355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Ермакова » Лазарет на перекрестке миров. Начало (СИ) » Текст книги (страница 5)
Лазарет на перекрестке миров. Начало (СИ)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:27

Текст книги "Лазарет на перекрестке миров. Начало (СИ)"


Автор книги: Мария Ермакова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Старый доктор слушал, смотрел в потолок, которого не видел. Звездная дорога разворачивала перед ним мерцающее полотно, звала в неведомые дали, шептала о скором начале движения…

 
…Под вуалью сплошной
Кучевых облаков
Улыбается тайною в ночь
Месяц
 
 
Беспокойный союз
Из доутренних снов
Убегает заранее прочь
Уже в десять.
 
 
Мягкой лапою мрак
Загребает дома
И мешает игральную кость
Неба…
 

Она допела, но не отняла пальцы от струн. Гладила их, вызывая негромкий переливчатый звук, журчащий, словно родник.

– Почему вы так боитесь смерти, Танни? – подплыв к бортику, спросил Лу-Тан. – Потому, что она неизбежна? Неизвестна? Неожиданна?

– Не знаю, – покачала головой Татьяна и голос ее дрогнул. – Я просто боюсь терять…

– В мире ничего не теряется! – заметил Лу-Тан. – Все где-то пребывает. Отпустите его, Танни. Дайте ему уйти по звездной дороге!

И не дожидаясь ответа, он опустился на дно и залег там.

Обняв гитару, Татьяна Викторовна скрючилась в кресле. Глядела на успокоившуюся воду. На черную тень, недвижно лежащую под толщей воды. На мерно вздымающиеся бока задремавшего Бима. С острым отчаянием она понимала, что неспроста Лу-Тан заговорил о смерти. Скоро ей придется отпустить и его.

Татьяна поднялась и решительно покинула покои старого доктора, унося с собой гитару. Она шла в Центр управления. Мысленно отданный Э приказ заставил его подготовить шлюзы к выходу в открытый космос.

* * *

Синяя шкала слева на щитке шлема показывала количество кислорода. Красная, с другой стороны – опасное расстояние удаления от станции в открытый космос. Татьяна отключила их постоянное наличие, но они периодически появлялись в поле зрения, напоминая человеку о его слабости перед космосом. В пустом пространстве, в скафандре, источающем легкое сияние, она представляла себя жемчужиной в черной пасти гигантской раковины.

После сказанного Лу-Таном ей просто необходимо было побыть в одиночестве и обдумать его слова. Полном, абсолютном одиночестве. Она понимала, что это глупо, но мысль выйти в открытый космос показалась наиболее удачной. Автономные двигатели скафандра отнесли ее далеко от станции. На самую границу зоны, обозначаемой ярко замигавшей красной шкалой. К счастью Татьяны Викторовны один из кораблей гоков находился значительно левее, не перекрывая обзор. А остальных она не видела. Станция осталась за спиной. Перед глазами уходила вдаль, манила, пугала, засасывала, шептала неведомое бесконечность. Татьяна заглядывала ей в лицо, нерешительно шепча любимое имя. И замирала, прислушиваясь к себе. Какая реакция? Шок? Боль? Сожаление?

– Анализируйте! – говорил ее прежний учитель, светило отечественной хирургии. – Анализируйте свои удачи, не спешите им радоваться. А свои провалы анализируйте вдвойне. Вам не угадать божественного замысла, истинных причин своего подъема или падения! Но систематизировать, разложить на составляющие, собрать воедино факты и сделать выводы вам вполне по силам. Человек никогда не уподобится Богу. Однако он может многое.

Она не представляла себе жизни без Артема. Засыпая, дышала в унисон с ним. Когда он бывал на дежурстве, а она дома, ощущала его все равно. Точнее не ощущала, как не ощущают собственную конечность, пока не заболит. Он был ее дыханием, ее жизнью. Обыденной, наполненной простыми радостями и смешными разочарованиями, шутливыми перебранками и минутами близости. Когда его не стало – не стало большей части ее. Куда ухнула вся масса надежд, стремлений, интересов – все то, что тоже составляло ее жизнь? Куда ушли друзья, от которых она отвернулась сама, укутавшись с головой в кокон собственного горя? Она страдала самозабвенно, словно надеялась, что муки зачтутся ей, и оттого нечто вернет обратно то, что составляло едва ли не единственный смысл жизни. Оказалось, что у жизни не может быть единственного смысла… Одиночество, рыдания в подушку, заброшенная квартира, пустой взгляд в мутное окно – она выстроила сама, своими руками! Тесный душный мирок, наполненный горьким горем. И она наслаждалась подобным существованием, пестуя и баюкая его, словно так и не рожденного ребенка.

