355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Шульман » Туманный город (СИ) » Текст книги (страница 3)
Туманный город (СИ)
  • Текст добавлен: 13 марта 2018, 09:30

Текст книги "Туманный город (СИ)"


Автор книги: Марина Шульман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Порою кажется судьба

Жестока с нами и груба:

Кому-то всё она даёт,

А наш черед не настаёт.

И зависть отравляет нас

Своею желчью каждый час.

Поэтому не жди чудес

И сам влияй на свой прогресс!


Я – жаворонок и обычно просыпаюсь довольно рано. Так было и в это утро. Ребекка ещё спала, и чтобы её не будить, я тихо оделась и выскочила из комнаты. Накануне я сильно перенервничала и совсем забыла принять ванну. К счастью, сейчас она оказалась свободна, и я быстро привела себя в порядок.

Спустившись вниз, я заметила, что на кухне уже завтракали дядя Октавиус, Анна с Леопольдом и Эмилио с семейством. В доме появилась Маркела – старушка в мешковатом старомодном платье, которая помогала Фридриху. Ростом она вышла ещё меньше меня, но прибирала в гостиной с большой подвижностью – похоже, у них давно не было одновременно так много постояльцев. Несмотря на немоту, Маркела жестами умудрялась объяснить нам что-либо. По её информации рядом находилась ферма, где можно купить различную еду. Но так как мы не успели сходить туда и что-то приобрести, пока приходилось довольствоваться старыми запасами. Женщины разложили на столе вяленое мясо, овощи, купленный вчера в придорожном трактире хлеб. В старой чаше над огнём в печи грелась вода для чая.

Поздоровавшись со всеми и было уже усевшись завтракать, я заметила, что дядя как раз вставал из-за стола, вытаскивая из-под воротника салфетку. Судя по его хлопотливым движениям, он куда-то торопился.

– Ты идёшь в мэрию договариваться о представлениях? – догадалась я.

– Да, – подтвердил дядя, нахлобучивая шляпу и надевая пальто, висевшее на спинке его стула.

– Можно с тобой? – попросилась я.

– Вот ещё. Только будешь мешаться под ногами, проку от тебя никакого, – начал ворчать он.

Однако я уже прекрасно поняла, что дядя ни капельки не возражает. Поэтому быстро налила и выпила стакан чая, конечно, обжёгши язык, схватила булочку и, жуя на ходу, быстро взбежала на второй этаж за накидкой и также стремительно спустилась, чтобы не заставлять его ждать. Мне нравилось быть в эпицентре событий, знакомиться с новыми людьми. К тому же я чувствовала себя незаменимой дядиной помощницей.

Так как, по указаниям Маркелы мэрия располагалась недалеко, мы отправились в путь пешком. В этот утренний час воздух был чист и прозрачен. Тумана не наблюдалось и в помине. Какой контраст с атмосферой моей ночной прогулки! При дневном свете город больше не выглядел мрачным и пугающим. Где все страшные дома с чудовищами, увиденные мной накануне? Неужели они мне лишь померещились?

Туманный город выглядел таким же заурядным местом, как и десятки других. Прохожие спешили по своим делам. Торговцы молоком вовсю бренчали ободами колёс по булыжнику. Старьёвщики начали обход домов, выпрашивая у служанок хлам и забирая всё, что им дают. Даже шарманщик с попугаем, вытаскивающим предсказания, уже занял место на центральной площади. Из булочных разносился аромат свежего хлеба, из мастерской слышался токарный станок, а проходя мимо открытых ставен начальной школы, мы слышали, как дети читали вслух по слогам.

Как я им завидовала! Каждый день они приходили на занятия к разным учителям, делали упражнения, их познания расширялись. Моё образование было отрывочным – в основном, со мной занимались родители или иногда другие родственники, вместе с ними я проходила все необходимые учебники по верхам.

К тому же, обычно подобное обучение экстренно проводилось весной, после чего мы отправлялись в школу любого подвернувшегося города, чтобы я могла сдать переводной экзамен. Моя форма занятий называлась «домашнее обучение», хотя никакого дома у меня и в помине не было. Аттестация сводилась к формальности. Иногда мне кажется, я бы прошла её даже в том случае, если бы прочитала учебник лишь один раз.

