Текст книги "Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ)"
Автор книги: Мария Тетюшева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
19 апреля.
Jean-Pierre Taieb – Running After My Fate
POV Bill
Я не знаю, что со мной происходит. Доктор говорит, что я иду на поправку: кости заживают быстро, и уже в начале апреля мне снимают гипс на руке. Я становлюсь свободным и могу без проблем кататься на своём байке. Иногда тело ломит во время плохой погоды, но это меня особо не напрягает.
Всё вроде бы хорошо. Жизнь продолжается, я снова возвращаюсь в привычное течение, словно вернувшийся на правильный путь преступник. Однако я больше не посещаю вечеринки и клубы, потому что из-за громкой музыки и других шумов у меня начинает раскалываться голова. Меня всё раздражает, бесит, выводит из себя. Мой врач говорит, что это нормально. После сотрясения могут появиться агрессия, раздражительность, частые головные боли. Проблемы со сном. Потеря координации и ухудшение памяти. Иногда мне кажется, что все симптомы, перечисленные доктором, появляются одновременно и накрывают меня с головой, как волны океана.
Память ко мне так и не вернулась, и я уже сомневаюсь, что хоть что-то в моей жизни поможет моим воспоминаниям найти дорогу домой.
Вся моя жизнь теперь – это музыка, мотоцикл и одиночество. Всё это смешивается и заправляется долгими ночами в компании сигарет и алкоголя. А ещё секс. Иногда я всё-таки посещаю клубы и нахожу каких-нибудь парней, чтобы расслабиться, но большее время я просто катаюсь. Ночью, когда находиться в квартире становится невозможно, когда стены начинают давить, а мысли о всякой чепухе сводят с ума.
Мне нравится это чувство адреналина, когда ветер бьёт в твоё тело, а ты ловко управляешь байком, маневрируя по улицам города и стараясь, чтобы копы тебя не спалили. Иногда Том составляет мне компанию. Мне нравится с ним кататься, потому что я чувствую некую защиту, когда парень едет позади меня. В одиночестве мне всегда кажется, что кто-то нападёт на меня со спины. Интересно, паранойя тоже входит в последствия сотрясения мозга?
В любом случае, это не имеет значения, если ты ничего не помнишь. Ничего не имеет значения, только мой диван, телевизор и пиво, которое находится сейчас у меня в руке. Деньги заканчиваются, надо будет наведаться к маме и попросить ещё. Или занять у брата. В какой-то момент им всем осточертит содержать такого болвана как я и мне придётся устроиться на работу. А что я могу? Ничего.
В дверь кто-то звонит, но я даже не шевелюсь. Какое-то время мне требуется на то, чтобы собраться с мыслями и силами, чтобы вернуть контроль над телом, только после этого я неохотно встаю на ноги и плетусь к двери. Кого ещё там принесло? Тома? Он работает сегодня. Катрин уехала со своим новым парнем. Тим вряд ли решит приехать. Джон? Может быть. Он в последнее время слишком часто проявляет активность. Настолько часто, что мне приходится прятаться от него.
Я делаю глоток из бутылки и торможу возле двери. Какое-то время медлю, думая, открывать или же нет, а потом всё-таки поворачиваю ключ и избавляюсь от преграды, которая разделает меня и моего гостя.
Я замираю, когда мой взгляд падает на невысокого парня с чёрными как смоль волосами и прозрачными голубыми глазами. На нём кофта с капюшоном, узкие чёрные джинсы.
– Эльм? – тихо бормочу я, пытаясь понять, на самом ли деле мальчишка стоит передо мной, или это просто глюк.
– Привет, Билл, – он немного улыбается.
Его голос тихий и спокойный, словно хищник боится спугнуть свою добычу. Внутри меня что-то лопается, и всё напряжение, которое охватывало меня в последние дни, водопадом исчезает из моей души. Облегчение, вот, что я чувствую. Потому что этот человек последний, кого я помню, и, наверное, единственный, кому я могу доверять.
