Текст книги "Человек с глазами (СИ)"

Автор книги: Мария Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Лодка медленно поплыла по течению, парень тревожно оглядывался по сторонам, страшась появление какой-нибудь твари из темной воды, в минуту, когда он не может оказать никакого сопротивления.

Когда сила частично вернулась, небо над рекой заметно посветлело, черная растительность по обеим сторонам от воды потихоньку окрашивалась в зеленый цвет. Родион причалил к берегу, выбрал укромное место в тени деревьев и поставил палатку. Он даже не успел поудобней устроиться, сон застиг в тот момент, когда он заползал в спальный мешок, схватил цепкими маленькими ручками за веки и сжал с такой силой, что Родион разлепил их только в шестом часу вечера.

– Грести в эту ночь я точно не буду, – пробубнил парень, со стонами выбираясь из палатки. Перегруженные накануне мышцы разъедала боль, любое движение рук несло муки, отражаясь на лице гримасами.

Он подкрепился консервами, собрал туристическое снаряжение в рюкзак, бросил его в лодку и достал карту. Тридцать два километра удалось пройти за одну ночь по реке Марушке. "В этот раз будет меньше" – с сожаление подумал Родион и спустил резиновое судно на воду.

Качаясь на волнах плавного течения, он представлял, как найдет дерево и принесет свечу Анфисе Степановне, видел счастливую улыбку старушки и сияющий во всю мощь синий фонарь Безумной Мысли – воображаемые картины, притупляли тлетворное воздействие сочившегося страха, а воспоминания о самых прекрасных моментах жизни, наполненных радостью, давали сил, на продолжение поисков.

В третьем часу ночи на правом берегу Родион заметил мерцание сотен огоньков среди черной листвы. Он взял весла и сделал первый гребок.

– Твою мать! – не удержался парень, скованные болью руки выпустили рукоятки. Родион глубоко воздохнул, крепко вцепился в весла и стиснув зубы заставил себя грести, другого способа причалить не было. Спустя минуту жгущих взмахом, одеревенелые мышцы размягчились и загребать воду лодочными лопатками стало легче.

Выволочив надувную шлюпку на сушу, Родион пошел на яркие вспышки света. Он остановился на краю небольшой поляны с деревом, облепленной странными разноцветными маячками. Они вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли и пока одни вспыхивали другие гасли. Огоньки сидели на травинках, листиках, ветвях, стволе, парили вокруг могучего дуба и освещали поляну целиком. Удивительное явление походило на завораживающее волшебство, восторженному Родиону очень хотелось выбежать на сверкающую поляну, но он не спешил. Его настораживал сидящий под деревом человек с банками, он выпускал огоньки из одного сосуда, ловил их в другой и каждый раз что-то записывал в толстую книгу. После нескольких минут внимательного наблюдения из-за куста, любопытство наконец усыпило бдительность Родиона и вытолкало на мерцающий свет. Мужчина под дубом не обратил внимание на чужака, поглощенный своим занятием, он не замечал ничего вокруг. Родион сделал еще несколько шагов и замер, заняв выжидательную позицию, но повелитель маячков все еще не видел или делал вид, что не видит гостя. Чтобы ненавязчиво намекнуть о своем присутствии Родион зашелестел травой, но и это не отвлекло чудаковатого незнакомца от баночек, огоньков и книги.

– Извините, – робко прозвучал голос парня. – Извините! Можно вас потревожить?!

– Нет, – грубо ответил человек.

– Может вам нужна помощь?

– Вам что заняться больше нечем?

– В три часа ночи? В лесу? Нечем.

– Тогда идите сюда.

Родион подошел.

– Ну что вы стоите? Садитесь, – раздраженно сказал незнакомец.

– Спасибо за приглашение.

Нервный тип под деревом в камуфляжном костюме, черной бейсболке и очках с толстенными линзами рождал противоречивые ассоциации, при сложении которых получался военный ботаник.

– Держите, – он вручил Родиону книгу и ручку, – сюда записываете номер банки, рядом сколько выпущено, здесь сколько поймано. Я буду диктовать, а вы, пожалуйста, будьте внимательны, ничего не перепутайте.