Мне нравилось читать разные книги, узнавать что-то новое. Они были относительно дорогими, а в общественную библиотеку я редко когда могла попасть. То тут, то там я ухватывала книжку и старалась быстрее прочитать её, пока находился часик перерыва между концертами. Дядя Октавиус серьёзно относился к вопросу просвещения и когда мы ставили пьесы или посещали спектакли наших конкурентов, он частенько собирал меня и Ребекку для обсуждения – что за проблемы в них представлены, почему они возникли, к чему могут привести. Таким образом он с детства погружал нас в театральную среду.

Несмотря на скомканное обучение, я надеялась, что не слишком много уступаю своим городским сверстникам. Однако для поступления в колледж этих знаний точно не хватило бы, что являлось одной из моих проблем.

Центр местной власти находился в одноэтажном каменном здании, выкрашенным в коричневый цвет. Поначалу охранник-гвардеец не хотел пускать нас внутрь, и дяде пришлось применить всё своё красноречие, дабы убедить того в безотлагательности нашего дела. Внутри мы очутились в лабиринте коридоров, кабинетов без табличек, снующих туда-сюда посетителей и чиновников с папками, так что найти приёмную получилось непросто.

Градоначальника ещё не было на месте. Узнав, с каким вопросом мы пришли, невзрачный человек лет сорока пяти, оказавшийся секретарём, провёл к его заместителю – господину Фернану. Несмотря на самое начало дня, тот оказался занят, и поэтому нам пришлось полчаса топтаться в томительном ожидании.

Но наконец-то нас пустили в длинный узкий кабинет, основную часть которого занимал дубовый стол в окружении стульев с изогнутыми спинками. В его главе, окружённый стопками бумаг, сидел высокий худощавый шестидесятилетний мужчина. Густые чёрные волосы, зачёсанные назад и собранные в короткий хвостик, острый нос и пронзительный взгляд делали его похожим на сокола. Изящный деловой костюм тёмно-синего цвета сидел на нём столь идеально, что лучше и придумать нельзя. Я даже на какой-то момент опешила, так как не ожидала увидеть чиновника отдалённого городка в такой элегантной одежде.

Впрочем, его настрой по отношению к нам оказался не очень благодушным. Наверное, потому, что мы отвлекли мужчину от каких-то важных дел.

– Бродячие артисты? – он нахмурил лицо, словно к нему пришли попрошайки за милостыней.

Фернан не предложил нам сесть, и мы робко стояли на небольшом расстоянии от него. Я спряталась за спину дяди, так как в таком положении чувствовала себя неуютно.

– Точнее, передвижной театр, милорд, – откашлявшись, поправил дядюшка Октавиус и передал хозяину кабинета бумаги. – Ему уже сорок лет. Мы выступаем во всех крупных городах королевства, и везде публика принимает нас с восторгом. В программе есть танцевальные номера, сценки, арии…

– Какой у вас вокальный репертуар? Что за певцы? – жёстким голосом перебил его Фернан, который, не поднимая глаз, с молниеносной скоростью просматривал наши документы.

Деятельность театров, особенно передвижных, регулировалась столичным департаментом культуры. Ежегодно мы предоставляли туда сведения о составе труппы, маршрутах передвижения, а новые номера предварительно показывали специальному эксперту. Только после этого коллектив мог получить лицензию на выступления.

Дядя явно не ожидал такого напора и замялся. Обычно, даже если мы приезжали первый раз в какой-либо город, нас встречали с гораздо большим радушием. Не говоря уже о том, что после выступлений артисты неизменно оставляли о себе хорошие впечатления. Оглянувшись на меня, Октавиус сказал:

– Вот, к примеру, наша юная солистка – Изабелла Конрой. Подаёт большие надежды.

Фернан приподнял голову и пристально окинул меня холодным взглядом, от которого по всему телу пошли мурашки. На несколько секунд он задумался, затем произнёс с едва заметной ухмылкой:

– Солистка... И что же ты поёшь, Изабелла Конрой?

В горле пересохло, и я едва смогла выдавить:

– Лирические арии. Романсы.

На самом деле, в моём репертуаре присутствовало довольно много вокальных номеров из самых разных жанров, но в данную минуту я забыла обо всём этом. Вот ведь проклятье!

