Текст книги "Любовь в мире мертвых (СИ)"

Автор книги: Мария Зайцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Кошка, гуляющая...

Друзья! Кто помнит сериал, помнит там короля Иезекиля)))))) Для тех, кто вообще не в курсе, это один из лидеров обороняющихся от толп мертвецов, а также от захватчиков, именуемых себя Спасителями ( очень нехороших ребят, прекрасно подготовленных, с мощными материальными ресурсами и дико жестоким лидером Ниганом), общин. Иезекиль собрал пытающихся выжить людей в общину под названием «Королевство», а себя там провозгласил королем. 

До начала конца мира он был простым служащим зоопарка и спас жизнь тигрице Шиве, после чего приручил ее и именно она неоднократно спасала его от смерти позже. 

Вот перечитала то, что написала выше, и поняла, как же это смешно звучит))))) И читается))))) Но поверьте, в сериале это смотрелось прям внушительно. Шикарный мужчина с дредами, мощный и тяжелый, и его тигрица... Умммм.... Милота. 

К сожалению, в сериале ему не досталось любовной линии,( как и многим!!! в том числе и любимым мною Диксонам), поэтому я это компенсировала. И женщина, про которую я здесь напишу, не фигурирует в сериале. Она взята из другой темы. Можете, кстати, вполне угадать, из какой))))) Тест на возраст, так сказать))))) 

А вообще, читайте, не напрягайтесь с обдумыванием. Это просто история любви и поисков))))))

Спасибо, что вы со мной!!!!

Чайник, надежно спрятанный в углу комнаты, так, чтоб с улицы не был виден дым, закипел.

Нина сняла его с огня, отставила в сторону, прямо на паркет, не заботясь о том, что прожжет дыру. Этому дому уже ничего не страшно.

Наклонилась, прикурила от открытого огня, и кинула сверху плотное покрывало. Больше ей ничего греть не надо будет.

В глубине дома что-то поскрипывало, побрякивало, потрескивало. Нина особо не волновалась. Скорее всего, это хозяева. Надежно заблокированные в одной из комнат.

Это не она их туда отправила.

Когда Нина нашла этот дом, то все уже было так, как есть. Она просто менять ничего не стала.

Она вообще как можно меньше старалась оставить следов своего присутствия.

Конечно, ищейки найдут, если будут хорошенько рыться.

Но, может, не будут?

В конце концов, ну кому она нужна?

Обычная девка с кухни, пешка. Ни стрелять, ни драться… И мордашка тоже не особо…

Да уж, Нина очень старалась быть как можно менее заметной.

Новый мир диктовал условия.

И все равно прокололась. Глупо, до невозможности.

Черт бы побрал эту похотливую скотину, не пропускающую ни одной юбки!

И как углядел только ее за слоями грязной одежды!

Прижал, облапал. Засопел, задирая юбку.

Можно было бы и вытерпеть, но ведь тогда сразу потащит трахаться.

А не хотелось, ну вот никак не хотелось.

Нина со вздохом посмотрела в удивленное до невозможности, противно-усатое рыло, на котором все явственнее проступало довольное выражение, словно жемчужину в говне нашел.

Затем увернулась, довольно неуклюже, случайно выставила ногу, нелепо облокотилась на стену, задыхаясь.

И, с ужасом и удивлением, со слезами на глазах практически, глупо смотрела на валяющееся у нее под ногами бесчувственное тело.

Саймон упал очень неудачно, попутно ударившись лбом о стену и пахом о ее нечаянно выставленный локоть. И рука у него была как-то не так повернута.

Вот беда-то!

Просто ужас берет!

И все бы прошло хорошо, и у Нины была бы фора, пока это животное не очнется, а это случилось бы только дня через два (и не спрашивайте, откуда она знает), но вот везение – это все-таки не ее фишка.

Громкие хлопки раздались в полной тишине, от косяка отделилась крепкая фигура в неизменной кожанке и с такой же неизменной битой на плече.

Как она его не пропасла сразу? Все-таки хватку потеряла. Потеряла, блядь, хватку!

– Дееееетка, – голос хрипловатый, сексуальный, веселый, – вот это ничего себе, дееетка! И кто же ты, блядь, такая?

