Текст книги "Тайна серебряного гусара"

Автор книги: Марина Елькина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава IV СКОЛЬКО МОЖНО СЪЕСТЬ МОРОЖЕНОГО

Незнакомец сидел один за круглым столиком, развернув газету. На столике – только чашечка кофе. Ждет.

– Спрячемся за деревьями? – предложил Генка.

– Можно, конечно. Я там и прятался. Но он головой без конца крутит. Вдруг заметит. Пошли лучше в кафе, возьмем мороженое, сядем за столиком.

– Тогда он нас уже точно заметит, – хмыкнул Генка.

– Ничего подобного! Сразу видно, что детективы не читаешь! Человек никогда не обращает внимания на тех, кто у него под носом. Только на какие шиши мы мороженое возьмем?

Генка пошарил в карманах:

– Вот. На две порции хватит.

Димка покачал головой:

– Маловато.

– Больше нет.

– Ладно. У меня тоже есть. Бабка мне деньги дала. На курицу.

– А ты их на мороженое потратишь?

– Ну и что? Это же для дела.

– Она не поймет.

– Другого выхода нет.

Генка занял столик, Димка пошел брать мороженое.

Наблюдать за незнакомцем, сидя чуть наискось от него, было, конечно, удобно. Генка немного нервничал, он не верил в прочитанные Димкой детективы. Сидеть так близко от наблюдаемого – это просто наглость.

– А вдруг он все-таки обратит на нас внимание?

– Ну и что? – спокойно возразил Димка. – Мы живем в соседнем дворе, зашли поесть мороженого. Нельзя, что ли?

– Можно, конечно.

– Тогда ешь и не дергайся. Нужно вести себя спокойно, чтобы не вызывать лишних подозрений.

Мороженое в прозрачных вазочках закончилось очень быстро, а незнакомец по-прежнему мелкими глотками потягивал кофе.

– Давай еще по одному, – предложил Димка. – С клубникой будешь?

– Ага.

Генка внимательно изучал человека в костюме.

Мужчина лет пятидесяти, приземистый, широкоплечий, чуть полноватый, начинает лысеть. Лицо ничем не примечательное. Таких миллион. В толпе пройдешь мимо и не обратишь внимания. На злодея-преступника ни капельки не похож. Только тонкие губы сжаты в узенькую полоску и глаза чуть напряженно изучают газету.

– Ешь помедленнее, – прошипел Димка. – Никаких денег на тебя не хватит.

Генка увлекся наблюдениями и за минуту проглотил клубничное мороженое.

– Сейчас шоколадное принесу, – сказал Димка.

– Я больше не хочу.

– Хочешь не хочешь, а придется.

Он принес еще. Мужчина все сидел и сидел.

– Всю курицу проедим, – прошептал Генка.

– Что поделаешь, – вздохнул Димка.

Незнакомец глянул на часы, свернул газету и двинулся к арке.

– Ты что-нибудь придумал? – спросил Димка. – Мы очень рискуем – строители могут появиться, и тогда…

– Да! Я придумал! – воскликнул Генка, глядя на возвращающегося незнакомца. – Надо наклеить объявление!

– Какое объявление? – озадаченно спросил Димка.

– Что работы начнутся не раньше… Ну, например, не раньше первого июля.

– Нашими каракулями только объявление писать, – усмехнулся Димка. – Кто такому объявлению поверит?

– Все будет солидно, – заверил Генка. – Отпечатаю на компьютере.

– На компьютере? – загорелся Димка. – Это другое дело! Жми! Я за ним послежу. Только ты пошустрее!

* * *

Напечатать объявление было для Генки проще простого. На белой бумаге черным, пахнущим краской шрифтом красовались строчки:

«Работы по реконструкции будут возобновлены не раньше 1 июля. Просьба не растаскивать строительные материалы».

Последнее Генка дописал для большей убедительности. Ну что ж! Получилось очень даже неплохо.

Генка разыскал в ящике стола клей и помчался на улицу.

– Гена! – окликнула его Димкина бабушка, как только он вылетел из подъезда.

– Здрасьте, Лилия Ефимовна!

Вот некстати!

– Ты Димку не видел?

