Текст книги "Плановые дети и другие случайности"

Автор книги: Мария Гердер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

3
Точные расчёты

– «Детей имеют только те, кто не умеет считать!» Ты ведь сам всегда так говорил, Роберт. Сколько лет это было твоим кредо!

Регина укоризненно посмотрела на мужа и взяла кусочек норвежской сёмги со свежим листовым салатом. Они ужинали в своей собственной роскошной квартире. За окнами стемнело, и очертания города озарились огнями.

Роберт ослабил шёлковый галстук и расстегнул воротник. Отхлебнув «просекко», он приступил к аргументации:

– Регина, с момента распоряжения твоей матери ситуация существенно изменилась. Как ты думаешь, отдельный семейный дом, свободно стоящий на просторном участке в привилегированном районе, на склоне холма, чего-нибудь стоит?

Регина опустила вилку и испытующе взглянула на Роберта:

– Если дело только в деньгах, можешь даже не задумываться об этой собачьей конуре. В этом вышедшем из моды обывательском домишке нет и ста квадратных метров жилой площади, так что он не отвечает потребностям даже молодой семьи. Известно ли тебе, что Аня и Сюзанна десять лет ютились вдвоём в одной крошечной комнатке? А теперь взгляни на ситуацию на рынке недвижимости! Этот дом можно продать только гораздо ниже его реальной стоимости, если его вообще кто-нибудь купит.

Роберт отодвинул тарелку и зажёг сигарету. Выпустив дым в потолок, он согласно кивнул:

– Ты права. Про хижину действительно можно забыть. Техника в доме устарела, площадь маленькая. Пришлось бы вложить в него тысяч сто евро. И то не хватит!

– Ну вот.

– Что «ну вот»? Подумай об участке! Почти восемьсот квадратных метров на лучшем склоне во всём Бергштрасе. С открытым видом на долину реки, который никогда не будет закрыт новостройками! И всего в пяти минутах ходьбы от исторического центра.

– Хорошо. У кого есть деньги, мог бы снести домишко и на его месте построить роскошную виллу. Но сейчас на этот участок не найдётся платёжеспособного покупателя. И ты знаешь это не хуже меня.

– Ты очень долго проработала за банковским окошечком, Регина. За своей рутинной работой ты совсем потеряла фантазию и видение будущего. – Он сделал ещё глоток «просекко» и взволнованно продолжил: – Я сыт по горло тем, что мои состоятельные клиенты делают инвестиции в гигантские строительные проекты, получают огромные барыши, а я, как глупый школьник, только хлопаю глазами. Нет, моя дорогая, я тоже хочу когда-нибудь пожить на широкую ногу, чтобы в кармане звенело. Участок свободен от долгов и залогов, а с моими связями я мог бы... короче, полмиллиона евро можно было бы вложить свободно.

Регина положила себе на ломтик сёмги красную икру и строго посмотрела на мужа.

– Но мы уже сделали это однажды. Семь лет назад мы купили эту до неприличия дорогую квартиру, потому что у тебя тогда был заскок с перспективой роста цен. И что из этого вышло? Что мы теперь имеем с твоей фантазией и с твоим видением будущего? Эта квартира сейчас стоит ровно половину того, что мы за неё заплатили. Рынок недвижимости рухнул.

Он отпил ещё глоток «просекко» и оживился:

– А я о чём тебе говорю! С дорогой квартирой мы попали впросак и не рассчитаемся с долгами ещё десятилетия. Нам обоим около сорока, а мы до сих пор по-настоящему не владеем никакой собственностью. Кредит и прочие затраты на наше роскошное бунгало пожирают половину всех доходов. «Мерседес» каждый месяц теряет восемьсот евро от своей первоначальной цены, и ты сама знаешь, во что нам обходятся наши путешествия. А из чего мы должны откладывать на будущее?

– У нас высокий жизненный стандарт, – возразила она. – Мы хотим жить, пока мы молоды. Ради этого мы отказались от ребёнка.

– А если мы больше не будем отказываться от него, – взволнованно воскликнул он, – мы отыграем будущее! Выручка от продажи дома обеспечила бы нашу старость.

– Мой ответ – нет!

– Я не буду беременеть, Карин, хоть ты на уши встань!

