Текст книги "День гнева (СИ)"
Автор книги: Мария Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Экзоскелет был переведён на усиленную мощность. Огромными прыжками Татьяна помчалась туда, где посверкивал луч, указывая путь, словно свет маяка. Звенящая капель слышалась всё громче, будто падали на серебряный пол хрустальные подвески, разбиваясь, издавали тонкий звуковой аромат умирания.
Скалы приблизились, выросли так неожиданно, словно выпрыгнули из земли.
Татьяна затормозила, тяжело дыша. Приложила ладони к гладкому каменному боку. Впрочем, нет. Камнем тут и не пахло. Этот материал был полупрозрачен и гладок. И невыносимо холоден. Лёд!
Татьяна Викторовна смотрела на ледяную скалу-глыбу и боролась с явным желанием снять шлемофон и почесать в затылке.
Если она не ошиблась, и узнанный звук действительно тот самый, значит...
Значит придётся искать жильё кого-то из местных жителей, предпочитающих видеть соседей на расстоянии не меньше сотни километров! То есть – искать долго.
«Приплыли!» – пробормотала Татьяна Викторовна и пошла налево – к видимой расщелине в скалах. Не без труда протиснулась внутрь, втащила переносной набор, огляделась и застыла, осознав, что оказалась в ледяном лабиринте. Скалы – средние и маленькие, торчали тут и там, преграждая большую часть возможных путей, а серые исполины ограничивали этот «сад камней» огромным кольцом. Коридор промеж ледяных стен был извилист и запутан. Впрочем, усилившийся звук вёл Татьяну в правильном направлении. О возвращении она не беспокоилась – тамп найдёт её, когда налетается, и выведет наружу.
У последнего поворота Татьяна остановилась, сбросила контейнер, отключила экзоскелет, и на цыпочках прокралась вперёд. Из-за боковины ледяной иглы плескал неземной свет, а сама она, подствеченная с обратной стороны, обрела глубокий сине-зеленый оттенок.
На полянке, усеянной обломками, у основания трёх сросшихся скал, раскачивался и пел Иниевый сактус. Его плоские грани не дрожали, как у виденного Татьяной на М-63, а поворачивались вокруг своих осей, ударяя друг друга в некоем подобии ритма. Движение начиналось снизу вверх. Три последних грани сильно ударяли по осевой, порождая звук такой чистоты и высоты, что Татьяна Викторовна была вынуждена включить функцию глушения в шлемофоне.
Она, не дыша, выглядывала из-за скалы, следя за брильянтовыми брызгами света, щедро рассыпаемыми поющим цветком. А когда глаза устали глядеть на этакое великолепие – прикрыла веки, предпочтя слушать.
Татьяне показалось, или усталость покинула натруженные мышцы? Дыхание стало глубоким, и сердце само собой переключилось на комфортный спокойный ритм? Она прислушалась к себе, анализируя собственные ощущения. Вспомнила информацию про воздействие колокольного звона на организм человека и подумала, что сактус здесь, в своём снежном доме, делает то же самое – гармонизирует пространство и организмы, в нём оказавшиеся. Название само собой слетело с губ: «Майрами! Туманный Айсберг сектора Пу!»
Теперь она не сомневалась, что на самом деле находится на Майрами. Это знание, вместе со спокойствием и умиротворением, вошло в её разум и сердце, да так там и осталось! Надо же, когда-то давно она мечтала оказаться здесь, видя, будто наяву белые пустоши снежных полей, ледяные города-лабиринты, которые ту именовали кегатами, ослепительный свет Ледяного Айсберга, делавший больно глазам. И была уверена, что Э запомнил её желание, лишь отложив его исполнение до срока. И вот она здесь... А Лазарет так и плывет где-то в черноте космоса – пустой, брошенный, одинокий. В горле застыл ком. Вот ведь! Привязалась к дому, как к живому существу...
Высокая нота сактуса будто подхватила тоску со дна сердца и вознесла к небесам.
Лазарет.
Красные кресты на крыльях, составленных из звёздных батарей...
Закольцованные бесконечные коридоры...
Янтарь Икринки, готовой прийти на помощь ради спасения чужих жизней...
