Текст книги "Бог из машины (СИ)"

Автор книги: Мария Мясникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Мария Мясникова
Бог из машины

Глава 1, в которой главная героиня попадает в фильм ужасов и встречает любовь всей своей жизни

Последние уроки в школе – самые мучительные. Даже интересные предметы воспринимаются как препятствие к долгожданной свободе, ты начинаешь отвлекаться, краешком глаза заглядывать в экран сотового – ну, сколько осталось? – смотришь в окно.

Именно поэтому я традиционно прогуливаю пятый-шестой урок. Нет, учиться – интересно, но лучше самостоятельно. Чужая речь – слишком медленная, словно муха в янтаре: наверное, насекомому чудится, что оно летит, но мы-то видим аллегорию застывшего времени. Все это даже немного печально, но долгих размышлений не заслуживает.

Под ногами скрипит утрамбованный пешеходами снег, тропинки протоптали до меня, хотя еще утром приходилось утопать в сугробах. Снег падает и сверху, видимо, решив, что на земле его недостаточно. Ничего не имею против снега, просто – холодно. Нос уже замерз, а домой – нельзя.

Если прийти раньше, то мама обязательно заинтересуется, почему ее чадо явилось преждевременно. А уроки, к моему прискорбию, каждый раз отменять не будут. Можно наплевать на все, навешать на уши лапши о плохом самочувствии и зависнуть в Сети, но мама расстроится. Кричать тоже будет, но ругань – второстепенно, от нее совесть не мучает.

Пожалуй, стоит в таком случае зайти к профессору, он всегда рад гостям и горячего чая ему не жалко. Еще лучше то, что дома его застать – не проблема.

Профессор – это наш сосед, весьма благообразный старичок в старомодном пенсне. На самом деле его зовут Апполион Владимирович, но я – просто профессор. Он ничего не имеет против, будучи весьма равнодушен ко всему, что не касается любимого предмета.

Когда-то он развлекался преподаванием в ВУЗе, до сих пор не мог отвыкнуть от чтения лекций и за неимением подневольных студентов отрывался на мне. Придерживаясь мнения, что за все надо платить, за гостеприимство и печеньки я платила вежливым вниманием. Справедливости ради, стоит заметить, рассказывал профессор потрясающе, и не любить его историю – невозможно.

Я – любила. Почти также как симфонический рок и фильмы ужасов.

Наша пятиэтажка стара и обшарпанна, в ней никогда не заведется приведение с чувством собственного достоинства, не схоронится вампир и не поселится черный маг. Из чего следует, пятиэтажка, ко всему прочему, удручающе обычна. Обхожу ее с другой стороны, так, чтобы из окон нашей квартиры нельзя было засечь мой ярко-красный рюкзак, и захожу в подъезд.

За время моего отсутствия в нем прибавилось новых надписей, начиная от эпичного «Путин – вон!» заканчивая корявым «эмо» на двери одинокой пенсионерки. Проф живет на третьем этаже, мы – на четвертом. Удачно получилось, ведь если бы не сломанная стиральная машинка, подтопившая соседа, мы бы никогда не познакомились. В современном мире даже соседи по лестничной площадке с трудом узнают друг друга в лицо.

– У меня получилось, – с порога радостно выпаливает профессор, потерявший в ажиотаже второй тапок. Седые волосы всклочены, на морщинистой щеке следы чернил, и только совсем молодые ярко-зеленые глаза смеются под старомодным пенсне.

Какой бы опыт профессор не проводил, поглядеть было бы любопытственно, как говорила незабвенная Алиса. Тем более, профессор не только обладает буйной фантазией, но и не стесняется пытаться превратить безумные грезы в реальность. На старости лет потустороннее стало еще одним хобби старика. Мы перепробовали все: от шаманизма до вуду, от симпатической магии древних племен до теорий Кроули. Профессор потихоньку сходил с ума, я, его единственная ученица, развлекалась за кампанию.