Аня сидела со своей рыжеволосой партнёршей за ужином. В тесной кухне едва помещался стол. Из окна открывался вид на тёмный задний двор и на глухую стену дома из красного кирпича. На ужин был творог с пореем, хрустящие хлебцы и травяной чай.

– Но всё-таки подумай ещё раз, Аня!

– Зачем мне об этом думать ещё раз! Я уже приняла решение, когда моя мать выступила со своим идиотским распоряжением.

Карин отхлебнула чаю и грела руки о чашку.

– Аня, скажи, сколько работ по феминистскому движению я уже написала?

– Кажется, пять.

– Шесть! И в сколько издательств я их разослала?

– Им числа нет. Почему ты спрашиваешь?

– И почему никто этим не заинтересовался?

Аня пожала плечами:

– Пишешь ты хорошо. Видимо, дело не в этом.

– Ты права. И я хочу сказать тебе, в чём дело: даже в самых прогрессивных издательствах всем заправляют мужчины. – Тут она оживилась. – Но я хочу изменить эту ситуацию. Я хочу основать своё издательство. Настоящее феминистское книжное издательство, которое не делает никаких уступок, которое наконец действительно доберётся до корней и истоков женского сознания и которое будет сотрудничать с настоящими феминистками.

– Как ты, например.

– Именно. Единственное, чего нам не хватает, это деньги. Но дом твоей матери...

– Карин!

– ... мы могли бы продать за триста—четыреста тысяч евро. И тогда весь мир наш.

Аня задумчиво откусила хрустящий хлебец и помешала ложечкой свой травяной чай.

– Для издательства тебе понадобятся не только деньги, но и опыт и ноу-хау.

– Ах, всему этому в наши дни можно научиться на разных курсах. Основы существования рушатся главным образом из-за слишком тонкого денежного слоя.

– Не сходи с ума, Карин!

Карин вскочила и перегнулась через стол:

– Так это я схожу с ума? У меня по крайней мере есть идеи, хотя я по полдня торчу в семейной консультации и ковыряюсь в социальных проблемах беременных женщин, которые были настолько глупы, что пошли на поводу у мужчин! А вот ты, с тех пор как возишься со своими малышами и их глупыми матерями, действительно омещанилась. Потеряла всякое чутьё.

– Карин, сядь! Ты меня неправильно поняла.

Карин послушно опустилась на стул, но глаза её горели гневом.

– Ну так вот, если бы я получила дом твоей матери...

– Ты, Карин? Но мы говорим о моём наследстве!

– Да, Аня. Конечно, ты права. Но ведь мы же не материалистки, как ты считаешь? Для нас не столь существенны традиционные, буржуазные формы закрепления собственности. Разве не так?

– Нет.

– Хорошо, скажем так: если бы мы получили дом твоей матери...

– Нет!

– Аня! Дай же мне сказать!

– Я не буду беременеть, – повторила Аня и так решительно откусила хрустящий хлебец, что тот рассыпался в крошки.

Регина взяла на нож красную икру и покачала головой:

– Не буду я рожать ребёнка из-за дома. Я бы не хотела, чтобы обо мне говорили, мол, она забеременела ради материнского дома.

– Но в принципе ведь ты не против ребёнка?

– Не знаю... Собственно, я пока не собиралась, но после распоряжения моей матери я уж и не знаю... Разве что через пару лет...

Роберт подлил себе «просекко».

– Ага, значит, ты хочешь забеременеть через пару лет?

– Ну да, я ведь тебе только что сказала.

– А ты посчитала, сколько тебе тогда будет?

– Знаю, что ты хочешь сказать: биологические часы. Дуешь в ту же дуду, что и мама.

Он затянулся сигаретой.

– Тебе тридцать шесть, а мы ещё даже не делали попыток. Если мы начнём через пару лет... может, вообще уже ничего не получится.

– Роберт, это нечестно.

– Зато реалистично! К тому же чем дальше, тем больше рисков. Монголизм, например... Дефекты хромосом...

– Прекрати! Это нечестно.

– ... и лет в сорок ты родишь неполноценного ребёнка.

– Роберт этот номер у тебя не пройдет. Я решила сейчас не беременеть.