– Зачем это?

– Быстрее закончим, быстрее узнаете. Пишите банка двадцать три. Выпущено шестнадцать. Поймано одиннадцать. Банка сорок семь...

Ближе к рассвету мужчина в камуфляжном костюме взял литровый сосуд с номером триста пять, открутил крышку с дырочками, выпустил восемь особей, а затем вывернул в стеклянку сочок с девятью мигающими насекомыми. Родион вписал аккуратным подчерком последние цифры в книгу.

– Все, – облегчено выдохнул очкарик и спросил. – Как вас зовут?

– Родион.

– Меня Виссарион, – улыбнулся он. – Спасибо за помощь. Что вы делаете здесь ночью?

– Ищу дерево со свечами вместо листьев.

– Что, такое есть? – удивился военный ботаник.

– Где-то есть, только не знаю где.

– Понятно. А я насекомых развожу.

– Зачем? Они что вымирают?

– Нет. Просто хочу вывести новый вид, что-то среднее между обыкновенным светлячком и огненосным щелкуном, только чтобы летали, а самое главное, чтобы светились разными цветами, как радуга.

– Красиво будет.

– Знаю.

Родион зачаровано смотрел на медленно угасающую поляну.

– Так здесь, ведь итак все летают и светятся, – озадачился парень.

– Только не приживаются. Я каждую неделю сюда приезжаю, выпускаю новых насекомых, а они дохнут, а те что не дохнут перестают светить и летать. Столько времени и сил потрачено, не считая собственных денег, а результатов ноль.

– А разве, всякие там, научные сообщества не помогают?

Виссарион рассмеялся:

– Все, к кому я обращался за помощью и грантами отказали. Новый вид насекомого никому не нужен кроме меня.

– Тяжело тебе наверно одному.

– Тяжело, – подтвердил он догадку Родиона, – но я добьюсь своего. Посмотрим, что они скажут, когда мои насекомые заполнят леса цветными огоньками.

– Начнут восхвалять или ругать, так часто бывает с первооткрывателями, – улыбнулся парень.

– Все может быть.

Первые лучи солнца, изрезанные ветвями деревьев, упали на поляну. Мужчины следили за рождением нового дня пока Родион не оборвал молчание.

– Ну что ж, удачи тебе, – сказал парень, поднимаясь с земли. – Мне пора возвращаться.

– И тебе удачи, – ответил взаимностью Виссарион.

Молодой человек вернулся на берег, сделал в карте пометку, где закончились поиски, добрался на лодке до ближайшего селения и оттуда на автобусе вернулся в город.

7 глава

Вечера пятниц, целые субботы и первые половины воскресений оставшегося лета и осени до наступления холодов Родион проводил на водоемах губернии. Ночами он разыскивал свечное дерево, а днем отсыпался в палатке. Он побывал более чем на сорока озерах и прошел на лодке вдоль девяти рек. Но нигде не обнаружил следов растения, описанного Анфисой Степановной. Когда вместо пышных крон к концу ноября остались только тощие корявые палки молодой человек задумался о перспективах зимних выездов. Горят ли свечи, когда кружат вьюги или подобно листьям, спрыгнувшим с ветвей, они гаснут, чтобы разгореться весной. Поскольку ответов не нашлось он отложил поиски до апреля.

Три месяца зимы Родион не выезжал за пределы города и старался лишний раз не выходить на улицу. Холод действовал на молодого мужчину угнетающе, он даже сменил работу, чтобы не мерзнуть на остановках. В одном неприметном заведении на окраине ему предложили разливать напитки.

На третий день за стойкой с парящими бутылками, подвешенными за горлышко к огромным воздушным шарам, случилось необъяснимое. В кафе "Воздух", зашла высокая дама в короткой дубленке, отороченной мехом. Узкая юбка обтягивающая округлые бедра спускалась до самых щиколоток, позади волочился шлейф. На ногах ботинки с закругленными носами на высоком каблуке. Руки спрятаны в меховую муфту. Лицо скрывала широкополая шляпа с вуалью. Она медленно короткими шагами прошла к бару.