Профессор все-таки немного сумасшедший: он верит в магию, причем на полном серьезе. Со стороны и не скажешь, что этот человек – доктор наук, автор монографий и учебников.

Бросив зимние кроссовки с курткой у порога, захожу в тесный зал. Двухкомнатная хрущевка старика завалена разнообразными трофеями: африканскими масками, изображениями этрусских демонов, книжными полками, занимающими целую стену и заставленными, помимо книг, вырезанными из дерева нэцкэ.

Сквозь стекло виднеется стальное небо, высокая сосна и качели. Под порывами ветра единственное развлечение дворовой ребятни качается само собой.

Достав из рюкзака дочитанного Жака ле Гоффа, ставлю талмуд на место. Профессор, что для него не свойственно, о впечатлениях насчет прочитанного не спрашивает. Заметно, что нервничает, настолько ему не терпится что-то показать. Оборачиваюсь.

На дубовом антикварном столе торжественно стоит клетка. Черно-белая крыса, купленная совсем недавно (мной, между прочим), что-то активно жует. Приглядевшись, в корме зверка опознаю сырое мясо. И все бы ничего, потому что о правильности питания грызунов я бы поспорить не решилась, если бы зверюшка не оказалась выпотрошенной.

Надеюсь, крыса грызет не собственные внутренности…

Профессор, некромант фигов, чуть ли не раздувается от гордости. Меня немного подташнивает, чего не случалось с попытки сварить одно мерзкое зелье по очень старинному и странному рецепту.

– Я нашел аутентичный ритуал вуду, – гордо сообщает этот коллега Франкенштейна.

– Твою ж мать, – с чувством сказала я.

Крыса начинала пованивать.

– Надо было бальзамировать, – сокрушенно качает головой профессор, принюхавшись.

– Может, чаю попьем? – жалобно тяну. Вот только лекции по египтологии сейчас не хватало, я еще зомби-крысу пережить не могу.

Профессор пить чай не хотел, он жаждал восхищения и аплодисментов, но законы гостеприимства одержали вверх. Да и кухня, обошедшаяся без присутствия сверхъестественного, нравилась мне куда больше.

– Так как тебе «Цивилизация Средневекового Запада»? – спохватывается профессор, прихлебывая зеленый чай из кружки без ручки. Его тянет говорить о вуду, о паранормальном, но вежливость – прежде всего.

– Увлекательно, – мрачно объявляю, пытаясь раскрошить пряник. Какая уж тут история ментальностей, когда ты только что стала свидетелем результата некромантического эксперимента. Прошедшего удачно эксперимента.

В горло не лезет даже чай, а, вообще, отсюда следовало бы мчаться сломя голову. Пытаюсь есть пряники и не закатить истерику.

Проф ужасно одинок, хотя по нему и не скажешь, мне порой необходимо где-нибудь перекантоваться. Да и в глубине души, как истинная дочь Евы, хочу знать.

Старик, многозначительно пошевелив густыми сросшимися бровями, и, поймав мой заинтересованный взгляд, начинает рассказ. Ничего особо нового и жутко-завораживающего не произнесено, все уже обговорено раньше, с той только разницей, что теория превратилась в практику.

– Проф, а что вы собираетесь делать дальше? – в голове крутились мысли о ЦРУ, ФСБ и секретных лабораториях. Надеюсь, ему не придет в голову отправиться на кладбище, отрыть труп и провести уже полноценное поднятие мертвеца.

– Продолжать. Думаю, если одна магическая система оказалась удачной, то следует изучить подробнее и другие.

Профессор собирается перейти от гаитянских обрядов к шаманизму эвенков или еще чему-то столь же одиозному?

– Я хочу участвовать.

– Разумеется, моя дорогая, – спорить старик не стал, – мы с тобой еще изменим мир.

Ну да, раскрасим серые будни черными красками – не зря же проф тоже любит ужастики. Нет, старика без присмотра точно оставлять нельзя, мало ли что учудит.