– Недавно приехал в город, решил заглянуть, – говорит Эльм.
Я уже не слышу его – мои ноги сами делают шаг вперёд, рука поднимается, пальцы прикасаются к щеке мальчишки, а потом я наклоняюсь и легко целую его. Плевать на всё, на то, что было и есть, на то, что будет и не будет. Мне просто жизненно необходимо это. Иначе я просто сойду с ума.
Я отстраняюсь и отхожу в сторону.
– Заходи, – бросаю я, делая ещё один глоток из бутылки.
Парень спокойно заходит в квартиру, позволяя мне прикрыть дверь, затем скидывает кеды и делает вид, что поправляет одежду. Я вижу, что ему неловко, поэтому просто прохожу мимо, направляясь в сторону гостиной, где работает телевизор. Эльм плетётся следом, и я вдруг думаю, а был ли он здесь раньше?
– Неплохая квартира, – говорит мальчишка и я тут же понимаю, что нет. Он здесь не был.
– Да, – я небрежно сажусь на диван, наблюдая за тем, как Эльм садится рядом.
– Как ты? – парень устремляет взгляд на экран телевизора, и я делаю то же самое.
Пожимаю плечом, склоняю голову вбок, скольжу языком по губам.
– Я не знаю, – честно признаюсь я. – Всё так навалилось. Такое ощущение, что из-за этой аварии вся моя жизнь полетела к чертям.
Краем глаза я вижу, как Эльм опускает голову и смотрит на свои руки, но не поворачивается ко мне. Я тоже этого не делаю.
– Всё будет хорошо, – говорит он, но я слышу в его голосе неуверенность.
Я ничего не отвечаю, и мы какое-то время сидим молча. Телевизор продолжает работать, бутылка в моей руке ненадолго отвлекает меня, за окном слышен шум машин и чьи-то голоса.
– Бобби умер.
Я замираю, чувствуя, как по моему телу скользит лёд и сковывает меня. Я поворачиваю голову к парню, затем корпус тоже, кладу левую руку на спинку дивана. Мальчишка смотрит на свои руки – его лицо наполовину скрыто капюшоном, но я вижу его спокойные грустные глаза. Не могу поверить, что его младший брат всё-таки умер. Этого не может быть.
– О, Эльм… – шепчу я. – Когда?
Я ставлю на пол бутылку.
– Одиннадцать дней назад, – мальчишка спокоен. Даже его голос не дрожит, но вижу, как напряжено его тело. – Похороны были в Англии. Мама не захотела сюда возвращаться, но я не мог там оставаться. Думаю рвануть в Амстердам в ближайшие дни.
Я тихо выдыхаю, приближаясь к Эльму, и обнимаю его за шею. Он прижимается к головой к моей груди и прикрывает глаза.
– Мне так жаль, – я глажу его по плечу.
Он не отвечает, а я продолжаю прижимать его к себе и хоть как-то утешить. Хотя начерта ему моё сочувствие. Он любил своего брата, так же, как, возможно, я любил Тома. А теперь его нет. И никогда больше не будет. Нет ничего, что осталось бы дорого для Эльма. А ко мне он пришёл только потому, что я его понимаю лучше всех. Мы с ним похожи.
– Ты всё вспомнишь, – зачем-то говорит парень. – Я уверен, что ты всё вспомнишь.
– Конечно, – я целую его в капюшон, который всё ещё накинут на его голову. – Конечно, вспомню.
Я осторожно откидываюсь назад и ложусь на спину, заставляя Эльма оказаться у меня на груди. Мы больше ничего не говорим, молча лежа в объятиях друг друга и пытаясь забрать хотя бы немного чужой боли. Два одиночества, которые что-то потеряли в этой жизни. Память и дорогого человека…
23 апреля.
