Текст книги "Человек с глазами (СИ)"

Автор книги: Мария Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Рубан Мария
Человек с глазами

Человек с глазами

1 глава

Цветная толпа толстых и худых суетливых карликов вывернула из-за угла старого дома на улицу Владимирскую. Коротышки в пестрых костюмах и ярких шапках сливались в одну большую разноцветную кляксу, семенящую по тротуару короткими ножками и эмоционально размахивающую ручонками. Этой необычной компанией правил сумбур: одни перекрикивались между собой, другие громко смеялись, третьи ругались друг с другом, четвертые отвратительно пели, пятые плакали навзрыд и все вместе они несли в городскую, и без того сумасшедшую жизнь, хаос.

Родион наблюдал за шумной компанией из окна трамвая и громко смеялся. Неадекватное, для большинства пассажиров, поведение парня задело любопытство почти каждого в красно-белом вагоне, а отдельных ценителей тишины и вовсе разгневало, однако никто не сделал замечание хохочущему.

– Извините, что вас так развеселило? – не удержался мужчина, в соседнем кресле.

– Вон! – смеясь указал пальцем в окно Родион. – Родственники великана Тарлая, ну знаете который прикидывается горой в национальном парке, – уточнил он, – они бежали по улице, один из карликов споткнулся, упал, а на него повалились все остальные. Теперь валяются на асфальте клубком, не могут разобрать где чьи ноги, где чьи руки! – еще громче засмеялся он.

Вопрошающий насторожено посмотрел на парня, медленно встал и удалился в конец трамвая, оставив единственное свободное кресло в переполненном вагоне. Впрочем, сейчас комфорт его мало заботил, гораздо важнее было подальше отойти от смеющегося молодого человека, так казалось безопасней. И после того, как все узнали, что именно развеселило Родиона ни один стоявший пассажир не рискнул сесть рядом с ним.

Трамвай остановился на улице Красноармейской, парень вышел, и оставшиеся в вагоне пассажиры мысленно возблагодарили небеса. Родион почти всегда смущал людей, многие чувствовали себя беззащитными рядом с ним, потому что не знали, как вести себя с человеком, который видит то, чего не видишь ты, чего ждать от него в следующую секунду. Гораздо спокойнее и понятнее с тем, кто видит мир приблизительно таким же, как и ты.

Родион шагал по улице в сторону "льдины", так он, а вслед за ним и все остальные прозвали высотное белое, с легким налетом синевы, офисное здание, издалека напоминающее айсберг по среди зеленого города, за это сходство его и прозвали "льдина". Даже зимой оно смотрелось неуместно и бросалось в глаза раздражающим кипенно-белым цветом, когда снег в городе не то чтобы не дотягивал до белизны здания, а явно проигрывал своими серыми и коричневыми оттенками. Прозвище быстро прижилось и все как-то сразу забыли, что официально деловой центр назывался "Перспектива".

Он вошел в парадную дверь, предъявил пропуск в стеклянную будку равнодушному вахтеру и на лифте поднялся на семнадцатый этаж, где в просторном холле за высокой администраторской стойкой, лимонного цвета, сидела миловидная девушка, а позади нее висели синие буквы "Таларии".

– Здравствуй.

– Привет, Мила.

– Молодец. Сегодня без опозданий, – она достала из-под стола три бумажных пакета и положила перед молоды человеком. – Смотри, первый нужно доставить на Алексея Толстого до часу дня, второй на проспект Масленикова до трех и последний на Димитрова до шести. Все понятно?

– Да.

– И прошу тебя нигде не задерживайся, – умоляющим голосом обратилась Мила к Родиону, – иначе снова будут звонить недовольные.

– Я постараюсь...

– Нет, – перебила она, – не надо стараться, нужно просто сделать. Они должны быть доставлены по указанным адресам не позже назначенного времени.

– Хорошо, – ласково улыбнулся Родион, укладывая пакеты в старый кожаный рюкзак.

– Не понимаю, почему ты не хочешь получить права? Тебе дали бы служебную машину, не пришлось бы мотаться по трамваям и автобусам.