Возникла неловкая пауза. Мне показалось, что мужчина даже как-то с сочувствием посмотрел на меня и чуть ли не вздохнул. Солистка! Двух слов связать не в состоянии! Я крепко сжала за спиной руки в кулаки и начала злиться на саму себя из-за того, что не могу собраться в ответственный момент.

Возможно, чиновник заметил нашу растерянность и решил проявить сочувствие. Он перемахнул бумаги обратно через стол:

– Хорошо, так и быть. Учитывая, что у нас давно не было театральных выступлений, даю вам шанс. Только один концерт – сегодня вечером. Можете занять здание разрушенного театра. Я распоряжусь, чтобы там подключили газовое освещение на это время.

– Выступать в … – дядя Октавиус поразился и боялся повторить услышанные слова, – в разрушенном здании? Но ведь оно не пригодно?

– Да, – согласился Фернан. – Оно отчасти ветхое, так как не использовалось пару лет после маленького землетрясения, от которого пострадало всего лишь несколько домов. Мы всё хотим реконструировать его, но пока не собрались. Уверен, для одного выступления бродячего театра оно вполне сгодится.

– К тому же сегодня! – всплеснул руками дядя. – У нас даже нет целого дня, чтобы расклеить афиши по городу. Люди не узнают о концерте и поэтому не придут…

– Вам что, нужна неделя? – нетерпеливо спросил заместитель мэра. – Постарайтесь успеть, здесь много ума не требуется. А завтрашним утром не забудьте внести половину доходов от билетов в муниципальную казну и сразу покиньте Туманный город. Мои служащие проследят за этим. Остальные инструкции получите у секретаря.

Фернан встал, тем самым давая понять, что разговор закончен. Он производил впечатление занятого человека, у которого совершенно нет времени на лишние сантименты и детали.

У меня была такая странность – я соотносила новых людей, с которыми знакомилась, с растениями: мужчин с деревьями, а женщин с цветами. Потому представители ботанического мира тоже обладали множеством индивидуальных отличий. В случае с Фернаном я даже не задумывалась – конечно, кактус, недружелюбный и колючий.

Условия были жёсткими, и дядюшка пытался протестовать:

– Но, помилуйте, во-первых, обычно мы всегда даём два-три разных представления, у нас обширная программа. Во-вторых, половина доходов – чересчур завышенный сбор, нигде больше…

– Что? – возмутился строгим голосом наш собеседник. – Вы не в том положении, чтобы ставить условия. Или так, или никак. Выбирайте!

Дядя понял, что вести переговоры с жителями Туманного города бесполезно. В молчании, знаменовавшим наше согласие, мы все вышли из кабинета. Небрежным жестом чиновник подозвал секретаря:

– Пусть сегодня выступают в театре. Найдите кого-нибудь и помогите им с организацией.

Сделав небольшой, едва заметный прощальный кивок, Фернан вернулся обратно к себе, так громко хлопнув дверью, что я вздрогнула. Секретарь позвал кого-то из соседней комнаты:

– Эй, Патрик!

Мы с дядей замерли в ожидании, однако никто так и не появился. Не слышалось даже никакой возни.

– Паааааатрик! – протяжным голосом опять крикнул клерк.

– Ну что там ещё, а?

К нам вышел невысокий худощавый шатен, лет двадцати-двадцати двух. Деловой костюм болотного цвета хоть и был сделан по качественным лекалам, сидел на нём неуклюже – то ли вышел не по размеру, то ли юноша не умел носить его. Очевидно, для солидности молодой человек отрастил бакенбарды, но они выглядели такими жидкими, что не справлялись со своей функцией.

– Проводи артистов до театра и объясни, что как. Они сегодня вечером будут выступать там.

Щёголь оценивающе оглядел нас с головы до пят. Его глубоко посаженные маленькие глаза буквально буравили меня:

– Артистка, что ль?

Мне он жутко не понравился, поэтому я решила не отвечать ему. Дядя посчитал своим долгом вмешаться:

– Многоуважаемый Патрик, я – Октавиус, а это моя внучка Изабелла. Пожалуйста, быстрее проводите нас до театра. Нам нужно многое успеть до выступления.

– Подумаешь! Как будто делать мне больше нечего.

