Текст книги "Коктейль со Смертью"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2

Часа через два я сидела в полупустой квартире: видимо, Том подошел к сбору вещей с тем же рвением, которое обычно проявлял в работе. Исчезли ботинки, одежда, шампунь, будильник, полотенца… Обычно заваленный всякими мелочами, прикроватный столик казался стерильным. Выдвинутые ящики зияли, как свежие раны, а распахнутые дверцы, словно раскрытые рты, гоготали надо мной, оставшейся в полном одиночестве, чтобы закрыть их или залепить пластырем.

Пластырь на рану. Пластырь, чтобы скрыть трещины. Почему Том ничего не сказал мне, когда ему было плохо? Почему не дал шанса все объяснить, извиниться? Мы могли бы обсудить это прямо здесь, на балконе. И почему он не звонит? Уже два часа ночи.

Меня тошнило. Несмотря на то, что после посещения туалета в ресторане желудок был абсолютно пуст. Возьми я в рот хоть кусочек, меня бы тут же вырвало снова. Может, немного вина удержится в желудке? Я решила проверить это. Вылила в бокал остатки из открытой бутылки шардонне и сделала несколько жадных глотков.

Мысли теснились у меня в голове, ударяясь одна о другую. В какой момент я совершила ошибку?

Мы с Томом так много разговаривали в первый год, когда стали жить вместе. Я знала, что, несмотря на университетское образование, он бунтарь, и именно за это его любила. Любила? А любила ли я его вообще?

Шардонне начинало действовать. Боль сжала виски, угрожая хорошо знакомой мигренью. Это меня не пугало. Головная боль сейчас не проблема, от нее легко избавят таблетки. Но что спасет меня от опустошенности? Здесь нужно что-то другое. Может, если я приберу комнату, в душе у меня тоже восстановится порядок? Воспользовавшись мылом, моющими средствами, тряпками, веником, совком и пылесосом, я через пару часов навела повсюду стерильную чистоту. А заодно уничтожила последние следы пребывания Тома. Рычание пылесоса и грохот передвигаемой мебели меня не смущали. Если бы кто-то из соседей вздумал пожаловаться на шум, я не поручилась бы за последствия. Видимо, они догадались об этом, потому что в дверь никто не позвонил.

При виде каждого нового свидетельства нашей совместной жизни я злилась все больше. Счета придется оплатить, заказы столиков в ресторане – отменить, сантехнику – позвонить, собрания жильцов – посещать. Том плевал на все это, так что бытовые проблемы плавно переходили на страницы моего ежедневника. Теперь он станет моим спутником жизни? Тем, на кого можно во всем положиться. Единственным, с кем и в горе, и в радости…

За прикроватным столиком Тома я нашла дневник, зажатый между ножкой столика и стеной. Том признавался, что иногда записывал туда случившееся за день, не вдаваясь в подробности и не философствуя. Мне и в голову не приходило заглянуть в него – ведь это касалось личной жизни Тома. Причем я была твердо уверена, что в дневнике нет ничего такого, о чем я бы не знала. Он все эти годы лежал рядом со мной, пока я спала невинным сном младенца, свято веря, что у меня – у нас – все в порядке. Я не прикасалась к нему. Теперь же, проклиная себя за наивность и доверчивость, я раскрыла дневник. Может, на его страницах я найду объяснение поведения Тома в ресторане?

Сев на край постели, я просмотрела записи, сделанные два дня назад. Правда ошеломила меня, как ледяная волна, захлестнувшая гребца в утлой лодчонке. Слова расплывались перед глазами. «В смятении. Не знаю, что делать… Не понимаю, что чувствую… Должен найти выход…» И наконец: «Думаю о X. Катастрофа. Необходимо поговорить с Эрикой».

Другая! Я похолодела. Сердце стиснула боль. Комната перед глазами завертелась. Том, мой Том, обманывал меня! У него была… есть другая женщина, другая жизнь, другие мысли, о которых я даже не подозревала. С глаз моих словно упала пелена. Том скрывал от меня правду, лгал мне, а я ничего не замечала. Только в ресторане я вдруг вспомнила, что мы давно уже не говорили по душам, сидя в обнимку на диване. Значит, его предложение «временно расстаться» – тоже ложь. У него есть другая женщина, он хочет уйти навсегда, бросить меня.

