Текст книги "Иллирия (СИ)"

Автор книги: Мария Заболотская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 24

Ремо Альмасио был не из тех людей, которых можно застать врасплох. После того, как он отдал распоряжение мажордому пустить позднего гостя в дом, в лице его читались лишь злой азарт и любопытство человека, чувствующего, что он находится в выигрышной позиции. Господин Ремо никогда не считал Вико Брана равным противником, сейчас же, находясь в стенах своего родового дома, он и подавно был уверен в своих силах, предвкушая жестокую забаву над униженным соперником, решившим просить о встрече.

Я, не в силах скрыть беспокойства, невольно приподнялась, но мой супруг резким жестом приказал мне оставаться на своем месте. Конечно же, мне полагалось видеть, как Вико Брана, оказавшись в роли гостя-просителя, получит свое.

Я незаметно бросила взгляд на Орсо – сейчас он казался зеркальным отражением своего отца. Внешнего сходства в них было не столь много, но общность характеров и чувств придавали им поразительную схожесть в эти мгновения. Два хищника приготовились наблюдать за агонией жертвы.

Впрочем, самую малость удивиться пришлось даже им, ведь Вико, вошедший в гостиную, выглядел и в самом деле чудовищно. Впечатление не смог смягчить даже неяркий свет свечей. Каждая подмеченная мной деталь заставляла мое сердце сжиматься – он прихрамывал, с осторожностью ступая на правую ногу, левую руку невольно прижимал к ребрам при каждом шаге, явно отдающемся болью, а лицо было сплошь покрыто синяками и кровоподтеками. Один глаз был скрыт повязкой, под которой виднелись следы запекшейся крови.

– Паршиво выглядишь, Брана, – с презрением произнес Ремо, первым нарушив тишину. – Куда ты подевал свой глаз?..

– Ну надо же, тебе не по нраву мой вид! – отозвался Вико, скривив губы в подобие улыбки. – Всегда считал, что увечья – первый шаг к святости, недостатком которой меня попрекали все, кому не лень.

Я услышала, как Орсо вполголоса пробормотал: "Святотатец!", Ремо же сказал с насмешкой:

– В твоем случае не хватит ног и рук, чтобы перенести количество мучений, достаточное для звания святого. Да что там – чтобы люди признали, что в твоей жизни случилось хоть одно достойное событие, тебе нужно расстаться, по меньшей мере, с головой. Но, честно говоря, я не верю в то, что ты способен достойно принять смерть.

– Ты в самом деле враждуешь с моим отцом, Ремо? Рассуждаешь ты точь-в-точь как и он, – вновь усмехнулся Вико. – Я словно вновь перешагнул порог отчего дома.

– Да, славно он тебя отделал, – удовлетворенно кивнул господин Альмасио, рассматривая гостя. – Не могу не спросить – ты все еще понтифик, крыса, или старый Рагирро отвесил тебе тумаков в качестве итоговой платы за дурное выполнение обязанностей и решил подыскать тебе смену?

– Отцовская любовь безгранична. Батюшка верит в то, что еще сумеет наставить меня на путь истинный, повторяя время от времени подобные внушения. Лет двести тому назад был уже одноглазый понтифик – Озимо, кажется... Но твой сын наверняка знает историю лучше меня, раз уж столько лет готовится стать понтификом. Так что это, – Вико указал на повязку, – не столь уж серьезный недочет. А синяки вскоре сойдут, отец посматривал краем глаза на календарь праздников, когда отдавал приказ меня проучить как следует. Ко дню Святого Иеросима, когда понтифику положено появиться в главном храме, я буду почти как прежде – лишь самую малость потрепан.

Я боялась напомнить о себе, поэтому даже дышала неслышно, и в то время как Вико говорил, лишь одна тихая быстрая слеза скатилась по моей щеке. Оставалось лишь надеяться, что никто ее не заметил.

– Все же странно, что ты лишился именно глаза, щенок, – Ремо зло усмехнулся. – На месте твоего отца я отрезал бы тебе уши – за то, что ты никогда не слушал добрых советов. Жаль, что тебе еще придется произносить слова благословения – иначе ты непременно лишился бы и своего дерзкого языка.

– Наверняка тебе будет приятно узнать, Ремо, что у выбора моего отца было объяснение – "Следовало оставить тебя и вовсе без глаз, раз уж ты не нашел им лучшего применения, как заглядываться на чужих невест!", – Вико едва держался на ногах, но Ремо намеренно не замечал этого и не предлагал ему присесть. – Надеюсь, ты оценил то, с каким пониманием отнесся он к твоей обиде.

