Текст книги "Плановые дети и другие случайности"

Автор книги: Мария Гердер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Сюзанна помешала ложечкой свой капуччино. Видите ли, ему интересно, этому большому ребёнку. А о будущем он не задумывается.

Бухнер словно прочитал её мысли:

– Может, после я примусь за что-нибудь другое. Но сейчас у меня прекрасные отношения с шефом, я великолепно чувствую себя за рулём... Ещё одно пиво, пожалуйста! – обратился он к хозяину. – Вот только эти радары давят на психику. Они меня просто измотали.

– Почему же?

– Видите ли, госпожа Раймунд, – начал он объяснять, – я десять часов в день за рулём, и дорога для меня – осуществлённая свобода. А эту свободу повсюду так и норовят урезать, потому что дорожная полиция просто не может не издеваться над водителями. В некоторых умудрённых государственным мышлением головах до сих пор живут представления семидесятых годов. Они хотят добиться, чтобы никто не получал удовольствия от вождения и чтобы все пересели на общественный транспорт. – Он язвительно рассмеялся.

– Я считаю, что контроль за скоростью иногда всё же необходим, – возразила Сюзанна. – Вспомните, как безответственно носятся некоторые лихачи возле школ и в жилых кварталах.

Он оживился:

– Правильно! Возле школ и детских садиков нельзя лихачить. Но почему же водители всё-таки делают это?

Она наморщила лоб:

– Я же сказала: из-за безответственности.

– Неправильно, госпожа учительница! – В его глазах блеснула насмешка. – Большинство водителей не менее ответственны, чем мы с вами. Но поскольку они на каждом шагу спотыкаются о совершенно бессмысленные, необъяснимые ограничения и запреты, они уже не воспринимают их всерьёз. Даже тогда, когда эти запреты оправданны.

Она уставилась на него. Аргумент был настолько нов, что требовал времени на осмысление.

– Давайте я приглашу вас на маленькую автомобильную прогулку, госпожа Раймунд. – Он улыбнулся и пояснил: – Конечно, только мысленную. Итак, стартуем рано утром в сторону автобана. Первый отрезок пути – три километра – тянется по чистому полю. Справа поле, слева поле. Обзор прекрасный. С какой же скоростью я обязан ехать? Семьдесят! – Он взволнованно поднял руку: – Почему, к чёрту, я должен ехать семьдесят? Назовите мне хоть какое-то разумное основание! Естественно, ни один водитель не придерживается этих указаний и едет от ста до ста двадцати. В противном случае это походило бы на послушание трупа! – Он добавил чуть тише: – Поскольку в чистом поле негде спрятать радар, – злорадно рассмеялся и отпил пива.

Она опустила голову:

– Вы выбрали нехарактерный пример.

– Нехарактерный? Погодите, наша с вами поездка продолжается. Мы добрались до автобана. Что, скажете, наконец свобода? Ничего подобного! И там на каждом шагу эти бестолковые ограничения. Возьмём франкфуртскую развязку. Там действительно напряжённое движение, то и дело приходится перестраиваться, и ограничение в сто тридцать оправданно. Но мне часто приходится проезжать эту развязку ночью, часа в два, когда там ни одной собаки. Четыре полосы, дорога прямая, как свечка, и пустая! Почему я не могу ехать двести? Ну почему? То же самое в населённых пунктах. Даже ночью я должен замедлять там до тридцати. Дорога пустая, а я должен ехать тридцать! В голове не укладывается! Конечно, теоретически можно предположить, что кто-нибудь из жителей в полночь будет упражняться в своём саду в прыжках с шестом и внезапно упадёт на дорогу. Поэтому я должен ползти со скоростью тридцать километров в час. Абсолютно логично!

«Он ещё не вырос», – думала Сюзанна, глядя в свой кофе. На душе у неё было горько. Этот любитель пива и курильщик бросил учёбу и гоняет ночами по населённым пунктам со скоростью двести километров в час. Он ненавидит правила и любит свою свободу. Подпусти к себе такого – он вскроет тебя, как устрицу, высосет содержимое и выбросит, потому что любая привязанность ограничивала бы его свободу. Она вдруг вспомнила Теодора: «Никакой свободы нет. Есть только иллюзия, которой человек тешит своё самолюбие». Кажется, он прав, как это ни горько сознавать. И вот перед ней сидит такой мечтатель, который верит в свою свободу, как в Деда Мороза.