Ощущение тепла и заботы... Поддержка в нужную минуту... Тонкая ирония чуждого, но такого близкого разума Э!
«Если кто-то споткнулся – поддержи; упал – подай руку; ранен – вылечи; умирает – исцели! Будь рядом, будь силён и мудр. Ты – Страж порога, охраняющий жизнь, отделяющий её от смерти!»
То ли шёпот в сознании, то ли мысль, возвращённая небесами взамен тоски. Татьяна неожиданно осознала один из важнейших принципов Института Лазаретов – Стражем порога нельзя стать без Лазарета. Существо врачующее – само по себе лишь лекарь. Лазарет без хозяина – просто сверхсовременное устройство для врачевания. И только симбиоз Лазарета и Врача, технологий и сознания, симбиоз на глубочайшем, ментальном уровне, делает хозяина Лазарета Стражем порога!
Татьяна открыла глаза и ошеломлённо уставилась на замолчавший сактус. Не раз и не два уже приходили к ней подобные откровения. И, кажется, Лу-Тан предвидел, что именно так и будет происходить её развитие...
Сактус застыл ледяным изваянием из дворца Снежной Королевы.
По спине Татьяны пробежал холодок... Сактусы были очень осторожны, как объяснял Ту-Роп, и прекращали петь, если слышали посторонний звук. Может быть, снег скрипнул под подошвой ботинка?
Ещё не додумав до конца фразы, Татьяна Викторовна поняла, что ошибается. Её тени больше не существовало – поверх легла другая... Она медленно обернулась, ощущая, как под шлемофоном от ужаса шевелятся волосы.
В метре позади, касаясь крутыми боками узкого прохода, стоял огромный зверь, покрытый густым белым мехом. У него была морда сплющенного бульдозера и по две пары злобных красных глазок с каждой стороны морды. Глазки смотрели на Татьяну Викторовну задумчиво и... с вожделением!
Татьяна завизжала и юркнула за скалу. В ту же секунду лапа, больше похожая на белую подушку, вытянулась вперёд, выпустила чёрные когти и вдребезги разбила ледяное укрытие. Татьяна метнулась к следующему, на ходу увеличив мощность экзоскелета до максимальной. Перепрыгнула через сактус, страшась задеть в полёте нежные грани, спряталась за сросшимися скалами, загнанно дыша. Она успела насчитать у зверя три пары челюстей, лежащих друг на друге, как ящики комода. Нижняя была самой широкой, верхняя – самой узкой. «Либо «зачерпывать» пищу с плоского подноса пустоши, либо выедать из укрытия в скалах» – услужливо подсказало воображение.
Мягкий топот раздался справа. Татьяна отпрянула. Прижимаясь спиной к скале, двинулась влево до тех пор, пока в спину ощутимо не уперлись острые, как кинжалы, грани сактуса.
Чёрные когти разочарованно поскребли пустое место.
Татьяна бросилась туда, где оставила переносной набор юмбайских тектоников – должно же быть в нём что-то из средств защиты?
Зверь выглянул из-за скалы, наморщил белый нос на сактус, обошёл его, стараясь не задеть, и, в один прыжок перемахнув полянку, обрушился на переносной набор, раздавив его, как лягушку. В полёте он легко развернул огромную тушу – Татьяна глазам своим не поверила – и приземлился на четыре лапы, явственно ухмыляясь всеми челюстями.
Татьяна Викторовна поняла, что всё кончено. Лишь одна мысль не давала покоя, пока дворх – а скорее всего это был именно он – медленно потягивая лапы, подходил к ней вплотную: «Сколько, Ту-Роп говорил, у него желудков?»
Верхняя ротовая щель чудовища приоткрылась, выдвинулись узкие челюсти, усеянные зубами пираньи-переростка, щёлкнули перед щитком шлемофона.
«Предлагает добровольно сдаться, чтобы не выкусывать меня из панциря!» – обречённо подумала Татьяна, и откинула щиток.
Зверь как-то по-птичьи, боком, повернул голову, чтобы разглядеть её. Круглые красные глаза без ресниц и зрачков казались пластмассовыми пуговицами, неудачно пришитыми на белоснежную шкуру.