– Ладно. Спасибо за чай, мне уже пора, – спохватываюсь. Время обеда, значит, мама ждет. И есть хочется, позавтракать-то я не успела: ненавижу рано вставать, пытаюсь оттянуть подальше момент подъема.

Перед уходом снова заглядываю в зал. Крыска по-прежнему насыщается.

– Я возьму Броделя, – достаю очередной толстый том с полки, уменьшая количество непрочитанных книг.

– Конечно, детка, – радуется профессор, потирая сухонькие ладошки, – ты заходи, заходи. Недавно мне удалось достать такой интересный трактат по средневековой демонологии – коллеги из Германии отыскали.

Мама воспитывает меня одна, что в наше время должно приравниваться к подвигу. Она крутится на трех работах, постоянно берет подработки и всячески старается поставить единственную дочурку на ноги. Вот и сегодня родительница вышла в ночную смену.

Отец, увлеченный новой семьей и построением карьеры, в последний раз соизволил позвонить на прошедший Новый Год. Мне, в общем-то, все равно. Ему тоже.

Наверное, я – трудный подросток, потому что, вместо того, чтобы спокойно учить уроки, смотреть телевизор и, в дальнейшем, лечь спать, на всю катушку пользуюсь предоставленной мне свободой.

Гулять по ночам, шастать по клубам и прогуливать школу, оставаясь в маминых глазах пай-девочкой, я научилась очень хорошо. Весьма жизненные навыки, если подумать.

Торопливо натягиваю любимые джинсы и наношу боевую раскраску, которой позавидовали бы индейцы. Потом, взглянув на себя в зеркало, также торопливо смываю косметику – профессиональный визажист из меня не вышел. Или, наоборот, вышел, но вместе с толком.

Анька, высокая мелированная блондинка, ждет меня у подъезда. Мама считает Аннет неподходящей кампанией: сия девица пьет, курит, гуляет и встречается с мальчиками. В ее оправдание могу сказать, что в отличие от меня, Анька – круглая отличница, идет на золотую медаль.

– Быстро ты, – фыркает она, отрываясь от сигареты, – сейчас Славик через пять минут появится и поедем.

Славик, почти постоянный ухажер Аннет, отличался от предыдущих в положительную сторону: он имел машину, занимался боксом и не жлобился на подарки подружке. По всем критериям весьма привлекательный кавалер.

Ехать недалеко. Можно было бы пройтись пешком, но Анька не хочет. Утверждает, ночью – опасно, но, понятное дело, хочет похвастаться тачкой кавалера.

– Привет, девчонки, – лихач Славка, притормозив прямо перед нами, опускает стекло.

Аня, забравшись на переднее сидение, звонко чмокает своего парня в щеку, оставляя фиолетовый след от помады. Мне достается целых два места.

На машине до места назначения, действительно, минут пять от силы. Клуб, в который мы завалились, не сильно крутой, зато паспорт в нем спрашивать не принято. Еще бы, так бы они вообще без клиентов остались.

Большинство ребят оказывается приятелями и друганами Славы. Взяв по бутылочке пива, мы всем кагалом сидим за столом, подтягивая спиртное. Из присутствующих я знакома только с Анькой со Славкой и Анькиной кузиной Люськой. Кроме них развлекаться пришло несколько парочек и два придурковатых комика, общавшихся в основном друг с другом и отмачивающих шутки в стиле КВН.

Музыка, смесь клубняка и банальнейшей попсы, играет во все динамики, так что невозможно разговаривать. Когда выходишь из клуба особенно заметно, так закладывает уши. Репертуар клуба, в основном, раздражает, но отрываться на танцболе это не мешает. Танцевать в клубах, на самом деле здорово: во-первых, профессиональных танцоров тут – нет, можно не комплексовать, во-вторых, все же не дома.

Парочки занимаются, преимущественно друг другом. Общаться не с кем, но мне все равно – я пришла танцевать. Недопитая бутылка пива остается на столе.