– А что вы делаете в свободное время? – вывел он её из задумчивости.

– Я? Трудно сказать. Работа в разную смену, в выходные. Параллельно я веду курсы подготовки к родам, даю индивидуальные консультации, в том числе и послеродовые. Так что мало чего остаётся. Сама, кстати, посещаю один курс в народном университете – историю литературы. Изредка хожу в театр.

Он был потрясён:

– Правда?! Тогда у нас одинаковые интересы.

Она чуть не выронила ложечку:

– Что, вы тоже любите театр?

– Почему бы и нет? В Национальном театре сейчас дают «Леонса и Лену», комедию Георга Бюхнера. Там про любовь... и про свободу. Как видите, тема вне времени.

– Вы помните наизусть всю программу Национального театра?

Он засмеялся. Опять этот радостный, лучистый смех.

– От курьера вы такого не ожидали.

– Не ожидала.

– Пару семестров я изучал германистику и историю, но потом университет мне наскучил.

– Вы учились? Ваша биография становится всё запутаннее.

Он засмеялся.

– Да, с таким послужным списком меня уже никуда не возьмут. Впрочем, если я достану билеты на спектакль, то с удовольствием приглашу вас, госпожа Раймунд.

Сюзанна растерянно взглянула на него. К такой самонадеянной наглости она не была готова. «Всё правильно, – с горечью думала она. – Вначале приглашение в театр, потом зайти выпить по одной и, наконец, общеизвестный вопрос: к тебе или ко мне?»

Она подозвала хозяина:

– Я хочу расплатиться!

– Значит ли это, что вы не приняли моё приглашение? – Он не казался удивлённым, скорее разочарованным.

– Да, значит, господин Бухнер! Было приятно с вами поболтать.

Хозяин подошёл к столу и сказал Сюзанне:

– Один капуччино – два евро тридцать.

Она согласно кивнула и выложила на стол три евро. После чего быстро вышла из закусочной.

Снаружи было темно и холодно. Она шла в сторону больницы, с облегчением обнаружив, что он не преследует её. Она зашагала быстрее, внушая себе: «Сюзанна, ты только что уберегла себя от жестокого разочарования.

С этим типом и его беспорядочным образом жизни все это добром бы не кончилось».

Наконец она добралась до парковки. Её маленький «форд» одиноко стоял в своём ряду. Сюзанна села за руль и посмотрела через стекло на ночные контуры больницы. Она была довольна своим решением.

7
Гонка продолжается

– Такого обстоятельного описания исходных условий зачатия мне ещё не приходилось слышать.

– Да уж... Профессор Хайнеман никак не мог остановиться. Должны быть выполнены все тридцать семь условий, чтобы зачатие произошло. Человек—самое неплодовитое существо на планете!

– И как это мы вообще до сих пор не вымерли?

– А я удивляюсь, откуда у самого-то профессора при таком количестве необходимых условий взялось четверо детей.

Акушерки ехали в маленьком «форде», весело переговариваясь. Сюзанна сидела за рулём, придерживаясь разрешённой на автобане скорости – сто тридцать километров в час. На горизонте садилось солнце.

– К счастью, большинство родителей ничего не знают об условиях зачатия по профессору Хайнеману, – сказала Хайке, – иначе они с самого начала отказались бы от всяких попыток.

– Удивительнее всего вот что, – поддержала с заднего сиденья Карола. – Какая-нибудь приличная пара всё делает как надо, но им так и не удаётся произвести на свет маленького крикуна. А потом двое тинейджеров знакомятся на дискотеке, наскоро совокупляются в стареньком автомобильчике... раз! – и всё готово!

Хайке засмеялась:

– Может, на следующем занятии тебе выступить с рефератом об условиях зачатия? Так и скажешь: во-первых, потребуется парочка тинейджеров, в идеале разнополых, во-вторых, дискотека и, в-третьих – старенькая машина. Я ничего не упустила?

– Презерватив, – дополнила Биргит с заднего сиденья. – Как вам хорошо известно, эта штука всегда лопается в самый неподходящий момент.

