Текст книги "Стеклянная башня (СИ)"

Автор книги: Мария Гуцол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Гуцол Мария Витальевна
Стеклянная башня

Стеклянная башня

В канун Самайна Рэй снился вереск. Красный как кровь вереск, прорастающий сквозь белые кости. Туман стелился над полем, и кто-то шел в этом тумане. Рэй знала, кто. Она хотела позвать, но не смогла, словно слова замерзли в гортани.

Было холодно. Иней ложился на красный вереск, стебли его замерзали, становились хрупкими и ломались под сапогами.

Король-Охотник шел по замерзающему полю, в руке его было копье, голова увенчана короной из оленьих рогов, плащ за плечами багрян, по охряному полю рубахи бежали в бесконечной погоне вышитые гончие. И кто-то шел ему навстречу, выходил из ледяной дымки. Рэй застонала во сне и отчаянно захотела проснуться. Сон не отпускал.

Каждый год перед Самайном ей снился Кертхана, Король-Охотник Другой стороны. Красная вересковая пустошь не снилась никогда. Откуда-то Рэй знала – это не просто сон, где-то за туманом Границы заиндевелые стебли ломаются под ногами у Охотника, а навстречу ему из ледяной дымки надвигается что-то, названия чему у Керринджер не было. Пробившееся через тучи солнце сияло на острие копья Кертханы, а в груди у Рэй мучительно ныло от предчувствия беды.

Налетел ветер, пригнул к земле стебли вереска, отряхивая с них ледяные оковы. Дымка отпрянула, открывая того, кто был в ней. Женщина вспомнила слово – фомор.

Он весь был словно каким-то перекрученным, как будто наполовину освежеванным, наполовину обмороженным, суставы изгибались под неестественными углами, кое-где прямо на мышцы и сухожилия нарос лед. Левая половина тела дрожала и расплывалась, как будто бы это существо было еще не окончательно здесь. В правой руке он волок за собой меч, похожий на сталагмит.

И над всем этим плыло лицо. Строгое, мучительно красивое лицо статуи. Прямо из высокого лба прорастали зубцы ледяной короны, смерзшиеся волосы висели сосульками. Фомор нависал над Охотником, на две головы выше рослого и плечистого Кертханы. Рэй закричала во сне.

Они сошлись на красном поле, сверкало копье Короля-Охотника, льдисто поблескивал меч фомора. Ломались вересковые стебли под ногами, стелился над вереском туман.

Дважды копье Короля-Охотника поразило замороженное тело пришельца. Оба эти удара были бы смертельными для человека и опасными – для сида. Лицо фомора под ледяной короной осталось неподвижным. Крови не было. Трижды Кертхана едва сумел уйти от страшного меча, еще один принял на древко копья. Во сне Рэй отчетливо видела его побелевшее лицо, сжатые губы, видела, как замерзают на лбу капли пота.

Древко треснуло под страшным ударом и разломилось. Охотник пошатнулся, рухнул на одно колено. Корона из оленьих рогов упала куда-то в заросли вереска. Ледяной сталагмит глубоко вошел в грудную клетку, охряная рубаха за миг потемнела от крови.

Рэй проснулась. Над ней нависал больничный потолок, тускло подсвеченный холодным светом настольного ночника. Было тихо, и через эту ватную тишину не мог пробиться даже писк медицинской аппаратуры.

Почти две недели Рэй смотрела на этот потолок, просыпаясь. Джон Маккена подсуетился, чтобы у нее была отличная одноместная палата в частной клинике. Врачи, сиделки, свежие цветы на прикроватной тумбочке. Первые дни она не помнила ни цветов, ни сиделок, все тонуло в мутной пелене, через которую иногда пробивался голос отца или Ника О'Ши. Потом стало лучше.

Вокруг стремительно раскручивалась пружина наступающего Самайна. Приходили из тумана твари, магистрат назначал за них награду, Уильям Керринджер, оружейник и бывший "охотник на фей", мотался вдоль Границы с сидским мечом за плечами. Детектив О'Ши по кусочкам собирал информацию об одной старой секте из рыбацких кварталов – скорее потому, что хотел знать, чем потому, что вынуждала работа. Медленно заживала резаная рана в боку у Рэй. А она мучительно думала о том, что ее кровь попала на жертвенный камень в развалинах на берегу озера. Что жертва была принесена.