Нина опустила глаза, пряча невольный ужас, голос ее прозвучал тихо и испуганно, так, как и должен звучать голос несчастной овечки.

Она – несчастная овечка. Может, поверит?

– Я Нина, работаю на кухне…

Мужчина остановился прямо перед ней, покачался с пятки на носок, задумчиво разглядывая ее.

А затем резко дернул битой в ее сторону.

Тело действовало само, на автомате уходя с линии удара.

Нина включила голову, только уже отшатнувшись, и обругала себя мысленно всеми матерными словами, которые знала.

Овца тупорылая! Идиотка!

А мужчина, вслед за молниеносным движением биты, оказавшийся рядом с ней – близко, слишком близко! – приподнял двумя пальцами ее подбородок, заглянул в глаза.

Нина, поняв, что маска овечки трещит по швам, опадая к ногам, хмуро посмотрела на него.

Лицо его, красивое, мужественное, жестокое, было сейчас удивленным. Таким же удивленным, как и у Саймона до этого.

– На кухне, значит… – задумчиво пробормотал он, провел большим пальцем руки по ее губам, огладил скулу. – Ну-ну…

Затем отступил, так же резко и быстро, как и подходил до этого.

Развернулся и пошел прочь. Нина стояла у стены, пристально глядя ему в спину.

И дождалась.

В дверях он повернулся, ослепительно сверкнув улыбкой:

– Увидимся вечером, деееетка.

И ушел, насвистывая.

Нина перевела взгляд на застывших свидетелей сцены.

И тут же все задвигалось, как будто и не произошло ничего.

К Саймону подошли двое парней, под руки утащили его в лазарет.

На Нину никто не смотрел.

Девушка постояла еще немного у стены, словно в шоке.

Затем, медленно переставляя ноги, двинулась к своей комнате.

И, зайдя за угол, рванула со всех ног.

У нее совсем не было времени. Совсем.

В дальнем углу ангара она, сдвинув незаметную доску, достала небольшой плотный рюкзак.

Хорошо, что она предусмотрительная!

Как говорил ее инструктор, пусть будет. Даже если и не пригодится.

Пригодилось.

Машина в Александрию отъезжала через пять минут.

Неужели повезло наконец-то?

Ну, хоть в чем-то. Главное теперь, выбраться.

Она действовала быстро.

Все-таки, опыт не пропьешь. И реакции – тоже.

Везения бы хоть чуть-чуть…

И, словно ее где-то на небе услышали для разнообразия, повалило везение.

Она без проблем выбралась за ворота в грузовике.

Она удачно спрыгнула прямо на мягкую обочину.

Она не встретила ни одного стада на своем пути.

И она нашла этот дом.

Конечно, скоро придется уходить. Лучше вообще свалить из штата, вдруг Спасители все-таки ее ищут.

Нина улыбнулась каламбуру, сложившемуся в голове.

Спастись от Спасителей.

Да уж, смешно.

Она выпила горячего отвара из трав, что насобирала в лесу, легла на диванные подушки, стащенные на пол, укрылась пледом.

Она чуть-чуть поспит и пойдет дальше. Конечно, не стоило бы расслабляться, все-таки она еще так близко, но сил не было.

И, как всегда в последнее время, стоило закрыть глаза, как перед ней возникло его лицо.

Его темные, завораживающие глаза, его полные, четко очерченные губы.

Он положил теплые, сухие пальцы ей на щеку, успокаивающе погладил, прошептал:

– Спи, кошка, спи. Тебе надо отдохнуть.

– А ты мне приснишься? – сквозь сон спросила она, и, не в силах устоять, потерлась щекой о его ласкающую ладонь.

– Да, кошка, приснюсь.

Нина тихо вздохнула во сне. И улыбнулась.

Он не врал ей никогда.

***

– Эй, мисс, не стоит подходить так близко к клетке!

Нина с трудом оторвалась от разглядывания шикарного полосатого зверя, и недоуменно покосилась на несуразного мужика, в форме служащего зоопарка, что осмелился сделать ей замечание.

Он повернулась к клетке, демонстративно облокотившись на ограду, надеясь, что это недоразумение свалит.

Не хотелось реагировать.

В конце концов, она ходит сюда уже неделю, каждый раз сидит у клетки по полчаса, и никого это не ебало.

До сегодняшнего дня.