Аня и Карин молча вычерпывали ложечками свой творог с пореем. Карин как бы между прочим произнесла:

– Кстати, о твоём детском садике! Ты мне как-то рассказывала, что, глядя на этих бузотёров, почувствовала сожаление, что у тебя никогда не будет ребёнка.

Аня недоверчиво подняла глаза.

– Ну и что теперь? Ты же всегда была против буржуазной семьи.

– Дай мне, пожалуйста, солонку!

– Вот.

Карин посолила свой хлеб, намазанный маргарином, и задумчиво сказала:

– У нас-то всё было бы по-другому. Ведь мы же любим друг друга. – Карин нагнулась вперёд и протянула обе руки: – Аня, ты любишь меня?

Подруга сжала её руки:

– Ты же знаешь, Карин. Но...

– О, великая богиня, так докажи мне это! Ведь ты же хочешь ребёнка.

Аня устало покачала головой.

– Я не могу так просто обставить моих сестёр. И, кроме того, ты же сама говорила, что это распоряжение аморально и потому вообще не может быть признано.

– Не знаю, – сказала Карин, высвобождая руки. – Присутствовал же там этот нотариус... как его?

– Доктор Эммрих.

– Вот-вот. Был же он при этом. Аморально – неаморально... Для твоей матери всё это очень серьёзно, можешь мне поверить. Сюзанна не опасна. Она даже слишком хороша для этого мира. Но вот Регина! Если Регина принесёт матери долгожданного внука, дом отпишут ей... ей и этому замшелому обывателю, этому финансовому консультанту из банка с его гнусным «мерседесом». А ты останешься с носом, Аня! Шестьдесят – это вообще не возраст для женщины. Будет твоей матери и семьдесят, и больше, и тогда нам не достанется ничего, абсолютно ничего!

– Но Регина не пойдёт на это.

Карин саркастически рассмеялась:

– Да перестань! Когда речь заходит о деньгах, каждый сам себе ближний. И даже если Регина, может статься, не захочет, твой корыстный свояк её заставит. – Её передёрнуло от отвращения: – Как представишь – волосы дыбом. Твоя гетеросексуальная сестра непременно забеременеет и будет вознаграждена за это домом. При том, что для женщины нет ничего более противоестественного, чем ложиться в постель с мужчиной.

Аня побледнела.

– Ты думаешь, есть такая опасность?

– Конечно. В детстве старшая сестра отнимала у тебя кубики, и теперь, когда речь идет о наследстве, она оставит тебя с носом. Ты должна воспрепятствовать этому!

Аня сжала кулаки.

– Этому не бывать. Лучше я сама забеременею, чем ей что-нибудь достанется.

Роберт почти допил бутылку «просекко». Он отшвырнул галстук и нервно закурил следующую сигарету.

– Регина, если ты не захочешь сейчас забеременеть, то я могу назвать тебе кое-кого другого, у кого с этим не возникнет никаких проблем.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты думаешь, Аня с Карин будут корчиться в моральных муках? Сюзанна не рассматривается, тут случай особый. Ни один мужчина не польстится на эту полукалеку...

– Роберт!

– Что поделаешь, это правда. Но эта лесбиянка Карин опасна. Если только она поняла, какими деньгами пахнет, она не даст Ане покоя, и придётся твоей сестре выбросить за борт свои высочайшие принципы и лечь в постель с первым же парнем, какой подвернётся. С таким риском ты собираешься считаться или нет? – Он сделал паузу и добавил: – Регина, ты будешь кусать себе локти, когда Аня победно въедет в дом твоей матери, а тебе останется лишь пялиться на это из-за забора.

Она покачала головой:

– Аня не сделает этого.

Роберт цинично ухмыльнулся:

– Да перестань ты! За деньги любая женщина раздвинет ноги.

Она закусила губу.

– Не может быть, нет... Раньше, чем она забеременеет... Роберт, я прямо сегодня прекращаю принимать таблетки!

Аня вопросительно взглянула на Карин:

– Как же мне забеременеть? Не могу же я с каким-то чужим, посторонним мужчиной... А риск заразиться СПИДом!

Карин кивнула:

– Я и об этом подумала. Голландский банк спермы, конечно, снял бы все эти проблемы. Но кто знает, сколько это протянется? Время поджимает, ведь Регине просто достаточно перестать принимать пилюли.

