Текст книги "Коктейль со Смертью"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Что ты сделала?!

– Подожгла его. Он испугался. Упал на пол, чтобы потушить огонь. Я воспользовалась ситуацией. Схватила флакон и спряталась в туалете, привычном убежище для женщин. И там я рассмотрела флакон. Душа была обычная, по-моему, коричневая. Тогда я вытащила пробку, зажала горлышко носовым платком и поднесла ее к глазам. Так я получила ответ на все мои вопросы.

Она нагнулась еще ближе и перешла на шепот:

– Вокруг пробки был обмотан клочок бумаги. Я развернула его и обнаружила адрес. Имя и адрес в Индии, фамилию родителей. Вот так все и происходит. Обычные души посылают в никуда, а особые – по адресу, указанному на пробке. Все гениальное просто. Нужно было только проверить.

– А Смерть?

– Я вставила пробку на место и вернулась в палату. Он уже погасил огонь и скрылся, так как сработала пожарная сигнализация. Я нашла его за углом. Он чертовски разозлился, я даже испугалась его ярости: вырвал у меня флакон и швырнул в ближайший почтовый ящик. Я сделала вид, будто ничего не произошло, но это не помогло. Смерть не дурак. Когда мы вернулись домой, он тут же стал паковать свои вещи. И ушел бы без единого слова, если бы я не взмолилась, чтобы он не покидал меня вот так, не поговорив со мной. В конце концов он уступил, поверив, что мною двигало любопытство. Но остаться не захотел. Наверное, мы оба этого не хотели. Наши отношения уже… умерли – извини за выражение.

Я попробовала пирожное. Очень резкий вкус. Словно туда добавили перца.

– Я не верю тебе. Звучит слишком банально. Слишком просто. Миром не могут управлять бумажки на флаконах. Это как-то уж очень по-земному. Кроме того, я не верю, что тебе удалось поджечь его и заполучить флакон. Загоревшись, любой бросит все, чтобы потушить огонь.

– Дьявол и огонь хорошие друзья, не забыла? К тому же ты уже поверила во флаконы. Так почему бы не поверить теперь во флаконы с бумажками. – Улыбнулась Магга. – Он хитер как лиса, милочка. И привык к опасности. Он ни за что не расстанется с флаконом. Ни при каких обстоятельствах. Так что приходится идти на крайние меры. Да, это были обычные бумажки, вырванные из тетрадки. Надпись была сделана черными чернилами. Он использует только такие.

Я вспомнила записку, которую как-то утром оставил мне Смерть: «Встретимся на вокзале». Магга налила молоко в кофе, белые разводы завертелись в чашке. У меня закружилась голова, тошнота вернулась.

– А какова роль Дьявола во всем этом? – спросила я.

– Не знаю. Я не знакома с ней. Конечно, Смерть рассказывал мне о Дьяволе. Если он говорил правду, она курит сигары и все такое прочее. Я тогда разозлилась, потому что сама обожаю сигары. Сравнение с Дьяволом не обрадовало меня. Но когда он ушел, я вдруг почувствовала в себе дьяволенка. Примерила это имя, и оно мне понравилось. Теперь, так близко познакомившись со Смертью, я знала, что и Дьявол совсем не такая, какой ее описывают. Она, вероятно, такая же женщина, как ты или я, которая вынуждена бороться, чтобы выжить. Если это действительно она. В любом случае я решила, что ты скорее согласишься прийти на встречу, если я назовусь ее именем. Подпишись я Маггой, ты бы так не торопилась сюда. Я, кстати, оставляла тебе сообщение утром на автоответчике, но ты, видимо, была занята…

Намек был прозрачен, и мне он не понравился. Я разглядывала ее лицо, глаза, тяжелые кольца в ушах и размышляла. Зачем она хотела встретиться со мной? С какой целью? Она потеряла Смерть, и это ее явно расстроило. Да она и сама в этом призналась. Но вот в женскую солидарность по отношению к той, которая заняла ее место рядом с бывшим возлюбленным, что-то верилось с трудом.

– Зачем тебе это? Чего ты добиваешься? Женская солидарность – лишь громкие слова. Какова твоя истинная цель? Чего ты ждешь от меня? Ты хочешь, чтобы я что-то сделала? Но что именно?