– Мисс, прошу вас, отойдите от клетки! – Вот же пристал! – У тигров очень длинные лапы, вы и не заметите, как Шива вас достанет!

Нина лизнула мороженое, делая вид, что не слышит. Мысленно уговаривая мужика свалить. Ну должен же у него быть инстинкт самосохранения!

– Мисс!

А вот это уже наглость!

Нина резко повернулась, сбрасывая с себя твердые пальцы, намереваясь жестко разъяснить надоеде, кто есть кто.

И кто сейчас полетит пересчитывать ступени жопой, а кто продолжит любоваться красоткой – тигрицей на том расстоянии, которое считает удобным.

Но рука смотрителя оказалась неожиданно крепкой, а взгляд завораживающе темным.

Завораживающе.

Нина ошеломленно уставилась в его глаза, гипнотизирующие ее черной пульсирующей радужкой, и не сразу смогла сделать вдох.

Далеко не сразу.

И, наверно, кислородное голодание сказалось на мозге, потому что дальше были провалы в памяти.

Вот она стоит напротив, смотрит. Не отрываясь, падая в манящую черноту.

Вот они уже в какой-то, пахнущей пылью, сеном, зверем, подсобке.

Она проводит руками по его плечам, задевает рассыпавшиеся по груди дреды, наклоняется, хищно втягивая дрожащими ноздрями его крепкий, мускусный запах.

Вот ее спина чувствительно обдирается о жесткую некрашеную стену помещения, когда он, не особо церемонясь, сажает ее на узкий стол и задирает тонкую летнюю юбку.

Замирает на секунду, опять внимательно и гипнотически заглядывая в глаза, давая понять, что итоговое решение все-таки за ней.

Нина тянется к нему сама, стремясь почувствовать вкус пухлых твердых губ, ощутить гладкость горячей темной кожи.

И мужчина срывается, набрасывается на нее, без заминки, без сомнений. Без ограничений.

Жадные руки сминают легкое платье, заворачивая его наверх, добираясь до тонких, незаметных практически трусиков, которые даже снимать не требуется, достаточно просто сдвинуть в сторону.

Широченные ладони ложатся на ягодицы, подтаскивая ближе, заставляя откинуться назад, опять касаясь грубой стены.

Он смотрит ей в глаза, опять смотрит, жадно и внимательно, когда делает резкий рывок внутрь. В нее.

И это отчего-то внезапно, так внезапно. И так… Невероятно.

Он сразу начинает двигаться, заставляя ее вскрикивать от каждого толчка, сжимать его бедрами, непрерывно и беспорядочно целовать губы, щеки, плечи мужчины. Он притягивает ее за бедра одной рукой, втискивая в себя максимально сильно, не давая свободы движения, а пальцы другой кладет ей в раскрытый в стоне рот, непонятно, то ли стремясь заглушить ее звуки, то ли, наоборот, вызвать еще более громкие и томные.

Нина с наслаждением облизывает его пальцы, с хлюпом втягивая их в рот, и глаза мужчины становятся просто невероятно, пугающе глубокими. Жесткими.

Он резко прижимается к ее губам в грубом, жестоком даже поцелуе, обхватив мокрыми от ее слюны пальцами за шею, сковывая ее, не давая отклониться, двинуться ни от него, ни навстречу.

Движения его становятся совсем дикими, глубокими, болезненными, и Нина, понимая, что он срывается уже в оргазм, следует за ним, ловя его последние всплески, накладывая его ощущения на свои, содрогаясь всем телом, распластываясь по нему, как кошка.

– Меня зовут Иезекиль, – чуть отдышавшись, шепчет он ей.

– Приятно познакомиться, Иезекиль, – с тихим смешком отвечает Нина, и, не удержавшись, опять проводит руками по его длинным, роскошным дредам.

Потом, уже поправляя одежду, лукаво спрашивает:

– Ну как, мне можно поближе познакомиться с той шикарной кошкой?

– Нет уж, – усмехается он, притягивая ее к себе, шепчет в ушко, – с хищными кошками в этом зоопарке могу гулять только я.

Он сдерживает слово.

Всегда сдерживает.

Не подпуская ее близко к клетке, но позволяя смотреть, как он играет с Шивой и кормит ее.