– Вот видишь, мы не успеваем. Карин успокаивающе подняла руку:

– У меня есть один молодой коллега, его зовут Себастьян... с абсолютно приличным образом жизни и постоянной подругой. Его-то тебе и придётся соблазнить.

– Приличный образ жизни и постоянная подруга! Такого разве можно совратить?

– Ещё как можно! Мужчины же блудливые козлы, им только дай возможность. А когда всё будет позади... – В глазах Карин сверкнула бесовщинка, – ... я наябедничаю его подружке, а ты подать на алименты!

4
Смутная догадка

Saccharum amylaceum. Что это, чёрт возьми, такое?

Сюзанна с внушительной повязкой на шее сидела в своём кабинетике и недоумевающе разглядывала красный пакет размером с половину коробки из-под обуви, поступивший из центральной аптеки. Он лежал рядом с гипсовой фигуркой фригийской богини плодородия, которую Сюзанна привезла из отпуска. В родильном отделении было тихо. Через три часа заканчивалась её смена.

– Это ты заказала, Хайке? – спросила она вошедшую коллегу.

– Что заказала?

Сюзанна поправила очки и прочитала ещё раз:

– Saccharum amylaceum.

– А что это за дрянь?

– Saccharum amylaceum? Понятия не имею.

– Ты же знаешь всё, Сюзанна. Но заказала уж точно не я. Может, кто-то из врачей.

Сюзанна отправилась на поиски. Юная практикантка-врач как раз хлопотала в приёмной с вновь поступившей роженицей. Когда Сюзанна показала ей пакет, та только покачала головой:

– Я не заказывала.

– Saccharum amylaceum. Но вы хотя бы знаете, что это за медикамент, госпожа Вальтер?

– Нет. Может быть, доктор Леман знает.

Сюзанна вернулась в кабинет несолоно хлебавши. Комнатка была крохотная—в ней едва помещались письменный стол с компьютером и несколько подвесных шкафчиков. Мысли Сюзанны то и дело отвлекались от работы и возвращались к распоряжению матери. С того дня прошло три недели, а вопросы, на которые не было ответа, то и дело возникали в её голове. И как только мать додумалась до такого? Неужели она и правда считает, что её дочери ухватятся за эту идею? Но поговорить об этом с матерью она не могла. Та сейчас совершала морской круиз со своим Теодором далеко за пределами промозглой Германии. Разве что поговорить с Региной? Или с Аней?

– Госпожа Раймунд, вы могли бы все лабораторные назначения писать на одном бланке? – Знакомый голос доктора Лемана вывел её из размышлений.

– Простите, что вы сказали? Какие лабораторные назначения?

– Да вот, например, для госпожи Лёзе, – сказал он. – Направление на общий анализ крови вы пишете на одном бланке, а на гемоглобин – на другом. Это же напрасный перевод бумаги.

– Ах вот оно что! Госпожа Лёзе поступила сегодня с подозрением на диабет при беременности в тридцать пять недель. Поэтому и назначен анализ на гемоглобин.

– Но вы могли бы назначить оба анализа на одном бланке!

– Нет, не могла.

Врач посмотрел на неё непонимающе:

– Ну как же так, ведь на бланке есть графы на все обследования!

Сюзанна вздохнула:

– Господин доктор, есть рабочие тонкости, недоступные пониманию академика. Если я выпишу на одном бланке направление на общий анализ крови и на гемоглобин, лаборатория сделает только общий анализ, а отдельно анализа на гемоглобин так и не будет. Но как только пациентка попадёт на первый пост, там потребуют анализ на гемоглобин. И придётся снова брать кровь, терять время. Поэтому я и выписываю два направления. Понятно?

Он наморщил лоб.

– А что, так бывает, что лаборатория выполняет не все предписания?

– Чаще, чем вы думаете.

Врач удивлённо покачал головой.

– Господин доктор, это не вы заказали вот этот препарат? – Она показала ему красный пакет.

– Нет, я не заказывал, – рассеянно ответил он, медленно повернулся и вышел, всё ещё качая головой. Кажется, вопрос с лабораторными бланками задел его до самой глубины его профессиональной компетенции.

Сюзанна закрыла историю болезни и поставила её на полку.