Днем в канун Самайна она почувствовала такую тревогу, что выбралась из больничной постели и начала мерить палату шагами, пока нытье в боку и тупая боль в голове не заставили ее лечь обратно. Перепуганная сиделка позвала врача. Врач посоветовал принять снотворное.

Часы на прикроватной тумбочке показывали четыре после полудня. За окном вступали в свои права осенние сумерки. Медленно Рэй попробовала вздохнуть, чувствуя, что сон все еще рядом, слишком реальный, слишком настоящий, чтобы быть просто сном. Что-то было не так, и ей потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы понять. В первый раз в канун Самайна рога Охоты молчали.

Керринджер до боли стиснула зубы. Почувствовала, как что-то мокрое ползет по щеке, зло стерла ладонью слезу. "Ты тоже будешь плакать о нем" – шепнул в голове тихий голос баньши, провидицы с холмов, которая никогда не ошибается.

В палату заглянула сиделка. Рэй прикрыла глаза и постаралась выровнять дыхание. Меньше всего ей хотелось сейчас объясняться с этой строгой женщиной в отглаженной форме. Пальцы сами собой впились в ткань простыни. Через несколько долгих секунд дверь закрылась. Сиделка ушла. Рэй медленно перевела дыхание.

Было пусто и холодно. Она перевернулась на здоровый бок, подтянула колени к подбородку, чувствуя, как пустота и холод выпивают последние силы. Так глупо. Так глупо и так страшно. А ведь она почти поверила, что можно исправить эти четырнадцать безумных лет и шесть пуль.

Рывком Рэй села на постели. По левой стороне тела пробежала болезненная судорога, но она заставила женщину только прошипеть сквозь стиснутые зубы ругательство. Она потянулась за телефоном. Прежде всего, машина и оружие.

Отцу не позвонишь – у него дел по горло. За две недели в больнице она видела его четыре раза, уставшего, измотанного, но как будто даже помолодевшего. О'Ши будет задавать вопросы, а на ответы у нее нет ни сил, ни времени. Керринджер прикусила губу. И набрала номер отцовского магазина:

– "Колд Армор", я слушаю, – отозвался в трубке неуверенный басок

– Это Керринджер. Мне нужен револьвер. Мой в полиции, поэтому возьми тот, который лежит в средней витрине, с краю. Патроны к нему 45-го калибра. Мне нужен и свинец, и холодное железо. Зарядишь свинцом. Понял? Хорошо. Ты знаешь, где моя машина?

– Мистер Керринджер отогнал ее на стоянку. Ключи здесь, – откликнулся Бен Хастингс.

– Ты умеешь водить?

– Д-да.

– Хорошо, – Рэй осторожно перевела дыхание. – Там на связке есть ключи от моей квартиры. Где я живу, ты знаешь. Возьмешь одежду и ботинки. Потом приедешь сюда. Магазин закрой, оставь отцу записку, что я так сказала.

Парень замялся. Керринджер сказала:

– Это очень важно, Бен.

– Я понял. Я сделаю.

– Хорошо. Спасибо.

Послышались короткие гудки. Рэй прикрыла глаза. Подумала об отце, который сейчас охотится на чудовищ где-то в седой пелене Границы. Несколько минут она сидела, собираясь с духом. Потом набрала его номер.

Связи не было. Мелодичный девичий голос предложил записать сообщение на автоответчик. Так было даже лучше. Медленно, тщательно подбирая слова, она надиктовала короткое сообщение. Потом снова откинулась на подушки.

Оставалось только ждать. Минуты на часах медленно сменяли друг друга, за окном темнело. Сиделка принесла ужин. Рэй попросила у нее обезболивающих и получила две белые таблетки. Мало, но лучше, чем ничего. Хрен его знает, как поведет себя тело, если его растревожить.

Когда она взяла чашку, рука дрожала. Сотрясение мозга и последствия кровопотери. Ничего удивительного. Но нужно помнить об этом, если придется стрелять.

Что и зачем она делает, Рэй осознавала не вполне. Но это был единственный способ заставить саднящую пустоту в груди отступить. Ей нужно было знать точно, что случилось на красном поле, где под вереском прятались кости.