Все засмеялись.

Через час Сюзанна свернула с автобана и завезла домой Каролу. Её муж и трое детей уже ждали её у садовой ограды.

Потом она высадила Биргит. В доме уже горел свет. Коллега Сюзанны со своей шестилетней дочкой жила у родителей.

Последней на очереди была Хайке.

– Мой друг уже наверняка приготовил спагетти с сырным соусом с зеленью, – сказала она. – Это его дежурное блюдо, которым он встречает меня всякий раз, когда я возвращаюсь из дальней поездки.

Она вышла из машины и помахала на прощанье.

И Сюзанна осталась в одиночестве. Так она себя и ощущала...

Переступив порог кабинета своего гинеколога, Регина словно окунулась в арктический холод. Хоть в помещении и было натоплено, а снаружи сияло весеннее солнце, но эти цвета! Стены оклеены белыми обоями. Шкафы, полки и архив – всё белое. Плитки на полу, блестящие как зеркало, были тоже белые. Гинекологическое кресло со светло-серой обивкой казалось на таком фоне почти оживляющим цветовым пятном. Письменный стол врача состоял из большой стеклянной столешницы, опиравшейся на блестящие стальные трубки. В углу стоял светло-серый компьютер. На столе было пусто, если не считать бумаги да пары специальных книг с сине-белыми корешками. Напрасно Регина озиралась в поисках зелёного комнатного растения или яркой картины на стене – так погибающий от жажды в пустыне озирается в поисках оазиса. Зато на стене висела огромных размеров картина, выполненная маслом: нежно-серая раковина на белом песке. Всё это напоминало стерильный шарм скотобойни.

Приём вёл доктор Хоендорф, и приём этот был едва ли теплее его приёмной. Он сидел с поднятым подбородком за письменным столом и без приветствия скомандовал:

– Садитесь, госпожа Маркуард!

– Большое спасибо, господин доктор, – воспитанно ответила Регина и сразу перешла к делу: – Итак, мы с мужем женаты десять лет и решили родить ребёнка. Мы...

– Сколько вам лет? – холодно перебил врач. Видимо, это вступление показалось ему непозволительно пространным.

– Тридцать шесть, господин доктор.

Он раскрыл папку, заведённую на новую пациентку:

– Беременности ещё ни разу не было?

– Нет, господин доктор.

– Когда перестали принимать противозачаточные таблетки?

– Три месяца назад, – ответила Регина так, как было на самом деле.

– Что ж, – сказал он с неподвижным лицом, – тогда продолжайте со всем возможным прилежанием и показывайтесь мне раз в шесть месяцев. Что-нибудь ещё?

«Интересно, почему мне так настоятельно рекомендовали этого холодного, заносчивого типа?» – подумала Регина и неуютно заёрзала на стуле.

– Господин доктор, уже три месяца мы не пропускаем ни одного дня плодородной фазы моего цикла. А в промежутках воздерживаемся. Большего для оплодотворения сделать нельзя. И всё-таки мы остаёмся без результата. Что-то здесь не так, господин доктор.

Он улыбнулся. Эта улыбка была полна врачебного превосходства над высказыванием наивного дилетанта.

– Три месяца – это не срок, госпожа Маркуард. Есть пары, которые годами не получают результата. А на таком коротком промежутке времени диагностировать бесплодие было бы неоправданно и безграмотно.

Она испугалась. «Пары, которые годами не получают результата...»

– У вас есть ещё вопросы, госпожа Маркуард? – Он посмотрел на свои часы.

– Я только хотела выяснить, всё ли мы правильно... – И Регина снова завернула длинный речевой период.

– Никаких противозачаточных и старательно друг на друга. Остальное доделает природа. – Он захлопнул карту пациентки.

Регина в испуге поменяла стратегию и солгала:

– Я неправильно выразилась, господин Хоендорф. Я не принимаю пилюли уже год. А три месяца назад... я хотела сказать, три месяца, как мы начали беспокоиться...

