Текст книги "Иллирия (СИ)"

Автор книги: Мария Заболотская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Меня зовут Гоэдиль Альмасио, – сказала она, поприветствовав госпожу Като. – Моя девичья фамилия – Эттани, и вам она должна быть знакома.

Госпожа Като Ранд с осторожностью согласилась с этим утверждением, перейдя на язык южных земель, и спросила, что за дела привели госпожу Альмасио в земли ее родственников по материнской линии. Гоэдиль, явно подбирая слова, ответила, что обстоятельства ее жизни сложились неблагоприятно и по этой причине она просит у своих уважаемых родственников убежища, ни в коей мере не желая их стеснить или ущемить в каких-либо правах.

Слова эти походили на правду – уж больно неказисто выглядела госпожа Альмасио и ее слуги, пустившиеся в путь среди зимы и не имеющие для этого даже сносной одежды. Госпожа Като поняла, что расспросы следует продолжить при меньшем количестве свидетелей, и с умеренной любезностью предложила новоявленной родственнице кров и стол. Запоздало она представила ей семерых своих детей, как всегда, испытывая затаенную гордость – много ли женщин могут похвалиться таким количеством крепких и храбрых сыновей?.. Все мужчины Ранд были, как на подбор, ладно скроены и хороши собой – светловолосы, голубоглазы, как это и положено добрым ангарийцам.

Чуть позже, когда Гоэдиль была оказана помощь и женщина немного отдохнула от тяжелой дороги, госпожа Като пришла побеседовать с ней наедине, чтобы узнать, какую именно беду принесла с собой светловолосая зимняя гостья.

Начала свои расспросы она с самой естественной в сложившихся обстоятельствах темы – спросила, как следует поступить со слугами Гоэдиль. Судя по всему, они были наняты только на время пути, и сейчас беднягам следовало отправляться домой, еще раз сдавшись на милость суровой ангарийской зимы. Выплачено ли им жалованье, не возникнет ли обид?..

Гоэдиль со вздохом сказала, что слугам был дан задаток в начале пути и сейчас ей нужно расплатиться с ними согласно уговору.

– Но то, чем я заплачу, принесет им немало горя, – произнесла она загадочную фразу, не понравившуюся госпоже Като.

– Что вы имеете в виду, госпожа Альмасио? – спросила она.

Гоэдиль, поколебавшись, достала из дорожной сумки небольшой кошелек, в котором лежало несколько очень дорогих перстней, украшенных прекрасными драгоценными камнями.

– Вот все, что у меня осталось, – сказала она. – Но если эти кольца вернутся в Южные земли, о них вскоре узнают те, с кем лучше никому не встречаться. Госпожа Ранд, я отдам все эти драгоценности вам, если вы заплатите моим слугам. Как видите, камни эти сами по себе ценны и вы не останетесь внакладе.

Госпожа Като и сама видела, что стоимость камней очень велика. Одного кольца хватило бы, чтобы с лихвой оплатить услуги куда более расторопных челядинцев. Но Гоэдиль лишь покачала головой, когда услышала это.

– Я с радостью расстанусь с ними. Эти украшения будят во мне недобрые воспоминания.

На том и порешили. Отношение госпожи Ранд к гостье значительно улучшилось, хотя подозрительность ее при этом усилилась стократно. Дамы, владеющие подобными ценностями, редко путешествуют среди зимы, кутаясь в потертый шерстяной плащ. Ясно было, что за спиной Гоэдиль маячит весьма неприятная тайна.

– Что за новости из Иллирии сейчас обсуждают здесь? – спросила, между тем, Гоэдиль, напряженно глядя на госпожу Като.

Та пояснила, что зимой, когда дороги столь плохи, а погода заставляет всех разумных людей держаться поближе к очагу, новости в Ранд приходят с большим опозданием.

– Последнее, что я слышала, некий господин Эттани – возможно, ваш родственник – выдал свою дочь за важного в Иллирии господина, носящего ту же фамилию, что и вы... Но мне показалось, что речь шла о совсем юных людях. Возможно, я что-то путаю.

– Нет-нет, вы правы, – поспешила сказать Гоэдиль. – Речь шла о моей сводной сестре, она и впрямь очень молода, как и ее жених. Я же вышла замуж в первый день зимы, за старшего господина Альмасио, который вскоре погиб.