Последние недели были перегружены работой. Даже в выходные дни по вечерам приходилось вести курсы и консультации для беременных. Совсем не было времени позвонить сестрам. Но теперь, когда в работе появился просвет... Она решительно набрала номер Регины. Послышались длинные гудки.

«Надеюсь, она дома», – подумала Сюзанна. Трубку снял Роберт. В неподходящий момент он всегда тут как тут.

– Привет, свояченица! Ну как, всё штампуешь детей?

– Можешь дать мне Регину?

– Зачем она тебе?

Сюзанна возмутилась:

– В чём дело? Я должна перед тобой отчитываться?

– Что ты, что ты, как можно! Ре-ги-на!.. Подойди, тут твоя сестра!

– Какая? – услышала Сюзанна издалека.

– Не та, которая гомо-, а та, которая моносексуальная , – ответил Роберт в своей циничной манере.

– Привет, Сюзанна! Как хорошо, что ты позвонила.

– Привет, Регина! Я хотела тебя спросить... У меня из головы не идёт эта история с распоряжением мамы.

– И что?

– Может, встретимся? Надо спокойно обсудить мамины проблемы. Я за неё беспокоюсь.

– Из-за чего?.. Ах да, это идиотское распоряжение... Но мама ведь уже давно нервничает из-за внуков.

– Тем не менее это кажется мне важным. Аню тоже надо пригласить.

– Ну, раз ты так считаешь... Но на этой неделе... Погоди, я загляну в свой календарь... Нет, не получится. Давай я тебе перезвоню.

– Регина, что случилось?

– Ничего не случилось, всё в порядке. Итак, до звонка! Пока!

Сюзанна положила трубку и непонимающе тряхнула головой. Что-то тут не то.

Потом ей на глаза снова попался этот загадочный пакет. Она схватила трубку и позвонила на первый пост:

– Алло! Ингеборг? Не заказывал ли кто-нибудь из ваших в аптеке Saccharum amylaceum?

– Нет. А что это такое?

– Я тоже не знаю. Попробую позвонить на второй пост. Пока.

Но второй пост тоже не знал. И в детском отделении никто не сознался. И на хирургии все пребывали в неведении. Пришлось звонить в аптеку. Долго никто не снимал трубку, наконец взяли:

– Центральная аптека, Хорстман слушает!

– Господин Хорстман, мы получили некий препарат под названием Saccharum amylaceum, но не знаем, кто его заказал. Не могли бы вы посмотреть?

– Sac-cha-rum amy-la-ceum?

– Да.

– Момент... Да вы же сами вчера и заказали!

Сюзанна положила трубку в полной растерянности. Неужто это проклятое распоряжение матери так затуманило ей мозги? Но что это за медикамент, чёрт бы его побрал?

Она отложила решение этого вопроса на потом, а пока набрала номер Ани. Трубку взяла Карин.

– Твоя сестра под душем, – коротко и резко ответила она.

– Она сможет мне перезвонить? Я в больнице.

– Не понадобится, она уже идет.

Сюзанна услышала приглушённые шаги и затем голос Ани:

– Привет, Сюзанна, что-то давно тебя не слышно.

– Было много работы. Скажи, ты ничего не имеешь против, если мы встретимся и поговорим о мамином желании иметь внуков?

– Хорошая идея. Ты приедешь на день рождения Карин? Тогда бы и поговорили...

– Аня, но ведь это через три месяца!

– Ну и что? Этот внук всего лишь идея фикс нашей мамы.

– Аня, теперь ты недооцениваешь ситуацию!

– Хорошо, давай встретимся, выпьем кофе. Я позвоню тебе. Счастливо оставаться с твоими малышами! – И она положила трубку.

«Точно, тут что-то не так», – ещё раз подумала Сюзанна. В её голову закралось смутное подозрение.

Доктор Леман снова зашёл в кабинетик. Вид у него был праздный.

– Эта проклятая статистика, – бормотал он себе под нос. – За прошлый год всего девятьсот пятьдесят восемь новорождённых. А как пойдут дела в этом году, бог знает! У нас ещё остался кофе?

– Всего полчашки, господин доктор. Но весь для вас. Наливайте, пожалуйста!

Он уселся, вытянул из кофеварки стеклянную колбу и налил себе кофе.

