Текст книги "Стихи"

Автор книги: Мария Петровых

 
О, глупомудрый, змеиногубый!
В стихах ни строчки прямой и грубой.
Ты затаился, ты не сказался,
К запретным темам не прикасался.
Всю жизнь решалась одна задача,
Чтоб неизменной была удача,
И неизбежно придет возмездье —
Исчезнет слава с тобою вместе.
 

50-е годы

 
Один неверный звук,
Но и его довольно:
С пути собьешься вдруг
Нечаянно, невольно,
И вот пошла плутать
Сквозь клятвы и зароки,
Искать, и ждать, и звать,
И знать, что вышли сроки
Подумай, лишь одно
Беспамятное слово —
И вдруг темным-темно
И не было былого,
А только черный стыд
Да оклик без ответа,
И ночь не говорит
О радости рассвета.
 

 
За что же изничтожено,
Убито сердце верное?
Откройся мне: за что ж оно
Дымится гарью серною?
За что же смрадной скверною
В терзаньях задыхается?
За что же сердце верное
Как в преисподней мается?
За что ему отчаянье
Полуночного бдения
В предсмертном одичании,
В последнем отчуждении?..
Ты все отдашь задешево,
Чем сердце это грезило,
Сторонкой обойдешь его,
Вздохнешь легко и весело…
 

50-е годы

 
Развратник, лицемер, ханжа…
От оскорбления дрожа,
Тебя кляну и обличаю.
В овечьей шкуре лютый зверь,
Предатель подлый, верь не верь,
Но я в тебе души не чаю.
 

 
Ты что ни скажешь, то солжешь,
Но не твоя вина:
Ты просто в грех не ставишь ложь,
Твоя душа ясна.
 
 
И мне ты предлагаешь лгать:
Должна я делать вид,
Что между нами тишь да гладь,
Ни боли, ни обид.
 
 
О доброте твоей звонят
Во все колокола…
Нет, ты ни в чем не виноват,
Я клевещу со зла.
 
 
Да разве ты повинен в том,
Что я хочу сберечь
Мученье о пережитом
Блаженстве первых встреч.
 
 
Я не права – ты верный друг,
О нет, я не права,
Тебе лишь вспомнить недосуг,
Что я еще жива.
 

 
Ты отнял у меня и свет и воздух,
И хочешь знать – где силы я беру,
Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звездах,
Чтоб за работу браться поутру.
Ну что же, я тебе отвечу, милый:
Растоптанные заживо сердца
Отчаянье вдруг наполняет силой,
Отчаянье без края, без конца.
 

1958

 
Я равна для тебя нулю.
Что о том толковать, уж ладно.
Все равно я тебя люблю
Восхищенно и беспощадно,
И слоняюсь, как во хмелю,
По аллее неосвещенной
И твержу, что тебя люблю
Беспощадно и восхищенно.
 

…И опять весь год ни гугу.

Ахматова

 
Постылых «ни гугу»
Я слышать не могу —
Я до смерти устала,
Во мне души не стало.
Я больше не могу.
Простите, кредиторы.
Да, я кругом в долгу
И опускаю шторы.
Конец, конец всему —
Надеждам и мученью,
Я так и не пойму
Свое предназначенье.
 

 
Весь век лишь слова ищешь ты,
Единственного слова.
Оно блеснет из темноты
И вдруг погаснет снова.
 
 
Ты не найдешь путей к нему
И не жалей об этом:
Оно не пересилит тьму,
Оно не станет светом.
 
 
Так позабудь о нем, пойми,
Что поиски напрасны,
Что все равно людей с людьми
Оно сроднить не властно.
 
 
Зачем весь век в борьбе с собой
Ты расточаешь силы,
Когда смолкает звук любой
Пред немотой могилы.
 

7. VIII 58

 
– Что ж ты молчишь из года в год?
Сказать, как видно, нечего?
– О нет, меня тоска гнетет
От горя человечьего.
 
 
Во мне живого места нет,
И все дороги пройдены,
И я молчу десятки лет
Молчаньем горькой родины.
 
 
Моя душа была в аду.
Найду ли слово громкое!
Любую смертную беду
Я обходила кромкою.
 