– Нет, Лилия Ефимовна.

– Увидишь – передай, что отлуплю. С утра из магазина дождаться не могу! Шалопай! Никакого с ним сладу!

– Увижу – передам, – кивнул Генка.

Он добежал до арки и остановился. Куда же прицепить объявление? Так, чтобы оно сразу бросилось незнакомцу в глаза.

Генка примерил его в нескольких местах и в конце концов решил, что заметнее всего будет прямо над дырой. Только приклеить нужно повыше, на уровне глаз взрослого. Вот так!

Генка полюбовался на свою работу. Не придерешься. Сразу видно, что от домоуправления.

Как на подъездах, когда отключают горячую воду. Теперь можно возвращаться к Димке.

– Ну как?

– Наклеил… Здорово получилось! А он?

– Сидит, – вздохнул Димка. – У меня уже мороженое в горло не лезет. Бери! С малиной.

– Да я не хочу!

– Я, что ли, хочу? Я этого мороженого, кажется, на всю жизнь сегодня наелся. Когда он уже допьет кофе?

Генка проглотил мороженое с малиной. Вкусно. И после пробежки очень приятно. Внутри сразу все остыло.

Димка сосчитал оставшиеся деньги.

– Еще на одну порцию.

– Тебя бабка ищет. Обещает отлупить.

– Уж это само собой, – усмехнулся Димка. – Курицы она сегодня не дождется. Возьму шоколадное мороженое. Оно самое вкусное. Только есть будешь ты.

– Не могу!

– Надо! Я без тебя и так две лишние порции слопал!

Генка, морщась, впихнул в себя шоколадное мороженое. Незнакомец встал, и Генка радостно вскочил вслед за ним. Слава богу! Можно оставить это дурацкое мороженое!

Объявление подействовало безотказно. Незнакомец прочитал его раз пять, растерянно и недоуменно. Его предприятие откладывалось дней на десять.

Эх, знал бы он, как близко находится его вожделенная сумочка! Но он не знал. Он вздохнул и пошел прочь, мимо кафе, к автобусной остановке.

Ребята проследили за незнакомцем, удостоверились, что он сел в автобус, и хотели возвращаться домой. Но тут появился Толян. Он учился с ребятами в одной школе и в школе вел себя тише воды ниже травы, зато на улице от него проходу не было.

Он сколотил себе банду из дворовых мальчишек и держал в страхе всех остальных пацанов. Ни Димка, ни Генка Толяна не боялись. Генка даже удивился, что Толян посмел к ним привязаться – Димка был посильнее.

– Вы чего по нашей улице шляетесь? – ухмыльнулся Толян.

– Купил улицу, что ли? – ответил Димка.

– А может, и купил. Отвечай, когда спрашивают.

– Не зарывайся, Толян, – дипломатично посоветовал Генка, чтобы избежать драки.

Но Толяну было плевать на его дипломатию:

– Сидите в своем дворе и не высовывайтесь!

– Тебя не спросили! – побагровел Димка.

Генка понял, что драка неизбежна, и быстро обвел глазами противников. Их было четверо: Толян, Борис, Вадик и Валька-Клоп. Валька – не противник, он маленький и по возрасту, и по росту, а вот остальные… В драке Генка был не силен – это не компьютер. Вся надежда на Димку.

Но Димка оставался спокойным, он только напряг мускулы и приготовил первый удар, самый сильный, чтобы сразу вырубить Вадика, основного драчуна из всей банды Толяна.

– Я смотрю, вы непонятливые, – продолжал в это время Толян.

Драку, как всегда, спровоцировал Валька-Клоп. В этом и состояла его роль. Он с каким-то визгом бросился на Генку и кулаком попробовал ударить его в живот. Генка увернулся от удара, оттолкнул Вальку, и драка началась.

Димка рассчитал все верно – без Вадика силы противника почти сошли на нет. Пока Вадик очухивался от точного удара под дых, Димка несколькими приемами расправился с Толяном и Борисом.

– Гляди, Толян, предупреждаю: еще раз к нам полезешь, будет гораздо хуже.

Димка втолковывал это насмешливо и даже ласково.

– Я буду ходить там, где захочу. И Генка тоже. Ясно?

