Текст книги "Когда падают звезды 2 (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Он задал этот вопрос не просто так, прекрасно помня, как о таком ее странном желании ему сообщил друг. По правде, скажи она, что верит – совместимо, пусть это и чушь, он посчитал бы, что ждать Сониной свадьбы, смысла нет. Он сделал бы предложение сегодня же. Ведь ни ему, ни ей пышное торжество не нужно, а вот наблюдая за ней, он с каждым днем думал все больше и уверенней, что желал бы поскорей заполучить ее в жены.
– Нет, – она уткнулась в тарелку. Со всеми присутствующими в этом доме мужчинами у нее уже когда-то был такой разговор. И каждый раз она отвечала правду, стремление к науке – всего лишь попытка облегчить участь не состоявшегося семейного счастья. – К сожалению, нет.
– Но почему перед мужчинами не стоит такой выбор? Семья – не помеха реализации, а работа – не замена семье, – вопрос задал Дэррек. Он весь вечер ждал, когда же наконец-то выпадет возможность, не скрываясь посмотреть на нее, услышать ее обращение, почувствовать ласку ее голоса.
– Вам повезло, – она грустно улыбнулась. – Вы проще относитесь и к первому, и ко второму. Вы не ставите перед собой целей, которых невозможно реализовать в принципе, и не сгораете от любви к мужу и детям. Вы способны на рациональное разделение. Без ущерба. Во всяком случае, без ущерба, по вашему мнению.
Графиня покачала головой, в очередной раз, удивляясь тому, куда заводят сомнения мысли дочери. Думала ли она в двадцать о подобном? Нет, она радовалась двум своим дочерям. Думает ли она о таком почти в сорок? Нет, она продолжает радоваться своим дочерям.
– А как же утверждение, что мужчина – это надежный тыл? Может наоборот, мужчинам не повезло, ведь им суждено разрываться? У них нет выбора?
– Поверьте, надежный тыл, о котором мечтает женщина, требует намного меньше усилий, чем некоторые мужчины прикладывают. Нам просто нужно знать, что если мы начнем падать, нас удержат, – "а ты не удержал..."
"А я не удержал..." – Дэррек смотрел в эти спокойные глаза, представляя, сколько еще предстоит преодолеть, прежде чем она сможет снова поверить.
– Ваше сиятельство, – в столовую вбежал запыхавшийся слуга. – Горят конюшни!
Сидящие за столом, вмиг забыли о беседе. Первым с места сорвался граф.
– Как это случилось? – он отбросил салфетку.
– Неизвестно. К стене была прислонена солома, наверное, кто-то бросил огонек, вот она и занялась. Нужно срочно тушить.
Вслед за отцом вскочили и все остальные.
– Пусть слуги набирают воду. У вас есть системы полива около конюшни? – хладнокровный ум Дэррека заработал с удвоенной скоростью.
– Да. Ее нужно включить. Беги! Пусть мужчины набирают воду, – увидев, что парень растерялся, граф даже прикрикнул: – Бегом!!!
Тот вздрогнул, рванул в двери. Вслед за ним вылетели и мужчины, оставив растерянных женщин стоять у своих стульев.
Сердце у Майи билось как сумасшедшее. Что делать? Не в силах стоять на месте, она понеслась вслед за скрывшимися на улице.
– Соня, не оставляй маму! – прежде, чем та успела остановить дочь, Майя уже оказалась на холодном ветру.
В голове билась сотня мыслей: она должна что-то делать. Должна куда-то бежать, и она бежала, вслед за несущимися со всех ног мужчинами. Ей на встречу мчались слуги, с пустыми ведрами. Майя сто раз прокляла свое неудобное платье, мешающее передвигать ногами. Правда стоило увидеть, как над невысоким зданием клубится дым, подол перестал занимать ее мысли. Только сейчас она поняла, что ведь там Тень. В огне сейчас может быть ее Тень.
