«Титаник» плывет

Текст добавлен: 21 сентября 2016, 20:09

Текст книги "«Титаник» плывет"

Автор книги: Марина Юденич

Жанр:

Современная проза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Назад к карточке книги

– Какие еще извинения, Серж! Не надерись вы со своими нефтяниками, как бы мы узнали про их восхитительную затею?

– Выходит, я еще и стукач.

– Спаситель!

– Да бросьте! Ничего бы с ними не случилось.

– Какая теперь разница! Не утонули тогда – утонут теперь.

– Стив!!!

– Ну хорошо, Полли, не утонут. Но получат такую возможность.

– Я очень прошу вас, Стив…

– Погоди, Полина! Говоришь, мы перешли на ты?

– Мне так показалось.

– Замечательно. В таком случае знаешь, что я скажу?

– Здесь дама.

– Она закроет уши.

– Break [55]55
Разойтись! – команда рефери на ринге (англ.).

[Закрыть], джентльмены! Немедленно break! Что это с вами?

– Возможно, вы не заметили, сэр Энтони, но полковник Мур не спит третьи сутки.

– Когда мне понадобится адвокат, Алекс…

– Стойте! Что вы только что сказали, Алекс? Повторите. Пожалуйста, повторите, мне это важно!

– Что мистер Мур не спит три ночи…

– Если быть точным, вы сказали – полковник Мур, Алекс. И вот что – спасибо за поддержку, дружище!

– Ну конечно – полковник! Который не спит ночами.

– О чем это ты, Полина?

– Потом объясню. Полина вспомнила сон.

Весь сразу, в мельчайших деталях и подробностях.

Удивительно, но для этого потребовалось совсем немного времени – пара секунд.

Не больше. Однако ж еще более удивительным было то, что она умудрилась его забыть.

Непостижимо!

И – кто знает? – не назови Алекс Стива полковником…

– Нострадамус ведь говорит о цветке?

– «Возможно также – они отыщут цветок».

– Вы что-то нащупали, Полли?

– Не уверена. Но думаю, какой-то цветок действительно имеет место быть. И с ним что-то связано.

– Что за цветок?

– Не знаю. Просто цветок. Или даже цветы.

– Какие у нас цветы на борту, Тони?

– Спроси лучше, какие звезды сейчас над нами? Цветы в каждой каюте, в ресторанах, барах – везде. Есть цветочный магазин. Будет, кстати, бал цветов.

– О Боже, еще один бал!

– Но он запланирован на воскресный вечер.

– Если мы всерьез решили заняться цветами, подход должен быть более масштабным.

– Это как, Серж?

– Просто. Проверить хранилище, магазин. Потом – персоналии. Поставщики, садовники, дизайнеры, флористы…

– Правильно. В магазине – список заказов. Особенно на завтра.

– Уже что-то.

– Допустим. Я займусь этим немедленно.

– Хорошо, Стив. Но вы, Полина, сделайте одолжение – не отвлекайтесь. Думайте! И ты, Алекс, тоже. Слово джентльмена, я не стану жечь твоего Нострадамуса, если ты выцарапаешь из него еще что-нибудь. Мне нужны озарения! Чем больше озарений – тем лучше.

– Озарения – это было бы хорошо. Цветы тоже могут куда-нибудь привести. Но хочу все же напомнить. Традиционные меры безопасности должны быть утроены. Или удесятерены.

– Не учи меня, парень. И вообще – шел бы ты, Серж!

– А я, между прочим, воздержался.

– А я что такого сказал? Мой – иностранец. I don't understand Russian [56]56
Не понимаю по-русски (англ.).

[Закрыть].

– Все! За работу.

На палубе Полина придержала Потапова за рукав.

– Можешь оказать услугу?

– Все, что в моих силах.

– Твой друг еще сидит в Генштабе?

– Надеюсь.

– Меня интересует судьба одного полковника из спецназа.

– Вот как? А я все думаю, за каким лешим ты сидела в этой Чечне? Ну что ж… Думаю, проблем не будет.

– Проблемы будут. Я не знаю номера его части, и вообще ничего про него не знаю. Даже фамилии. Только имя – Виктор. И то, что его люди расстреляли двух подростков, которые захватили школу.