– Проклятая статистика! – продолжал он тихо ругаться. – А ведь были времена, у нас за год проходило тысяча триста родов. Если так и дальше будет, нам придётся закрыть родильное отделение. Немцы вымирают... да и кофе остыл.

Зазвонил телефон. Это был дежурный:

– Госпожа Раймунд, вас спрашивает господин Вагнер.

– Вагнер? Соедините!

– Привет, Сюзанна! Это Теодор. Ты меня помнишь?

– Ещё бы! Но я думала, вы с моей мамой всё ещё на теплоходе.

– О, там было великолепно! Чудный сервис, отличная еда, волшебные острова и побережья. Жаль, что всё уже позади.

– Но после этого вы собирались в Южную Францию?

– О да, это было великолепно! Дивное солнце, покой, превосходное вино. Просто рай на земле!

– А почему ты звонишь, что-нибудь случилось?

– Что ты, избави бог! Правда, мне пришлось с тяжёлым сердцем оставить мою милую Хильдегард одну в моём деревенском доме. Всё дела, дела, – он вздохнул. – Но раз уж я в Германии, мне захотелось воспользоваться этой возможностью и пригласить тебя на бутылку вина. Как ты на это смотришь, Сюзанна?

Это было неожиданно. Что ему нужно? Может, хочет обсудить с ней распоряжение матери? Так он ломится в открытую дверь...

– С удовольствием, Теодор. Моя смена заканчивается через два часа.

– Отлично! Тебе знаком винный погребок Марио?

– Ещё бы, место известное.

– Прекрасно, Сюзанна, там и увидимся. – Он положил трубку.

Доктор Леман всё ещё сидел за письменным столом, держа в руках пустую чашку.

– Кто этот Теодор?

Кровь прилила к щекам Сюзанны.

– Совсем не то, что вы подумали, господин доктор.

– Так-так.

– Этому Теодору хорошо за шестьдесят.

– Жаль, а я было подумал...

– А что, собственно, это такое – Saccharum amylaceum? – сменила тему Сюзанна. – Это написано на пакете, который заказала якобы я сама.

Врач озадачился, а потом рассмеялся:

– Вы правда не знаете, что это?

– Иначе зачем бы я спрашивала?

– Виноградный сахар!

Она уставилась на него. Потом хлопнула себя ладонью по лбу.

– Ну конечно же, я ослица! Я действительно заказывала виноградный сахар для беременных!

– Вот видите, госпожа Раймунд! Есть рабочие тонкости, недоступные пониманию не латинистов.

Когда она вошла, Теодор был уже на месте. В том, как этот ухоженный господин встретил Сюзанну, чувствовалась старая школа. Он заспешил ей навстречу, слегка поклонился и помог снять пальто.

– Где ты хочешь сесть, Сюзанна? Как видишь, у нас есть выбор.

В винном погребке Марио затерялось лишь несколько посетителей. Здесь было много дерева, на стенах висели старые, потемневшие от времени картины.

– Там, где ты сидел.

– Отличное место, Сюзанна. А что у тебя с шеей? Ты меня напугала.

Она отмахнулась:

– Эти повязки на шее всегда имеют такой драматичный вид... Хотя там всего лишь ссадина.

– Ты попала в аварию?

– Да. Один идиот прижал меня к ограждению.

– Это ужасно, – посочувствовал Теодор и сделал приглашающий жест: – Проходи, я за тобой.

Официант подошёл к столику и положил перед Сюзанной карту вин. Она поправила очки. Взглянув на цены, она даже вздрогнула.

– Здесь прекрасный выбор бергштрасских вин, – сказал Теодор.

Она подняла взгляд от своей карты:

– Да ты здесь завсегдатай?!

– Иногда могу себя побаловать. А на Рождество мы были здесь с твоей матерью.

Официант вернулся к их столу:

– Господа уже выбрали?

– Да, – ответил Теодор. – Сюзанна, если ты мне разрешишь, я хотел бы заказать для нас обоих бутылку «Хеппенхаймского замка». Очень, тонкое полусухое вино с прекрасным букетом.

– Согласна, – сказала Сюзанна и захлопнула карту вин. Она была рада, что Теодор избавил её от мук выбора. В винах она не очень разбиралась.

Официант кивнул и удалился.

Она сразу же перешла к делу:

– Теодор, я догадываюсь, что ты хочешь поговорить со мной по поводу маминого распоряжения.