Магга улыбнулась.

– Ты неглупа, это я уже поняла. Смерть никогда не выбрал бы глупую женщину. Думай что угодно, но моя цель – убедить тебя не позволять ему использовать себя, взять судьбу в свои руки. Ради тебя самой. Не просто работать на Смерть или Высшие силы, но и на себя тоже. Позаботься о бонусе. Никто, кроме тебя, этого не сделает. Если другая женщина получит свободу, не доставшуюся мне, я почувствую себя отмщенной. Вот чего я хочу. – Она подалась вперед: – Что ты скажешь, узнав, что Том и Аннетт купили дом? Причем не только что, а четыре месяца назад?

Я ничего не сказала. Потому что не могла. Я похолодела. Откуда она знает про Аннетт?

– Это неправда.

– Почему?

– Я говорила с Томом. Он лгал много, но про это не стал бы. И откуда ты знаешь, кто такая Аннетт?

– Магга улыбалась во весь рот, как кошка, наевшаяся сливок.

– У меня было его имя. Так что я без проблем получила информацию о том, что он купил дом вместе с женщиной по имени Аннетт. Четыре месяца назад. Симпатичный особнячок на Ваксхольме [19]19
  Остров недалеко от Стокгольма.


[Закрыть]. Далековато от центра, зато с частным пляжем.

Я застыла.

– Ты лжешь. Как бы он заплатил за него? Я заметила бы это по нашему счету… – попыталась возразить я и тут же смолкла: мы с Томом жили вместе, но счета в банке у нас были раздельные.

– В кредит, Эрика. Как еще шведы покупают себе дома. – Магга тряхнула головой, и косички хлестнули по столу, задев пирожное. – Том и Аннетт обманывали тебя, дружок. Мне искренне жаль, но ты делила постель с мужчиной, который купил дом вместе с другой женщиной и ждал, пока правда сама собой выйдет наружу. Купил дом, чтобы поселиться там с новой женщиной и ребенком. Ребенком, который получит душу…

Стены изменили цвет, кольца Магги ослепили меня. Ее голос раздавался как в тумане.

– Это обычный ребенок, Эрика. Он ничем не выделяется и получит стандартную душу из стандартного ассортимента душ.

В ушах у меня шумело. Стены кружились перед глазами. Мне было плохо.

– Стандартную душу, Эрика. Если никто не подберет малышу другую… и не пошлет ее по нужному адресу…

Глава 14

Пошел снег. Большие белые хлопья плавно опускались на землю. Небесный занавес тоже опускается. Третий звонок прозвенел. Зима, акт первый. С неба просыпали муку, сказал бы дедушка. Едва коснувшись земли, снежинки таяли. Они приземлялись на крыши, фонари, деревья, землю и тут же испарялись, словно мир разделился надвое: над нашими головами была зима, а под ногами – по-прежнему осень.

Я уже несколько часов бродила по городу без всякой цели, как в тумане. После того как Магга выплеснула мне эти сведения прямо в лицо и сделала свое дьявольское предложение, нам с ней больше не о чем было говорить. Я думала рассказать ей о том происшествии со скелетом, но, поразмыслив, отказалась от этой идеи. Даже если Магга не настоящий Дьявол, она все же когда-то делила постель с тем же мужчиной, с которым теперь сплю я. Уже этого достаточно, чтобы быть с ней настороже и не выдавать лишнюю информацию. Поэтому я поднялась, поблагодарила за угощение и вышла. Магга не остановила меня. Сказала только, чтобы я позвонила ей, если мне что-нибудь понадобится. «У тебя ведь в мобильном сохранился мой номер? А в остальном полагайся на интуицию. Ты найдешь дорогу? Мне надо вернуться к инсталляциям. Выставка открывается через пару недель. Буду рада, если ты придешь».

Я вышла из музея, снова поразившись тому, что не встретила по пути ни единой души, и в смятении направилась в центр пешком, надеясь, что толчея поможет мне прийти в себя. Но это не сработало. Люди, попадавшиеся навстречу, казались мне монстрами с искаженными лицами и злобными взглядами, они как будто готовы были в любой момент вцепиться в меня когтистыми лапами.