Подобрав несносные юбки, она помчала еще быстрее. Не имело значения пламя, дым, крыша, которая могла обрушиться каждую секунду, она должна была спасти своего друга.
– Куда? – Дэррек перехватил ее за талию, когда она пыталась проскользнуть мимо, даже не замечая его.
– Отпустите, – она вцепилась в держащую ее руку. – Там лошади, – ее попытки заставить его расцепить пальцы не увенчались успехом.
– Вернись в дом, Майя, – отец, сбросил пиджак, и начал закатывать рукава, его примеру последовали Витор с генералом. Дэррек успел сделать это раньше, а теперь удерживал пытающуюся увернуться Майю.
– Там Тень, папа! – она снова попыталась заставить мужские руки разжаться.
Граф вопросительно посмотрел на стоящего рядом конюха:
– Мы не всех лошадей вывели. Некоторые забились в стойла и не выходят, а сейчас уже туда идти опасно, крыша может рухнуть в любой момент. Лошадь леди тоже не выводили.
Подтверждая слова мужчины, одно из перекрытий упало, вслед за треском из здания раздалось истошное ржание.
– Нет, – она даже не крикнула, лишь сердце упало в пятки. Нет, Ях, не смей! Не смей этого делать!
– Майя, уйди! – Дэррек отпустил руки, почувствовав, что она перестала сопротивляться.
Надеясь, что она послушается, мужчина наконец-то смог подойти ближе. Забирая из рук подносивших ведра с водой, он стал тушить огонь. А пока ведра несли, умудрялся еще и забивать огонь каким-то покрывалом.
– Там слишком много дыма, мы не сможем вывести лошадей! – Пимтс попытался перекричать шум, закрывая нос рукавом рубахи. – Крыша завалится с минуты на минуту. Мы даже не успеем подать воду из поливальных систем.
Отец нашел глазами все того же конюха. Удивительно, но даже через шипение, треск и испуганное ржание он услышал вопрос.
– Сколько там осталось лошадей?
– Три!
– Ях... – он выплеснул очередное ведро, понимая, что бедняг они уже не спасут.
Стоявшая все это время в ступоре Майя будто проснулась. Нет, они не станут даже пытаться вызволить бедных животных. Но она не может оставить там Тень. Она никогда себе не простит, что слышала его мольбы о помощи и не спасла. Закрыв лицо рукой, Майя вновь попыталась проскочить внутрь.
– Дэррек! – Витор окликнул мужчину как раз тогда, когда она уже почти добралась до перекосившегося входа.
Не церемонясь, он дернул ее на себя за руку, отбросив пустое ведро.
– Что ты творишь??? – лицо, покрытое слоем копоти, внушило бы ей ужас, не будь она в таком состоянии. – Куда ты лезешь?! – он встряхнул Майю за плечи, словно куклу. – Я ведь сказал, иди в дом!!! – и прежде чем она успела что-то ответить, толкнул в сторону от догорающих конюшен.
Но вместо того, чтобы послушаться, упрямица снова остановилась. Если нужно, она оббежит стайню с другой стороны, лишь бы спасти лошадь.
– В дом!!! – он еще никогда так на нее не кричал, даже будучи в состоянии неконтролируемой ярости, он не кричал. А сейчас, отведя взгляд от пожарища, она натолкнулась на непробиваемую стену, он не даст ей подойти ближе, а если будет упрямиться, оттащит в дом собственными руками. – Выбирай, я сторожу тебя или спасаю лошадей!!!
На секунду, на нее обратились все взгляды, вместо того, чтобы тушить пожар, люди ждали ее ответа. Майя перевела растерянный взгляд с перекошенного лица Дэррека, сначала на отца, потом Витора, и читала в них одно и то же.
Не давая себе времени передумать, Майя побежала домой. Подгоняемая страхом, обидой, стыдом и еще сотней чувств. Вела себя, как последняя дура, а теперь, а теперь он сам полезет в грозящее обвалиться в любой момент здание только из-за нее. Дура, дура, дура, дура.