Бену Хастингсу потребовался час, чтобы добраться в больницу. Сиделка недовольно поджала губы, пропуская его в палату. Бен шмякнул на кресло объемный пакет и сказал сразу:

– Револьвер я оставил в машине.

– Ладно.

Осторожно Рэй спустила на пол босые ноги. Бен искоса глянул на ее колени и отвел глаза. Потоптался на месте, проговорил неуверенно:

– Давай я тебя у машины подожду.

– Ладно, – повторила женщина. Потом сообразила. Вытащила из тумбочки кошелек с кредитками, протянула его Хастингсу. – На первом этаже аптека. Возьми мне обезболивающего. Самое убойное из того, что они могут продать без рецепта. Много.

Бен нахмурился, но кивнул. Когда за ним закрылась дверь, Рэй потянулась к пакету. Стараясь не делать резких движений, она оделась. Шов на боку тянул, но больше не стрелял болью. Керринджер натянула зимнюю куртку и набросила на голову капюшон. Меньше всего ей хотелось сейчас объясняться с медсестрами или сиделкой.

На первом этаже скучала администратор. Кажется, ее больше волновали входящие, а не выходящие, потому что она мазнула по фигуре женщины беглым взглядом и снова уткнулась в смартфон. На больших часах в фойе высвечивалось время – без пятнадцати шесть.

Внедорожник стоял на больничной стоянке, резко выделяясь среди аккуратных легковых машин персонала. Бен Хастингс сидел на водительском месте, слушал музыку с собственной флешки, выстукивал ритм по приборной панели. Рэй обошла машину и села на пассажирское сиденье впереди. Спросила:

– Знаешь, где дорога подходит к Границе?

– Знаю, – парень кивнул.

– Нам туда. Подбросишь меня.

Ей нужно было время, чтобы собрать себя в кучу. Понять, что она собирается делать. Какие-то смутные отголоски проносились в голове, но они были слишком страшными, чтобы об этом можно было думать.

Улицы медленно потекли под колеса. Бен внимательно смотрел на дорогу, пальцы цеплялись за руль. Вечерний Байль разгорался огнями фонарей, где-то жгли самайнские костры. Огонь должен до утра отгонять темноту. В эту ночь самые древние страхи обретали плоть. Кажется, теперь Рэй понимала, откуда они родом. Она открыла бардачок. Кивнула сама себе, увидев там револьвер. В кобуре, как положено. На лобовое стекло прямо перед ней упала крупная снежинка.

Они остановились возле магазина, и Рэй опять дала Бену свою карточку. На Другой стороне нужен хоть какой-то припас, даже если Король-Охотник сказал правду, и семь дней в мире холмов она может пить и есть то, что принадлежит Другой стороне без страха не вернуться.

Керринджер стиснула зубы. Думать о Кертхане было нестерпимо. Не думать – невозможно. Она шмыгнула носом и сразу же зло растерла ладонями лицо. Бен подозрительно покосился на нее и прибавил газ.

Если бы не было тех шести пуль, у Короля-Охотника хватило бы сил справиться с фомором в ледяной короне. Эта мысль была болезненной и неотвязной. Когда-то давным-давно Рэй казалось, что мир рухнул. Тогда отец за руку вывел ее из тумана, и она поняла что в ее жизни никогда больше не будет ни охоты с соколами, ни такой сладкой земляники из волшебных лесов, ни сида с глазами как ночь и волосами как медь. Но оказалось, что даже в рухнувшем мире можно жить.

Как жить дальше сейчас, Рэй не имела ни малейшего понятия. Летом было легче – у нее оставалась смутная надежда на чудо и вера в собственную правоту. Кертхана был преследователем, почти врагом, который получил по заслугам.

Баньши никогда не ошибаются. Керринджер сжала кулаки. И неожиданно подумала, что теперь-то мир действительно рухнет. В самом деле, по-настоящему. Для всех, не только для нее одной. Она видела фомора, видела, как покрывается инеем вереск у него под ногами. Что они могут сделать с ним, если Король Другой стороны не совладал?

Джип выехал на шоссе. Снег падал крупными хлопьями, дворники елозили по стеклу. Лицо Бена Хастинга, вглядывающегося вперед, было спокойным и сосредоточенным, повзрослевшим. Таким Рэй его еще не видела.