Сознание, видимо от ужаса происходящего, подавало мысленные пассы, которые приводили Татьяну в тупик: «Интересно, когда тебя едят, надо перевариваться молча, или орать во всю глотку до момента превращения в хумус?»
Впрочем, ответа она придумать так и не успела, потому что с неба пал на чудовище яростно верещащий тамп. Розовая пуля билась о бока и голову зверя с такой скоростью, что движения размазывались, отчего ошеломлённый дворх казался трогательно перевитым праздничной ленточкой. Только поздравительной открытки не хватало.
Зверь коротко взрыкнул, безрезультатно пощёлкал челюстями на обидчика, и попятился назад с грацией носорога, чешущего корму о ствол баобаба. Ледяные обломки, сдерживающие его движения, разлетелись вдребезги. Напоследок Шуня победоносно въехал обидчику в глаз. Вконец обиженный дворх развернулся, коротко разбежался, взвил в воздух тяжеленное тулово, и, с лёгкостью перемахнув через скалы, покинул кегат.
Татьяна выхватила тампа из воздуха и прижала к себе со всей благодарностью и нежностью, на которые была способна. Тот тоненько пищал, оплетая её руки щупальцами, словно прощения просил, что оставил хозяйку надолго одну. Лишь одно портило идиллию – Татьяна Викторовна сомневалась в том, что этакого монстра смог напугать маленький пушистый комочек. Не к добру всплыла ассоциация: средняя рыбка съедает маленькую, чтобы в свою очередь быть съеденной рыбой большой и зубастой.
Она скинула настройки экзоскелета, и вернулась к тому, что осталось от переносного набора. А остался от него совершенно плоский объект, внутри которого что-то пересыпалось, наверное, остатки приборов вперемешку с крошками сабов. Она подтащила эту своеобразную подстилку к боковине скалы, и уселась, скрестив ноги и поглаживая успокаивающегося тампа. Как там было в мультфильме? «Воды нет, растительности нет...» Навалилась тупая усталость, потянуло в сон. Это не было последствием замерзания – туника Ту-Ропа согревала будто теплом живого тела, однако сказывались мышечное утомление и пережитой страх. Дворх – так дворх! Съест – так съест! Но сейчас следовало поспать.
Татьяна Викторовна откинулась назад и закрыла глаза. И потому не увидела, как ледяное крошево, которое после ту-степа дворха покрывало сплошным ковром пространство вокруг сактуса, оторвалось от земли и зависло в воздухе.
* * *
Это были огромные залы с потолками, образованными сводами прозрачного зеленовато-голубого льда. Здесь снег не падал сверху, но тонкая роспись изморози покрывала каждый камень и выступ поверхности, и казалась столь филигранной, что Татьяне жалко было наступать на такую красоту. Впрочем, ей следовало идти, повинуясь Зову. Шуня летел чуть впереди, иногда замедляя движение, чтобы она успевала догнать его. Кажется, он не просто слышал Зов, но представлял, куда следует направляться, чтобы достигнуть цели пути. Здесь был скудный воздух, и Татьяна решила подключить ти-рейтер, однако не обнаружила его за поясом скафандра. Видимо, зацепилась им где-то за один из ледяных шипов, торчащих тут и там, и выронила. Эта потеря расстроила её гораздо сильнее, чем порча дворхом переносного набора. Она кликнула Шуню, развернулась, чтобы пойти обратно – поискать прибор. И вдруг осознала, что не помнит дороги назад! Не знает, где оказалась и как сюда попала! И себя тоже не помнит! Последнее не просто напугало её – ввело в панику. Татьяна вскинулась, глотая холодный воздух... и проснулась. Чтобы обнаружить себя в приснившейся зале, передвигающейся сомнамбулически, но верно, в неизвестном направлении, находящей дорогу между ледяных шипов, сталактитов и промерзших насквозь валунов самых причудливых форм.
Осознав себя, она восстановила контроль над собственным телом, и остановилась. Если бы не ситуация – любовалась бы до потери сознания красотой внутреннего убранства этого поистине сказочного места. Но – после всего произошедшего – не тянуло. Хотелось отчаянно, до слёз, оказаться в привычной тишине Лазарета, залезть с ногами на шезлонг в личных покоях Лу-Тана и смотреть на воду его бассейна, полную золотых монеток-отсветов, или в Смотровой вести бесконечную беседу со звёздами перекрёстка миров сектора Див...