Соня с мамой стояли у дома, издалека наблюдая за поднимающимся в небо столбом дыма. Они держались за руки, просто молясь о том, чтобы все обошлось. Как должна была делать и она. Молча ждать, а теперь... А теперь он будет рисковать жизнью из-за нее.
– Майя... – мама обняла дочку за трясущиеся плечи, – все будет хорошо.
Как ей хотелось крикнуть в ответ, что не будет! Что никогда не будет, если с ними что-то случится!!!
*****
– Что ты собрался делать? – теперь уже Витор схватил Дэррека за локоть. – Сейчас все обвалится к чертям!
– Там лошади! – он высвободил руку, перекрикивая окружающий шум.
– И что? Ты представляешь, какой там ад??? Не дури! – Витор взял из рук мужчины еще одно ведро.
Вместо того, чтобы ответить, Дэррек метнулся ко входу, набросив на голову и спину одеяло. Он пообещал спасти эту лошадь, значит, он это сделает. Он не слышал уже ни возгласов оставшихся мужчин, ни треска упавшей сзади балки. Одна из лошадей забилась в угол прямо у входа. Чтобы заставить ее идти к выходу, Дэрреку пришлось тянуть со всей силы, а потом, поднимать обрушившийся кусок крыши. Дышать было нечем, дым выедал глаза, а покрывало, которым он защищался от огня, уже прожгло в нескольких местах. Слишком поздно он подумал, что нужно было его смочить. Когда мужчина вернулся за второй лошадью, различать предметы он мог только по силуэтам. Еще совсем жеребенок сам вышел на встречу, чувствуя в нем свое единственное спасение. Но это был не Тень. Где он, Дэррек не имел ни малейшего понятия, если раньше разносилось его ржание, то последние несколько минут конь молчал.
Оставалось только надеяться, что он все еще жив и в сознании.
– Тень! – он кричал, будто конь как собака может откликнуться на свое имя. Но даже это сейчас казалось, могло помочь в поисках. – Тень!
Совершенно случайно, он услышал где-то конское ржание. Бедный, от страха, он забился в самый дальний загон. Чтобы добраться до лошади, пришлось поднять преграждающие дорогу балки. А как только Дэррек оказался уже совсем близко, ему на плече обрушилась еще одна, содрав кожу, вместе с тканью рубахи.
– Черт, – он ругнулся, сцепив зубы. Несмотря ни на что, он должен был вывести этого коня. Держась за раненое плече, мужчина подходил к неспокойному Тени очень медленно, чувствуя, что тот может от страха ударить.
– Спокойно, мальчик... Спокойно... – пытаясь глубоко не вдыхать, он по миллиметру подносил руку к вожжам, к счастью, конь был запряжен. В тот самый момент, как он перехватил кожаные поводья, Тень попытался встать на дыбы. – Стой!
Или приказ у него получился действительно угрожающим, или просто животное поняло, что в его лице угрозы нет, но слегка дернувшись, он встал на все четыре ноги.
Как только из конюшни показался кашляющий Дэррек, крыша над той частью здания, где он нашел Тень, обвалилась. Помедли он еще минуту, перекрытия схоронили бы заживо, в одной на двоих с конем могиле.
– Это была дурость!!! – подлетевший к нему Витор, подхватил его под здоровую руку, не давая упасть.
– Зато я спас ее коня... – Витор не верил своим ушам, этот сумасшедший, который лишь чудом избежал гибели, шутил. Он шутил, черт его возьми!!! Нет, на такое способен только влюбленный балбес.
*****
Через час, дом погрузился в странную, давящую тишину. В нескольких сотнях метров дотлевали остатки пожарища. Здание спасти не удалось, зато все лошади остались живы, отделавшись испугом и другими мелкими травмами. Впрочем, как и люди.