Като выразила вежливые соболезнования и сказала, что об этом в Ранде ничего не слыхали. Ее собеседница вздохнула с облегчением, когда поняла, что Като не собирается углубляться в подробности и не слишком-то хорошо знает высший иллирийский свет.

– Госпожа Ранд, – обратилась она к Като, словно решившись на чуть большую откровенность. – Вы можете обещать мне, что если здесь объявятся люди, спрашивающие обо мне, то вы скажете им, что ничего не знаете?

Видно было, что и эти слова дались ей с большим трудом, так что расспрашивать ее бессмысленно. Като лишь спросила, каких людей ее гостья опасается более всего, чтобы члены семьи Ранд были предупреждены об опасности в полной мере.

– Кто бы ни спрашивал обо мне – говорите, что никогда не видели Гоэдиль Альмасио, – сказала женщина, помрачнев. – Лишь одного человека прошу тут же проводить ко мне... Его легко узнать. Он одноглаз.

Госпоже Като пришлось удовольствоваться этим скупым объяснением, но она дала себе слово пристально следить за каждым действием Гоэдиль, столь много не договаривающей.

Нельзя сказать, что госпожа Альмасио вела себя слишком уж подозрительно и скрытно. Напротив, она охотно беседовала со своими родственниками и выказывала доброе отношение к ним. Молодая женщина, несмотря на хрупкое сложение, быстро оправилась от дороги, о которой рассказывала мало. Обмороженные пальцы, вызывавшие беспокойство лекаря, зажили без образования рубцов, и даже ногти остались на месте, что дало серьезный повод для гордости кухарке, которая не уставала повторять, что гусиный жир, собранный ею, обладает воистину чудодейственными свойствами.

Появление в доме иллирийской гостьи совпало с началом первой весенней оттепели. К удивлению госпожи Като, считающей южанок существами изнеженными и боящимися высунуть нос за порог дома, Гоэдиль при любом случае отправлялась гулять в окрестностях поместья, не обращая внимания на дожди и ветер – хоть и несущий первое тепло, но все же зябкий. Ее частенько видели столь далеко от дома, что как-то госпожа Като предложила гостье брать на прогулку одну из верховых лошадей. Женщина только рассмеялась:

– Мне довелось учиться ездить верхом при столь неприятных обстоятельствах, что в следующий раз на лошадь я взберусь только если это потребуется для спасения чьей-то жизни.

Так, день за днем, она, одетая в простое платье и тот самый потрепанный шерстяной плащ, в котором прибыла в Ранд, бродила по лесу, бесстрашно уходя от наезженных дорог. Като порой начинала опасаться, что сумасшедшая южанка свернет себе шею где-то в овраге или повстречает дикого зверя, который ее не пощадит, поэтому просила кого-то из своих сыновей составить компанию госпоже Альмасио. Вскоре она заметила, что сыновья уж слишком покладисто выполняют эту ее просьбу, точно не могут найти себе лучшего занятия, чем часами бродить по лесной чаще, беседуя со странной женщиной. Стоило всерьез задуматься, какую пользу из этого можно извлечь.

Как-то раз при Гоэдиль завели разговор о событиях в Иллирии, и один из младших сыновей госпожи Като спросил, точно его внезапно осенило:

– Госпожа Гоэдиль, ведь вы имеете отношение к роду Альмасио, который соперничает с теми самыми Брана?..

Женщина сразу напряглась, но непринужденным тоном подтвердила его догадку.

–Да, я вдова господина Ремо Альмасио.

Братья Ранд зашумели, сообразив, что мимо их ушей чуть не прошла важная новость.

– Так он умер? Что же происходит в столице? Кто берет верх?.. – засыпали они вопросами Гоэдиль.