Начала болеть рана. Рэй выпила таблетку, запила минеральной водой.

– Мистер Керринджер сказал, что эта ночь будет страшной, – неожиданно сказал Бен.

– Да. Будет.

А после нее начнется зима, и она будет не лучше, но этого Рэй говорить не стала. Достала из бардачка револьвер, пристроила на поясе тяжелую кобуру. Ощущение оружия там, где ему положено быть, успокаивало. Пять пуль и еще одна, последняя, если будет совсем худо.

– Патроны там же, – сказал Хастингс. Керринджер кивнула. И подумала, что будь у нее пули из сидского серебра – не колеблясь, всадила бы их в замершее ледяное лицо фомора. Все, сколько бы ни нашлось. Куда для этого ни пришлось бы идти.

Хастингс свернул на проселочную дорогу. С обеих сторон была только снежная пелена, очертания холмов терялись в ней.

На самой Границе происходило что-то. Бен заметил первым, потом и Рэй разглядела движение. Свет фар высветил темные силуэты, перетекающие между снегом и туманом. Мелькнуло синее. До Керринджер не долетало ни звука, как будто все они терялись в снегопаде.

Бен проехал еще немного и остановился. Полез на заднее сиденье, неловко потянул к себе длинный чехол. У Рэй невольно брови поползли на лоб – винтовка.

– Взял из магазина, – чуть виновато сказал Хастингс. – И патроны с солью зарядил.

– Давай сюда, – женщина ухмыльнулась. Мальчишка оказался далеко не промах.

Из тумана вынырнул черный звериный силуэт. За ним следом выступила высокая фигура в синем плаще. За спиной у сида мелькали другие тени, их было много, слишком много. Серебристый росчерк стали распорол снежную завесу, тварь с коротким взвизгом рухнула на дорогу. Гвинор удобнее перехватил копье и обернулся к туману и черным теням в нем.

– Сиди в машине, – сказала Керринджер Бену. Она вышла наружу. Привычно вскинула винтовку, выстрелила. С мрачным удовлетворением проследила, как одна из тварей дернулась обратно к Границе, перевела дыхание, выстрелила снова. Даже руки как будто перестали трястись.

Спокойно и без спешки копье Гвинора вонзилось в упавшую тварь. Сид отшагнул в сторону, пропуская мимо себя еще один черный текучий силуэт, выдернул оружие, и окованной пяткой копья ткнул вдогонку бестии. Та упала.

Рэй выстрелила снова, сбив еще одного монстра в прыжке. Снег валил, мешая обзору. В белой пелене снова сверкнул наконечник копья, а потом все стихло. Гвинор набросил на голову капюшон и пошел навстречу Рэй, на ходу добивая раненых тварей. Плащ сида был порван в нескольких местах, на чешуйчатом доспехе остались следы от когтей. Там, где раньше висел длинный меч, покачивался на поясе боевой топор.

Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Гвинор тяжело проронил:

– Король пал.

И хотя Рэй видела сон, и знала, что это правда, ей пришлось облокотиться о капот, чтобы устоять на ногах. Сид покачал головой. Сказал:

– У нас есть немного времени. Раны заставили Эниха убраться в Бездну, но он вернется.

– Эниха? – Керринджер заставила себя переспросить. Слова Гвинора долетали до нее словно сквозь толстый слой войлока.

– Эних – король фоморов. Хозяин Стеклянной башни. Самый могучий из них.

– Что теперь будет?

– Не знаю, – Гвинор устало повел плечами. – Может быть, вы сможете откупиться от Бездны. Мы не сможем. И не станем. Зима будет страшной.

– И ничего нельзя сделать? – тихо спросила женщина, не глядя на сида. Земля под ногами успела побелеть от снега.

– Королева Холмов могла бы вернуть жизнь Королю-Охотнику. Но мы не сумеем залечить его рану. Только та рука, которая нанесла ее. Ты знаешь.

– Знаю, – Рэй кивнула. Вспомнила, как вынимала пулю, и как раны затягивались прямо под ладонями. Некоторые гейсы – не только запрет, но и обещание. Так он сказал, Кертхана, Король-Охотник, наверняка предвидевший, что ему придется сражаться с фомором на красном поле.