В черной пустоте самой пустоты она не замечала: в солнечном, полном зелени и птичьего щебета утре ее Артем стоял перед ней и смотрел – одновременно серьезно и чуть насмешливо, так умел он один. Темный бобрик коротких волос, рано начавшие седеть виски, смешливые морщинки у глаз. Ямочка на подбородке. Руки – большие, теплые, умеющие спасать чужие жизни – засунуты в карманы.

Стекло шлема расплывалось перед глазами, но мужа она видела четко. Артем смотрел на нее и ждал, когда она поднимет руку в прощальном жесте. Все это время он незримо был рядом, а она, погруженная в пучину тщательно оберегаемого горя, не видела и не слышала его. Только мельтешили перед глазами как картинки проклятого калейдоскопа черный крест, могильный холмик, красный гроб, белые халаты… Зеленое одеяло…

«Он ждет уже долго!» – подумала Татьяна Викторовна. – «Он не торопит меня и не осуждает. Он даст мне столько времени, сколько потребуется, и не бросит меня, не уйдет по звездной дороге, пока я сама не отпущу его!»

– Я люблю тебя! – прошептала она, и космос отозвался помехами в наушниках. – Прощай, моя любовь!

Одинокая фигурка, висящая на перекрестке миров, смешно подняла толстую, облеченную в ткань скафандра, руку, словно давая отмашку. Невидимый шлагбаум поднялся. Загадочный путь, мерцающий тысячами неведомых глаз, был открыт. Призрачный человеческий силуэт уходил прочь, не оглядываясь. Туда…

* * *

Тсалита снова поместили в Икринку. Сатианет недовольно скрипел зубами – нейрощупы, восстанавливающие проводимость поврежденных нервных путей, тыкались в его грудную клетку, ногу, вызывая чувство среднее между щекоткой и уколами иглой. Татьяна, прикрыв веки, уже три часа управляла процессом, стремясь свести неприятные ощущения пациента к минимуму. Перед глазами висела объемная картинка нервной системы Тсалита, ориентируясь на которую она могла уменьшать или усиливать нейросигнал в зависимости от проходимости участка.

Лу-Тан не вмешивался. Устроился в углу, наблюдал, помалкивал. Татьяна не знала, видит ли он то же, что и она, на сетчатке глаз? Контролирует ли ее ментальную связь с Э?

Накануне, вернувшись из открытого космоса и отрыдавшись, Татьяна Викторовна на всю ночь подключилась к Управляющему Разуму. Повторила еще раз этапы нейротерапии, затем продолжила изучение управления станцией. На душе было тихо, печально, светло и… пусто.

«Я подумаю об этом потом!» – голосом зеленоглазой героини сказала она себе и унеслась разумом в вентиляционные и кабельные шахты Лазарета, в энергетическую схему силовых узлов и основного лифт-реактора. К ее удивлению Э до сих пор открывал доступ не ко всей информации. Некоторые участки на схеме станции так и оставались мертво-серыми, как она не пыталась достучаться до Управляющего Разума. Он словно глох в такие моменты и тупо (или специально?) повторял ранее переданную информацию.

Сатианет застонал сквозь стиснутые зубы. Разлом кости плечевого свода повредил крупный нервный узел, отвечающий за координацию движений правой руки.

– Не отвлекайтесь, Танни! – приказал Лу-Тан и тоже подключился к Икринке.

Глаза Тсалита закрылись – он уснул.

– Вот здесь – пока не пускайте сигнал через аксон. Дайте в обход по дендритам. Повторно по синапсам. Потихоньку, еще чуть-чуть… Вот так.

Голубая ниточка перед Татьяниными глазами взяла в кольцо и накинулась на толстый блеклый клубок нервов, заставив его светиться. Потянулась дальше – к плечу, локтю, пальцам.

Сквозь сосредоточенное напряжение до нее донесся отчаянный лай Бима. И почти сразу же взвыла предупреждающая сирена.