Като Ранд призвала их успокоиться:

–Что вам за дело, обалдуи, до грызни южан? – произнесла она, покосившись на госпожу Альмасио. – Кто бы из них ни взял верх, нас они все равно презирают, считая людьми второго сорта! Послушать их, так мы во всем хуже южных господ: и лица наши грубее, и рост ниже, и нравы проще. Боги ангарийские тоже не угодили этим важным персонам! Их священники назвали нас язычниками и выдумали невесть что про наши обряды – якобы мы приносим в жертву богам людей, пьем их кровь и покойников своих не хороним, а отдаем собакам. Сами же погрязли в пороке и разврате, равных которым не сыщешь даже в худших притонах. О чем говорить с ними?.. Пусть Иллирией заправляют хоть Альмасио, хоть Брана, хоть еще кто... Для нас есть лишь одна светлая сторона в таких новостях: может, они передушат там друг друга и наша родная Ангари сможет, наконец-то, вырваться из-под многолетнего гнета...

Лицо Гоэдиль ничуть не изменилось во время этой речи, она лишь негромко промолвила с улыбкой:

– О, стало быть, вам придется по нраву то, что случится с Иллирией далее...

И госпожа Като сказала себе: "Сдается мне, милочка, ты и сама не прочь посмотреть, как превращается в руины твой город... Не слишком-то тебя там почитали и уважали, раз ты так легко пропускаешь мимо ушей оскорбления своих соотечественников!"

Весна, словно сжалившись над Ангари, оказалась быстрой и теплой в противовес долгой и холодной зиме. Всего пару недель распутицы, и вот – дороги уже подсохли, первые торговые караваны потянулись по ним, спеша добраться до самых отдаленных уголков княжества, где давно уж их заждались. В Ранд начали приходить вести, одна другой удивительнее.

– В Иллирии всю зиму непрестанно проливалась кровь, на улицах кипела настоящая война! Впервые за последние полвека понтификом стал человек, враждебный Брана! Кардиналы признали подлинность позорного договора, благодаря которому новый понтифик получил это место, – передавались из уст в уста эти рассказы.

– Брана вынуждены были отступить и покинуть город, бросив свой родовой дом и множество ценностей!

– В Маридо, узнав про поражение Рагирро, снова подняли голову их давние враги, и Брана оказались меж двух огней!

– Новый понтифик тут же предал анафеме двух кардиналов за распутство и пособничество преступлениям Брана. Их забили камнями у ступеней храма. Город пылает каждую ночь – жгут дома тех, кто запятнал себя союзом с прежними властителями...

Ангарийцы со злорадством узнавали все новые подробности событий, сотрясавших Иллирию и Южные земли. Все громче звучали голоса тех, кто все это время желал выйти из-под власти Юга, давно уж превратившегося в жалкое подобие государства, но до сих пор сохранявшее единство благодаря кипучей жестокой энергии Рагирро Брана.

Вскоре госпожа Като, внимательно прислушивавшаяся к разговорам, ведущимся в околицах Ранда, услышала знакомую фамилию. Говорили, что некий Эттани, ранее числившийся в доверенных лицах у семьи Альмасио, и даже породнившийся с нею, загадочным образом впал в немилость у нового понтифика, претерпевая немало лишений из-за этого. Кое-какие догадки насчет причин этой опалы озвучивались, и госпожа Ранд приняла их во внимание, хоть и покачала головой с недоверием – уж слишком мало походила Гоэдиль Альмасио, упоминавшаяся в них, на женщину, способную так лихо вертеть сразу несколькими мужчинами из числа знатнейших.

"Дьявольщина, – встревоженно подумала госпожа Като. – Эдак пройдоха Гако вспомнит, что у него есть кое-какие права на поместье Ранд и сбежит сюда от своего родственничка-понтифика, пока тот окончательно не свернул ему шею. Кто знает, что за ссора вышла у него с дочерью, но она все еще остается Эттани, и это может вылиться в долгую тяжбу, которая выпьет из нас ту кровь, что не успеет выцедить близящаяся война".

На этот случай у старой Като с недавних пор имелась одна мысль. Не откладывая дело в долгий ящик, она выбрала время для разговора с вдовой Альмасио.

– Отброшу всякие околичности, – сказала Като, преградив путь молодой женщине, – и спрошу у вас, госпожа Гоэдиль, как видите вы свое будущее в Ангари?

Гоэдиль лишь пожала плечами, спокойно глядя на госпожу Ранд.

– Вы не претендуете на то, чтобы стать хозяйкой в поместье Ранд, верно рассчитав свои силы, – Като говорила сухо, но без недоброжелательности, – стало быть, желаете оставаться здесь гостьей. Непрочное положение.

