Текст книги "Оцифрованная реальность (СИ)"
Автор книги: Мария Шурухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Винт, не ожидавший такого напора, заулыбался еще сильней. Казалось, еще чуть-чуть, и улыбка его к ушам приклеится. Выглядел он при этом, надо признать, презабавно. Однако, Антонина Семеновна... зря она так. Было бы с кем таким тоном разговаривать. Винт – это ей не ученик-старшеклассник, не выучивший домашнее задание, а она – не учитель истории, которым работала когда-то, до переквалификации в бухгалтера. Он – один из членов преступного синдиката и раздавить какую-то бухгалтершу ему как раз плюнуть. А этому... гонору она, видимо, от Федьки научилась. С кем поведешься, как говорится.
– Какая женщина, нет, ну какая женщина! – тем временем восторгался главный мафиози. – Какой напор, какая харизма!
Казалось, еще чуть-чуть и он зааплодирует.
Марина, да и, похоже, Юлька, от такого хамства бухгалтерши просто обалдели. Даже Стас с Винтом ненадолго головы от монитора синхронно оторвали, вслушиваясь.
– Женщина на рынке семечками торгует, – продолжала возмущаться бухгалтерша, – а я для вас – Антонина Семеновна.
– Уважаемая... нет, дорогая Антонина Семеновна. Вы позволите мне вас так называть...
– Не позволю, – перебила та.
– Но я настаиваю!
Они препирались в таком духе еще минут пять, Марина окончательно потеряла нить разговора, и вообще, все это теперь здорово смахивало на какой-то водевиль. И неизвестно чем бы закончился этот словесный диспут, но тут Стас взвизгнул радостно:
– Йес! Как говорится, гейм овер!
– Получилось? – осведомился Винт.
– А то! Когда это у меня не получалось?
– Ну, не будем вспоминать даты. Стер? Окончательно и бесповоротно?
– Ага, – потер радостно руки Стас. Шланг тоже удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– Что ж, одной проблемой меньше. Теперь осталась только флешка. Чат, Шлаг и ты... эм... Блондиночка, обыщите здесь все.
Он бы еще "фас" им скомандовал. Хотя они и без команды ринулись со своих мест как ищейки, каждый в свою сторону.
Они выдвигали ящики стола, переворачивали системные блоки, заглядывали на полки, листали папки. Без малейшего зазрения совести громили, рушили все вокруг.
В пластиковой вазочке, напечатанной на 3D-принтере, хранились всякие безделушки, тоже из пластика, созданные учениками и забытые ими же: пара браслетов-индикаторов, маленькая коробочка для украшений – кривая и без крышки, подставка для мобильного телефона, крошечные детали и шестеренки в неисчислимом количестве и голубой продавленный ботинок-брелок. Схватив последний, Юлька радостно взвизгнула:
– Нашла!
Чат, подлетевший к ней, поковырял ботинок ногтем.
– Вот, хоть какая-то польза от тебя, Блонди. Отработаем квартирку!
К ним подошли остальные члены банды, загородили обзор. Марина слышала только: "Она или нет? – Да вроде, похоже. – Проверим?"
Стас извлек микрочип – из ботинка? – порылся в своем черном кейсе, вставил его в металлическую пластину. Теперь чип стал больше напоминать обычную флешку. Программист засунул его в ноутбук.
– Ага, – удовлетворенно прищурился Винт, разглядывая экран и скрежеща зубами, – оно самое. Удаляй, Чат, удаляй.
"М-да, – подумала Марина, – ирония судьбы, не иначе".
Это ведь ее брелок! Она только вчера кинула ненужную вещицу в эту самую корзину за ненадобностью. Башмачок, отлитый из голубого пластика, грубо сработанный. Но это было первое изделие, напечатанное на их, тогда еще новом, 3D-принтере. Отец вставил в башмак колечко для ключей и подарил Марине. На удачу, сказал он. Кто ж знал, что ему пришло в голову вставить внутрь еще и флешку? Тот еще конспиратор. К брелку она никогда не присматривалась, взяла из вежливости, но не пользовалась. Он пролежал в ящике офисного стола все эти годы. Да уж, удача, ничего не скажешь.