– Остановить терапию! – сказал Лу-Тан. – У нас гости.

Татьяна отключилась от Управляющего Разума, провела дрожащей рукой по лбу. С непривычки было тяжело. И голова побаливала.

– Хочется надеяться на лучшее! – пробормотала она. – Что будем делать с пациентом?

– Пусть спит. Анестезионная блокада работает, а сон ему сейчас необходим для закрепления восстановленных связей. Да и нам будет спокойнее! Пойдемте в смотровую.

Татьяна поплелась за доктором. Она так устала, что ей было все равно, кого они увидят. Но усталость слетела, едва они переступили порог.

Перед схлопывающимися пастями гиперпространственных порталов разворачивались в боевой порядок шесть незнакомых Татьяне ярко-оранжевых тупоносых кораблей.

– Коллега, – враз осипшим голосом спросила она, – это то, о чем я думаю?

Лу-Тан неторопливо пополз к уже выращенным сидениям.

– Они еще далеко, Танни, – усмехнулся он, устраиваясь на козетке. – Вы успеете сходить на кухню и принести мне крочерсы. А вам советую сделать себе большую порцию плазмы. Это вас взбодрит.

– Мне это просто необходимо! – съязвила Татьяна и отправилась на кухню. Бим с ней не пошел. Улегся на Лу-Танов хвост, проводил хозяйку взглядом – знал, что вернется.

А ей было страшно.

По пути она зашла в свой сектор и, стараясь не торопиться и не думать ежесекундно о смертельном залпе от любой из противоборствующих сторон, приняла душ. Выходя, тронула гитару, словно прощалась – та лежала в одном из кресел, лаково блестя фигуристыми боками.

Когда Татьяна вернулась в смотровую, корабли сатианетов подошли ближе, разгруппировавшись для атаки. Гоки ответили, образовав черный таран, флагманом Кор-Харра нацеленный на флагман сатианетов – тупорылый, с виду неповоротливый крейсер тяжелого класса, чьи бока были украшены огромными рисунками чьей-то устрашающей морды.

– Ну, наконец-то! – заворчал Лу-Тан. – Вы пропустите зрелище! Как вы, земляне, говорите? Начало конца?

Татьяна Викторовна покосилась на него и выставила на столик между их креслами брикет с крочерсами, термос с чаем, пару бутербродов, стакан плазмы и синтезированное из низкокалорийных белков «свиное» ухо – для Бима. Пока она устраивалась с комфортом в своем кресле, ухо исчезло, и из-за Лу-Тановой козетки послышалось довольное чавканье.

– Скоро начнется? – тоном заправского посетителя премьер поинтересовалась она.

Она боялась, как никогда в жизни.

– Они ждут, – пожал плечами Лу-Тан, принимаясь за «чипсы», – кто будет первым. Пауза призвана подстегнуть ненависть, обострить чувства. – И неожиданно добавил – Как мне надоела эта глупость!

– А я боюсь! – тихо призналась Татьяна. Рука, держащая стакан с плазмой, неожиданно задрожала, едва не расплескав напиток. Она поставила стакан обратно.

Противники начали сближение. Выпустили истребителей. С сердитым воем, птицы смерти устремились друг к другу. Черные – к оранжевым, правые – к левым. Огненные трассы первых энергетических залпов расчертили тело пустоты.

Лу-Тан взял Татьяну Викторовну за руку. Его пальцы были сильными и теплыми, и в это полное ужаса мгновенье ей на чуть-чуть стало легче.

Боевые орудия были давно развернуты друг к другу. Замерцали силовые поля. Первыми не выдержали гоки. Их было меньше. С отчаянием загнанных в угол их корабли бросились вперед.

Истребители самозабвенно гонялись друг за другом. Цена гонки – взять прицел или самому раскрыться красно-желтым цветком взрыва. Наполнившееся ими пространство скоро напомнило Татьяне буйно расцветшую бархатцами клумбу на могиле…

– Они же гибнут там! – воскликнула она. – А мы ничем не можем помочь! Никому из них!

Смерть в космосе была безмолвной, красочной и такой обыденной, словно обреталась в этом квадрате всегда, собирала жертвы, наслаждалась разрушением.

– Как помочь тому, кому помощь не нужна? – в усы спросил Лу-Тан.