– Добрый вечер! Что будете пить? – обратился Родион.

Она ничего не ответила, высвободила руки в которых держала блокнот и механический карандаш, написала на белоснежном нелинованном листе пару предложений, перевернула запись вверх ногами и протащила их по столешнице прямо к Родиону.

– Мне нужно это прочитать? – уточнил молодой человек.

Дама утвердительно кивнула. Глаза Родиона перепрыгивали со строчки на строчку и чем ближе он продвигался к окончанию рукописного текста, тем больше терялся.

– Извините, я не могу сделать этого сейчас. Я на работе, – оправдывался Родион.

Дама снова схватилась за блокнот, черканула два слова и сунула ему.

– Не надо платить, я и без денег окажу эту услугу, но не сейчас. Через пару часов я заканчиваю, если подождете, то я провожу вас.

Она хмыкнула, выказав недовольство чёрствостью Родиона, схватила блокнот с карандашом, спрятала руки в муфту и ушла. Он смотрел вслед, терзаемый вопросом: правильно ли поступил? А что если ей действительно нужна помощь? Сердце толкнуло вперед за незнакомкой в шляпе.

Дама стояла на крыльце соседнего магазина, жалась к двери в неглубоком проеме будто пыталась спрятаться.

– Пойдемте я вас провожу, – предложил Родион, подойдя ближе.

Она кивнула в знак согласия и словно пролетела над ступенями, сойдя с крыльца на тротуар. Всю дорогу они шли молча, оказавшись у своего подъезда, незнакомка высвободила из муфты правую кисть и крепко пожала руку Родиона. Молодой человек чуть вздрогнул, когда ледяная ладонь схватила его горячие пальцы, но не подал виду. Он так и не увидел лица дамы, она навсегда осталась таинственной женщиной, которая неизвестно чего боялась. "Возможно ее страхи не внешние, – размышлял парень, – но почему она обратилась именно ко мне? Случайность ли?".

Владелец кафе принимал в оправдание только одну причину по которой сотрудник мог пренебречь обязанностями – смерть, этого самого сотрудника. Что уж говорить об истории Родиона про даму в шляпе с вуалью, тем более кроме него из персонала никто не видел высокую женщину, хотя в минуты ее посещения все находились в зале и обслуживали отдыхающих, поэтому объяснения парня владелец посчитал не просто наглой ложью, а издевательством. На четвертый день Родиона выгнали из "Воздуха".

Вторым местом работы стала антикварная лавка, здесь принимали редкие старинные вещицы за копейки и выставляли на витрины с ценниками в десятки раз превышающими не только сумму скупа, но и первоначальную стоимость, когда вещь впервые появилась в мире торговцев и покупателей. Огромные цифры на товары маленького магазинчика объяснялись очень просто: история всегда стоила дороже, чем сам предмет, а если он принадлежал знаменитости или существовал на земле сотню с лишним лет, то вереница цифр в ценнике растягивалась. Обладать эксклюзивной редкой вещицей из прошлого для некоторых людей было гораздо большим счастьем, чем, например, найти любовь всей жизни.

Родион встал за прилавок в заснеженный вторник, тогда же появился первый постоянный посетитель. Случайный прохожий зашел в магазин и с этого дня наведывался в антикварную три раза в неделю в одно и тоже время. Старик с опущенной головой в шляпе, полностью скрывающей лицо и обнажающей лишь краешек бороды, ничего не покупал, ни о чем не спрашивал, только топтался у крайней витрины и тяжело вздыхал. Парень много раз пытался заговорить с потенциальным покупателем, но дед не отвечал и даже не смотрел в его сторону.

Спустя три недели, пожилой мужчина, явился в магазинчик, на час раньше обычных своих визитов. Он прошел через весь торговый зал мимо любимой витрины прямо к продавцу.

– Откуда те запонки?

Родион хотел ответить, но собеседник тут же прервал.

– Напиши, я глухой.

Парень начеркал на рекламной листовке антикварной два слова.