– А сейчас, уважаемые барышни, как не прискорбно это вам сообщать, но я не могу оставить вас в живых, – притворно жалостливо произнес Винт. И даже вздохнул для убедительности.
"Конечно, мы слишком много знаем", – от страха ладони у Марины стали совсем ледяными, но она старалась держаться.
– Нет, Чат, – замотал Винт головой, заметив, что программист снова потянулся к пистолету. – Так грубо и некрасиво. Это не наш метод. У меня имеется более щадящее средство для милых дам. Блондиночка, в этой конторе держат что-нибудь покрепче чая?
Юлька сходила в соседнюю комнату и вернулась с бутылкой красного сухого вина. Она оказалась даже неоткрытая. Со дня рождения Марины осталась.
Бывшая секретарша и фужеры достала, те самые, что Марине Ральф подарил. Приезжал он теперь редко, поэтому без подарка в гости не являлся. Марина уже потом их в офис притащила. А как же! Все лучшее – на любимую работу.
Пробку откупоривал Шланг, он же разлил вино по бокалам. А Винт вытащил маленькую белую коробку.
Ясно все, это – яд, догадалась Марина. Сейчас таких подпольно сколько хочешь делают. Что далеко ходить – теперь понятно, кто Игоря отравил. У них, поди, собственный химический завод где-нибудь на окраине нелегально обретается. Вот там и делают эту отраву.
– Но прежде, чем поднять бокалы за ваше здоровье...
– Только здоровья вам не прибавится, а наоборот, – хихикнув, встрял Шланг.
За это был одарен таким взглядом от Винта, что смех у него прямо в горле застрял.
– Если еще раз, ты, паскуда, посмеешь меня перебить, сам такую таблеточку скушаешь. Незаметно и безболезненно.
Шланг тут же прикинулся... шлангом. Видно было – поболтать он мастер, но босса уважает. И боится.
– Так вот, прежде чем поднять бокалы, каждая из вас, девушки, напишет прощальное письмо миру. Что так, мол, и так, покончила жизнь самоубийством, в моей смерти, прошу, никого не винить. Я ведь люблю, когда красиво, знаете ли, поэтично.
Ну вот, барышнями он были, дамами тоже, теперь еще и девушки. Этак, он скоро до девочек доберется.
Марина тряхнула головой, чтобы взбодриться. Что за мысли? Их тут убивать собрались, а она... Это от шока, точно. Не хочет молодой, здоровый организм осознавать, что это – его последние минуты.
– Блонди! – рявкнул Винт так, что Юлька вздрогнула, – подай сюда перо и бумагу!
Совсем рехнулся. Марина лишь надеялась, что он не в стихах их заставит прощальное послание писать.
Юлька снова нырнула в офис. На этот раз долго она там копалась.
– Нет там бумаги, – нервно зашептала Антонина Семеновна прямо в ухо Марине, – по крайней мере, чистой – точно нет. Я на последних листах сегодня отчет для налоговой распечатала.
Секретарша, тем не менее, вернулась и положила перед каждой по авторучке и листу бумаги. На обратной стороне явно просвечивались буквы. Из отчета, наверное, выдернула.
Винт благостно прохаживался вперед-назад. Разве что руки не потирал.
– Не в школе, – поучал он, – так что под диктовку записывать не будем. Стиль сочинения – вольный. Но так, чтоб понятно все было и литературно грамотно изложено. Смотрите, я проверю!
Подумаешь, напугал. Марина быстро настрочила пару предложений, покосилась на бухгалтершу. Та тоже закончила быстро. Они почти синхронно протянули листки главарю мафиози.
Винт взял, вернее, выхватил из их рук бумажки. Правда, хватая, перевернул обратной стороной. Там, где текст был напечатан. Вчитался. Сначала нахмурился. Потом заржал так, что не только Марина но, похоже, и остальные подумали, что босс немного не в себе.
– Да уж, – отсмеявшись, выговорить он, – умеете вы удивлять. Признавайтесь, чей шедевр?
И шлепнул листом о стол перед Мариной. На листе черным по белому был напечатан похоронный список Антонины Семеновны.
– Ого, и здесь тоже! – веселился Винт.
Перед Мариной шлепнулся и второй лист. Копия предыдущего.