Вернувшемуся в черной от сажи рубашке, графу Дивьеру пришлось успокаивать бросившуюся ему на шею жену, которая до этого пыталась изо всех сил ободрить дочерей.
– Как я испугалась! – когда она прижалась к нему всем телом, он впервые почувствовал удар ножки своего будущего ребенка.
– Тебе нельзя, – он ласково погладил по голове трясущуюся женщину.
– Я знаю, – из глаз брызнули слезы.
А когда вслед за отцом к крыльцу подошли остальные мужчины, время облегченно вздыхать пришло уже и дочерям. Не желающий пугать Майю своей травмой, прежде чем предстать пред их очи, Дэррек снял руку с плеча Витора.
– Я дойду, – тот пристально посмотрел, но перечить не стал, коротко кивнув.
Ему срочно нужно было хотя бы сесть, на несколько минут, но сначала, он хотел успокоить ее. Вновь без слов, вновь на знакомом только им языке.
"Все хорошо. Я жив, Тень жив".
Увидев его, Майя издала какой-то неопределенный звук, облегчение смешалось с радостью и тревогой. Показалось, или он правда идет как-то неуверенно? Пока Соня водила по любимому лицу, рукам, проверяя их целостность, Майя могла только смотреть на то, как он не привычным своим размашистым шагом подходит к отцу.
– Я лучше поеду, – его лицо чуть скривилось, ветка задела раненое плечо.
– Нет. И речи быть не может, – граф выпустил из объятий жену. – Комнат хватит на всех. Я распоряжусь подать горячую воду как можно скорей, – и прежде чем, Дэррек успел возразить, хоть и сам понимал, что меньше всего он сейчас нуждается в поездке домой, один из рабочих взялся его проводить до покоев.
Мимо Майи он прошел, даже не обернувшись. Ях, это она во всем виновата. В том, что из-за нее ему пришлось давать обещание, а потом и выполнять его. Майя закусила губу, боясь, что расплачется. Какая же она дура.
Уже оказавшись в комнате, Дэррек просто повалился на не расстеленную кровать, в закопченной одежде, не заботясь о том, что в дверях продолжал стоять провожатый.
– Вам бы промыть рану.
– Я разберусь, – сил не было ни на что, даже снять грязную рубаху, чтобы не получить заражение.
Покачав головой, мальчишка вышел.
*****
В этот вечер не имело значения, кем ты родился – мужчиной или женщиной, богатым или бедным. Кем ты был – леди или служанкой. Что ты умел – вышивать или шить. Они все вместе пытались помочь друг другу пережить весь этот ужас. Валящиеся с ног от усталости герои разбрелись по комнатам, не в силах даже притворяться, что приключение далось им малой кровью, Майя еще с двумя работниками осматривали лошадей, проверяя, все ли с ними нормально. Соня, отправив маму в спальню, руководила разносом воды для всех, и лордов, и работников, не гнушаясь делать это наряду с привыкшими таскать тяжелые ведра служанками.
Все это время, весь долгий час, Майя просто боялась вернуться домой. Боялась увидеть во взгляде кого-то осуждение, боялась увидеть гнев в глазах самого герцога. На сей раз заслуженный гнев. Но стоять на холоде она не смогла, как бы ни хотела. Когда конюхи закончили осмотр, пришлось вернуться в дом.
– Майя, наконец, – ей на встречу вылетела Соня, несущая огромный медный таз. – Возьми на кухне еще воды, отнеси Витору. Уже не хватает рук.
– А куда этот? – она подставила руки, забирая у сестры тяжелую ношу.
– Это промыть рану.
– Кому?
– Герцогу, – в глазах Майи блеснул страх, но она быстро взяла себя в руки.
– Я отнесу, – и прежде чем сестра успела возразить, помчалась наверх. Он ранен, и это тоже ее вина, а значит, именно ее долг вину искупить.
