Текст книги "Обручев"

Автор книги: Мария Поступальская

Соавторы: Сарра Ардашникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

И сам, покорный общему закону,

Переменился я.

Пушкин

В Гатчину приехала гостья – высокая худая женщина с проседью в стриженых волосах. В молодости, наверно, была красива, это видно и сейчас, когда ей под пятьдесят.

Знакомство началось с Ялты. Там жили родители первой умершей жены Владимира Владимировича. В 1918 году у них поселилась больная дочь с мужем, а Ева Самойловна Бобровская бывала в доме.

Перед тем как устроиться в деревушке Кикинеиз, Владимир Афанасьевич и Елизавета Исаакиевна недолго жили в Ялте и познакомились с Евой Самойловной.

Она была одинока. С мужем несколько лет назад рассталась. Жила в Симферополе, затем переехала в Москву, воспитывала сына, работала статистиком в Совете профессиональных союзов.

Приехав по делам в Ленинград, она встретилась с Владимиром Афанасьевичем. Он пригласил ее в Гатчину. Всегда внимательный к людям, и к приезжей отнесся радушно. Приятно было видеть, как гостья умело хозяйничает за чайным столом, ставит цветы в давно пустующие вазы. С ее появлением в доме стало как-то теплее, уютнее. Она не докучала длинными разговорами, не была навязчива и оказывала Обручеву множество мелких повседневных услуг, а он так долго был их лишен.

Ева Самойловна уехала, но, когда Владимиру Афанасьевичу приходилось бывать в Москве, он с ней виделся, а в начале 1935 года, вернувшись из очередной поездки, сказал сыновьям:

– Мы с Эвой, – он говорил не «Ева», а «Эва», – решили пожениться.

Академию наук в то время перевели из Ленинграда в Москву, переехал и Обручев.

В столице он получил квартиру; окна ее выходили на заднюю сторону Большого театра. Здесь поселились Владимир Афанасьевич с Евой Самойловной, старший и младший сыновья с семьями. Только Сергей Владимирович остался в Ленинграде.

Второй поздний брак... В нем всегда есть что-то грустное. Он не согреет ни детским смехом, ни милыми каждому заботами об устройстве своего гнезда. Брак без тяжелых разлук, нетерпеливых ожиданий, ликующей радости встреч... Еве Самойловне суждено было узнать Владимира Афанасьевича в ту пору его жизни, когда человека на каждом шагу подстерегают болезни. Хворал он часто, потому что простужался в жаркой московской квартире с теплоцентралью. Но, в любой час проснувшись от кашля, он встречал беспокойный взгляд Евы Самойловны и слышал тихий голос:

– Тебе что-нибудь нужно, Владимир Афанасьевич?

Она была заботливой преданной подругой, очень тщательно входила во все мелочи хозяйства, оберегала здоровье мужа, следила за его режимом.

В доме, где жили Обручевы, когда-то размещались артисты императорских театров. Здесь было темновато, огромный массив Большого театра не давал солнцу проникать в окна. Но просторно – потолки высокие, комнаты большие. Кабинет Обручева очень походил на гатчинский. Те же лица Мушкетова и Зюсса на портретах, те же высокие шкафы с книгами.

Постоянные гриппы и воспаления легких заставили Владимира Афанасьевича послушаться врачей и бросить курить. Ему очень трудно было отказаться от спутницы его путешествий – трубки. Все время казалось, что чего-то недостает, по привычке он искал коробку с табаком, своим любимым «капитанским». Но Ева Самойловна была настороже...

Однако выпадали такие дни и недели, когда Обручев чувствовал себя хорошо и не отказывался от мирских удовольствий. У сына Владимира по четвергам собирались гости. Обычно немного танцевали, потом пили чай в большой столовой, и Владимир Афанасьевич часто выходил к столу.

С внучкой Наташей у него были приятельские отношения, но, всегда занятый, он не мог отдавать ей много времени. Погладит по головке, спросит, как дела, и скажет:

– Ну, иди, Наташенька, мне надо работать.