– А что такого? – приосанилась бухгалтерша, – мало ли что в жизни может быть, надо же и копии иметь про запас.
– Так значит, сие творение – ваших рук дело? – облокотившись на стол прямо перед Антониной Семеновной, поинтересовался Винт.
– Мое.
– Нет, ну какая женщина! – в который раз начал распинаться предводитель гангстеров. Мне прямо не хочется вас убивать, право слово!
– Так и не убивайте, – вздохнула она, сняла очки, подышала на стекла и стала протирать их изнанкой своей кофты.
Винт некоторое время разглядывал бухгалтершу, будто прикидывая что-то или на что-то решаясь. Затем покачал головой.
– Никак не могу. Мы чисто делаем свою работу. Искина госпожи Разумовской только что стерли Чат со Шлангом. Правда, второй дружок ее в больнице. И живой. Пока живой. Но ничего, это нетрудно исправить. А секретарша ваша, – при этих словах Юлька встрепенулась, – хм... была ваша – стала наша! Так что, остались только вы, женщины. Ну ничего, ничего. Сейчас выпьем, таблеточкой закусим. Хорошая такая таблеточка, вы просто заснете и ничего не почувствуете и будет вам...
Дальше Марина не слушала. Она впала в какое-то странное состояние ступора, когда понимаешь – драться, кричать, возмущаться – бесполезно. Все равно умирать. А из всего сказанного запомнила одно – ее искина стерли. Федьку, ее Федьку – стерли. И восстановить уже нельзя. Не получится. Просто потому, что не научились еще их восстанавливать. Создавать – пожалуйста. Но понять, как развивается тонкий механизм личности искусственного интеллекта программистам, да и ученым, пока не удалось.
Значит – это навсегда. Никогда больше она не услышит Федькин голос. Настоящий, не в записи. Видеороликов с ним у нее достаточно накопилось. Но это тоже самое, что смотреть видео с умершим другом. Больно. И невыносимо от мысли, что он больше не позвонит, не обзовет ее дурой, не поругает, не пошутит, не поддержит, не даст нужный совет... Дура? Да, дура она и есть. Слушаться надо было его. Во всем слушаться. А теперь уже поздно.
В горле засаднило, слезы выступили на глазах. Обидно. За Федьку, за Игоря, за Гошу, за Антонину Семеновну. И за себя, конечно, обидней всего.
– Вот только не надо здесь сырость разводить, – брезгливо отшатнулся от их стола Винт. На похоронный список потихоньку капали прозрачные капли. Кап-кап.
– Может, вы хотите собственный список составить? А, Марина Леонидовна?
Ничего выговорить Марина не сумела, поэтому отрицательно замотала головой. Она никогда не планировала свою смерть и, наверное, просто не смогла бы так хладнокровно, как бухгалтерша, составить список на свои похороны.
Антонина Семеновна сжала ей руку. Марина твердила про себя, что надо держаться и не раскисать, но ничего не могла поделать. Ее трясло от сдерживаемых рыданий, панической атаки и... от ярости. Как же она ненавидела их всех в этот момент! За то, что ворвались, разрушили ее маленькую, такую спокойную и размеренную жизнь. Пусть скромную, пусть без приключений и несвойственных ей амбиций, без ярких перемен, без шквала эмоций и накала страстей. Но такую родную, такую знакомую и такую любимую жизнь. С которой сейчас ей предстоит расстаться.
Видимо, главарю надоело с ними церемониться. Чат и Шланг, по понятной лишь им одним указке, заломили Марине руки за спину, а Юлька впихнула в рот белую таблетку. Услужливо поднесла бокал и влила в горло вино, так, что Марина подавилась и закашлялась. Но яд пришлось проглотить.
В сочетании с алкоголем создалось ощущение, что действовал он мгновенно. Обычно, таблетки так не растворялись, но кто знает, что это за дрянь? Она сразу же почувствовала легкое головокружение, приятную сонливость. Реакции замедлились. И это хорошо, потому что ее отпустило, не трясло больше. Стало спокойно. Ничего не хотелось, только спать, спать...
Уже угасающим сознанием она услышала, как Винт сказал, по всей видимости, Антонине Семеновне:
– А теперь ваша очередь, леди. И не смотрите так, я не передумаю. Эх, если бы не обстоятельства, разве позволил бы я умереть такой роскошной женщине...
