Текст книги "...И белые тени в лесу"

Автор книги: Мария Грипе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бабушка уехала.

Мама в ожидании вестей перебралась с Надей и Ловисой в деревню. Роланд тоже не остался дома: перед конфирмацией ему захотелось навестить своего школьного товарища.

И вот мы остались одни: я, папа и Каролина. Делать было особенно нечего, основную часть времени мы проводили в саду, выпалывая сорняки.

Папа, как обычно, почти не выходил из своей комнаты: мы видели его, только когда садились за стол. Папа разрешил, чтобы я помогала Каролине накрывать на стол и чтобы она обедала вместе с нами, раз нас теперь только трое. Но Каролина отказалась и от того, и от другого. Она не собиралась оставлять свою роль.

Положение было мучительным. Получалось, что одна дочь сидит за столом рядом с папой, а другая прислуживает ей, бесшумно двигаясь вокруг стола.

Я чувствовала себя отвратительной избалованной дочкой из сказки о Золушке и даже поделилась своим чувством с Каролиной, но она только рассмеялась. «Ничего, потерпишь», – сказала она.

Папа обычно ел молча, погрузившись в свои мысли. Но иногда он выходил из задумчивости и пытался завязать разговор. Беседа шла туго и всегда была мне в тягость. Мне становилось жаль саму себя. А Каролина, которая, казалось бы, первая нуждалась в сочувствии, меня только дразнила. Она легко порхала вокруг стола, была улыбчива, мила и, как всегда, прекрасно справлялась с ролью.

Поскольку я сидела за столом мрачная, в поисках помощи папа часто обращался к Каролине: она налету ловила его взгляд и тут же предпринимала нечто такое, что поднимало настроение за столом. Что ни говори, Каролина была очень изобретательна; к тому же ситуация ее порядком забавляла. Ее веселье было так очевидно, что мне приходилось сдерживаться, чтобы не показать ей язык или не состроить какую-нибудь рожу. Каролина была несносна.

Но несносной она становилась, только когда мы садились за стол, в остальное время мы хорошо ладили. Разумеется, мы жили в большом напряжении: день проходил за днем, а новостей все не было. Ни от бабушки. Ни из замка.

Я больше рассчитывала на бабушку, но Каролина думала только о Замке Роз. Каждое утро она летела на почту узнать, нет ли письма. Она не стала указывать на конверте наш адрес, и ответ должен был прийти до востребования. Каролина делала так всегда. Почему – я не знала.

И вот однажды утром, когда Каролина убежала на почту, бабушка наконец позвонила. Она нашла для нас новую горничную. Девушку звали Эстер, и она могла приступить немедленно. Эстер была готова пробыть у нас до осени, если Каролина захочет вернуться, но она также может остаться, если Каролина решит уволиться. Что ж, лучшего нельзя было и желать. Бабушка уже написала маме в деревню.

Она также успела заручиться согласием двух фермеров, но, на ее взгляд, можно было найти что-нибудь повеселее, и поэтому она советовала подождать еще несколько дней. Она продолжит поиски и перезвонит.

Только я положила трубку, как вбежала Каролина. Щеки у нее порозовели, в руке был белый конверт. Глаза Каролины сияли.

– Пришел ответ из замка! Место наше!

Неужели такое возможно? Я хотела прочитать письмо, но Каролина пустилась в пляс, обмахивая свое разгоряченное лицо конвертом, словно веером. Она была вне себя от радости, пела и свистела, как сумасшедшая.

– Ну, пожалуйста… Дай же и мне прочитать! Каролина неожиданно опустилась на пол, юбка легла изящными складками. Она прижала письмо к сердцу и вперила взгляд прямо перед собой с выражением мечтательности и отрешенности. Я осторожно тронула ее за плечо.

– Каролина! Покажи мне письмо.

Она медленно повернула голову и посмотрела на меня с отчуждением.

– Но ведь письмо адресовано мне.

Я онемела. Что же, мне нельзя его прочитать? Ведь меня оно касалось не меньше, чем Каролину.

Но она вдруг перестала понимать самые простые вещи, сделалась глуха к моим доводам – разговаривать с ней стало невозможно.

