Текст книги "Будет больно, моя девочка (СИ)"

Автор книги: Мария Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

Майя

Злилась ли я когда-нибудь так же сильно, как сейчас? Не думаю.

Эмоции на пределе. Все чувства обострены. Я в ярости, тело уже давно охватило агонией.

Мейхер все еще сидит на корточках у бассейна. Ухмыляется. Явно доволен собой. Герой, не иначе, блин. Подплываю к бортику на другой стороне. В это время, как раз звенит звонок.

Ставлю ногу на первую ступеньку, замечая боковым зрением, как этот гад выпрямляется и, сунув руки в карманы брюк, переступает через мою сумку все это время валяющуюся возле его ног.

– Надеюсь, ты меня поняла, – проговаривает все с той же мерзкой улыбочкой и двигает на выход.

Оказавшись на суше, выжимаю пиджак, хватаю сумку и иду к директору. Шлепаю по коридору в административный корпус, слыша, как в моих туфлях хлюпает вода.

Мейхер за все ответит. Я доставлю ему проблемы. Теперь точно. Если после инцидента с Захаровым, я еще сомневалась, то теперь задета лично моя гордость!

Секретарша Орлова пропускает меня в директорский кабинет сразу. Либо взгляд у меня такой, что я на месте убить готова. Либо она просто сочувствует. Я же вся до ниточки вымокла. Тушь потекла. Волосы – просто аут.

– Майя?

Орлов даже с кресла приподнимается, когда видит меня в своем кабинете. Я ведь выгляжу как ободранная кошка, которая попала под дождь.

– Здравствуйте, Максим Сергеевич.

– Что случилось? Ты в порядке? – директор подходит к тумбе, на которой у него стоит графин с водой, и секунды спустя протягивает мне наполненный до краев стакан.

– Попей.

– Спасибо, – обхватываю стакан пальцами и понимаю, что они дрожат. Орлов тоже это замечает. Только вот хоть какого-то сочувствия я в его глазах не вижу. Скорее волнение. Ему не нужны проблемы с моими родителями, а на саму меня, как человека, ему пофиг.

Он вообще по жизни мелочный. Всего боится и всеми правдами держится за свое кресло здесь. Это уже давно ни для кого не новость.

Делаю несколько жадных глотков воды и довольно нагло вручаю стакан обратно директору. Его брови, естественно, ползут вверх.

– Извините. Нервы. Я пришла рассказать, что это, – провожу в воздухе рукой от шеи до колен, – со мной сделал новенький. Мейхер. Арсений Мейхер.

Вижу, как у Орлова дергается кадык, а потом и глаз.

– Ты уверена? – переспрашивает, прочистив горло.

– Более чем. Сегодня утром, перед первым уроком, он побил Захарова из одиннадцатого «Б», я это видела. Сказала, что все расскажу вам, после чего он решил меня запугать и чуть не утопил в бассейне, – намеренно преувеличиваю.

Я хочу мести, поэтому готова на все сейчас. Если нужно приврать, без проблем. Мою совесть это не заденет. Не в этом случае точно.

– Майя…

Максим Сергеевич возвращается за свой стол, протирает лоб белоснежным платочком.

– В нашей школе? Это происходит в нашей школе? – бормочет себе под нос, а потом смотрит на меня. – Я разберусь. А ты езжай домой, я на сегодня освобождаю тебя от уроков. И еще, – поджимает губы, – давай пока не будем привлекать твоих родителей. Разберемся своими силами.

– Ладно. Я ничего своим не расскажу, но вот родителям Мейхера, думаю им стоит знать, что творит их чадо.

Максим Сергеевич натянуто улыбается, а потом кротко кивает.

– Спасибо.

Из кабинета директора иду в прачечную. Привожу в порядок форму. Сушу, глажу, завязываю волосы в хвост и наношу макияж, предварительно хорошенько очистив лицо. Счастье, что в сумке всегда валяются салфетки для снятия макияжа.

Остаток дня провожу под маской максимально улыбчивой и жизнерадостной девочки. Потому что, если этот дурак решит, что я испугалась, это будет мне только на руку. Его поход к директору сразу станет куда более неожиданным и «приятным». Уже представляю, какими словами этот гад будет меня проклинать.

Единственное, конечно, Вера делать вид, что ничего не произошло, не может. Ее постоянные взгляды на братьев и лицо, будто ей скормили лягушку, выдают. Из-за чего я пару раз замечаю ехидную улыбку Мейхера в нашу сторону.