– Интересное кино! Погоди, ты сейчас про него что-то вспомнила? Когда Алекс вступился за Стива?

– Да. Честное слово, я потом все объясню. Узнай, пожалуйста!

– Попробую. Хотя сама понимаешь…

14 апреля 2002 года

10 часов 15 минут

Утро было как утро.

Обычное. Вернее, обычное для Северной Атлантики в середине апреля. Яркое солнце, бескрайняя водная гладь, свежий ветер.

Сегодня он дул с юго-востока, и потому было заметно теплее.

– Погода идет нам навстречу, а, Майкл?

С начала плавания Тони взял за обыкновение по утрам наносить визит капитану О'Нилу.

Воскресный день не стал исключением.

Вопрос о погоде был скорее дежурным. И лучше бы Майклу О'Нилу ограничиться дежурным ответом. Или – как обычно – промычать нечто неопределенное.

Капитан, крепкий рыжеволосый ирландец, имел блестящий послужной список, отменно знал свое дело, легко управлялся с огромным лайнером и многочисленной командой.

Единственным его «изъяном» – если такая постановка вопроса вообще правомерна – было полное отсутствие светского лоска.

Капитан О'Нил категорически не умел шаркать ножкой, говорить дамам комплименты, поддерживать непринужденную беседу. Словом – совершенно не был обучен политесу, любезному сердцу другого морехода – русского императора Петра.

Чинная трапеза превращалась для него в пытку – по давней круизной традиции приглашение отобедать или отужинать за столом капитана получали по очереди наиболее почетные пассажиры.

Не будь рядом лорда Джулиана, Майклу О'Нилу пришлось бы совсем туго.

Говорить он не умел, не любил, и если бы – паче чаяния – проигнорировал сейчас праздный вопрос лорда, тот не обиделся бы. И не удивился.

Но капитан неожиданно разразился тирадой:

– Возможно и так, сэр Энтони. Если судить вообще, не имея понятия о том, по чьим следам мы теперь идем. Мы-то с вами знаем! Это правда, что сегодня теплее и море спокойнее, но Чарльз Адамсон дал мне подробное описание того дня. Очень подробное. Так вот, сэр. Тогда тоже неожиданно сменился ветер. Задул с юга-востока, как теперь. Вот что получается.

– Ничего не получается!

Энтони не смог сдержать раздражения.

Бледно-голубые глаза ирландца сначала выразили крайнее недоумение, а потом в них отчетливо проскользнуло понимание.

Джулиан счел за лучшее покинуть мостик.

К тому же на одном из кортов его ожидала теплая компания.

Глава крупного японского концерна, производящего электронику, наводнившую рынок, давно искал случая протоптать дорожку в высшие эшелоны мирового финансового истеблишмента, до сих пор глядевшего на японцев немного свысока.

Билет на «Титаник» показался ему по-настоящему счастливым билетом. И до сих пор не обманывал ожиданий.

Накануне вечером японец наконец добился разговора накоротке с лордом Джулианом и Фердинандом Годэ, влиятельным швейцарским финансистом. Беседа прошла более чем удачно – расставаясь, они договорились продолжить общение утром. На теннисном корте.

Ко всему прочему Тони решил, что сможет оказать существенную услугу заметно потускневшему барону Бюрхаузену.

Японцу как нельзя более кстати пришлись бы сейчас многочисленные связи барона.

Эрнст получал блестящую возможность поправить пошатнувшееся положение за счет молодой токийской корпорации.

Поздним вечером лорд Джулиан позвонил в каюту барона Бюрхаузена, но к телефону никто не подошел. Тони ограничился тем, что оставил короткое сообщение.

Он ни секунды не сомневался, что старина Эрни примчится на корт, высоко поднимая колени и едва ли не раньше всех.

Но тот не пришел.

В паре с японцем пришлось играть профессиональному спаррингу – Джулиан и швейцарец потерпели жестокое поражение.

Барон появился часом позже.

Он частил словами, суетился больше обычного и виновато отводил глаза.

– Я вернулся к себе очень поздно, прочитал твой message, но перезвонить не решился. Ты наверняка спал. А утром… Понимаешь, Тони, я не мог. Ну никак не мог. Это ужасно, если я тебя подвел…

– Если ты кого и подвел, так только себя. И – сделай милость! – обойдемся без реверансов.