В это время Димкин кулак внушительных размеров маячил перед носом Толяна. Толян скосил глаза, увидел мотающего головой Бориса, испуганного Клопа и все еще согнутого пополам Вадика. Вид его армии был слишком плачевным, чтобы продолжать стычку.

– Не слышу ответа, – Димка встряхнул Толяна.

– Ясно! – сморщился тот. – Пусти! Пошутить нельзя!

– Я шуток не понимаю, – Димка еще раз тряхнул поверженного противника и отпустил. – Пока, Толян!

Генка и Димка с победой, не торопясь, пошли во двор. Толян за их спинами что-то зло выговаривал своим приятелям.

– Ну и силища у тебя, Димон! – уважительно сказал Генка. – Один троих уложил.

Димка даже хрюкнул от удовольствия: нечасто от друга комплимент услышишь.

– Ерунда, – с деланным безразличием отмахнулся он. – Это разве драка?

* * *

Письмо второе

«Здравствуйте, Николенька!

Что с Вами сейчас? Где Вы?

Прошу Вас, Николенька, берегите себя! С Вашим геройством Вы наверняка теперь в самой гуще событий, где-нибудь на передовой.

Пишите нам почаще, чтобы мы знали, что Вы живы и здоровы.

Ваш поклон папеньке и маменьке я передать не могу – война застала их в Мюнхене. Они путешествовали по Европе.

Мы с Костей не имеем от них никаких известий и очень переживаем. А вдруг Германия не выпустит их теперь? Николенька, скажите, их не могут взять там в плен?

Брат письмо Ваше получил. Как Вы и предполагали, к войне он относится отрицательно и на воодушевление смотрит скептически.

Когда видит манифестации в поддержку правительства (в Петербурге их сейчас так много), говорит, что эта военная бравада только вредит делу.

Но не думайте, что Костенька так не патриотичен. Он утверждает, что наша артиллерия – самая сильная в мире. Я ему верю и очень радуюсь – Вы ведь артиллерист.

Наш с Костенькой день начинается всегда одинаково. Мы читаем газеты, а потом флажками отмечаем на карте продвижение наших войск.

Помните эту большую карту в Костиной комнате? Когда-то мы втроем любили играть в мореходов.

Я тогда обижалась, что Вы с Костей назначали меня юнгой, а сами были капитанами. Теперь вспоминать об этом легко и весело, а на карту смотреть страшно. По ту сторону фронта родители, по эту сторону – Вы.

Мы с Костенькой внимательно следим за всеми событиями и особенно за действиями 8-й армии генерала Брусилова. По нашим представлениям, Вы сейчас находитесь где-то под Львовом.

Милый Николенька! Вы только возвращайтесь! Я каждый вечер молюсь за Вас.

Ваша маленькая Софи.

29 июля 1914 года».

Глава V ДЕЛО ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

– Где ты болтался? – на весь дом кричала Лилия Ефимовна. – Где курица? Куда ты дел деньги?

– Потерял кошелек, – бубнил бедняга Димка. – Искал потом весь день, так и не нашел.

– Ротозей! Оболтус! Бездельник! – надрывалась бабка. – Все самой надо делать! Ничего поручить нельзя! Чего ты молчишь?

– А чего говорить?

– Курицу не купил! Деньги потерял! И сказать нечего!

– Мясо есть вредно. Будем переходить на вегетарианство.

Лилия Ефимовна подняла свою «клюку»:

– Я тебе покажу сейчас вегетарианство! Я тебе покажу! Я все родителям напишу! Напишу, что совсем от рук отбился! Пусть приезжают и сами воспитывают своего дорогого сыночка!

– У них работа, – возразил Димка. – Они приехать не смогут. Разве что меня к себе заберут. Я даже рад буду. Я уже устал от твоих криков.

– Погляди-ка на него! – проворчала бабушка, сразу снизив тон, как только услышала об отъезде. – Он устал от моих криков! А я не устала от твоих выходок? Бандит!

Бабушка еще долго что-то бормотала себе под нос, готовя ужин. Потом позвала Димку и поставила перед ним тарелку с тушеной капустой:

– Ешь, вегетарианец!