Татьяна сглотнула комок в горле. Огляделась в поисках тампа, и заметила его мелькнувшим в расщелине стены, больше похожей на врата, украшенные ледяным орнаментом. Бог с ним, с ти-рейтером! Надо спешить за тампом, пока не потерялся. Да и дышать, кажется, стало легче!
Она побежала следом за Шуней и влетела в следующий зал, столь же огромный, как и предыдущий. Тамп спускался вдоль каменного пандуса, спиралью завивавшегося вниз, в темноту.
– Шуня, остановись! – закричала Татьяна и отступила назад, ошеломлённая громким эхом.
Тамп будто не слышал хозяйку, продолжал левитировать вниз, не делая попыток замедлить ход.
Если бы у Татьяны Викторовны было время разглядеть помещение, в котором она оказалась, она смогла бы с полной уверенностью сказать, что оно походило на предыдущее лишь размерами. Но она спешила за Шуней, и потому вид идеально ровной спирали пандуса, гладких стен залы, состоящих не изо льда, а из непонятного тёмно-янтарного материала, лишь кое-где покрытого, словно плесенью, пятнами изморози, не вызвал привычный поток рассуждений, скользнув по краю сознания.
С каждым новым витком вокруг становилось темнее. Татьяна давно уже упустила тампа из вида и шла, механически переставляя ноги и испытывая тошноту от бесконечных поворотов спирали. Она несколько раз останавливалась, чтобы передохнуть и сделать малюсенький глоток воды из неприкасаемого запаса скафандра, а затем снова пускалась в путь, погружаясь в сумрак и тишину. Этот спуск уже казался ей путешествием в Лимб. И потому, когда она увидела яркий прямоугольник в стене – бросилась к нему со всех ног, рассчитывая отдохнуть, наконец, от усыпляющего движения, бесконечности чёрных стен и полотна спирали под ногами.
Выскочила наружу и остановилась, будто ударившись. Такой знакомый запах! Так пахли белые цветы с резким ароматом, что цвели каждую весну, напоминая не о тепле, майских грозах и июньских ласточках, а о раннем утре конца ноября, когда её, спящую в дежурке, разбудил телефонный звонок...
Дрожащими руками Татьяна Викторовна пригладила волосы, и устало опустилась на скамейку. Достала из кармана пачку сигарет. Дымок был призван заглушить запах навязчивых воспоминаний, но черёмухи вокруг покосившегося деревянного здания ветеринарной клиники было слишком много.
Оно возвращалось. Оно всегда возвращалось – это ощущение лезвия, медленно скользящего по сердцу. Оно возвращалось на звук вертолетных лопастей и вид падающих хлопьев снега. И на этот запах...
– Зря вы так много курите, Татьяна Викторовна! – раздался чей-то голос.
Ушедшая в свои мысли Татьяна вздрогнула и вдруг обнаружила на одной скамейке с собой лысого старика, искоса посматривающего на нее лукавыми тёмными глазами. Пышные седые усы делали его неуловимо похожим на моржа, из любопытства выглянувшего из ледяной проруби.
– В курсе, – ответила она, жадно затягиваясь. – А откуда вы знаете моё имя?
– Это неважно, – старик с кряхтением потёр колени и поднялся. – Я уже ухожу.
Он медленно двинулся прочь по растрескавшейся асфальтовой дорожке, усыпанной белыми лепестками, а Татьяна Викторовна с удивлением смотрела вслед, ощущая, как что-то необратимо утекает из её жизни, будто песок сквозь пальцы. Снова затянулась, пожала плечами. Мало ли что привидится? Есть лишь одна реальность – увенчанная простым памятником из лазурита... Завтра надо на кладбище сходить...
Привычным жестом стряхнула пепел. Кучка упала на дощечку скамейки, потревоженная ветром, сорвалась вниз...