– Я же сказала: место наше, – повторила она. Она полагала, что этого с меня будет довольно.

– Кто написал ответ? Аксель Торсон?

Она не ответила и на это.

Каролина казалась такой смущенной, что я не могла на нее сердиться. Скорее я испугалась – и попробовала действовать уговорами.

– Разве ты забыла, что это я нашла объявление?

– Не забыла. Но ты никогда не верила, что нас туда пригласят. И это я написала им письмо.

Я напомнила Каролине, что и понятия не имела, что она пишет в замок. Ведь она поставила меня перед фактом. Если бы она попросила, я бы ей помогла, но она же мне этого не позволила! Она пришла ко мне лишь тогда, когда все было уже готово.

– Ты бы никогда им не написала, – ответила Каролина. – А если бы и написала, то не видать нам этого места как собственных ушей.

Я не могла сдержать улыбку.

– Да, я бы, пожалуй, написала иначе…

– Не видать как собственных ушей!

– Возможно, но…

– Это – только моя заслуга. И тебе следует сказать мне спасибо.

Что тут прикажете делать? Не могла же я отправляться в замок, не зная, что меня там ожидает. Так странно, что она не хочет, чтобы я прочитала ответ.

– Если бы ты хоть раз доверилась мне! – воскликнула Каролина.

Хитрая. Она знала, что каждый раз, когда она пеняет мне за недоверие, меня охватывает чувство вины. Мне стало стыдно. Я развернулась и сделала шаг к двери. Я решила закончить этот разговор. И уйти.

Каролина вскочила с пола и бросилась за мной следом. Встретив ее ясный, смеющийся взгляд, я тут же позабыла все свои горькие мысли.

– Давай сядем.

Мы опустились на диван, она с одного краю, я с другого. Сняв туфли, мы забрались с ногами на сиденье, Каролина игриво меня пихнула.

– Глупые-глупые ножки хотели от меня убежать…

Я тоже пихнула ее, эта игра продолжалась некоторое время.

– Я, наверно, очень противная?

– Да уж…

Она мягко улыбнулась.

– Я знаю, что неисправима.

– Видимо, да…

Каролина вздохнула, подобрала ноги и принялась задумчиво раскладывать вокруг себя юбку.

– Я обещала показать тебе письмо, когда нас пригласят в замок? – спросила она, накрывая мои ноги краешком своего подола.

– Обещала.

– Я не отказываюсь от своих слов. Ты, конечно, можешь прочесть оба письма. Но мне бы хотелось, чтобы это произошло чуточку позже.

Она взглянула на письмо, которое держала в руке, а затем положила его на расстеленную юбку; теперь оно лежало между нами, и я вполне могла до него дотянуться. Я прикинула, успею ли я его схватить, но не пошевелила и пальцем. Интересно, к чему она клонит?

Каролина медленно отпустила конверт и издала легкий, печальный вздох:

– Вот, читай! Но если ты хочешь показать мне… как своей сестре… что ты мне доверяешь… то ты подождешь, пока мы сядем в поезд.

Каролина сделала паузу, стараясь поймать мой взгляд. В ее глазах была грусть, они смотрели нежно и доверчиво.

– Я бы оценила это по достоинству!

Я не отвечала и по-прежнему сидела, не двигаясь. Каролина снова вздохнула.

– Конечно, ты вольна поступать, как сочтешь нужным…

Она опять протянула руку к письму и медленно пододвинула его ко мне: одно движение – и письмо окажется у меня. Но я не двигалась. Тогда Каролина выпустила его. Медленно и с нежностью она протянула мне свою маленькую мягкую ручку. Я взяла ее, оставив письмо на диване.

– Спасибо, сестра, – шепнула Каролина.

Я не могла выговорить ни слова, я была и тронута, и обеспокоена одновременно. Что все это значит? Я напоминала себе актрису второго плана, которая вдруг получила слишком большую роль и, ослепленная блестящей игрой примадонны, сбилась с текста. Я была уничтожена, моя рука, словно неживая, лежала в руке Каролины. Я была никудышной актрисой и потому безвольно ждала, что будет дальше.

Я волновалась, чувства переполняли меня.