Иногда Обручев гулял с Наташей в Александровском саду. Один раз дедушка и внучка чуть не попали под машину, но дома никому об этом не сказали.

Случалось, что Владимир Афанасьевич в свободную минуту вырезал для Наташи бумажных зверей – искусство, когда-то веселившее его младших сестер, позднее сыновей... А для подросшей внучки он аккуратно собирал марки. Писем всегда приходило много, и коллекция марок у Наташи была богатая.

Изредка навещали знакомые. Бывал Евгений Владимирович Павловский с женой – талантливым геологом Натальей Васильевной Фроловой. Умная, живая Наталья Васильевна была ученицей Обручева по Горной академии и очень тепло относилась к своему учителю. Они подолгу беседовали, порой вместе раскладывали пасьянсы, а когда Наталья Васильевна и Павловский закуривали, Обручев с удовольствием дышал табачным дымом, выходя в переднюю, куда удалялись курильщики. Евгений Владимирович Павловский пишет в своих воспоминаниях:

«Ева Самойловна, отправляя Владимира Афанасьевича на заседание в Наркомат нефтяной промышленности, заботливо одевает его в теплое пальто, закутывает шею вязаным шарфом и строго наставляет меня не разговаривать в машине, чтобы не простудить Владимира Афанасьевича. Под влиянием этих напутствий мы молча спускаемся по лестнице, садимся в большой «персональный» обручевский автомобиль. Не успеваем мы обогнуть Большой театр, как Владимир Афанасьевич, сурово посмотрев по сторонам, неожиданно подмигнул, расстегнул пальто и, вытащив откуда-то пачку хороших папирос, уверенным жестом вскрыл ее и предложил Накурить. Дымя папиросами, мы стали обсуждать проблему байкальской нефти».

Работал Обручев всегда много, и когда был здоров, и когда лежал в постели. Он занимался «Историей геологического исследования Сибири», готовя к печати очередной том, писал полемические статьи, споря с профессором Тетяевым о «древнем темени Азии», заканчивал «Геологию Сибири», писал рефераты о научных работах, а получал он их множество и от советских и от зарубежных ученых.

В 1936 году умер президент Академии наук Александр Петрович Карпинский. Он был первым президентом, выбранным на этот пост уже в советское время. Карпинского очень любили. Имя его как ученого ставили в один ряд с такими корифеями геологической науки, как Лайелль, Мурчисон, Зюсс. Но Александр Петрович был не только «отцом советской геологии», не только блестящим знатоком любой области в своей науке, но человеком образованным очень широко. Он умер почти девяностолетним, и до последних дней работал, интересовался литературой, новинками искусства, промышленностью страны. Карпинский был тонким знатоком музыки, великолепно знал языки. И при этом он лучился добротой. Ненавидя небрежность, лень, он всегда готов был помочь тому, кто добросовестно работает, искренне любит науку.

Обручев особенно сильно чувствовал эту потерю. Александр Петрович был его профессором в Горном институте. Тридцать лет он читал там историческую геологию, петрографию и рудные месторождения. И позднее Владимир Афанасьевич все время соприкасался по работе с Карпинским – директором Геологического комитета. Наконец академия... Вся жизнь прошла рядом...

Хоронили старейшего академика очень торжественно, у кремлевской стены на Красной площади. Владимир Афанасьевич с трибуны Мавзолея Ленина говорил речь от геологических учреждений страны. Он рассказал об огромных заслугах Карпинского: его труды уяснили строение и историю развития Русской платформы, помогли разгадать тайны уральских недр, он руководил геологическими исследованиями Сибири. «В лице Александра Петровича Карпинского, – сказал Обручев, – Всесоюзная академия наук и многочисленная семья советских геологов потеряли ученого мирового значения, а Советский Союз – общественного деятеля, преданного социалистическому строительству, и человека высоких душевных качеств».

Он вспомнил об участии Карпинского в работах Международного геологического конгресса. Седьмая сессия состоялась в 1897 году в Петербурге. Тогда Александр Петрович, как директор Геологического комитета, много занимался подготовкой и организацией сессии, а также экскурсией членов конгресса по России. Экскурсией на Урал руководил он сам.