Он демонстративно медленно взял пальто и шляпу с вешалки и также неторопливо отправился к выходу. Дядя Октавиус тяжело вздохнул, печально взглянул на меня, и мы отправились вслед за провожатым. Всю дорогу глава нашего клана старался быть бодрым, вслух проговаривал, с каких приготовлений нужно начинать в первую очередь. Но я-то чувствовала, что дядя опечален таким несправедливым ходом событий. Ведь даже непонятно, удастся ли компенсировать все расходы и время, затраченные на дорогу сюда, из-за одного концерта.

Юноша же оживился и начал общаться с нами, хотя, скорее, его реплики напоминали монолог:

– О, давненько у нас здесь не наблюдалось вашей братии. Чё будёт? Опера там или танцы?

Он шёл немного впереди, гордо выпятив грудь, словно являлся хозяином города. Не ответить ему было невежливо, поэтому дядя Октавиус коротко высказался:

– Немного и того, и другого.

– Да, – задумчиво произнёс Патрик и на мгновение замолк. – Ну ладно, мне жалко, что ли. Сам я в театре побывал однажды, в детстве. Тётка затащила. Вы же знаете, мой дядя – мэр Туманного города?

И развернулся, дабы удостовериться, что мы осознаём, какая огромная честь нам выпала – идти вместе с самим племянником местного градоначальника. Показывая, что чрезвычайно польщены, дядя и я многозначительно кивнули в унисон. Юноша принял это за чистую монету.

– Такая скукота, – зевнул Патрик. – Но мне повезло – удалось сбежать в перерыве. Да и девицы туда ходят занудные, не в моём вкусе. А пару лет назад здание разрушилось – и никому хуже не стало.

Тут он сплюнул, вытащил сигарету и закурил прямо на ходу, пуская дым в лица попадающимся навстречу людям. Жестом дядя попросил меня быть снисходительнее к нашему сопровождающему.

– Чё там интересного? Не понимаю, – откровенно признался юноша и снова повернулся к дяде Октавиусу. – Вот вы скажите. Горланят там что-то. Крутятся на месте, подпрыгивают. У всех одно и то же, разницы нет никакой.

– У некоторых к этой деятельности есть призвание, талант, – пояснил дядя.

– Ха, талант! – усмехнулся Патрик. – И как его измерить, ваш талант? То ли дело собачьи бега или скачки – кто первый, тот и чемпион. А у вас кто чемпион? Тот, кто дольше крутится или громче поёт, что ли?

К нашей радости, театр оказался вблизи от мэрии, в самом центре города и мы быстро дошли до него. Когда-то он выглядел величественным – трёхэтажный, в классическом стиле со строгими колоннами при входе. Сейчас внешний вид внушал уныние: осыпавшаяся штукатурка неровно обнажала остов здания; во многих окнах отсутствовали стёкла, и они зияли пустотой, словно дыры в беззубом рту; вокруг валялся строительный мусор, который, очевидно, вынесли после землятрясения, да так и бросили здесь же. Честно сказать, это была одна из самых худших площадок для выступления в моей жизни.

Молодой человек подошёл к главному входу и громко постучал в огромные кованые двери:

– Эй, кто там есть, открывай живо!

Мы услышали, как отпирается тяжёлый засов, и перед нами предстал старый заспанный сторож. Непонимающе он смотрел то на Патрика, то на нас. Юноша пренебрежительно прошёл мимо него и направился вглубь, распоряжаясь на ходу:

– Сегодня тут будет концерт. Нужно снова подключить освещение и отопление. Ааааааа! Что здесь валяется на проходе?

Патрик остановился, схватился за ногу и стал растирать мысок правого сапога. Похоже, он запнулся об упавшую балку. Хоть что-то могло прервать его!

Внутри здание производило впечатление ненамного лучше. На полу в фойе лежал мусор, чего в нём только не было – уличная грязь, прелая листва, ошмётки штукатурки, сломанная мебель… На потемневших стенах висела паутина. Где-то в крыше находились дыры, так как по всему театру гулял ветерок. Широкий коридор сразу вёл в зрительный зал. Мы уже не ждали ничего хорошего от того, что нам предстояло там увидеть.

Однако театральный зал, даже несмотря на рваный занавес, по сравнению со всем остальным выглядел неплохо. Здесь также валялся хлам, но и было много целых стульев, на которых можно сидеть. Газовые светильники уцелели не все, впрочем, на первый взгляд, их насчитывалось достаточно, если, конечно, они остались в рабочем состоянии.