Внезапно Каролина вскочила и звонко рассмеялась:

– Значит, не зря я писала про философию!

Волшебство разрушилось, я тут же пришла в себя.

– Но ведь все это хвастовство. Это ужасно…

– Почему? Похоже, в замке мое письмо произвело впечатление.

Я не могла удержаться от смеха: ее радость была так заразительна, что я отбросила все опасения. Пан или пропал. Мы сидели в обнимку, хихикая, как два ребенка.

Но почему же хозяева уступили? Почему согласились взять двух девушек?

Может быть, вместе с нами они пригласят и молодого человека?

Каролина ничего не ответила: я все увижу сама, когда мы приедем в замок. Она пожала плечами. Ведь нас пригласили – вот что главное. Нужно поскорее отправляться в путь.

В письме говорилось, чтобы мы дали телеграмму о приезде: нас встретят на станции.

– Что до меня, то я готова ехать хоть завтра! – сказала Каролина.

Я позвонила бабушке и сообщила, что все устроилось.

– Мы едем в Замок Роз, решено! – крикнула я. – Сначала они хотели пригласить девушку и молодого человека, но потом передумали. Нас уже ждут!

Бабушка нас поздравила, но снова задумалась о том, что же ей приходилось слышать о замке раньше.

– По-моему, с замком связано какое-то трагичное событие, только очень давнее. Наверняка сейчас там живут уже другие люди.

В деревне у нас телефона не было. Я позвонила в лавку и попросила отправить кого-нибудь к маме и передать ей, чтобы она скорее позвонила домой. Но звонить мама не стала, а вместо этого приехала первым же автобусом, оставив Надю и Ловису в деревне.

С тех пор все пошло как по маслу.

Эстер, новая горничная, приехала на следующий лее день. А еще через день мы с Каролиной отправлялись в путь. Мы уже дали телеграмму в замок и сообщили, с каким поездом нас ждать.

Мама помогла нам уложить вещи.

Я думала, что теперь должна одеваться так, как одевалась у нас Каролина: синее платье и белый фартук по будням, черное платье и кружевной фартук по воскресеньям и праздникам. Но мама рассудила иначе. Ведь нас приглашают в качестве компаньонок, а не горничных, так что и одеваться мы должны как обычно. У хозяев могут быть какие-то особые пожелания, но это выяснится только по приезде.

Мама также предложила осмотреть гардероб Каролины: может, ей понадобится что-то купить? Но Каролина отказалась. У нее есть все, что нужно. К тому же вещи уже уложены.

Каролина привыкла жить не дома, и скорый отъезд был ей не в диковину. Но я расставалась с домашними впервые. И потому волновалась. А Каролина все повторяла:

– Я ведь с тобой…

Как раз сейчас это было слабым утешением. В глубине души я боялась именно из-за нее. Я боялась оставаться с ней наедине вдали от дома. Мысль о замке словно околдовала ее. А ведь мы задумали все ради того, чтобы побыть вдвоем и лучше узнать друг друга. Вот для чего мы отправлялись в путь. Неужели она про это забыла?

Каролина словно вошла в транс.

Я ее больше не интересовала.

Отныне Каролину занимали только дети – обитатели замка. Остальные словно перестали существовать.

Детей, как мы узнали из письма, звали Арильдом и Розильдой.

Розильда – это, конечно, совсем не то что Берта.

Живя на хуторе, вполне можно называться и Бертой. Но называться Бертой в замке – да еще в Замке Роз – мне было неловко.

Мне никогда не нравилось мое имя, но в последнее время я не страдала из-за него так сильно. Каролина умела произнести его так, что оно звучало почти красиво. Но делать это умела только она…

Арильд, Розильда – и Берта! От одной мысли об этом у меня по спине бежали мурашки.

– Можешь назваться как-нибудь иначе, – сказала Каролина.

Как это? Ведь она уже написала, что меня зовут Берта!

– Ну и что? Может, у тебя несколько имен. Они ведь понятия не имеют, кто ты. Называйся как хочешь!

У нее все так просто! А вот у меня – нет. Я не актриса, я не могу перевоплощаться то в того, то в другого, мне приходилось мучиться с той Бертой, какая у меня есть.