Не интересуясь у нее, кто она такая, но молча и умело зашивая пулевое, по дурости схваченное на последнем заказе.

Не спрашивая разрешения, просто утаскивая ее в любое подходящее и не подходящее место в зоопарке, где она буквально прописывается с некоторых пор, любя ее так, как никто и никогда.

Как она не позволяла никому и никогда.

Чувствуя в ней легкую независимую кошачью натуру, понимая ее, так, как понимает свою большую полосатую подругу.

Это странные, непонятные недоотношения.

И они ей безумно, безумно нравятся.

И когда на улицах становится тесно от ходячих мертвецов, она, только что вернувшаяся из небольшой и не очень интересной командировки, спешит в зоопарк в первую очередь.

И никого там не находит. Даже животных кто-то успел выпустить из клеток.

Нина уходит.

С ее навыками ей несложно выжить в одиночестве. Даже наоборот, просто.

Но она не хочет больше быть одна. Она хочет быть с ним.

Поиски затягиваются.

Их очень осложняют все пополняющиеся ряды ходячих и разнообразных придурков, сбивающихся в банды.

Нина осторожничает, понимая, что против десятка вооруженных расторможенных мужиков даже ее навыки бессильны.

В Святилище она оседает на несколько месяцев, изучая бандитов, стараясь изображать из себя овечку и не попадаться на глаза главному маньяку.

Иза здесь нет.

Но рядом есть несколько общин, где живут люди.

Может, там?

Она делает несколько схронов в разных местах по периметру. Когда ты незаметная, маленькая, страшненькая, вечно чумазая женщина, то это так легко сделать.

Нина прикидывала, что у нее в запасе есть месяц примерно. Чтоб узнать расположение общин, дорогу к ним.

Похотливый скот Саймон внес коррективы в график.

***

Нина улыбнулась во сне, протянула руку, желая дотронуться до лица Иезекиля.

Утром, прямо за домом, отбиваясь от непонятно откуда взявшихся ходячих, она повредила ногу.

С шипением перетягивая бедро, радуясь, что порез чистый и не выше, а то как раз бы в артерию, и тогда на одного ходячего стало бы больше, Нина пропустила появление людей.

С огорчением наблюдая приближение всадников на лошадях, с копьями, Нина корила себя за потерю хватки, за непрофессионализм.

Все-таки ее везение было разовой акцией, похоже.

Сидя на лошади, чувствуя спиной жесткие доспехи мужчины, Нина прислушивалась к ленивому разговору.

Король… Король?

Странно, Нина об этой общине не слышала.

Может, и они о Спасителях не знают?

Королевство… Король… Глупость какая…

Интересно, что должно быть у человека в голове, чтоб выстроить в этом мире королевство?

Ну ничего, скоро она это выяснит.

Она закрыла глаза, привычно интуитивно сохраняя равновесие на тряской спине лошади, и улыбнулась появившемуся перед внутренним взором Изу.

Она его найдет.

Обязательно найдет.

Когда-нибудь.

Ведь кошка, нагулявшись, всегда находит то место, которое считает своим домом.

Возвращается к человеку, которого считает своим.

Этот новый мир

Это альтернативная версия истории. Здесь, после нападения на ферму Хершелла, гибнет сам хозяин и много членов группы. Все остальные идут через лес, без машин, уходя от опасности окольными путями и испытывая при этом трудности.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! БУДЕТ НАСИЛИЕ! СЕКСУАЛЬНОЕ!

Без подробностей и смакования, но все же!

Если не приемлете, пролистывайте, НЕ ЧИТАЙТЕ!!!

Хочется есть.

Теперь всегда хочется есть. Причем, неважно, что конкретно, просто хотя бы что-то, даже не жуя, проглотить, чтоб на чуть-чуть унять эту дикую резь в пустом желудке.

Раньше, в другом мире, Бет была вегетарианкой. Этому обстоятельству очень удивлялись все, кто знал, откуда она родом. Как можно жить на ферме и быть вегетарианкой? Смешно.

Сейчас Бет была готова кинуться на любую, даже совсем неподходящую еду.

Как-то раз она видела, как младший Диксон ел червей. И что же она в тот момент испытала? Брезгливость? Отвращение?

Нет.

Зависть.