Я заглянула в оркестровую яму – теперь она превратилась в мусорную. Тем не менее в ней могли бы разместиться наши немногочисленные музыканты. На сцене я заметила несколько дыр в деревянном полу, хотя и это не являлось критичным препятствием для выступления. Сторож показал рукой на гримёрки за кулисами, по его словам, вполне пригодных для подготовки артистов.

Над амфитеатром возвышался балкон, но, по словам охранника, второй этаж сильно разрушился и подниматься туда, а тем более проводить зрителей, было бы не благоразумно. Мы поверили ему и не стали сами проверять ту часть театра.

Конечно, что и говорить, нам часто приходилось выступать в малоприспособленных помещениях с плохой акустикой. Порой там не хватало мест, и части публики приходилось стоять. В отдалённых городках королевства на концерты иногда приходили малообразованные зрители, которые могли переговариваться во время представления и даже курить. Всё это требовало от нас, исполнителей, форсированного голоса, преувеличенного жеста, ярко-выраженного грима и костюма, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в определении образа персонажа.

– Что ж, – дядя Октавиус начал потирать руки в предвкушении выступления, – королевским театром не назовёшь, но сгодится.

Не утруждая себя прощанием, Патрик хмыкнул и ушёл, сочтя свою миссию выполненной. Дядя же подошёл к сторожу и стал обговаривать с ним какие-то детали. Мне было немного не по себе в этом пустом, холодном зале, и я отправилась получше рассмотреть гримёрки.

Войдя в холл, в его конце я увидела только одну тёмную дверь. Когда я тихонько тронула её, она медленно со скрипом распахнулась, показывая за собой проход с несколькими комнатами по сторонам. Я прошла по коридору, заканчивающемуся глухой стеной, и наугад остановилась перед гримёркой слева. На двери висела медная табличка, покрытая слоем пыли. Свет из фойе, оставшегося позади, едва пробивался сюда, и мне не удалось прочитать надпись. Наверное, я могла стереть пыль, но решила не нарушать покой мёртвого здания.

Так и застыв перед дверью, я вдруг краем глаза случайно заметила на полу тень. Я быстро обернулась и заметила убегающую крысу. Вместе со своими сородичами – мышами – они внушали мне отвращение, и поэтому я поспешно вернулась обратно, к людям.

К тому моменту дядя уже договорился со сторожем, что тот попробует хотя бы минимально убрать крупный мусор с проходов и включит освещение к нашему возвращению. И быстрым шагом мы поспешили в гостиницу.

Добравшись до неё, Октавиус объявил труппе срочные сборы. До вечера нужно было успеть кучу дел, начиная от расклейки афиш по городу до установки декораций – на сцене мы выставляли рисованные на фанере или картоне универсальные задники, годящиеся для разных номеров. Как обычно, все артисты задействовались в этих работах, и за многие годы механизм подготовки отрегулировался до мелочей. Но с другой стороны, времени до представления оставалось не так много, если не сказать, мало.

Мужчины перевозили и переносили ящики с реквизитом и гримом. В отличие от стационарного театра у нас не было сложной сценической машинерии, которая позволяла бы, например, осуществлять полёты, провалы или быстрое преображение сцены. Не имелось и специального художественного освещения – приходилось довольствоваться или солнечным светом, или имеющимися в арендуемом заведении газовыми лампами или свечами. Поэтому наши приспособления очень быстро собирались и разбирались.

Женской части сегодня досталось приводить в порядок зрительный зал и сцену. Честно говоря, подметать пол в театре – такого мне ещё не доводилось делать. Что же, военному времени – военные меры.

Но вот Ребекке подобное занятие пришлось не по душе, уж слишком оно грязное для её нежных рук. Неудивительно, ведь в моём представлении она являлась азалией – хрупким красивым цветком, который сам требовал и постоянной подкормки, и регулярного полива. Под надуманным предлогом кузина предпочла скрыться с глаз долой обратно в гостиницу, чтобы её не заставляли заниматься физическим трудом, в то время как Густав и Августа работали со всеми на равных.

Даже и не припомню, что когда-либо мы проводили подготовку к концерту в такой спешке. В мои дополнительные обязанности входила координация всех работ: я бегала между артистами, интересовалась, всё ли у них получается. Если возникали какие-то проблемы – обращалась за советом к дяде. Хотя с годами я научилась находить решения для большинства вопросов сама.