Ничего тут не поделаешь. Больше мы об этом не заговаривали.

Каролина также предложила, чтобы все наши письма приходили до востребования. В замок наверняка приходит много почты, и одно письмо может легко затеряться. Если же мы будем забирать почту сами, то беспокоиться об этом не придется. Кроме того, у нас появится повод для ежедневной прогулки – хотя бы в этот час мы сможем быть наедине.

Я горячо с ней согласилась. Нам действительно необходимо сделать так, чтобы иногда нас оставляли с глазу на глаз. Иначе вся затея теряла смысл. Каролина не забыла подумать об этом, и я успокоилась: она, конечно, была поглощена своими мечтами, но все же помнила и обо мне. Она ничего не забыла и не думала меня бросить, чего я так опасалась.

Вот только почта может оказаться так далеко от замка, что пешком туда не доберешься…

Каролина замотала головой. Она все выяснила. Почта находится не так уж далеко. Я невольно удивилась ее предусмотрительности.

– Похоже, ты все продумала.

Каролина улыбнулась.

– Я же говорила. Ты должна больше мне доверять. Уж я-то знаю, как управляться с жизнью.

Каролина любила повторять: «Я-то знаю, как управляться с жизнью». Эти слова должны были вселять в меня уверенность, но выходило иначе: они заставляли меня вздрогнуть. Каролина умела произнести их цинично, почти безжалостно. И вместе с тем она будто судорожно цеплялась за эту фразу, потому что на деле вовсе не была так уверена в себе, как хотела казаться.

Кому-то может показаться странным, но меня пугала именно уверенная Каролина, а не смущенная. Впрочем, ее уверенность в себе не всегда страшила меня: иногда она бывала великолепна. Но когда это стремление утвердиться превращалось в наглость, мне становилось действительно не по себе: каждый раз, когда Каролина заговаривала об умении «управляться с жизнью», я старалась угадать, какая из ее половинок взяла верх в эту минуту.

Между тем мама никак не могла понять, почему наши письма должны адресоваться «до востребования». Неужели нас не отпустят гулять просто так, без предлога? Однако папа не придал этому значения. Если уж нам хочется, пусть так и будет.

Мама сдалась. Но ее тут же посетила новая мысль – позвонить в замок. Страшно отпускать нас из дому, даже не поговорив с людьми, у которых нам предстоит жить. Да и им наверняка покажется странным, что мать бросила детей на произвол судьбы.

Но тут в дело вмешалась Каролина. Она чувствовала себя глубоко оскорбленной и прямо заявила, что считает мамины слова знаком недоверия. Раз так, то лучше и вовсе от всего отказаться и уведомить об этом хозяев. Она не желает брать на себя такую большую ответственность, если относительно ее персоны есть хотя бы тень сомнения. Такого она не потерпит. Если бы ей доверяли, мама не стала бы так беспокоиться.

– Если в доме что-то не так, я не пробуду там и одного дня. Уж такие вещи я сразу замечаю.

Маме пришлось уступить, а папа, который вообще неохотно вникал во что-либо, помог нам ее успокоить:

– Я тоже не вижу смысла в этом звонке. По телефону все равно многого не узнаешь. Пусть девочки решают сами, раз уж им так хочется.

Я обещала регулярно писать. И непременно сообщить, если возникнут неприятности. Я не из тех, кто молча переносит страдания, будьте уверены.

Вскоре у мамы появился другой предмет для размышлений. Приехала Эстер – наша новая горничная. Это была тихая девушка, из тех, на кого можно положиться. Как правило, именно такие попадали к нам по бабушкиной рекомендации. Удивительно, что однажды она прислала к нам Каролину, подумалось мне. Вряд ли бы она остановила свой выбор на такой проказливой особе, не будь тут каких-то особых причин…

Назавтра папа с Эстер провожали нас на дрожках на станцию. Мама поехать не смогла, так как у нее был назначен визит к дантисту.