Я поняла, что не смогу бороться за того, кто выбросил меня, как ненужную вещь. И не вынесу одиночества. Том так нервничал, собирая вещи, что забыл свой дневник. Но это меня не утешало. Ведь тапочки он взять не забыл.

Озноб сменился жаром, дневник жег мне руки. Я отбросила его в сторону и вышла на балкон. Сентябрьская ночь была теплой даже в четыре утра. Наши цветы на балконе – белые и розовые маргаритки – все еще цвели, несмотря на осень. От них даже пахло зеленью – очень успокаивающе. Я облокотилась о перила и глубоко вздохнула.

И тут почувствовала, что я не одна и за мной наблюдают. Подняв глаза, увидела Малькольма. Видимо, ему тоже не спалось. Малькольм – это наш сосед, он жил двумя этажами выше в угловой квартире, так что мы прекрасно видели друг друга с балкона. Малькольм перехватил мой взгляд, но не помахал мне. Просто стоял и смотрел. Он всегда ведет себя так при встрече. Стоит и смотрит. Несколько секунд мы не сводили друг с друга глаз, словно связанные невидимой нитью, потом Малькольм разорвал ее: ушел с балкона и захлопнул дверь.

Малькольма считали кем-то вроде юродивого. Его не признали настолько серьезно больным, чтобы назначить особое лечение или запереть в психушке, но вместе с тем и нормальным он не был. У него было полно фобий. Кое-какие он придумал сам, чтобы жизнь не казалась такой скучной. Например, всегда надевал резиновые перчатки, открывая и закрывая дверь, но снимал их при встрече с соседями. Еще ему нравилось вставать на одну ступеньку лицом вперед, а на следующую – спиной, так что со стороны это выглядело как безумный менуэт.

Пару месяцев назад соседи снизу обнаружили на потолке влажные пятна и спросили Малькольма, не протекают ли у него трубы. Он это отрицал, но, поскольку пятна не исчезали, соседи потребовали, чтобы комиссия проверила его квартиру. Там обнаружили комнату, до потолка забитую мешками с мусором, тогда как все остальные помещения блистали чистотой.

Малькольм просто-напросто устроил в этой комнате личную помойку и ставил туда черные пластиковые аккуратно завязанные мешки с мусором, один на другой. Когда открывалась дверь, в нос бил мерзкий запах, ибо содержимое мешков постепенно гнило и разлагалось. Оттого и появились пятна на потолке у соседей.

Квартиру продезинфицировали на средства коммуны, но Малькольм продолжал жить так же, как раньше, сочетая стерильную чистоту квартиры с помойкой в одной из комнат. Новое медицинское обследование опять не усмотрело в этом болезни, так что, вероятно, через какое-то время на потолке у соседей снова появятся пятна.

Как-то раз, сортируя мусор на пластиковые и бумажные отходы и пытаясь втиснуть мешки в переполненные контейнеры, я подумала, что Малькольм нашел идеальное решение проблемы, предоставив государству заняться его помоями и вернуть таким образом уплаченные налоги. Подобная изобретательность внушала уважение, поэтому я всегда приветливо здоровалась с Малькольмом на лестнице, если, конечно, он не стоял ко мне спиной. Он столь же радостно отвечал на мое приветствие, но при этом полностью игнорировал Тома, видимо, чувствуя, что тот недолюбливает людей со странностями, которые мешают нормальной и здоровой жизни.

Малькольм, очевидно, отправился спать, и я решила сделать то же самое. Теплые стены спальни радушно приняли меня. Плюшевый мишка грустно смотрел с подушки. Я рухнула в кровать и через секунду погрузилась в болезненное состояние, которое врачи при других обстоятельствах назвали бы сном.

Я проснулась через час – вся в поту. Промокло все: подушка, одеяло, матрас, белье, в котором я легла, сняв только брюки и блузку. Я худая, как скелет, поэтому постоянно мерзну. Может, это послужит утешением женщинам, воспринимающим как личное оскорбление мою способность есть все, что угодно, не опасаясь набрать лишний вес.