Один миг – и её пальцы выскальзывают из ладони Мирелла, а его белое от ужаса лицо отдаляется, будто в замедленной съемке, скрываясь в фиолетовых сумерках Юмбы. Ерунда, что вся жизнь проходит перед глазами в последние минуты перед смертью... Татьяна испытала лишь недоумение, даже раздражение от такого глупого финала, одновременно с рывками ветра, перемешивающего сиреневый туман в чаше расщелины. Иглы чёрных скал неожиданно выросли, придвинулись, и она осознала, что проангел не спасёт её... Не успеет.
– Не успели!
Лу-Тан стоял на пороге, спиной к операционной. Даже не видя его лица, Татьяна знала, что усы крелла опущены вниз, а лоб пересекает вертикальная морщина. Она старалась не смотреть на развороченное тело сатианета, застывшее в Икринке. Он умер, несмотря на всю мощь и интеллект Лазарета.
– Это моя вина! – глухо сказала Татьяна Викторовна. – Я...
– Нет! – Лу-Тан едва заметно качнул головой. – Повреждения, полученные им при взрыве двигателя, оказались несовместимы с жизнью. Мы сделали всё, что могли!
– Мы сделали недостаточно! – неожиданно сорвалась на крик она. – ЭТА медицина в десятки, сотни раз лучше земной! Мы обязаны были использовать все возможности!
– Мы использовали все возможности... – устало ответил крелл, и тяжело пополз прочь.
Татьяна без сил опустилась в кресло рядом с вифером. На душе было пусто...
Пустой шприц лежал на медицинском столике. Она докурила сигарету, бездумно глядя в окно. Не могла привыкнуть к этому... Сколько приходилось усыплять животных, приносимых в клинику, переживала потом неделями, кляла и корила себя. Наверное, уже можно было попытаться вернуться в медицину... но она не могла!
«Сейчас ты выкинешь окурок в форточку, обернёшься, наберёшь в шприц два миллилитра раствора. И сделаешь этот чёртов укол!»
Пёс, лежащий на смотровом столе из нержавейки, спал, тревожно вздыхал во сне. Может быть, тосковал? Прощался со своими хозяевами, и прощал их от всего своего большого собачьего сердца за привычно-человеческое предательство?
Татьяна Викторовна погладила шёлковые уши старого спаниеля, шепнула ему на ухо: «Беги, играй в полях Господних, псина. Прощай!»
И сделала укол...
...Закололо в сердце. Пальцы наткнулись на жёсткую ткань скафандра. Татьяна открыла глаза, и осознала себя стоящей на краю последнего витка спирали, утыкающегося в стену. Отсюда вертикально вниз уходила шахта, заканчивающаяся отверстием с оплавленными краями, до которого было около тридцати метров. Оно казалось чёрным зрачком в сумеречной радужке.
Татьяна провела ладонью по щекам – лицо было залито слезами. Лимб... Неспроста привязалась проклятая ассоциация! Путь потерь и ошибок, который она могла бы пройти, если бы...
Внезапно ей стало совершенно ясно, что нужно идти до конца. В любом – верном или не верном решении – следовать зову сердца. Как тогда, на технологическом уровне М-63 сказал ей загадочный обитатель Звёздной цитадели: «Не забывайте, кто вы, откуда и ради чего здесь! И принимайте решения по велению сердца, а не... разума». А правильный это путь или нет – разберётся время – самый строгий судья.
Татьяна установила настройки скафандра на максимальный уровень: неизвестно, как далеко тянется шахта – за оплавленной границей клубится тьма. Возможно, этот шаг будет для неё последним. Возможно – нет. Но боль в груди, зашедшееся в тоске сердце и осознание собственных, пусть не совершенных в этой реальности ошибок, заставляют принять именно этот выбор!
Она глубоко вздохнула, подумала, что надерёт Шуне шёрстку, когда отыщет поганца, и прыгнула...
* * *
От мёртвого тела отделился светящийся контур, оформился в точную копию хозяина. Голубая линия разреза пробежала по скальпу умершего, вскрыв черепную коробку. Одновременно, рядом с телом появилась объёмная проекция черепа ту.
– Вам ничего не кажется странным в расположении пазух? – НикИв поднялся и подошёл к Татьяне.
– Вот здесь, – она ткнула пальцем в верхнюю теменную пазуху.