Рэй вскинула голову, и сид невольно отступил на шаг. Она сказала:

– Ты мне ничего не задолжал, но твой топор мне нужен. И нужен проводник, который знает, где эта хренова Стеклянная башня.

Медленно, очень медленно лицо Гвинора озарилось пониманием.

– Я дам тебе оружие, – проговорил он. – И знаю дорогу к Стеклянной башне в ледяной Бездне. Но это опасно. Очень. Придется идти пешком, и я не знаю, насколько долгой будет дорога.

– А у нас есть выбор? – Рэй криво улыбнулась. – Я заварила эту кашу, мне исправлять.

– Я пойду с вами!

Оказалось, они оба упустили момент, когда Бену Хастингсу надоело сидеть в машине. Теперь он стоял рядом, упрямо выпятив подбородок.

– Ты рехнулся? – спросила Рэй.

– Мистер Керринджер мне башку открутит, если ты пойдешь одна! – выпалил парень на одном дыхании.

– А если ты пойдешь со мной, то открутит мне, – вздохнула женщина. – Если мы вернемся, конечно.

– Ты ранена, – добавил Бен, – а дорога может быть длинной

– Пусть идет, – неожиданно вступился за Хастингса Гвинор. – В Бездне горячее искреннее сердце может значить больше, чем мое копье или твой револьвер.

– Вы оба рехнулись, – Керринджер потерла левую сторону, которая снова начала ныть, растревоженная. Сердце колотилось где-то у горла. Если сид готов ее вести к этой долбанной башне, если готов ей дать оружие, значит она угадала. Значит, может получиться.

Гвинор положил ей руку на плечо:

– Я плохой лекарь, но я смогу облегчить боль.

– Пока нормально, – Рэй повела ладонью по лицу, влажному от растаявшего снега. И обернулась к Бену: – Чего встал, давай собирайся. Еду в рюкзак, винтовку в чехол, патроны по карманам.

Уже ведя их через приграничный туман, Гвинор говорил:

– В Бездне нет тепла. Она забирает все, что может забрать. Вначале то тепло, которое есть в сердце, потом тепло тела. Я знаю тех, кто ходил туда и возвращался, но тех, кого Бездна пожирала без остатка, больше. Но выбора у нас нет. Если Граница падет, фоморы получат дорогу сюда, на Ту ли сторону, на Эту. Насытить их так же невозможно, как насытить породившую их Бездну.

Бен Хастингс слушал его с широко открытыми глазами. Рэй шагала рядом с ним и думала, что плевать ей и на Бездну, и на фоморов, по большому счету. Ей нужен был Кертхана. Живой. Лучше целый. А уже потом весна в Байле, туманы Другой стороны и все остальное, чего никогда не будет, если не найдется способа затолкать вылезшую дрянь обратно туда, откуда она выползла.

– Давно, очень давно фоморы могли приходить сюда безо всяких препятствий, – говорил Гвинор. – Они брали все, что могли взять, и их жадность только росла. Тогда люди отдавали им две трети любого приплода, считая и собственных детей. Фоморам было мало. Началась война. Крови было столько, что вереск на поле битвы навсегда стал красным. Но фоморов удалось запереть в Бездне. Тогда Граница и поделила эту землю на две стороны. А Бездна осталась Бездной.

Вокруг клубился туман. В тумане на самом пределе слышимости шуршал неразличимый тихий шепот. Рэй все казалось, что она различает голоса. Сид шел вперед уверенно, хотя по ее прикидкам они давно должны были бы выйти из пелены Границы.

– Теперь все гораздо хуже, – добавил Гвинор. – Фоморы слишком долго не могли утолить свою жадность. Сейчас они опаснее, чем были тогда. И намного более безумны.

– Что с Границей? – спросила Керринджер. – Почему мы блуждаем в тумане? Сейчас и тогда, когда отец приходил за мечом.

– Граница проснулась. Она пытается не пустить сюда то, что лезет из Бездны. Как умеет.

Рэй припомнила призраков. Какое-то время ей казалось, что они – галлюцинация, результат ударов по голове. Но на счету у этой галлюцинации было как минимум два трупа.

– Мы уже идем в Бездну? – спросил Бен осторожно.

– Еще нет, – Гвинор пожал плечами. Бен вздохнул и поправил лямки рюкзака. Сид добавил: – Я не такой хороший колдун, чтобы найти дорогу в Бездну отсюда.