В конце концов я придумала себе цель – магазин письменных принадлежностей. Черные ручки со всех сторон кричали: «Возьми меня! Возьми меня!», витрины дрожали от нетерпения, но продавец, заметив мою нерешительность, предложил самую лучшую. Кажется, он говорил про то, что у этой ручки есть душа. Я взяла, не спросив цену. Вздрогнула, когда продавец назвал ее, но купила, попросив в придачу еще и блокнот.

С пакетом в руке я вышла из магазина и снова влилась в людской поток. Слова Магги вертелись у меня в голове. Как я ни пыталась, мне не удалось найти нестыковки в ее рассказе. Конечно, то, что она следила за Смертью, звучало нелепо, но все же вполне правдоподобно. Я попыталась поставить себя на ее место. Я бы тоже следила за Томом, если бы узнала о его романе с Аннетт до того, как мы расстались. Магга точно, в мельчайших деталях, описывала Смерть, да и в историю их романа легко было поверить. Дьявол ли она? Вряд ли. Должен же быть предел вмешательству сверхъестественного в жизнь смертных. Магга права: на земле есть куда более приятные места для настоящего Дьявола, чем промозглый Стокгольм. Да и для встречи он выбрал бы что-нибудь более оригинальное, чем Исторический музей.

Я понимала, что предстоит неприятный разговор с Томом, и откладывала его. Теперь у меня было доказательство его обмана, но я боялась услышать это из его уст. Одна часть меня хотела позвонить, другая тихо напоминала: когда мы последний раз говорили с Томом, он сказал, что любит меня. Странно, но это запоздалое признание утешило меня: я себя не люблю, но есть хоть кто-то, кто меня любит. Впрочем, видимо, эти слова тоже были ложью, как и все остальное.

Под конец я вползла, как побитая собака, в бар, где никогда раньше не бывала, заказала бокал белого вина и села в углу. Здесь никто не нанесет мне удар в спину и не разглядит за красивым фасадом пустоту. Кислое вино немного подняло мне настроение. Пять гудков, прежде чем Том поднял трубку. Должно быть, колебался, ответить или нет.

– Эрика.

Только это. Только мое имя. Эрика.

– Том, – ответила я тем же.

– Привет, я рад, что ты позвонила, несмотря на… неважно. Где ты?

– Сижу в баре и думаю, напиться или нет. Как по твоему? Что ты мне порекомендуешь?

Тишина в трубке была мучительной.

– Эрика, милая… Дорогая, я не знаю, как мы сможем с тобой общаться… Понимаешь, Аннетт опасается, что ты всегда будешь присутствовать в моей жизни. И она права. Ты по-прежнему в моих мыслях. И как бы плохо тебе сейчас не было, мне не намного лучше.

– Ты же у нас будешь папой. Ты уже начал посещать занятия для родителей? Научился правильно дышать и все такое? Роды ведь совсем скоро, верно?

– Эрика, зачем ты это говоришь? Мне и так нелегко.

– Это мальчик или девочка? Она сделала УЗИ, чтобы узнать, какого цвета пеленки покупать для ребенка?

– Не знаю. Меня это не интересует. Я пытаюсь привести в порядок свою жизнь, а скоро на мне будет лежать ответственность еще и за жизнь другого человека. Его пол меня не волнует. И я не хочу больше обсуждать это. Я хочу поговорить о тебе. Что ты делаешь? Как себя чувствуешь? Мы могли бы встретиться, чтобы обсудить практические вопросы… Знаю, это звучит цинично…

– Ты имеешь в виду мебель? Кому достанется диван? Забери его. И холодильник тоже, и кухонный стол. Мне нужно только голубое кресло. Это я купила его.

– К моему ужасу, – усмехнулся Том. Его смех с треском донесся до меня по проводам. Я поняла, что теперь самое время нанести удар:

– Только где ты поставишь все эти вещи?

Молчание Тома было лучшим доказательством.

Но я не собиралась так просто отпускать его. Мне необходимо было выплеснуть всю свою злость.

– Так где ты поставишь мебель? Нашу мебель. Вы ведь не будете жить втроем у Юхана? Может, вы уже что-то себе подыскали? Что-нибудь подходящее для ребенка?