Сама она не могла ничего найти. Она копала землю руками, но засуха, вполне себе привычная для середины лета в Джорджии, даже в лесу не давала шансов. А, может, она не в том месте копала. Бет, несмотря на то, что всю жизнь прожила на земле, не знала, где и как искать червей.

Диксон знал.

А еще Диксон знал, как найти воду в вымершем лесу. Как поймать зазевавшуюся, совершенно одуревшую от жары, белку. Только он, да еще его сумасшедший старший брат, выглядели и чувствовали себя вполне живыми в этом новом мире мертвых.

Младший Диксон, уходя далеко вперед от основной группы, всегда возвращался с едой. Хоть чуть-чуть, иногда самую неподходящую, казалось бы, но приносил. Большая часть того, что он добывал, отдавалась Карлу и беременной Лори. Рик всегда заботился о своей семье. Бет смотрела, как он поддерживал во время дневных переходов жену, как укрывал ночью сына.

Гленн часто отдавал Мегги последний кусок. Когда-то крепкая, спортивная, независимая, сестра теперь хваталась за своего парня, как за последнюю опору. Худой, жилистый, неказистый с виду, но совершенно неутомимый, выносливый и жесткий парень, он, в самом деле, был для Мегги единственной надеждой на выживание.

Мегги помнила про Бет. Конечно помнила, ведь они остались совсем одни в этом новом мире. Помогала, делилась тем, что отдавал ей Гленн. Но Бет, видя, что сестре так же плохо, как и ей, всегда отказывалась, не подавала виду, что умирает от постоянной ноющей боли в животе. Девушка не хотела быть обузой.

Все они, женщины и дети, были обузой для мужчин.

Так сказал однажды старший Диксон. Он, как и младший, всегда находящий в совершенно пустом лесу еду, а часто и веселые грибы, которые сушил и жевал прямо на ходу, чувствовал себя в этом новом мире, как рыба в воде.

Иногда, когда Бет могла отвлечься от постоянного голода, она задумывалась, почему Диксоны еще с ними? Почему не бросают, помогают, делятся едой? Ведь обессилевшая группа бывших горожан ничего не могла дать взамен. Или что-то могла?

Бет не умела додумать до конца.

Ночь.

Бет, к привычной боли от голода, уже довольно долго чувствовавшая неудобство от переполненного мочевого пузыря, поворочавшись на месте, приподняла голову. Посмотрела на сестру, уткнувшуюся в грудь своему парню, не решилась будить.

В конце концов, она не обуза. Не хочет ею быть.

Поднялась, оглянулась в раздумьях, пошла в сторону леса, осторожно ступая, стараясь не задевать хрусткие ветки. Научилась за время странствий. Хриплый полушепот от костра заставил подпрыгнуть.

– Не ходи далеко, Блонди.

Старший Диксон, видимо дежуривший первую половину ночи, сидел, привалившись к бревну, глядя на девушку полуприкрытыми глазами.

Бет, не нашлась, что ответить, кивнула, повернулась в сторону леса. Озабоченная тем, чтоб создавать как можно меньше шума, девушка не поняла, что за ней следят, и не слышала, как Мерл тихо прошептал:

– Не тупи, сестренка.

Она, в самом деле, и не думала отходить далеко. Так, чтоб Диксон у костра не мог ее видеть. В небольшой распадок, укрытый кустарником и мягкой травой. Сделав все дела, повернулась, ухватившись за гибкие ветки, чтоб подняться наверх.

Даже не увидела, почувствовала, что рядом кто-то стоит.

Сердце зашлось от ужаса, девушка даже закричать не могла, так сдавило горло.

Из темноты проступила массивная фигура. Широкие плечи, встрепанные волосы, луна по-волчьи отразилась в серых глазах.

Младший Диксон. Дерил.

… С какого-то момента Бет начала постоянно ловить на себе внимательный изучающий взгляд младшего Диксона. Выражение непроницаемых глаз было непонятным и пугающим. Бет оглядывалась по сторонам, ища причины его интереса, не находила и пугалась еще больше. Меньше всего на свете она хотела бы привлечь внимание такого человека.

Братья Диксоны были самым очевидным и раздражающим элементом нового мира.

В прошлой жизни Бет бы даже не узнала, что есть такие люди.