Emptyself – Slow Devour
POV Bill
Я лежу на капоте машины брата, смотрю на звёздное небо и вдыхаю в свои лёгкие едкий дым сигарет. Том находится справа от меня – его плечо почти незаметно прикасается к моему, и я часто задеваю его, когда подношу фильтр к губам, чтобы в миллионный раз задохнуться этой гарью. Мы лежим молча и смотрим в небо – оно кажется таким бесконечным и глубоким, а ещё таким досягаемым, словно стоит протянуть руку, и можно будет схватить это покрывало, сдёрнув его с небес, как скатерть.
Ветра нет – сегодня тепло для апреля. На часах, наверное, за полночь. Тишина, и лишь редкие звуки засыпающего Берлина долетают до этой окраины города. Мы молчим уже довольно долго – за это время я успеваю выкурить уже три сигареты.
Я думаю об Эльме. Он уехал в Амстердам два дня назад – до этого он жил у меня, жалуясь на то, что не сможет существовать в этом городе в одиночку. Ему нужно было подготовить документы и сделать ещё кое-какие дела, прежде чем отправиться в Амстердам. По его словам он больше не будет общаться с матерью, принимать от неё деньги и вообще иметь с ней хоть что-то общее, потому что после смерти Бобби невидимая нить, которая связывала их судьбы, просто разовралась, словно её никогда и не было.
Эльм никогда не рассказывал, что произошло между ним и его матерью, почему вдруг их отношения ухудшились и постепенно просто растворились. Мне остаётся только догадываться, но почему–то мне кажется, что это касается Бобби. Касается их любви.
Я знаю, что это неправильно, понимаю, что общество никогда бы не приняло такие отношения, но я никогда не упрекал Эльма в его любви к младшему брату. Я никогда не позволял себе этого. Да и не мне осуждать мальчишку, ведь, по словам Тома, мы с ним занимались тем же. Любили друг друга. Но любим ли до сих пор?
Если честно, то я до сих пор не воспринимаю его как своего близнеца, но какая-то часть меня всё-таки верит в нашу кровную связь и это отталкивает и путает мои мысли ещё больше.
Я думаю о мальчишке, вспоминаю, как провожал его в день отъезда, вспоминаю то, как мы провели время, пока жили вместе. Его глаза, волосы, запах, редкую улыбку, прощальный секс. Я вспоминаю это и понимаю, что вряд ли когда-нибудь мы с ним встретимся ещё раз. Если бы я был на его месте, я бы не захотел возвращаться к людям, которые знали о его брате. Не хотел бы, чтобы меня жалели.
Я затягиваюсь и удобнее устраиваюсь на капоте – моя кожаная куртка скрипит, и это нарушает тишину, но я всё также продолжаю смотреть в небо и тонуть в этом бесконечном океане.
– Сигарета… – голос Тома вырывает меня и своих мыслей, и я поворачиваю голову к нему.
– Что? – переспрашиваю я.
Брат смотрит на мой окурок, который я зажимаю пальцами, – я тоже смотрю в ту сторону и понимаю, что сигарета почти полностью истлела. Ещё немного и начнёт сгорать даже фильтр. Я вздыхаю и выбрасываю бычок в траву, после чего облизываю губы и прокашливаюсь.
– О чём думаешь? – Трюмпер говорит тихо. Краем глаза я вижу, как он смотрит в небо.
Я какое-то время молчу, пытаясь вытащить из головы хотя бы одну нормальную мысль, затем снова поворачиваю голову к Тому и смотрю на его профиль. Его ровный нос, капюшон, скрывающий часть лица, пирсинг в губе, рука, которую он подложил под голову, чтобы было удобнее. Я смотрю на него и думаю, что же заставило меня влюбиться в меня тогда? Да, он шикарен, у него крутое тело и он чертовски красив. Но что же именно заставило меня стать пассивом? Не понимаю.
– Я думаю об Эльме, – признаюсь я. – Он справится, я уверен. Но я всё равно переживаю.
Том ничего не отвечает, даже его лицо никак не меняется, словно парень меня и не слышал. А я продолжаю смотреть на его профиль, словно надеясь найти там какие-нибудь ответы.
– А ты? О чём ты думаешь? – спрашиваю я.