– Мне доводилось знать и худшее, – отозвалась вдова Альмасио.

– Но, быть может, вы не откажетесь от лучшего? – спросила госпожа Като.

– Что вы подразумеваете под этим определением? – ответила вопросом на вопрос Гоэдиль, сразу приобретшая уставший вид.

– Вы могли бы выйти замуж за одного из моих сыновей. Четверо из семи еще не женаты, возраст у них вполне подходящий для того, чтобы сочетаться с вами браком. Тот, кто женится на вас, подкрепит свои права на Ранд, да так, что более никто не сможет их оспорить. Вы же безо всяких споров и тяжб станете полноправной хозяйкой всех окрестных земель, когда я отойду от дел – а это случится довольно скоро, годы берут свое...

Госпожа Альмасио долгое время молчала, уголки ее бледных губ подрагивали, точно она сдерживала улыбку.

– Госпожа Като, – произнесла она. – Я дважды выходила замуж, и дважды мои мужья умирали вскоре после нашей свадьбы. Я вовсе не та невестка, что принесет счастье в дом.

– Южане, – презрительно бросила госпожа Като. – Всегда знала, что они слабы во всех отношениях. Раз уж их может погубить такая мелочь, как женитьба, то и в самом деле, их государству вскоре придет конец.

Разумеется, госпожа Альмасио не могла не понять, что предложение Като не из тех, от которых отказываются, да еще будучи приживалкой в чужом доме. "Другая почла бы за честь выйти замуж за одного из моих сыновей, – размышляла госпожа Ранд. – Что Игван, что Бранк, что Лугар, да и Ледо, ясное дело – женихи всем на зависть. Игван всегда с радостью бродил с этой Альмасио по лесу, и возраст у них равный... Она, хоть и со странностями, но не из тех пустоголовых созданий, которым не доверишь серьезное дело. Из нее выйдет хорошая хозяйка поместья, да и, признаться честно, это ведь ее место по праву!.."

Но Гоэдиль Альмасио не выказала особой радости, услышав, как хорошо госпожа Като устроила ее судьбу, и продолжала все так же бледно и рассеяно улыбаться.

– Разрешите мне поразмыслить над этим как следует, – сказала она задумчиво, и вновь до самого вечера пропадала в лесу.

Госпожа Като не торопила события, пока не видя смысла в том, чтобы принуждать вдову Альмасио дать ответ. Но тучи медленно и неумолимо собирались над Ангари, и гневный ропот повсюду усиливался, предвещая немало потрясений княжеству. В гости зачастили соседи, давно уж не показывавшие носа в Ранд. Все они, поговорив положенное время о погоде и надежде на хороший урожай, сменяли тему и со значением пересказывали истории о темных делах, творящихся на Юге. Вот уже которую неделю Брана, засев в одном из городов неподалеку от Иллирии, отбивали атаки врагов. Новый понтифик правил городом и подчинявшимися ему землями все более жесткой рукой, словно решив покончить с традицией, при которой ему надлежало оставаться лишь марионеткой, символом власти своего рода. Наместник Ангари пытался заслужить доверие нового властителя, но очевидно было, что Орсо Альмасио нуждался совсем в других людях, нежели Рагирро Брана, и дни наместника были сочтены...

– Так что же, – вопрошали соседи, сверкая глазами, – неужто мы в очередной раз покоримся? Пусть клубок южных змей жалит друг друга без разбора, а мы в это время попросим благословения у старых богов, авось они нас не позабыли!..

По всему выходило, что не за горами была новая война. В случае ее удачного для Ангари исхода, совсем другая жизнь могла вернуться в некогда вольное княжество. Но следовало предвидеть и неудачный вариант развития событий. Като вновь заводила доверительные беседы с вдовой Альмасио, которая, казалось, ничего не замечала вокруг себя. Бог знает, что так манило ее в дикой чаще, но она постоянно пропадала в лесу, и многие поговаривали, что она якшается с лесными духами.

– Госпожа Гоэдиль, что вы решили? – в который раз спрашивала Като у нее, и получала один ответ – "Еще самую малость!..".