 
До срока лучшие из нас
В молчанье смерти выбыли.
И никого никто не спас
От неминучей гибели.
 
 
Когда б сказать об этом вслух!
Но вновь захватывает дух…
Решись, решись отчаянно,
Скажись хотя б нечаянно!
 
 
Тогда не страшно умереть
И жить не страшно. Кто ни встреть —
Всех озаришь победою.
Но промолчу весь жалкий век,
Урод, калека из калек.
Зачем жила – не ведаю.
 

 
Ты думаешь – правда проста?
Попробуй, скажи.
И вдруг онемеют уста,
Тоскуя о лжи.
 
 
Какая во лжи простота,
Как с нею легко,
А правда совсем не проста,
Она далеко.
 
 
Ее ведь не проще достать,
Чем жемчуг со дна.
Она никому не под стать,
Любому трудна.
 
 
Ее неподатливый нрав
Пойми, улови.
Попробуй хоть раз, не солгав,
Сказать о любви.
 
 
Как будто дознался, достиг,
Добился, и что ж? —
Опять говоришь напрямик
Привычную ложь.
 
 
Тоскуешь до старости лет,
Терзаясь, горя…
А может быть, правды и нет —
И мучишься зря?
 
 
Дождешься ль ее благостынь?
Природа ль не лжет?
Ты вспомни миражи пустынь,
Коварство болот,
 
 
Где травы над гиблой водой
Густы и свежи…
Как справиться с горькой бедой
Без сладостной лжи?
 
 
Но бьешься не день и не час,
Твердыни круша,
И значит, таится же в нас
Живая душа.
 
 
То выхода ищет она,
То прячется вглубь.
Но чашу осушишь до дна,
Лишь только пригубь.
 
 
Доколе живешь ты, дотоль
Мятешься в борьбе,
И только вседневная боль
Наградой тебе.
 
 
Бескрайна душа и страшна,
Как эхо в горах.
Чуть ближе подступит она,
Ты чувствуешь страх.
 
 
Когда же настанет черед
Ей выйти на свет, —
Не выдержит сердце: умрет,
Тебя уже нет.
 
 
Но заживо слышал ты весть
Из тайной глуши,
И значит, воистину есть
Бессмертье души.
 

17. VIII 58

 
От зноя воздух недвижим,
Деревья как во сне.
Но что же с деревом одним
Творится в тишине?
 
 
Когда в саду ни ветерка,
Оно дрожмя дрожит…
Что это – страх или тоска,
Тревога или стыд?
 
 
Что с ним случилось? Что могло б
Случиться? Посмотри,
Как пробивается озноб
Наружу изнутри.
 
 
Там сходит дерево с ума,
Не знаю почему.
Там сходит дерево с ума,
А что с ним – не пойму.
 
 
Иль хочет что-то позабыть
И память гонит прочь?
Иль что-то вспомнить, может быть,
Но вспоминать невмочь?
 
 
Трепещет, как под топором,
Ветвям невмоготу, —
Их лихорадит серебром,
Их клонит в темноту.
 
 
Не в силах дерево сдержать
Дрожащие листки.
Оно бы радо убежать,
Да корни глубоки.
 
 
Там сходит дерево с ума
При полной тишине.
Не более, чем я сама,
Оно понятно мне.
 

1959

 
К твоей могиле подойду,
К плите гранитной припаду.
Здесь кончился твой путь земной,
Здесь ты со мной, ты здесь со мной.
Но неужели только здесь?
А я? А мир окрестный весь?
А небо синее? А снег?
А синева ручьев и рек?
А в синем небе облака?
А смертная моя тоска?
А на лугах седой туман?..
Не сон и не самообман:
Когда заговорит гроза,
Вблизи блеснут твои глаза —
Их синих молний острия…
И это вижу только я.
 

17. VIII 1959

 
Если говорить всерьез,
Лишь одно мне в жизни мило —
Коль мороз, так уж мороз,
Чтобы дух перехватило.
Я люблю вершины гор,
Оттого, что одиноки,
Я люблю степной простор
За его размах широкий.
Если зной – чтоб тишь да гладь,
Если ветер – чтоб такой уж —
На ногах не устоять…
Ты меня не успокоишь,
Не утешишь, не уймешь
Ласковым полунамеком.
Не свидетельствует ложь
О высоком, о глубоком.
Ни со степью, ни с горой
Не сравню твоей повадки,
Ты весь век живешь игрой
В кошки-мышки, в жмурки, в прятки.
А по мне, чтоб было так:
Счастье – счастьем, горе – горем.
Чтобы свет и чтобы мрак.
Впрочем, мы еще поспорим.
 