После школы меня забирает мама.

И как только я сажусь в машину, она мгновенно считывает мое состояние. А оно у меня такое, что я готова Мейхеру голову оторвать. Вот же козлина!

Бешусь до сих пор, чем себя и выдаю.

– Майюнь, ты чего такая напряженная? Что-то случилось?

Если я сейчас все расскажу маме, она непременно поделится этим с отцом, и тот завтра же приедет в гимназию на разборки. К такому даже я пока не готова, поэтому вру:

– Да утром на урок опоздала, Вера колготки порвала. Мы на десять минут позже и пришли, так классная отчитала. А потом еще весь урок акцентировала, что у нас выпускной год, а некоторые все никак проснуться не могут.

Мама поджимает губы и аккуратно выезжает со школьной парковки. Не просто аккуратно, но еще и супермедленно. У мамули любовь к огромным машинам, а ее неповоротливый «Кадиллак» гигантских размеров… Ох, из салона вообще кажется, что не пройдет в ворота. Когда машина выезжает с территории гимназии, мы обе задерживаем дыхание.

– Так, – мама выруливает на дорогу и заметно расслабляется, – выше нос. Опоздала, с кем не бывает?

– Да знаю. Просто настроение на весь день испорченное.

– Это бывает, моя фиалочка. Я слышала, у вас в классе новенькие.

– Откуда?

Мамины слова о Мейхерах вызываю очередную бурю эмоций, еще немного и я пробью головой потолок.

Ну вот она-то откуда уже в курсе?

– С мамой Лейлы Сафиной сегодня разговаривали по поводу поездки на осенних каникулах, она же в родительском комитете, вот и рассказала, что у вас пополнение.

– Понятно, – улыбаюсь. – Да, два брата. Кстати, дети Мирославы Дибич.

– Да ладно?

– Угу. У нас сегодня об этом вся школа гудит. Ну и о том, что отец у них олигарх. На смену выпустившемуся в том году Ярошенко. Мажористые мажоры. Наши все в восторге. В субботу на вечеринку к ним собираются.

– Собираются? А ты? Не пойдешь?

– У нас с Верой другие планы. Еще на прошлой неделе договорились.

– Да? Ну как хотите, а то сходили бы, познакомились.

– Если честно, то мне они не понравились. Выпендрежные какие-то.

– Ну тогда понятно. Перекусить заедем?

– Давай. Хочу салат с зеленым горошком и чай с розами.

– Тогда давай в твой любимый ресторан?

– Давай.

В рестике мама отлучается припудрить носик, а я закидываю в чат сообщение о том, что завтра нужно поддержать наших ребят. Первый матч по баскету в этом сезоне. К тому же еще и с фаворитами прошлых игр.

Но даже тут нарисовывается Мейхер. И кто его только в чат добавил?

Но больше всего раздражает, что наши начинают ему поддакивать. Особенно Лизка.

Поплевавшись ядом, я гордо закрываю чат и решаю, что больше в него сегодня не зайду. Если Мейхеру так хочется показать себя, пускай. Не думаю, что у него всех хотя бы организовать получится, не говоря уже про реальную поддержку команды.

И я ведь даже почти не злюсь на него, потому что предвкушаю его выражение лица завтра после того, как директор позвонит им домой.

Запугивать он меня еще будет, ага.

Наевшись от пуза, мы с мамой едем домой. Папа возвращается с работы уже ближе к вечеру. Я как раз доделываю алгебру, сидя за столом на кухне, пока мама запекает цветную капусту, потому что уже отпустила помощницу по дому.

– Майеныш, – папа касается моей головы, – привет.

– Привет, – улыбаюсь.

Пока родители обмениваются поцелуями, все же заглядываю в чат класса, а там уже вовсю идут споры по поводу завтрашнего матча. Никак не могут решить, куда идти после. В основном мы всегда идем в какой-нибудь ресторан. Чтобы избежать подобных неурядиц, я всегда даю три варианта и открываю голосовалку. Какой наберет больше голосов, туда и едем. Беспрекословно. Только не в этот раз. Улыбаюсь и блокирую телефон.

– Ты чего загадочная такая? – папа снимает пиджак и выдвигает стул напротив меня.

