?
Я посмотрела на часы. Два. Нормальные люди уже давно видят сны. Но если Лешкины друзья знают, что он погиб и… Может, счет сейчас идет на часы, если не на минуты. Может, они хотят что-то предпринять и им недостает… Меня что ли? Я что, совсем свихнулась?
Но позвонить следовало. Хотя бы для собственного успокоения.
На цыпочках я прошла в свою комнату, нашла в сумке записную книжку, вытянула телефон на длинном проводе в коридор, опустилась на пуфик, раскрыла записную книжку на последней странице и набрала номер сотового, записанный Лешкой на клочке бумаги, переданном мне с сыном. Ведь не просто же так Багиров рисковал?
С замиранием сердца ждала. Гудки. Значит, не отключен. И то слава Богу.
Затем сонный молодой женский голос прохрипел:
– Алло! Ну кому там не спится?
Последовала еще и фразочка про маму. Очень вежливая девушка, ничего не скажешь. Хотя я ведь звоню в неурочное время.
– Простите за поздний звонок, – начала я.
Опять мат.
– Мне этот телефон дал Алексей Владимирович Багиров…
– Эй ты, просыпайся, – послышалось на другом конце. – Одна из твоих б…
– А ты-то сама кто? – донеслось до меня не очень четко.
Я застыла на месте. На другом конце ругались и выясняли, кто есть кто. Я молчала, внимательно прислушиваясь, хотя могла уловить не каждое слово. Потом о трубке, наконец, вспомнили. Хотя мне-то что: не я же плачу за эфирное время.
– Алло! – прохрипел знакомый мужской голос. Когда он позвонил мне в первый раз этим летом, я не узнала его, но с тех пор нам приходилось неоднократно общаться и к голосу бывшего мужа я опять привыкла.
Но этого не может быть…
– Так ты, значит, все-таки жив, – констатировала я факт.
– Ольга, ты что ли? – сказал Багиров и крикнул (не мне): – Попить принеси! Горло дерет!
Ему опять ответили матом. Лешка немного поругался с девушкой, делившей сегодня ночью с ним постель, и снова решил уделить внимание мне.
– Ты где? – спросил Лешка уже относительно нормальным голосом.
– Дома. У себя дома.
– Хабибуллиных поблизости не наблюдается?
– Нет.
– Надо встретиться. Срочно. Но не сейчас. Я сейчас не в форме.
До меня донесся новый поток мата.
– Да заткнись ты! – рявкнул он. – Это моя жена!
Там в самом деле заткнулись.
А Лешка довольно вежливо (на него не очень похоже) предложил мне встретиться завтра днем, предварительно уточнив мои планы. Услышав, что я с утра намерена везти детей на дачу, сказал, что встретит меня у развилки в восемь вечера, когда я буду возвращаться в город, и мы вместе заедем в какое-нибудь кафе, где и поговорим.
– Обещай, что никому про меня не скажешь!
– Леша, ты о матери-то хоть подумал? Она у меня была сегодня. Она почернела от горя!
Леша выразился так, что все тирады его любовницы показались мне невинным детским лепетом.
– В чем дело? – резко спросила я.
– Я тебе все объясню завтра. Только умоляю, Оля: никому ни слова! Никому! Ни одной живой душе. Мне очень нужна твоя помощь. Очень! Мне не на кого рассчитывать. Мне не на кого положиться!
– Но Надежда… – не могла успокоиться я.
– Эта…! Она совсем помешалась на своих любовниках! Я прикончил одного, она тут же завела другого! И она отписывает им по целому состоянию! Оля, ты даже не представляешь… Ладно, все завтра. Жду тебя на развилке.
Лешка отключил связь. Я опустила трубку на рычаг своего допотопного аппарата и глубоко задумалась.
Если все так, как сказал Лешка, то его мотивы мне понятны… Конечно, он хочет, чтобы все мамочкино богатство досталось ему одному. Но не могла же мать нанять киллеров, чтобы взорвать сына на Кипре? Горе ее не было наигранным… И с какого боку тут Камиль и Мурат Хабибуллины?
А потом я вдруг замерла на месте. Я вспомнила дату смерти Лешки, названную Надеждой Георгиевной. Ведь когда на Кипр позвонил Мурат Аюпович, он не назвал дату и время смерти. Он просто сказал, что в одной из гостиниц Лимассола убит Алексей Багиров. Когда – не сказал. Он позвонил, когда узнал про случай со мной. И я предположила, что Лешка погиб уже после того, как заходил к детям на виллу и я видела его с бородой в толпе, когда лежала на асфальте. Вполне естественно предположила. А взрыв произошел на день раньше.
И все-таки за что Камиль Хабибуллин заплатил мне десять тысяч долларов? И почему я как следует не учила английский в детстве?