В будущем году семнадцатая сессия конгресса снова соберется у нас. Александр Петрович, как почетный председатель Оргкомитета, снова принимает участие в ее подготовке. Но ему не суждено было встретить после сорокалетнего промежутка иностранных геологов на родной земле и показать им мощный расцвет геологических наук в Советском Союзе.

Грусть от этой потери долго не оставляла Обручева. Перелом в его настроении произошел, когда он стал собираться на Алтай.

В Академии наук шло изучение производительных сил различных районов Советского Союза. Изучался и Алтай, и еще в 1934 году была организована Алтайская конференция. Рассматривались экономические возможности Большого Алтая, то есть и собственно Алтая, и Калбинских гор, и гор Иртышского левобережья, и Кулундинской степи. После конференции были снаряжены экспедиции для знакомства с сельским хозяйством, животноводством, лесоводством и геологией края. Теперь Обручеву предложили съездить на Алтай, чтобы ознакомиться с экспедиционной работой на местах и провести в Ойрот-Туре [28]28
  Ныне Горно-Алтайск.


[Закрыть]отчетное совещание. Правительство Ойротской автономной области пригласило академика Обручева отдохнуть на курорте Манжерок.

Владимир Афанасьевич и помыслить не мог об отказе. Конечно, он поедет! Алтай его всегда интересовал. Да и Сибирь посмотреть после двадцатидвухлетнего перерыва ему очень хотелось. .

Но Ева Самойловна твердо заявила, что лишь в том случае согласится на поездку мужа, если она будет сопровождать его. Обручев, подумав, согласился.

В конце июля выехали из Москвы, на два дня останавливались в Новосибирске. Город все еще строился. Он возник вместе с железной дорогой через Сибирь и считался молодым, но черты будущей сибирской столицы были уже ясно видны. За одну ночь доехали из Новосибирска до Бийска, и Владимир Афанасьевич вспомнил, каких трудов стоило прежде это путешествие.

На бийском вокзале Обручевых встретил председатель исполнительного комитета Ойротии. В легковой машине их повезли на курорт Манжерок.

Машина быстро неслась по берегу Катуни, мимо холмов. Ева Самойловна впервые была на Алтае, все вокруг занимало и радовало ее, а Владимир Афанасьевич думал о том, что поездка в машине приносит геологу мало пользы. По старой привычке хотелось внимательно рассмотреть каждый пригорок, а тут одна картина мгновенно сменялась другой, и сосредоточиться было невозможно.

Первые лесистые высоты Алтая быстро придвигались. Обручев не отрывал глаз от них. Свернули с тракта, горы стали выше, шум реки слышнее... Вот и Манжерок!

Курорт состоял из нескольких отдельных коттеджей и большого главного здания. Обручевым отвели скрытый соснами домик с террасой. Чай, обед и ужин им приносили, персонал был очень внимателен, всем хотелось, чтобы гость из Москвы хорошо отдохнул.

Но Обручев понимал отдых по-своему. Со следующего дня он начал обходить окрестные горы, чтобы выяснить геологию курорта. Он установил, что Манжерок стоит на высокой террасе, сложенной древними наносами Катуни. Возле курорта был большой тихий залив, а выше и ниже его шумели пороги. В заливе застревали бревна, поодиночке сплавляемые вниз, и лесосплавщики крючьями возвращали их в фарватер реки.

Владимир Афанасьевич полюбил ходить в одиночестве к нижним порогам. Здесь близко к воде теснились скалы, а посредине реки из воды высовывались каменные рифы. Порог назывался Манжерокскими воротами.

Сидя на берегу, Обручев вслушивался в шум воды, смотрел на извечную битву ее с камнем. Битва эта не прекращалась никогда, и Владимир Афанасьевич думал, что рано или поздно текучая вода – вещество легкое, казалось бы неустойчивое, все же разрушит твердые, неподвижные камни. Так могучий напор молодой жизни разрушает окаменелые устои и предрассудки – религию, власть денег, национальную рознь, засилье старых обычаев...