День, полностью занятый всевозможными приготовлениями, пролетел как одно мгновение. Нам удалось преобразить зал, и мы гордились собой. Сторож смог почти сразу запустить освещение и отопление, что придало театру живое дыхание. К тому же, он отрядил в помощники своего внука, и Клаус объяснил подростку схему продажи картонных билетов, которую им предстояло осуществлять на входе: розовые предназначались для сидячих мест, зелёные – для стоячих.

Мы были счастливы когда, выглянув в разбитое окно, увидели перед дверями теснящуюся публику. А у нас оставалось ещё полчаса до начала, чтобы немного отдохнуть и перекусить.

Как раз в тот момент дядя Октавиус подошёл ко мне:

– Наконец-то, нашёл тебя. Ты осталась последней из тех, кого нужно предупредить о замене.

– Какая замена? – удивилась я.

– Решил поменять местами тебя и Ребекку. Теперь не она открывает представление, а ты. Соответственно, ты же будешь выступать последней. А Ребекка споёт один раз в середине.

Мне была непонятна подобная перестановка, но времени уточнять, почему дядя решил произвести её, у меня не оставалось. Я вихрем рванула обратно в гостиницу, так как вспомнила, что моё концертное платье осталось в коробке рядом с кроватью, и в дневной суматохе я забыла захватить его. Хорошо хоть, что мне не требуется значительного грима – обычно я обходилась минимальным количеством косметических средств. По приблизительному подсчёту, я всё же успевала вернуться к началу, нужно только поторопиться!

Моя накидка не слишком ограничивала движения, однако пробежка выдалась ещё та. Как назло, по пути мне наперерез попадались люди, с которыми я неизбежно сталкивалась, несколько раз узкие переулки загораживали фермерские повозки, так что приходилось изворачиваться или даже перелазить через них. И в завершении всего я чуть не плюхнулась в навозную кучу, собранную подметальщиками улиц!

Запыхавшись, я наконец-то прибежала в гостиницу. Оставалось последнее препятствие – лестница на второй этаж. Из последних сил я рванула наверх. Передо мной медленно поднимался какой-то мужчина, но я не рассчитала скорость и со всего размаха натолкнулась на него.

Только извиняться было некогда. Я забежала в нашу комнату и судорожно начала копаться в коробке с одеждой. Нарядная Ребекка сидела на своей кровати с чашкой чая в руках, словно она никуда и не собиралась, и гневно смотрела на меня:

– Вот я думаю, с какой стати тебя поставили сегодня открывать представление?

– Какая разница – первая, вторая, последняя? – не особо вникая, ответила я, перебирая вещи.

Где же моё платье? По закону невезения оно оказалось в самом низу! Подумав, я решила сразу надеть его, чтобы не нести в руках.

Конечно, у меня имелась догадка, почему так произошло. Наверное, дядя Октавиус провёл подобную рокировку из-за того, что я была представлена заместителю мэра, но я решила не озвучивать эту версию вслух. Ребекка почувствовала, что я что-то недоговариваю, и заподозрила неладное.

– Да, действительно, никакой. Некоторые подлизы на всё пойдут, чтобы им доставались лучшие номера! – продолжила возмущаться двоюродная сестра и куда-то направилась.

Ругаться с ней ни желания, ни времени у меня не имелось, поэтому я просто молча натягивала на себя концертный наряд. Как обычно бывает при спешке, пальцы заплетались, и в итоге я застёгивала все пуговицы дольше, чем если бы не торопилась.

Когда я всё же оделась, то схватила накидку и бросилась к выходу, но не учла, что Ребекка стояла прямо у двери. Кружка выпала из её рук, и чай огромным неровным пятном разлился прямо по центру юбки моего платья.

Лишь я была готова списать произошедшее на свою неповоротливость, как заметила мимолётную хитрую улыбку кузины. Невероятно! Вот ведь проклятье!

– Ты подстроила это нарочно, – догадалась я. – Как ты могла? У меня сейчас нет другого подходящего платья!

– Нужно быть аккуратней, ты слишком неуклюжа, – фыркнула она, взяла своё пальто и вышла из комнаты.

В бессилии я рухнула на постель и зарыдала. Почему так произошло? Что я ей сделала? Прошло около пяти минут, прежде чем мой поток слёз иссяк.