– Что значит не знаю?! Ты же работаешь здесь?! – разозлился незнакомец.

Он снова написал ответ и добавил вопрос.

– А не врешь? Они точно до тебя появились?

"Да" – вывел карандашом Родион и подчеркнул свой вопрос.

– Тебе какая разница, – сварливо буркнул старик, но все же рассказал, чем ему дороги запонки. – Жена мне их подарила сорок шесть лет назад. Достались ей от бабки аристократки серьги с двумя знатными бриллиантами. Томила сходила к умельцу, попросила переплавить цацки старухи в запонки, и вручила мне их на тридцатый день рождения. Ругался я долго, ну на кой черт деревенскому мужику запонки, да еще с такими камнями. Видать в ней кровь бабкинская кипела, все к роскоши да красоте тянуло. Бережно хранил я эти украшалки в коробочке, пока Томила не вернула душу законному владельцу, Богу. Сильно плакал, от тоски даже надевал запонки, на старые рубашки и носил по дому. Чувствовал любимую жену рядом, когда цеплял застежки на рукава. А потом обокрали наш дом, ничего не взяли, только запонки. Видать кто-то увидел и навел кого нужно. С тех пор нет связи с Томилушкой, не знаю приходит ли она или позабыла. Тоска разъедает, ничего поделать не могу. А тут случайно заглянул к вам, будто кто специально толкнул, я ведь не собираю рухлядь всякую, а взял да зашел... и увидел... они самые, они родимые. Вот коплю теперь, пенсии откладываю, чтобы выкупить запонки, а цену будто специально написали, чтобы никто и никогда не купил, – старик тяжело вздохнул.

Родион в оправдание написал пару слов.

– Да знаю я, что не ты цены малюешь. Видел я вашего бармалея, такой и за копейку удушит. Ну что ж раз ты не знаешь откуда запонки пойду копить дальше.

Молодой человек замахал руками, привлекая внимание старика, вывел заглавными буквами одно слово и протянул листовку.

– Ты что думаешь я не обращался? Обращался и не раз. А они говорят: "А у вас есть доказательства, что это ваши запонки? Не можем мы прийти в магазин изъять запонки без доказательств, так – говорят, – каждый дурак может с улицы зайти и сказать, что это его вещь". А дурак – это значит я. Не хочет полиция со стариками возиться у которых нет доказательств. Да что уж там, они не хотят даже когда эти самые доказательства есть. Ладно пойду.

Родион подбежал к витрине, вытащил запонки и протянул незнакомцу с лицом, скрытым под широкими полями шляпы.

– Ты что творишь?! Не надо. Сам выкуплю. Теперь у меня хоть цель в жизни появилась.

Но молодой человек настаивал на своем, он перегородил выход из магазина и вложил запонки в ладонь старика. Пожилой мужчина, обескураженный благородством и упрямством продавца, не смог вернуть украденное имущество.

– Спасибо, – сдавленным голосом поблагодарил он и ушел.

Когда владелец антикварной лавки узнал куда подевался редкий товар, он был сражен великодушием Родиона, ровно до того момента, пока не посмотрел записи с камер наблюдения. С того самого заснеженного вторника ни один объектив не засек старика в шляпе, а видеофайл с передачей запонок незнакомцу испещрен непроглядными помехами. Техники не смогли объяснить причину плохого изображения, но быстро сообразили кто виноват – Родион, это ведь он выдумал деда, которого не записала ни одна камера, значит его руки испортили видео, чтобы украсть товар. Хозяин магазинчика не стал детально разбирать подробности этой истории, не стал кричать и вызывать полицию, в конце концов какая разница кто отдаст деньги, уволив парня он потребовал с него расписку с обязательством возместить стоимость золотых зажимов с бриллиантами.

Родион недолго искал новую работу, почти сразу подвернулось место в фотоателье, его владелец человек со стеклянным глазом отличался болезненной любовью к пленочным фотоаппаратам. Он с наслаждением отдавался ремеслу, тщательно продумывал новые серии высокохудожественных снимков, придирчиво декорировал студию, вдумчиво щелкал затвором, щепетильно проявлял негативы и ненавидел срочность, цифровые камеры и фото на документы, они приносили хороший доход, но ранили пленочную натуру спешкой и бездушностью. Тем не менее люди требовали фотографий на паспорта и визы, поэтому для них в комнатушке, три на три метра, оборудованной цифровиком и принтером появился Родион.