– Тогда я потеряю связь с городом.

Мила недоумевающе посмотрела на Родиона, он прекрасно знал это выражение в мимическом арсенале девушки, ему не раз приходилось видеть ее немного туповатое, немного удивленное лицо после некоторых своих высказываний и умозаключений.

– А связь с мозгом ты не боялся потерять? – язвительно спросил проходящий мимо старший менеджер. Родион ничего не ответил, улыбнулся задире вслед и пошел к лифту.

В курьерской компании "Таларии" ему поручали доставку не самых срочных и не самых важных отправлений. Родион Рубан не имел водительских прав, предпочитал общественный транспорт, не стремился к повышению и не желал зарабатывать больше, среди коллег парень прослыл легкомысленным оторванным от жизни болтуном, при чем некоторые всерьез полагали, что мозг его в плену психических расстройств. Тяжелый диагноз основывался на простейших умозаключениях и собственных представлениях о правильной счастливой жизни: "не может мужчина двадцати восьми лет работать простым курьером с жалованьем, как у студента и не думать о будущем. Что за апатичное отношение к жизни? Это неправильно!". В наши дни ничего не иметь и быть при этом счастливым неслыханная наглость, и тех, кто имел такую наглость жестоко поносили собратья по социуму.

Родион чуть больше года бегал в курьерах и для сотрудников "Таларии" оставалось загадкой, как такой раздолбай получил работу, пусть и не самую сложную, и почему его до сих пор не уволили за систематические нарушения. На эти вопросы он и сам бы не ответил, просто так сложилось и так было. И хотя парень часто становился объектом злых пересудов и шуток все же коллеги относились к нему на удивление хорошо. И никто из них не догадывался, что на самом деле Родион гораздо серьезней и суровее многих многоуважаемых менеджеров и начальников из офиса, просто его плоскость интересов лежала в другом месте, не над, не под, а в другом, скорее в противоположном.

Он вышел из "льдины", сел в троллейбус и покатился в старую часть города, туда где на улицах витала Вечность. Родион нечасто встречал ее, но, когда это случалось время то замирало, то ускорялось, перекидывая его из эпохи в эпоху. В такие минуты парень с грустью думал, что когда-нибудь она кому-то другому из далекого будущего покажет век, в котором он жил. Родион не знал, как выглядит неуловимый призрак Вечность, ее присутствие лишь едва ощущалось. Кто-то невидимый подходил, брал за руку, вел по старым улицам, и тогда окружающий мир виделся совершено иным: дома, магазины, тротуары, деревья, люди все преображалось, имело больше смысла, чем обычно.

Родион смотрел в окно троллейбуса, вглядывался в лица женщин и мужчин, стариков и детей, в морды собак и кошек, в здания и скверы. С особенной жадностью он смотрел в окна, то что в них показывали нельзя увидеть ни в одном телевизоре мира, они всегда обнажали настоящую трепыхающуюся жизнь: комедии, драмы, боевики, триллеры, мистика происходили здесь каждую секунду, были настоящими живыми, а не выстроенными по сценарию ТВ-братии.

Молодой человек прибыл на улицу Алексея Толстого и долго плутал среди двухэтажных домов, открывая чугунные створки каменных ворот и проходя под сводами старых арок. Дом восемь никак не желал показываться на глаза незнакомца. Пока рядом не появилась Вечность, она взяла Родиона за руку и повела за фасады старинных красивых отреставрированных зданий и улочек, туда где прятался маленький дряхлый домик из красного кирпича в два этажа. Родион приблизился к жилой постройке и увидел в верхнем правом окне Безумную Мысль, она стояла позади старушки в кокошнике. Невероятно высокая, тощая и сутулая, созданная из цветных нитей, пестрых лоскуточков, бусинок и пуговок, ленточек и тесемочек, и при всей этой нелепости, собранной в кучу, она выглядела утонченно и величественно. Над головой старушки, за круглую металлическую ручку, Безумная Мысль держала фонарь квадратной формы, за синими стеклами, которого прятался огонек круглой свечи. В струящемся сапфировом свете лицо старушки выглядело таинственно, кожа приобрела мертвецкий оттенок, внесший в образ немного пугающего шарма, плавные черты излучали доброту, а в глазах пряталась загадка.

2 глава

Родион смотрел на узкую рейку слева от подъездной двери, облепленную старыми пыльными звонками, на секунду ему показалось, что на деревяшке сидят вовсе не пластиковые корпуса с кнопками, а жирные гигантские улитки, они скучились почти у самого верха и дремали, им совершено не хотелось, чтобы чьи-то пальцы дотрагивались до их скрученных в рогалик раковин и заставляли издавать неестественные звуки для вызова жильцов из глубин двухэтажки. Восемь звонков без букв и цифр озадачили парня, непонятно на какой нажать, чтобы вызвать обитателя квартиры пять. Немного поразмыслив Родион решил воспользоваться всеми кнопкам по очереди, пока кто-нибудь не откликнется и не подскажет верный вариант.

За стенами раздался первый дин-дон, но никто не поспешил к порогу, затем дом наполнился звонкой трелью, но хозяева снова не вышли. Без ответа остались третий, четвертый, пятый и шестой звонок, а после седьмого, сверлящего бзззззз, послышались шаги.

Хлипкая дверь отворилась, и Родион увидел в синем свете фонаря Безумной Мысли ту самую старушку в кокошнике, что стояла в окне второго этажа.

– Здравствуй, – широко улыбнулась она. – Заходи.

– Добрый день! – дружелюбно поприветствовал Родион, шагнул внутрь и оказался в узком коридоре, заставленном старыми вещами. – Вы, Анфиса Степановна Вараксина?

Она кивнула в ответ.

– Я вам принес пакет.

– Идем, – позвала старушка. Родион последовал за ней через длинный коридор, освещенный тусклыми бра, мимо четырех дверей к деревянной лестнице. Они поднялись наверх, прошли по второму этажу в обратную сторону и остановились у белой двери. Весь недолгий путь молодой человек пытался разглядеть Безумную Мысль, неотступно следующую за Анфисой Степановной. Но со спины при плохом освещении, к уже имеющимся наблюдениям, удалось лишь добавить плетеную корзину в левой руке, наполненную исписанными листами.

– Проходи, – пригласила старушка в небольшую комнату, залитую теплым светом. С потолка на цветных лентах разной длины спускались прозрачные стеклянные шары с круглыми отверстиями по центру, которые равномерно заполняли все пространство от потолка до пола. Внутри каждой сферы жил трепыхающийся желтый огонёк свечи.

Пол украшал удивительной красоты паркетный рисунок, похожий на витиеватую картинку калейдоскопа, составленную из несколько сотен кусочков древесины от светло-песочных до темно-шоколадных тонов. Зеленые обои со стройными рядами нарисованных белых кувшинок добавляли интерьеру легкости. На двух стенах расположилось по окну, с тяжелыми портьерами насыщенно красного цвета. У одного из них стояла пара деревянных кресел с высокими спинками, а между ними тележка с фарфоровым чайным сервизом. У дальней стены приютился антикварный буфет со стеклянными створками, его полки хранили свечи разных форм и размеров. Рядом с ним стояла этажерка с пластинками и круглый столик на одной ножке, поверхность которого занимал патефон.

– Это ваша придумка? – спросил Родион, указав на светящиеся стеклянные шары.

– Моя, – ответила старушка. – Не нравится?

– Напротив, очень нравится.

Теперь в ярком свечном свете он отчетливо видел Анфису Степановну и ее неотступную спутницу. Невысокая пожилая женщина хрупкого телосложения с тонкими костями казалась почти хрустальной. Большие серые глаза излучали нечто особенное – возвышенное превосходное и в тоже время простое и понятное. Она не походила на тех старух, что встречаются на лавках у подъездов, в общественных транспортах и очередях. В ней светилось что-то от наивного ребенка, знающего тайны неведомые даже самым эрудированным и высокоинтеллектуальным людям планеты. Вытянутое лицо с осунувшимися щеками придавали вечно удивленный вид. Вздернутый курносый нос добавлял обаяния, а широкие губы, постоянно прибывающие в легкой блаженной улыбке, дарили загадочность. И даже глубокие морщины и обвисшая кожа выглядели на лице старушки по-особенному, не подчеркивали старость, а создавали контраст между дряхлым телом и лучезарными глазами, принадлежащими скорее маленькой девочке, а не женщине семидесяти лет. Седые волосы, сплетенные в косу, спускались ниже пояса. На голове красовался синий кокошник, расшитый белыми бусинами. Головной убор древнерусской бабы смотрелся чудно на Анфисе Степановне, тем более, что остальная одежда не соответствовал эпохе царской России шестнадцатых веков. На ней было платье в пол с длинными рукавами: манжеты, грудь и подол украшали рюши. Плотная белая ткань в синий цветочек освежала лицо старушки отчего она выглядела еще миловидней.

Безумная Мысль, позади Анфисы Степановны, собранная из пестрых цветных и однотонных лоскуточков, сшитых между собой разными нитками, не носила одежды. Все ее тело было усыпано всевозможными пуговками, цветастыми бусинками разных форм и размеров, шелковыми ленточками, тонким кружевами и разнообразными тесемками. Ее невероятная высота, почти три метра, говорила о высоких идеалах, худоба свидетельствовала о жертвенности во имя идеи, а сутулость обуславливалась низким ростом подопечной. Безумная Мысль пригибалась, чтобы быть ближе к Анфисе Степановне и держать над ее головой синюю лампу со свечой. Левую руку занимала корзина с использованной бумагой, что написано на листах Родион не смог разглядеть, зато он отчетливо видел, что Мысль не имела лица, даже условного. Вместо глаз, носа и рта – голова, так же, как и тело была расшита всевозможной рукодельной фурнитурой. И весь облик мысли изящный и величественный заставлял сердце Родиона трепыхаться от счастья и поражаться красоте ее безумства.

– А хочешь я покажу тебе другие комнаты? – широко улыбалась Анфиса Степановна.

– У вас есть ключи?

– Конечно, – удивилась она.

– Это хорошо, когда соседи доверяют друг другу.

– Какие соседи? – насторожилась Анфиса Степановна.

– Ваши.

– У меня нет соседей.

– Зачем тога на двери столько звонков?

– Ах, это, – расплылась старушка в улыбке, – раньше тут действительно жили другие люди, но теперь их нет.

– Разъехались?

– Да.

– Тогда почему вы так долго не открывали?

– Потому что ты звонил не мне. Мой звонок черный с белой кнопкой.

Родион не знал, что ответить и протянул старушке бумажный пакет желто-серого цвета.

– Это вам. Покажите, пожалуйста, ваш паспорт и распишитесь... вот здесь.

– Спасибо, – горячо поблагодарила она, взяла большой плотный помятый конверт, положила на этажерку с пластинками, взяла с нее свой документ, отдала в руки Родиона, а затем поставила две красивых буквы "А" и "В" в графе "подпись получателя". – Посмотришь другие комнаты?

– Вообще-то я спешу, нужно успеть еще по двум адресам... – сказал он, протягивая ей обратно паспорт.

Лицо Анфисы Степановны переменилось, улыбающиеся губы ссохлись до обычных размеров, а глаза, прежде излучавшие нечто особенное, потускнели и стали такими же, как у миллионов других старушек. Родион почувствовал себя черствым сухарем, виновным в исчезновении счастливого ребенка в дряблом теле.

– Разве, что одну комнату, – попытался реабилитироваться парень.

– Одну! Прекрасно! – ее губы снова растянулись в блаженную улыбку, а глаза загорелись, она быстро начала перебирать ключи на большом железном кольце, которое все это время держала в руках. – Вот он, – сказала старушка, взяла молодого человека за руку и потащила на первый этаж под лестницу.

Анфиса Степановна отворила красную дверь, и Родион попал в комнату с одним окном, в которой хранилось столько вещей, что любой человек назвал бы это не иначе как хлам, но он видел в хаосе всевозможных предметов удивительный богатый сокровищами мир.

– Я бы мог провести здесь много часов! – восторженно отозвался парень.

– Ты единственный, кто видит больше, чем мусор. Соседи считали это болезнью, пытались выселить меня. Писали жалобы чиновникам и моим родственникам, хотели даже упрятать в психиатрическую больницу.

Родион с сочувствием смотрел на Безумную Мысль за спиной рассказчицы, вспоминая людскую ненависть и травлю она вся задрожала и съежилась, боясь повторения истории.

– А кто им помешал?

– Никто. Как-то раз я пришла с прогулки с красивой бутылкой, вот этой, – старушка взяла с полки стеллажа бутылку квадратной формы из прозрачного стекла с высоким горлышком и протянула ее Родиону. – Соседи увидели мою находку и как обычно начали ругать и кричать. Кто-то из них кому-то позвонил, о чем-то договорился и через пару часов на меня надели усмирительную рубашку и увезли. Больше двух лет я провела в больнице для душевнобольных и наверно пробыла бы там еще дольше. Но нашу коммуналку признали аварийной, всем жильцам, кроме меня, дали новые квартиры, они разъехались, больше я им не мешала и меня выписали. Теперь я живу здесь одна.

– Вам не скучно?

– Нет, напротив, – улыбнулась Анфиса Степановна. – На меня никто не кричит, никто не ругает за мои сокровища. Я радуюсь каждому дню, в стенах этого дома, – она немного помолчала и продолжила. – Знаешь, самое страшное это не лечение, а люди, которые считают тебя больным. Если твои идеи им кажутся абсурдными, а мысли чуждыми они так искренне хотят тебе помочь, что готовы принудительно залечить до смерти.

– Кажется с понимаю, о чем вы говорите, – сказал Родион, проходя между высокими стеллажами и разглядывая богатства комнаты. Шкатулки, бутылки, жестяные коробочки, статуэтки, пепельницы, настольные лампы, старые куклы, игрушки, зеркальца, подсвечники и еще много, много невообразимых вещей хранили многочисленные полки, заставленные от пола до потолка. Соседи безобидной бабульки увидели в увлечениях собирательством душевную болезнь силлогоманию, но на самом деле ничего общего у Безумной Мысли Анфисы Степановны с паталогическим накопительством не было. Старушка не тащила в дом все подряд, а только старинные вещицы с историей, при чем каждая имела свое место и даже порядковый номер, под которым хранился предмет. Красная дверь вела не в любительский музей прошлого и уж тем более не на склад барахла, она открывала внутренний мир, где каждый предмет неотделимая его часть и герой сказки, которые Анфиса Степановна вечерами любила придумывать сидя у окна за чашечкой чего-нибудь горячего и араматного.

– Мне бы очень хотелось пригласить тебя на чай, – сказала женщина.

– Так пригласите, – улыбнулся ей парень, разглядывая маленькую черную шляпку с вуалью.

– Но ты ведь спешишь?

– Спешу, но вечером, я абсолютно свободен.

– Ты готов потратить вечер на общение со старухой?

– С удивительной милой старушкой.

– Мне очень приятно... – она немного замялась и спросила, – А как тебя зовут?

– Родион, а фамилия Рубан.

– Что ж Родион, обещай мне, что придешь ко мне в гости, когда освободишься.

– Обещаю.

– Только сдержи свое обещание, мне очень нужно чтобы ты пришел, я хочу посвятить тебя в тайну.

– Какую?

– Узнаешь, за вечерней чашечкой чая, это скорее даже тайна-поручение, с которым справишься только ты. В знак благодарности подарю тебе любую вещь из этой комнаты и расскажу ее историю.

– Я бы выполнил вашу просьбу и без награды, но раз вы уже пообещали, я не откажусь от этого кинжала, – добродушно улыбнулся парень, указав на ножны холодного оружия украшенные камнями.

– Мне будет приятно оставить тебе что-нибудь на память. Я еще никогда не встречала людей, которые видят во мне удивительную старушку, а не душевнобольную каргу, – рассмеялась она.

– Тогда до вечера, – сказал Родион и покинул дом восемь на улице Алексея Толстого со жгучим желанием поскорее вернуться. Он понял, что тайна-поручение связана с Безумной Мыслью и вечером он узнает, что за мысль неотступно следует за Анфисой Степановной, освещая ее сними светом свечного фонаря и таская за собой корзинку с кучей исписанных листов.

3 глава

К получателю второго пакета Родион ехал на проспект Масленникова, в автобусе без пассажиров. И пока он все думал о новой знакомой и ее Безумной Мысли и хотел поскорее узнать тайну старушки с улицы Алексея Толстого, кондуктор, толстая тетка в поношенном оранжевом жилете поверх темно-зеленого платья, заняла сиденье напротив парня и ничуть не смущаясь пялилась на него. Будь на ее месте привлекательная девушка он непременно бы решил, что его провоцируют на знакомство, будь это молодой человек, он ожидал бы беспричинного мордобоя, но что кондукторшу привлекло в его персоне он не понимал, но не мешал ей внимательно разглядывать себя. На самом деле у женщины была причина, чтобы детально изучать пассажира. Он не первый и не последний, кого она скрупулёзно разбирала в голове по полочкам.

Сначала подарок дочери Тамара Сергеевна расценила, как издевку, ну на кой черт ей сдался сборник рассказов Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Но после прочтения первого, она была так потрясена талантами гениального сыщика, что решила непременно научиться уникальному методу угадывать характер и прошлое человека по мельчайшим деталям. "В жизни ох как пригодится" – рассудила она – кондуктор с десятилетним стажем. Практиковаться женщина начала на пассажирах сорок седьмого автобуса, правда тактичности в этом деле ей явно не хватало. Как только рассерженные люди пытались высказать недовольство, она тут же грубо затыкала им рты: "Мое право! Куда хочу туда смотрю!". И как бы не сопротивлялись жертвы дедуктивного метода Холмса они никуда не могли деться от сканирующих глаза Тамары Сергеевны.

"Желтая футболка, светло-голубые джинсы, черно-белые кеды, кожаный рюкзак. О чем это говорит? Парень предпочитает свободный стиль в одежде. Сегодня вторник. Середина дня. Едет в автобусе из центра города. Значит... студент. Или не студент? Нет, староват для студента. Кстати сколько ему? Двадцать семь? Скорей всего да, плюс минус один год. Так, ростом примерно, как мой сын, значит около метра восьмидесяти. Тощий, либо не доедает, либо много двигается. Кольца нет. Не женат. Чем же он занимается? Выглядит, как раздолбай: волосы взъерошенные, глаза круглые, как у совы. Взгляд мягкий дружелюбный. Губы пухлые, нос прямой и острый, наверно, по натуре решительный. Но чем он занимается? Может безработный?" – пока кондукторша в оранжевом жилете по внешности Родиона пыталась установить кто он такой и чем живет, автобус подъехал к его остановке. Молодой человек вышел, посмотрел на окно, за которым сидела Тамара Сергеевна и встретившись с ней взглядом, широко улыбнулся и помахал рукой. Щеки женщины залил багровый румянец, она смущено хихикнула. Автобус тронулся и увез ученицу Шерлока Холмса дальше по маршруту.

Родион быстро нашел хозяина второго пакета, ему даже не пришлось подниматься на пятый этаж, получатель в нетерпении сидел около подъезда поджидая курьера "Таларии".

– Вы в квартиру 39? – остановил вопросом мужчина лет сорока.

– Да. А вы Антон Гаврилович Морковин?

– Да, это я. Давайте скорее мой пакет.

– Извините, сначала, я должен увидеть ваш паспорт.

– Пожалуйста, – мужчина протянул документ, раскрытый на странице с фотографией и данными о владельце.

– Действительно вы, – пошутил парень, но вместо улыбки встретил холодный нетерпеливый взгляд. – Вот, здесь распишитесь.