Все время, что он говорил, я лихорадочно пыталась понять, отчего ему пришло в голову придти в дом Альмасио. Вико не мог не знать, что его не ждет здесь ничего кроме насмешек, и на его месте я бы дважды подумала, удастся ли после всего случившегося выйти отсюда живым. Хоть господин Ремо и любил повторять, что Викензо Брана глуп, я не верила в то, что Вико не сознавал всю опасность своего поступка. Мне давно уж следовало оставить всякую надежду на спасение, но как я ни прогоняла мысль о том, что у Вико есть какой-то план, она все равно то и дело заставляла учащаться мое сердцебиение.

Должно быть, тот же самый вопрос занимал и господина Альмасио, который, оставив легкомысленный тон, прямо и резко спросил:

– Какого дьявола ты решился появиться здесь, Брана – в одиночестве и без оружия?

– Сколь лестно твое мнение обо мне, если предполагаешь, что шпага в моих руках сейчас могла бы что-то изменить, – язвительно отозвался Вико. – Я бы хотел соврать, что чувствую себя лучше, чем выгляжу, но, боюсь, выйдет не слишком убедительно. И в былые времена я не стал бы решать спор с тобой при помощи оружия, что уж говорить о сегодняшнем вечере. Я, как человек низкий, пришел предложить тебе весьма неблагородную сделку.

– Сделку? С тобой? – эти слова Ремо почти выплюнул.

Вико пожал плечами, тут же поморщившись от боли – видимо, даже малейшее движение давалось ему с трудом.

– Почему бы и нет? Ты знаешь, что нужно мне, – тут он впервые повернул голову в мою сторону, и я, хорошо разглядев его лицо, не сдержавшись, зажала рот рукой, заслужив сразу два острых взгляда – и от Ремо, и от Орсо. – А у меня есть кое-что, что нужно тебе.

– У тебя вообще ничего нет, Брана, – каждое слово из уст Ремо било наотмашь. – Ты ничтожество, полностью зависящее от воли своего отца. Даже твоя плоть принадлежит ему – ты в этом мог убедиться на деле. Что ты можешь мне предложить? Снова – свою жизнь?.. Я и так заберу ее в скором времени, уж поверь. Хорошо, что твой отец оставил тебе правый глаз. Старик и впрямь побеспокоился о моих интересах. Я непременно вырежу твой второй глаз, Вико, перед тем, как убить тебя...

– Собственно, я так и подумал, когда решился тебя навестить, – перебил его Вико, чей вид красноречивейшим образом выражал обидную для господина Альмасио усталость от столь громких речей. – Не то что бы я боялся смерти, но приходить сюда, рассчитывая лишь на подобный исход , я бы не стал, именно из тех соображений, которые были тобой высказаны. Однако я знаю то, чего не ведает пока что мой отец. Ты собирался начать с ним войну еще осенью, задумав мое убийство. Он же думает, что ты еще некоторое время будешь копить силы, хоть и чует недоброе. Убийство понтифика – хорошее начало восстания против Брана, но свой шанс ты упустил, и не думаю, что ты всерьез рассчитываешь повторить эту попытку.

– Не думаешь ли ты, что я сейчас расскажу тебе в подробностях, как буду действовать? – бросил Ремо.

– Меня это не особенно интересует, – развел руками Вико, все так же демонстрируя беспечность, немало злящую господина Альмасио. – Я ничего не смыслю в интригах. Но даже мне ясно, что место понтифика играет определенную и немаловажную роль в ходе передела власти. Недаром же ты хотел начать с покушения на мою жизнь – хоть я и ничтожен сам по себе, как ты верно заметил. Пока на улицах одни добрые люди убивали бы других, отрабатывая золото, заплаченное им нашими семьями, в тиши храма кардиналы бы решали, кто станет новым наместником бога на земле. Сумей ты получить это место для Орсо, на руках у тебя оказался бы козырь. Власть понтифика символична, но во время войны символы становятся особенно важны...

– Пока что ты не сказал ровным счетом ничего такого, чего я не знал бы, Брана.

– Стало быть, ты со мной согласен, – хмыкнул Вико. – И поэтому ты должен оценить мое предложение по достоинству. Я продам тебе место понтифика.