– Ты правда не обиделся? Клянусь, у меня была причина… Уважительная причина, Тони…

– Мне известны только две уважительные причины, в силу которых можно пренебречь деловой встречей. Или ты был мертвецки пьян. Или рядом с тобой была женщина.

– Второе.

– Бог ты мой, Эрни! И это серьезно?

– Очень серьезно Тони. Но прошу тебя, не задавай сейчас вопросов. Если честно, я боюсь сглазить…

– Сглазить?!

– Ну, понимаешь, есть такая примета… От удивления Тони даже присвистнул.

Что-что, а суеверия никогда прежде не занимали барона Бюрхаузена.

Он, без сомнения, принадлежал к той бесшабашной когорте смертных, которым, как говорится, сам черт не брат.

И море по колено.

– Как скажешь, Эрни. Не забудь только угостить старика Джулиана кусочком свадебного торта. Я положу его под подушку [57]57
Сентиментальный английский обычай – положив свадебный торт под подушку, можно увидеть во сне своего суженого.

[Закрыть].

– Ты смеешься, Энтони.

– Это от зависти.

– Знаешь, Тони… Мне ужасно неловко обращаться к тебе с этой просьбой, но ты единственный человек, который…

– Умоляю, не говори красиво. Переходи к делу. Буду рад помочь, чем могу.

– Для тебя это пустяк. Я хотел бы… Как тебе объяснить…

– Сделать ей подарок? Все, что угодно, кроме луны на небесах и моей свободы.

– Нет, Энтони. Я никогда не стал бы просить у тебя денег на подарок этой женщине.

– Извини, Эрнст. Мне, наверное, не везло с женщинами – все они хотели в память о нашей встрече получить что-нибудь материальное, и лучше всего – в каратах. Иногда – задолго до самой встречи. Вот я и подумал, что тебе не помешает запастись каким-нибудь сувениром.

– Она не такая.

– Еще раз извини, Эрнст. Чем я могу помочь?

– В гараж на нижней палубе пускают только по багажной квитанции.

– Я знаю. Там по большей части эксклюзивные машины. Их владельцы, как ты понимаешь, не слишком жалуют зевак и прессу.

– Ну, разумеется. Но я хотел бы ненадолго… В порядке исключения, если можно…

– Ты просишь, чтобы тебя пустили в гараж, Эрни?!

– Ну да. На полчаса, не больше.

– Полчаса погулять в гараже – и все?!

– Может, меньше.

– Я понял. Ты собираешься угнать машину и прокатить свою девчонку по палубе. Чертовски романтично.

– Не шути так, Тони. Мне просто нужно увидеть один автомобиль. Очень нужно!

– Что за автомобиль?

– Ей-богу, Тони! Я проклинаю себя за это. Но так вышло…

– Предупреждаю, Эрни, моему терпению приходит конец.

Потом лорд Джулиан смеялся очень долго. Из глаз ручьем текли слезы, а он все никак не мог остановиться.

– Маленькая, черная, как жучок! Это великолепно! Я сейчас лопну! Маленькая, черная…

– Перестань, Тони, прошу тебя. Мне не до смеха. Она хочет представить меня отцу уже сегодня, после ужина. Представляешь, что будет, если он спросит про машину? А он спросит, можешь не сомневаться. И что я скажу?

– То есть как что? Черный «Volkswagen beetle» [58]58
«Фольксваген-жук» – наиболее массовая, «народная» марка автомобиля.

[Закрыть]. Все сходится.

– Энтони!!!

– Да успокойся ты, парень! Нет ничего проще! Маленькая, черная… Нет, больше я не вынесу!

14 апреля 2002 года

15 часов 10 минут

Похолодало. Небо, впрочем, оставалось прозрачным, а солнце – ярким. И было безветренно.

И все же палубы заметно опустели.

Бодрящий холод не только выгнал пассажиров из уютных шезлонгов и прервал неспешные прогулки вдоль борта – кое-кого он навел на мысль о доброй порции чего-нибудь горячительного.

В салонах, кафе и барах было многолюдно, как никогда.

Настроение у людей было приподнятое.

Неужели забыли, какой сегодня день?! Не может быть, они ведь ради этого пустились в плавание.

Все утро Полина работала.