Он не успел договорить. Послышался настолько сильный грохот, что уплывшее в царство грез сознание Марины немедленно вернулось обратно. Она открыла глаза, но помогло это слабо. Перед ней стоял невообразимый туман. Мутный и липкий. Словно она смотрела сквозь преломляющуюся поверхность прозрачного пластикового пакета.
Кто-то кричал, кто-то стрелял.
Ей показалось, как рядом, где-то очень близко к ней, мелькнула рыжая тень, выбила из рук Антонины Семеновны стакан. Возможно, ей повезет. Возможно, она не успела еще выпить таблетку. Пусть ее спасут, пожалуйста... Пусть ее спасут...
Наверно, она говорила это вслух, потому что услышала, как ей ответили:
– Успокойся, с ней все в порядке. – А голос такой знакомый-знакомый. Она помнит его. Знает. – Антонина Семеновна не успела ничего принять. Ей ничего не грозит, слышишь?
В уши словно воду налили. Видела и соображала она тоже плохо. Почувствовала, как ее сжимают в объятиях и гладят по волосам, по рукам, по шее. А потом тормошат. От человека, ее державшего, пахло кровью, потом, паленой кожей и совсем немного дорогим парфюмом. Последнее, что Марина увидела, было плечо, обтянутое темно-коричневой курткой. Сознание отключилось, поэтому она уже не слышала, как человек упрямо повторял снова и снова:
– Не спи, тебе нельзя спать! Слышишь? Слышишь меня... Рина?
* * *
Комната залита ярким солнечным светом. Он проникает сквозь веки, ласкает кожу. В воздухе, как после дождя, пахнет озоном. Так хорошо, тепло и приятно, что совершенно не хочется просыпаться. Только волосы мешаются – разметались, рассыпались по лицу, щекочут нос. Марина протянула руку, чтобы отодвинуть надоедливые пряди. Но вместо волос нащупала тоненькие трубки, опутавшие ухо, идущие через щеку и заканчивающиеся в носу. Пошевелившуюся руку кольнуло болью. Она ощупала и ее, обнаружив твердую бляшку на сгибе и еще одну трубку, уходящую вверх.
Такие открытия поневоле заставили ее окончательно очнуться. Марина открыла глаза. Свет ослепил вначале, что-то разглядеть оказалось сложно. Но зрение постепенно привыкло, сфокусировалось, перед глазами перестали маячить сумасшедшие солнечные зайчики.
Комната была белой. Сначала она увидела белый потолок, затем, повернув голову, белые стены. Прикроватную тумбу с пластиковым стаканом на ней. С изумительно красными розами, рассыпавшимися в изящной вазе. В стоявшей рядом капельнице изредка пузырился флакон. Капли из него падали в трубку, а трубка вела к Марининой руке.
Понятно. Она не дома, как ей вначале показалось. Это был не страшный сон. А страшная реальность. И сейчас она в больнице.
События последних двух недель, а особенно последнего дня, вихрем ворвались в сознание. Ей угрожали. Заставляли закрыть Центр. Убили Игоря. Покалечили Гошу. Их предала Юлька. А Федька... а Федьку просто стерли.
Последняя мысль добила ее окончательно. Она вспомнила, как их с бухгалтершей пытались отравить. Антонину Семеновну не успели. А ее, Марину, видимо, откачали. Но теперь все это почему-то показалось настолько несущественным, банальным, неважным. Сейчас-то все хорошо, наверное. Вот только Федьки больше нет.
А ведь еще ее отец оказался во все это замешан. Его работы, флешка – голубой башмачок-брелок. Антивирусные программы, сломанные, вышедшие из-под контроля искины. И ненавистные гангстеры, создавшие Хаос. И уничтожившие Федьку.
Нет, это невыносимо. Надо переключиться, остановить поток этих мыслей, сковывающих ужасом ее сознание. Она повернула голову в другую сторону – это оказалось больно. Слабо застонала. Зато увидела, как в кресле у окна спит Антонина Семеновна, укрывшись тонким пледом.