*****
Сняв рубашку, Дэррек успел умыться, даже немного прополоскать плечо, но для того, чтоб оно перестало так ныть, он надеялся, ему удастся промыть его еще раз. После душной, задымленной конюшни, ему не хватало воздуха. Открыв окно, мужчина облокотился руками о раму. Да уж, давненько он не попадал в такие передряги. Будто проверяя, подвигал мышцами руки. Боль заставила зашипеть.
Майя зашла очень тихо, поставила таз на стул, аккуратно закрыла дверь.
– Я принесла воду, – услышав ее голос, Дэррек резко обернулся. Она стояла, опустив глаза, будто нашкодившая школьница, перед воспитательницей.
– Спасибо, – он не двинулся с места, давая ей свободу выбора, снова сбежать, или остаться с ним. Ведь она этого хотела, еще тогда, когда только увидела. Хотела подойти, дотронуться, убедиться, что жив и даже почти невредим.
Первой, звенящей тишины не выдержала она, дернувшись в сторону двери, но его оклик ее остановил.
– Постой. Помоги мне, пожалуйста, – она недоверчиво оглянулась. – Промыть плечо.
Не дожидаясь повторной просьбы, Майя опять схватила свою тяжелую ношу. Устроила ее на прикроватной тумбочке. Дэррек сел на кровать, ближе к изголовью.
Несколько мгновений девичий взгляд блуждал по комнате, пока она не нашла то, что искала. В углу стоял сундук, в котором должно было лежать свежее белье. Так и есть, схватив белую наволочку, Майя вернулась к мужчине.
И без того слабые руки, сейчас, из-за волнения не смогли справить даже с тем, чтобы порвать тонкий материал.
– Дай мне. – Дэррек дотронулся до сжатого кулачка, пытавшегося растерзать ткань. Взглянув чуть испуганно, она отдала. Тишину разорвал треск врущейся материи.
– Спасибо, – девушка смочила получившуюся тряпицу теплой водой.
Боясь сделать больно, Майя начала обтирать поверхность вокруг раны очень осторожно. Каким бы бедным ни был ее опыт врачевания, она понимала, что травма не смертельная, но неприятная. Увлеченная своей работой, она переместилась, оказавшись в ограждении его сложенных на коленях рук и чуть раздвинутых ног.
Срезай она ему сейчас плоть с плеча ножом, он вряд ли бы это заметил, любуясь сосредоточенным лицом, тонкой шеей, вздымающейся при каждом вздохе грудью. Когда он положил руки на тонкую талию, она лишь на секунду напряглась, а потом продолжила работу.
– Прости что накричал, – он притянул ее чуть ближе, заключая в ловушку. Обработав поверхность вокруг раны, она приступила к самой содранной коже, прекрасно представляя, как это должно быть больно. Если ему так удобно, держаться за нее, сжимать руки сильнее, когда она сделает неосторожное движение и вновь их расслаблять, когда она все делает правильно, Майя не станет противиться.
– Это вы простите меня... – рука чуть дрогнула. – Из-за меня, вы могли... – переведя дыхание, она договорила. – Вы могли пострадать. Я вела себя глупо.
– Ты вела себя мужественно.
– Я вела себя как дура! – отбросив тряпку в воду, Майя закрыла лицо руками, пытаясь скрыть подступившие слезы. Вот только всхлип спрятать не удалось.
Дэррек уткнулся лицом в платье, вдыхая знакомый до боли аромат.
– Я сделал бы так же, будь в конюшне мой конь, – он говорил тихо, не желая испугать ее еще больше. Льющиеся сейчас слезы – реакция на весь полученный сегодня стресс.
– Но вы не рисковали бы жизнью других людей! – она попыталась вырваться, злясь на себя еще больше. Но давить на больное плечо она не могла, а по-другому освободиться ей бы не удалось.
– Это было мое решение. Ты тут ни при чем, – это не совсем правда, причина как раз в ней, вот только чтобы не видеть на ее лице страдания и того страха, который родился там, возле конюшни, он готов был войти в горящее здание еще множество раз.