Решив, что утро вечера мудренее, я отправилась спать.
Глава 27
Как я и обещала детям, мы встали довольно рано, заехали на рынок, чтобы обеспечить их продуктами на первое время, потом тронулись в путь и застали дедушек за любимым занятием – пиволечением.
– Ой, Надька приезжала… – закатил глаза свекор.
– Ой, орала… – закатил глаза мой отец.
– Вы ничего не сказали? – уточнила я.
– Да мы ничего и не знали, – ухмыльнулся Петрович. – Ну, нос ей, конечно, утерли. Сказали, что у тебя теперь богатый любовник. Повез тебя и детей отдыхать. Она аж позеленела.
Тут встряли дети и сообщили, что дядя Камиль купил маме шубу. Я покраснела под загаром. Но Витька с Катькой не дали дедушкам больше ничего спросить: застрекотали, как два пулемета, рассказывая про то, как отдыхали на Кипре. Весь день прошел за разговорами.
– Шубу, шубу обязательно покажи этой старой партийной суке, – давал напутствия свекор, когда я уже собиралась назад в город. – Пусть позеленеет от зависти.
Мне хотелось заметить, что, во-первых, Надежду шубой не удивишь, а, во-вторых, ей сейчас не до этого, но решила смолчать: свекра все равно не убедишь, да и про Лешкину «смерть» рассказывать не стоило. Слишком много всего придется объяснять.
Лешка уже ждал меня на оговоренном месте, причем сам был за рулем серой «девятки».
– Тут кафе есть неподалеку, – сказал. – Давай за мной.
Багиров был без бороды, но в нахлобученной на глаза кепке. Физиономия, как и обычно, опухла после вчерашнего, хотя уже был вечер. А принял он на грудь явно немало.
Мы заняли место в дальнем углу летнего кафе, причем Лешка устроился спиной к входу.
– Выкладывай, – велела я. – Что за кашу ты заварил?
– Оля, ты хочешь, чтобы «Алойл» достался твоим детям? То есть нашим детям?
– Не вижу других наследников, – сказала я жестко. – Давай ближе к делу. Что нужно?
– Ты можешь попасть в мой кабинет в особняке на Неве? В официальный офис «Алойла»?
– Ну предположим, – медленно произнесла я.
Багиров пояснил, что у него в сейфе, код которого знает только он сам («Это еще не факт, что его никто не сможет открыть», – подумала я), осталась папка с важными документами. Под ней лежат еще две, они тоже важны, но главное – красная. Лешка хотел, чтобы я забрала эту папку из сейфа и передала ему. Все деньги, которые там лежат, – мои. По словам Багирова, в сейфе должно было быть около десяти тысяч долларов.
«Что за всеобщая ставка?» – усмехнулась я про себя. Камиль отстегивает мне «десятку», Лешка – столько же. Интересно, а шубу бывший подарит в дополнение к баксам?
– Это все? – спросила я вслух.
– Пока да, – ответил Багиров.
– А теперь объясни мне, что происходит.
– Так ты согласна?! – казалось, Лешкиной радости нет конца.
Эта реакция показалась мне несколько странной. Не ждет ли меня какой-нибудь подвох?
– Если объяснишь, что происходит и объяснения меня удовлетворят…
Лешка тяжело вздохнул и вначале повторил то, что сказал вчера: мать в последнее время, как с цепи сорвалась, меняет молоденьких мальчиков, как перчатки. Более того, каждому она хочет сделать какой-то подарок, чтобы ее, как она говорит, «вспоминали добрым словом». Лешка пытался с этим как-то бороться, но мадам Багирова втемяшила себе в голову: если она будет щедро одаривать каждого любовника, о ней будут говорить только хорошее. Теперь к ней в самом деле стоит очередь – такие слухи быстро разносятся. Но ведь все эти мальчики хотят не общения с доброй женщиной, а ее денег.
А она разбазаривает деньги семьи. Деньги, на которые вполне естественно претендует Лешка. Зачем ему делиться с какими-то мальчиками?
После его угроз двое из них пожаловались своей щедрой любовнице, и та пригрозила отлучить собственного сына от кормушки.
– Оля, ты представляешь, насколько она сбрендила? Она предпочла их мне! Ты только подумай!
– Дальше, – прервала я поток возмущений, льющийся из Лешки.
Сын не мог допустить, чтобы деньги, которые он по праву считал только своими, переходили в чужие руки. Более того, Надежда Георгиевна начала раздаривать акции «Алойла».
– Сколько сейчас акционеров у «Алойла»? – спросила я.
– Трое, – процедил Лешка.
– Ну, это не так много. Ты, твоя мама и один из ее любовников – бывших или нынешних? У остальных ты выкупил акции обратно? Молодец!