Он испытующе взглянул на неё.

–Да. Но главным образом мне хотелось бы как следует, без спешки познакомиться с самой младшей и вместе с тем самой прелестной дочерью моей дорогой Хильдегард. В день рождения нам, к сожалению, не представилось такой возможности.

Она робко поправила очки.

– Этот сумбурный день рождения! Зато ты имел возможность получить правильное представление о нашей внутрисемейной гармонии.

– Ничего, расхождение мнений бывает в любой, даже самой распрекрасной семье. Но в день рождения твоей замечательной матери вскрылся некий потенциал конфликта. Я должен сказать, это распоряжение... довольно необычное средство, чтобы заполучить внука.

Она быстро заглянула Теодору в глаза. Кажется, это был не только красноречивый и вежливый, но и интеллигентный человек.

– Я думаю, – начала Сюзанна свои объяснения, – это началось с того, что Аня... лет пятнадцать тому назад... открыто проявила свою сексуальную ориентацию. Для моей матери это был жестокий удар. Не то чтобы она была в этом пункте очень уж консервативной или закоснелой, но... Сегодня я убеждена, что уже тогда она задумалась о внуках. Отец отнёсся к этому более хладнокровно. Но мама не хотела терпеть, чтобы Анина подруга ночевала у нас. И Ане пришлось переехать. Теодор кивнул.

Официант принёс изящную бутылку, показал Теодору этикетку, дождался его согласного кивка и открыл бутылку. Затем он налил Теодору в бокал один глоток, снова подождал, пока гость распробует и одобрит качество вина, после чего наполнил оба бокала.

Сюзанна пригубила. Когда официант удалился, она шепнула Теодору:

– Какой же он обстоятельный!

Пожилой господин тонко улыбнулся и ответил:

– Так положено, это в стиле хорошего винного заведения.

– Мой отец не пил вина, – сказала она, забывшись. – Разве что пару бутылок пива за ужином. Нам приходилось вечно экономить... на дом.

Она отпила ещё один глоток. Вкус у вина был превосходный. Теодор действительно был знатоком.

– Потом вышла замуж Регина, – продолжила она начатый разговор, – и мама стала ждать первенца. По семейной традиции Раймундов было уже пора. После того как и через три года ребёнок не появился, она стала на них давить. Начались трения. Они всё чаще ругались, потому что Регина не хотела детей. Отец пытался их примирить, но после того как он умер... – Она замолчала.

– А как насчет тебя, Сюзанна?

– Когда я попала на велосипеде в аварию и раздробила правое колено, мне было четырнадцать.

– Поэтому ты немножко прихрамываешь.

Сюзанна вздохнула:

– Значит, и ты заметил.

– Да. Но это не бросается в глаза.

– Этот раздробленный перелом неправильно лечили, и он неправильно сросся. Про дискотеки и спорт пришлось забыть, а мальчики – где их ещё встретишь? Когда мне стукнуло двадцать, мать принялась и за меня: не хочу ли я познакомиться с другом. Однажды она даже дала объявление: «Ищу для моей красавицы дочери...» Было так стыдно! Правда, мучительно стыдно.

– Почему у тебя нет друга?

– Разве я не объяснила?

– Но ты всего лишь слегка прихрамываешь...

Сюзанна разволновалась:

– Слегка прихрамываю! Хорошо тебе говорить! Для любовного приключения это действительно не препятствие. Но для настоящего партнёрства...

– Я думаю, это всё же не единственная причина, Сюзанна. Может быть, ты просто боишься довериться другому человеку.

– Всё, меняем тему! – резко отреагировала она. – Расскажи, как ты познакомился с моей матерью?

– Это случилось в танцевальном клубе для людей в возрасте. Наши пристрастия случайно совпали.

– Значит, ты познакомился на танцах?

– Да, и для меня это оказался счастливый случай. Мы сразу почувствовали родство душ. Я надеюсь на долгое и счастливое будущее с твоей матерью.

В Сюзанне зародилось недоверие. Теодор – человек со средствами и выглядит для своего возраста просто великолепно. Мать бесспорно тоже милая женщина, но... почему он не подыскал себе кого-нибудь помоложе?