Обручев участвовал в экскурсиях на левый склон долины Катуни, где на высокой террасе синело большое озеро. Оно не имело стока и питалось подземными ключами.

Очевидно, еще со времен оледенения в озере сохранилось редкое водяное растение – чертов орех. Вкусные орехи прятались в черной кожуре с шипами, похожими на рога и когти.

Побывал Владимир Афанасьевич на месторождениях киновари, открытых геологами Западно-Сибирского геологического управления. Ехали по Чуйскому тракту, он превратился теперь в прекрасную автомобильную дорогу, но эта часть его раньше была Обручеву незнакома. Останавливались недалеко от Семинского перевала в лесу, ночевали в палатке, варили ужин в походной кухне, и все это напоминало Обручеву его былые походы. После перевала пошли уже знакомые места – села Туехта и Онгудай, долина Большого Улугема и великолепная дорога через горы, перевал между Улугемом и Еломаном. Прежние узкие бомы были расширены и превратились в безопасные дороги, через Катунь переправлялись по новому цепному мосту. Потом Обручев увидел белые бомы, теперь тоже широкие, удобные, Аржаную гору, и опять сюрприз – новый мост через Чую. Здесь, экскурсию встретили геологи Западно-Сибирского геологического управления.

Рудник киновари находился высоко, на одном из косогоров гряды, залегавшей между долинами Чуй и Чаган-Узуна. Подниматься туда нужно было верхом. Обручев с грустью согласился с доводами Евы Самойловны, что это ему уже не под силу, и остался в поселке. Ему приносили образчики руды, и он их рассматривал.

Но, несмотря на это лишение, Владимир Афанасьевич был доволен экскурсией, хотя говорил, что если бы не путешествие 1914 года, у него в памяти остался бы «калейдоскоп быстро сменяющихся картин, как в кинотеатре». Старые впечатления, подкрепленные новыми, ожили, а новые были очень приятны. Благоустройство дорог, мосты, удобные переходы радовали Обручева.

Недели две спокойно отдыхали в Манжероке, затем поехали на мраморные месторождения, открытые экспедициями Академии наук и Геологического управления.

Отправились на машинах вверх по Катуни, мимо сел Чепеш, Узнезя, Анос, где еще жил в то время великолепный знаток Алтая – живописец Гуркин [29]29
  Описан в рассказе И. А. Ефремова «Озеро горных духов»,


[Закрыть]. Любовались порогом Телдекпень, где широкая река превращается в узкий канал, прорывающийся с шумом и ревом через темные скалы. Отдыхали на лужайке, заваленной крупными валунами. Эти каменные глыбы в давние времена спустились с Катунских Альп вместе с ледником.

Чтобы достичь места добычи мрамора, нужно было переправляться на другой берег. Машины остались на лужайке, а экскурсанты сели в лодки, и Владимир Афанасьевич удивлял всех своей ловкостью и смелостью. На другом берегу ждали повозки. В долине реки Ороктой осмотрели уже покинутый стан мраморщиков, видели белые и розовые обломки камня. Но выходы мрамора оказались гораздо выше на гористых склонах, куда экскурсанты взбираться не стали..

На обратном пути возле села Чемал осматривали великолепные естественные ворота в скалах; через них, кипя, проталкивала свои воды Катунь. А на прогалине соснового бора стоял дом отдыха. Обручев вспомнил, что многие томские профессора ездили сюда на отдых, и запоздало пожалел, почему не приезжал в Чемал в те далекие дни.

В августе Обручевы переехали в Ойрот-Туру. Владимир Афанасьевич участвовал в работе конференции. Геологи Академии наук и Геологического ч управления докладывали об экспедициях по Ойротии, о геологии Алтая, его ископаемых богатствах – золоте, киновари, марганце, мраморе. Выступали животноводы и мичуринцы, разводящие на Алтае ягодные, плодовые, овощные культуры.

Обручев в своем заключительном слове сказал, что когда-то исследователи Алтая очень безнадежно отзывались о его ископаемых богатствах. Советское правительство, однако, не доверилось этим пессимистическим выводам. Были предприняты новые изыскания, и они дали прекрасные результаты. Но это далеко не все; Алтай подарит людям еще много богатств.