Заметив как исказилось Лешкино лицо, я заткнулась.
– Третий акционер – Хабибуллин, – процедил Лешка сквозь стиснутые зубы. – Это он выкупил, а не я. А я не могу допустить, чтобы все остальные ушли к нему! Или чтобы акции матери ушли к нему! Мои-то не уйдут! Оля, ты можешь что-то придумать? Как выцарапать акции у Хабибуллина?
– Предложить деньги.
– Не пойдет, – тут же отрезал Лешка. – Денег у него своих навалом. Он ведь хочет прибрать к рукам «Алойл». Оля, ты можешь мне помочь выцарапать их назад? Ведь это же наша компания! Ты хочешь, чтобы она досталась твоим детям?
Прервав очередной лившийся из Лешки поток, я спросила, кого из Хабибуллиных он имеет в виду – Мурата Аюповича или Камиля? К моему удивлению Лешка говорил про Хабибуллина-младшего, причем, по его мнению отец Камиля понятия не имел, чем занимается сын.
– Оля, ты можешь съездить к Мурату и поговорить? Я знаю, что ты у него была и что вы… Ну в общем он тебя должен хотя бы выслушать.
– Леша, ты сам хоть себя слышишь? – мягко спросила я. – Что я скажу Хабибуллину? Верните мне акции «Алойла»? Да он пошлет меня подальше. Он же будет рад радешенек, что влез в «Алойл».
– Ты не поняла… В «Алойл» влез Камиль, без ведома отца. Скажи Мурату, что Камиль хотел его подставить и намерен прибрать к рукам и «Алойл», и «Татанефть», сыночек хочет весь нефтяной рынок! Ты понимаешь это или нет?
В принципе желания Камиля были мне очень даже понятны. Признаться, на его месте я желала бы того же самого. Да и Лешка, пожалуй, мечтает о том же. Вот только кишка тонка… А Камилю на пару с отцом это вполне по силам…
Я не знала, каковы на самом деле взаимоотношения Мурата Аюповича и Камиля. Мне говорили, что его любимцем всегда был старший сын, на которого Мурат Аюпович возлагал большие надежды.
Но Равиля убили и остался Камиль. Кто для Мурата дороже: единственный наследник (пусть есть еще две дочери, но «Татанефть» по идее должна перейти сыну – Камилю, где он уже сейчас трудится) или я? Чьему слову он поверит больше? Да и что я буду говорить? Ваш сын пытается прибрать к рукам «Алойл»? Правильно делает, ответит мне Мурат и еще похвалит Камиля за предприимчивость. И почему Лешка решил, что все делается без ведома Хабибуллина-старшего?
Хотя…
А если Камиль был одним из любовников Надежды? Красивый молодой мужчина, вызывающий желание не только у престарелых особ… Пошел бы он на секс с престарелой теткой ради того, чтобы заиметь еще одну нефтяную империю? Я думаю, да. Потом он решает обработать еще и меня. Камиль ведь прекрасно знает, кто наследует «Алойл» в случае смерти нынешних акционеров, а жить со мной, наверное, гораздо приятнее, чем со старухой… Остается лишь утешать себя такой мыслью.
Мог Камиль украсть с дачи моих детей? Вполне. Ведь они с приятелем (или кто там этот Рашид, вместе с которым они развлекали детей и дедушек) появлялись вечером перед исчезновением Витьки с Катькой. А поместил он их в Надеждином домике для встреч с любовниками. Это была их совместная акция?
Мурату, наверное, не понравилось бы, если бы он узнал, что его сын берет в заложники детей. Он уже высказал свое мнение по этому вопросу. И не понравилось бы, что Камиль стал любовником Надежды… Однако если речь идет о целой нефтяной компании, главном и единственном сопернике «Татанефти»…
– Что ты хочешь, чтобы я сказала Мурату? – уточнила я у бывшего.
– Что Камиль нечестным путем завладел акциями «Алойла»…
Насчет чести в нефтяном бизнесе я имела особое мнение, но Лешку поправлять не стала.
– …что он хотел убить меня…
Этим Мурата тоже не удивишь. Не исключено, что он был бы и сам не прочь это сделать. Например, отомстить Надежде за смерть своего старшего сына.
– …что он хочет подобрать под себя весь нефтяной бизнес в Питере…
Вполне естественное желание, как я уже думала. Мурат ему не удивится, а, возможно, только порадуется честолюбивым замыслам младшего сына.
– …что он использовал тебя в своих целях…
Уж с этим вопросом мы как-нибудь разберемся сами, не подключая никакие третьи стороны.
Больше я сдерживаться не могла.