Тишина на другом конце трубки затянулась. Гнетущая, непроницаемая. Наконец Том заговорил. Со злостью, даже с агрессией, он напал на меня в ответ, как бывало всегда, когда он чувствовал, что неправ.

– Аннетт… У нас есть, где жить. Это дом. Не очень большой, но…

– На Ваксхольме.

Том умолк. Я чувствовала, что он поражен. Ему нечего было мне ответить. Все уже сказано. Обратного пути нет.

– Откуда ты знаешь?

– Так это правда?

– Да, мы будем жить на Ваксхольме, в доме…

– Который вы с Аннетт купили несколько месяцев назад? Хозяин нового дома Том Альварес лежал со мной в постели, но ничего мне не сказал. Ты хоть понимаешь, каково узнать это, Том?

– Нет, я ничего не понимаю! – почти кричал Том. – Зачем ты так? Я не…

– Ты отрицаешь, что дом был куплен несколько месяцев назад?

– Нет, не отрицаю, но послушай меня, Эрика, прошу тебя. Это Аннетт купила дом несколько месяцев назад. Она думала жить там сама, но…

– Ты думаешь, я идиотка? Мать-одиночка покупает дом себе и ребенку? Так далеко от города? На какие деньги? Ни один банк не выдал бы ей кредита! Беременной студентке! – Я потеряла над собой контроль. Казалось, от моего крика вибрируют стекла.

Тишина была мне ответом.

– Это ведь ты дал ей деньги? И давно ты их копил? Сколько у тебя было денег, о которых я ничего не знала?

– Я помог ей взять кредит, да. – Тому удалось успокоиться. – Я говорил тебе, что меня мучила совесть. И когда она обратилась ко мне за помощью, я не смог отказать. Я не планировал переезжать туда. Ты прекрасно знаешь, что я люблю жить в центре.

– Но, по твоим словам, Аннет появилась всего пару дней назад и продемонстрировала тебе живот.

И тогда ты принял решение! Взял на себя ответственность! А теперь ты говоришь о кредите! Ты лгал мне и продолжаешь лгать, Том. Каждый раз, открывая рот, ты лжешь. Словно я вынимаю один камень из груды, а на его место тут же скатывается другой. Я больше не верю тебе, Том. Ты все спланировал. Ты давно собирался съехаться с ней. Зачем ты тянул, Том? Зачем тебе нужно было это время? Чтобы оценить стоимость картин? Мысленно разделить со мной имущество? Я думала, что люблю тебя, Том. А теперь испытываю к тебе только отвращение. Никто еще никогда не был мне настолько омерзителен. Разве ты не понимаешь, что твоя ложь причинила мне больше боли, чем сам факт измены? Признайся! – в истерике кричала я. Бармен тактично смотрел в сторону. Джентльмен. Они еще существуют. Ископаемые.

– Эрика! Послушай! Это не так. Да, она связывалась со мной, когда просила кредит. Но я не спросил, беременна она или нет. Меня мучила совесть из-за того, что я с ней так поступил. И… Эрика… послушай…

Я положила трубку. Мобильник тут же снова зазвонил. Номер Тома на экране умолял сжалиться над ним. Я отключила телефон, окунула салфетку в вино и прижала к глазам, чтобы успокоиться. В этом поступке не было никакой логики, потому что заботливый бармен уже поставил перед мной стакан воды. Наверное, я утратила способность мыслить логически. Моя жизнь подчинялась другим законам, логике в ней отводилась второстепенная роль. На первое место вышел случай. Как в русской рулетке. И ложь не знала пределов.

Со дна бокала поднялась мудрость, которая так долго сидела во мне, как сидит застрявшая в кости пуля – и ни одна операция не поможет извлечь ее. Я был смелым. Я получал то, что хотел. Я защищался, я пробивался наверх. Я ничего не боялся. Знакомился с новыми людьми. Выживал. Все делал сам, знал, чего хотел. А ты… Ты всегда чего-то боишься. Боишься расслабиться. Взять на себя инициативу. Выбираешь скучную, неприметную одежду. Ты… трусиха.