В том мире ее будущее было так понятно: учеба в ветеринарном колледже, возвращение в родной город, работа, замужество, дети. Обязательно дети, мальчик и девочка, или два мальчика и девочка, или…

В новом мире Бет не могла спрогнозировать даже пятнадцать минут своего будущего.

Она жила секундой, как и они все. И если для нее это было ломкой, то для таких людей, как Диксоны, подобная ситуация, казалось, вообще ничем не отличалась от той жизни, что была раньше. Они реагировали на все мгновенно, не задумываясь, не анализируя, и именно это часто спасало жизнь им и их спутникам. Никто не знал, о чем они думали, почему они остались с группой, особенно после того, как сгорела ферма ее отца, и их, обессиленных и испуганных, пытающихся выбраться из ловушки, уходя все дальше от любого человеческого жилья, нашел в лесу злющий старший Диксон.

Бет помнила грандиозную драку, Мерл наскакивал на Рика, а Дерил и Гленн удерживали его.

Потом все успокоилось. Старший сменил гнев на милость из-за брата, Рик сумел все-таки с ним договориться, дальше путь продолжили вместе. Мерл был хорошим приобретением для группы, как и его брат. По крайней мере, он ничего не боялся, реагировал молниеносно на угрозу, мог выжить в любой ситуации, даже без руки, как показал опыт. А из-за постоянного употребления галюциногенных грибов, его злость и обида на Рика слегка притупились. Он оставался с группой из-за Дерила. А вот из-за чего Дерил не покидал их?

Сейчас Бет имела все шансы узнать это…

Девушка, сквозь волну облегчения, прошедшую по телу, когда она узнала Дерила и поняла, что это не мертвец, жаждущий ее крови, нашла в себе силы спросить:

– Что такое, Дерил?

Шепотом, конечно же. Не хватало еще привлечь ходячих.

Мужчина ничего не ответил, лишь подошел еще ближе.

Бет, которая, вспомнив все его взгляды, осознала, что что-то не так, выставила перед собой руки, в смешной попытке остановить его.

– Дерил… Мне страшно здесь… Пошли обратно к костру.

Диксон, оказавшись совсем рядом, лишь шумно выдохнул, после чего, совершенно не церемонясь, обхватил одной рукой ее за талию, а другую положил на губы, не позволяя вырваться испуганному крику.

Бет задергалась, пытаясь освободиться, возмущенно мыча что-то сквозь его пальцы.

Он дернул ее на себя, прислонил спиной к удачно подвернувшемуся стволу дерева, зафиксировал грудью, не давая свободы.

После чего, прижал палец к губам, в однозначном требовании молчания.

– Чшшшш, ходячие кругом…

От него пахло потом, костром, сигаретами, кровью. Дикий, будоражащий коктейль, сносящий голову.

Бет дернулась уже слабее, осознав, что кричать и в самом деле нельзя, чтоб не подвергать опасности сестру и ее спутников.

Диксон же, поняв, что она услышала и приняла его слова, убрал руку от ее губ. Не успела Бет вздохнуть, как он, наскоро обшарив ее грудь бесцеремонными ладонями, проник под кофту, добрался до голого тела.

Невольно Бет взвизгнула, опять рассердив мужчину. Он грубо встряхнул ее:

– Тихо, блядь!

Этот низкий хриплый рык совсем лишил и без того испуганную девушку воли к сопротивлению.

Она уже не отталкивала жадные руки, быстро и небрежно сдирающие с нее джинсы и белье, лишь тихо шипела от боли, когда мужчина кусал ее за шею, возле ушка, лишь вздрагивала, ощущая бесцеремонные, смелые прикосновения.

В голове было что-то бессмысленное, несвязное, мысли метались от: «Этого не может быть, не может быть, не может быть, Господи…», до: «Должен же кто-то помочь… хоть кто-то…» и “ Это сон, это прекратится сейчас…»

В прошлом, светлом и счастливом мире, этого точно не могло быть. Не с ней.

В этом новом мире все принадлежало сильным.

Таким, как он.

Сильные не спрашивали, они просто брали. Он просто брал.

Он и ее взял. Силой.

Бет без остановки плакала, молча, закрыв глаза, позволяя слезам течь по горящим от поцелуев щекам. Голой спиной она ощущала острую, царапающую кору дерева.