Вернее, пыталась работать. Безуспешно.

Стив, к сожалению, тоже не мог похвастаться результатами – с раннего утра сотрудники службы безопасности скрупулезно, сантиметр за сантиметром, прочесывали все «цветочные» места на «Титанике» – склад, где хранились сотни коробок со свежими цветами, оранжерею, цветочный магазин.

Их коллеги «висели» на телефонах, проверяя информацию о десятках людей, оказавшихся в зоне повышенного внимания.

Другие люди самым внимательным образом изучали сами растения, делали срезы, брали пробы, исследовали в лаборатории.

Все было бесполезно – загадочный цветок так и не попался им на глаза.

Никто, впрочем, и не обещал, что он непременно отыщется.

Сказано было – возможно.

Да и о чем, собственно говоря, шла речь?

Полина терялась в догадках, а время шло.

Все столики в «Cafe Parisien» оказались заняты.

С этим ничего нельзя было поделать – несолоно хлебавши Полина направилась к выходу. Обрывок чужого разговора долетел до нее уже на самом пороге.

– Ты не слишком налегаешь на бисквит, дорогая?

– Оставь, ма! Может, это последний бисквит в моей жизни.

– Не напоминай, умоляю. Я не спала ночью. Так страшно.

– Скажи спасибо отцу… Нет, они не забыли.

Может, и веселятся поэтому так отчаянно?

Господи, твоя власть!

Где искать эту проклятую розу?!

И какую опасность может таить в себе цветок?

На палубе ей повстречался парень из голливудской команды.

– Эпохальный денек, дорогуша?

– Да уж! Надеюсь, с вашей стороны сюрпризов не будет?

– Не беспокойтесь. Мы долго бодались по поводу сегодняшнего вечера. И решили, что немного грусти не помешает. После полуночи в воду опустят венки с поминальными свечами. Грустная музыка и все такое. Как полагается. Они в этот момент будут как раз под нами. Нельзя дразнить души усопших, как вы считаете?

– И беспокоить их тоже не следует.

– Мы постараемся не слишком шуметь. Каждый пошел своей дорогой.

Сделав несколько шагов, Полина неожиданно обернулась.

Парень смотрел ей вслед. В его глазах плескалась тревога.

Ему тоже было не по себе.

14 апреля 2002 года

20 часов 30 минут

Впервые, пожалуй, за всю богатую потрясениями жизнь барон фон Бюрхаузен так остро ощутил действие пресловутого закона подлости.

«Нет ничего проще!»

Тони Джулиану действительно было совсем не сложно устроить, чтобы Эрнста пустили в гараж безо всякой квитанции. Строгий секьюрити возле лифта встретил барона ослепительной улыбкой: «В любое время, сэр, когда вам будет удобно!»

Сам не ведая того, парень угодил в болевую точку – «любое время» и время, которое подходило барону, никак не совпадали.

Как назло!

В любое время, как выяснилось, в гараже находилось довольно много народа – механики, сотрудники охраны, еще какие-то люди, род занятий которых барон не сумел определить, и даже пассажиры – владельцы автомобилей.

Присутствие последних вообще не поддавалось объяснению. Никто не задерживался надолго, но на смену ушедшим немедленно подтягивались вновь прибывшие.

И разумеется, Эрнст никак не мог быть уверен, что среди них не окажется вдруг владелец – или владелица – маленькой черной машины.

К тому же ее еще предстояло найти.

Четырежды он спускался на нижнюю палубу, но всякий раз только мельком заглядывал в гараж, делая вид, будто разыскивает кого-то.

Но не может отыскать.

Единственным положительным итогом этих манипуляций стало полное безразличие секьюрити – теперь они не обращали на барона ни малейшего внимания.

А время шло.

Волнение барона возрастало. Еще немного – и его охватила бы откровенная паника. Но провидение наконец сменило гнев на милость.

Спустившись вниз в очередной, пятый раз, Эрнст вздохнул с нескрываемым облегчением – большое полутемное пространство гаража казалось совершенно безлюдным.

Даже суровый стражник, стерегущий вход, куда-то исчез.

Он отлучился ненадолго и к тому же по делу – пришла пора включить сигнализацию и привести в действие механизм автоматических ворот.

На ночь гараж закрывали.