Яркие точки взрывов в его черных крупных зрачках казались празднично расцветшим салютом.

– Бим! – почти крикнула Татьяна.

Пес незамедлительно явился. Свиное ухо скрасило ему минуты, которые вполне могли стать последними для них всех. Татьяна втащила на колени сытое теплое тело и, снова вцепившись в пальцы старого доктора, закрыла глаза – приготовилась ждать конца.

Бесноватые истребители проложили огненные дорожки к Лазарету. Петляя, завертелись вокруг, используя его, как прикрытие друг от друга. Новый вой сирены сообщил о том, что Э перешел на режим защиты. Видимость в смотровой на мгновение ухудшилась – силовое поле обволокло станцию защитным коконом – и вовремя. Короткое пламя от взорвавшегося корабля облизало пространство в опасной близости. Однако останки корабля были аннигилированы полем и станцию не повредили.

Орудийные жерла крейсеров начали наливаться светом. Противники готовились пустить в ход «тяжелую артиллерию».

Лу-Тан задумчиво смотрел на развернувшееся страшное действо. Он его не видел. Время все настойчивей звало его в путь, шептало перебоями обоих сердец о неизбежном. Лишь тепло человеческой руки, с такой нежной и тонкой кожей, оставалось ниточкой, что еще удерживала его здесь и сейчас.

– Будь проклята война! – прошептала Татьяна.

Она зажмурилась изо всех сил, чтобы не заплакать и не замечать равнодушие погибели, окружившей станцию со всех сторон.

Но от ее шепота Лу-Тан словно очнулся.

– Мы не сможем помочь, вы правы, Танни! – неожиданно сказал он и отпустил ее руку. – А вот они…

Татьяна открыла глаза.

Сквозь желтые и оранжевые прорехи в ткани Вселенной сыпались большие и малые корабли. Здесь были и серые прямоугольники юмбаи, и веселые, разноцветными огнями расцвеченные по контуру, боевые тарелки проангелов, и совершенно незнакомые ей конструкции, и даже два огромных, сотовидных тяжелых крейсера Роя. Возглавлял флот незнакомый Татьяне крейсер экстра-класса – гигантский даже по сравнению с желтыми кораблями Роя, он казался неравномерно составленным из грубых каменных блоков. Из похожих, только в тысячи раз меньших, строились египетские и южноамериканские пирамиды.

В мгновение ока враждующих развели в стороны и взяли в прицел десятки кораблей. Ремонтные роботы наводнили пространство, расчищая обломки, отыскивая живых, аннигилируя павших: похороны в этой войне были такими же короткими, быстрыми и обыденными, как и смерть.

Сигнал вызова звонко прокатился по станции. Лу-Тан вывел экран связи в смотровую.

Взволнованный Ларрил топорщил крылья. Из-за его спины выглядывали незнакомые лица.

– Доктор! – вскричал он. – Танни! С вами все в порядке? Станция не повреждена?

Его словно отнесло порывом ветра. На экране не поместилось огромное, грубо слепленное лицо. Э исправил ситуацию, увеличив обзор в ширину и высоту.

На Татьяну Викторовну смотрел идол с острова Пасхи.

Незнакомец хлопнул огромными ладонями, похожими на ковши экскаватора.

– Чистой воды, уважаемый Лу-Тан! – прогрохотал низкий голос.

Такому голосу следовало подчиняться мгновенно и беспрекословно.

Идол перевел тяжелый взгляд на Татьяну. С мгновенье, нахмурившись, размышлял, затем слегка наклонил лобастую голову и продолжил речь:

– Приветствую, человек! Я БагДэАн из Системы Веги – кат о`кара Малого звездного флота Ассоциации! Станция получила повреждения?

– Нет, с нами и со станцией все в порядке. Спасибо за заботу! – отозвался Лу-Тан.

– Была причина для осады гоков… – БагДэАн не спрашивал. Утверждал.

– Была. Командор Тсалит.

– Остальные?

– Мертвы. Корабль пришлось уничтожить.

– Понимаю. Вы надеялись скрыть инцидент от гоков. Мы сейчас прибудем к вам. И с нами представители сатианетов. В каком состоянии ваш пациент?