У ту не было черепных швов, обеспечивающих подвижность костей при рождении. Череп казался цельнолитым, подвижными оставались лишь нижняя челюсть и парные слуховые косточки. В районе соединения чешуи височной кости и нижнего края теменной кости последняя расслаивалась, образуя пустую пазуху между костяными пластами.
– Такого образования нет ни у одной из знакомых мне рас. Как, впрочем, и кристалиновых костей!
– Каковы ваши предположения по поводу теменной пазухи? – профессор, не моргнув глазом, пропустил очередное упоминание о кристалине.
– Больше всего это походит на добавочный амортизационный отсек для мозга – условия обитания на Майрами, как я уже успела убедиться, суровые, и дополнительная защита мозга от ударов и сотрясений не помешает. – Татьяна вспомнила дворха, и её передёрнуло. Вот же порождение чьих-то кошмарных снов! – Либо пазуха имеет отношение к вестибулярному аппарату, поскольку массивная мышечная масса ту просто обязана быть идеально управляемой, иначе они не смогут оперативно реагировать на опасности окружающего мира.
– Вы рассуждали бы верно, если бы не одно маленькое «но». Что вам известно о репродукции ту?
Татьяна Викторовна пожала плечами.
– Дети Майрами бесполы. И это всё, что я знаю.
НикИв внимательно смотрел на неё.
– Я, пожалуй, не дам вам ответов… по крайней мере, пока! Завтра оканчивается очередной цикл репродукции. И вы воочию увидите, благодаря чему они поддерживают свою популяцию. А сегодня… мы пойдём поищем псевдотампа!
Татьяна кивнула, продолжая раздумывать над анатомической загадкой, загаданной профессором. Было бы у неё подключение к Э, изучила бы досконально череп ту, используя всю лабораторную мощь Лазарета и возможности общей инфосети.
– Вы сказали «пойдём»! Мы действительно пойдём, или опять будем «прыгать в пузырях»? – заинтересовалась она.
Очень уж хотелось внимательно рассмотреть место, в котором она оказалась. Несмотря на кажущую доброжелательность НикИва, её не покидало ощущение, что она поменяла одну клетку на другую. Ведь переместил же он её сюда против воли? Подверг опытам, опасным для психики?
– Прыгать в пузырях? – удивился профессор. – Это как?
– Я имею в виду эти ваши телепорты…
– Дом огромен, Лу-Танни. Вам не хватит нескольких лет по метрике Майрами, чтобы обойти его!
– А я могу совершать вылазки, коль уж вы определили мне место для пребывания?
– Вылазки?
– Гулять. Ходить. Разглядывать.
Отчего возникло ощущение, что воздух сгустился, не давая дышать?
– Можете, – с секундной задержкой ответил НикИв. – Вы всё равно не сможете попасть туда, куда я не хотел бы, чтобы вы попали! Следуйте за мной.
Татьяна даже не пыталась запомнить, в какую ячейку в стене они вошли, чтобы оказаться в маленькой тёмной комнате с круглым постаментом в центре, очень похожим на постамент в лаборатории.
– Как на вашей планете зовётся посмертный Дом? – Глаза профессора блеснули в полумраке. – Место, где можно переосмыслить свою жизнь?
– Ад! – выпалила Татьяна, и тут же задумалась над тем, что побудило её ответить так скоропалительно?
– Тогда добро пожаловать в ад Мак Кор, Лу-Танни! – усмехнулся проводник. – Вставайте в центр круга – там, куда мы отправляемся, будет холодно. Ваша одежда не спасёт!
Она повиновалась, с опаской поглядывая по сторонам. Спустя мгновение её лица коснулся сквозняк, а затем Татьяну укатала плотная невидимая плёнка. Впрочем, ощущение очень быстро исчезло, однако ей показалось, что воздух вокруг уплотнился.
Полупрозрачный шлюз запустил их внутрь, закрыл двери, посветил синим светом, от которого у Татьяны Викторовны заболела голова. А затем из открывшегося в противоположной части шлюза прохода дохнуло холодом.