Во рту была пустыня. Даже глотать тяжело и неприятно. Марина потянулась за стаканом на тумбе, но удержать не сумела – он упал с гулким стуком на кафельный пол, расплескал воду.
– Марина? Очнулась? – отбросив плед и чуть не поскользнувшись на влажном полу Антонина Семеновна бросилась к кровати. – Ты как?
– Пить хочется...
– Сейчас, я сейчас, – она налила воду в другой стакан – поильник с носиком, поднесла ко рту девушки, заботливо придержала, пока она пила, – доктор сказал, что пить тебе можно, но немного.
Выглядела Антонина Семеновна не очень. Короткие крашеные волосы, обычно уложенные в прическу, теперь в беспорядке торчали. Вместо привычного строгого костюма на ней – костюм спортивный, немного помятый. А лицо бледное, ни кровинки. И без косметики ее видеть непривычно.
После такого уютного пробуждения Марине стало не по себе. Неужели еще что-то плохое случилось? Куда уже больше?
– Антонина Семеновна, – голос не слушался Марину, царапался и кусал за горло, – что с вами? На вас же лица нет. Я надеюсь, что никто не...
– Все в порядке, – искренне улыбнулась бухгалтерша, – на самом деле хорошо все, Мариночка, ты не переживай. А я устала просто. Сижу здесь вот уже третий день...
– Третий?
Бухгалтерша судорожно вздохнула.
– Что скрывать – тебя еле спасли. Вовремя успели промывание желудка сделать. Сутки не знали – выживешь, нет. Потом ты просто спала. А я, знаешь, не смогла уйти. Да и что мне дома делать одной? Кстати, тут и Гоша в соседнем корпусе, в хирургии, я к нему тоже хожу, навещаю.
– Как он?
– Стабильно. Так доктора говорят, – она подмигнула, затем ухмыльнулась, – видишь, уже на больничном жаргоне разговариваю. Скоро диагнозы ставить начну! О чем это я... Да, руку Григорию отлично собрали. Правда, кость пришлось заменить на имплантат. К нему родители часто заходят, а он все про тебя спрашивает, волнуется.
Точно, вспомнила Марина, Гоша же теперь, вроде как, ее парень. Или... нет? Все так запуталось. Ничего не разобрать, а в голове бардак и клейкая каша из недавних бурных событий.
– ... вот и бегаю я от одного к другому, – тараторила тем временем бухгалтерша. Марина, как всегда, прослушала половину. – Знаешь, пока три палаты обойдешь, день проходит незаметно, а потом еще надо успеть...
– Какие три палаты? – перебивать невежливо, но иначе бухгалтершу не остановить.
– А? Так я ж еще кота твоего кормить бегаю! Забыли мы про Кузьмича-то. Я сама только позавчера вспомнила. Батюшки, думаю, кот голодный один в квартире! Ты извини, я ключи у тебя из сумочки взяла. Но кот был мне так благодарен!
– Спасибо большое за Кузьмича. Но все же... Антонина Семеновна!
Женщина потупилась в пол.
– Полицейский тебя спас. Помнишь? К нему и хожу.
Темно-коричневая куртка с заклепками. Вычурные узоры на ней. Запах кожи. Кровь. Тело, лежащее на асфальте вниз лицом. Выходит, жив. Аромат дорогого парфюма, смешанного с потом. Жив – это хорошо. Адреналин, смешанный с желанием – выжить. И невозможность это желание осуществить. Боль. И снова кровь, и снова – боль.
– Ясно. Я рада, что он выжил. Опасная работа у некоторых, правда?
Бухгалтерша странно и пристально на нее посмотрела. Помолчала. Затем, все же, ответила:
– Ужас, какая опасная и вредная. А ты... ты совсем ничего не помнишь?
Помнит. Много чего. Угрозы и нападения. Шантаж и разоблачение Юльки. Стакан воды, яд, главарь мафиози, Чат со Шлангом за ноутбуком – они...
Резкая боль захлестнула с головой. Помешала вдохнуть, застряла в горле невидимым распирающим комком. И обжигающей лавиной навалилась на плечи. Потому что, они...
– Антонина Семеновна, – срывающимся голосом прохрипела Марина, – они... они Федьку стерли!