Полный впечатлений от красоты алтайской природы, в конце речи он заговорил о туризме. Молодежь и теперь часто приезжает сюда для дальних походов, а с годами туризм непременно будет развиваться.

– Нигде больше в Сибири нельзя найти такого сочетания красивых горных цепей со снегами и ледниками, альпийских лугов, скалистых ущелий, бурных рек с порогами и водопадами, больших и малых озер, мрачной елово-пихтовой черни на востоке и светлых лиственничных лесов на западе.. Туризм может составить крупную статью дохода Ойротии. Но нужно проводить хорошие дороги к интересным местам, строить гостиницы, а около ледников и на альпийских лугах – избы – убежища для ночлега. Надо готовить проводников для восхождения на ледники и горные вершины, издавать карты и путеводители.

Вернулся в Москву Владимир Афанасьевич освеженный, бодрый, подышав целебным воздухом гор. Он был очень доволен поездкой и экскурсиями, но все повторял, что геолог, желающий изучить край, не должен с комфортом ездить в машинах. Только в пеших маршрутах или верхом на лошади можно действительно увидеть все, что интересно исследователю.

Семнадцатая сессия Международного геологического конгресса – большое событие в жизни советских геологов. Она состоялась летом 1937 года. В ней участвовали тысяча восемьсот советских и четыреста сорок иностранных геологов. От фашистских в то время стран – Германии и Италии делегатов не было.

Заседания конгресса происходили в Академии наук, ее институтах, в Московской консерватории. Президентом был академик Губкин, вице-президентом и главой советской делегации – Обручев.

О мировых запасах нефти докладывал академик Губкин. Факты, приведенные в выступлениях советских нефтяников, показали, что нефтяная геология Союза заняла одно из первых мест в мире.

В угольной секции слушались доклады об угольных бассейнах СССР и других стран. Было отмечено, что советские геологи правильно основывают работы по углям на происхождении угленосных толщ. Успехи Советского Союза и в угольной геологии оказались огромными.

Работали на конгрессе и другие секции: докембрия, пермской системы, геологии Арктики. Делегаты обсуждали проблему связи тектоники с магматическими образованиями и формированием рудных месторождений; занимались вопросами тектоники Азии, геохимии и применения геофизических методов.

По каждой теме было прочитано пятнадцать-двадцать докладов, с разных сторон освещающих вопрос. Выступали и советские и иностранные ученые. Сам Владимир Афанасьевич говорил об изучении докембрия Сибири, а Сергей Владимирович Обручев рассказал о тектонике северо-востока Азии от Верхоянского хребта до Чукотского полуострова и Камчатки.

Члены конгресса были на большой выставке ископаемых богатств Союза, устроенной в залах консерватории, в Палеонтологическом музее, в Центральном геологоразведочном музее Ленинграда. Перед конгрессом и после него ездили на экскурсии в Карелию, Донецкий бассейн, на Украину, в Крым, на Урал, на Кавказ и в Сибирь.

Владимир Афанасьевич всегда считал, что ученый должен работать, зная, что делают в области его науки соотечественники и зарубежные коллеги. Нельзя заниматься обособленной темой, не учитывая всех новейших открытий и исследований в смежных вопросах. Движение науки вперед сильно замедляется, если ученый работает замкнуто, без связи с наукой других стран.

Он был очень доволен конгрессом и не без гордости говорил, что советские ученые продемонстрировали перед мировой наукой свои огромные успехи, достигнутые за годы советской власти.

В 1938 году Академия наук очень торжественно отметила семидесятипятилетие Обручева и пятидесятилетие его научной деятельности. Владимир Афанасьевич был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Горному факультету Томского индустриального института присвоили имя Обручева, а Комитет по изучению вечной мерзлоты преобразовали в Институт мерзлотоведения имени Обручева.