Она зашла, оглядываясь по сторонам. И обомлела, разглядывая зал в форме яйца, поставленного на тупой конец, чей потолок, так же, как и в уже виденном ей раньше огромном помещении, терялся в мареве. Десятки тысяч разноцветных лент прорезали пространство сверху вниз, не пересекаясь, но иногда проходя в миллиметре друг от друга. Их края были загнуты внутрь, образуя блокираторы для множества уже знакомых Татьяне Викторовне прозрачных коконов, один из которых Ларрил когда-то обозвал транспортировочным боксом. Нет, не множества! Легионы тампов спали в «хрустальных гробах», превратившись из ярких помпонов в невзрачные коричневые комки. Взгляд Татьяны заблудился в лентах, представлявших собой то ли хранилища, то ли конвейеры. Им не было ни начала, ни конца – марево скрывало место, откуда они тянулись, до пола они не доходили – резко взмывали вверх, унося свою странную ношу обратно – в марево, и так до бесконечности!
Аукнулось в памяти сказанное когда-то Ту-Ропом: «…Мы, ту, знаем, что после смерти нет ничего, кроме бесконечных Коридоров Памяти».
Татьяна вздрогнула. Позабыв обо всем, сошла с подиума, ограничивающего зону у входной двери, и вошла в сказочный лес.
Что может быть по-настоящему вечным? Мир, в котором живёшь, меняется, оставаясь неизменным лишь в воспоминаниях. Небо может померкнуть, трава пожухнуть – а ты будешь помнить тот осколок голубого, упавший в осеннюю лужу, тот зелёный шёлк, что ласкал твои босые ноги много лет назад… Память… Только память может быть вечной, ибо формирует мир, что остаётся позади, когда мы спешим вперёд. Память человека. Память существа. Родовая память и память цивилизации… Вечная память!
Татьяна коснулась ладонью одного из прозрачных боксов. Спящее внутри существо никак не отреагировало на движение. Сердце пропустило пару ударов – где-то здесь находится её Шуня, насильно введённый в режим гибернации. И ей надо отыскать его… Тогда, возможно, она поймёт, как связать воедино анатомическую странность черепа ту, понятие «вечной памяти» и смешные меховые комочки, носящие название тампов.
Итак!
Она резко развернулась и вышла к терпеливо ожидающему НикИву.
– Мне знакома эта задачка – во многих наших легендах боги задавали её героям, желающим получить ответы на вопросы. Найти что-то в череде бесконечных подобий, да? Вы хотите, чтобы я нашла своего тампа?
– Псевдотампа, – мурлыкнул профессор, и от его тона Татьяне стало не по себе. – Если бы вы разбирались в них, как разбираются ту, смогли бы отличить настоящего от искусственного с первого взгляда. А теперь, – он насмешливо пожал плечами, и знакомым жестом заложил руки за спину, пройдясь по подиуму, – я даже и не знаю, как вы справитесь?
Татьяна Викторовна промолчала. Ждать сочувствия от существа, называющего себя богом – что может быть глупее? А это значит, что Шуня может остаться здесь навсегда…
Она задумчиво оглядела «фронт работ». Ей не хватит жизни, чтобы найти его здесь. Будь она кошкой, не хватило бы и девяти!..
Неожиданно вспомнилось, как Шуня впервые увидел бассейн, как задумчиво шевелил щупальцами в миллиметре от воды, как взмыл к потолку с тоненьким писком, когда Татьяна вынырнула из воды, делая вид, что хочет макнуть его… Как он вешался на Бимкино ухо и волочился на нём – точь-в-точь гламурное украшение из зоомагазина. Как выводил непонятные иероглифы на кухонном столе Лазарета, опрокинув чашку с чаем или кофе…
С каждым новым воспоминанием на сердце становилось теплее. Пространство уже не казалось холодным, огромным и безжизненным, а направление движения – неизвестным… Будто кто-то вёл Татьяну через гигантское хранилище такими родными путями.
Она закрыла глаза и остановила сердце – на раз. На два перестала осознавать острый, как ледоруб и колкий, как брызги из-под него, интерес НикИва к происходящему. На три двинулась вперёд, наугад отстраняясь от лент, пересекающих её путь. Она не видела их внутренним зрением, потому что перед ним стояли день за днем – жизнь в Лазарете, видимая, проживаемая, ощущаемая кем-то другим, не ею. И тепло в душе подсказывало – по чьим воспоминаниям Татьяна идёт, как по следам.