– У нас там бунт. Ребята решили сами организовывать группу поддержки наших баскетболистов. Ругаются. Я вот и не вмешиваюсь, – коварно улыбаюсь и вытягиваю кулачок, который папа тут же отбивает, а потом широко улыбается.

***

– Майя, – мама качает головой. – Вредничаешь?!

– Все правильно делает, Есь. На нашу Майю где сядут, там и слезут.

Губы тут же расползаются в улыбке. Я надуваюсь, как воздушный шарик, от переполняющей гордости за себя.

Остаток вечера мы с родителями сидим перед телевизором, а утром в школу меня отвозит папа со своим водителем, потому что в одном из маминых салонов красоты случается форс-мажор.

Папа всю дорогу почти без перерывов говорит по телефону и лишь на школьной парковке отвлекается, чтобы попрощаться.

Выбравшись из машины, машу папе рукой и взбегаю по ступенькам у парадного входа. Как только оказываюсь внутри, замечаю классную. Она стоит у окна, а рядом с ней Захаров, его классная и Мейхер.

– Майя, – Марта Витальевна ловит мой взгляд, – подойди, пожалуйста.

Сжав ручки сумки покрепче, иду к этому квартету.

– Здравствуйте, – мило улыбаюсь и именно в этот момент чувствую на себе обжигающий взгляд. Боковым зрением замечаю, что Мейхер на меня пялится, причем так, словно готов оторвать мне голову прямо здесь. У всех на глазах.

– Майя, пропустишь первый урок. Вас всех, – классная окидывает взглядом меня, Захарова и Мейхера, – вызывают к директору.

Киваю.

Минуту спустя наша делегация уже шествует по стеклянному коридору второго этажа, ведущего в административное крыло.

Впереди идут учителя и о чем-то перешептываются. Дальше я с Мейхером. Захаров плетется последним, и вид у него такой, будто его на убой ведут.

– Зря ты, – вполголоса произносит тот, чей голос я даже слышать не хочу. – Настучать директору было твоей большой ошибкой, Панкратова.

– Серьезно? Тогда почему ты, поджав хвост, идешь вместе с нами, если такой крутой и плевал на правила, м? – смотрю ему в глаза и, кажется, даже не моргаю.

Мейхер ухмыляется, а потом смотрит себе под ноги.

– Заметь, я предупреждал. Не один раз, – шепчет мне прямо на ухо. От его голоса волоски дыбом на шее встают.

– Как страшно, – хихикаю. Не знаю, насколько убедительно, но, судя по реакции Мейхера, который морозит меня глазами, он мне верит.

В кабинете Орлова нас рассаживают за стол, и практически сразу начинается какая-то комедия.

– Клим, – Максим Сергеевич впивается взглядом в Захарова, – расскажи, пожалуйста, как вчера все произошло? Арсений тебя бил?

Захаров теребит лацкан пиджака, поднимает взгляд, смотрит на меня. Такие глаза у него в этот момент… Он же боится!

Мельком кошусь на Арсения. Тот выглядит самоуверенно. Развалился на стуле, вытянул ладони вдоль стола и смотрит ровно перед собой.

– Он, – Клим открывает рот, бросает взгляд на Мейхера, осекается. Молчит пару секунд и только потом продолжает: – Он, точнее, Арсений, он меня не бил.

– Майя говорит, что лично видела, как Арсений Мейхер тебя ударил.

– Ей показалось. Мы шутили.

Впиваюсь глазами в Захарова, но на меня он даже не смотрит.

– Да он его запугал, вы не видите, что ли? – взрываюсь и неосознанно перехожу на крик.

– Майя, – классная кладет ладонь мне на плечо. – Успокойся. Пожалуйста.

– Да он же… Он… Он специально, – тычу пальцем в этого гада, который успел подготовиться. Чем он угрожал Захарову? Что ему сказал?

– Майя, Клим говорит, что они шутили. Ты же сама слышишь. Какой смысл ему врать? Он прекрасно знает, что в нашей школе за рукоприкладство отчисляют, – деловито заявляет директор. – Если все было так, как говоришь ты, Климу проще обвинить Арсения и избавиться от его нападок таким образом.

Смотрю на этого трусливого, не имеющего никакого достоинства мужчину, и чувствую отвращение, видимо, тогда меня и начинает нести.

– А может, Клим понимает, что сына олигарха никто отсюда не вышвырнет, Максим Сергеевич? И скажи он правду, то проблем в его жизни станет только больше?