Том немного хмурится – я вижу, как его лицо напрягается.
Какое-то время он молчит, наверное, думая, стоит ли мне говорить об этом.
– Я думаю о Веллере, – тихо бросает брат. Я чувствую, как внутри меня что-то мерзко, но почти незаметно лопается. – Мне кажется, он скоро догадается о тебе.
Я закатываю глаза и подпираю голову рукой, ложась удобнее, чтобы было лучше видно брата.
– Не думаю, – фыркаю я. – Тим, конечно, уже догадался, что ты ему изменяешь, но он слишком туп, чтобы понять, что ты влюблён в собственного брата. Мы же братья – это уже отталкивает его от мыслей о нас. Мне кажется, если он даже застал бы нас в постели, он бы всё равно не поверил.
– Ты слишком беспечен, – Том немного склоняет голову и смотрит на меня.
Я вдруг вижу, как в его карих глазах отражаются звёзды, и меня это завораживает настолько сильно, что я чувствую, как тело напрягается и перестаёт подчиняться мне.
– Какой есть, – тихо говорю я.
Он усмехается – мне кажется, что Том вот-вот скажет ещё что-нибудь, но парень молчит, а я продолжаю смотреть в его звёздные глаза.
– Что? – спрашивает Трюмпер.
Я пожимаю плечом и качаю головой.
– Ничего.
– Так смотришь, словно сейчас поцелуешь, – он тихо смеётся – я вижу его белоснежные зубы.
– А может и поцелую, – я вскидываю бровь, усмехаясь. – Думаешь, слабо?
Брат немного прищуривается в улыбке.
– Так целуй, – его голос становится тише, но я всё равно слышу в нём нотки вызова.
Какое-то мгновение я медлю, а потом склоняюсь над Томом и целую его в губы, чувствуя холод пирсинга. Трюмпер тихо выдыхает – я целую его настойчивее – и кладёт руку мне на шею, запуская пальцы в уже отросшие волосы, с которыми я не знаю, что делать: отрастить опять или постричься короче.
Я прижимаюсь сильнее к брату и обнимаю его одной рукой за грудь, нависая над ним. Мы целуемся, позволяя нашим языкам переплетаться и разбегаться в разные стороны, кусаем губы, обмениваемся дыханием, вкусом, запахами. И именно в этот момент я понимаю, что мне нравится целовать Тома, нравится это чувство дрожи в теле, учащённое дыхание и быстро бьющееся сердце.
Не знаю, может, это просто моё тело помнит, как соприкасалось с Трюмпером все эти два года, может, это просто какие-то отголоски прошлого, которое я забыл, может, только тело и помнит, как я любил брата всё это время, потому что я не могу найти другого объяснения своему поведению. Я не могу сказать, почему мне всё это нравится. Нравится прикасаться к нему, целовать. Подчиняться?..
Нравится чувствовать себя защищённым. В безопасности. Спрятанным от других. Моему телу это нравится, потому что оно всё помнит, в отличие от моей головы. И сейчас я не знаю, кому стоит доверять. Моему разуму или моему телу.
Я в последнее время ничего уже не знаю…
Это же время.
Антон Маркус – Touchdown
POV Tom
Когда он целует меня, мне кажется, что я тону в этом томном и тягучем прикосновении с его телом. Кажется, что совсем недавно мы были вместе, что не было этого перерыва, что брат всё помнит и просто притворяется, чтобы поиграть со мной. Это в его стиле. Он запросто мог бы сделать это, но не думаю, что Билл настолько жесток, чтобы так поступать. Каулитц бы сам не выдержал столько времени без меня, если бы действительно всё помнил. Он же слабак. Даже с Джастином не смог справиться. Так, стоп. Школьник. Как я мог забыть? Билл же проспорил мне желание. Интересно, я смогу развести его на что-нибудь?