Ничего этого барон фон Бюрхаузен, разумеется, не знал.

Машины – одна роскошнее и диковиннее другой – выстроились в две шеренги и теперь, казалось, уже дремали, убаюканные слабой качкой и мерным гулом, долетавшим из машинного отделения. На верхних палубах его совсем не было слышно.

Маленькая черная машина нашлась довольно быстро, но барон на всякий случай рысцой пробежался вдоль всей шеренги.

Пережив столько треволнений, обидно было бы проколоться на пустяке.

Эрнст хотел знать наверняка, что других таких или просто похожих авто в гараже нет.

Так и оказалось.

«Lotus» был опознан безоговорочно.

Осталось только осмотреть машину как следует – год выпуска, цвет кожи в салоне, часы на панели, показатели спидометра.

«Давно у вас эта лошадка?»

«Не слишком. Но намотала уже…»

«Коробка, конечно, механическая?»

«Никак не иначе. Не понимаю езды с автоматом. Ни малейшего удовольствия».

Самые незначительные подробности оказываются, как правило, наиболее убедительными.

Эрнст пока не очень представлял себе, что будет говорить в Нью-Йорке, когда пассажиры покинут борт «Титаника» и кто-то умчится с пристани на его машине.

Но был уверен, что какой-то выход найдется.

Это была задача следующего, второго этапа.

«И последнего, – подумал барон, ощущая радостное волнение. – Никогда не обману ее больше. Ни единого слова лжи не будет между нами. До конца жизни».

Он был уверен, что сдержит слово.

И не ошибся.

«Lotus» был низким – разглядеть убранство салона можно было, только наклонившись вперед.

Эрнст слишком увлекся. К тому же – этот гул. Низкий и ровный, он совсем не действовал на нервы – ухо скоро привыкало и переставало его различать.

Но посторонние звуки растворялись в нем бесследно.

Что уж говорить о легких шагах, едва слышно прошелестевших за спиной барона! Поглощенный исследованиями, он не обратил на них ни малейшего внимания.

Просто не услышал.

Удар был не очень сильным – но тонкое лезвие ножа вонзилось в нужное место.

Он не почувствовал боли. Тьма сомкнулась стремительно. Мятежная душа Эрнста фон Бюрхаузена покинула этот мир.

Минутой позже створки огромных ворот лязгнули, поползли навстречу друг другу и сомкнулись до следующего утра.

Гараж погрузился во мрак.

14 апреля 2002 года

21 нас 10 минут

– С вашего позволения, сэр, я бы предпочел остаться на мостике.

– Что-то не так, Майкл?

– Ничего такого, хвала Господу. Но айсберги, от них в это время никуда не деться. Можете не сомневаться, приборы работают исправно, и вахтенные офицеры вполне самостоятельные, опытные ребята. Но мне будет гораздо спокойнее там, нежели за столиком в ресторане.

– А по-моему, вы морочите нам голову, кэп. За столиком в ресторане вам никогда не бывает спокойно. Я прав?

– Правы, сэр. Всем известно, что капитан О'Нил плохой собеседник и скверный кавалер. Но это входит в мои обязанности, и я готов исполнять их дальше. Только не этой ночью, сэр.

– Мы уже близко?

– Два с половиной часа ходу. До Бостона – более тысячи миль и чуть больше четырехсот до Сент-Джона. И вот еще что. Температура воздуха понижается очень быстро. В 19 часов – было 43°, в 19.30 – уже 39° [59]59
По Фаренгейту.

[Закрыть].

– Это ненормально?

– Я бы не сказал. Но мистер Адамсон…

– Слушай, Стив, я хочу, чтобы твои люди не подпускали Чарли к капитану О'Нилу на пушечный выстрел.

– Если это приказ, то – увы! – моих полномочий недостаточно, чтобы его исполнить.

– Это шутка. Ничьих недостаточно. Потому что он здесь главный. Таков мой ответ, Майкл. Вы – капитан. Вам и решать.

– Благодарю, сэр Энтони.

Дверь за капитаном О'Нилом закрылась. Лорд Джулиан обернулся к присутствующим.

– Два с половиной часа. Надеюсь, вы тоже помните об этом?

– И делаем все, что в наших силах.

– Хочется верить. Очень хочется.