Димка поморщился. Он терпеть не мог тушеную капусту. Бабушка это знала и смотрела теперь с торжеством и хитростью:

– Ешь-ешь!

Димка вздохнул и взял вилку. Сегодня придется съесть, ничего не поделаешь.

Ох, и разозлился он на этого незнакомца в кафе! Делать человеку больше нечего – полдня кофе пить! Пошел бы погулял где-нибудь. И курица сейчас была бы, а не эта ненавистная капуста, и мороженого бы сегодня не переели – до сих пор во рту сладость. Уже по поведению видно, что бандит. Просто позвонить в милицию и все рассказать.

А что рассказывать? Про гусара, про письма? А незнакомца вспугнуть – значит, тайну никогда не разгадать.

Димка с трудом заставил себя проглотить капусту. Придется потерпеть.

* * *

Ночью у Генки поднялась температура. В жару ему виделись запутанные кошмары: он тонул в мороженом, захлебывался, а наверху стоял вчерашний незнакомец и не хотел подать Генке руку.

– Софи! – бормотал Генка. – Маленькая Софи! Скажите ему! Напишите!

Испуганная мама вызвала утром врача. Ангина! Вот тебе и мороженое – шоколадное, клубничное, малиновое!

После ухода врача мама присела на край Генкиной кровати.

– Рассказывай, – вздохнула она. – Опять что-нибудь с Димкой натворили?

Генка закрыл глаза.

– Мы ели мороженое.

Мама улыбнулась:

– Сколько же его нужно съесть, чтобы заполучить ангину? Кстати, Лилия Ефимовна вчера кричала о какой-то курице. При чем тут курица?

– Она дала деньги на курицу, а мы ели мороженое.

Генка поморщился. Неужели непонятно? Неужели все нужно объяснять? Неужели нельзя пожалеть больного человека?

– Вы хотели подхватить ангину? – спросила мама. – Зачем? Сейчас каникулы, контрольных нет.

– Мы не хотели ангину. Так нужно было. Для дела.

– Для какого дела? Опять ваши игры?

Генка кивнул. Пусть думает, что игры.

– Ты слышал, что сказала врач? – спросила мама, вставая. – Пять дней постельного режима, таблетки и полоскания. Доигрался.

Генка отвернулся к стене. Горло болело, и кружилась голова. Это Димка виноват – ешь мороженое, ешь! Лучше бы за деревьями постояли!

* * *

Димка побарабанил в Генкину дверь. Открыла Ольга Григорьевна:

– Здравствуй, Дима!

– Здравствуйте. Я к Генке.

– А к нему нельзя.

– Почему? – вытаращился Димка.

– Потому что у него ангина. Можно заразиться.

– Не бойтесь! Я не заражусь!

– Нет, Дима, – улыбнулась Генкина мама. – К Генке я тебя не пущу. Заходи-ка лучше ко мне, поговорим.

Димка испугался. О чем это она хочет с ним говорить? Догадалась о мороженом? Или Генка проболтался?

Он прошел в комнату за Ольгой Григорьевной и сел на краешек кресла.

– Не мни кепку, – посоветовала Ольга Григорьевна. – Козырек поломаешь.

Димка смущенно сунул бейсболку за спину.

– У тебя-то горло не болит? – участливо поинтересовалась Ольга Григорьевна.

Ну, точно! Она знает про мороженое!

– Нет. А что? – как ни в чем не бывало спросил Димка.

– Ну, мало ли, – улыбнулась Ольга Григорьевна. – Может, вы с Генкой мороженое вместе ели.

– Какое мороженое? – изумился Димка.

– Вот этого не знаю. В любом случае, то самое, что ты вместо курицы купил.

Димка замолчал, разозлившись на друга. Маменькин сынок! Все доложил!

– Генка молчит, зачем вы съели столько мороженого. Думаю, и ты не скажешь.

Димка не ответил, изучая давно знакомый рисунок на ковре.

– От бабушки сильно влетело?

– Нормально.

– Ладно, Дима. Игры – дело ваше, но бабушкины деньги тратить было ни к чему.

– Так получилось. Сам теперь страдаю – и на ужин, и на обед тушеная капуста.