Я немного отстраняюсь, скользя взглядом по его лицу, волосам, которые непривычно коротки, пусть и успели отрасти после больницы, по его глазам и губам. И сейчас мне кажется, что нет никого этом свете идеальнее моего младшего брата. Хотя братом-то я его называю только для приличия. Он мне как лучший друг, как любовник, как тот, без кого я не могу прожить и дня. Я немного улыбаюсь и провожу большим пальцем по его щеке.
– Кстати. Ты мне желание ещё должен.
Он вскидывает брови и скептично смотрит на меня.
– Какое нахрен желание? – выплёвывает Билл, заставляя меня рассмеяться.
Он отстраняется и садится, облокачиваясь рукой о капот моей машины, тем самым оказываясь слишком высоко надо мной. Я смотрю на него снизу вверх, снова подкладывая руку под голову. Лежать на капоте становится неудобно, но я не двигаюсь. Билл продолжает смотреть на меня, ожидая объяснений. И чего его так про спор задело?
– Ещё до того, как мы переспали с тобой в первый раз, ты встречался с парнем. Его звали Джастин. Он ещё в школе тогда учился, сейчас даже не знаю, что с ним. Мы с тобой поспорили, что ты продержишься с ним полгода и не будешь ему изменять, но ты не выдержал. И проспорил мне желание. А я так до сих пор и не придумал, что же я хочу, – я усмехаюсь, наблюдая за тем, как меняются эмоции на лице Билла.
Он морщится, надувается, словно возмущённый обиженный ребёнок, смешно щурится и, наконец, фыркает. Недолго он молчит.
– И? Думай. Я ненавижу знать, что кому-то что-то должен.
Я пожимаю плечом, снова смотря на небо.
– Не думаю, что ты согласишься, – я сжимаю руку в кулак, потому что она уже начинает замерзать, да и я, признаться, тоже из-за долгого неподвижного положения.
Билл смотрит вдаль на город, который сверкает яркими огнями, затем снова возвращается ко мне.
– Давай. Спор – это святое.
Я фыркаю, смотрю на него, немного склоняя голову, затем скольжу языком по губам и вздыхаю.
– Хочу, чтобы между нами всё стало также как и раньше, – с иронией в голосе тяну я. – До аварии.
Я смотрю на брата, полностью уверенный в том, что он пошлёт меня куда подальше, но парень внимательно смотрит мне в глаза, да таким серьёзным взглядом, что мне становится не по себе.
– Трахаться хочешь? – напрямую спрашивает Каулитц, и это почему-то снова вызывает у меня смех.
– Можно и так сказать, – улыбаюсь я.
Каулитц выдыхает, надувая щёки, и поднимает голову к нему. Мне кажется, что у него кружится голова, потому что парень прикрывает веки и какое-то время молчит.
– Ладно, – бросает брат.
– Что? – я вскидываю брови.
– Ладно, я сказал, – Билл спрыгивает с капота. – Может, я вспомню что-нибудь.
Я приподнимаюсь на локтях и удивлённо смотрю на него. Он что реально согласился? Или издевается надо мной?
– Что там мы делали? – он прикусывает губу и потягивается. – Занимались везде сексом и старались, чтобы нас никто не спалил? Главное, от Веллера скрыться, остальное не проблема. Я даже готов стать пассивом, разнообразие не помешает…
Я продолжаю наблюдать за Биллом, пытаясь понять, говорит он это серьёзно или же просто шутит. Парень, наконец, смотрит на меня и вскидывает брови.
– И чего ты лежишь? – спрашивает мальчишка. – Пошли в машину, трахаться хочу.
Я фыркаю и начинаю смеяться.
– Что? Ты серьёзно? – тяну я.
– Нет, блин, я прикалываюсь.
Каулитц тянется к своим джинсам и начинает расстёгивать их, после чего направляется к двери авто. Я наблюдаю за ним, всё ещё не в силах поверить, что брат реально согласился на моё желание, но парень уже стягивает свои ботинки, затем джинсы и открывает машину, бросая штаны на крышу. Он нагибается, опуская водительское сидение, чтобы было удобнее лежать, – я спрыгиваю с капота и удивлённо огибаю машину, смотря на то, как Билл забирается внутрь.