Температурный баланс обычно устанавливался ночью, когда я всем телом прижималась к живительному теплу Тома.

Но разбудили меня не влажные простыни, а звонок в дверь. Я снова услышала его. Три сигнала. Вера, надежда, любовь. Уверенная, что это Том, я даже не подумала о возможности другого варианта. С раскалывающейся от боли головой бросилась к входной двери и распахнула ее. За дверью стоял тот, кто называл себя Смертью.

Он был точно таким, каким его изображают на картинах или на театральной сцене. Черный балахон до пят, перевязанный на талии веревкой. На голове – капюшон, но, несмотря на это, я отчетливо видела его лицо. С проседью в длинных темных волосах, слегка загорелое, словно он недавно работал в саду, чуть тронутое морщинами. Глаза светлые, серо-зеленые. На вид лет пятидесяти. Ботинки темные и тщательно вычищенные. К стене он прислонил остро наточенную косу.

Он посмотрел на меня с удивлением.

– Я ищу Малькольма. Он здесь?

До сих пор не понимаю, почему тогда не захлопнула дверь и не позвонила в полицию. Почему открыла дверь психу, да еще вооруженному, и даже не испугалась? Почему стояла там с единственной мыслью в голове: «Ага, вот Смерть и пришла ко мне». Может, потому что голова раскалывалась и мне было так плохо, что я забыла не только о страхе, но и обо всех других ощущениях?

– Малькольма здесь нет. Он живет двумя этажами выше, слева, – ответила я сдавленно клеклым, словно тесто, голосом.

Гость достал из кармана портативный компьютер и начал что-то набирать на клавиатуре. Это был самый маленький из виденных мною компьютеров. Поиск информации занял ровно секунду.

– Ты права. Двумя этажами выше. Извини, такое случается со мной крайне редко, но это была очень трудная ночь. Сплошной хаос. Даже я старею. Нет, я пришел не к тебе, Эрика. У тебя, по моим данным, еще много времени. Очень много.

Он посмотрел на меня с возрастающим интересом.

– Хотя, судя по твоему виду, можно и вправду решить, что тебе пора. Понимаю, в сложившихся обстоятельствах это нелегко, но прошу тебя, не пей больше и не делай глупостей. Я не дежурю сегодня ночью, а квота на неожиданные смерти на эту неделю уже исчерпана. Прощай. Был рад познакомиться. Наша встреча – самое приятное из того, что случилось со мной за всю ночь. А сейчас иди, ложись спать.

Он повернулся, пошел вверх по лестнице и скоро исчез из виду. Только когда дверь захлопнулась, я пришла в себя. Бросилась к телефону и набрала номер Малькольма. Раздались длинные гудки. Первый, второй, третий, четвертый… Никто не брал трубку. Вообще-то я и не ждала ответа.

Но мой разум уже включился и требовал незамедлительных действий. Малькольм не совсем нормален.

Для него вполне естественно общаться с самыми странными людьми. Если сам он не расставался с резиновыми перчатками, почему бы его друзьям не носить с собой косы? Да запросто. К тому же этот ряженый не показался мне опасным.

Я пошла в кухню и, заварив себе чашку зеленого чая, выпила его в постели. Белье так и не высохло, но я достала из шкафа махровое полотенце и постелила ее поверх простыни. Не могу же я нести ответственность за всех психов в городе! А в полиции, услышав про Смерть, меня просто поднимут на смех. Пусть люди сами заботятся о себе.

Я укрылась одеялом с головой и скоро уснула как убитая.

Когда я проснулась, насквозь мокрым было уже и полотенце. Яркое солнце за окном свидетельствовало о том, что спала я довольно долго. Взглянув на часы, я испытала первый за тот день шок. Было двенадцать. Это непростительно! Я никогда не позволяла себе столько спать. Хотя я сова и люблю повеселиться допоздна, но придерживаюсь жесткой самодисциплины. Встаю рано утром. Всегда. Видимо, вчера я действительно перебрала.