Хозяин ателье сразу дал четкие инструкции новичку, что можно, а чего нельзя. В нельзя входило очень много, почти всё: не ходить по студии, не приближаться к декорациям, не трогать аппаратуру и осветительные приборы, не мешать во время съемок. В можно включалось два пункта: сидеть в четырёх светло-голубых стенах каморки в ожидании клиентов и пользоваться кухонным уголком в обеденное время.

Прошла неделя, Родион щелкал людей на документы, а в перерывах на еду выслушивал гневные язвительные речи работодателя о никчемности современных фотографов, наплодившихся, как опарыши в разбухшем трупе.

– Как могут они считать себя профессионалами, если даже пленки в руках не держали?!

– Конечно, прогресс значительно облегчил задачу, но не отменил таланта и творчества, нужно хорошо постараться, чтобы получить превосходный снимок. Здесь ведь тоже много нюансов: выбор режима, наложение фильтра, композиция... – попытался возразить Родион и понял, что совершил ошибку. Владельца ателье трясло от гнева, если с ним не соглашались, а самое главное высказывали другое мнение.

– Облегчил задачу?! – взбесился он. – Да теперь каждая обезьяна носится с цифрой и мнит себя великой, творческой личностью! Это просто осквернение профессии! Никто не хочет по-настоящему постигать азы фотоискусства. Все хотят, чтобы легко и быстро, нажал на кнопочку и вот она фоточка. А все что не случилось в кадре фотошоп дорисует. Боже! Мир лентяев! А раньше? Каждый кадр на вес золота, каждый кадр шедевр, а не мусор, который так называемые фотографы тоннами вываливают в гребаный интернет! Еще одно порождение прогресса одибиливающее население. Все теперь умные-то стали. Всё расскажут, о чем не спроси. Только ни хрена они не знают. Интернет за них знает. Забери у человека телефон все пустое место ни черта в голове не хранится. Куда ни зайди сидят, как бараны в телефончиках ковыряются, весь мир сузился до экрана в четыре дюйма. А жизнь-то вот она, вокруг и уже ведь не повториться.

Еще никогда Родион не встречал человека, настолько ревностного к своему ремеслу, беспамятно влюбленного в фотографию и люто ненавидящего прогресс. Мужчина со стеклянным глазом завис в эпохе рассвета пленочных фотоаппаратов и не хотел мириться с реалиями современной жизни. Бесконечно одинокий и несчастный. На сутулой спине он носил громадную раковину из напускного равнодушия и показной неприязни к окружающим. Он постоянно прятался в завитках ракушки и лишь изредка вылезал к парню, чтобы выплеснуть очередную накопившуюся порцию досады и горечи по поводу несовершенства мира и его обитателей.

В один из морозных дней февраля Родион скучал в комнатушке с неофициальным названием "документы". Он составлял список вопросов, на которые не получит ответа при жизни и надеялся задать их после смерти, конечно если позволят спросить. Другого способа усмирить неуемное любопытство, постоянно терзавшее вопросом – почему, пока не было. "Ну хоть три вопроса наверно смогу задать?" – успокаивал себя Родион, глядя на нескончаемый перечень переваливший за две сотни. Думая, о чем бы еще спросить Высший Разум, он резко дернулся напуганный грохотом, дополненный криком. Родин выскочил за пределы "документов" и увидел посреди студии с перевернутыми осветительными стойками маленького мальчика в маске медвежонка из папье-маше.

– Ты что тут делаешь? – спросил Родион.

– Извините, я заблудился.

– А зачем все перевернул?

– Я не специально.

– Иди сюда.

– Бить будете?

– Нет, – удивился Родион, – просто выведу тебя пока хозяин не пришел, а то он точно всыплет, мало не покажется.