Гинеколог недоверчиво наморщил лоб и принялся поучать, размеренно покачиваясь в своём массивном вертящемся кресле и поигрывая шариковой ручкой:

– После начала половых сношений с целью забеременеть у плодородных: пар вероятность наступления беременности: в первый год равна восьмидесяти процентам! Поскольку вам уже тридцать шесть, вероятность понижается, однако диагностировать бесплодие было бы преждевременно. Есть ещё вопросы?

Регина кивнула и заговорила уже лихорадочно:

– Пожалуйста, господин доктор! Для нас чрезвычайно важна эта беременность. Если мы не добьёмся её сейчас, дальше будет всё труднее, через несколько лет мне будет уже сорок, я очень боюсь монголизма и других рисков...

Врач нетерпеливо стучал шариковой ручкой по стеклянной поверхности стола.

– Ну хорошо, если вы непременно хотите. Бесплодие с равной степенью вероятности зависит от обоих партнёров. Обычно первым обследование проходит мужчина. Ваш муж должен записаться на приём к урологу. После этого будем решать, – и он демонстративно уставился на часы.

Регина возразила:

– А мы не могли бы параллельно обследовать и меня? Ну, ради моего спокойствия.

– Опять вы про ваш страх! У вас было двадцать лет на то, чтобы забеременеть и родить ребёнка. Теперь вам в любом случае не избежать рисков, связанных с поздними родами. – Он встал и обошёл вокруг стола. – А теперь я прошу меня извинить. Там ждёт следующая пациентка. Всего хорошего!

– Что ты хочешь сделать? – Аня непонимающе смотрела на Карин.

– Я сделаю то, что нужно.

Обе снова сидели в своей крошечной кухне за ужином. На ужин были хрустящие хлебцы и творог с зеленью.

– Пока с Себастьяном пустой номер, – сказала Карин. – Мы уже трижды приглашали его, и всякий раз он нам вешает лапшу на уши про свою святую Хельгу. Больше я не могу это слышать.

– Но другого кандидата у нас нет.

– Правильно. Поэтому надо что-то думать, Аня.

– Но твой план... он же просто некорректный...

– Да прекрати ты эти штучки! А распоряжение твоей матери корректно?

Аня молчала.

– У каждого мужчины есть какое-нибудь ранимое местечко, – продолжала объяснять её рыжеволосая подруга. – У этого мягкотелого мальчика – синдром помощи, иначе он не работал бы – единственный мужчина среди нас – в консультации для беременных. Ты позвонишь ему и дать понять, что я тебя бросила. Он сразу прибежит тебя утешать. Всё остальное зависит от твоего женского искусства соблазна.

– Но он мне не поверит!

– Придётся всё сделать так, как будто мы действительно расстались.

– О'кей, Карин. Когда ты съедешь?

– Что значит я съеду? Гораздо проще будет съехать тебе! Ты можешь перебраться в Вурцельбах к Сюзанне, там он тебя и осеменит. – Она подловато рассмеялась.

– Ничего смешного! – сердито возразила Аня. – Будет лучше, если переедешь ты. Просто положишь матрац рядом со своим письменным столом, чтобы все твои коллеги только про это и говорили и чтобы у Себастьяна не осталось ни капли сомнений в нашем разрыве.

– В крайнем случае я так и сделаю, – примирительно сказала Карин. – Уже весна. Деревья пустили молодые побеги, полопались почки. Наступит время – и ты забеременеешь, а другого донора, кроме Себастьяна, у нас нет. Если мы хотим хоть чего-то добиться, надо действовать прямо сейчас! – И она сунула половинку хрустящего хлебца, намазанного творогом с мелко накрошенной зеленью, в свой большой рот.

– Я не знаю. Во-первых, это достаточно сложный план, такой мог зародиться только в голове Карин Шварц, а во-вторых... мне жаль бедного Себастьяна.

– О богиня, до чего же ты у нас чувствительная! Мужчины тысячелетиями подавляли женщин, эксплуатировали их, лишали их чувства собственного достоинства, подчиняли их сексуальному господству пениса, а у тебя теперь, видите ли, муки совести только из-за того, что мы возьмём у этого Себастьяна немножко семени.

– Но про него меньше, чем про любого другого, можно сказать, что он подавляет женщин. Он такой милый и чуткий и носит свою Хельгу на руках.

Карин саркастически рассмеялась.