– Лучше скажи, чем это вдруг провинился Чарли?

– Ничем особенно. Наш умник исправно снабжает капитана информацией, от которой у того портится настроение. Морские волки, как известно, суеверны.

– Стало быть, девяносто лет назад тоже было 43 – сначала, и 39 – потом?

– Не знаю, черт побери! И не хочу знать! Еще вопросы?

– Мы действительно собираемся лечь в дрейф?

– Да. Будет короткая поминальная служба.

– И немного грусти. В холодной воде. Почти по Саган [60]60
Роман Ф. Саган «Немного солнца в холодной воде».

[Закрыть].

– О чем это вы, Полина?

– Меня посвятили в подробности сценария. Венки на воде, свечи на венках.

– Что здесь плохого?

– Не уверена, что все наши гости думают так же.

– Прошу прощения, но я снова не понял, о чем вы толкуете?

– О том, не вздумает ли До-До устроить очередной стриптиз под «Songe d'Automne» [61]61
Церковный гимн, предположительно исполнявшийся на тонущем «Титанике».

[Закрыть]. Верно, Полли?

– Если бы только она!

– Все возможно.

– Вот-вот. И трагедия обернется фарсом.

– Если успеет.

Потапов был мрачен, как никогда. Джулиан мрачнел на глазах.

– Действительно, дожить бы до «Songe d'Automne». A До-До я уж как-нибудь успокою.

– Лучше бы пережить.

– С нами Бог! С удовольствием последовал бы примеру О'Нила, но если капитанский столик вообще не будет занят, присутствующим, боюсь, станет не по себе.

– Им и так не по себе. Большинство, кажется, переоценило крепость собственных нервов.

– Отдаю должное вашей наблюдательности, Серж, но на ужин идти придется.

– Я готов. Разве не видно?

Оба – лорд Джулиан и Сергей Потапов – уже облачились в смокинги. Им предстояла совсем не легкая задача – успокоить и развеселить тысячу взвинченных людей. А в случае чего – не допустить паники.

На пороге Потапов задержался.

– Полина, можно тебя на минуту? Заговорил он не сразу. Прятал глаза.

– Не знаю, следует ли сейчас… А может, именно сейчас и следует… В общем, погиб тот полковник. Подорвался на мине.

– Когда?

– То-то и оно… Утром, в пятницу, двенадцатого апреля.

– Здесь еще была ночь?

– Ну конечно. Прости. Я пойду. Она вышла на палубу.

Ночь простиралась над Северной Атлантикой. Ясная, холодная ночь. Звезды сияли на темном небосклоне. Надменные. Ледяные. Невозмутимые.

Безразличные ко всему, что творится внизу, на земле.

– Царствие тебе небесное, товарищ полковник! Вспомнился его смех.

Хотя смеялся полковник только однажды. «Донна Роза, я старый солдат…» – сказала она тогда. И он рассмеялся. Донна Роза…

Дорога – бегом, разумеется! – до штабной каюты заняла чертовски много времени – минуты три, а может, и больше.

– Мне нужны списки пассажиров. Немедленно. Но обязательно – с именами. Со всеми, полными именами, сколько бы их ни оказалось.

– Что произошло?

– Роза! Понимаете?! Не только цветок. Еще имя.

– Лилия – тоже. И Маргарита.

– Сначала Роза. Я знаю, что говорю.

– Не сомневаюсь.

Службу безопасности сотряс очередной аврал. Машина заработала на предельных оборотах.

14 апреля 2002 года

21 час 54 минуты

Миссис Крис, шестидесятилетняя величественная матрона, известная пламенной любовью к бездомным животным, организацией масштабных благотворительных акций в их пользу и яростными нападками на всех, кто, по ее мнению, наносил или собирался нанести обездоленной живности какой-либо вред, одевалась к ужину.

Дочь появилась в ее будуаре неслышно. Чуть приоткрыв массивную дверь, Эмилия Крис проскользнула внутрь легкой, почти бестелесной тенью. Миссис Крис заметила ее лишь тогда, когда бесцветное лицо Эмили возникло прямо перед ней, отразившись в большом зеркале.

Позолоченную раму зеркала украшала искусная резьба.

Апартаменты Крисов были оформлены в стиле ампир. Много белого, много золота, причудливой резьбы, лепнины и тяжелого шелка, расшитого вручную.