Когда пришла пора прощаться, папа разволновался. Мне всегда легко передавалось чужое волнение, я уже ощутила, как к горлу подступает комок, но, взглянув на Каролину, совладала с собой. Каролина выдержала роль до последнего. Она прощалась с хозяином, а не с отцом. И папа махал на прощанье служанке, между тем как рядом с ним уже стояла новая горничная. Он прощался не с дочерью.

Со мной все было иначе. Каролина, казалось, не замечала этого и сохраняла невозмутимость. Но в ее спокойствии мне почудилась фальшь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Невероятно, не могу поверить.

Каролина взяла меня за руку. Ее глаза сияли.

– Мы едем в Замок Роз…

Казалось, она впервые была собой: занавес закрылся, спектакль кончился; видимо, она сама испытывала облегчение от того, что не нужно больше играть. Как только поезд тронулся, Каролина словно стала другим человеком, радостным и открытым.

– Такая удача. Все даже как-то чересчур замечательно.

Она вздохнула и принялась доставать из сумки бутерброды.

– Что, уже будем есть?

Мы позавтракали непосредственно перед тем, как ехать на станцию, но Каролина уже успела проголодаться как волк и впилась зубами в бутерброд с огурцом и телятиной. Глядя на нее, я не могла оставаться в стороне, и вскоре мы уже уписывали за обе щеки. Впрочем, это было довольно глупо: ведь путь нам предстоял не близкий.

– Ерунда, что-нибудь придумаем. Купим еще. Поезд подолгу стоит на каждой станции. И денежек у нас куры не клюют!

Каролина тряхнула звякнувшим кошельком – довольная, как ребенок.

Пока мы ехали в купе одни, но долго ли нам суждено наслаждаться таким комфортом, было неизвестно.

– На самотек это пускать нельзя!

С этими словами Каролина начала энергично наполнять купе нашими вещами.

– Купе не должно выглядеть слишком гостеприимным. Нужно создать здесь неуют. Ну-ка, помоги мне!

Мы разложили сумки по сиденьям, словно в купе ехало полно народа. На стратегически важных местах поместили кульки и жирную бумагу из-под бутербродов.

Ребячество Каролины быстро передалось и мне. Неожиданно все стало вызывать у нас веселье. Каждый пассажир, который проходил мимо по коридору, казался невозможно смешным. Мы наперегонки – кто глупее – сочиняли о них истории и хохотали так, что на глаза наворачивались слезы. На каждой остановке поезд пополнялся новыми жертвами нашей смешливости: мы становились в дверном проеме и, пихая друг друга, громко рассуждали о пассажирах, которые едут в нашем купе, но как раз сейчас отлучились. Нам самим тут еле нашлось местечко!

Говорили мы так убедительно, что дело чуть было не кончилось плохо. Мимо проходил кондуктор и услышал нас.

– Как тут у вас? Могу я чем-нибудь помочь?

Я истерически хрюкнула, но Каролина приняла серьезный вид и спокойно сказала:

– Спасибо, все устроится. Мы, кажется, взяли положение под свой контроль. Но все равно, спасибо за заботу.

Кондуктор исчез.

Мы задвинули дверь и просто взорвались от хохота.

Купе мы обороняли успешно. То и дело какой-нибудь несчастный делал попытку войти, но, бросив робкий взгляд на нас и на бутербродные обертки, останавливался. Затем он ретировался, а мы снова взрывались смехом.

За час нам удалось уничтожить все припасы, оставив лишь несколько кусков бисквита. Неожиданно нас обеих потянуло в сон. Я начала зевать, а поскольку это занятие не менее заразительно, чем смех, вскоре мы уже зевали наперегонки, рискуя вывихнуть челюсть.

Мы сидели друг против друга и смотрели в окно. Там неизменно – голубое небо, солнце, зелень леса и цветущие сады. Каролина распустила занавеску и спряталась.

– Буду спать. Ты бы тоже вздремнула. При этих словах сон у меня как рукой сняло и зевота пропала. Я вовсе не собиралась проспать все путешествие – даже одну секундочку!