В какой-то момент она перестала чувствовать ступнями пол, но не обратила на это внимание.
…Вот Шуня ползает по обзорной панели МОД Лазарета...
«Я забыла спросить у Ту-Ропа, чем их кормят! Ты знаешь?» – «Конечно. Этого вещества полно во вселенной...»
Шуня, растянувшийся по полу смотровой, ползущий за огромным голубым шаром, что проплывает под ногами. То ли коврик, то ли весёленькая тряпка для…
Татьяна Викторовна резко открыла глаза и обнаружила себя висящей в пространстве на высоте около пятидесяти метров от пола на одном уровне с чередой одинаковых яиц-гибернаторов. Мгновенный испуг сменился радостью от сделанного открытия – кажется, только что она поняла, чем же питаются тампы! Этого вещества, действительно, было полно во вселенной! Оно встречалось в вакууме, им были покрыты поверхности мёртвых планет и астероидов, с ним боролся чистюля Э, но, видимо, недостаточно, потому что Шуня, живя в Лазарете, никогда не выказывал признаков голода!
Татьяна положила руку на стеклянную колбу, неотличимую от миллионов и миллиардов колб, находящих в этом зале.
– Просыпайся, маленький пылесборник, – ласково прошептала она. – Теперь я знаю твою тайну!
Коричневый сморщенный комок пошевелился, начал на глазах расти и покрываться знакомой розовой шёрсткой. С тоненьким писком тамп метнулся со своего насеста, распластавшись по стеклу изнутри кокона и точно копируя контур Татьяниной руки.
– Я знал, что происходит, но не мог в это поверить!
Татьяна скосила взгляд. НикИв висел рядом, скептически разглядывая Шуню.
Не спрашивая разрешения, Татьяна Викторовна вытащила яйцо из блокиратора, открыла, и тамп тут же переполз к ней на плечо, зарылся в волосы и затих, тихонько похрюкивая и путаясь в локонах щупальцами. С затаённой нежностью она накрыла его ладонью.
Профессор поморщился.
– Жду вас внизу!
И исчез в ту же секунду. Татьяна не успела ни спросить, как ей вернуться, не разбившись до смерти, ни разозлиться на него за то, что он бросил её на такой высоте.
Она перевела взгляд вниз – изображение сдвинулось да долю секунды – это организм возвращался в режим обычного функционирования. Но на грани между здесь и там глазам предстало странное зрелище: разноцветные заросли шевелились, будто гигантские водоросли неведомого океана. Их неспешное движение неожиданно явилось ключом к пониманию природы этого места, у которого на самом деле не было ни стен, ни пола, ни потолка. Да и яиц-гибернаторов на цветастых лентах-конвейрах не было – разум, испуганный открывшимся знанием, пытался облачить его в знакомые формы, тасуя образы, как карты, подстраивая картинку под ту, которая не заставит владелицу сойти с ума от осознания происходящего... Тампы существовали прямо в центре собственных временных воронок, направленных из прошлого в будущее. Смешные шерстяные комочки никогда не являлись для своих владельцев домашними зверьками, предметами сакрального культа или игрушками. Они представляли собой дистанционную, самостоятельную часть головного мозга ту, отвечающую за сбор и хранение информации!
«Вниз!» – мысленно приказала пространству Татьяну, и тут же ощутила пол под ногами. Стоящий на пороге НикИв готовился выходить из хранилища, но она остановила его резким вопросом.
– Вы сторонник правильного функционирования? Так?
Тот развернулся, взглянул на неё удивлённо.
– Так.
– Это хранилище предназначено для истинных тампов?
– Да.
– Попадание сюда псевдотампа нарушит процесс правильного функционирования, я права?
Профессор посмотрел на неё искоса и промолчал.
– Исходя из этого, – в запале продолжила Татьяна Викторовна, – я могу сделать два вывода. Первый – вы не придерживаетесь собственных правил, если поместили сюда псевдотампа, тем самым нарушив чистоту процесса. И этот вывод я сразу отметаю. И второй – Шуня – не псевдотамп! Он… настоящий?