К началу лета, когда все мужчины Ангари стали куда суровее глядеть по сторонам и все чаще с задумчивым видом брать в руки запылившееся оружие, терпение Като Ранд было на исходе. "Сыновья уйдут на войну, и – пусть хранят их боги! – могут не вернуться. Как я смогу защитить Ранд, если сюда надумает вернуться Эттани? Этот новый понтифик, кажется, безумен, но вряд ли даже он сумеет уничтожить всю ангарийскую знать под корень. Мы уже привыкли жить, проиграв южанам, и не поражение меня страшит более всего. Ничего нет хуже жадного иллирийца, надумавшего завладеть твоей землей через суд! Любой ценой надо женить Игвана или Бранка на этой ведьме-полукровке до того, как им придется уйти воевать!" – вот какие мысли одолевали ее непрерывно.

– Задумайтесь вот над чем, – со значением сказала она как-то Гоэдиль. – Вы признались мне, что некие люди могут вас искать. И люди эти, насколько я понимаю, опасны и могущественны, так что противостоять их воле будет непросто. Но если нас могут вынудить выдать госпожу Альмасио, то никакая сила не принудит семью Ранд отступиться от госпожи Ранд, жены одного из моих сыновей.

Видно было, что вдова Альмасио понимала правоту госпожи Като, но какая-то тайная мысль мучила ее, не давая решиться на ответ. Като, хоть и досадовала из-за медлительности своей будущей невестки, зла на нее не держала. То и дело она внушала Игвану, что следует уделять больше внимания дальней родственнице, и тот, довольно улыбаясь, тут же спешил вслед за Гоэдиль. Однако дело так и не сдвинулось с места.

Когда ощущение надвигающейся грозы стало настолько осязаемым, что госпожа Като стала засыпать лишь с помощью крепкой настойки трав, тянуть с принятием решения было уже некуда. "Сегодня вечером я поговорю с южанкой и пригрожу, что если она не согласится на брак с Игваном, то я ее выставлю прочь из дому. Верну ей часть драгоценностей и укажу на дверь! Это несправедливо, но она должна понимать, что ставит меня в безвыходное положение..."

От этих мыслей госпоже Като было тяжко на душе. В глубине души испытывала сочувствие к своей троюродной племяннице, явно немало настрадавшейся из-за своего иллирийского семейства. Прожить всю жизнь среди южан – это ли не кара господня?.. Но ведь она не требовала от Гоэдиль каких-то жертв – напротив, предлагала прекрасное будущее!.. Воротить нос от такого могла бы сопливая девчонка, не знающая жизни. Вдова Альмасио не выглядела наивным созданием, да и возраст уже не позволял ей руководствоваться вздорными капризами.

Госпожа Като совсем было раззадорила себя гневными размышлениями, но выйдя из своих покоев, заметила вдову: та стояла у окна и задумчиво смотрела на что-то во дворе. Като незаметно проследила за этим красноречивым взглядом и довольно хмыкнула – вдовица явно наблюдала за Игваном, о чем-то беседующим со слугами у конюшни. "Хорош! – как всегда потеплело на сердце у Като. – Пусть и не столь высок, как эти треклятые южане, но зато и не черен, точно закопченный черт из преисподней. Доброму человеку следует иметь светлые волосы и кожу. Иллирийцев этих точно боги отметили смуглостью, чтоб сразу было видно: все они плуты и мошенники, как на подбор. Хорошо еще, что эта Гоэдиль внешне удалась в мать, иначе я бы давным-давно ее прогнала восвояси!.."

И перейдя от этих сварливо-довольных мыслей к еще более приятным размышлениям о том, что вдова Альмасио, по-видимому, образумилась и вскоре даст согласие на брак с Игваном, госпожа Като отправилась на кухню, где ее распоряжений давно уж ожидали стряпухи.

Но ожидания ее от начинающегося дня не оправдались.

– Госпожа Като, – сообщили ей, оторвав от обычных дел, – человек у ворот желает поговорить с Гоэдиль Альмасио!

"Ах, дьявольщина! – сердце Като екнуло и в голове неприятно зашумело. – Неужто и впрямь сейчас придется бодаться из-за этой девчонки с разгневанными южанами? То, что к воротам он пришел в одиночестве, еще не значит, что за ним не следует вооруженный отряд..."

– Каков он из себя? – спросила она вслух.