Мальчик вытянул руки вперед и ощупывая воздух пошел на голос молодого человека.

– Ты ничего не видишь?

– С рождения.

– А где твоя трость?

– Отобрали.

– Кто?

– Хулиганы какие-то, я поэтому сюда и зашел, чтобы спрятаться.

Родион взял пластиковую швабру, открутил верхнюю часть и дал ребенку в маске.

– Так лучше?

– Да, – застучал мальчик палкой по полу.

– Сам домой дойдешь или тебя проводить?

– Сам, – ответил ребенок.

Родион помог малышу спуститься по осыпавшимся ступенькам крыльца на тротуар и вернулся в студию, чтобы скорей навести порядок до прихода владельца фотоателье, но был пойман прямо посреди перевернутых осветительных стоек.

– Я же говорил не ходить здесь и ничего не трогать! – в ярости заорал мужчина со стеклянным глазом.

– Сюда мальчик зашёл слепой, заблудился и...

– Какой еще к черту мальчик?! Ты ослушался меня!

– Да нет же, мальчик в маске медвежонка... – Родион поймал себя на мысли, что лица ребенка он не видел, так же, как не видел лица дамы и старика. И у каждого был недуг: немая, глухой и слепой. "Интересно совпадение или знак" – подумал парень, не обращая внимания на крики озверевшего владельца ателье.

– Я ухожу! – грозно заявил Родион.

– Уходит он! Я выгнал тебя две минуты назад! Ты что не слушал меня?!

– Нет, – ответил парень, – я давно уже вас не слушаю. Не хочу слушать человека, живущего в прошлом, презирающего настоящее и отвергающего будущее. Когда-нибудь вы захлебнетесь собственной желчью, – Родион покинул фотоателье, оставив хозяина со стеклянным глазом и большой раковиной на спине плеваться ядовитой ненавистью.

К середине февраля парень устроился в стеклодувную мастерскую, где трудился Захар, он виртуозно выдувал и лепил из стекла, и отличался одним редким качеством – почти всегда молчал. Не просто мало говорил, а говорил только в крайнем случае. Молчал, когда хотели услышать его мнение. Молчал, когда дело находилось под угрозой срыва. Молчал, когда надвигающаяся катастрофа казалась неизбежной. Но если Захар говорил слова его, как бесценные капли воды в раскаленной пустыне, как чашка согревающего чая в невыносимый мороз, были достойны записи, чтобы вспорхнуть и стать крылатыми фразами.

Хозяин мастерской Аркадий напротив отличался невероятной болтливостью, он постоянно говорил, говорил и говорил, даже когда сам хотел помолчать продолжал говорить, словно рот против воли беспрерывно складывал слоги и выталкивал звуки на свет. Он не выдувал и не лепил, а только руководил, принимал заказы, заманивал новых клиентов.

Родиона в мастерскую взяли в помощь Захару, общение между ними складывалось из вопросов парня и утвердительных кивков или отрицательных покачиваний молчуна. Аркадий подробно и красочно рассказал молодому человеку, чем предстоит заняться: разжигание печи, подготовка стекломассы, уборка помещений, изучение стеклодувного дела. Родиону, очарованному вдохновенными речами владельца, хотелось быстрее приступить к работе и положить жизнь на алтарь стеклодувного искусства. "Что он здесь делает? Зачем ему эта мастерская? – задавался иногда вопросами молодой человек. – С такой красноречивой болтливостью он запросто станет великим политиком". Хотя Родион и сам не мог объяснить, что натолкнуло его на путь стеклодува, счастливая случайность или продуманный замысел, тем не менее он чувствовал, что здесь ему понравится.

Три недели в компании стекольщиков пронеслись незаметно, за одним Родион неустанно наблюдал, а другого беспрерывно слушал.

– А что ты знаешь про голубое озеро? – спросил однажды Аркадий.

– Ничего, – спокойно ответил парень, подумав, что речь идет о скандинавском мифе, которые болтун очень любил.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– То есть ты даже не в курсе, что у нас в области есть голубое озера вода в котором никогда не замерзает?

Глаза парня округлились.