В один момент, Дэррек начал медленно отклоняться назад. Майя не понимала что происходит, пока не упала сверху, придавив к кровати. Лишь чудом, она не уперлась при этом рукой в раненое плечо.
– Ты ни в чем не виновата, – уже через секунду, к кровати прижата была она, а Дэррек смотрел на нее сверху, опершись о здоровую руку. – Я сам решил лезть в огонь, и случись что-то, сам был бы виноват.
Это была ложь, и она это прекрасно знала, а отблагодарить могла, только сказав правду:
– Случись что-то, я бы себе никогда не простила, – и прежде чем слова успели слететь с уст, он завладел ее губами. Слаще меда, нежнее бархата. Она не противилась ни напору языка, ни ласкам здоровой руки, осознавая, что этого могло и не быть. Его могло и не быть, и вот это было по-настоящему страшно. Настолько, что она сама притянула его еще ближе, пробуя и его на вкус.
– Я скучал, – он поцеловал по очереди ее закрытые глаза, кончик носа, заставляя чуть поморщиться, образовавшуюся на лбу складку, и вновь вернулся к губам. – Я по тебе скучал.
Майя не ответила, боясь таких признаний, боясь всего, что происходит, причем боялась она одинаково и прервать, и продолжить. Вновь разрушить свой маленький мир, и разрешить ему вернуться, чтобы потом его разрушил он. Она не хотела выбирать, не могла выбирать, и именно поэтому, принимала его выбор. Несмело, словно вспоминая, дотронулась до напряженной груди, ощущая, как твердеют под ее пальцами мышцы. Сколько бы времени не прошло, она помнила его, не могла бы забыть. Знала, что на правом боку у него шрам, оставленный детскими играми, как на него действует, когда она проводит по сильной шее, зарываясь в волосы. Она все это помнила, а сейчас, проверяя все свои воспоминания, чувствовала пьянящую радость.
Она была его лекарством, единственным нужным ему лекарством, заставляющим забыть о боли, да и обо всем в белом свете. Он вновь, как долгие месяцы тому переплетал их пальцы, ласкал сливочную кожу дыханьем, губами, взглядом, и именно сейчас ему захотелось повторить то, чему она когда-то не поверила:
– Я люблю тебя, – слова сработали, будто разряд молнии. Ее чистый, идеальный мир вновь рухнул. Будто фраза несла в себе лишь грязь и ложь. Оттолкнув мужчину, Майя вскочила с кровати. Она не верила. Она не верила этим словам. Она готова была снова быть с ним, но только не во лжи. Оправив платье, Майя помчала к двери, не желая смотреть на него снова. Но он успел догнать ее, захлопнув только начавшую открываться дверь.
– Что? – она спиной ощущала его дыхание, тяжелое, как и у нее самой.
– Не надо. Пустите меня... – больше всего она боялась, что ей придется развернуться, и снова смотреть ему в глаза. – Пожалуйста.
– Что произошло? – он не собирался сдаваться.
– Не говорите больше этого, никогда, – поверх ее руки, на дверную ручку легла его.
– Не говорить, что я люблю тебя? – каждый раз, когда он повторял эти слова, Майя чувствовала, как ей в сердце всаживают нож. Когда-то герцогиня сказала ей, что она не должна делать того, что делает сейчас, она должна принять его слова, но Майя не могла. У нее не было доверия к словам. К его словам.
– Да.
– Я люблю тебя, – он будто делал это специально. Повторяя слова, он с каждым разом заставлял ее верить все меньше. – Я не знаю когда влюбился. Может, когда увидел впервые там, ночью в моем холле, или...
– Не тогда. – Майя не дала ему договорить.
– Что не тогда?