– Да, пока носит, чтобы захомутать эту дуру. Потом он её обрюхатит, выдавит из профессиональной жизни, сделает своей уборщицей и будет втихаря бить за задёрнутыми шторами до синяков. И ты его ещё жалеешь! – Глаза Карин сверкали праведным гневом. – Любой мужчина становится насильником и эксплуататором, как только... как только женщина ему это позволит.

Аня вздохнула и подлила себе чаю.

Установилось молчание.

Через некоторое время Аня сказала:

– Карин, всё это, я думаю, не имеет смысла. Регина наверняка уже давно не принимает противозачаточные пилюли и уже беременна. Мы опоздали.

– С чего ты взяла, что у этих обывателей всё сразу получится? Когда перестают принимать гормональные таблетки, организму требуется время, чтобы перестроиться. И даже если... – Она таинственно улыбнулась.

– Что значит «даже если»?

– На этот случай у меня разработан запасной план. В нашей женской группе есть одна прогрессивная, феминистски настроенная студентка-медик, она отучилась уже девять семестров. Она знает способ, как безопасно сократить беременность на несколько недель.

Аня испугалась.

– Вот только не надо экспериментов над ребёнком!

– Ну, как скажешь. Тогда запасной план отменяется. Когда твой ближайший оптимум для зачатия?

– Дня через три-четыре.

– Хорошо. Тогда через три дня звони Себастьяну, плачь, стенай и позаботься о том, чтобы он тебя наконец расстелил!

Супруги Маркуард стояли у регистратуры.

– Мы записаны на приём к доктору Гешайдле, – сказала Регина.

Роберт молчал. Ему этот визит к врачу был очень неприятен. Но отвертеться он не мог.

– Пройдите, пожалуйста, в приёмную. Госпожа доктор Гешайдле сейчас придёт, – сказала молоденькая помощница.

Роберт вздрогнул.

– Как это госпожа доктор? – запротестовал он. – Мы записались к господину доктору Гешайдле.

Молодая женщина растерянно вскинула глаза:

– Мне очень жаль, но господина доктора Гешайдле у нас нет. Вы записаны к госпоже доктору Гешайдле. Но если вам будет предпочтительнее записаться на приём к господину доктору Урбанскому... я готова посмотреть.

– Да, уж посмотрите, пожалуйста! – потребовал Роберт.

Помощница уставилась в монитор своего компьютера.

– Можно записаться только на конец мая, господин Маркуард.

– А раньше нельзя? Это не терпит отлагательства.

– Ну, если только речь идёт о случае неотложной помощи.

– Да, требуется неотложная помощь! – нервно сказал Роберт.

– Тогда почему вы не хотите прибегнуть к помощи госпожи доктора Гешайдле?

Регина толкнула его в бок и приняла решение:

– Хорошо. Мы остаёмся.

Приёмная была пуста.

– Ещё минуточку, – попросила помощница и закрыла за ними снаружи дверь кабинета.

– Ну ты мне устроила! – зашипел Роберт, нервно шаря по карманам в поисках сигарет. – Женщина-уролог! Ты хоть представляешь, как это стыдно?

– Здесь нельзя курить! – напомнила ему Регина.

– Да, конечно. – Он убрал сигареты.

– Как я могла догадаться, что это женщина? – оправдывалась его жена. – В справочнике было написано: «Урологическая практика – доктор Урбанский, доктор Гешайдле». Женщины в этой профессии почти не встречаются, я и не подумала об этом.

– Вот теперь будем расхлёбывать, – прошептал он и в отчаянии огляделся, в любую минуту ожидая, что разразится катастрофа.

Менее чем через минуту она разразилась: в кабинет вошла привлекательная женщина лет тридцати в белом халате.

– Здравствуйте, я доктор Гешайдле, практикующий уролог и нефролог, – она произнесла всё это с баварским крестьянским акцентом, широко улыбнулась и протянула руку для пожатия.

Роберт подумывал о бегстве. Регина пожала протянутую руку.

Доктор села за свой стол и раскрыла ещё пустую карточку пациента.

– Чем могу быть вам полезна, господин и госпожа Маркуард?

– Мы вот уже год целенаправленно пытаемся зачать ребенка, – решительно врала Регина, – и до сих пор не добились результата. Мой гинеколог посоветовал мне сперва обследовать мужа.

Молодая докторша излучала счастье.

– Правильно, правильно, сперва обследуются мужчины. Но для начала несколько общих вопросов. Сколько вам лет?

– Моему мужу сорок, а мне тридцать шесть, госпожа доктор. Беременности у меня не было ни одной.

Докторша кивнула.

– Господин Маркуард, как часто вы имеете половые сношения с вашей женой?

Роберт сглотнул.

– Пусть лучше она...

Регина наклонилась вперёд:

– Между девятым и пятнадцатым днями моего цикла—как можно чаще. Всё остальное время мы воздерживаемся, чтобы повысить в сперме концентрацию семенных клеток.

– Ну надо же! – воскликнула доктор Гешайдле. – Как основательно вы подходите к вопросу! Не было ли у вас серьёзных заболеваний и операций?

Регина и Роберт отрицательно покачали головой.

– Господин Маркуард, у вас бывают проблемы с эрекцией или нарушение либидо?

– Разумеется, нет, – оскорбился он.

– А как с эякуляцией?

Он почувствовал, как его лицо наливается кровью.

– Никаких проблем, госпожа доктор.

Урологиня встала.

– Хорошо, тогда я хотела бы вас осмотреть. Господин Маркуард, будьте любезны снять брюки!

Его бросало то в жар, то в холод. Он медленно подчинился и лёг на кушетку в таком напряжении, как будто ему предстоял допрос в КГБ с применением пыток. Доктор Гешайдле натянула резиновые перчатки и осмотрела его гениталии.

– Вид просто великолепный, – радостно прокомментировала она. – У вас нет ни изъянов, ни наростов, ни изменений кожного покрова, господин Маркуард. Не страдаете ли вы преждевременным семяизвержением?

«Я убью эту бабу!» – подумал Роберт и через силу ответил:

– Нет... естественно, нет.

– Отлично! Тогда пойдите, пожалуйста, в туалет и эякулируйте в эту мензурку!

Он и так был здесь не в своей тарелке, теперь же окончательно почувствовал себя как подросток с эрекцией, выпирающей из штанов, когда его вызывают к доске.

«Я её убью», – снова подумал он и произнес заикаясь:

– Но, но, госпожа доктор...

Она понимающе улыбнулась:

– Это важно, господин Маркуард. Мне ведь надо узнать, достаточно ли у вас семенной жидкости. Кроме того, играет роль число и подвижность сперматозоидов. Если вы испытываете трудности с онанированием, пусть вас сопровождает ваша жена.

– Нет, нет, я справлюсь сам, – пролепетал он в мучительном приступе стыда и вышел из кабинета.

У регистратуры стояли три молоденькие медсестры. Роберт в испуге прикрыл мензурку ладонями.

Альтернативщик вопросительно взглянул на Сюзанну:

– Что написать в заявке на ремонт?

Она как раз говорила по телефону. Зажав ладонью мембрану, она простонала:

– Ох уж эти мужчины! Техника – это как раз женское дело. Да напиши просто как есть: сломалась круглая дырка, в которую вытекает вода.

– Госпожа Раймунд, – робко предложил альтернативщик, – а можно я напишу «сток»?

Из-за угла коридора показался доктор Леман, он засмеялся:

– «Круглая дырка, в которую вытекает вода». Это надо занести в коллекцию наших перлов, госпожа Раймунд!

– Да на здоровье! – сердито буркнула она и заторопила альтернативщика: – Маркус, дописывай скорее эту проклятую заявку и поди принеси свежие простыни для круглого родового кресла! – И она вновь погрузилась в рутину текущих дел за своим письменным столом.

Ночью ей приснился Рене, от этого она проснулась и ещё целый час ворочалась в темноте. Три года назад она совершила ошибку– влюбилась. В Рене. До сих пор это имя звучит для неё сладкой музыкой – несмотря ни на что. А какие у него были красивые тёмные волосы! А эти глаза... Слишком красивые для уже немолодой акушерки, которая носит очки и не может полностью согнуть правую ногу в колене. Что делать этому мужчине с такой калекой, как она? Поэтому было совершенно логично, что после двух ночей любви он её бросил. С тех пор она решила больше никогда не заходить так далеко.