– Он может передвигаться. Но я предпочел бы…

– Они заберут его на флагман! – безапелляционно перебил его кат о`кара. – После чего все участники будут отконвоированы в сектор Дох. Ждите.

И отключился.

Татьяна изумленно смотрела в пустой экран. Идолов с острова Пасхи она видела по телевизору. Хамов с острова Пасхи видеть еще не приходилось.

– Надо разбудить Тсалита! – ее привел в себя голос Лу-Тана. – Займитесь, Танни. Я буду следом.

Она ушла, кликнув собаку.

Лу-Тан снова смотрел на звезды. Суету чужих кораблей, роботов-ремонтников и мусорщиков он не замечал. Звезды притягивали, звезды манили. Звезды были вратами, черненые стены космоса ковчегом, а стук обоих сердец – колоколом, чей голос, затихая, разливался по пустому причалу.

* * *

Сложив передние ласты на обширном пузе и прищурившись на двери шлюза, Лу-Тан ждал гостей. Татьяна стояла рядом, ощущая себя то ли студенткой на экзамене, то ли метрдотелем дорогого отеля. Шипение за дверями указывало на то, что гости миновали второй шлюз.

За их спинами нетерпеливо переминался с ноги на ногу командор Тсалит. Однако едва створки двинулись в стороны, он замер в неподвижности, прижав левую руку к груди и высоко задрав подбородок.

Несколько уменьшенных, но тоже вполне впечатляющих копий БагДэАна заняли коридор у шлюза, и сразу стало тесно, словно в малогабаритной кухне. Тяжелые шаги – и вошел кат о`кара. Ему пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о притолоку. Зеленые глаза, напомнившие Татьяне дендритовый малахит, цепко обежали пространство. Ушастая голова вертелась на массивных плечах быстро и с любопытством. Следом за ним следовали двое – высокий сатианет и его старший товарищ, чей панцирь был испещрен шрамами и выбоинами, словно от шрапнели. Последний держал в руках некий тщательно завернутый в черную ткань предмет. Они остановились по обе стороны от веганца, однако по сторонам не смотрели. У сатианета помоложе панцирь наподобие килта спускался почти до колен, а глаза были неправдоподобно ярко-желтыми, так же, как и складки кожи, проглядывающей между «хитиновыми» пластинами.

Лу-Тан церемонно хлопнул ластами.

– Рад приветствовать вас на территории Лазарета! – вежливо улыбнулся он.

– Я отправлю представителей сатианетов забрать тела! – так же вежливо, но непреклонно кивнул БагДэАн, показывая, что реверансы ни к чему и следует заняться делом.

Лу-Тан едва уловимо поморщился.

– Когда мы приняли их на борт, – пояснил он, – они были уже мертвы. Мы ничего не могли сделать. Нам удалось спасти только командора Тсалита.

– Выйти! – лаконично приказал БагДэАн.

Отчаянно стараясь не хромать, сатианет вышел вперед. Веганец коротко глянул на него.

– Тяжелые раны! Вы сделали, все, что могли, доктор! – констатировал он, и в голосе промелькнуло уважение.

– Позвольте мне, – сказал первый сатианет неожиданно глубоким контральто и сделал шаг вперед.

– Я, как командующий Правым крылом броненоссеров Великого флота Сатианы, скорблю по сынам ее, павшим от выстрела подлых гоков. Тсалит, сын мой, кат о`кара прав – раны твои тяжелы. Ты отправишься на Сатиану, чтобы подлечившись, вернуться в наши ряды. Все рекомендации уважаемого Лу-Тана будут учтены при лечении!

Глаза Тсалита замерцали, словно уголья.

– Божественная Мать, – сказал он, и голос его дрогнул, – дай мне штурвал одного из боевых кораблей и увидишь, что твой сын не замечает ран, нанесенных проклятыми гоками! Моя кровь кипит жаждой отмщения. За каждого убитого сына Сатианы гоки потеряют несколько своих кораблей!

БагДэАн гулко кашлянул. Татьяна с изумлением разглядывала первую встреченную ей сатиану. Божественная Мать, коротко глянув на веганца, недовольно подвигала челюстями, но ничего не сказала. Лишь махнула рукой, указывая Тсалиту место позади себя.

– Мы благодарны вам за спасение нашего сына! – она приняла у своего товарища сверток и принялась осторожно его разворачивать. – Примите дар Сатианы за его жизнь.