Чествовали юбиляра на общем собрании Академии наук в Доме ученых под председательством президента Владимира Леонтьевича Комарова. Владимир Афанасьевич сделал доклад о своих джунгарских путешествиях. Был он строг, сосредоточен, но любовь и уважение к нему ученых и молодежи заметно его трогали. В фойе устроили выставку работ Обручева, а вечером был банкет. Председательствовал Комаров, но Обручева единодушно выбрали тамадой, и он справлялся со сложными обязанностями распорядителя пира очень хорошо.

В речах и статьях того времени говорилось о необыкновенном энтузиазме Обручева, любви его к науке, заслугах перед советской геологией.

«Несмотря на свой огромный авторитет, – писал академик Иван Михайлович Губкин, – В. А. Обручев отличаётся исключительной теплотой и скромностью характера. В его постоянном общении с молодыми научными работниками ощущается искреннее желание и активная роль в создании боевой, смелой и высококвалифицированной смены молодых специалистов. Но в этой теплоте мы не найдем попыток «замазывания» допущенных ошибок или либерального к ним отношения. Там, где дело касается искажения научной истины, там, где в той или иной форме допускаются элементы лженаучных извращений, В. А. Обручев проявляет абсолютную непримиримость».

К этому времени Владимиром Афанасьевичем было написано более тысячи трехсот печатных листов научного текста и более двух тысяч рефератов о достижениях советской геологии.

Академик Ферсман, говоря об этом поистине огромном труде, особо отметил значение работ Обручева по геологии Сибири, как его собственных, так и классифицированного им «грандиозного научного материала о полезных ископаемых Сибири». Ферсман считал, что после этих трудов Обручева по Сибири широкие пути откроются перед новой наукой – геохимией, что вся работа Владимира Афанасьевича – призыв к дальнейшему изучению края. А весь путь Обручева – не только призыв, но и «урок, пример для молодого поколения».

«Все геологи Союза учились под руководством Владимира Афанасьевича, – писал его ученик Михаил Антонович Усов. – «Полевая геология» и «Рудные месторождения» отразили целую эпоху в развитии геологии».

Наряду с этими серьезными трудами Владимир Афанасьевич писал много статей и рецензий, и они отражают всю широту его интересов. В журнале того времени «Детская литература» была напечатана статья Обручева о научной фантастике. «Фантастику любил уже первобытный человек, – писал он, – об этом можно судить по сохранившимся на скалах и стенах пещер рисункам». В статье говорится о легендах и сказках народов, еще недавно не имевших своей письменности, о мифах древней Греции, о библейских сказаниях. Дальше Обручев пишет о несомненной пользе научно-фантастической литературы для молодого читателя. Благодаря ей он знакомится с дальними странами, неизвестными ему животными и растениями, различными народностями, их жизнью и обычаями. Он получает сведения о законах и явлениях астрономии, физики, биологии и других наук.

Владимир Афанасьевич говорил о силе положительного примера. Обычно герои научно-фантастических романов смелы и благородны, полны энергии, отважно борются с природой, преодолевают опасности... Такой герой способен увлечь подростка и вызвать желание подражать ему.

Обручев признавался, что сам сделался путешественником и исследователем Азии благодаря чтению романов Жюля Верна и других авторов. «Они,– писал он, – пробудили во мне интерес к естествознанию, к изучению природы далеких малоизвестных стран».

В нашей стране, считал Обручев, молодежи, участвующей в грандиозном размахе строительства, нужны научно-фантастические романы о дальнейших успехах науки и техники, о новых достижениях человека, проникновении в земные недра, освоении Арктики, морских глубин, о межпланетных полетах.

Через сорок шесть лет после путешествия в Китай вышла книга Обручева «От Кяхты до Кульджи». В ней Владимир Афанасьевич популярно и увлекательно рассказывал о труднейшей из своих экспедиций. Он ничего не забыл. Подробности путешествия оживали на страницах книги. Недаром биограф Обручева Ингирев пишет о могучей памяти ученого, пронесшей почти через полвека «мельчайшие детали... вплоть до красного шарика на черной шапочке мандарина».

Обручев вступал в свое четвертое двадцатипятилетие. Силы его уменьшились с возрастом, но планов по-прежнему было много и желание работать не остывало.