Усилия, которые понадобились мне, чтобы подняться с постели и доплестись до ванной, были достойны олимпийской медали. В комнате пахло мылом и порошком. Я вспомнила ночную нервозную уборку. Все вокруг сияло чистотой, словно Тома здесь никогда и не было. Оказывается, я даже тщательно стряхнула остатки волос с полки, где раньше лежал его бритвенный станок.

А вот сама я выглядела скверно. Волосы взлохмачены, лицо отекло, губы пересохли. Я открыла воду и встала под ледяной душ: только это приводит меня в чувство по утрам. Волосы подождут. Сначала – чистая футболка и завтрак. Я снова заварила зеленый чай, и, слава богу, желудок отреагировал нормально. Как и на тосты. Я заглянула в холодильник – Том ничего из еды не взял.

Мне нужно было пережить этот день, но я пока еще не знала как. Позвонить Тому на работу? Он ведь не может быть в такое время у Юнаса?

Ни за что! Гордость не позволяла. А после того как меня вывернуло вчера в ресторане, осталась только гордость. Не взяться ли за работу? Обычно это помогает, но сегодня… Заказчики ждут от меня креативности, а сейчас мне не до того. Взять выходной? Прогуляться по городу? Поглазеть на людей? Поехать в парк? Эта мысль внушала омерзение.

Не успела я обдумать другие варианты, как зазвонил телефон. Только бы это был Том, взмолилась я, поднимая трубку. Я еще не в силах была рассказывать о том, что произошло вчера, а по голосу любой поймет: случилось что-то страшное.

Бог лишь отчасти внял моей мольбе. Это был не Том, а Мартин. Мой друг, работодатель, весельчак, душа компании, единственный, с кем я была в состоянии разговаривать.

– Ты занята? У меня только что отменилась встреча за ланчем, и я подумал: может, встретимся? Было бы здорово с тобой поболтать. К тому же у меня наклевывается один проект, в котором ты могла бы поучаствовать. Увидимся в «Понтусе» через полчаса?

Полчаса? Это была чистой воды утопия. Старый город [4]4
  Так называют исторический центр Стокгольма.


[Закрыть], конечно, недалеко. Но мне нужно еще одеться. С другой стороны, я бы с удовольствием повидала Мартина. Он всегда умел поднять мне настроение, даже при сильной депрессии. Я попросила у него час и благословила ледяной душ, вернувший меня к жизни.

Я даже приехала на встречу первой, и меня проводили к столику, заказанному на имя Мартина Карлсона. «Понтус» всегда напоминал мне провинциальный французский ресторан с вкусной едой, приятной простотой и по-европейски высокими ценами. Мягкие диваны, подушки, приглушенное освещение, белоснежные льняные скатерти на столах, расставленных так, чтобы посетители не слышали чужих разговоров.

Увидев в дверях Мартина, я расплакалась. Слезы, подступившие к горлу, когда Том швырнул деньги на стол, предательски хлынули только сейчас. Что-то в знакомой фигуре Мартина, знакомой манере говорить с официантом, знакомой радости в глазах при виде меня, его приятной полноте, зачесанных назад волосах, модной рубашке, немецких словечках, усвоенных им от матери-немки, вдруг подействовало на меня, и слезы градом покатились из глаз.

Спасибо тебе, Господи, за то, что у меня есть Мартин.

– Милая, что случилось? Конечно, сегодня у меня не самый лучший день, но неужели я так кошмарно выгляжу?

Ему удалось меня рассмешить. И пока он заказывал напитки, я поведала обо всем случившемся за последние двадцать часов, начиная от разговора с Томом в ресторане и до визита Смерти. Эту встречу настолько заслонили переживания из-за Тома, что я лишь сейчас поняла, насколько она абсурдна.

Мартин слушал меня, не перебивая. На лице его сменялись разные чувства: удивление, злость, страх. Он сразу объяснил причину:

– Эрика, давай начнем сначала. Что стоит за желанием Тома расстаться или взять паузу в отношениях, не знаю. Я ведь тоже был на той треклятой вечеринке со слайдами, и мне кажется, причина не в ней. У многих есть сокровенные воспоминания, и, возможно, мы задели лучшие чувства Тома, сами о том не подозревая. Но не это причина вашего разрыва. Том не настолько раним.