Ольга Григорьевна улыбнулась и протянула ему деньги:

– Возьми-ка и иди за курицей.

– Что вы? – вскинулся Димка. – Я бабушке сказал, что потерял кошелек.

– А теперь скажешь, что нашел, – строго ответила Ольга Григорьевна. – Она обрадуется. И в следующий раз, когда вам захочется мороженого, попросите денег у меня. Объесться я вам, конечно, не позволю, но по порции купите.

– Мы еще долго не захотим, – улыбнулся Димка. – Очень долго.

* * *

Димка заходил к Генке, чтобы рассказать про строителей. Они появились во дворе утром и сразу с удивлением уставились на объявление.

– Как это – с первого июля? – недоумевали они. – А нам почему никто не сказал?

– Шуточки чьи-то! – рассердился бригадир. – Руки бы этим шутникам оторвать! Хотя в чем-то они, конечно, правы…

Бригадир отклеил верхнюю часть, аккуратно срезал первое предложение, и на арке остался кусочек ребячьего объявления: «Просьба не растаскивать строительные материалы».

Глава VI РИМКА

Температура упала, но Генка сипел и хрипел. Выходить на улицу ему не разрешали.

В общем-то, он на улицу и не рвался. Он торчал у компьютера, заканчивая расшифровку писем, а о том, что происходило во дворе, узнавал от Димки.

Димка, несмотря на все запреты, прибегал к больному по десять раз в день. А как же иначе?

Генка откинулся на спинку стула. Всё!

Все письма расшифрованы. Остались непрочитанными только три. Но одно из них – слишком ветхое, ничего не прочтешь. А два других – на французском, а французский Генка не знал.

В расшифрованных письмах ничего о серебряном гусаре не было. Нужно приниматься за французские.

Но как? Раздобыть где-нибудь французско-русский словарь? Или поискать программу-переводчик с французского?

Генкины мысли прервал телефонный звонок. Девчачий голос заглушался помехами:

– Здравствуйте! Гения можно?

– Да, – удивленно прохрипел Генка. – Это я.

– Ой, Жень! А я тебя не узнала!

Ну вот! Опять путаница «Гений-Евгений»! Девчонка смеялась в трубку, а Генка хмурился.

Это Римка. Женькина подружка. То есть девушка. Женька так ее представил маме.

– У тебя голос такой хриплый, – обеспокоенно продолжала Римка. – Ты что, простыл? Ангину от братишки подхватил?

«От братишки»! Можно подумать, «братишка» в ясельки ходит!

– Жень! Ты чего молчишь?

Сказать ей, что ошиблась? Или…

– Думаю, – сказал Генка, решив ее разыграть. Для этого покашлял и сделал самый хриплый голос.

– О чем?

– Где нам встретиться, – ответил Генка и снова закашлялся.

– Ой, Женечка, ты заболел!

– Нет. Это спросонья. Давай в кино сходим.

– В кино? – удивилась Римка. – А что там?

Вот дура! Что может быть в кино? Фильм, конечно.

– Что-нибудь интересное?

– Ага.

– Но мы же собирались к Жорику…

– Да ну его! Пойдем в кино.

– Хорошо. А во сколько?

– В семь. У кинотеатра.

– Хорошо.

Генка положил трубку и довольно потер руки.

 
Мы оба были:
«Я у аптеки!»
«А я в кино искала вас!»
«Так, значит, завтра на том же месте,
В тот же час! В тот же час!» —
 

хрипло проорал он слова старой песенки.

Вот бы рассорить Женьку с Римкой. А то ходят уже три месяца, за ручки держатся, переглядываются, шепчутся.

Так, глядишь, и женится брат. Кстати, Женька уже, кажется, говорил об этом с мамой. Генку, конечно, к разговору не приглашали, но он краем уха слышал.

Возможность Женькиной женитьбы Генке совсем не нравилась.

Что за глупости? Жена, дети, и на брата наплевать.

Ведь если у Женьки будет своя семья, то главной для него станет Римка. Она и сейчас для него главная. Бегает за ней, по телефону болтает… Даже про программирование забыл.

И откуда только взялась эта Римка?! Как без нее спокойно жили!