Как может трусливый человек принять любовь другого человека, не испытав страха, не побоявшись, что совершает ошибку? Как ему преодолеть депрессию и научиться наконец делать то, что он хочет? Ведь все, что он знает, это депрессия и самоуничижение. Неудивительно, что близость с Томом отдаляла меня от себя самой, заставляла чувствовать себя чужой в собственном теле.

Биргитта долго не открывала дверь. Я даже решила, что ее нет дома, что она перепутала время. В баре, охваченная паникой, я начала звонить всем знакомым подряд. Биргитта ответила первой и предложила, чтобы я к ним зашла. Хотя она и казалась расстроенной и предупредила, что вряд ли в ее доме мне удастся спокойно выплакаться, я не обратила внимания на ее слова. У меня была только одна дорога – вниз. Дом Биргитты – последняя остановка на пути падающего самолета.

Когда она наконец открыла, я сразу поняла, что она пила, и пила уже несколько часов подряд. Движения ее были заторможенными – словно ей пришлось предельно сосредоточиться, чтобы открыть входную дверь. Запах алкоголя, исходящий от нее, не оставлял сомнений, а одного взгляда на кухонный стол хватило, чтобы мои подозрения подтвердились. Там стояла полупустая бутылка красного вина и один бокал. А еще остатки утреннего завтрака: мюсли, молоко, кефир, бананы, изюм, пакеты от сока, грязные тарелки. В центре этого хаоса стояла пепельница, заполненная вонючими окурками.

– Ты начала курить? Или это Мартин? Не знала, что кто-то из вас курит.

Смех Биргитты прозвучал, как дребезжание надтреснутого стекла.

– Мое последнее новогоднее обещание. Начать курить. Это не так легко. Терпеть не могу сигаретный дым, но я попробовала несколько марок сигарет, и некоторые вполне можно курить. Особенно хороши французские.

Я не стала спрашивать, почему она начала курить. Все и так было ясно. Биргитта тоже ничего не объясняла. Выглядела она ужасно: грязные волосы перевязаны безвкусным пестрым шарфом (а ведь она всегда отличалась изысканным вкусом); те же джинсы и рубашка, что и при моем последнем визите, только рубашка уже вся в пятнах. Ноги без носков, с нестриженными ногтями. Ее внешний вид внушал тревогу. Я знала, что Мартин и Биргитта могли выпить стаканчик-другой за едой, но даже представить не могла, что Биргитта способна напиться в одиночестве. Она подлила вина в липкий бокал, сделала глоток и предложила мне присесть. Я стряхнула крошки со стула и осторожно присела на краешек стула. Биргитта попыталась сфокусировать взгляд, но в ее состоянии это было не так просто. Голос у нее дрожал:

– Знаю, что ты сейчас думаешь: «Я и не подозревала, что она пьет. Посреди бела дня, одна, сидит и напивается в стельку. Какая мерзость!» Но все не так, как тебе кажется, Эрика. Я держу ситуацию под контролем. Сама удивляюсь, как мне это удается. Составишь мне компанию или поставить чайник?

Мне следовало бы отказаться, но сил на это не было. Я начала наводить порядок на столе. Биргитта неохотно помогала мне. В конце концов стол был вытерт и украшен зажженными свечами. Сразу стало уютнее. Словно две старые подруги встретились вечером за бокалом вина, чтобы посплетничать. Биргитта достала сыр и печенье, и наша встреча стала еще больше похожа на сцену из сериала о жизни в большом городе. Я отпила вина, которое оказалось очень даже неплохим, и съела пару печений, прежде чем задавать вопросы.

– Сколько это уже длится? Ты же не станешь отрицать, что у тебя проблемы с алкоголем? Пьешь каждый день?

– Разумеется, нет, – почти трезвым голосом ответила Биргитта. – Нет, у меня хватает самодисциплины, чтобы посчитать бутылки. Я пью каждый второй день – сама выработала такую систему. Если выпью сегодня, то завтра не возьму в рот ни капли, и так далее. И пью только вино. Это помогает мне забыться. Забыть о моем родительском долге. Я знаю, что скажут другие. Что я алкоголичка и мне нужно лечиться. Что мало Мартину больного сына, так еще и жена – пьяница. А вот Арвиду, думаю, совершенно все равно, есть я или меня нет.