– Что правда?

– Чистая.

Родион с сомнением посмотрел на Захара и тот утвердительно кивнул.

– То есть моему слову ты не веришь, а кивку молчуна веришь, – засмеялся Аркадий. – Ну да ладно я не обижаюсь. Я знаю, что благодаря чрезмерной болтливости имею репутацию, мягко говоря, сказочника.

– И где оно находится?

– На севере, на окраине области, там, где до границы с соседней губернией чуть меньше двух километров.

– А там что-нибудь растет?

– В смысле?

– Какие-нибудь растения необычные?

– Насчет необычных не знаю, но какие-то наверно растут. Я там не был, поэтому предлагаю в выходные махнуть на озеро.

– В марте?

– Да, пока снег окончательно не растаял, только представь живая голубая вода и замерзшие белые берега. Хотел раньше поехать, но все не складывалось.

– Я согласен! – не задумываясь подтвердил свое участие Родион.

– Один есть, – улыбнулся Аркадий. – А ты поедешь?

Захар кивнул головой.

– Прекрасно, тогда двадцатого в семь встречаемся здесь в мастерской.

Через пять рабочих дней Родион, Аркадий и Захар, субботним утром марта, отправились к Голубому озеру. Зачинщик путешествия предоставил для поездки свой внедорожник и ближе к восьми троица покинула город.

Прямая с легкими изгибами трасса пролегала между голыми лесопосадками, почерневшими заснеженными полями и редкими селениями с убогими запущенными домами и дворами. По дороге Аркадий развлекал пассажиров местными преданиями и легендами о Голубых водах озера. Одна из них гласила, что у водоема нет дна. Другая предостерегала пловцов, якобы человека, заплывшего на середину, утащат на дно гигантские пузыри, поднимающиеся из глубин. Третья рассказывала о просмоленных досках с загадочными письменами, которые иногда всплывали на поверхность озера. И еще много всего интересного говорил Аркадий, но Родион утратил нить повествования погрузившись в раздумья.

Машина выехала на равнину, поделенную на две части серой дорожной полосой, с маленьким прудом с одной стороны и кладбищем с другой. Коричневые корки обледенелого снега походили на засохшие болячки, под их толстым слоем пряталась мягкая почва, которая еще не скоро покажется весеннему солнцу. Тяжелое темное небо отделяло от крыши внедорожника лишь несколько метров, казалось оно вот-вот ляжет на машину и многотонный облачный пресс расплющит металл и содержимое в кровавый жестяной лист. Заросли засохшего рогоза окаймили замерзший водоем, плотные бутоны растения на тонких желтых стеблях под порывами ветра клонились к югу. Недалеко от кладбища Родион увидел скрипача и балерину. Он играл, она танцевала. Было в них что-то неземное и трагичное. Ее безукоризненные батманы, плие и фуэте, завораживали, но больше всего хотелось услышать, о чем рассказывает смычок музыканта, бегая по струнам. Кроме Родиона никто, не увидел загадочной пары. Машина проехала мимо кладбища, а парень так и не решился попросить без конца болтающего Аркадия остановиться.

За окном промчались еще пятьдесят километров, машина свернула на проселочную дорогу и двадцать минут петляла по чавкающей колее в заснеженном поле, пока не выехал к ровному кругу до верхов наполненному голубой прозрачной водой.

– Приехали, – радостно сказал Аркадий, останавливая внедорожник.

– И все?! – возмутился Родион, открывая дверь переднего пассажирского сиденья.

– Чем ты не доволен?

– Не так я себе представлял это место. Даже ни одного кустика не растет. Голое поле и дырка с водой.

– Сдалась тебе эта растительность? Не в лес же ехали.

Родион ничего не ответил и подошел к берегу. "На обычных замерзающих озерах и то чудес больше, чем на этом голубом, – с досадой подумал он, огорченный неудачей. – Зато теперь я точно знаю свечное дерево растет не здесь".

– Ты будешь купаться?! – спросил Аркадий.

Парень повернулся на голос, мужчины раздевались, скидывая одежду на сиденья машины.