– Впервые вы увидели меня не тогда, – она разжала пальцы, сомкнутые на ручке, заставляя и его отпустить пойманную добычу. – За три года до этого. На открытии моего сезона. Когда вы даже не запомнили моего имени, тени, всюду следующей за отцом. Помните? – она будто обращалась к дверному замку. – А я помню. Что вы говорили – помню, с кем танцевали, в чем были одеты. Каждое слово, каждое движение. И жалею только об одном, что та встреча... – она выдохнула прежде, чем сказать то, что собиралась, – не стала нашей единственной. – Он уронил держащую дверь руку. Не мешкая, Майя выскользнула.
Она не врала. Она готова была отказаться от всего счастья, которое испытала с ним, чтобы вновь не было так больно. Лучше бы она не знала, как может быть хорошо, как можно любить. Может тогда, она могла бы жить нормально! Она всего лишь хотела жить нормально!
Майя, что же ты делаешь? Зачем мучаешь себя недоверием? Дэррек вернулся к кровати, прислонился лбом к столбцу. Сколько ты стен возвела между нами? И сколько времени я буду пытаться разбить их один?
*****
Говорят, утро вечера мудренее. Это, наверное, правда, но прежде чем наступит утро, человеку предстоит пережить ужасную ночь, полную страхов и раздумий. Ночь, после которой любое утро покажется сказкой. Им удалось отправить спать уже поздно за полночь. Специально, чтобы заставить женщин отправиться по комнатам, к ним спустился уставший граф.
– Оставьте это! – его дочки вместе с еще несколькими девушками взялись за мытье полов, перепачканных сажей. – Марш спать, убирать будем завтра.
Ни дочери, ни служанки ослушаться не осмелились, хотя и понимали, что только там могут искупить то, что не смогли помочь в тушении.
Соня поцеловала на прощание сестру, прижавшись чуть сильнее, чем обычно. Майя не знала, делилась ли она своим спокойствием, или пыталась занять ее собственное. Потом, девушка подошла к отцу, впервые на их памяти, выглядевшего старше своих лет.
– Спокойной ночи, – по лестнице, будто предназначенной, чтоб по ней взлетали, Соня ступала уставшим, медленным шагом. Когда сестра скрылась из виду, Майя решилась обратиться к отцу.
– Прости меня. Я вела себя глупо.
– Его светлость спас твою лошадь, – он посмотрел на дочь очень пристально. – Я не полез бы за Тенью в рушащееся здание. А ведь я люблю тебя и знаю, как ты любишь его.
Майя бросила на него испуганный взгляд. Он даже понятия не имел, какое значение имели его слова. Какие сомненья посеяли.
– Почему он это сделал? – от необходимости отвечать Майю спасла вернувшаяся в комнату за ведром служанка.
– Спокойной ночи, ваше сиятельство, леди, – она сделала книксен, вновь оставив их наедине.
– Я не знаю, – граф усмехнулся. Другого ответа он и не ожидал.
– Подумай об этом, – он подошел к дочери ближе, поцеловал в склоненный лоб. – И ты не провинилась передо мной.
Оставив ее одну в пустом холле, граф пошел вслед за младшей дочерью наверх. Уже с верхней ступеньки он добавил:
– В тот момент, когда его светлость вывел Тень из конюшни, в ней обвалилась крыша.
Майя исполнила просьбу отца, она думала всю ночь. Думала, зачем он полез в огонь, рисковал собой. Ради чего? Он чуть не погиб, ради чего? Спасая даже не человека... А в голове все крутились его слова "я тебя люблю", "я тебя люблю", "я тебя люблю". Неужели, неужели это правда? Неужели возможно? А даже поверь она, нужно ли это ей? Что дальше? Ведь он не изменился, а значит, может снова сделать больно, а она не хочет больше боли. Лишь под утро Майя заснула, тревожным сном, в котором она убегала, а ее догоняли, она вновь убегала, и ее опять ловили, и она рвалась вперед, вот только больше по инерции, чем от страха. Ведь ловили ее знакомые руки, умеющий доставлять невыносимую боль и неземное удовольствие. Руки, от которых она не убежала бы ни в жизни, ни во сне.