Ночь была её врагиня.

День был ей друг. День приносил ей веру в себя, успех, радость... пока снова не наступала ночь.

Биргит распахнула дверь кабинета.

– Сюзанна, тут этот... – Она взглянула на её отсутствующее лицо и осеклась: – Я помешала?

– Нет, не помешала. Что там у тебя?

Биргит держала в руках письмо.

– Только что курьер передал для тебя. Кажется, личное.

Сюзанна вздрогнула:

– Курьер?!

– Да. Он показался мне знакомым. Кажется, это тот брат, который три месяца назад привозил рожать свою сестру. Очень привлекательный парень, ничего не скажешь. У меня перед такими коленки подкашиваются.

– Чёрт бы побрал этого курьера! – Сюзанна взяла в руки письмо со смешанным чувством злости, печали и невольного любопытства.

– Но это же ужасно, Аня! – сказал Себастьян, полный глубокого сочувствия, и обнял её. Она выла, как цепная собака. Был вечер. В маленькой кухне горел свет.

– Я могу хоть что-нибудь сделать для тебя?

– Да, – всхлипывала она. – Не оставляй меня одну, пожалуйста. Я так, несчастна. У меня больше никого нет... на целом свете.

Он успокаивал её, гладя по спине.

– Не бойся... не бойся, я останусь с тобой, сколько понадобится.

Она перестала плакать.

– Себастьян, я тебе этого никогда не забуду.

– Но это же так естественно, Аня. Кроме того, Хельга как раз уехала в Бремен навестить свою тётку. А без неё я и сам чувствую себя одиноким.

 «Лучше не придумаешь, – отметила про себя Аня. – Вот повезло-то!»

– Но что это я всё о себе, ведь горе-то у тебя, Аня!

Она открыла холодильник.

– У меня ещё остался поздний сбор. Поможешь мне открыть бутылку? Я должна утопить свою печаль в вине.

Она пробежала глазами по батарее из шести бутылок, купленных сегодня с запасом по спецпредложению, со скидкой.

– Только не хлопочи ради меня!

– До того ли мне, чёрт побери! – Она поставила бутылку на стол и взяла с полки два бокала.

Себастьян огляделся:

– А где штопор?

– В выдвижном ящике... да, там.

Он зажал бутылку между коленей и с силой потянул пробку.

– Для нас всех это было так неожиданно, – сказал он, напрягшись.

Пробка, чмокнув, вылетела из горлышка.

– Да, а всего неожиданнее это было для меня самой. – Аня уселась на кухонный стол, с грохотом подтянув себе под ноги стул. – Представляешь, семь лет Карин живёт со мной и вдруг ни с того ни с сего собирается и уезжает.

– И когда она уехала?

– Сегодня.

– О боже! Вы поссорились?

– Да.

Он с облегчением вздохнул и сел рядом с ней.

– Ну, если так, то ничего страшного. Как ты думаешь, как часто мы цапаемся с Хельгой?

Аня тотчас поняла свою ошибку и сердито вскричала:

– Ты меня неправильно понял! Всё кончено, кончено, кончено! Она больше не вернётся. Она сказала это мне в лицо.

– Ну, мало ли, сгоряча чего только не скажешь...

– Нет, она никогда не вернётся!

– Почему ты так уверена?

– У неё есть подруга! – Аня вырвала бутылку из рук своего гостя и лихорадочно наполнила бокалы. Потом принялась врать на чём свет стоит: – Она референтка пастора в католической церкви. Такая из себя на вид святоша, понимаешь? Они уже не первый год встречались за моей спиной, а теперь решили сойтись окончательно. Даже официально. Если удастся, они обвенчаются. А я-то, дура, отошла от церкви, чтобы только угодить Карин! – Она отхлебнула изрядный глоток вина.

Себастьян пригубил свой бокал:

– Это ужасно.

Она огорчилась:

– Проклятье, не надо было покупать вино по спецпреддожению.

– Что? Ах, нет, я вовсе не вино имел в виду. Вино-то отличное. И ты всё это время ничего не замечала?

– Нет, прохлопала.

– Такого я от Карин никак не ожидал. – Он отпил глоток, отставил бокал и начал размышлять вслух: – Сколько я её знаю, она всегда плохо отзывалась о католической консультации для беременных. Вообще для неё католическая церковь была как красная тряпка для быка, и вот, пожалуйста... А может, это только вспышка? Ведь ей скоро будет сорок, и ей, может, хотелось лишний раз доказать себе, что она всё ещё привлекательна и желанна. А как только она получит этому подтверждение, сразу вернётся.

Аня, воспарив на крыльях собственной фантазии, воскликнула:

– Да ну её, я сама больше не хочу эту рыжую ведьму! Даже если она на коленях ко мне приползёт! Неужели ты думаешь, что я лягу в постель с этой неряхой, от которой несёт потом пресловутой католической референтки?

Себастьян обошёл вокруг стола и положил свои широкие ладони ей на плечи.

– Это так ужасно, Аня. Но верь мне: и это пройдёт. Ты найдёшь себе другую подругу.

Она всхлипнула:

– Я не хочу другую. Я хочу Карин!

Себастьян не знал, что и сказать.

Она вытерла слёзы и придвинулась к нему вместе со скрипучим стулом.

– Себастьян, у нас хоть и нет гостиной, но в нашей... – она всхлипнула, – в моей спальне стоит просторная софа. Там будет куда удобнее говорить, чем на этой тесной кухне.

Он кивнул и отпил ещё глоток вина, на сей раз большой.

Аня отметила это с удовлетворением.

Чуть позже они сидели рядышком на софе, и она подливала ему вина.

– Я не понимаю, как Карин может быть такой неверной, – возмутился он. – Ведь верность – это благороднейшая добродетель.

Аня придвинулась ближе и уже касалась его своим телом.

– Да, это ты замечательно сказал. Верность – самое главное!

Он не отодвинулся и сидел не сводя с неё глаз.

– Я бы никогда не смог изменить Хельге. Это разбило бы ей сердце.

Она заглянула ему в глаза:

– Ах, Себастьян, почему Карин не может быть такой верной, как ты?!

Он осушил свой бокал.

– Ты права. Верность – это высшая, самая высшая добродетель.

Её рука медленно скользила по его бедру.

Сюзанна стояла в просторном, ярко освещенном фойе Национального театра и чувствовала себя неуютно. Хотя она пришла задолго до начала, тут уже толпились зрители. Этот безумный курьер действительно доставил ей в больницу два билета на спектакль «Леоне и Лена» и очень милое письмо-приглашение. Собственно, она не намеревалась видеться с ним ещё раз. Она знала, что с каждым шагом приближается к краю пропасти, к чёрной дыре, которая перемелет её и снова выплюнет, опустошив и отняв уже всякую надежду на будущую любовь. Поэтому на приглашение она ответила отказом и отсекала все его звонки. Однако этот Бухнер оказался упорным. Он не хотел сдаваться. И вот он добился даже того, что она явилась в театр раньше него, нарядившись в элегантный тёмный костюм и добавив к этому легчайший аромат дорогих духов.

Тогда, давно, Сюзанна тоже не сдавалась. После несчастного случая на велосипеде и нескольких месяцев, проведённых в больнице, она с ожесточением навёрстывала пропущенные уроки, делая заметные успехи. Она была лучшей выпускницей школы, потом лучшей акушеркой на курсе, а в возрасте двадцати шести лет стала самой молодой старшей акушеркой в окружной больнице. Через несколько лет она намеревалась открыть свою практику альтернативной помощи при родах и написать специальные книги на эту тему. Она знала всё о зачатии, беременности и родах. Но самой лично ей этого до сих пор пережить не пришлось. Да, наверное, Теодор был прав, и в итоге она станет хотя бы тёткой.

Сюзанна взглянула на свои часы: было без двадцати восемь. Франк всё ещё не появился. И зачем она приехала так рано?! Она села на диван и стала смотреть по сторонам. Публика прибывала в основном парами, редко группами, а реже всего поодиночке. А почему, собственно?

Она снова вернулась мыслями к этому Бухнеру, обдумывая его упорство. Почему же он отказался от хорошей профессии брокера? Потому, что любил свободу. Но как это совместить с той настойчивостью, с которой он за ней ухаживал? Что за человек этот Бухнер?