– Говорит на южном наречии, ангарийского почти не знает, – ответил слуга. – На вид – совершенный разбойник, да к тому же еще и одноглаз!..

Госпожа Като недолго сомневалась.

– Я поговорю с ним, – сказала она. – Приведи его ко мне!

– Он заранее отказался и сказал, что будет ждать у ворот.

"Ладно же, – подумала госпожа Като, – от меня не убудет, если я выйду к воротам! Но я трижды подумаю перед тем, как сообщать вдове Альмасио об этом странном визите"

И хозяйка поместья торопливо вышла из дому, наказав слугам во что бы то ни стало занять госпожу Альмасио и не дать той узнать, что о ней спрашивали.

Мужчина, ожидающий у ворот, выглядел весьма подозрительно. "И эти южане еще смеют хаять наш внешний вид! – язвительно подумала Като. – Вот уж разбойничья рожа! Да и ростом он не выше наших мужчин!". Приглядевшись, она поняла, что гость куда моложе, чем казалось с первого взгляда. Лишних лет ему набавляли несколько свежих шрамов на левой половине лица да повязка на глазу. Вторая половина лица, без отметин, выдавала истинный возраст: не более двадцати пяти лет. Сложно было ошибиться, угадывая, из каких краев он пожаловал: единственный глаз – карего цвета, лицо смугло, да и длинные волосы слишком черны. В Ангари этого было достаточно, чтобы в человеке тотчас признали врага. Вот только черты лица молодого мужчины не отличались утонченностью, бывшей предметом гордости южан.

Впрочем, одет он был куда лучше, чем это полагалось человеку, наделенному столь неблагонадежной внешностью, да и конь его был отнюдь не негодной клячей в потертой сбруе – таких скакунов и в конюшнях Ранд не водилось. Вспомнив все слухи о недавних иллирийских бедах, что доходили до ее ушей, Като сказала себе: "Так вот кто пожаловал в Ранд... Надо же, а я не верила, что в тех рассказах о Гоэдиль есть доля правды!"

– Отчего же вы хотите беседовать у ворот, точно не доверяете гостеприимству клана Ранд? – спросила она гостя после того, как поприветствовала его согласно обычаям и спросила у него имя.

– Если вам когда-то зададут вопрос обо мне, лучше вам, не кривя душой, ответить, что я не переступал порог вашего дома, – ответил он. – А называть меня можете Энзо.

Госпожа Като кивнула, показывая, что принимает правила игры нежданного визитера. Имя Энзо было довольно распространено в Южных землях и ангарийцы частенько называли так любого южанина, вкладывая в это слово немало презрения.

– Итак, господин Энзо, вы желаете увидеть Гоэдиль. Но откуда мне знать, что эта встреча не навредит ей? – придав себе суровый вид, спросила госпожа Като.

– Я не опасен для Годэ, – ответил тот. – И она об этом знает.

– Господин Энзо, за всех, кто находится под кровом дома Ранд, я несу ответственность как глава клана. Гоэдиль, к тому же, связана с нами узами кровного родства. Возможно, ей виднее, кого следует опасаться, а кого – нет, она мало рассказывает о своем прошлом. Но она может ошибаться. Мой долг – защищать ее, как и всех прочих людей нашей крови, – каждое слово, произнесенное госпожой Като, звучало веско и уверенно, и южанин должен был понять, что ему, чужаку в этих краях, действовать силой не стоит.

– Я рад слышать, что Годэ, наконец-то, обрела родственников, пекущихся о ее безопасности. Раньше ей в этом отношении чертовски не везло, – Энзо в своих ответах демонстрировал как мог миролюбие и любезность, но Като было не так-то просто обмануть – этот южанин не отличался кротостью нрава или хорошим воспитанием. – Я клянусь вам, почтенная госпожа, что не причиню вреда Гоэдиль. Мы с ней заключили договор, и я выполняю свою часть обязательств, появившись здесь.

– Можно ли верить вашим клятвам? – прямо спросила госпожа Като, выразительно окидывая взглядом фигуру Энзо.

Тот хмыкнул, ничуть не обидевшись.