22. VIII 1959

 
О чем же, о чем, если мир необъятен?..
Я поздно очнулась, кругом ни души.
О чем же? О снеге? О солнце без пятен?
А если и пятна на нем хороши?..
О людях? Но либо молчание, либо
Лишь правда, а мне до нее не дойти.
О жизни?.. Любовь моя, свет мой, – спасибо.
О смерти?.. Любовь моя, свет мой, – прости.
 

8. Х 1960

 
Боже правый, ты видишь
Эту злую невзгоду.
Ненаглядный мой Китеж
Погружается в воду.
Затонул, златоглавый,
От судьбы подневольной.
Давней силой и славой —
Дальний звон колокольный.
Затонул, белостенный,
Лишь волна задрожала,
И жемчужная пена
К берегам отбежала.
Затонул, мой великий.
Стало оглядь безмолвно,
Только жаркие блики
Набегают на волны…
 

[ Начало 60-х годов]

 
Телу невесело без души,
Каменней с каждым днем.
Кто-то еще говорит: пиши.
А что мне писать? О чем?
Писать без чернил, без карандаша
На воздухе, на воде —
Это легко, была бы душа.
А где она? Видно, нигде.
Ушла волною в сухой песок
Навеки и без следа,
А тело ждет гробовых досок
И стынет в тоске стыда,
И крепнет сиротство день ото дня,
И легче, что могут забыть —
Не видеть меня, не слышать меня,
Меня не должно быть.
 

 
Сквозь сон рванешься ты помериться с судьбою
И подчинить ее движению строки —
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.
 
 
Строка зовет на бой, и ты готова к бою,
Всем унижениям и страхам вопреки,
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.
 
 
Твоя душа мертва. Смятенье бесполезно.
Зачем проснулась ты? Твоя душа мертва.
Смирись перед немой, перед последней бездной, —
 
 
Для сердца легче смерть, чем мертвые слова.
Утешься, – над твоей могилою безвестной
И ветер будет петь, и шелестеть трава.
 

1964

Анне Ахматовой

 
День изо дня и год из года
Твоя жестокая судьба
Была судьбой всего народа.
Твой дивный дар, твоя волшба
Бессильны были бы иначе.
Но ты и слышащей и зрячей
Прошла сквозь чащу мертвых лир,
И Тютчев говорит впервые:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
 

1962

Комарово

 
Ахматовой и Пастернака,
Цветаевой и Мандельштама
Неразлучимы имена.
Четыре путеводных знака —
Их горний свет горит упрямо,
Их связь таинственно ясна.
Неугасимое созвездье!
Навеки врозь, навеки вместе.
Звезда в ответе за звезду.
Для нас четырехзначность эта —
Как бы четыре края света,
Четыре времени в году.
Их правотой наш век отмечен.
Здесь крыть, как говорится, нечем
Вам, нагоняющие страх.
Здесь просто замкнутость квадрата,
Семья, где две сестры, два брата,
Изба о четырех углах…
 

19 августа 62 г.

Комарово

 
Нет, мне уже не страшно быть одной.
Пусть ночь темна, дорога незнакома.
Ты далеко и все-таки со мной.
И мне спокойно, мне легко, я дома.
 
 
Какие чары в голосе родном!
Я сокрушаюсь только об одном —
О том, что жизнь прошла с тобою розно,
О том, что ты позвал меня так поздно.
 
 
Но даже эта скорбь не тяжела.
От унижений, ужасов, увечий
Я не погибла, нет, я дожила,
Дожаждалась, дошла до нашей встречи.
 
 
Твоя немыслимая чистота —
Мое могущество, моя свобода,
Мое дыханье: я с тобою та,
Какой меня задумала природа.
 
 
Я не погибла, нет, я спасена.
Гляди, гляди – жива и невредима.
И даже больше – я тебе нужна.
Нет, больше, больше – я необходима.
 