Вот и пусть она сегодня подождет Женечку у кинотеатра! Он не придет, она разозлится и с ним поругается.

Правда, все откроется, и Генке от брата достанется, но чем не пожертвуешь ради Женькиного счастья!

Женька забежал в обед домой, попросил передать маме, что вернется поздно, что они с Риммой идут к Жорику. Генка сделал равнодушный вид и кивнул, а сам с замиранием сердца следил, как бы Женька не вздумал набрать Римкин номер.

Но договор у них, наверное, был железный, потому что Женька на телефон и не взглянул. Сказано – у Жорика, значит, у Жорика.

Генка фыркнул и чуть не расхохотался. А Риммочка-то сейчас наряжается, ломает свою бедную головку, почему не к Жорику, почему в кино!

Часов в шесть пошел дождь. Не летний – веселый, крупный и теплый, а какой-то осенний – мелкий, мрачный и нудный.

Генка сначала расстроился – рушатся его «злодейские» планы. Римка в такой дождь в кино не пойдет.

Это точно. Сейчас позвонит и скажет: «Извини, Женечка, давай завтра в кино. Мокнуть неохота».

Но прошло полчаса, а Римкиного звонка не было. Неужели не передумала?!

Вот делать нечего! Генка бы точно отложил любое свидание! Лучше книжку почитать или поиграть с компьютером.

Генка забеспокоился.

Безобидное «злодейство» превращалось в обидное «издевательство». Римка – тоже человек.

Почему она должна мокнуть под дождем у кинотеатра? И вечер ей испортил.

И не только ей, потому что брат, ничего не понимая, будет ждать ее у Жорика и волноваться. Да и себе Генка умудрился испортить настроение – какие теперь игры или книжки? Так и будет думать, что натворил глупость и люди страдают.

Генка посмотрел на часы и разозлился сам на себя.

Что теперь исправишь за двадцать минут?

У Жорика телефона нет, Женьку не предупредишь.

Он попробовал набрать номер Римки, но никто не ответил. Конечно, она уже у кинотеатра. Ждет Женьку.

А может, не ждет? Может, раскусила она Генкин обман? Сидит теперь с Женькой у Жорика и смеется над маленьким, глупеньким «братишкой».

Это легко проверить. Генка накинул дождевик и побежал к кинотеатру.

Если мама вернется в это время домой – крику хватит на весь вечер.

«Выздороветь не успел! Все лето проваляться хочешь! Я тебя в больницу положу, чтобы вел себя как следует!»

Генка все это выслушал мысленно, пока мчался к кинотеатру. Даже представил мамино лицо и добавил к словам мамины интонации. Но домой не повернул.

Римку он увидел сразу.

Немногочисленные зрители заходили в фойе, а Римка, без билета и почему-то без зонта, в промокшем плащике, пряталась под козырьком у стеклянных дверей и недоуменно оглядывалась, ожидая Женьку.

Генка спрятался на секунду за колонной, она скользнула взглядом мимо. И Генке стало стыдно. До этого было просто неприятно, неудобно, а тут стало стыдно.

На часах над входом – без десяти семь. Генка рванулся к кассе, выскреб все свои деньги. Слава богу, их хватило на два билета.

– Поторопись, – посоветовала кассирша.

Генка молча кивнул и выскочил на улицу.

Теперь – к Жорику. Хорошо, если Женька уже там.

А если нет? Если нет, нужно вернуться и все объяснить Римке. Этим объяснением дальнейшая вражда к «братишке» обеспечена, но что делать? Сам заварил кашу.

У Жорика гремела музыка. Звонок никто не услышал, Генка толкнул дверь и очутился в квартире. Ребята, девчонки, знакомые и не очень.

Где Женька? Где хотя бы Жорик?

Времени всего пять минут!

– Генка! Ты что здесь делаешь? – Женька за плечо развернул брата к себе.

– Римка звонила, – выдохнул Генка.

Вот смешно! Все рассчитал, все предусмотрел, а что говорить – не подумал! Как все объяснить?

– Она тебя в кино ждет.

– В кино? – ошарашенно прокричал Женька.

В громе музыки трудно было что-то правильно понять.