На площадке я одна из немногих девчонок без макияжа, в старых джинсах и футболке. Нет, обвинять меня в феминизме или наплевательскому отношению к внешнему виду не стоит. Думаю, если бы захотела, то смогла бы выглядеть сногсшибательно. Вероятно.

Как всегда, задерживаюсь позже всех, голова немного кружится и еще тоскливо до невозможности. Выхожу на улицу, вдыхая морозный свежий воздух. Анька поехала к Славке, ребята предлагали и меня подбросить, но захотелось прогуляться. Ночной город, пустой и безмолвный, кажется сказкой.

Ненавижу зиму: для меня морозный зимний воздух пахнет приключениями, напоминая о бессмысленности и тщете жизни. Хочется сорваться и бежать куда-нибудь, пока не начнешь задыхаться, летать, хохоча безумной ведьмой, драться, сходить с ума. Время, драгоценные часы и минуты утекают сквозь пальцы, становится невозможно сидеть на месте.

Видимо, судьба, услышав мои жалобы, решила перевыполнить план безумств на пять лет вперед. Впереди скорчился на земле тощий дядька в поношенной дубленке. Ему было плохо: кости причудливо выламывались сами собой, кожа плавилась, тело превращалось в кровавое месиво, где стыдливо проглядывали внутренние органы. Лицо вытягивалось, превращалось в оскаленную морду. Мне тоже резко поплохело. Алкогольный флер, окутывающий мои мозги, рассеялся мгновенно.

За шестнадцать лет со мной не случалось ничего не обычного, до сегодняшнего дня, когда я одновременно стала свидетелем чудес практической магии и жертвой злобного оборотня. Господи, да я даже потерянных денег никогда не находила!

Зато сейчас нашла оборотня. Нет, отличить волка от собаки, и уж тем более волка от оборотня не в моих силах. И я бы может и подумала, что передо мной взбесившаяся овчарка, если бы не застала момент обращения.

Знать бы, может ли человек впасть в белую горячку от полбутылки некрепкого пива?!

На небе ехидно скалился месяц. Странно. Вроде для оборотней не сезон. Считается, если луна на небе не полная, значит, перевертыш – банальный колдун, застрявший в четвероногом обличии. С одной стороны, мозги у него человечьи, что плохо, с другой, и такой звериной ярости как у настоящего подлинного оборотня нет. Вовкулак, что с него взять.

Мысли скакали галопом, ноги, напротив, примерзли к земле. От падения в обморок спасала мысль о том, что в таком случае взбесившемуся волку сожрать меня не доставило бы никакого труда. Да и не только меня: еще один клубный завсегдатай, очнувшись, выполз на свет Божий. Обострившееся восприятие уловило короткие темные волосы, нос с веснушками, узкие губы, след от стола на щеке.

Очнувшись от рассуждений особенностей русского бестиария, я взяла резкий старт, по пути попытавшись предупредить товарища по несчастью, но тот на мои лихорадочные вопли не обратил особого внимания. Его взгляд был прикован к уже окончательно очухавшемуся оборотню.

Вероятно, эта жертва ночного образа жизни, как я недавно, впала в ступор: серо-синие глаза в ужасе расширились, кожа мгновенно приобрела благородный серый оттенок.

Схватив парня за руку, резко потащила его к арке. Это район я знала, так что шансы у нас были. За спиной раздавалось сопение-рычание, от которого падало в пятки сердце и лихорадочно повышался пульс. Нужно было оставить брюнетистый балласт там, где взяла: пока перевертыш будет перекусывать, успела бы смотаться подальше.

Кроссовки дико скользили, снег подло прикрывал гололед: если упадешь, то уже не встать. Да и тягаться в скорости с оборотнем не больно весело, пока спасает только лучшее ориентирование на местности да невероятная удача.

– Эй, ты куда меня тащишь?

Для только что спасенного от лап оборотня парень задавал слишком много вопросов. То ли адреналин в мозг ударил, то ли осторожность вдруг выпала из спячки. Но, в любом случае, вопрос несколько запоздал.

Мы сворачиваем и залетаем в первый попавшийся подъезд, не перекрытый осторожными жильцами железной дверью.