27 авг. 1962

 
Но только и было что взгляд издалёка,
Горячий, сияющий взгляд на ходу.
В тот день облака проплывали высоко
И астры цвели в подмосковном саду.
Послушай, в каком это было году?..
С тех пор повторяю: а помнишь, а знаешь?
И нечего ждать мне, и все-таки жду.
Я помню, я знаю, что ты вспоминаешь
И сад подмосковный, и взгляд на ходу.
 

31 авг. 1962

Анне Ахматовой

 
Ты сама себе держава,
Ты сама себе закон,
Ты на все имеешь право,
Ни за кем нейдешь вдогон.
Прозорлива и горда
И чужда любых иллюзий…
Лишь твоей могучей музе
По плечу твоя беда,
И – наследственный гербовник —
Царскосельский твой шиповник
Не увянет никогда.
 

1963

 
Куда, коварная строка?
Ты льстишься на приманку рифмы?
Ты хочешь, чтобы вкось и вкривь мы
Плутали? Бей наверняка,
Бей в душу, иль тебя осилят
Созвучья, рвущиеся врозь.
Коль ты стрела – лети навылет,
Коль ты огонь – свети насквозь.
 

1 авг. 1963

 
Не отчаивайся никогда,
Даже в лапах роковой болезни,
Даже пред лицом сочтенных дней.
Ничего на свете нет скучней,
И бессмысленней, и бесполезней,
Чем стенать, что зря прошли года.
Ты еще жива. Начни с начала.
Нет, не поздно: ты еще жива.
Я не раз тебя изобличала,
И опять ключами ты бренчала
У дверей в тайницу волшебства.
 

1964, январь

 
Уехать, уехать, уехать,
Исчезнуть немедля, тотчас,
По мне, хоть навечно, по мне, хоть
В ничто, только скрыться бы с глаз,
Мне лишь бы не слышать, не видеть,
Не знать никого, ничего,
Не мыслю живущих обидеть,
Но как здесь темно и мертво!
Иль попросту жить я устала —
И ждать, и любить не любя…
Все кончено. В мире не стало —
Подумай – не стало тебя.
 

13. 7. 64

 
На свете лишь одна Армения,
Она у каждого – своя.
От робости, от неумения
Ее не воспевала я.
 
 
Но как же я себя обидела —
Я двадцать лет тебя не видела,
Моя далекая, желанная,
Моя земля обетованная!
 
 
Поверь, любовь моя подспудная,
Что ты – мой заповедный клад,
Любовь моя – немая, трудная,
Любое слово ей не в лад.
 
 
Со мною только дни осенние
И та далекая гора,
Что высится гербом Армении
В снегах литого серебра,
 
 
Та величавая двуглавая
Родная дальняя гора,
Что блещет вековечной славою,
Как мироздание стара.
 
 
И тайна острова севанского,
Где словно дань векам седым —
И своды храма христианского,
И жертвоприношений дым.
 
 
Орлы Звартноца в камень врублены,
Их оперенье – ржавый мох…
О край далекий, край возлюбленный,
Мой краткий сон, мой долгий вздох.
 

1966

 
После долгих лет разлуки
В летний лес вхожу с тревогой.
Тот же гул тысячезвукий,
Тот же хвойный сумрак строгий,
Тот же трепет и мерцанье,
Те же тени и просветы,
Те же птичьи восклицанья
И вопросы и ответы.
Глубока была отвычка,
Но невольно сердце вняло,
Как кому-то где-то птичка
Что-то звонко объясняла.
Здравствуй, лес! К тебе пришла я
С безутешною утратой.
О, любовь моя былая,
Приголубь меня, порадуй!
 

1967

 
Давно я не верю надземным широтам,
Я жду тебя здесь за любым поворотом, —
Я верю, душа остается близ тела
На этом же свете, где счастья хотела,
На этом, где все для нее миновалось,
На этом, на этом, где с телом рассталась,
На этом, на этом, другого не зная,
И жизнь бесконечна – родная, земная…
 

1967

 
Ужаснусь, опомнившись едва, —
Но ведь я же родилась когда-то.
А потом? А где другая дата?
Значит, я жива еще? Жива?
Как же это я в живых осталась?
Господи, но что со мною сталось?
Господи, но где же я была?
Господи, как долго я спала.
Господи, как страшно пробужденье,
И такое позднее – зачем?
Меж чужих людей как привиденье
Я брожу, не узнана никем.
Никого не узнаю. Исчез он,
Мир, где жили милые мои.
Только лес еще остался лесом,
Только небо, облака, ручьи.
Господи, коль мне еще ты внемлешь,
Сохрани хоть эту благодать.
Может, и очнулась я затем лишь,
Чтоб ее впервые увидать.
 