Но, очевидно, намерение Каролины тоже не было слишком серьезно: она начала шумно всхрапывать, от чего занавеска, прикрывавшая ее лицо, забавно подлетывала, вверх-вниз. Я тут же забралась под свою занавеску, и некоторое время мы соревновались – чей храп дурашливее. Наше мастерство в изобретении новых храпов росло на глазах, и только мы пришли к выводу, что естественные звуки, сопровождающие сон, не обязательно должны быть монотонны, но могут развиться в высокое искусство, как дверь купе неожиданно открылась и вошел молодой человек.

Скорее всего, он слышал наш храп, но виду не подал. Сиденья были сплошь завалены пожитками, и он остановился в нерешительности, не зная, куда сесть.

Мы обменялись быстрыми взглядами, и Каролина сказала:

– Я уверена, что в этом поезде вы без труда найдете себе место.

Ее волосы были собраны в толстую блестящую косу. Теперь она положила ее на плечо и мило улыбнулась.

Что бы Каролина ни делала со своими волосами, это никогда не было случайностью. Ее косы – это целая история. Иногда она заплетала одну, иногда две. Но и в том, и в другом случае они были ненастоящими. Каролина срезала свои длинные, красивые волосы, когда вдруг ей захотелось сделать короткую стрижку. Мне кажется, она жалела об этом. Во всяком случае, она сохранила косы и прикрепляла их к головным уборам. Дома она всегда носила их под наколкой, так что мама даже не догадывалась, что Каролина постриглась. Теперь коса была прикреплена к соломенной шляпке, сдвинутой на затылок. Никому и в голову не могло прийти, что она ненастоящая. И вот Каролина сидела и кокетливо теребила ее рукой.

В молодом человеке, который остановился в дверях, было изящество: высок, строен; сердце мое забилось быстрее: он был одет в военную форму и чем-то походил на мужчину, которого я встречала на Стургатан. Конечно, это был не он, но глаза у него были такие же живые, и теперь их взгляд блуждал между Каролиной и мной.

– Дамы путешествуют без эскорта?

Каролина продолжала играть косой.

– Да, мы предпочитаем одиночество, – многозначительно сказала она.

– О, прошу прощения, не буду вам мешать.

Он слегка поклонился и сделал движение, чтобы уйти. Мне было немного жаль, что он уходит, тем более что в купе было жарко, и мы несколько раз пытались открыть окно, но оно не поддавалось. Молодой человек мог бы помочь нам. Я положила руку на оконный ремень, бросила быстрый взгляд на Каролину и одновременно пнула ее ногой. Каролина мигом поняла меня и начала расчищать возле себя место.

– Одну минуту… Не будете ли вы так любезны приоткрыть окно? Здесь довольно душно.

– Разумеется! – Он ухватился за ремень, и окно с шумом опустилось вниз. В ушах у нас засвистело, в воздух поднялись бумажки от бутербродов.

– Только не так сильно! – крикнула Каролина. Он снова ухватился за ремень и укрепил окно так, что осталась лишь щелка; ее, однако, оказалось достаточно, чтобы пропускать струю воздуха, которая была нацелена прямо на меня и беспрестанно, самым неподходящим и глупым образом ерошила мои волосы, совершенно не задевая Каролину.

Она тем временем успела приготовить место на скамейке:

– Вы можете посидеть с нами, но только недолго. Потом я буду вынуждена просить вас перейти в другое купе. Нам с сестрой нужно многое обсудить, и мы бы хотели остаться в одиночестве.

– Конечно, – он снял фуражку, опустился рядом с Каролиной и сделал легкий поклон в мою сторону:

– Так значит, вы сестры?

– Да.

Молодой человек перевел взгляд на Каролину: на ней его глаза остановились, выражая все большее удивление.

– Ни за что бы не догадался, что вы сестры.

Мы обе промолчали, но щеки у меня вспыхнули.

Можно ли выразить яснее, что Каролина слишком хороша, чтобы быть моей сестрой? Мне неожиданно захотелось послать его к черту.

– Далеко ли вы едете?

– Порядочно.

Теперь он обращался исключительно к Каролине и именно она ему отвечала. Я же боролась с развевающимися волосами. Кроме того, в лицо мне начало задувать дым и копоть.

– Отправляетесь на отдых?