И разрыдалась. Громко. Безудержно. Как в детстве, когда, упав на асфальт и разбив в кровь коленку, она знала, что нет на земле горше обиды, чем лежать вот так, носом вниз, переживая боль от падения.
Она плакала и не могла остановиться. Кажется, Антонина Семеновна шептала ей ласковые слова, уговаривала выпить воды. Гладила и утешала. В конце концов, пригрозила, что вызовет медсестру и попросит, чтобы ей вкололи успокоительное.
Кончено, такие срывы случаются из-за стресса. Марина была уверена, что это последствия пережитых событий, всплеска адреналина, запугиваний, угроз и кто знает, чего еще? Ведь не из-за Федьки же, в самом деле...
– Испугала ты меня, деточка, – бухгалтерша тревожно заглядывала Марине в глаза. – Стоит ли так переживать? Мне Федор Михайлович тоже нравится, вернее, – поправилась она, – нравился. Но искин – не человек. Всего лишь машина, которую сломали. Ты же знаешь, лучше меня...
– Машина? Всего лишь машина? Нет, Антонина Семеновна. Он мой друг. Самый лучший друг. Знаете, каково это – терять друзей?
Злые слезы снова готовы были хлынуть рекой. Она едва сдерживалась, чтобы не завыть в голос.
– А как же Гоша? Мне показалось, что вы встречаетесь?
– Вам, действительно, показалось, поверьте. Недавно и мне тоже казалось... всякое. Но все совсем не так.
Это с ней что-то не так. Машина, искусственный интеллект, робот, операционная система, программа... Они ненастоящие, и все же... Надо признать – права Антонина Семеновна. Нельзя к ним привязываться, ненужно, неправильно. Но отчего же так тоскливо на душе? Она и после смерти Игоря так не убивалась. И к Гоше не тянет пойти, навестить. И полицейскому она, конечно, скажет спасибо, но не сейчас. Сейчас что-то не хочется. А вот если б Федька...
Первым делом Марина схватила бы мобильник. Она сделала бы все, чтобы искин на нее не дулся. Ведь так важно, чтобы он простил ее. За то, что не послушалась. За то, что в очередной раз проигнорировала его советы, а ведь он так просил, почти умолял. Она снова стала бы ходить в спортзал. И посещать курсы самообороны. Федька настаивал на занятиях, но Марина вечно отговаривалась нехваткой времени. Она бы терпеливо сносила все его нравоучения. Она бесконечно играла бы с ним в шахматы. Она подтянула бы английский до его уровня, и они устаивали бы тематические вечера. Она перестала бы выключать системный блок, когда Федька приставал с расспросами. Она бы... Да что же с ней твориться такое?
Антонина Семеновна, скептически поджав губы, глядела с сочувствием и жалостью.
* * *
Через два дня Марина была уже дома. Яд из организма вывели, прописали кучу таблеток и успокоительных. И отпустили.
Кузьмич забился под кровать, как только она вошла в квартиру. И недели не прошло, а он уже отвык?
– Кис, кис, – позвала Марина.
Но кот не вылезал. Может запах чужой? Пахнет от нее больницей и лекарствами. Надо принять душ.
Раздеваясь, включила системный блок. По привычке. Потом, опомнившись, опустилась на стул перед монитором. Пусто. Даже рабочий стол не показывает. Стерли все под чистую.
Планшет не включался, а ноутбук остался в офисе.
Зато Сонечка работала. Операционная система на ней тоже отсутствовала, но звонки телефон принимал. И самой позвонить тоже было можно. И все. В остальном – черный экран.
Несколько раз звонил Гоша, но Марина не ответила. Потом, видимо, Антонина Семеновна попросила дизайнера не доставать ее. Захочет – сама позвонит. А вот бухгалтерша названивала ежечасно. И попробуй не ответить – тут же примчится к ней домой. Но Марина не была против ее напористости. Наоборот – ей было страшно одной, а мысли, от которых, подчас, трудно избавиться, поглощали ее целиком и полностью.
Болтовня отвлекала. Антонина Семеновна немного помогала с уборкой, готовила еду. Кузьмич больше не прятался от Марины под кроватью. Но когда появлялась женщина, последнее время угощавшая его отварной курочкой, вместо надоевшего сухого корма, ходил за ней как хвостик.