Пробираться в тумане в этот раз оказалось холодно. Рэй сунула руки в карманы куртки. Нащупала там перчатки, но надевать не стала. Еще успеет.

Наконец, космы тумана стали прозрачнее, а потом и вовсе расступились в стороны. Впереди лежали серые холмы, под ногами тихо хрустела покрытая инеем трава. Над холмами тяжело нависало свинцовое небо, но снегопад остался за чертой Границы. Темнеть здесь тоже пока не собиралось. Рэй медленно вдохнула чужой воздух. Подумала, что надо бы закурить, но за сигаретами так и не потянулась.

Бен Хастингс с удивлением крутил головой по сторонам, и Керринджер с сожалением подумала, что мальчишке не повезло. Сейчас Другая сторона казалась холодной, мрачной и пустой. Рэй передернула плечами.

– Мы пойдем по следам Эниха, – проговорил Гвинор. – От красного поля я смогу найти дорогу.

Керринджер поежилась. Меньше всего ей хотелось идти туда, где под красным вереском прятались белые кости, туда, где сражался с фомором Король-Охотник и проиграл. Женщина сцепила зубы и зашагала следом за сидом. Винтовка оттягивала плечо. Следом поплелся Бен, кажется, скорее разочарованный, чем довольный тем, что наконец попал на Другую сторону.

От ходьбы в левом боку снова начало тянуть. Потеря крови, сотрясение мозга и две недели на больничной койке еще никого не делали выносливее. Рэй с ужасом поняла, что силы ее тают с каждым шагом. Она стиснула зубы, поправила винтовку на плече, попыталась заставить себя дышать ровно. То ли от воздуха Другой стороны, то ли от слабости закружилась голова. А ведь они пока шли по равнине. Холмы с их бесконечными подъемами и спусками ждали впереди. И Бездна тоже.

Гвинор оглянулся, покачал головой, но смолчал. И только когда они нырнули в распадок и пошли по берегу ручья, сид сказал Рэй:

– Остановимся отдохнуть за тем холмом.

Она кивнула. Отдых ей был нужен, но толку с того. Рэй стиснула зубы и зашагала быстрее. Бен плелся сзади, иногда что-то бормоча вполголоса. Как бы не начал проситься домой в самый неподходящий момент.

Распадок закончился, начался подъем. Ей пришлось отдать винтовку Хастингсу. Ныл и тянул шов, дыхание сбилось. Бен не выдержал первым и спросил:

– Далеко нам идти?

– Гораздо ближе, чем если бы вы шли сами, – отозвался Гвинор.

– Расстояние на Другой стороне – странная штука, – сказала Рэй. Вдохнула, потом медленно выдохнула, пытаясь унять сердце, колотящееся у горла. – Мы могли бы идти и день, и неделю, как повезет. Сиды ходят напрямик.

Бен покачал головой, но вопросов задавать не стал. Только поправил винтовку и рюкзак и пошел рядом с Керринджер, как будто опасаясь, что она упадет.

На склоне было холоднее, чем в распадке. Дул сырой и морозный ветер, и даже Гвинор плотнее завернулся в плащ. Потом они перевалили через гребень холма, и стало проще. Спуск был более пологим, чем подъем, да и вершина кое-как заслоняла его от ветра.

Для привала сид выбрал овражек, промытый в склоне водой. Они с Беном наломали хвороста, Гвинор разжег огонь и ушел, оставив людей одних следить за маленьким костерком. Рэй молчала, грела руки и пыталась не думать. Ей было погано.

Неожиданно Бен Хастингс сказал:

– Я думал, на Другой стороне одно волшебство.

– От Самайна до Йоля – самое темное время года и самое страшное. Сегодня канун Самайна.

Бен не ответил, и разговор сам собой умер. Начало смеркаться. Рэй подбросила еще немного веток в костер. Перед наступающей темнотой у них не было другой защиты. Хастингс достал из кармана куртки двойной шоколадный батончик, протянул половину женщине, она взяла.

Вернулся Гвинор. Подсел к костру, сказал примирительно:

– Это я, а не тварь из темноты, принявшая мой облик. Могу дать тебе клятву своим именем.