1967

 
Тихие воды, глубокие воды,
Самозащита немой свободы…
Хуже ли те, что бесстрашно мчатся,
Смеют начаться, смеют кончаться,
Память несут о далеком истоке.
Вы же молчите, недвижны, глубоки, —
Не о чем вспомнить, не о чем грезить…
Вам повидать бы Арагву иль Бесядь —
Их обреченность, самозабвенье,
Самоубийство, саморожденье…
Вашей судьбою, стоячие воды,
Только глухие, незрячие годы,
Намертво сомкнутые уста,
Холод, и темень, и немота.
 

1967

 
Прикосновение к бумаге
Карандаша – и сразу
Мы будто боги или маги
В иную входим фазу.
И сразу станет все понятно,
И все нестрашно сразу,
Лишь не кидайтесь на попятный,
Не обрывайте фразу,
И за строкой строка – толпою,
Как будто по приказу…
Лишь ты, доверие слепое,
Не подвело ни разу.
 

[1967]

 
Я человек средневековья,
Я рыцарь, я монах;
Пылаю гневом и любовью
В молитвах и в боях.
 
 
Цвет белый не смешаю с черным.
Задуй мою свечу —
Я взором жарким и упорным
Их всюду различу.
 
 
И я потребую отмщенья
За то, что здесь темно.
Да, я монах, но всепрощенье
Мне чуждо и смешно.
 
 
Я пред крестом творю молитву
В мерцании свечи
И на коне кидаюсь в битву
С врагом скрестить мечи.
 

1967

 
Оглянусь – окаменею.
Жизнь осталась позади.
Ночь длиннее, день темнее.
То ли будет, погоди.
 
 
У других – пути-дороги,
У других – плоды труда,
У меня – пустые строки,
Горечь тайного стыда.
 
 
Вот уж правда: что посеешь…
Поговорочка под стать.
Наверстай-ка что сумеешь,
Что успеешь наверстать!
 
 
Может быть, перед могилой
Узнаем в последний миг
Все, что будет, все, что было…
О, немой предсмертный крик!
 
 
Ни пощады, ни отсрочки
От беззвучной темноты…
Так не ставь последней точки
И не подводи черты.
 

1967

 
Подумай, разве в этом дело,
Что ты судьбы не одолела,
Не воплотилась до конца,
Иль будто и не воплотилась,
Звездой падучею скатилась,
Пропав без вести, без венца?
Не верь, что ты в служенье щедром
Развеялась, как пыль под ветром.
Не пыль – цветочная пыльца!
 
 
Не зря, не даром все прошло.
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Вообрази – тебя уж нет,
Как бы и вовсе не бывало,
Но светится твой тайный след
В иных сердцах… Иль это мало —
В живых сердцах оставить свет?
 

1967

 
– Черный ворон, черный вран,
Был ты вором иль не крал?
– Крал, крал.
Я белее был, чем снег,
Я украл ваш краткий век.
Сколько вас пошло травой,
Я один за всех живой.
– Черный ворон, черный вран,
Был ты вором иль ты врал?
– Врал, врал.
 

1967

 
Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба.
 
 
Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата.
А счастье исчезало без возврата…
За что, я не пойму, такая злоба?
 
 
И все исподтишка, все шито-крыто.
И вот сидит на краешке порога
Старуха у разбитого корыта.
 
 
– А что? – сказала б ты. – И впрямь старуха.
Ни памяти, ни зрения, ни слуха.
Сидит, бормочет про судьбу, про Бога…
 

1967

 
О, какие мне снились моря!
Шелестели полынью предгория…
Полно, друг. Ты об этом зря,
Это все реквизит, бутафория.
Но ведь снились! И я не пойму —
Почему они что-то значили?
Полно, друг. Это все ни к чему.
Мироздание переиначили.
Эта сказочка стала стара,
Потускнели виденья ранние,
И давно уж настала пора
Зренья, слуха и понимания.
 