Покровы спали. В темных ладонях Великой матери забилась огненная жизнь. Кристалл был размером с куриное яйцо, формой правильного тэтраэдра и испускал столь яркое сияние, что Татьяна Викторовна прикрыла глаза. Потоки света зарождались где-то в голубоватой глубине, выбрасывались неведомой силой на грани, превращая их в режущие светом, и, сходясь в одной из вершин, рассеивались в окружающем пространстве, окрашивая его в совершенно нереальные цвета. Дав полюбоваться игрой света, Великая мать бережно укрыла кристалл черной тканью. Явственно потемнело, словно в большой комнате выключили люстру, оставив ночник. Глаза не успели адаптироваться, поэтому к краскам окружающего яркость и четкость вернулись не сразу. Глаза БагДэАна сами казались источниками колдовского зеленоватого света.

Лу-Тан тихонько вздохнул и сказал Татьяне – просто и лаконично:

– Сама…

На пропущенный удар сердца она сделала шаг вперед… И вспомнила изломанные тела на полу ремонтного отсека. Полные подозрения глаза Кор Харра… Красно-желтые цветы на полотне звездного неба… Мужество Тсалита… И его удушающую жажду убийства…

– Мы благодарны детям Сатианы за великую честь и прекрасный подарок! – заговорила она. – Но во Вселенной есть нечто прекраснее и ценнее – это мы желали бы получить в дар!

Сатиана, нахмурившись, смотрела на нее. Ее пожилой спутник впервые проявил инициативу:

– Что же? – с изумлением проскрипел он.

– Жизни ваших детей. И детей гоков. Жизни, спасенные от войны. Можете ли вы отблагодарить ими?

Сатианеты переглянулись, яростно мерцая глазами.

– Нет? – не обращая внимания, продолжала Татьяна Викторовна. – Но ничего другого Стражи порога не принимают. Мы вынуждены отказаться от вашего подарка. Возвращайтесь в сектор Дох и продолжайте терять самое ценное, что у вас есть.

Казалось, сатианеты задохнутся от возмущения. С минуту они стояли молча и мерили зарозовевшую лицом, но не отводящую глаз, Татьяну Викторовну тяжелыми взглядами, затем синхронно развернулись и вышли. Шедший последним Тсалит кинул прощальный взгляд через плечо: Татьяна не поняла, чего было в нем больше – сожаления или, все-таки, благодарности.

Кат о`кара смотрел на нее так, словно прикидывал – подойдет ли она для домашнего зверинца? Наконец, вздохнул и произнес лишь одно слово:

– Че-ло-век!

Затем сделал знак рукой, и события пошли своим чередом. Лу-Тан проводил его и сопровождающих в креационную камеру, останки были осмотрены, данные занесены в информационные матрицы, консервационные футляры вынесены со станции. Последовала церемонная процедура прощания. Татьяна держалась за учителем и молчала.

На пороге первой шлюзовой БагДэАн неожиданно остановился и обернулся.

– От награды Ассоциации вы не посмеете отказаться! – гулко сказал он.

И Татьяна снова не восприняла реплику как вопрос.

Двери закрылись. Наконец, они остались одни. Где-то в коридорах нарастал возмущенный лай – Э выпустил ранее запертого пса, и тот спешил пожаловаться на одиночество.

– Проводите меня, Танни! – попросил Лу-Тан.

Они медленно пошли по коридору в сторону бассейна. Прибежавший Бим, лая, бесом скакал вокруг. Татьяна еле его успокоила.

Перед дверью «морж» повернулся к Татьяне.

– Простите меня!

– За что?

– Я подверг вас испытанию – не опасному, но морально тяжелому.

– И я?..

– И вы выдержали его. Теперь я спокоен.

Он медленно вполз в свои покои. Белая дверь закрылась, мягко замерцала в приглушенном свете коридора.

Сердце горестно сжалось. Что-то оно стало шалить в последнее время – это сердце.

Татьяна Викторовна провела пальцами по двери, словно гладила живое существо.

– Пойдем! – сказала она верному Биму. – Пойдем, мой лохматый, смотреть на звезды и размышлять. Я – человек. А человек, так сказал мой Учитель, может размышлять о чем угодно.