– Тебя тоже огорошила безумная идея моей матери? – спросила она. – Или ты уже обо всём знал заранее?

Он несколько смущённо смотрел на скатерть, вертя свой бокал за ножку.

– Если быть честным, я должен признаться, что хорошо знал об этой, как ты изволила выразиться, безумной идее.

Она удивилась:

– Неужто?! И ты не намылил ей за это шею?!

– Это было бы бессмысленно. Твоя замечательная мать очень страдает оттого, что её род прекратился. Мы долго обсуждали, как помочь этой беде. Мы строили бесконечные планы и снова и снова их отвергали. К несчастью, однажды мы набрели и на эту мысль, и больше твоя мама от неё уже не отступалась. Она очень боится старости—и собственной, и дочерей.

– Но в наши дни шестьдесят не возраст! Она может наслаждаться жизнью с тобой. Путешествовать, танцевать, разводить розы и ещё бог знает что делать. Ты не мог её в этом убедить?

– Она хочет внука. В этом для неё, собственно, и состоит смысл старости. А развлечения – только потом.

– И ты действительно веришь, что одна из нас пойдёт на это?

– Одна-то уж точно. А то и...

– Да у тебя неправильные представления, Теодор! Женщины, имеющие твёрдые жизненные принципы, не повернутся вдруг на сто восемьдесят градусов ради какого-то маленького семейного домика. Как она может считать собственных дочерей такими бесхарактерными?

Он подлил вина Сюзанне и себе, отпил глоток и, наслаждаясь, выпятил нижнюю губу. После чего спокойно ответил:

– Тебе знакомо понятие «детерминизм»?

Она посмотрела на него поверх очков:

– Какое отношение это имеет к нашему случаю?

– Ещё какое! Если ты позволишь, я начну издалека. Как ты знаешь из школьной программы, биологическое поведение определяется генами. Когда кошка видит мышь, она превращается в хищного зверя.

– Сравнение очень притянутое, Теодор!

– Разумеется, человеческое поведение гораздо сложнее. Но и оно определяется генами.

– И воспитанием.

– Верно. Наследственность и окружающий мир – вот детерминанты нашего поведения. Свободы у человека нет.

Она наморщила лоб.

– Но это... это очень пессимистическая точка зрения.

– Это жестокая правда. Все действия, в том числе и повседневные, самые незначительные, обусловлены наследственностью и воздействием внешней среды. Если знаешь эти детерминанты, человеком можно манипулировать. Свобода сделала бы нас непредсказуемыми. Поэтому её и не бывает, она, к сожалению, всего лишь романтическое представление о желаемом.

Сюзанна отрицательно покачала головой:

– Но это бы значило... что все мы не отвечаем за свои действия... Нет, меня это не убеждает.

Он слегка улыбнулся:

– Каждый человек поначалу сопротивляется этому. Больно, когда нам отказывают в столь желанной свободе. Но свобода не что иное, как философская фикция, которой человек тешит свое самолюбие. Правда, как ни грустно, жестока. Поэтому желанных, запланированных детей не бывает.

– Как это?

– Дети рождаются потому, что это заложено в природе мужчин и женщин. На самом деле никто не решается на это свободно. В противном случае мы как вид исчезли бы с лица земли.

Она подавила в себе неприятное чувство.

– Хорошо, не будем выяснять, насколько ваше утверждение истинно, допустим, что это так. Но мои сестры не позволят, чтобы ими манипулировали из-за какого-то там дома.

– Позволят, – вздохнул он, – прямо или косвенно. – И затем добавил: – Знаешь, в твоём возрасте я тоже мыслил так же идеалистически. Пока жизнь не открыла мне глаза. Опыт познания был горек, а в конце я пришёл к дремучей прописной истине: каждый человек продажен, каждый поддаётся манипулированию. И ты, Сюзанна, тоже.

– Я не буду участвовать в этом соревновании, Теодор.

– Спорим, будешь!

– На что спорим? Может, на дом?

– Вот ты и попалась!

Она рассердилась и резко заявила:

– Не обольщайся! Я не могу в этом участвовать, – и строптиво добавила: – И не хочу. У меня маленькая, уютная квартирка в Вурцельбахе, в которой я прекрасно себя чувствую и которая мне почти ничего не стоит. И больше мне ничего не нужно.