Мой вопрос звучит громко в повисшей тишине. Классная зажимает рот ладонью, Захаров таращится на меня, будто я как минимум с Плутона. Ну а Мейхер – ему весело. Он откровенно ржет.

– Простите, – моментально берет себя в руки и извиняется за смех. – Просто вы сами видите. Она не только на меня наговаривает, Максим Сергеевич, но и на вас, – подчеркивает голосом. – Целый кабинет свидетелей.

– Да? Выходит, что в бассейне не ты меня вчера тоже топил?

Эта беседа превращается в какой-то цирк. И чем больше проходит времени, тем абсурднее становится ситуация.

– Нет. Ты это сделала сама.

– Что? Ты больной?

– Прекратите! – взрывается директор.

– Она в меня влюблена.

***

Это заговор? Орлов сейчас подыгрывает этому… Мейхеру?

Чтобы прийти в себя, требуется время. Дышу через нос, но часто и глубоко, аж ноздри раздуваются. Гнев во мне начинает переливаться через края терпения. Его совсем не осталось, как и сил принять всю эту ситуацию спокойно и рассудительно. Эмоции пробиваются наружу. Хочется кричать. Спорить с пеной у рта, но я понимаю, что это все бесполезно сейчас.

Он обложил меня по всем фронтам. Подготовился. Запугал Захарова, придумал эту историю про любовь. Выставил меня набитой дурой с манией преследования, которая по нему сохнет и хочет мести.

Меня!

А Клим? Как он мог. Я ему помогла, а он вот так вот…

– То есть, – смотрю на директора, – по-вашему, я вру? – не шепчу, но голос звучит тихо. Даже подрагивает.

Сжимаю пальцы в кулаки.

– Майя, мы все, все понимаем. Сами были в вашем возрасте. Ты умная девушка, отличница, активистка, но такое поведение переходит все границы. Я вчера позвонил родителям Арсения, потревожил. Они занятые люди, как и твои. Понимаешь? А все из-за того, что ты затаила обиду. Твоих родителей я не дергал, как ты и просила, – выделяет последние слова голосом. Он становится более громким и, мне кажется, даже сочувствующим. Наигранно, конечно, но все же. – И теперь я понимаю, зачем ты об этом просила…

Орлов очень показательно вздыхает. Классная, все еще маячащая за моей спиной, нервно постукивает носком туфли по полу.

– Марта Витальевна, – практически пищу, – ну хотя бы вы понимаете?

– Майя…

– Вы все здесь не видите дальше своего носа, – вскакиваю со стула. – Все!

– Майя, – классная с ужасом оглядывает меня с головы до ног. – Что с тобой происходит? Прекрати себя так вести.

– Это что с вами происходит?! – направляюсь к двери.

– Я тебя не отпускал, Панкратова, – подмечает Орлов.

– А я вашего разрешения и не спрашивала.

Вылетаю из кабинета и хлопаю дверью. В глазах встают слезы, но я делаю глубокий вдох и чувствую, как они отступают.

– Я… Я с ним такое сделаю. Такое! – бормочу от отчаяния, пока бреду по коридору в класс английского.

Если честно, то хочется расплакаться и позвонить маме, чтобы она меня забрала. Идти на урок нет никакого желания. Да просто оставаться в этом месте не хочется больше ни на секунду. Только вот катастрофы не случилось, чтобы беспокоить родителей. Мама будет переживать, папа – злиться. Не на меня, конечно. Пойдет к директору с разборками, скорее всего, будет скандал, а я все еще не до конца уверена, нужен ли он мне.

Сегодня я поняла одну простую истину. Школьная администрация не поможет. Орлов демонстративно сейчас встал на сторону Мейхера. Он по факту даже не разбирался. Хотя чего я ожидала? Этот лысеющий гад на все что угодно пойдет, лишь бы остаться сидеть в этом кресле, поэтому крепкий союз с родителями Мейхера ему только на руку.

Мой папа не последний человек, у него есть и связи, и деньги, но, как ни крути, он не олигарх…

Что, если родители Мейхеров организуют ему проблемы?

К тому же я уверена, что после этого инцидента родители захотят перевести меня в другую школу, а я не хочу. У меня тут Вера. У меня тут жизнь. Я здесь с первого класса, между прочим. А этот выскочка всего два дня. Так вот, если кто и уйдет, так это он.

Пока не знаю, что я сделаю, но просто так это точно не оставлю.

Стучу в дверь, с разрешения англичанки захожу в класс и занимаю свою парту. Классная ее предупредила, что я не прогуливала, а была у директора, поэтому никаких вопросов она не задает.

Вера тут же придвигается ко мне ближе и шепчет:

– Ну что там?

Закатываю глаза. Я, к своему стыду, даже до конца не сформулировала, что же там. Одно ясно, Мейхер – настоящая сволочь. Ползучий гад. Беспринципный подонок.

Ненавижу. Так сильно ненавижу!

Отмахиваюсь от Верки, мол, все потом. На перемене.

Поворачиваю голову и в упор смотрю на Марата. Он сидит в соседнем ряду, на одну парту дальше нас.

Он не сразу замечает мой взгляд, а когда поднимает голову, просто пожимает плечами. Типа он тут ни при чем. Ну как же! Так я и поверила.

Закатываю глаза и демонстративно отворачиваюсь, стараясь вникнуть в тему урока и то, что здесь вообще обсуждают.

Минут через десять в класс заваливается второй Мейхер. Он не стучит, не спрашивает разрешения войти и присесть, а просто это делает, словно само собой разумеющееся.

Когда проходит мимо нас, подмигивает Вере, растягивая губы в улыбке. Мельникова растерянно на него таращится, а потом ловит уже мой взгляд, горбится и поджимает губы.

Как только звенит звонок, я спешу на выход из класса. Ужасно хочется пить. Веру задерживает англичанка, и мы договариваемся в сообщениях встретиться на первом этаже у автоматов со снеками и газировкой.

Прикладываю карту к терминалу, после того как ввожу номер напитка, который хочу купить, и наблюдаю за тем, как моя бутылка медленно движется к стеклу, упирается в него крышкой и застывает в таком положении.

– Супер. Попила водички. Ну что за день?!

– Помочь?

Реагирую на голос. Кошусь вбок и вижу Мейхера, упирающегося ладонью в боковую стенку автомата. Марата.

Молчу. Делаю вид, что его тут нет. Для меня их просто не существует.

– Обиделась?

Молчу.

Марат едва заметно улыбается и расшатывает автомат. Моя бутылка падает в отсек для выдачи товаров.

Оба смотрим на минералку, виднеющуюся за прозрачной шторкой.

Считаю до трех и, круто развернувшись на пятках, иду в сторону лестниц, впиваясь пальцами в ручки сумки.

– Подожди, Майя!

Марат догоняет меня мгновенно. Бежал.

– Постой. Держи, – сует мне минералку, но я продолжаю делать вид, что его тут нет. – Нужно поговорить. Не притворяйся, что я невидимка, – смеется. – Нам правда нужно поговорить.

Глава 4

Арсений

– Здорово ты с балетом придумал, все будут в ауте, – лепечет Пономарева где-то сбоку. Прилипла ко мне с самого звонка как банный лист. – У Майки бы на такое никогда фантазии не хватило, – хихикает.

Смех у Лизы противный, как у гиены.

– У наших вообще с фантазией туго. Кстати, может, на физике сядем вместе? – продолжает болтать. Они с подружками свитой сопровождают меня на третий этаж.

– Давай, – киваю, как только заходим в класс.

– Отлично. Тань, пересядешь же? – обращается к своей подружке, и та покорно перемещается на парту дальше. – Кстати, по поводу вашей вечеринки, мы можем…

Абстрагируюсь. Слушать весь этот поток словесного дерьма уже нет сил. Как можно быть настолько тупой, чтобы не понимать, что мне вся ее болтовня до лампочки?

Бегло осматриваю помещение на наличие в нем Марата. Где он потерялся?

Панкратова убежала с английского сразу после звонка, я затупил в телефон, когда вышел из класса, ни Маратика, ни Панкратовой поблизости уже не было. Он что-то задумал без меня или это уже какая-то паранойя?

– Как тебе идея? – Пономарева хлопает по моему плечу, выпячивая свои блестящие от помады губы.

– Норм.

– Правда? Я тогда…

Наблюдаю за общим настроением в классе. Какой-то особой сплоченностью здесь не пахнет. И мне это только на руку. Скоро я по полной развею свою скуку.

– Слушай, – перебиваю Лизкин бурный словесный понос, – это кто такие?