Рэй махнула рукой. У нее не было сил на эти игры и ритуалы. Сид покачал головой. Откуда-то у него появился маленький котелок с водой. Он поставил его на огонь, подкинул еще хвороста. Пламя костра как будто стало жарче, Керринджер придвинулась ближе к огню.

Снаружи в холмах ветер завывал на разные голоса. Рога Дикой Охоты молчали, и это было действительно страшно.

– Переждем ночь тут, – проговорил Гвинор. – Мне достанет сил не пустить сюда незваных гостей, но лучше бы вам не уходить от костра. Даже по нужде.

Рэй кивнула, Бен вытаращился на сида. Невольно Керринджер улыбнулась, потом резко посерьезнела:

– Он прав. Я отвернусь, если что.

Отогревшись у огня, сид снова исчез в темноте – ушел за хворостом. На холмах было достаточно кустарника, чтобы еды костерку хватило до утра. Медленно начала закипать в котелке вода. Бен косился на нее алчно, Керринджер подумала о том, хватит ли у нее духу запретить мальчишке пить горячее.

Гвинор принес к костру две большие охапки хвороста. Достал из поясного кошеля пучок серебристых трав, кинул в кипяток.

– Это снимет усталость и добавит сил, – сказал он. И добавил специально для Рэй: – Если мы выберемся из Бездны, я прослежу, чтобы парень нашел дорогу домой.

Сид ничего не сказал насчет ее самой. Наверняка, знал про гейс. Впрочем, даже без этого Керринджер бы выпила зелье, не думая. Холод самайнской ночи вытягивал из нее последние силы.

Пили прямо из котелка, передавая по кругу. У отвара был вкус горьковатый и свежий, и от него действительно по телу разлилось приятное тепло, унимающее сердцебиение и боль, отгоняющее тревогу. Позже Рэй даже смогла задремать, сидя у огня.

За ночь она просыпалась несколько раз. Костер горел, но за пределами освещенного круга темнота была почти осязаемой. В ней плыли какие-то тени, мелькали смутные очертания. Тогда Рэй отводила глаза и смотрела в огонь, пока дремота не одолевала ее снова.

Она проснулась на рассвете. Костер почти прогорел, а хворост закончился. Напротив спал Бен, уткнув лицо в колени, в отдалении, едва различимый в неверном сером свете, синел плащ Гвинора – сид стоял в дозоре.

Рэй осторожно размяла затекшие ноги. Она чувствовала себя определенно лучше, чем вчера, несмотря на ночевку на земле. Она выбралась из оврага и с удивлением огляделась вокруг.

Холмы были белыми от инея везде, насколько хватало зрения. Инея не было только в маленьком овраге, где они провели ночь Самайна. Самую страшную ночь в году. Рэй поежилась. И подумала о Байле. Об отце, Нике О'Ши, старом Мэте Джерисе с его трубкой, рябиной и неразборчивыми заговорами, обо всех остальных. Самайн никогда не давался городу легко. В эту ночь оживали кошмары.

Ей пришлось сцепить зубы. Что бы ни случилось в ночь на Самайн в Байле, этого не изменить. Нельзя разорвать себя напополам, оставив половину здесь, половину там, сколько бы Рэй не пыталась.

Гвинор обернулся к ней. От холода воздух срывался с губ сида облачками пара.

– Надо идти, – только и сказал он.

Керринджер разбудила Бена, они разделили между собой хлеб и допили остывший травяной отвар, котелок делся куда-то так же незаметно, как и появился. Гвинор снова повел людей через холмы, выбирая дорогу по приметам, понятным только ему. Удивительное дело, но сегодня Рэй идти было гораздо легче, чем вчера. Даже тревога отступила куда-то, притихла. Как будто выжидала удобного времени, чтобы снова вцепиться когтистыми пальцами в плечи.

Наручные часы Рэй показывали полдень, когда Гвинор решил остановиться на привал в очередном овражке у ручья. Бен Хастингс обессилено рухнул прямо на землю.

– Осторожнее с винтовкой, – сказала Рэй, садясь рядом на поваленный ствол дерева. Она обхватила себя руками за плечи.

– Скоро мы подойдем к красному полю, – проговорил сид. От дыхания и мороза иней налип на капюшон и выбелил волосы возле лица. – Ближе к нему еще раз разведем костер.