– Тебя что, надо было там оставить? – отдышаться удалось с трудом.

– Нет, извини, – смутился шатен, – я – Макс.

– Мирослава. Хочешь, просто – Слава.

– Мы где? – нервно оглядывая облюбованный пауками затхлый подъезд, уточнил он.

Хотелось огрызнуться, что в ловушке, но Макс уж точно ни в чем ни виноват. Если оборотень нас учует, нам точно конец – деревянная дверь не спасет.

Прислоняюсь спиной к двери и сползаю вниз: ноги уже не держат.

– Эй, ты как? – Макс дотрагивается до моей руки, и я смеюсь взахлеб, потом истерический хохот сменяется кашлем, и я окончательно выдыхаюсь.

Оборотню много времени на поиски не понадобилось: еле успела отшатнуться, прежде чем острые когти прочертили миленький след на единственной преграде между нами и смертью. Макс, ухватив меня повыше локтя, резко дернул на себя, и мы помчались по лестнице. Обитатели квартир, разбуженные воплями и грохотом, вмешиваться не спешили. Мы ломились в каждую квартиру, кричали «пожар», но никто не открывал.

Оборотень, понимая что нам не сбежать, замедлял движение, с неотвратимостью Старухи с косой поднимаясь по лестнице. В его собачьей ухмылке чудилось нечто садистское, растягивать удовольствие ему невероятно нравилось. С клыков у него капала слюна, то ли от голода, то ли от бешенства. Загнав добычу на девятый этаж, волк приготовился к прыжку.

Зажмурилась изо всех сил. Приключений уже не хотелось, фигурально выражаясь, я была сыта ими по горло. Да, в двадцать первом веке быть съеденной то ли оборотнем, то ли нет, это надо умудриться.

Панические предсмертные мысли прервал звук выстрела. Оборотень душераздирающе захрипел. Я заорала. Некто продолжил лихорадочно стрелять.

Оборотень завыл и заскреб лапами по полу. На меня попало нечто липкое и пахнущее железом, Макс грязно выругался над ухом.

– Чувак, кто бы ты ни был, я тебя обожаю, – выпалила я, открывая глаза.

– Л-лейтенат Кубышкин, – пытаясь унять стучавшие зубы, представился наш нежданный спаситель, опираясь на косяк открытой двери. Смешные семейные трусы в красный горошек и черная футболка заляпались в крови.

Лейтенант, я вас уже люблю.

Оборотень, как самая подлая скотина, начал трансформироваться в голого бородатого дядьку. Нет, не могут подобные ему твари удержаться от того, чтобы в последний момент не нагадить – вот как бравому лейтенанту теперь оправдываться?

– Мне что-то нехорошо, – сознался Макс, сменивший оттенок на болотно-зеленый. Потом его стошнило.

– Можем сказать, что он маньяк-убийца, преследовавший нас с Максом. Будете – героическим спасителем придурочных малолеток, – предложила от чистого сердца. Моя благодарность была столь сильна, что я оказалась готова свидетельствовать в суде, несмотря на то, что маму обязательно схватит сердечный приступ. Ну, или она меня прибьет.

Лейтенант посмотрел на меня грустными глазами побитой дворняжки и ничего не ответил. Зато выказался Макс, но опять нецензурно.

Предлагать расчленить труп, да утопить к чертовой бабушке не стала.

– О, у меня есть идея, – оттирая темную кровь с лица, представляла в какой ужас придет мама: за пару оставшихся до ее прихода часов куртку точно не отстирать. Да и объяснять что-то придется.

– Такая же как предыдущая? – скептицизма, звучащего в голосе Макса, хватило бы еще на десяток-другой человек.

– Намного лучше, – задумчиво протянула, доставая чудом не выпавший сотовый из кармана. – Алло, профессор, доброй ночи. Надеюсь, я вас не разбудила.