– И чего ты ждёшь? – бурчит Каулитц, кладя одну ногу на руль, затем немного выше.
Я какое-то время медлю, закрываю глаза, потом снова открываю их, и направляюсь к брату. Мне приходится залезть внутрь и прикрыть за собой дверь – я оказываюсь над Каулитцем. Здесь тесно и не очень удобно, но я не жалуюсь. Парень хватает меня за шею и притягивает ближе, впиваясь в мои губы поцелуем. Я ещё какое-то время нахожусь в лёгком замешательстве и неуверенности, словно ожидая, что брат вот-вот оттолкнёт меня, рассмеётся и скажет, что пошутил, но ничего подобного не происходит, поэтому я кладу руки на его талию и скольжу по ней руками, заползая под одежду.
Билл откидывает назад голову – я целую его в шею, расстёгиваю кожаную куртку, чувствуя, как Билл хватает мою кофту и начинает стягивать её вместе с футболкой. Я позволяю ему это сделать и остаюсь в одних джинсах. Снова нависаю над ним, целую, проникаю в рот языком. Становится так жарко и невыносимо душно, сердце начинает безумно стучать в своей клетке, давая знать о том, что оно всё-таки существует, дыхание становится прерывистым.
Я задыхаюсь. Сжимаю его талию, скольжу руками по ногам, стягиваю боксеры, бросая их на пассажирское сидение. Руки Билла начинают расстёгивать мои джинсы – мы целуемся так страстно и бешено, словно пытаясь проглотить друг друга.
Я скольжу рукой по его члену, немного сжимаю его, наблюдая за тем, как Каулитц прикрывает глаза и стонет, затем проникаю в него пальцами, начиная осторожно растягивать.
А потом, наконец, я вхожу в него. Билл морщится, прикусывая губу, – я даю ему время привыкнуть, а потом начинаю двигаться. Осторожно. Медленно. Мучительно томно, постепенно набирая скорость и начиная задевать чувствительно место, отчего Билл выгибается и протяжно стонет. Он меняет положение, задевает ногой руль, из-за чего гудок разносится по пространству, впивается ногтями в моё предплечье.
– Здесь чертовски неудобно, – сквозь стон выдыхает Каулитц.
Я нагибаюсь ниже, нависая над ним.
– Сам захотел, – делаю глубокий толчок, заставляя парня выгнуться.
Он ничего не отвечает, прикрывая глаза и развратно открывая губы, – я не выдерживаю и снова впиваюсь в них поцелуем, ускоряясь до предела, глотая стоны брата, его дыхание и хрипы. А потом Билл кончает, расслабляясь у меня в руках, но мне приходится ещё какое-то время двигаться в нём, чтобы тоже получить разрядку. Я успеваю выйти из него, прежде чем кончить.
Каулитц переводит дыхание, смотря на меня из-под наполовину прикрытых век, затем полностью прикрывает их и задерживает дыхание.
– Охуенно, – бормочет парень. – О, Боже…
Он снова смотрит на меня, словно думая, что у меня на лице что-то неожиданно вырастет. Например, третий глаз.
– Давно так хорошо не было, – парень фыркает и тихо смеётся. – Только не зазнавайся.
Я закатываю глаза.
– Ну. Вспомнил что-нибудь?
Мальчишка морщится, хмурится, а потом качает головой.
– Нет. Ничего.
Я вздыхаю и осторожно целую его, а потом отстраняюсь, начиная слезать.
– Сиденье не испачкай, – шучу я, открывая дверь.
Прохладный ветер проникает в салон, и мне становится легче. Я вылезаю из машины, улыбаясь себе под нос, и прикрываю глаза. Как же давно я этого ждал. Пусть Билл ничего и не вспомнил, но я уверен, что память к нему обязательно вернётся. Он снова влюбится в меня, и у нас всё будет хорошо. Ведь правда же?