Как ни удивительно, идущего по распадку первым заметил Бен. Он какое-то время приглядывался, потом толкнул Гвинора локтем.

– Это друг, – красивое лицо сида прорезала неожиданная улыбка.

Идущий приблизился, и Рэй разглядела, что его плащ зелен, а из-за плеча торчит что-то угловатое. Еще немного, и она узнала Тома Лери, Томаса Арфиста, которому Король-Охотник дал дар видеть через мороки.

Том вскинул руку в приветственном жесте. Когда он подошел совсем близко, стала видна тень усталости лежащая на его лице.

– Хорошо, что я теперь хожу прямыми дорогами и смог догнать вас, – сказал арфист.

– Кажется, еще более прямыми, чем я, – усмехнулся Гвинор.

– Дороги помогают тому, кто спешит, – Томас Лери опустился на бревно рядом с Рэй и осторожно поставил на землю арфу. – Я был в Байле ночью. И не только я.

– Что там? – Керринджер резко повернулась к нему.

– Убито несколько полицейских. Есть раненые. Твой отец жив, хотя грозился, что проспит теперь до сочельника.

– Никлас О'Ши, детектив? – спросила Рэй, все еще боясь перевести дыхание.

Том неожиданно улыбнулся:

– Тот, который пытался вытрясти из меня не пойми какие признания? Он ранен, но угрозы нет.

Медленно Рэй прикрыла глаза, чувствуя облегчение, выматывающее еще больше, чем тревога.

– Убитые? Раненые? – пораженно переспросил Бен Хастингс.

– Не у всех этой ночью был волшебный огонь, отгоняющий темноту, – сказала ему женщина, – и тех, кто в темноте.

– В ночь Самайна Дикая Охота скачет над Байлем, не только чтобы напугать горожан, – проговорил Гвинор. – Но этой ночью вести ее было некому.

– Многие охотники вышли к Границе и сражались, – сказал Том Лери. – Они отогнали тварей, но Эниха не удержат.

– Мы идем в Бездну, – тихо отозвался сид. – И попробуем обмануть судьбу.

– Обмануть судьбу, – повторил за ним бард. – Кажется, я понял.

Он тряхнул головой и сказал со странной улыбкой:

– Значит, придется мне идти с вами.

– Стоит ли? – сид тяжело вздохнул.

– Ты плохой колдун, Гвинор с холмов, – сказал ему Том. – А я могу кое-что.

Например, видеть сквозь мороки. Рэй кивнула. И с мрачным весельем подумала, что если уж ей станет совсем погано, пусть лучше рядом будет еще кто-то. Дотащить, если что.

– Ладно, пусть будет так, – Гвинор поднялся на ноги. – Нужно идти.

Холмы стали более пологими и поросшими лесом. Безлистые деревья тянули черные ветки к серому небу. Кое-где, как мрачные дозорные, высились сосны. Было неуютно, и Бен Хастингс, самый непривычный к Другой стороне из них, то и дело озирался по сторонам. Начавшийся ветер принес с собой снег.

Красное поле Рэй увидела неожиданно. Они поднялись на вершину невысокого холма, в стороны расступились темные стволы, и оказалось, что прямо внизу колышется под ветром вереск, цветущий красным. Кажется, цвести ему не мешала ни осень, ни подступающая зима, инеем налипшая на стебли и соцветия.

– Эту землю так пропитала кровь, что вереск цветет всегда, и всегда красным, – сказал Том Лери.

– Что здесь случилось? – хрипло спросил у него Бен.

– Битва, в которой сиды и люди одолели фоморов и заставили их вернуться в Бездну, – ответил вместо арфиста Гвинор. – Мертвых было очень много, живые не смогли сложить погребальные костры для всех. Там под вереском до сих пор кости.

Сид говорил так, как будто вспоминал что-то случившееся с ним самим, а не просто рассказывал историю. Бен Хастингс поежился. Рэй хлопнула его по плечу и первая начала спускаться по склону. У нее снова начал болеть бок. Но хоть голова не кружилась, спасибо и на том колдовскому питью.

На другой стороне поля, скрывая очертания, курился туман. На самом краю вереска Гвинор догнал Рэй, зашагал рядом, осторожно обходя торчащий из земли костяк.