– В большинстве случаев – нет. Но все обещания, касающиеся Годэ, я выполняю, чего бы мне это не стоило. Поэтому вы совершенно зря будете препятствовать нашей встрече. Честным или бесчестным путем я все равно доберусь до нее. А так как разговор наш, скорее всего, будет быстрым и ровным счетом ни на что не повлияет, вы попусту потратите свое время, отваживая меня от своего дома.

"Черт с тобой, наглый южанин, – сердито подумала Като, отчего-то сразу поверившая в его слова. – Поговори с Годэ, и пусть она, и на свежую голову оценит, как от тебя разит бедой за версту. Если я в чем и уверена, так это в том, что тебе не место на моих землях. Чем скорее ты отсюда уберешься, тем лучше, потому что неприятности идут за тобой по пятам, я чую это своей старой шкурой".

– Я позову Гоэдиль, – сказала она, направляясь к дому.

Вдова Альмасио словно заранее знала, что собирается сказать ей госпожа Като. Впервые на ее бледных щеках показался едва заметный румянец. В остальном же, умение молодой женщины держать себя в руках делало ей честь – лишь самый внимательный наблюдатель мог заметить в ее походке что-то странное. Но Като знала – Гоэдиль едва сдерживается, чтобы не побежать к воротам.

Лишь только она покинула комнату, как Като знаком подозвала к себе Лугара, который околачивался неподалеку. Госпожа Ранд не считала его самым сообразительным и быстрым из своих сыновей, но не хотела терять ни минуты.

– Исхитрись и подслушай, о чем она будет говорить с этим проходимцем! – приказала она. Как оказалось впоследствии, то была весьма разумная и своевременная идея.

И вот что рассказал Лугар, в точности выполнивший наказ своей матушки.

Гоэдиль, выйдя за ворота и увидев того, кто называл себя Энзо, замерла на несколько мгновений, а затем, видя, что он тоже не трогается с места, торопливо протянула к нему руки. Он с осторожностью взял их, шагнув вперед, но не сказал ни слова, продолжая с тревожным ожиданием смотреть на женщину.

– Ты все-таки жив! – воскликнула Гоэдиль, в голосе которой слышались слезы, и стена, разделяющая их, пала – они обнялись так горячо, что становилось ясно: их связывает нечто большее, чем просто дружба.

– Ты жив, жив! – повторяла она.

– Я и сам порой удивляюсь этому факту! – отозвался Энзо, не выпуская ее из объятий, и в голосе его вдруг послышалась неожиданная нотка грусти, противоречащая словам, которые он произносил. – Но мои дела обстоят куда лучше, чем я смел надеяться.

– Я боялась вспоминать наше прощание, – сказала Гоэдиль, отстраняясь, но все еще не отпуская его рук. – Мне казалось, ты в любую секунду мог потерять сознание и лишь чудом удерживался в седле. Я была тогда куда здоровее тебя, но три дня непрерывной скачки измотали меня так, что я с трудом переставляла ноги. Я не понимала, как тебе удалось выдержать это... Куда ты подался после того, как мы расстались?..

– Как мне и предрекали, нашел грязный темный угол, где готовился подохнуть – в лучшем случае. Худший, как ты понимаешь, означал, что я не успел бы умереть до того, как меня нашли люди моего отца. Но мне повезло, и первым до меня добрался кое-кто другой, – тут Энзо слегка замялся, явно не желая пока углубляться в подробности своей истории. – Расскажи-ка лучше, как сложился твой путь в Ангари.

– Я сделала все, как ты советовал. Попросила ночлега в одной маленькой деревушке и сказала, что слуги, с которыми я путешествовала, решили меня ограбить, но мне удалось спрятать немного денег. Того золота, что ты мне оставил, хватило, чтобы нанять двух крестьян, хорошо знавших горные тропы. Они провели меня дорогами, которыми пользуются контрабандисты... Не успели мы пересечь горы, как испортилась погода. Нас едва не замело снегом, и мы потратили лишний день на то, чтобы выбраться из снежных заносов...Потом наступили холода, но в этом были свои преимущества – даже разбойники ушли с дорог, пережидая морозы. Да ты и сам знаешь, что за сложности ожидают путников в зимнюю пору. Хорошо еще, что мне удалось выменять хорошие сапоги на свое обручальное кольцо!.. Иллирийская обувь совсем не годится для местных зим. И то, я едва не лишилась пальцев на ногах...