* * *

Странное ощущение охватывало лежащего в Икринке. И мир за прозрачной «плацентой» вроде был тем же самым, без искажений, и воздух, наполняющий легкие, казался таким сладостным, что его хотелось пить, а световая волна была подобрана идеально для зрения пациента – но вот, поди ж ты, складывалось впечатление, что тебя исключили из этого мира, вынесли прочь, инкапсулировали, хотя и не ампутировали, до срока.

Все это заставляло Татьяну Викторовну нервничать, вот почему очень серьезный Лу-Тан ворчливо покрикивал на нее:

– Да успокойтесь же, наконец, Танни! Я не сделаю из вас монстра! Чистая вода! Или мне вас усыпить?

– Меня еще никто никогда не омолаживал! – то ли смущенно, то ли язвительно отвечала Татьяна, ворочаясь на оптимальной для ее веса и фигуры подстилке. До самого горла ее, обнаженную, укутывала легкая белая ткань. Щупы-исследователи осторожно ползали поверх – смешили, смущали, щекотали.

– Я обещал вам плюс двести лет к человеческому сроку? – парировал «морж». – И слово свое сдержу. К моменту вашего семидесяти – восьмидесятилетия вы осознаете лишь первые истины мироздания, после чего отправитесь по совсем другой дороге. Но если вы задержитесь…

– Усыпляйте меня! – решилась Татьяна. – Я себя чувствую подопытной мушкой-дрозофиллой, завязшей в питательном бульоне в чашке Петри.

– Это повар? – уточнил Лу-Тан, колдуя над Большой медицинской консолью. – Когда проснетесь – расскажете.

– И сколько я буду спать? – уже зевая, поинтересовалась Татьяна.

– Не знаю. Могут быть промежуточные пробуждения. Если появится сильное чувство жажды – рядом будет стоять стакан с питательной плазмой. Пейте и спите дальше.

– А физиологические потребности? – удивилась Татьяна Викторовна. Сон накатывал войлочным пологом.

– Вы будете полностью подключены к Консоли. Не о чем беспокоиться. Считайте это новым опытом для дальнейшего обучения. Э нашепчет вам прекрасные сны…

– Только чтобы никаких белых цветов, – пробормотала почти заснувшая Татьяна. – Я их боюсь…

– Спите! – приказал Лу-Тан.

Она закрыла глаза и вытянулась под покровом, сжав кулачки. Нежное лицо, словно сведенное судорогой, никак не желало расслабляться. Даже во сне она пыталась контролировать себя, свои действия, эмоции.

Лу-Тан тяжело вздохнул. Нужно время, чтобы научится просто жить. Много времени.

Внутри Икринки забегали синие всполохи. Гибкие щупы касались ее макушки, мочек ушей, ямочки между ключицами, солнечного сплетения, точек на запястьях и узких стопах.

Постепенно черты лица разглаживались, румянец возвращался на щеки, ускользали тени. Розовые губы заулыбались во сне. Э навевал прекрасные сны о теплой воде, в которой невозможно утонуть, чья нежность ни с чем не сравниться. В ней невесомость собственного тела восхитительна, движения невидимых потоков ласкают кожу, а сквозь зеленоватую толщу воды падают отвесно хрустальные лучи света. Ими дышишь, как воздухом, свет пронизывает тело, изгоняет боли и немощи, выстраивает мысли, дарит покой и уверенность… Плавно колышутся ленты буро-зеленых водорослей и черно-коричневые мощные тела стремительно проносятся мимо, играют на волнах, высоко выпрыгивая из воды…

– Спите, Танни! – шептал Лу-Тан, глядя на нее. – Я отдаю то, чем владею. Когда-нибудь мои воспоминания пригодятся вам…

* * *

– А вкусная вещь, этот ваш чи-ай! – восхищался Ларрил.

Прибывший на станцию с «официальным», как он выразился, визитом, проангел к делу не приступал. Рассказывал истории, периодически поглядывал на туммер – коммуникационное устройство, носимое патрульными Ассоциации на запястье, и вот уже два часа надувался синтезированным Э чаем – зеленым и черным попеременно, чем вызывал восхищение Татьяны и укоризненные вздохи уставшего и оттого раздраженного Лу-Тана.