Пономарева поворачивает голову на соседний ряд. Смотрит на троицу, собравшуюся у третьей парты.

– А, эти, – морщит нос. – Темненькая – это Уварова, она тут по стипендии учится. Нищенка, – хрюкает со смеху. – Ой, прости, – тут же накрывает рот пальцами.

– А дальше? – рассматриваю брюнетку, симпатичная.

– Блондинчик – это Шилов, у него отец программные обеспечения какие-то делает для оборонки, кажется. Сыночек не в него, зашуганный весь, с нами никуда не ходит. Очкарик – это Панов, у него мамаша – инфоцыганка. Тоже придурок, короче. С ними еще Ритка Алексеева тусуется, страшная, как ядерная война. Из Эмиратов еще не прилетела. А что?

– Изгои, получается?

– Ну нет, наши с ними общаются, но так, натянуто.

– Зачем? – перевожу взгляд на Лизу.

– Да не знаю…

Пономарева морщит нос, смотрит на меня, потом переводит взгляд на троицу.

– И правда, – хмурится, – зачем? Они никогда не вписывались…

– Вот и мне кажется, что странно, – ухмыляюсь, вытягивая ноги под партой.

Лиза прикусывает нижнюю губу, прищуривается и начинает кивать.

– Ты вне школы с теми, кто тебе не нравится, любезничаешь? – довожу ее до нужного мне вывода.

– Нет. Ты прав, – улыбается.

– Ты вроде хотела для нашей с Маратом вечеринки приглашения замутить?

– Да, у меня куча идей…

– Это я понял, Лиза, – касаюсь пальцами ее запястья. – Думаю, что этой четверке там делать нечего.

Пономарева снова бросает взгляд на третью парту.

– Согласна. А Майку с Веркой? Как я поняла, у вас с Панкратовой конфликт…

– Ну, не позвать старосту будет совсем моветон, – уже открыто угораю.

– Ну да. Плюс Майка хоть и правильная, но своя.

– Определение «своих» мы в ближайшее время пересмотрим, Лиз, – подмигиваю. – Ты же мне поможешь?

– Конечно. Я всех нормальных пацанов и девчонок тут знаю, – сияет, как натертая монета.

– Очень выручишь.

– Да ты что, – краснеет, – мне несложно.

Лиза убирает за уши волосы и потирает ладони друг о друга.

– Только получается, что в столовой пересесть придется. Эти с нами сидят, – косится на троицу.

– Им придется, Лиз, не нам.

А дальше все идет по накатанной. Лиза успевает за урок до обеда оповестить весь класс об изменениях, а на большой перемене заявляет, что сидеть с убогими больше не намерена, потому что и так давно их терпела.

Бросаю взгляд на Панкратову, она сидит с нами, но на словах Пономаревой даже вилку роняет. Краснеет вся. Смотрит на происходящее с неподдельным ужасом в глазах.

– Лиз, ты офигела? – наезжает на Пономареву. – Если корона жмет, сама отсядь.

– Май, о тебе речи нет. Ешь, вот и продолжай.

Панкратова ловит мой взгляд. Злится.

– Ребят, – обращается ко всем, – так нельзя. Вы чего?

– Майя права, – поддакивает ее подружка, кажется, Вера.

– Слушайте, – вмешивается кто-то из Лизкиной свиты, – если так за них беспокоитесь, можете отсесть с ними!

– С удовольствием. Придурки! – Майя демонстративно поднимается со стула и садится за соседний стол, к той самой троице. А вот ее подружка медлит. Въехала уже, что происходит.

В итоге, конечно, следует за Панкратовой молчаливой тенью, но вот сомнение в ее бегающих глазках я уловил и заметку для себя сделал.

– Легче прям дышать стало как-то, чувствуете? – смеется Лиза, и оставшиеся постепенно начинают ей поддакивать.

Я же остаюсь как бы ни при чем.

Вижу только, как Марат закатывает глаза, но, ни капли не смутившись происходящим, продолжает жрать свой обед.

– А там что за парочка? – смотрю на стол чуть дальше. – Они, кажется, в нашем классе, – говорю сидящей рядом Лизке.

– Это Швед и Сафина. Неразлучники наши. С девятого класса встречаются. Те еще снобы. С нами не садятся и не общаются почти. Вдвоем вечно. Ну, с Майкой и Беляковым еще иногда, а так считают себя элитой, – Пономарева кривит губы.