Эмили никогда не отличалась особой бойкостью, но сейчас держалась так робко, что мать забеспокоилась.

– Что-то случилось, детка?

– Не беспокойся, ма. Можно я возьму какую-нибудь твою вещь?

– Какую вещь, дорогая?!

– Что-нибудь из украшений, если позволишь. Не знаю, что именно… Может, колье? Или достаточно подвески?

– Девочка моя!

Не будь возраст миссис Крис столь почтенным, а фигура – монументальной, она наверняка пустилась бы в пляс или – по крайней мере – высоко подпрыгнула на радостях.

Как минимум – пару раз.

Эмили – источник постоянных материнских переживаний, причина тоскливой бессонницы, гадкий утенок, так и не ставший прекрасным лебедем, самый несчастный и безответный из всех многострадальных питомцев, вдруг захотела принарядиться!

В это невозможно было поверить – бесчисленные попытки Доротеи Крис убедить дочь заняться внешностью неизменно терпели неудачу.

Иногда Дороти казалось, что Эмили упорствует назло, пытаясь таким образом наказать мать за то, что родила ее такой – некрасивой, неуклюжей, невезучей.

Но дочь была на редкость добросердечным существом – черные мысли быстро отступали, но легче не становилось – на смену им приходила черная, беспросветная тоска.

– Все, что хочешь, Эми! Давай выберем вместе! Содержимое вместительной нефритовой шкатулки – на крышке красовалась бриллиантовая монограмма Дороти Крис – бесцеремонно вытряхнули на пол.

По ковру – бледно-розовое поле усыпано букетами лиловых цветов – рассыпались драгоценности общей стоимостью никак не менее двадцати миллионов.

Возможно, даже несколько большей.

14 апреля 2002 года

22 часа 00 минут

Шесть женщин на борту «Титаника» носили имя Розалия. Следом шла пара Роз. Одна была Розалиндой. Одну звали Розмари.

Вдобавок обнаружился мужчина по фамилии Розанов. Таким оказался улов.

Первый – не самый сложный – этап работы был завершен. Второй только начинался. А время шло.

– Обыскать каюты. Самым тщательным образом.

– Боюсь, это невозможно, сэр. Без…

– Возможно. Я получил разрешение капитана. На время плавания закон наделяет его всей полнотой власти. Мистер О'Нил сейчас судья, прокурор и Дух Святой в одном лице. Так что не теряйте времени.

– Да, сэр.

– Далее – связь с берегом. Меня интересует все – ближайшие родственники, любовники и бывшие мужья, наследники, медицинские карты, дорожные происшествия, разбитые в детстве коленки. Последнее – шутка, остальное – всерьез. Дополните меня, Полли?

– По части медицинских карт – особое внимание уделять психике. В идеале связаться или связать меня с личными психологами. Если таковые имеются.

– Согласен. Дальше.

– Предки из числа пассажиров «Титаника». Того, разумеется.

– Интересная мысль. Только запоздалая. Следовало проверить родословную всех пассажиров, не находите?

– Нахожу. Моя вина.

– Еще что-то?

– Все, что выбивается из общего ряда. Понимаете? Выпускница Принстона – на подсобных работах в кафетерии.

– Таких здесь нет.

– Это пример.

– Принимается. Еще?

– Телефонограммы, отправленные с борта. И полученные, соответственно.

– Верно.

– Пожалуй, все.

– Тогда – за дело. И вот что, Полли, попробуйте все же расставить их в порядке, так сказать, вероятности. Интуитивно, разумеется.

Полина достала чистый лист бумаги. Взяла в руку фломастер. На секунду закрыла глаза.

14 апреля 2002 года

22 часа 20 минут

Бобу Эллиоту неслыханно повезло.

В первый момент он даже не поверил, что все происходит на самом деле. Но позже решил, что судьба вдруг раскаялась в собственных кознях и решила таким образом компенсировать ему неприятности минувших дней. Но как бы там ни было, это произошло.

Двери главного ресторана гостеприимно распахнулись двадцать минут назад.

Шумная толпа, несколько более возбужденная, чем обычно – надвигалась все же такая ночь, – хлынула в нарядное, ярко освещенное помещение.