– Леша, ты понимаешь, что несешь полный бред? Мурат Хабибуллин не станет это слушать! Это чушь! Это не аргументы! Ты вообще чего добиваешься? Чтобы Мурат отрекся от сына? Или последовал примеру Ивана Грозного? Или хотя бы лишил его наследства? Он этого не сделает! Пусть они расходятся в мелочах – я, кстати, даже не знаю, расходятся или нет, – но Камиль – сын Мурата. Единственный, оставшийся в живых! Кто для него ты? Кто для него я?
Лешка еще какое-то время нес ахинею про честность Мурата, чувство долга, про то, что тот всегда идет прямым путем – не то, что его сын. А Камиль встречается с людьми, с которыми не должен бы встречаться.
– А ты откуда знаешь? – прищурилась я. – И у тебя есть доказательства?
– А зачем я тебя посылаю за папкой?! – взревел Лешка.
Я вопросительно приподняла одну бровь.
Оказалось, что Лешка уже давно собирает компромат на Камиля, и ему удалось кое-что заснять на пленку.
– Кстати, а откуда у тебя в сумочке оказалась пуговица-фотоаппарт? – спросил Лешка.
– Те двое типов что, твои были?!
Лешка самодовольно кивнул.
– Я нашла ее в туалете.
– И ты ее подобрала? Молодец, съемка оказалась мне очень кстати. У меня тоже есть знакомые специалисты. Они проявили микропленку.
– И что?
– Отдашь снимки Мурату. Вот он обрадуется.
Я молчала. Я не знала, что думать. Мне не хотелось предавать Камиля. И вообще как я буду выглядеть в глазах его отца?
Я не желала влезать в борьбу, которую не начинала, хотя все ее участники и пытались меня туда втянуть. Я мечтала, чтобы все они оставили меня в покое. Пусть делят между собой свои империи, но пусть разбираются сами. Да я практически не вижу нефтяных денег, хотя, по идее, их часть и причитается моим детям.
Нам перепадают какие-то крохи с Надеждиного стола. Я ведь сама кормлю семью, сидя ночами за компьютером и кропая дурацкие романы. И я готова так жить и дальше. Меньше денег, но спокойнее. За детей спокойнее. А это – главное.
Правда, красную папку я из Лешкиного сейфа возьму – чтобы самой ознакомиться с содержанием. Отдавать ему ее или нет – другой вопрос.
Чтобы лишний раз не ругаться с Лешкой, я сказала, чтобы он продиктовал мне код сейфа, и записала его на последней странице записной книжки, рядом с новым Лешкиным сотовым.
У меня был к нему последний вопрос: он сам организовал свою смерть на Кипре?
– Нет, это Хабибуллин. Мне просто крупно повезло. Я прилетел не один, с приятелем. Мы взяли два одноместных номера, на разных этажах. Я пошел в бар, а его отправил за кое-какими бумагами к себе. Ну а потом… Решил быстро делать ноги. Взял его паспорт, одежду. Понял, что «смерть» дает мне широкие возможности. Все думают, что меня нет – а я есть! Тело-то не узнать.
– А борода откуда?
– Накладная. Специально брал с собой.
– А зачем ты полетел на Кипр?
– Дела были. Вот уж не ожидал, что и ты там окажешься… Ладно, Оля. Поехали. Когда ты сможешь взять папку?
– Во вторник, – ответила я, пояснив, что Надежда хочет отправить меня на переговоры.
Лешка сказал, что позвонит мне во вторник вечером, и мы договоримся о следующей встрече.
– А тогда уже обсудим, что ты конкретно скажешь Мурату и когда к нему поедешь.
Лешка встал из-за стола первым. Наверное, благодаря тому, что мы несколько минут назад вспоминали пуговицу, я обратила внимание на то, что на его фирменных летних бежевых брюках пришита самая простая гладкая пуговичка, причем не подходящая по цвету: она была скорее желтой и вообще имела непонятный оттенок.
Не самый вежливый из мужчин, Лешка повернулся ко мне спиной и первым тронулся в направлении выхода, не дожидаясь, успеваю я за ним или нет. Я же застыла на месте. На правом кармане бросался в глаза кожаный лейбл с английским словом «JOY». Я на мгновение закрыла глаза. Бежевую пуговицу с этими же буквами я нашла в шкафу на вилле Хабибуллина. Я была уверена, что там кто-то прятался, пока мы с Камилем сидели внизу.
Так знал Камиль или не знал, что Лешка находится наверху? И кого Хабибуллин ходил провожать среди ночи?
И вообще как Лешка мог выяснить, что мои дети находятся на вилле Хабибуллина? И точно знать, когда там не будет нас с Камилем? И как он оказался рядом с тем местом, где меня сбила машина?
На ватных ногах я проследовала к своему «запорожцу». Лешка, уже сидевший за рулем «девятки», помахал мне рукой и первым поехал в направлении города. Я тронулась вслед за ним.