Мужчина поставил закорючку в указанном месте, схватил пакет и быстро скрылся в подъезде, пока Родион укладывал в рюкзак подписанные акты.

– Наверно, что-то очень важное, – сказал сам себе парень и пошел на троллейбусную остановку.

Последний адресат жил на двадцать восьмом этаже в элитном доме с тремя стеклянными, от пола до потолка, лифтами, которые как прозрачные капли воды висели с наружи здания и плавно катались вверх-вниз по свинцовым стенам стометровой высотки. Вид с кабины открывался потрясающий, но поездка на лифте была настоящей пыткой для людей с болезненным чувством страха высоты. И хотя Родион не страдал акрофобией, легкая тревога завладела его сердцем, когда стеклянная капелька зависла между девятнадцатым и двадцатым этажом. Он прошелся по всем кнопкам на панели, однако механизм подъемника остался равнодушным к его призывам.

– Не волнуйтесь, мы сейчас все исправим, – раздался голос лифтера из динамика.

– Хорошо, – ответил Родион, рассматривая город лилипутов внизу за толстым стеклом. Восторг плясал в сердце парня под музыку потрясающего пейзажа. Картины, открывающиеся с высоты, всегда впечатляют, будь то мегаполис, сельская местность или пустырь, эмоции у тех, кого не сковывает ужас всегда одинаковы – радость и эйфория переполняют грудь. Природа не дала людям крыльев, чтобы летать, но дала изворотливый ум, который постоянно стремится туда, где человека не должно быть – захватывающие ощущения.

Вдруг за секунды налетели темно-фиолетовые кудрявые облака, заслонив каждый метр голубого пространства. Мрачности хмурым гигантам добавили легкие проблески света, которые подсвечивали их круглые формы отчего они выглядели еще более угрожающим. Повалил густой черный дым, источник которого находился не на земле, а где-то между облаков. Огромные клубы спускались вниз, расширялись и раздувались, стелились по земле, затапливали город. Но горожане не видели дымящихся туч, заваливающих улицы черным непроницаемым смогом, все были слишком заняты повседневными делами и заботами. "Странные люди, – подумал Родион, – ничего не хотят замечать".

Лифт зажужжал, немного покряхтел и поехал вверх.

Молодой человек позвонил в квартиру триста восемь. На пороге появилась рассерженная девушка.

– Ну наконец-то! Где вас носит?! Вы должны доставить пакет до восемнадцати ровно, а сейчас уже тридцать минут седьмого!

– Извините, ваш лифт...

– Плевать на твои извинение! – перебила она. – Ты опоздал! Где расписаться?

– Здесь, – указал Родион на графу в акте приема.

– Давай быстрее! Ну что ты за мямля?! Это безобразие! Платишь такие деньги за доставку, а обслуживание отвратительное, тоже мне курьерская компания! Я напишу жалобу!

– Ваше право, – сказал Родион, но девушка не услышала, она хлопнула дверью, сразу, как только забрала пакет.

Впрочем, рассерженная клиентка ничуть не огорчила парня. У него были заботы поважнее, весь день он хотел только одного, поскорее вернуться к пожилой даме и узнать, что за Безумная Мысль ходит за ней. Поэтому, как только Родион получил последнюю подпись, он тут же помчался по лестнице вниз. Молодой человек не рискнул второй раз воспользоваться лифтом, боясь снова оказаться в заложниках у стеклянной капли, и выбрал способ, проверенный столетиями: ногами по ступеням.

Родион вышел на улицу и направился к ближайшей станции метро, которая находилась в трех кварталах. Он рассчитывал, что подземный транспорт быстрее наземного доставит его в другую часть города, где пролегает улица Алексея Толстого. Так оно и было бы, если бы на пути парня не появились клубы дыма. Внезапно они выползли из асфальта обволокли Родиона кудрявой мглой, заполнили легкие тягучими смолами и забрали сознание.

4 глава

Родион Рубан очнулся в палате со стенами, выкрашенными в противно бежевый цвет с лаковым отливом, не успел он восстановить в памяти последние картинки, как справа раздался голос.

– Очухался?!

Парень повернул голову и увидел на соседней кровати темноволосого мужчину, лет тридцати пяти.

– Вроде да. А сколько время?

– Утро уже, восемь часов. Сейчас обход будет.

– Утро? – удивился Родион.

– Ну да, тебя как вчера привезли, так ты и проспал всю ночь.

– Боже мой! Мне нужно идти.

– Куда? Ты же болен.

– Не болен.

Дверь отворилась в палату вошел мужчина с жиденькими усами, в белом халате и круглых очках.

– Доброе утро! – поздоровался он, и все больные в числе трех человек, включая Родиона, затянули в ответ: "Доброе утро".

– Как у вас дела? – обратился врач к молодому человеку.

– Замечательно.

– Помните, что произошло с вами вчера?

– Да.

– Что?

– Я шел по улице. Черные клубы дыма окутали и сдавили меня, стало трудно дышать, и я упал.

– Черные клубы дыма значит?

– Да.

– Вы впрямь их видели?

– Ну конечно видел. Они валили сверху из облаков, потом исчезли. А когда я шел к метро они опять появились только теперь уже из асфальта прямо под моими ногами.

– Понятно, – сказал человек в белом халате и пошел опрашивать других больных.

– Подождите, а когда меня отпустят?

– Вас должен посмотреть еще один врач, если посчитает нужным отпустит.

– Хорошо, – сказал Родион, хотя уже точно знал, что не будет ждать другого врача.

Соседи не остановили молодого человека, когда он одевался чтобы сбежать. История о черным дыме, заставила их бояться рассказчика, ведь кто знает буйный он или мирный шизофреник. В любом случае оба пациента с нетерпением ждали, когда он покинет палату одиннадцать и благополучно выскользнет из стен больницы.

Родион вышел в коридор, спокойно прошел мимо поста медсестер, спустился на лифте на первый этаж и уже меньше чем через минуту наслаждался свободой. Свежесть летнего утра бодрила лучше чашки крепкого кофе, парень набрал в легкие побольше воздуха, задержал на пару секунд дыхание, медленно выдохнул и пошел к остановке.

Через час Родион выслушивал нравоучительные речи Софьи Илларионовны, ведущего специалиста "Таларии", из которых узнал много нового. Например, что сотрудники компании – это не просто рабочий люд, а семья, и по поступкам одного судят обо всех членах. И хотя есть, такая поговорка "В семье не без урода", лично ей бы очень не хотелось, чтобы в семье "Таларии" были эти самые уроды не способные держать марку, а самое главное не желающие соответствовать слогану компании: "Доставим в миг". И теперь, как одному из старших членов семьи ей просто необходимо принять меры в отношении непутевого Родиона, и, хотя самой Софье Илларионовне очень не хочется этого делать, деваться некуда, она обязана наказать его ради остальных членов "Таларии". Молодой человек делал вид, что внимательно слушает начальницу, а сам старался припомнить, когда именно он стал членом семьи коммерческой компании, которая совершенно ничего не знает о нем и даже не интересуется его жизнью, кроме той части, что касается доставок пакетов клиентам. Конечно если в современных семьях именно так строятся взаимоотношения, то возможно она права, но что-то подсказывало Родиону, что высокопарные слова начальницы и сравнения с родной семьей это уже явный перебор.

– Поэтому, Родион, я штрафую тебя на двадцать процентов от твоей зарплаты. Извини, но это необходимо. Мне нужно преподать тебе урок, чтобы... – "Другим не повадно было", – хотел закончить за нее фразу Родион. – ...ты не подставлял членов семьи "Таларии".

– Вам виднее, – спокойно ответил парень, мечтая поскорее закончить эту семейную драму и свалить из "льдины".

Молодой человек взял свои три пакета на доставку и удалился из "родных пенатов".

Очень часто Родион прокладывал себе маршрут через парки и скверы. И в этот раз отправляясь к Анфисе Степановне, он не отказал себе в удовольствии пройтись под сводами дубов к трамвайной остановке, расположенной недалеко от "льдины".