Я не знала, что на это ответить. Биргитта продолжала:

– В моем роду все не прочь выпить. Надо только соблюдать правило: делай что хочешь, но так, чтобы никто ничего не заметил. Ты первая, кто заметил. – Она отпила из бокала. – Сегодня у меня были причины напиться. Бессонная ночь за докладом о викингах, потом пришлось работать, несмотря на выходные. Слава богу, Мартин увел Арвида на прогулку, иначе не знаю, как бы я со всем этим справилась. А Арвид ко всему прочему еще и заболел. У него температура и насморк, и я не могла отправить его в школу в таком состоянии. И все было хорошо, пока он не спросил, нельзя ли ему сесть на улице и устроить блошиный рынок. Я наводила порядок в подвале и достала несколько вещей, которые собиралась отнести в секонд-хенд, поэтому разрешила ему. Меня должна была насторожить эта просьба, но я просто валилась с ног от усталости. Мы с Арвидом оттащили садовый стол к дороге и разложили там вещи. Арвид достал коробку для денег, а я вернулась домой. Сперва я приглядывала за ним, но все шло нормально. Он спокойно сидел на стуле, время от времени оборачивался и махал мне, и у него было много покупателей. Люди останавливались и болтали с ним, даже что-то покупали. И я успокоилась. Села за работу и сделала несколько эскизов. Но внезапно почувствовала такую усталость, что все поплыло перед глазами. Я уснула прямо за столом и проспала довольно долго. Когда проснулась и посмотрела на часы, оказалось, что прошел целый час. Я вскочила в панике, подумав об Арвиде, и выглянула в окно. Я испытала неимоверное облегчение, увидев, что он спокойно сидит на улице. Его окружали люди, и меня удивил такой спрос на старые горшки. И тут я увидела, как кто-то сунул в карман что-то знакомое, такую коробочку… Я бросилась на улицу. Эрика, я бросилась на улицу босиком. Едва я появилась в дверях, люди тут же начали расходиться. И когда я подбежала к столу… – Биргитта зарыдала. Слезы хлынули у нее из глаз, лицо покраснело. – Он продал все мои драгоценности, Эрика. Пока я спала, он прокрался в спальню и взял мою шкатулку с драгоценностями. Выложи их на стол и продал. За настоящие деньги, как он сказал. Люди платили за них всего по двадцать крон. За мои старинные фамильные украшения. Бриллиантовое колье от бабушки. Мое любимое кольцо с рубином… – Она всхлипнула, но заставила себя продолжать: – Ты думаешь сейчас о том же, о чем подумала я. Как люди могли так поступить? Ведь купить за бесценок украшения у умственно отсталого ребенка – все равно что их украсть. Никто из прохожих не позвонил в дверь, не спросил, все ли у нас в порядке. Когда подворачивается шанс что-то получить на халяву, пусть даже нечестным путем, разве кто-то остановится? Скажи мне, Эрика.

– О, Биргитта… – Я вскочила и обняла ее. Я всегда восхищалась старинными украшениями Биргитты, которые достались ей от предков-аристократов. Мысль о том, что они навсегда утрачены, привела меня в отчаяние. Никогда больше ей не увидеть свое обручальное кольцо или мамин крестик филигранной работы. – Он все продал?

– Почти все. Самые дорогие вещи. Люди знали, что выбрать. А Арвид, как всегда, был сама невинность. Сказал, будто я говорила, что плохо иметь слишком много вещей и что он оказал мне услугу, не разбудив меня, да еще и денег заработал. Двести двадцать крон или что-то около того. У него было такое безмятежное выражение лица, Эрика, что… – Биргитта замолчала, вытирая слезы. – Я ударила его. Залепила ему пощечину. Настоящую. Я никогда не била своих детей, даже когда они совершали ужасные поступки. Но тут на меня словно что-то нашло. Я не смогла удержаться.

Мой бокал опустел, и Биргитта налила еще. Мне было безумно жаль ее. Рука у меня дрожала, когда я поднимала бокал.

– Я понимаю тебя, Биргитта. Все мы люди.

Биргитта покачала головой.