– Путешествия не пришлись тебе по нраву, – усмехнулся Энзо, выслушав ее сбивчивый рассказ. – Теперь ты, должно быть, ценишь покой и уют жизни в семейном кругу...Стоило попробовать и то, и другое, чтобы потом не мучиться сомнениями. Я вижу, здесь к тебе относятся куда лучше, чем в Иллирии. Суровая пожилая госпожа едва не испепелила меня взглядом, когда я заявил, что хочу встретиться с тобой.

Гоэдиль улыбнулась ему в ответ. Сейчас они стояли друг против друга, но уже не держались за руку. Странное дело, чем радостнее был тон их разговора, тем яснее чувствовалось растущее между ними отчуждение – всего несколько минут назад пропавшее.

– Меня здесь считают странной южанкой, но от моих ангарийских родственников я вижу только добро. Никто ни разу не попрекнул меня куском хлеба, и впервые за всю свою жизнь я предоставлена самой себе. Меня немного тяготят темные комнаты с низкими потолками – должно быть, я еще нескоро забуду о том, как неприятно в темноте прислушиваться к писку крыс – и большую часть времени я провожу, гуляя по лесу. Никто не запрещает мне уходить из дому, и, к тому же, я ни разу не была в храме с тех пор, как покинула Иллирию!.. Это ли не счастье?

– Стало быть, ты наконец нашла свое место, – промолвил Энзо, склонив голову. – Сдается мне, ты не сможешь разводить здесь розы ввиду суровости местных зим, но в остальном твои мечты сбылись. Я рад это слышать. Меня несколько беспокоит крутой нрав твоей тетушки – или кем тебе приходится эта почтенная дама?.. Но если ты говоришь, что она относится к тебе с уважением...

– Даже более того, – слегка натянуто ответила ему госпожа Альмасио, а затем, словно поборов некие сомнения, прибавила:

– Она хочет, чтобы я вышла замуж за одного из ее сыновей и стала полноправной хозяйкой этих земель.

– О, понимаю, – откликнулся ее собеседник, помолчав некоторое время. – Ну что ж – если сыновья этой дамы чуть менее суровы, и чуть более приятны лицом, нежели она сама, то мне остается лишь поздравить тебя. Ради этого стоило бороться, не так ли? Годэ Ранд, владычица лесов, знатная дама севера... Тебе к лицу эти звания. Теперь я окончательно спокоен – ты не в обиде на меня за то, что я увез тебя из Иллирии, лишив права быть первой дамой Юга.

– Мне никогда не отблагодарить тебя в полной мере за то, что ты сделал для меня, -тихо сказала Гоэдиль. – Из-за меня ты стал изгоем...

–Я уже говорил, что дела мои устроились куда лучше, чем я смел надеяться. Правда, эти же дела вынуждают меня как можно быстрее покинуть Ангари, так что я сразу после нашей беседы вновь отправлюсь в путь.

– Куда?.. -спросила Гоэдиль, вряд ли рассчитывая получить ответ. Но Энзо оказался чуть более откровенным, нежели она ожидала.

– Должно быть, ты слышала, что Иллирия сейчас переживает не лучшие времена, – сказал он, вернув чуть кривоватую улыбку на свое лицо. – Новый понтифик хоть и проявляет куда больше рвения на своем посту, нежели прошлый негодник, но все равно ведет свои земли к краху. Наверняка даже в этих глухих лесах ведутся разговоры о том, что Южные земли вскоре окончательно утратят свое величие, а те, кто ими правил, окажутся низвергнуты. К счастью для меня, истово ненавидимого всеми теми, кто сейчас борется за власть в Иллирии, их дни сочтены. Один знатный господин, давно уж желающий вернуться в родные края и предъявить права на трон, также очень обрадован происходящим. И считает, что коль я сумел посеять эту смуту, то могу пригодиться ему и в дальнейшем. Одним людям дано возводить и созидать, другим – разрушать и смущать умы... К тому же, я знаю много маленьких и больших иллирийских секретов, которые готов продавать по сходной цене. Разумеется, все это значит, что я не умру своей смертью, но пока что дела мои идут на лад, и этого мне достаточно.