Труп мы затащили в квартиру, потом долго отмывали лестничную клетку (отмывала в основном я, Макс был на подхвате), потом пыталась что-то придумать с курткой – кровь волкодлака, зараза, весьма едкая штука и не отстирывается.

Наш спаситель (Игорь Анатольевич, но раз такое дело – можно просто Игорь) никак не мог прийти в себя. Я беспокоилась насчет соседей, но страж правопорядка ответил, что с другой стороны обитают бомжи, напротив – запойный алкоголик и глухой старикашка, так что, все нормально. Я подумала, что все совсем не нормально, настолько ненормально, насколько только возможно.

Закончив заметание следов, Игорь Анатольевич пил валерианку с водкой, а мы – крепкий кофе. Терпеть не могу растворимый кофе, но эта бурда здорово помогает прийти в себя. Труп, возлежащий на целлофане, а именно куче больших, черных мусорных пакетов, мы с Максом обходили по дуге. А то вдруг очнется и кинется.

За окном начинался рассвет – самое время, выжившие герои традиционно обязаны встретить восход солнца. Вот за что люблю фильмы ужасов, так это за ожидаемый черный юмор и неожиданный оптимизм. Смотреть люблю, участвовать – нет.

Через час – полдевятого. Мне надо домой.

Профессор пришел спустя некоторое время, когда мы уже почти увязли в гнетущей и беспощадной тишине. Он позвонил в дверной звонок, заставив вздрогнуть всех троих, и принес с собой запах мороза.

– Это кто? – недовольно переспрашивает Макс, смерив профессора презрительным взглядом. Вся я его поза просто вопияла о пренебрежении, выступая наглядным примером пресловутого языка тела.

– А вы не хамите, не хамите, молодой человек, – проф, не разуваясь, присаживается на корточки и рассматривает покойника.

Я торопливо, запинаясь, пересказываю нашу хоррор-стори профу, попутно удивляясь, как много смогла запомнить в момент стресса. Мент давно перешел на одну водку без успокоительного, бодро притащенную из кухни, но родимая его не брала – абсолютно трезвые глаза взирали на мир с видом несправедливо обиженного.

Профессор слушает с внимательным видом, чему-то кивает, убирает волосы с уха оборотня – оно по-прежнему заостренное и волосатое, заглядывает в зрачки – с вертикальным зрачком, хмурится.

– Заметила, моя дорогая? – почти склонившись над оборотнем, чуть ли не принюхиваясь, довольно потирает ладошки профессор.

– Что именно? – сегодня я много чего заметила.

– А пули-то не серебренные, – обращается уже к лейтенанту историк.

– Ясен пень, откуда они у меня? – изумляется мой герой.

– Но оборотней-то убивают серебряными, – резонно возражает проф. Думаю о том, что, наверное, это очередной красивый миф. Или волкодлак – фальшивый.

– Это кто сказал? – ехидно осклабился Макс. Ему хочется устроить скандал, выместить на ком-то испуг, восстановить самооценку. Понимаю, но если он продолжит обижать старика – дам ему в нос.

– Специалисты, мальчик, специалисты, – вздыхает привыкший к выкрутасам молодежи старик. Студенты изрядно его закалили, надо сказать.

– Ну, да, тоже мне специалисты. Небось, никогда живого оборотня не видели, – хорохорится парень. Эпичное «сперва добейся» в его интерпретации звучит как «сперва увидьте».

– Умолкни, – не выдерживаю.

– Так, хватит. Если можете помочь – помогайте, или – выметайтесь прочь, – судя по его виду, Игорю все смертельно надоело. Но отмахнуться и сказать, мол, твои проблемы – язык не поворачивается.

– Не надо нервничать, молодой человек, – для профа все моложе сорока пяти – молодые люди, дети неразумные и дурные, – мне нужен черный петух.

– Чеегоо? – у хозяина квартиры глаза на лоб лезут. Макс зло хихикает.

Если из профа и получится колдун, то весьма зловредный.

– Профессор, придется обойтись без петуха, – беру на себя роль третейского судьи. И добавляю, что хомячки и прочие домашние животные также не вариант.