– Все? Едва ли, Эрика. Что, если узнают, что я пью? А Арвид с невинным видом заявит, что я бью его? У него, кстати, тогда началась истерика. Он убежал в свою комнату, упал на кровать и начал орать. А я… Я заперла его там. Через какое-то время он начал колотить в дверь и вопить. Я заткнула уши. Не хотела это слышать. Включила пылесос, посудомоечную машину, радио. Так продолжалось, пока я наконец не решилась выключить все. В доме было тихо. Я прокралась в его комнату и увидела, что он заснул. Арвид спит до сих пор, только поэтому мы с тобой можем выпить спокойно. Давай, за встречу!

– А страховка? Вы получите что-нибудь по страховке?

– По какой страховке?! Что мы расскажем агенту? Что мой ребенок-идиот продал фамильные драгоценности стоимостью в несколько десятков тысяч крон, тем самым обеспечив ему путевку в сумасшедший дом на всю жизнь? Или соврем, что нас ограбили? Это мы, конечно, можем. Разобьем окно для большей достоверности. Скажем, что это воры ударили Арвида. Мартин меня поддержит. Кстати, он не в курсе. Я звонила ему, но он постоянно занят на встречах.

Я не успела ничего сказать. Биргитта отпила еще вина, склонилась ко мне и посмотрела в глаза:

– Говорят, будто когда у тебя неполноценный ребенок, это не играет никакой роли, ты все равно его любишь. Но это неправда. Я каждый день жалею, что Арвид родился таким. Мне страшно. Меня охватывает паника, когда я представляю, что мне придется заботиться о нем всю жизнь. Ведь он никогда не станет самостоятельным. А я никогда уже не буду свободной. А что потом? Когда меня не станет? Я должна быть сильной, Эрика, но не знаю как.

Как ей жить дальше, если больше нет сил? Не зная ответа, я бормотала банальности, которые терпеть не могла, типа: «Все наладится, вот увидишь». Это никого не могло утешить. Биргитта избавила меня от необходимости нести чушь, спросив, как у меня дела. Я рассказала всю правду о Томе и о том, что случилось, не упоминая о встрече с Дьяволом. Услышав, что Том и Аннетт купили дом вместе, Биргитта вздохнула:

– Я тут сижу и жалею себя, забыв, что кому-то тоже плохо. Прости меня, Эрика. Тебе пришлось нелегко в последнее время. А самое ужасное, что все это так бессмысленно и нелогично. Мне всегда казалось, что вы с Томом созданы друг для друга. Я и представить не могла, что вы расстанетесь. Я хорошо тебя знаю и видела, что ты от него без ума. И всегда считала, что Том тоже любит тебя, – судя по тому, как он к тебе относился.

– Только я этого не замечала. Или мы по-разному понимали любовь.

От слов Биргитты мне стало еще больнее.

– Он любил тебя, не сомневаюсь. Но то, что он сделал… Измена – это так ужасно. Не знаю, как бы я поступила на твоем месте. Не знаю, смогла бы я продолжать отношения с Мартином, если бы он переспал с другой женщиной. Или если бы я изменила ему. Эрика, прости меня, это, конечно, бред нетрезвой женщины, но иногда мне было немного жаль Тома. Хотя он делал все, чтобы казаться сильным, порой возникало ощущение, будто он зависит от тебя, поскольку любит тебя больше, чем ты его. Ты бываешь очень жестокой, несмотря на всю твою мягкость и ранимость.

– Что ты имеешь в виду?

Биргитта взяла печенье, откусила кусочек и только потом ответила:

– Когда у нас бывали вечеринки… я всегда восхищалась тобой. Ты умела полностью расслабиться. Обычно ты очень сдержана. Понимаешь, о чем я? Но на праздниках, немного выпив, ты становилась совсем другой. Я смотрела в твои глаза и видела, что они блестят в предвкушении чего-то. Ты совершила бы любые безумства, если бы захотела. И по-моему, Том этого немного боялся. Хотя он швед только наполовину, но все же обычный мужчина. Умный, милый, остроумный, но обычный. А ты… в тебе есть что-то от ведьмы. Именно этого Том и боялся. Он очень гордился, что у него такая девушка, и изображал открытость и толерантность ко всему. Но мне кажется, он часто чувствовал: что-то в тебе навсегда от него закрыто. А тут появляется полностью предсказуемая, простая девушка, которая знает, чего хочет. Пойми меня правильно, Эрика, я не оправдываю его, но…