Я недоуменно переводила взгляд со своего мужа на Вико, пытаясь понять, верно ли я расслышала. Продать место понтифика?.. Возможно ли это? Кто признает подобную сделку действительной? Но выражение лица Ремо свидетельствовало о том, что он не посчитал слова Вико полным бредом, подобно мне. Тишину нарушил голос Орсо.

– Последний раз тиару продавали более ста лет назад, и купивший ее Дариан Кане оставался понтификом всего несколько лет, после чего король признал подобную сделку постыдной и аннулировал...

– Где сейчас найти такого короля? – Вико все так же продолжал беспечно улыбаться, что в сочетании с его изуродованным лицом выглядело пугающе. – Да и за несколько лет при разумном подходе можно успеть немало. Не так ли, Орсо? Что говорит история? Сколько имен понтификов остались вписанными в нее, несмотря на то, что тиару им довелось носить не более года-двух? К тому же, купив у меня тиару, вы получаете дополнительную выгоду...

– И какую же? – Ремо старался сохранять равнодушный вид, но нельзя было не понять, что предложение Вико его заинтересовало.

– Позор семьи Брана, чей сын совершил гнуснейший поступок, – ответил Вико. – Я был негодным понтификом, вызывавшим гнев и презрение всей Иллирии, что порядком запятнало нашу фамилию. Но если я продам свое место, то это окончательно загубит честь моей семьи. После подобного никто не решится оправдывать Брана, при которых святая вера была столь сильно оскорблена.

– Ты решишься на подобное? – в голосе господина Альмасио звучало недоверие, смешанное с отвращением.

– Уже решился, – без промедления отозвался Вико и достал из сумки свиток. – Здесь описана вся сделка в подробностях, поставлена моя подпись и даже стоит печать понтифика. Я продаю тиару Орсо, взамен же прошу совсем немного...

Я, оглянувшись на Орсо, стоявшего за моей спиной, увидела, как он невольно подался вперед, не сводя жадного взгляда со свитка. Лицо Ремо тоже словно осветилось, но мрачным пламенем.

– И ты пришел в мой дом с этой бумагой?.. – медленно и с расстановкой произнес он. – Объясни-ка, что помешает мне сейчас тебя убить с нескрываемым удовлетворением и оставить эту купчую себе?..

Вико вздохнул, точно досадуя на то, что приходится объяснять очевидные вещи.

– Если я буду убит, моя семья тут же заявит, что этот документ – подделка и оспорит его. Договор этот заключался без присутствия беспристрастных свидетелей. Пока вы будете препираться, Иллирия окажется в растерянности. А вот если я сбегу, да еще и с чужой женой, то позор Брана будет очевиден. Выдать живого за мертвого сложно, но возможно. Мертвый же притвориться живым не сможет наверняка. Я не буду тщательно скрываться первое время, чтобы слава о моем побеге распространилась как можно шире. Новости в Южных землях расходятся быстро, и вскоре все будут знать, что Брана ищут свое проклятое отродье, чтобы наказать за предательство. Убив же меня, ты, хоть и исполнишь свое желание, но к власти придешь через преступление. Орсо, будь любезен и подскажи – долго ли удерживались на троне короли и понтифики, убивавшие своих предшественников?.. Даже не слишком любимых в народе?..

Орсо бросил на Вико злобный взгляд, верно расслышав в последних словах издевку. Видимо, необычайный интерес наследника Альмасио к истории был известен в Иллирии.

На лице господина Альмасио отражалась тяжелая душевная борьба. Свиток в руках Вико и в самом деле был для него важен.

– Итак, – наконец произнес он низким и хриплым голосом, – ты отдаешь Орсо тиару, а взамен просишь...

– Годэ, – ответил Вико после небольшой паузы. – В придачу к этому – три дня форы и триста золотых. Меня, конечно же, будут искать мои родственники, и мне хотелось бы, чтобы ты хоть ненадолго оставил меня в покое.

Даже мне, видевшей господина Ремо в самом различном расположении духа, не удалось понять, к какому решению он склонялся в ту минуту. Мой муж всегда превосходно владел собой, но сейчас черты его лица то и дело едва заметно искажались, точно их касалась легчайшая судорога – это красноречиво свидетельствовало о том, как сильны были его сомнения.