Когда бухгалтерша уходила, Марине казалось, что квартира становилась вымороженной. Словно вместе с ней исчезала частичка тепла, соединявшая ее с внешним миром. Она садилась в кресло перед черным монитором и немигающим взглядом вглядывалась в глянцевую поверхность. И вторую ночь так и засыпала, сидя, и прижимая к себе пристроившегося рядом кота.
Еще в больнице Марина решилась все-таки спросить, что же произошло там, в компьютерном классе, после того, как она приняла яд. Антонина Семеновна неохотно – видимо, ей тоже неприятно вспоминать, – но все же рассказала. В сущности, там не было ничего интересного: здание отцепила полиция, группе захвата был отдан приказ обезвредить преступников. Главарь банды, его сообщник, Юлька и ее парень были задержаны, а они с Мариной – отправлены в больницу. Еще несколько полицейских из отряда специального назначения получили несущественные травмы. И еще один, с лазерным ранением лежит в рядом в хирургии. Вот так, коротко и сухо. И больше они к этой теме не возвращались.
Вплоть до сегодняшнего утра. Когда Антонина Семеновна, зайдя в комнату, едва не поранила ногу, споткнувшись об останки разбитого монитора.
– Все, – вскипятилась бухгалтерша, – моему терпению настал конец! Марина, сколько можно сидеть и жалеть себя? Ты же, как вернулась, четвертый день носа из дома не высовываешь! Что, думаешь, мне легко? Или, например, Гоше? Или... неважно. Посмотри, до чего ты себя довела? Доктора сказали, что возможна депрессия. Но у тебя же просто какая-то черная меланхолия!
А она права. Вчера Марина обнаружила ДИСО, спрятавшийся за принтером на столе. Включила, сунула руку в блестящую манжету. Диагностический измеритель мог работать автономно, независимо от синхронизации с операционной системой. Манжета завибрировала, сжалась на запястье. На плазменной панели мерно защелкали цифры: показатели давления, пульс, палец слабо кольнуло – забор на общий анализ крови. Через несколько минут загорелась красная кнопка индикатора, на панели побежали буквы: давление повышенное, частота пульса соответствует состоянию панической атаки, анализ крови выявил анемию и повышенные лейкоциты. Заключение ДИСО выдал соответствующее: затяжная депрессия, сильный стресс, склонность к суициду. Дальше аппарат показал целый перечень того, что необходимо делать в такой ситуации. Но прежде всего надо было вызвать "скорую". Стоило только надавить на красную кнопку индикатора и бригада через несколько минут забрала бы ее в больницу. Скорее всего – в психиатрическую.
Марина поспешно выдернула руку из устройства. Некстати вспомнилось, как последний раз Федька заставил ее воспользоваться измерителем. Тогда она тоже была напугана и растеряна, и чудом ничего себе не повредила, когда ее на скорости вытолкнули из машины. Но рядом был ее искин – вечно язвивший, подначивающий и подстегивающий, и провоцирующий, и высмеивающий. И вместе с этим и веселый, и неунывающий, и предприимчивый, и находчивый. И добрый. И нежный. Утешающий и обнадеживающий. Он здесь, рядом, вот сейчас, еще чуть-чуть и включится монитор...
Никогда уже не включится. А если и включится – там не будет Федьки.
Отчаяние, затопившее душу, нашло выход – она сбросила монитор со стола, так что Кузьмич, сидевший под креслом, еле успел отскочить.
– Ты меня, вообще, слушаешь, Марина? – Антонина Семеновна нервно крутила кольцо на пальце, то поворачивая его камнем то вверх, то вниз. – Так нельзя. Надо что-то делать!
Надо, кто же спорит.
– Вы правы, конечно, но проблема в том, что я совершенно не представляю что. Мне сейчас даже дышать сложно, и кажется, что и мир не мой, и я не на месте. Не могу я так, не могу...
– Не можешь – что?
– Без него не могу, оказывается.
– Без кого?
– Без Федьки.
Наверно, тут полагалось снова разрыдаться, но слез больше не было. А если вдуматься, какую глупость она сейчас озвучила, впору начать всерьез опасаться психиатрической лечебницы. Выходит, она испытывает чувства к машине? К системе? К искину? Тем более, к бывшему искину. Ее попадались такие клиенты, как она теперь. Только тогда она их плохо понимала.