Она посмотрела на меня, чтобы проверить, как я реагирую на ее слова. Я уставилась в стол и молчала. То, что говорила Биргитта, было ужасно, и мне неприятно было слышать критику в свой адрес. Она закурила. Молчание стало неловким. Биргитта нарушила его, спросив, как прошла съемка. Я рассказала, не упомянув про инцидент со скелетом в лохмотьях. Мы снова заговорили о генетических тестах, о том, готовы ли сделать их сами и как можно злоупотребить их результатами. Внезапно зазвонил телефон. В прошлый раз, когда мы сидели за этим столом, это было известие о трагическом конце Эйнара Салена. С тех пор я еще никого не убивала. После четвертого звонка Биргитта взяла трубку и молча слушала, как кто-то открывает дверцы в темные пыльные углы на другом конце трубки.

Я с тревогой взглянула на нее, и она одними губами изобразила слово «Эйра». За ее «ага», «вот как», «но это же не страшно» и «вот увидишь, все наладится» я угадывала голос Эйры, который то повышался, то понижался, как занесенный над кем-то хлыст. Я налила себе еще вина. Биргитта наконец устало опустила трубку. Она говорила по телефону почти трезвым голосом, и я поняла, что означало ее выражение «держать ситуацию под контролем».

– Это была Эйра.

Не спрашивая, хочу ли я вина, Биргитта достала и открыла еще одну бутылку. Она разлила вино по бокалам, выпила и посмотрела на меня. Видимо, она пила хотя и через день, но помногу.

– Она в истерике, ты, наверное, заметила. Работала целый день как проклятая, ведь после смерти Эйнара там море дел. А когда вернулась домой, обнаружила, что Роберта нет. Все остальное было как обычно. Нильс сидел на диване и смотрел спортивный канал. Он ничего не заметил. Но в комнате Роберта не было его вещей. Он уехал, сообщив запиской о том, что поживет пока с матерью Габриэллы. Ей нужна поддержка, написал он. Только подумай! Эйра тут же позвонила туда, и та заявила, что от такой, как Эйра, кто угодно сбежал бы, и что она понимает Роберта куда лучше, чем его родная мать. И еще много чего наговорила. Эйра попросила позвать к телефону Роберта, но та отказалась. Заявила, будто он просил передать, чтобы Эйра занималась своими делами. Никогда не слышала, чтобы Эйра была так расстроена. А ведь она из тех, кто никогда не сдается.

Мне нечего было сказать. Я вспомнила мать Габриэллы и их квартиру, пропитанную запахом переваренного кофе. У Габриэллы было две комнаты, одну из которых она использовала как склад для хлама. Может, Роберту действительно лучше горевать вместе с матерью подруги, ведь дома ему никто не посочувствует. Что скажешь в такой ситуации? Что Роберт уже взрослый и волен сам решать, где ему жить? Вот и еще одно доказательство тому, что мир вращается и все меняется. Теперь и Роберт переехал.

– Мне всегда нравился Роберт, – продолжала Биргитта. Я удивлялась, что она еще способна стоять на ногах после того, сколько выпила. – И Эйра, и Нильс, хотя я видела его всего пару раз. Он очень приятный мужчина, похож на Деда Мороза, очень застенчивый. Кажется, прострели ему ногу – он даже не пикнет. А теперь они все словно чужие друг другу. Причем именно тогда, когда больше всего нуждаются в помощи и поддержке.

– Может, это временно? И Роберт скоро вернется домой?

– Не знаю. По-моему, это только начало. Не спрашивай меня почему, просто у меня такое чувство, что они отдаляются друг от друга… Кстати, ты же была у Габриэллы. Какие они: она и ее мать? Меня по-прежнему ужасает, что ты была там именно тогда, словно ангел смерти в Судный День.

От этих слов я похолодела, но решила на них не реагировать. В общих красках описала квартиру Гуарно, стараясь не показать, что у меня все там вызывало отвращение. Но, видимо, Биргитта и так все поняла. Она тяжело вздохнула.