– Стало быть, ты сбежишь, Викензо, – промолвил он, сплетя подрагивающие пальцы рук. – И подпишешь тем самым себе смертный приговор. Рагирро Брана никогда не простит тебе подобной измены, и вся твоя жизнь превратится в трусливое бегство, поиск темной и грязной щели, куда можно забиться... Что ж, это тебе подходит. Но не удержусь от пары-тройки вопросов перед тем, как озвучить свое решение. Ты, Вико, сам признавал, что Гоэдиль тебя не любит, и я, как ни странно, убедился в этом. Незадолго до твоего прихода она открыто сказала мне, что ты в ее глазах стоишь выше меня лишь потому, что она знает: у тебя не достанет сил чинить ей препятствия на пути к свободе, о которой она так часто болтает. То бишь, она оставит тебя в тот же миг, как только перестанет в тебе нуждаться, и произойдет это тем быстрее, чем добросовестнее ты будешь спасать мою двуличную женушку. Ну, разве я не прав, Годэ?.. Отвечай!

Я растерянно смотрела на него, не вполне понимая, какого ответа он от меня добивается. До этого мое присутствие никто, казалось, не замечал, и обращение Ремо Альмасио застало меня врасплох.

– Давай, Годэ, скажи правду! – от нового окрика Ремо я вздрогнула, и едва сдержалась, чтобы не спрятать лицо в руках от страха. – Только не лги ни нам, ни себе. Ты испытываешь жалость к этому убогому созданию, даже готова рискнуть жизнью, чтобы спасти его, поскольку склонна к мелодраматическим эффектам, но согласишься ли ты сделать его своим спутником жизни? Принадлежать этому мужчине? Рука об руку, год за годом скитаться с ним по чужим городам?.. Ведь когда ты говорила о столь желанной для тебя свободе, ты наверняка не подразумевала под этим определением жизнь с Вико Брана, о грязном прошлом которого ты знаешь, хоть и стараешься позабыть. Жалость так недалеко отстоит от брезгливости, а брезгливость – от отвращения, и эти чувства будут только усиливаться со временем...

– Довольно, Ремо, – остановил его Вико, перестав улыбаться и заметно сгорбившись, точно силы его покинули окончательно. – Не стоит тебе принуждать Годэ говорить мне правду, которую я и без того знаю. Да, ей не место рядом со мной, и она верно угадала, что я тут же отпущу ее, как только она этого пожелает, тем более, что находиться рядом со мной ей будет крайне опасно. Не пытайся заставить меня чувствовать обиду, а ее – вину. Я пришел сюда, полностью сознавая, что продаю и что покупаю...

От этих слов мне было больно, точно мне вновь отвешивали пощечины. Ремо был прав – я и в самом деле не знала, смогла бы принять Вико Брана, забыв о том, что я слышала о его прошлом. Я испытывала благодарность к нему, сочувствие и жалость, но, как и прежде, ясно сознавала, что мы слишком поздно встретились для того, чтобы нас не разделяло безжалостно наше прошлое. Мне нечем было отблагодарить Вико. Однако пьянящие мысли о свободе, о бегстве из дома Альмасио заставляли меня согласиться с той ценой, которую он платил за мое освобождение. Осознание этого наполняло меня отвращением к самой себе, но ничего больше я не хотела так, как покинуть Иллирию.

– Господин Ремо, я умоляю вас!.. – первый раз я просила о чем-то своего мужа. В тот момент мне казалось, что судьба моя висит на волоске, и это заставило меня забыть о том, что его нельзя никогда ни о чем просить. – Прошу вас, отпустите меня! Я знаю, что вам безразлично то, что я несчастна с вами, что мне нечем дышать в вашем доме... Но вас ведь более всего оскорбляло то, что я сделала выбор не в вашу пользу, и этого вы мне простить не могли. И вот, теперь вы видите, что у моих неблаговидных поступков не было той подоплеки, что особенно глубоко ранила вашу гордость!.. Смилуйтесь надо мной и прогоните прочь. Не раз уж вы были ко мне куда добрее, чем я этого заслуживала, и оттого я сейчас молю вас, а не молчу... Злая судьба заставила нас повстречаться друг другу на беду – не стоит ли просто вычеркнуть из памяти этот эпизод и начать все заново, точно не было никогда в вашей жизни Гоэдиль Эттани?..

Произнося эту сбивчивую речь, я, сама не заметив того, упала на колени и подползла почти к самым ногам Ремо, равнодушно слушавшего мои слова. Все мое внимание было сосредоточено на глазах мужа, где я надеялась прочитать ответ на свои просьбы, и когда Орсо, также торопливо шагнувший к господину Альмасио, оттолкнул меня, от неожиданности я едва не упала. Краем глаза я заметила, как подался вперед Вико, желая помочь мне подняться, но я боялась, что решение господина Альмасио может измениться под влиянием любой мелочи, и оттого резко отшатнулась, торопясь подняться на ноги самостоятельно. Конечно же, так никогда бы не поступила любящая женщина, и я знала, что это ранило Вико больнее, чем все слова господина Ремо.

– Отец, – с горячностью воскликнул Орсо, так же упав на колени перед Ремо, как и я несколькими минутами ранее, – во имя господа нашего и всех святых, отдайте ему проклятую шлюху! Эта купчая выбьет зубы старому Брана куда эффективнее, чем целая армия наемников! Избавьтесь благодаря одному лишь слову от гнили, поразившей наш дом, и от такой же гнили, разъедающей все наше государство! Да, сделка с Брана – это ниже нашего достоинства, но нас поймут!.. Мы спасали тиару от бесчестного мерзавца, с которого сталось бы продать ее еще кому-нибудь. Никто не упрекнет вас! Пусть эти грязные подлые крысы бегут из Иллирии. Их ждут лишь позор и презрение везде, куда бы они ни подались, и подохнут они в той же мерзости, в которой жили...

– Господин Ремо... – снова попыталась я обратиться к мужу, когда Орсо запнулся, но мне пришлось умолкнуть, поскольку Ремо Альмасио изменился в лице столь пугающим образом, что язык мой сам по себе онемел, а ноги сделали несколько шагов назад. Точно то же произошло и с Орсо.

– Ни слова более, – глухо промолвил он, глядя на нас с одинаковым презрением. – И моему сыну, и моей жене нужно учиться держать язык за зубами, пока они живут в моем доме.

Орсо побледнел от унижения, но смолчал, я же стояла, сжимая кулаки от отчаяния, ведь понимала, что мои мольбы окончательно все испортили. Встав на колени перед Ремо, я разрушила хрупкую преграду, позволяющую мне до сих пор сохранить остатки человеческого достоинства. Не зря Ремо так добивался этого – я отчетливо чувствовала, что между нами в один миг все изменилось, ведь я покорилась его воле.

– Ты ждешь моего ответа, Вико Брана? – резко и отрывисто произнес Ремо, поднимаясь на ноги быстрым движением. – Ты пришел в мой дом и предложил обменять мою жену на понтификат?.. Мою жену, принадлежащую мне и телом, и душой? Как смел ты помыслить, что я соглашусь на подобное?!! Вот мой ответ, Брана: я убью тебя сегодня, затем прикажу своим слугам отнести твое тело к воротам дома Рагирро и бросить на твой труп эту купчую, чтоб старик знал, какой бесстыдной тварью оказался его сын и что смерть твоя была заслуженной... А тиару я возьму силой, так или иначе. Пусть на это уйдут годы, пусть кровью окажется залита вся Иллирия, но ты не получишь мою жену, Вико! Никогда! И последнее, о чем ты будешь думать перед своей смертью – Годэ будет каждый день умолять меня о милости, стоя на коленях, как это случилось только что...

Вико выслушал его с непроницаемым лицом – да и какие чувства можно было угадать в его порядком изуродованных побоями чертах? – и ответил, лишь самую малость охрипшим голосом:

– Что ж, это твое право. Только скажу тебе вот что, Ремо. Твое решение ясно показывает, что тиары тебе уж никогда не видать. Ты за последние полгода порядочно оглупел, растеряв ум около юбки Годэ Эттани, и вскоре это станет ясно всем. Тот Ремо, что мог бы соперничать с моим отцом, никогда бы не поставил женщину превыше власти...

Это стало последней каплей – Ремо, чье лицо исказилось до неузнаваемости от гнева, метнулся к Вико, выхватив кинжал из ножен. Их разделяло всего несколько шагов, и я, почувствовав, как подгибаются мои ноги, поняла, что не успела бы ничем помочь Вико, даже если бы у меня в запасе было что-то толковее криков и слез.

Но Орсо, в отличие от меня, не был подвержен приступам дурноты. Я успела заметить лишь черную тень, мелькнувшую вслед за Ремо, и в следующее мгновение раздался хрип, который ни с чем нельзя было спутать. Не веря своим глазам, я смотрела на тело Ремо, лежащее на полу у ног Вико. Орсо стоял над мертвым отцом, тяжело и часто дыша, а с кинжала, который он сжимал в холеной бледной руке, стекала кровь.