– Швед и Сафина? Что-то знакомое. У предков не алмазная империя, случайно?

– Ты знаешь? – удивляется Лиза.

– Мой отец с ними сотрудничал как-то. Отойду на минутку.

Поднимаюсь и направляюсь к этой парочке.

– Присяду? – выдвигаю для себя стул.

Девчонка бросает на меня безразличный взгляд, переглядывается с парнем, после чего они вместе кивают.

– Благодарю. Арсений.

– Лейла.

– Амир.

– Приятно. К нам пересесть не хотите?

– К подружкам Лизки? – Лейла закатывает глаза. – Прости, но мы со всяким сбродом не общаемся. К Пономаревой вопросов нет, а вот к ее «подружкам», которые за ней вечно таскаются…

А все куда интересней, оказывается. Говорил же, что нужно только подтолкнуть. Половина здесь считает себя лучше остальных.

– Я думаю, что все изменится, – оглядываюсь на «свой» стол. – Мы в субботу устраиваем вечеринку с братом. Приезжайте. Лишних людей не будет.

– Тогда скидывай адрес, – улыбается Швед и протягивает мне ладонь.

Пожимаем руки.

После уроков Пономарева увязывается за мной следом, что мне только на руку. Мысль о том, что ее подружки всего лишь свита, которая дает фон королеве, ей безумно нравится. Поэтому очередная рокировка на следующий день в столовой проходит как по маслу.

Но что самое приятное, похожая ситуация происходит и в параллельном, и в-десятых классах. Дурной пример заразителен.

***

– Это было офигенно, – Денисов уже минут тридцать не может заткнуться, вспоминая вчерашних девчонок из балета, которые плясали перед тем, как он и остальная команда по баскету вышли на площадку. – Блин, Арс, а у тебя телефончика блондинки той нет? Со стрижкой которая.

– Нет, – отзываюсь без энтузиазма.

– Антоха снова все прощелкал, – ржет кто-то позади.

Пока они вступают в перепалку, перевожу взгляд на Майю. Как я и говорил, о ней вчера никто не вспомнил. Единственное, что по рестику, конечно, так и не договорились, в итоге после матча разбежались кто куда и перенесли празднование победы на сегодня в ресторан Лизкиного отца.

Сталкиваемся с Панкратовой глазами. Они у нее карие, кстати.

Жду, когда она смутится и отвернется, но она этого не делает. Пялится в упор, да так, словно прямо сейчас встанет, возьмет ствол и завалит меня в лобешник, прямо перед всем классом.

– Ты ее бесишь, – язвительно подмечает Марат. На химии мы сидим с ним вместе.

– Вижу, – улыбаюсь, продолжая на нее смотреть.

Звенит звонок. Заходит учитель. Все встают. Кроме меня и Панкратовой, мы же продолжаем вести битву взглядов.

– Так, Мейхер, Панкратова, вы оглохли? Все свои шуры-муры отложите до перемены, – наставляет химик, привлекая к нам всеобщее внимание.

Майя поджимает губы, отворачивается и поднимается на ноги. Я ее примеру не следую. Сижу на заднице ровно.

Химик смотрит на меня с минуту, а потом все же разрешает всем присесть.

– Пишем тему. Закономерности изменения свойств элементов и их соединений по периодам и А-группам. Все пишем, Мейхер! Или вам нужно отдельное приглашение?

Лениво тянусь к тетради и беру ручку.

Урок длится целую вечность, и меня даже начинает клонить в сон. Когда звенит звонок, все выходят из класса вареными. Не на одного меня, видимо, так влияет Кузьмин с его великой наукой.

– Я к Ольке сегодня заскочить хочу. Ты со мной? – спрашивает Марат, закидывая тетрадь в рюкзак.

– Не, на неделе заеду. Привет ей передавай. У меня сегодня планы.

– Понял. Передам. Ты идешь? – берет курс на выход.

– Позже, – наблюдаю за тем, как Панкратова о чем-то говорит с химиком, а потом возвращается к парте и начинает собирать свои шмотки.

– Понятно, – Маратик закатывает глаза и выходит из класса. Замечаю, как к нему подходят «неразлучники» и заводят разговор.

Дожидаюсь того момента, когда Майя наконец-то возьмет свою сумку и выйдет в проход, и делаю то же самое. Сталкиваемся в дверном проеме.