– Я бы так не сказала…

Она с удобством откинулась на спинку и приняла вид светской дамы, привычной к путешествиям. Каролина говорила мне, что впервые едет вторым классом, и потому теперь чувствовала себя важной и держалась высокомерно. Но молодому человеку это, похоже, нравилось.

– Ваша поездка связана с учебой? – продолжал выпытывать он.

– Некоторым образом. Мы направляемся на свое первое место работы.

Я вздрогнула и слегка дотронулась до ее голени. Уж не собирается ли она рассказывать, куда мы едем?

– Как интересно. Расскажите!

Но я беспокоилась напрасно; Каролина мельком мне улыбнулась и ответила легким прикосновением ноги. Она просто поддерживает разговор. Я могу не волноваться.

– Что же тут интересного?

Она постаралась произнести это с недовольством, однако молодой человек оказался настойчив.

– Вы так не похожи на остальных… и вы, и ваша сестра…

Про меня он добавил только из вежливости. Незаметно было, чтобы я вызывала у него хоть какой-то интерес. Каролина тоже это почувствовала и ответила высокомерно:

– Я вас не понимаю.

– Нет? Но, уверяю вас, я сразу обратил на вас внимание. Когда вы только еще садились в поезд… когда вы вошли в коридор…

– Замечательно… Так у вас, значит, уже есть место в поезде?

Молодой человек не ожидал такого поворота, но сбить его оказалось не так уж просто. Он комично всплеснул руками:

– Есть, но в том купе не так приятно, как в этом. Однако теперь вы, наверное, немедленно захотите от меня избавиться?

– Не раньше, чем вы закроете окно.

Каролина кашлянула. Все это время в купе задувало дым и пар. Я отодвинулась от окна, и теперь ветер начал мешать и Каролине.

Молодой человек вскочил и поспешил выполнить ее просьбу.

– Вы позволите мне остаться здесь еще минуту?

Каролина кивнула, ее улыбка была очаровательна.

– Но только минуту.

– Обещаю… – он слегка поклонился. Возникла небольшая пауза: молодой человек обдумывал следующий раунд беседы.

– Надеюсь, вы не считаете меня навязчивым. Мне бы этого не хотелось.

– Нет, что вы.

– Значит, вы не сердитесь?

– Ничуть.

Зато я сердилась не на шутку! Он ведь уже закрыл окно и мог бы убираться восвояси. Мне хотелось привести в порядок волосы, но я не могла сделать это, пока он сидел в купе. Не потому, конечно, что мой вид имел для него какое-то значение; просто кому же приятно сознавать, что ты выглядишь как растрепанный репейник. Почему Каролина не выставит его поскорее? Ведь этот тип просто кокетничает! Неужели она не видит этого? Или ее это забавляет?

– Вы не расскажете немного о вашей работе? – снова заговорил он.

– О ней нечего рассказывать.

– Не может такого быть…

– Говорю же вам, нет!

– Знаете, что я думаю? Можно, я скажу?

– Что ж, если вас это развлечет…

Она пожала плечами, показывая, что лично ей – все равно.

– Мне кажется, вы отправляетесь в мир в поисках счастья. Я не прав?

– Нет. Мы едем работать, – голос Каролины стал строг, она поставила его на место.

Молодой человек примолк, видимо, соображая, чем бы загладить допущенный промах.

– Юные леди начинают трудовую жизнь?

Каролина вскинула брови и не ответила. Я видела, что игра начинает ее утомлять. Но молодой человек не сдавался.

– Что же умеет делать такая юная особа?

О моем существовании он, выходит, уже и вовсе забыл. Каролина заметила это, и разговор перестал забавлять ее. С ее стороны беседа была окончена.

– Мне кажется, если у вас нет другого предмета для размышлений, то вам не стоит дольше отнимать у нас время. Как я уже говорила, нам с сестрой нужно многое обсудить, и мы будем очень признательны, если вы оставите нас одних. К тому же вы обещали…

Каролина говорила как настоящая гордячка, но молодой человек не обиделся: он тут же поднялся на ноги и, улыбнувшись без тени досады, надел фуражку и отдал честь.

– Разумеется. Благодарю за приятную беседу и желаю удачи!

С этими словами он вышел.

Его уход меня не расстроил, но – как бы сказала моя мама – в молодом человеке бесспорно чувствовался «стиль».

– Ну что, кусочек бисквита?

Точный бросок – и у меня в руках оказалась четвертинка бисквитного торта. Сама Каролина уже успела набить рот битком и, разговаривая, осыпала сиденье крошками.

– Хорошо, что мы от него отделались! Снова можно быть собой! Мне он показался тщеславным. А тебе?

Я, конечно же, согласилась. Настроение снова улучшилось.

На всякий случай мы разбросали вокруг еще немного вещей и, вытянув ноги на сиденьях, принялись за торт.

В эту минуту дверь открылась и вошел кондуктор. Видимо, он не узнал нас и недовольно уставился на беспорядок.

– Вам придется здесь убрать! Сиденья предназначены для пассажиров, а не для хлама!

Каролина взглянула на него с укоризной.

– Это багаж вы называете хламом? Вообще-то это наше имущество.

Кондуктор сразу присмирел.

– Я имел в виду только кульки и бумажки… Тут словно целая компания отобедала…

– Так и есть, мы ехали не одни.

– Вот как… эээ… ну… Следующая «Суинебода»!

Он собрался уходить, но Каролина его окликнула:

– Разве для нас проезд бесплатный?

– Нет, почему же? – кондуктор смотрел на нее, не понимая.

– Наши билеты.

Каролина протянула их кондуктору, он густо покраснел.

– Спасибо.

Кондуктор ушел, а мы откинулись на сиденьях, погрузившись каждая в свои мысли. Каролина начала напевать мелодию, которая показалась мне знакомой, но вспомнить ее я не могла.

– Что это ты ноешь?

– А ты разве не слышишь?

– Это Эльвира Мадиган?

Каролина не ответила и продолжала петь.

– Эй! Это не Эльвира Мадиган?

Сначала я не разбирала слов, Каролина просто мурлыкала себе под нос, но тут она запела громче и с большим чувством:

Замок Роз, даю вам слово,

Тот, что высоко в горах,

Наполняют плач и стоны,

Нагоняя жуть и страх.

Последние слова захлебнулись в хихиканье.

– Где ты ее откопала? – спросила я.

Но Каролина только мотнула головой и повторила куплет с начала.

– Ну, ответь же, Каролина! Ты сама это сочинила?

– Ее пела Флора, разве ты забыла?

Флора действительно любила петь, но этой песни я не помнила. Флора – та самая старуха, которая помогала по хозяйству в нашем доме, жилось ей плохо, и мы часто носили ей в корзинках еду. Когда ей случалось выпить лишнего, она часто пела старые песни, какие поют на рынках, вполне вероятно, что среди них была и эта, хотя я ее не помнила.

– А как дальше? – спросила я.

Но Каролина знала только первый куплет. Видимо, Флора тоже не знала продолжения, потому что Каролина слышала от нее только начало. Так жаль, мне очень хотелось узнать, что за «жуть и страх» нагоняет замок на посетителей. Во всяком случае, стало ясно, почему Каролина стремилась именно туда. Она ожидала найти там нечто драматическое.

– Вот ты себя и выдала! – сказала я.

Но Каролина стала отпираться. Ей хотелось в Замок Роз вовсе не поэтому. Да и кто поручится, что в песне речь идет именно об этом замке. Песни такого рода встретишь где угодно, только имена и названия меняются от местности к местности.

Но ведь бабушка тоже говорила, что с замком связаны трагические события.

– Она могла слышать эту песню, – возразила Каролина, и мне пришлось с ней согласиться.

Каролина продолжала мурлыкать себе под нос, а я углубилась в свои мысли. Внезапно я вспомнила, что Каролина до сих пор ни словом не обмолвилась о письме, которое обещала показать мне в поезде. Я надеялась, что она не забыла обещания. Напоминать самой мне не хотелось. Будет гораздо лучше, если Каролина вручит мне его без принуждения. Я утешала себя тем, что ехать нам еще долго. Время пока есть.

Поезд стал сбавлять ход, следующая стоянка была более продолжительной.

– Ну как, пополним запасы продовольствия? – спросила Каролина, вставая.