Татьяна слушала новости с М-63 и украдкой касалась кончиками пальцев то щек, то подбородка, то лба. Кожа лица казалась странно упругой, словно после круговой подтяжки. Да и чувствовала она себя несколько непривычно – перестала «ощущать» желудок, испорченный гастритом еще со студенческих времен, левое колено, когда-то давно травмированное. На Земле оно периодически ныло, реагируя на перемену погоды. На станции тоже на что-то реагировало, но вот на что, Татьяне так установить не удалось.

…После процедуры, длившейся, как оказалось, девять суток, прошло несколько долгих спокойных дней.

– А мысли? – испуганно вопрошала она у «моржа». – Мысли вы мне тоже омолодили?

– Почему вы спрашиваете? – интересовался Лу-Тан.

После пробуждения Татьяны он все дни проводил в бассейне, выползая только по вечерам – для обязательного похода в смотровую – любоваться звездами.

– Мне перестали сниться кошмары, – призналась она. – Теперь я вижу море. Будто гуляю по берегу: вода парная, ласкает колени; солнце садится, золотит волны. И они на берег выбрасываются теплыми искрящимися языками. Я приглядываюсь, а они не из воды состоят, а из миллионов золотых монеток. Маленьких, тоненьких. И тоже теплых. И звон у них такой мелодичный. Я его слушаю, как музыку! Даже просыпаться не хочется!

«Морж» кивал, словно соглашаясь, и тихо улыбался в усы.

– Ваши мысли, то есть ментальность, есть отражение вашей физической составляющей! – назидательно сказал он, когда она замолчала. – Если бы вы были мудрее, то знали бы, что на самом деле все наоборот. Но пока еще вы молоды и глупы. Почистив ваше тело, я дал ему новый настрой, новый смысл жить. И это сразу же отразилось в мыслях. Я не сделал вас лучше, сильнее – разве только на столько, насколько вы двадцатилетняя были бы лучше и сильнее себя нынешней.

Татьяна покачала головой.

– Я не была сильнее. Если бы Артем погиб тогда, та девочка просто не выжила бы!

Сердце билось ровно – спокойно и… печально.

– А эта женщина выжила! – заметил Лу-Тан. – И продолжает жить. И открывать для себя новые миры и новые знания. Разве это не прекрасно?

Она удивленно посмотрела на него.

– Что?

Лу-Тан пожал плечами.

– Жизнь. И смерть. И новая жизнь. Стоит лишь посмотреть на них другими глазами…

– Это надо долго смотреть, – пошутила Татьяна. – И пристально.

– Теперь у вас есть время! – серьезно кивнул Лу-Тан…

– Еще чи-ай! – потребовал Ларрил.

Татьяна вздрогнула и отвлеклась от воспоминаний. Подспудно она чувствовала, что Учитель прав. Страж порога, почти его переступивший, готовый отправиться в дальнюю дорогу, он видел все это своими глазами и ощущал обоими сердцами.

Татьяна налила проангелу чаю – на этот раз зеленого с ароматом жасмина.

– Значит, противникам пришлось серьезно заплатить за инцидент в нашем секторе? – переспросил Лу-Тан.

Татьяна, не следившая за ходом разговора, начала прислушиваться.

– Одна треть сектора Гжес отобрана у гоков под протекторат Ассоциации. И одна треть сектора Васвеко – у сатианетов.

Лу-Тан поднял брови.

– Поровну?

– Гоки устроили блокаду, а сатианеты, вместо того, чтобы обратиться к нам за помощью, предпочли прямое столкновение. Виноваты и те и другие!

– Чье это было решение?

Ларрил усмехнулся.

– БагДэАна.

– Быть может, он прав, – задумчиво произнес Лу-Тан. – В войне не бывает правых и виноватых. Каждый считает себя правым, а виноваты и те и другие…

– Крут ваш кат о`кара! – заметила Татьяна.

Проангел пожал плечами.

– Веганцы! Одна из древнейших рас во Вселенной. Их звездная империя существовала еще, когда мы не поднимались выше самых низких облаков Райи, используя при этом только собственные крылья! Они привыкли подчинять и созидать.

– Странное сочетание! – удивилась она.

– Они – строители, – пояснил проангел. – Создатели. Из любого хаоса вылепят форму, учтут и обмеряют то, что получилось, и… оставив, отправятся строить дальше.

– Вольные каменщики, – засмеялась Татьяна Викторовна.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю