Текст книги "Стеклянная башня (СИ)"

Автор книги: Мария Гуцол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Рэй смотрела на это лицо, пока Гвинор и Томас Лери устраивали на груди Кертханы отрубленную фоморью руку. Пальцы хозяина Стеклянной башни действительно едва заметно шевелились.

– Вот и все, – проговорил сид, и Рэй моргнула, словно очнувшись. – Теперь остается ждать.

Керринджер устало кивнула. Отвела глаза и села на землю возле изножья погребального ложа. Сил шевелиться у нее не было.

– Нужно уходить, – хрипло сказал Том. Голос до сих пор не вернулся к нему. – Рано или поздно Эних придет сюда. И если у нас не получилось обернуть судьбу себе на пользу...

– Я останусь, – отозвался Гвинор. – Он – мой Король.

У него в волосах все еще оставалось достаточно инея, принесенного из Бездны. Золото навсегда смешалось с серебром седины. Это серебро выбелило и виски Бена Хастингса, ну а насчет себя Рэй даже гадать не хотелось.

– Выведи Бена к людям, – Керринджер подняла глаза на барда. – Он сам не найдет дороги.

– Твое время тоже заканчивается, – тихо сказал Том.

– Значит, так тому и быть. Скажи отцу... Скажи ему, как есть.

Потом две фигуры скрылись за гребнем холма. Гвинор снова согрел питья, Рэй выпила, не чувствуя вкуса. Время тянулось медленно, как жвачка, прилипшая к ботинку. На лежащего женщина старалась не смотреть – сразу к горлу комом подкатывало отчаяние.

– Ты говорил, Королева Холмов может вернуть ему жизнь, – наконец Керринджер не выдержала.

– Она придет, – откликнулся Гвинор.

– Кто она ему?

– Королева земли, в которой он Король.

Она действительно пришла. В серых тяжелых сумерках платье сиды светилось молочно-белым, как полная луна. Этот свет разбудил Рэй, успевшую забыться тяжелой дремой. Она вскинула голову, как раз чтобы увидеть, как Королева Холмов склонилась над Королем-Охотником, как повела нежной рукой по замершему лицу.

– Кертхана, – тихо сказала она. – Возвращайся. Я, Ниалвет, зову тебя. От Королевского камня или из мороков Границы, от красного поля или из небытия – возвращайся.

Ничего не произошло, только под каменной плитой дольмена как будто бы стало теплее. Сида отошла от погребального ложа и остановилась рядом с Гвинором, застывшим возле одной из опор.

– Дальше моей власти нет, – Королева Холмов устало вздохнула.

– Что будет, если,.. – начал Гвинор и осекся, недоговорив.

– Будет зима, – сказала она ему. – Долгая зима, когда единственное, что нам останется – сохранить хоть что-то.

Ниалвет, Королева Холмов, грустно улыбнулась. Потом поглядела на Рэй и сказала ей:

– Когда-то фоморы были велики. Рожденные от того, что солнечный свет попал в темноту Бездны, они были могучи, как зима, и прекрасны, как солнце. Ты видишь, что осталось. Только холод. И голод.

Рэй вспомнила взгляд Эниха, фоморского короля, едва не вывернувший ее наизнанку, и передернула плечами. Подумала неожиданно, что у Тома Лери хватило воли петь и плести чары под этим взглядом.

Королева Холмов оставила им ячменные лепешки и вино, такое же терпкое, как и то, что наливали в праздничные кубки в сиде Короля-Охотника. Рэй пила его из фляги в серебряной оковке и думала, что почти физически чувствует, как заканчивается время, отведенное ей гейсом. Только сейчас это не имело никакого значения.

Два дня длилось их с Гвинором бдение у ложа Короля-Охотника. Время от времени Рэй до рези вглядывалась в неподвижное лицо Кертханы, надеясь увидеть хоть какие-то изменения, но их не было. Только таял лед на отрубленной руке Эниха, короля фоморов. Между собой они почти не разговаривали – не о чем было, да и место не слишком подходило для разговоров.

Хозяин Стеклянной башни явился за своим на третий день этого молчаливого дежурства. Вначале от холмов потянуло холодом, студеный ветер налетел в низину, и Рэй поняла – началось. Кертхана лежал все такой же безнадежно мертвый.

Гвинор глянул на Рэй, она коротко кивнула. Не было ни смысла, ни надежды в том, чтобы остаться тут и сражаться, но и уйти было невозможно.

– Так забавно, – неожиданно сказал сид. – Из всех, кто держал руку Короля-Охотника, здесь только я, оставивший его.

– Почему? – голос звучал хрипло и неразборчиво, и Рэй пришлось прочистить горло. – Почему ты его оставил?

– Король, который одержим человеческой девчонкой – слаб, – Гвинор грустно улыбнулся.

Керринджер вздохнула. За этими словами была чужая, нечеловеческая правда Другой стороны, и, кажется, сейчас она понимала чуть лучше эту правду и цену, за нее заплаченную. Сид протянул ей копье:

– Бери. А я возьму меч и щит, и пусть Король не серчает на меня.

Он поднял с каменной плиты щит и меч Охотника, взвесил в руке, примериваясь. Ветер, отравленный холодом из Бездны, заставил Керринджер зябко передернуть плечами. Она вцепилась в древко сидского копья, сжала пальцы. И почему-то ей вспомнилась Бэт Биннори, упрямая влюбленная девчонка, чуждая волшебства.

– Платить за чудеса, – одними губами прошептала Рэй. – Ладно. Я готова платить, если такая цена.

По земле пробежала волна едва ощутимой дрожи. Потом новая, сильнее. Невольно Рэй покосилась на каменную плиту над головой. Вот это будет забавно, если она попросту рухнет. Гвинор заметил ее взгляд, чуть усмехнулся. Земля снова задрожала, но дольмен остался недвижим.

Эних появился из-за дальнего холма, громоздкая фигура, кривая из-за отрубленной руки, страшная. Земля под ногами фомора белела жухлая осенняя трава, покрывалась налетом льда. Ледяная дымка тянулась за ним и курилась вокруг левой половины тела, как призрак Бездны. Гвинор выступил ему навстречу, вышел из-под каменного навеса дольмена. Когда Рэй шагнула следом, сид только мотнул золотоволосой головой, и она осталась рядом с Кертханой, спокойным и неподвижным на погребальном ложе. Рука фомора на его груди дергала пальцами, и в ней было больше жизни, чем в лице Короля-Охотника.

Теперь корона Эниха, хозяина Стеклянной башни, была выщерблена прямо над переносицей. У него больше не было страшного меча-сталактита. Зато были ледяные длинные когти на уцелевшей руке. Гвинор ушел от первого взмаха, второй принял на щит, и сам в ответ рубанул королевским мечом по заледеневшему предплечью. Керринджер сжала зубы. Щит Кертханы выдержал первый удар, но на обтянутом кожей дереве остались глубокие борозды. Гвинор же как будто не причинил фомору особого вреда. Выходец из Бездны ревел, как разъяренный зверь, холмы отражали этот рев, и казалось, где-то там за ними ярится буря.

Сид сражался умело и расчетливо, осторожнее, чем Король-Охотник, но у Эниха было оружие, перед которым Гвинор был беззащитен – холод. Белый налет лег на плащ и на щит, движения сида становились все более скованными, все тяжелее давалось ему уходить от ледяных когтей. Щит раскололся, и Гвинор сбросил с руки обломки. В отчаянном рывке подался вперед, меч прочертил борозду во льду, проросшему через ребра фомора.

Мощный удар отшвырнул сида в сторону. Он перекатился по земле, попытался приподняться, не смог, ткнулся лицом в заиндевелые травы, попытался подняться снова.

Не обращая внимая на поверженного врага, фомор грузно зашагал вперед. К собственной отрубленной руке.

Рэй беззвучно выдохнула ругательство. Страх в животе пустил холодные осклизлые корни, но она только перехватила чужое копье двумя руками. Неловко, наверняка неправильно – никто из тех, кто учил Керринджер драться, не предвидел, что ей придется тыкать копьем в здоровенного заледеневшего парня. Рэй выругалась снова и попыталась встать устойчивее. Эних шел к ней, и вместе с ним надвигался холод.

Невольно Керринджер отступила на шаг назад. Потом еще, пока не уперлась в край плиты, служащей погребальным ложем. Эних приближался. Отчетливо был виден след от удара на левой руке, бескровный, гладкий. Второй удар Гвинора не оставил даже раны, только расколол лед.

Он вошел в дольмен. Рэй закрыла глаза, чувствуя, как отчаяние и усталость давят, тяжелые, как гранитные плиты дольмена. Холод медленно растекался по телу, будто само присутствие фомора так близко забирало тепло. Выхода не было.

Медленно Рэй открыла глаза. Застывшее лицо статуи смотрело на нее сверху вниз, неживое, пустое, как провалы во льдах Бездны. Рэй подняла копье. Левый бок сразу же отозвался болью. Руки дрожали.

Она ударила на выдохе, вложив в удар все остатки сил, но почти предвидя, как наконечник бездарно скользнет по замороженной груди фомора. И все закончится, для нее – так точно.

Еще одна пара рук легла на древко, направляя удар, вкладывая в него силы, которых не доставало Рэй. Эти руки отлично знали, как управляться с копьем. Спиной женщина почувствовала чужое присутствие, хотя там неоткуда было взяться никому живому. Яркий серебряный наконечник разбил наросты льда, затянувшие старую рану, и глубоко вошел в тело фомора.

По инерции Эних сделал еще шаг вперед, выдирая копье из держащих его рук, потом упал на колени. Выщербленная корона треснула и начала медленно крошиться на ледяные осколки.

Лучи ноябрьского солнца запутались в почти безлистых ветвях дуба. Снег шел всю ночь, склоны сида были укрыты тонким белым покрывалом, но сейчас небо смотрело вниз ясной синевой.

Под дубом стоял трон, и он был пуст. Они оба сидели в могучих корнях, выпирающих из земли.

– От двоих, дважды ранивших его, должен принять смерть Эних, король фоморов, – сказал Кертхана. – Так предрекли ему, так и случилось.

Рэй кивнула. Так и случилось. И все оказались живы – и Король-Охотник, чья судьба вывернулась наизнанку, вернув ему жизнь, и Гвинор, и она сама. И Том с Беном, добравшиеся до Байля. И Ник О'Ши, получивший на долгую память шрам на полспины. Это было странно, куда более странно, чем солнечный свет, стекающий по стволу дуба вниз и разбрасывающий медные блики по волосам Кертханы. Рэй вздохнула и уткнулась лицом в плечо сида. Она до сих не верила до конца. Иногда ей казалось – сейчас она откроет глаза, и окажется, что это только сон, навеянный голосом Тома Арфиста, а вокруг только ветер и лед Бездны. Потом наваждение проходило, а ноябрьское солнце и тепло чужого тела оставались.

– Я дам твоему отцу коня. Четыре здоровые ноги как вира за одну увечную, – сказал Король-Охотник. – Кони Дикой Охоты знают дорогу через Границу и тропы на Другой стороне. Мой сид будет открыт для него.

Это было бы хорошо. По большому счету, у ее отца не было никого, кроме нее. Рэй кивнула, не отстраняясь. Вспомнила, о чем они говорили летом, потягивая в полутемном баре густой "Байлинер", и улыбнулась. Кажется, у Уильяма Керринджера появился шанс узнать, как можно приходить на Другую сторону без холодного железа. Как и у нее самой.

Сегодня был первый день, когда у Рэй хватило сил, чтобы без чужой помощи подняться на вершину сида, и сейчас она сидела в корнях дуба, куталась в плащ и смотрела, как золотистые лучи пробираются через сплетение узловатых ветвей. Впервые она видела солнце Другой стороны, и от этого было грустно и радостно одновременно.

Рэй рассказали, отец примчался к ней на следующий день после битвы с фомором. Сама она этого не помнила – спала. Сейчас спал он, отсидевший неотлучно три дня возле ее постели.

– А я? – тихо спросила женщина. Старый город над озером был ее жизнью, и дорог ей был ничуть не меньше Другой стороны. Гейс навсегда закрывал ей дорогу к его каменным мостовым, к отцовскому дому, магазину, маленькой квартире в мансарде, к его людям, в конце концов.

– У всего есть своя цена, тем более у нарушенных гейсов, – Король-Охотник расправил теплый шерстяной плащ на ее плечах. – Может быть, в Самайн, когда Граница тонка, а Дикая Охота скачет там, где ей вздумается.

До Самайна оставался без малого год. Год на Другой стороне. Настоящей, залитой солнцем. Год бродить по холмам, собирать в ладони землянику. И Кертхана, Король-Охотник, снова будет стирать с ее щек алые пятна ягодного сока. Может быть, она даже отрастит волосы, чтобы он снова вплетал в них полевые цветы. Не так уж и плохо, если подумать. Гораздо лучше, чем умереть где-нибудь в бесконечных льдах на подходах к Стеклянной башне.

Рэй улыбнулась. Запрокинула голову, позволяя солнечным лучам скользить по лицу. Высвободила руку из-под плаща, нашла ладонью ладонь Кертханы, сжала до боли в пальцах.