– Да? – огорчается он. – Тогда мне нужна соль, кровь и мел, хотя бы.

Мела мы не находим, магазины закрыты, зато есть банка темно-синей краски. Кровь приходится использовать собственную, потому что то, что натекло с мертвеца, мы заблаговременно вытерли. Макс режет охотничьим ножом Игоря предплечье, красная жидкость стекает в банку, передает оружие менту. Меня, как единственную девушку, и профа, как пожилого человека, от почетной обязанности донора освобождают.

– Что мы творим? – шепотом интересуется почему-то именно у меня Макс. Пожимаю плечами, знала бы – сказала.

Но профу я доверяю: в конце концов, там, где произошло два чуда, есть место и третьему. А если не получится, всегда можно растворить труп в ванне, или расчленить да вывести за город.

У нас есть примерно пол-литра крови, упаковка соли и банка краски. Мы сошли с ума. Мы собирались совершить чудо.

Профессор старательно и аккуратно, в два слоя, вычерчивает синим гексограмму. Я обвожу гексограмму кругом из соли. На этом мое участие заканчивается. И я превращаюсь в третьего зрителя. Посреди геометрических фигур лежит мертвый нечеловек.

Проф обхватывает себя за плечи, начинает трястись и петь нараспев корявые четкие фразы на неизвестном древнем языке. Не латынь, ее я узнаю.

Поет он отвратительно, так, что режет слух, более фальшивого пения еще никогда не слышала. Соль вспыхивает, труп начинает медленно подниматься.

Сжимаю кулаки так, что любовно отращенные ногти впиваются в кожу.

Зомби стоит, тупо вытаращившись куда-то в стену между Максом и Игорем Аркадьевичем.

– А з-зачем нужна кровь? – не выдерживает Макс.

Глядя на то, как профессор подманивает, как голодного щенка, банкой с кровью зомбяка, Макс тут же сообщил, что передумал и ничего не хочет знать.

– Что-то этрусское? – потрогав кончиком кроссовка синюю линию, уточняю я.

– Что? – проф занят более важным делом, он поит зомби кровью.

От ярко-алого у меня кружится голова. Когда-то человек глотает жадно, торопливо, давится, теплые капли стекают по подбородку, падают на недавно вымытый пол.

Макс шумно сглатывает, Игорь Александрович крепче сжимает пистолет, вижу как по его виску стекает капелька пота. Мне опять смешно.

Напиться воскресший не успевает – кровь заканчивается быстрее.

– Нет, аккадское, – спохватывается старик, оторвавшись от столь увлекательного занятия.

– Вы что, сделали из оборотня вампира?! – в голосе Макса прозвучало куда больше уважения. Игорь зачем-то сотворил крестное знамение.

Вампир – это лучше чем труп, хочу сказать я, подведем к окну, а потом просто избавимся от пепла. Вместо разумных доводов меня душит неразумный смех.

– Ты нормально? – Игорь Анатольевич о моем здоровье еще не справлялся, поэтому решил наверстать упущенное.

– Конечно, Игорь Аркадьевич.

– Я – Анатольевич, – поправил мужчина.

– Да без разницы, – схамил Макс, – у нас тут вампирюга в доме, а вы о ерунде треплитесь.

– Да нет, это не вампир, а что-то вроде кадавра. Скажем так, гуль, – находит определение проф.

Я смотрю на время и осознаю, что видовая принадлежность покойника стремительно теряет актуальность.

– Значит так, я – домой. Потом расскажете мне, что сделали с трупаком, ладно, профессор? Всем – счастливо.

Проф понятливо кивает: все одно, после школы загляну, никуда не денусь.

– Эй, ты что, вот прямо так и свалишь?

– Пока, Макс, – натягивая чуть влажный пуховик, бегом выскакиваю за дверь.

На улице рассвет – запоздалый Хэллоуин завершился. Или – не совсем: по голубому небу радостно летит мигрирующая в теплые края гарпия.