От жестких рук на талии и бедрах оставались красные пятна. Потом на этих местах будут синяки.

Он хрипло выдыхал в такт равномерным сильным толчкам, что-то невнятно успокаивающе бормоча ей в ухо. Бет не понимала слов.

Когда он кончил, успев перед этим выйти из нее (где-то на грани уходящего сознания:

«хоть на это хватило ума»), Бет сползла на сухую пыльную листву возле дерева, не пытаясь прикрыться.

Сквозь бешеный болезненный стук сердца, девушка услышала, как звякнула пряжка застегиваемого ремня, ее вздернули за локти вверх, сунули в руки джинсы.

– Одевайся, чего застыла.

Голос был тихий, уже без этих бешеных вгоняющих в ступор, рычащих ноток. Щелкнула зажигалка, запахло табаком. Бет по-прежнему не открывала глаз, отчаянно желая, чтоб все произошедшее оказалось дурным сном. Все: ночь, насилие, Диксон, и особенно этот новый ужасный мир, в котором с такой, как она, могло произойти такое.

– Одевайся, я сказал, ну?

Ее несильно тряхнули, шлепнули по щеке.

Бет, всхлипнув, открыла глаза, и, не глядя на своего мучителя, дрожа, принялась натягивать джинсы.

Он, покуривая, дождался, пока она оденется, хмыкнув, помог застегнуть ремень, не обращая внимания на то, как вздрагивает девушка от его прикосновений.

Напоследок жадно поцеловал в припухшие от слез губы.

Твердой рукой направил ее к лагерю.

Дорога назад запомнилась смутно.

Зато запомнились и заставили опять затрястись слова старшего Диксона, мгновенно оценившего заплаканные глаза, зацелованные губы и общий расхристанный вид девушки:

– Ну че, братишка, хороша лялька? Дашь поиграть?

И практически музыкой, заставившей отхлынуть волны ужаса, заполонившие сердце, послышалась грязная ругань Дерила:

– Со своей клешней играй, сука.

– Жааадный… – Мерл и не подумал обижаться, – а я вот для тебя ничего не жалел…

И в ответ еще более грязный мат. И на его фоне тихий хриплый смех.

Бет, не глядя больше в сторону братьев, прошла к своему месту, легла, сжавшись в комок, закрыла глаза.

В том, прошлом мире, даже если бы кто-то поступил с ней так, обидчика бы наказали по закону. Его бы посадили в тюрьму, и девушка никогда бы его не увидела.

В этом новом мире то, что он с ней сделал, могли осудить, но не более.

Этот мир принадлежит сильным.

Сильным, выносливым, умеющим выживать, умеющим защищать, умеющим нападать.

Умеющим брать свое.

То, что им нравится. Не было других законов, кроме права сильного.

Бет теперь поняла, что удерживало Дерила Диксона в их группе.

Почему он не уходил. И понимала, что пока что он не уйдет. Пока не наиграется, не насытится.

Ею.

И чем дольше он с ними, тем легче ее спутникам. От его присутствия группе была только польза. От его присутствия зависели жизни ее сестры, Лори и ее нерожденного ребенка, такого отчаянного и смелого Карла. И если она была той причиной, по которой он не покидал группу, то так тому и быть.

Девушка, незаметно для себя, уже переставала мыслить категориями прошлого, счастливого, понятного и прогнозируемого мира.

Мира, где она была любима, где были папа и мама, любимый заботливый брат и веселая старшая сестра. Где было будущее.

В новом мире она ничего не значила, была никем, была обузой. Она ничем не могла помочь группе, не могла помочь сестре. Она и себя-то не могла уберечь от беды!

Здесь приходилось полагаться на других. Сильных, быстрых в реакции, жестоких.Приходилось платить за защиту. За жизнь.

Бет осознала это.

И, когда Дерил, весь следующий день не сводящий с нее внимательных глаз, грязно отгавкивающийся от бесконечно подкалывающего его брата, вечером мотнул в приказном жесте головой в сторону леса, она лишь отвела взгляд.

Дождалась, когда все уснут, встала и вышла за освещенный круг костра.

И, в какой-то момент почувствовав на своей макушке тяжелое, хриплое дыхание, развернулась и впервые прямо посмотрела в глаза своему страху.