1967

 
Что делать! Душа у меня обнищала
И прочь ускользнула.
Я что-то кому-то наобещала
И всех обманула.
Но я не нарочно, а так уж случилось,
И жизнь на исходе.
Что делать! Душа от меня отлучилась
Гулять на свободе.
И где она бродит? Кого повстречала?
Чему удивилась?..
А мне без нее не припомнить начала,
Начало забылось.
 

1967

 
Пожалейте пропавший ручей!
Он иссох, как душа иссыхает.
Не о нем ли средь душных ночей
Эта ива сухая вздыхает!
Здесь когда-то блестела вода,
Убегала безвольно, беспечно.
В жаркий полдень поила стада
И не знала, что жить ей не вечно,
И не знала, что где-то вдали
Неприметно иссякли истоки,
А дожди этим летом не шли,
Только зной распалялся жестокий.
Не пробиться далекой струе
Из заваленных наглухо скважин…
Только ива грустит о ручье,
Только мох на камнях еще влажен.
 

1967

 
Что толковать! Остался краткий срок,
Но как бы ни был он обидно краток,
Отчаянье пошло мне, видно, впрок
И не растрачу дней моих остаток.
 
 
Я понимаю, что кругом в долгу
Пред самым давним и пред самым новым,
И будь я проклята, когда солгу
Хотя бы раз, хотя б единым словом.
 
 
Нет, если я смогу преодолеть
Молчание, пока еще не поздно, —
Не будет слово ни чадить, ни тлеть, —
Костер, пылающий в ночи морозной.
 

 
Одна на свете благодать —
Отдать себя, забыть, отдать
И уничтожиться бесследно.
Один на свете путь победный —
Жить как бегущая вода:
Светла, беспечна, молода,
Она теснит волну волною
И пребывает без труда
Все той же и всегда иною,
Животворящею всегда.
 

1967

 
Сердцу ненавидеть непривычно,
Сердцу ненавидеть несподручно,
Ненависть глуха, косноязычна.
До чего с тобой, старуха, скучно!
 
 
Видишь зорко, да ведь мало толку
В этом зренье хищном и подробном.
В стоге сена выглядишь иголку,
Стены размыкаешь взором злобным.
 
 
Ты права, во всем права, но этой
Правотой меня уж не обманешь, —
С ней глаза отвадятся от света,
С ней сама вот-вот старухой станешь.
 
 
Надоела. Ох, как надоела.
Колоти хоть в колокол набатный, —
Не услышу. Сердце отболело,
Не проймешь. Отчаливай обратно.
 
 
Тот, кто подослал тебя, старуху…
Чтоб о нем ни слова, ни полслова,
Чтоб о нем ни слуху и ни духу.
Знать не знаю. Не было такого.
 
 
Не было, и нету, и не будет
Ныне, и по всякий день, и присно.
Даже ненавидеть не принудит,
Даже ненавидеть ненавистно.
 

1967

 
Пусть будет близким не в упрек
Их вечный недосуг.
Со мной мой верный огонек,
Со мной надежный друг.
 
 
Не надо что-то объяснять,
О чем-то говорить, —
Он сразу сможет все понять,
Лишь стоит закурить.
 
 
Он скажет: «Ладно, ничего», —
Свеченьем золотым,
И смута сердца моего
Рассеется как дым.
 
 
«Я все же искорка тепла, —
Он скажет мне без слов, —
Я за тебя сгореть дотла,
Я умереть готов.
 
 
Всем существом моим владей,
Доколе ты жива…»
Не часто слышим от людей
Подобные слова.
 

1967

 
Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости —
Поначалу от робости,
А позднее от старости.
 
 
Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же все-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!..
 
 
О, как сердце отравлено
Немотой многолетнею!
Что же будет оставлено
В ту минуту последнюю?
 
 
Лишь начало мелодии,
Лишь мотив обещания,
Лишь мученье бесплодия,
Лишь позор обнищания.
 
 
Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым…
Пусть кому-то послышится,
Как поет он, как плачет он.
 

1967