Они с Томом были очень разные, но прекрасно ладили, и Мартин вполне адекватно оценивал моего бывшего партнера.

– Все мы в молодости больше интересовались социальными вопросами, но потом, со временем, стали частью буржуазного общества, которое раньше презирали. И все стыдимся этого. У меня избыточный вес, признаюсь, люблю покушать, хотя мне известно о голодающих в Африке. Сколько тебе? Тридцать семь? А Том на несколько лет старше? И у вас нет детей. Новое чувство вины часто заслоняет старое.

У Мартина двое сыновей – двенадцати и четырнадцати лет. Причем младший с трудом читает и пишет, и за ним нужно постоянно присматривать, не то он изувечит себя или подожжет дом. Видимо, произнося эти слова, Мартин думал о нем.

– Гораздо хуже, если у Тома роман на стороне. Значит, он лгал тебе. Но даже тогда ничего не известно наверняка. Возможно, это случайная связь. Я не оправдываю его, но людям свойственно ошибаться. В том, что Том любит и даже зависит от тебя, я твердо убежден, поэтому не верю в его измену.

Мартин прервался и отдал должное канапе, заказанным на закуску. Только сейчас я сообразила, что отложенный мной на лишних полчаса ланч был для него смертельной пыткой.

– Мне кажется, ты должна набраться терпения, – продолжил Мартин, взяв хлеб с блюда, предусмотрительно протянутого официанткой. – Не исключено, что у Тома кризис среднего возраста. Или, прочитав статью об экономическом положении в Южной Америке, он решил, что недостаточно сделал для своей родины. Уверен, он тебе скоро позвонит. Вот только сомневаюсь, что ты захочешь с ним разговаривать. – Мартин сделал паузу, давая мне время на размышления. – Меня больше волнует твой ночной посетитель. До Хэллоуина еще далеко, и мне не нравится, что какой-то ряженый безумец звонит тебе ночью в дверь. У вас же есть домофон. Как ему вообще удалось войти в подъезд?

Я решила поговорить с Малькольмом, как только вернусь домой. Мартин прав. Это не похоже на невинную шутку.

Мы занялись канапе из белого хлеба с гусиным паштетом, копченым угрем и омлетом с петрушкой. Я благодарила небо за то, что мой желудок согласился принять эти восхитительные блюда. Мартин быстро покончил с едой и продолжил:

– Думаю, придя домой, ты должна сразу же поговорить с этим твоим чокнутым соседом. Мне это, правда, не слишком нравится, но ты сама утверждаешь, что он безобиден. Потом позвони мне и расскажи, какое отношение имеет к нему паяц с косой. И если никакого, я приеду к тебе, и мы вместе позвоним в полицию. Если, конечно, ты вдруг не поймешь, что все это тебе приснилось. Я отправился бы с тобой прямо сейчас, но у меня очень важная встреча с немцами в городе. Это касается того проекта, о котором я хотел с тобой потолковать. Но лучше сделаем это в другой раз. Будет повод снова с тобой пообедать. – Он погладил меня по щеке – неожиданный жест для Мартина – и подозвал официанта. – Принеси нам по большому куску торта и по чашке кофе с изрядной дозой коньяка. К этой даме заходила в гости смерть, ее нужно хорошенько накормить и напоить. Счет принесешь мне.

Мартин настоящий друг.

Возвращаясь домой, я уже чувствовала себя лучше. Не намного, конечно, – преувеличивать не буду, – но довольно хорошо: во всяком случае, заметила, что воздух свеж и до зимы еще далеко. Над словами Мартина стоило задуматься. Может, и у меня депрессия оттого, что я не сделала для человечества чего-то важного, если взглянуть на это с глобальной точки зрения.

Путь домой занял полчаса. Едва я свернула на нашу улицу, мне сразу бросилось в глаза: что-то не так. Прямо перед моим – теперь уже только моим, а не нашим с Томом – подъездом стояла машина «скорой помощи». Вокруг нее толпились люди и с любопытством что-то разглядывали.

Я ускорила шаг и приблизилась к толпе как раз в тот момент, когда двое санитаров вынесли носилки с телом, прикрытым покрывалом. Пока они вталкивали носилки в машину, покрывало сползло, и я увидела то, о чем уже догадывалась подсознательно: на носилках лежал Малькольм.

Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Слепой животный ужас перехватил горло. Малькольм неподвижно лежал на носилках. Был ли он мертв или серьезно ранен – что-то подсказывало мне: я последней видела его живым. И что еще хуже, если это убийство, то я видела убийцу и могу опознать его.

В эту минуту в дверях показался пожилой мужчина в белом халате. Я продралась сквозь толпу и прочитала на бейджике: «доктор Ханс Нурдшо».

Он удивился моей просьбе, но вежливо выслушал меня и согласился поговорить наедине. Я рассказала ему все: что была последней, кто видел Малькольма в живых, что знаю, кто его убийца, если, конечно, соседа убили.

– Вы живете здесь? – спросил доктор. Я утвердительно кивнула, и он предложил подняться ко мне.

Я мысленно похвалила себя за ночную уборку, благодаря которой моя квартира выглядела вполне прилично, и никто не принял бы меня за помешанную. Как все нежданные гости, Ханс Нурдшо устроился в голубом кресле в гостиной. Все почему-то выбирали именно его, хотя на диване были мягкие подушки.

Я предложила доктору кофе, от которого он отказался, и села напротив. По его просьбе я подробно рассказала, как бодрствовала ночью и видела Малькольма в четыре утра на балконе и как около пяти мне позвонили в дверь. Я передала разговор со Смертью, умолчав лишь о его совете завязать со спиртным.

И закончила тем, как Смерть удалился вверх по лестнице, а я попыталась дозвониться Малькольму, но безуспешно.

Ханс Нурдшо слушал меня внимательно.

– То, что вы говорите, очень интересно. Тем более, что помогает более точно установить время смерти. Пока же я готов лишь констатировать, что Малькольм Эйдеро умер между полуночью и шестью часами утра. То, что мы оказались здесь утром, – чистая случайность. Представители коммуны проводила инспекцию его квартиры, так как там были проблемы с протечкой или что-то вроде того. У них был запасной ключ, поэтому они открыли дверь и вошли в квартиру. Вообще-то так поступать запрещено, но, видимо, Малькольма тут хорошо знали, и у них было на это право.

Ханс Нурдшо сделал паузу и продолжил. Он относился к числу людей, которые говорят, делая паузы после каждой фразы. Идеальный объект для интервью. Такие всегда рассказывают историю от начала до конца, не отвлекаясь и не путаясь в мыслях.

– Коммунальные служащие нашли Малькольма лежащим на полу. Он был мертв. Как я уже сказал, без вскрытия могу утверждать только одно: все указывает на инфаркт. Убийство исключено. Но на основании ваших показаний я могу потребовать вскрытия. Полиция, возможно, тоже захочет провести расследование. И все же я абсолютно уверен – он умер от инфаркта.

– Можно ли выяснить, когда случился инфаркт? До пяти утра или после того как я видела ряженого человека на лестнице? – спросила я.

Доктор Нурдшо покачал головой.

– Повторяю, можно констатировать лишь то, что ваш сосед умер между полуночью и шестью часами утра. Судя по вашим словам, получается, что смерть наступила между четырьмя и шестью. Боюсь, даже вскрытие не даст более точный ответ.

Ханс Нурдшо снова посмотрел на меня, на этот раз с любопытством. У него были красивые карие глаза. Наверное, пациенты доверяют доктору с такими глазами и являются на прием регулярно, как на исповедь.

– Тот, кого вы видели на лестнице, не убийца. Если, конечно, не напугал Малькольма до смерти своим видом. Но это маловероятно, хотя я и не знаю подробностей вашей ночной встречи. – Ханс Нурдшо встал и протянул мне визитку. – Позвоните мне, если вспомните что-то еще. Я доложу обо всем в полицию и потребую немедленно сделать вскрытие. А потом сообщу вам о результатах, если вы будете так любезны и назовете мне номер вашего телефона. Думаю, полицейские тоже захотят поговорить с вами.

Я дала ему свою визитку. Доктор Нурдшо поблагодарил меня, и дверь за ним захлопнулась. Я снова осталась наедине со своими мыслями.