«Здесь безраздельно царит Людовик XVI. Стены обшиты светлым орехом. Огромные – в три пролета – окна задрапированы ярким шелком. Блеск хрусталя и чернь старинного серебра. Белоснежные скатерти и нитяные перчатки официантов…»

Так писал он в первом материале, посвященном «Титанику».

Мог бы написать и лучше. Рассказать о таком великолепии следовало гораздо выразительнее. Ничего не поделаешь – голова Боба Эллиота в те дни была занята проблемами, страшно далекими от вопросов дизайна.

Людской поток между тем растекался по залу узкими ручейками – публика спешила занять свои места.

Боб огляделся и, не заметив ничего, что можно было бы отметить в следующем репортаже, направился к своему столику.

Именно в этот момент хрипловатый женский голос окликнул его по имени.

Эллиот обернулся и… остолбенел.

Долли Дон, скандальная примадонна, сатанеющая от одного только вида фотообъектива, – фурия, вечно конфликтующая с прессой, зачинщица самых безобразных потасовок с репортерами и папарацци, призывно махала ему рукой.

Не слишком веря в реальность происходящего, он поспешил на зов, ожидая – одновременно – подвоха или очередной выходки До-До.

Но не дождался.

– Привет, Бобби! Если у тебя нет планов получше – можешь присоединяться. Давно собираюсь извиниться за ту паскудную историю в «Helena». Давай выпьем, парень, и скажем друг другу «прости».

История в «Helena» – ночном голливудском клубе, любимом лежбище именитых хищников и хищниц, а вслед за ними – целой стаи зверья помельче, – действительно была паскудной.

Боб Эллиот заглянул туда всего на минуту, но это – уж точно! – была не самая счастливая минута в его жизни.

Последний номер «Vanity Fair» только что вышел в свет с огромным материалом, посвященным европейскому турне До-До.

Статья изобиловала пикантными подробностями. Намного более пикантными, чем могла позволить Долли Дон. Даже Долли Дон, несмотря на свою специфическую репутацию.

Такая была статья.

Автором ее был совсем не Эллиот, но в половине пятого утра До-До уже не обращала внимания на такие мелочи. Сначала она огрела Боба бутылкой «Crystal». He слишком удачно – бутылка не разбилась, и журналист остался невредим. Потом водрузила ему на голову тяжелое ведерко для шампанского.

Владелица клуба, Елена Каллиоаниотес, вовремя подоспела на помощь – Боб едва унес ноги.

Выбираться пришлось через кухню клубного ресторана.

На следующий день Мартин Вэнн принес Роберту Эллиоту свои извинения вкупе с внушительным чеком.

История забылась.

К тому же дебош вполне укладывался в рамки привычного образа До-До.

Чего никак не скажешь о ее неожиданном приступе раскаяния.

Сопровождаемый завистливыми взглядами коллег, Боб занял предложенное место, еще не слишком понимая природу происходящего.

До-До старательно изображала великосветскую даму, с детства обученную хорошим манерам и науке непринужденного общения. Несколько позже, однако, все стало на свои места.

Загадочный поступок примадонны получил объяснение.

– Послушай, Бобби! – До-До близко придвинулась к Эллиоту, обдав приторным ароматом духов, носящих ее имя. – Вы, репортеры, великие проныры. Наверняка ты уже разнюхал все про всех на этом паршивом суденышке.

– Кто конкретно тебя интересует, дорогуша? Высокая грудь Долли, искусно к тому же приподнятая открытым корсажем, почти лежала на его плече.

– Я знала, Бобби, что ты не станешь ломаться! Можешь не сомневаться, До-До не забывает услуг. Чертовски не люблю занозы. Те, что застревают в мозгах. Понимаешь, о чем я?

– Пытаешься что-то вспомнить?

– В самую точку! Могу поклясться, что видела эту физиономию прежде. Но никак не могу вспомнить где. Вчерашнюю ночь – представляешь, до чего дошло?! – я не сомкнула глаз. Чертовски меня это бесит.

– Нет ничего проще, детка! Шепни мне на ушко, за каким столиком сейчас эта физиономия, и считай, что дело сделано. Я быстро наведу справки.

– Ты правильный парень, Бобби. С чего это я накинулась на тебя в «Helena»?