– Ты слепой? – бесится, протискиваясь мимо меня, стараясь не касаться.

– Прости, но тебя сложно заметить. Почти невидимка, – жму плечами, наблюдая за ее реакцией.

Майя бесится. Выходит в коридор и, как только это происходит, выпаливает:

– Знаешь что? – толкает меня в грудь и привстает на носочки.

– Не очень. Но, судя по всему, ты собираешься объяснить, – расплываюсь в улыбке.

– Что, блин, с тобой не так?! Это ты подговорил Лизу, это из-за тебя ребята стали изгоями, это ты устроил цирк у директора…

– Мне кажется, – прерываю ее пламенную речь, – тебе стоит больше беспокоиться о себе, Майя. Когда кто-то яро защищает изгоев, становится таким сам, – подмигиваю. – Мне сказали, что ты «своя». Но я пока этого не вижу.

Сжимаю ее запястье и, развернув нас на сто восемьдесят градусов, прижимаю Панкратову к стене.

Впервые, наверное, ее так близко рассматриваю. Красивая. Ну почему дура-то такая?

Борется за справедливость? Только вот не уверен, что кто-то из этой своры обиженных заступится за нее, когда появится необходимость. Захаров – яркий тому пример. Стоило только надавить, а если по-простому, отвесить смачный подзатыльник и намекнуть, что так будет начинаться каждое его утро, где бы он ни находился, и вуаля, вдруг оказалось, что Майе показалось.

Орлов, конечно, тоже быстро сориентировался. Хоть отец и устроил дома представление, уверен, что дал команду выгораживать меня любыми способами. Он всегда так делает. В суть проблемы даже не вникает. Просто спускает указание обелить меня или Марата по полной.

История про любовь вписалась как нельзя лучше. Даже классная, судя по всему, поверила. Так жалостливо смотрела на Панкратову…

– Ты просто больной.

Майя продолжает плеваться ядом, и выглядит это очень даже забавно. Ноздри раздула, губы сжала, в глазах огонь. Дай ей в руки холодное оружие, и от меня бы мокрого места не осталось.

– Да ладно тебе. По-моему, получилось весело. К тому же я ведь предупреждал, – пожимаю плечами. – Ты сама не послушала.

– Ты толкнул меня в бассейн до того, как я пошла к директору!

– Сам, получается, спровоцировал? Допустим. Но проверим еще раз. Искренний совет: садись в столовой за свой прежний стол сегодня.

Майя кривит губы и вырывает руку из моего захвата.

– Сходи к врачу, ладно? Твой брат был прав, у тебя правда крыша уехала.

– Че?

– Ниче!

Панкратова толкает меня и, отскочив в сторону, семенит по коридору к лестнице. Только волосы развеваются.

Маратик, блин. Он все-таки с ней трепался, гаденыш.

Когда поднимаю взгляд, замечаю вдалеке Лизу. Она явно не в настроении, чернее тучи. Когда сталкиваемся взглядами, конечно, растягивает губы в улыбке.

– Я тебя уже потеряла. Все нормально?

– Более чем, – подхожу к ней ближе, сжимая пальцы в кулак.

– На урок идешь?

– У меня дела.

– Ну ладно…

Отвязавшись от Пономаревой, иду в бассейн. Заглядываю в пустую раздевалку, переодеваюсь, убираю все свои вещи в шкаф, надеваю браслет-ключ на запястье и с разбега заскакиваю в воду. На поверхность не всплываю, пока не заканчивается воздух. По ощущениям минуты полторы-две.

***

Следующие минут пятнадцать плаваю брасом от бортика к бортику.

Весь третий урок пропускаю, а со звонком иду прямиком в столовую.

Бросаю взгляд на интересующий меня стол. Подружек своих Лизка отсадила, а на их месте появились Швед и Сафина. Плюс Беляков – капитан команды по баскету и его закадычный дружок Денисов. Я, Маратик, и того семь человек – отлично.

Майя с Мельниковой, конечно, за столом изгоев, ну кто бы сомневался.

Подхожу к столу, улавливая часть разговора.

– …Она реально не понимает? – Лейла кривит губы.

– Сама виновата. Потом пусть не ноет, – поддакивает Лизка.

Судя по тому, как они пялятся на Панкратову, говорят о ней. А я предупреждал, снова.