– Нет, вы меня просто досрочно в гроб вгоните! – продолжала яриться Антонина Семеновна. Палец с кольцом покраснел, поэтому она сняла украшение и чуть ли не швырнула на стол. – Идиоты! Подумать только... Ты еще куда не шло, но этот... упрямый как осел. Что же мне делать-то с вами? Что делать?
– Это вы сейчас о ком говорили, Антонина Семеновна? Я не очень поняла.
Женщина плюхнулась на стул и обхватила голову руками.
– Да так... мысли вслух. Что-то мне плохо, Мариночка, кажется, у меня давление повысилось.
– Ой, у меня же ДИСО есть! – словно очнулась от своих переживаний девушка. – Давайте руку, вот сюда. Очень хороший аппарат, Федька настоял...
Марина закусила губу. Имя искина снова сорвалось с языка. Проклятье! Она готова была уже и ругаться, лишь бы это помогло вытряхнуть его из памяти.
Измеритель показал, что давление немного повышенное, но лекарств не прописал, только покой и успокоительное.
– Вот что тебе нужно, – наконец выговорила Антонина Семеновна, видя, как Марина побежала за водой, разыскала в домашней аптечке настойку валерианы. С девушки тут же слетела маска тупой покорности, уступив место деятельности и заботе. – Сходи-ка ты, навести Гошу. Его завтра уже выписывают. Это, в конце концов, невежливо – переживать только за себя. Он тоже пострадал. И еще... зайди в палату 324 в том же корпусе. Там лежит... хороший человек. – И непонятно к кому обращаясь добавила, пробурчав себе под нос: – И он меня, конечно, убьет, но другого выхода я не вижу.
– А вы? Давайте я вам такси вызову.
– А я здесь у тебя посижу. Очень уж мне твой Кузьмич нравится. У меня будет сеанс релакса и кототерапии. Не против?
Вот уж кто был совершенно не против, так это кот. Подкрался, замурчал, закрывая от удовольствия глаза.
– Нет, что вы! Сидите сколько хотите. Тогда я... пойду?
– Иди, Мариночка, иди.
* * *
Стекла больничного холла были отполированы до блеска – маленькие роботы-улитки тут же стирали любое пятнышко и отпечатки пальцев. Поползли они стирать и дождевые капли, полетевшие на стекло, как только Марина торопливо вбежала в холл. Когда она вышла из дома, накрапывал мелкий дождик, но уже на подходе к больничным корпусам начался настоящий ливень с ураганом. Зонт не помог – куртка промокла, а джинсы можно было отжимать.
Имплантационное отделение располагалось на седьмом этаже, но она не решилась воспользоваться лифтом – боялась, что клаустрофобия усилится. Конечно, ей приходилось иногда подниматься в офисы высоток, и она пользовалась лифтом в таком случае. Но обязательно нужно было, чтобы с ней находился кто-то еще. Помогало отвлечься от давящих стен в тесном пространстве.
Администратор отделения, молодой парень, видя запыхавшуюся и мокрую девушку, любезно предложил воды, спросил, чем он может помочь. Он даже хотел проводить ее до Гошиной палаты, но Марина отмахнулась – сама найдет. Не к чему ей сейчас лишняя суета и проявление внимания.
Гоша удивился и растерялся при ее появлении. Надо было его предупредить, позвонить хотя бы, но Антонина Семеновна буквально вытолкнула ее за дверь. И мобильник – Сонечка, была забыта дома.
Дизайнер выглядел бодрым и отдохнувшим. Будто не в больнице, а на хорошем курорте время провел.
– Марина! Наконец-то! Я столько раз тебе звонил, что со счета сбился! Могла бы и перезвонить, кстати, – попрекнул он. – Антонина Семеновна попросила тебя не трогать, но слушай, так нечестно – мы же с тобой встречаться начали. Неужели я не могу позвонить своей девушке? Я вообще думал, что тебя убили, Марина!
Да, она жестокая эгоистка. Только о себе и думает. Это она уже слышала ото всех. И только бухгалтерша теперь знает, что думает она вовсе не о себе...