Генка вытолкнул брата на лестничную площадку.

– Давай скорей! В семь часов сеанс!

– Уже семь. Она с ума сошла? В жизни с ней в кино не ходили!

– Сегодня сходишь! – отрезал Генка.

– Твои проделки? – прищурился брат.

– Долго объяснять. Потом. Она ждет. Давай.

– Но мы же у Жорика… Договорились… Какое кино?

– Ты что, тупой?! – чуть не плача, взорвался Генка. – Она ждет у кинотеатра! Без двух семь! Фильм начинается! Дождь на улице!

Он выкрикивал все подряд и вряд ли этим вносил ясность в спутанные мысли брата.

– Быстрее! Где твой плащ?

– Я даже билеты не успею… – попробовал возразить Женька.

– На! – Генка сунул ему в руку чуть смятые, влажноватые билеты. – Беги!

– Генка! Вернусь – голову оторву! – сбегая по лестнице вниз, проорал Женька. – Марш домой!

Генка спустился следом, увидел развевающийся плащ брата, брызги от рассекаемых луж и улыбнулся. Ладно, бог с ней, с Римкой! Хочет, пусть женится.

* * *

Письмо третье

«Сонечка!

Не могу передать Вам чувств, охвативших меня после Вашего письма! Война коснулась всех, и даже Вас!

Вы только не переживайте, я узнавал, мирных русских в Германии в плен не берут. Вашим родителям это не грозит.

Всем нашим дают возможность уехать в нейтральные страны. В Швейцарию, к примеру. А оттуда морем можно добраться до России.

Ваш папа наверняка предпринял все нужные меры. Они сейчас где-нибудь в дороге.

А может, пока дойдет мое письмо, будут и дома.

Знаете, Соня, я в своем юношеском эгоизме полагал, что война, страдание и боль – удел только военных, то есть мой удел. Как это было смешно и глупо!

Неделя в эшелонах убедила меня в другом: война – переворот для всех, переворот их жизни, их привычек, их мыслей.

Ах, Сонечка, какой ужас, не поддающийся пониманию, внушает бесконечность военных эшелонов. Вагонами заняты все железнодорожные колеи.

Солдаты, лошади, снаряды, орудия, госпиталя, солдаты, солдаты, солдаты. И в одном из этих эшелонов я. Это так далеко от лавров великих полководцев. Это так далеко от веселых игр юнкеров. Это так далеко от Вас, от Кости, от дачи в Павловске.

Офицеров, то есть нас, кормят неплохо, а солдаты полуголодные. На каждой станции к эшелону спешат женщины, протягивают им хлеб, пироги, картошку.

Иногда какой-нибудь городок обставляет наше прибытие как торжество. Тогда нас встречают с духовым оркестром и пламенными речами, произносимыми в поддержку боевого духа. Не знаю, как поднимается у других боевой дух от таких приемов, а у меня появляется только злость.

Конечно, люди не виноваты в том, что началась война, но я начинаю понимать Костю – эта оголтелая поддержка правительства вызывает по меньшей мере раздражение. Скоро мы пересечем границу России и будем защищать чужие земли, и многие из этих эшелонов навсегда там останутся. Смерть – штука бессмысленная, а гибель на чужой войне – самая бессмысленная из всех смертей.

Эшелонам освобождают пути. Не считаясь ни с чем. В тупики отгоняют вагоны с купеческими грузами, останавливают на несколько суток пассажирские поезда. Пропускают нас. Чтобы потом принимать обратно – искалеченных и убитых.

Нет-нет, Сонечка! Я вернусь. Я верю, я знаю, что вернусь. Хотя бы потому, что мне еще о многом нужно поговорить с Вами.

Спасибо Вам за Ваши молитвы. Не знаю, как Бог, а я их слышу.

Ждите родителей, не отчаивайтесь. Они живы и здоровы.

Они Вам обо всем, что творится, и расскажут. О том, что я в своем сумбурном письме, в трясущемся вагоне, в полутьме и вспомнить не могу.

Прошу Вас, Сонечка, не забывайте меня в этих эшелонах! Ни Вы, ни Костенька! Я вас обоих нежно люблю.

Ваш Николай.

6 августа 1914 года».