– Вы серьезно? – съежился Родион, будто это ему предстояло нырять в озеро. – Холодина такая, заболеете.

– Значит не будешь? Тогда мы пошли.

Молчун широко улыбнулся и побежал за Аркадием к воде. Они скинули сапоги и недолго думая с криками сиганули в жидкий голубой цвет, уходящий в черную пропасть.

Родион стоял на берегу и смеялся глядя, как два сорокалетних мужика охают и кряхтят, барахтаясь в холодной колючей воде озера без дна.

– Хорошо! – выпалил восторженно Захар.

– Что проверим легенду?! – заорал Аркадий, подплывая к середине.

– Греби обратно! Поднимается! Пузырь большой! Со дна поднимается! – кричал Родион изо всех сил товарищу. Услышав перепуганный голос парня Аркадий яростно рванул к берегу кролем. Мужчина тяжело дыша кое-как выбрался на снег, посмотрел на спокойные воды озера, а затем на Захара и Родиона еле сдерживающих смех.

– Идиоты! У меня чуть сердце не остановилось!

– Испугался? Ты же говоришь, что не веришь в сельские байки? – иронично заметил Родион.

– Не верю, – как ни в чем не бывало ответил Аркадий и пошел к машине.

К вечеру компания вернулась в город, и троица распрощалась у дверей стеклодувной мастерской до понедельника.

8 глава

На белом прямоугольном экране появился силуэт чудовища с косматой головой и громадными когтями на широченных лапах. Оно двинулось на тень девушки с длинными вьющимися волосами. Красавица попятилась назад, уперлась спиной в правый угол экрана, съежилась, задрожала и закрыла лицо руками в ожидании расправы. Вдруг сверху слетел силуэт рыцаря, он разрубил чудовище пополам... все закончилось. Радость счастливого спасенья охватила девушку в длинном платье. Она набросилась на спасителя, содрала доспехи и разорвала рыцарское тело на куски тонкими длинными пальцами, так начинался спектакль «Матильда» заезжего театра теней «Бердыш».

"Интересно кто додумался обозвать театр колюще-рубящим оружием, – размышлял Родион, в полупустом зрительном зале. – Так, а откуда я вообще знаю про бердыш? По-моему, кто-то рассказывал...

– Извините, вам не интересно? – прошипел голос слева.

Родион обернулся и увидел через два кресла девушку с черными глазами в вязанной белой панамке.

– Интересно, – удивился молодой человек. – Почему вы спросили?

– Вы в слух рассуждаете про бердыш.

– Извините, – легкий румянец залил его щеки.

– Ничего страшного, рядом со мной люди часто думают в слух.

Родион улыбнулся и до конца спектакля девушка с черными глазами в вязаной панамке блуждала в его мечтах. Мысли в голове с трудом держались, они рвались наружу, приходилось прилагать усилия, чтобы снова не выболтать все, что на уме. "Бедный Аркадий, должно быть он чувствует себя так же, вроде и не хочешь говорить, а язык и губы беспрерывно шевелятся и штампуют, и штампуют слога" – сочувственно подумал парень.

После представления он караулил девушку у главного входа дворца культуры "Восход". Она появилась в дверях, ее глаза сразу вонзились в Родиона, не сбавляя плавного шага черноглазое создание в панамке подошло к нему.

– Вы меня ждете? – кокетливо спросила девушка.

– Да, – робко ответил он и тут же приободрился, чтобы не выглядеть мямлей. – Хотел вас проводить? Не против?

– Нет, мне будет приятно. Как вас зовут?

– Родион. И давайте, если вы, конечно, снова не против на ты?

– Я, конечно, снова не против. Зови меня Алеся.

– Через О или А?

– Через А, – улыбнулась она.

– Хорошо. Алеся, а не хочешь ли ты куда-нибудь заглянуть на чай или кофе с плюшками?

– Нет, для чая или кофе июль никуда не годится. А вот зайти в парк и съесть по мороженному не откажусь.

– И я не откажусь, – улыбнулся Родион и парочка прогулочным шагом направилась осуществлять задуманное.