Я поднялась с кровати и снова посмотрела на наряд. Может, всё не так плохо, как показалось на первый взгляд? Увы, огромное коричневое пятно на белом платье выглядело по-прежнему так отвратительно, что я хотела возобновить рыдания. И хотя мы вместе с мамой сшили его недавно, мне оно очень нравилось. Каждая оборочка, ленточка, деталь на нём была тщательно продумана. К тому же я верила, что оно приносит удачу на выступлениях.

К несчастью, мой второй наряд с утра было постиран и в данный момент сушился. О том, чтобы надеть обычное повседневное платье, и речи не могло идти. Но ведь мне нужно выступать на концерте, который начнётся через несколько минут!

Необходимо бежать к Розамунде, она наверняка найдёт выход из такой дурацкой ситуации. Я надела накидку, выскочила из комнаты и снова помчалась сломя голову. Кажется, спускаясь по лестнице вниз я снова обогнала и ненароком толкнула того же мужчину, впрочем, меня это ничуть не волновало – я срочно должна попасть в театр, чтобы не подвести труппу.

Представление уже должно было идти десять минут, когда я прибежала за кулисы и нашла Розамунду. Её зрачки расширились от ужаса:

– Куда ты запропастилась? Откуда это пятно?

– Ребекка облила меня чаем! Как быть? Я не могу выступать в таком платье.

Приёмная мать успокаивающе сказала:

– Не волнуйся, сейчас я найду в вещах платок, и мы сможем повязать его сверху.

С этими словами она ушла, а я оперлась на балку и пыталась отдышаться. Вокруг сновали артисты, уточняя порядок выступлений, из оркестровой ямы слышалось, как музыканты настраивали свои инструменты, дядюшка Октавиус давал последние указания. Внутри меня же билась единственная мысль: когда Розамунда найдёт платок?

И тут я увидела, что дядя Октавиус дал сигнал открывать занавес. Я не могла поверить собственным глазам, ведь так надеялась, что концерт пока не начнётся. Застыв в оцепенении, я смотрела, как дядя вышел в центр сцены и начал рассказывать о нашем театре зрителям.

– Добрый вечер, многоуважаемая публика! Как я рад вас здесь видеть. Извиняемся за небольшую задержку. «Театр Конрой» впервые прибыл в Туманный город, и, надеемся, порадует всех разнообразными номерами. А сейчас представляем вашему вниманию юную артистку Изабеллу Конрой, которая споёт для вас лирическую арию, – провозгласил он и жестом пригласил меня появиться.

Я качала головой и отказывалась выходить. Дядя же не понимал в чём дело. Пауза затягивалась. В последний раз обернувшись с надеждой назад, я не увидела Розамунду. Ничего другого не оставалось, как идти выступать. Не помня себя от стыда, я робко прошла на сцену. Нисколько не сомневаюсь, что уже в первые секунды моего нахождения там, даже когда я не успела развернуться к зрителям лицом, раздались смешки.

Эмилио взглянул на меня и взмахнул смычком. Заиграла музыка. Моё горло пересохло, а перед глазами как будто стояла пелена, поэтому я опустила их в пол. Ария, которую мне предстояло исполнять – весёлая песенка пастушки, гуляющей по лугам. Каким-то чудом я не пропустила вступление и начала петь. Так как я не успела как следует распеться, звуки, вылетавшие из моего рта, трудно было назвать мелодичными. Я волновалась из-за этой нелепой ситуации, хотелось всё бросить и убежать прямо в середине песни. Однако я знала, что так поступить нельзя. Дрожащим голосом я продолжала петь, а сама еле держалась в полуживом состоянии…

Потихоньку я начала приходить в себя и осмелилась взглянуть в зал. Весь театр оказался полон людей – горожан и фермеров, мужчин и женщин, взрослых и детей. Все они сидели довольно тихо, с каменными лицами и я не понимала их реакции на происходящее.

В первом ряду по центру я заметила важного мужчину лет пятидесяти. На нём красовался дорогой костюм с изысканной кружевной вставкой, который ещё чуток и лопнет по швам. По его виду я определила, что, скорее всего, это сам мэр города. Фернана нигде не было видно. Оно и понятно, вряд ли ему интересно наше скромное представление. Сбоку, среди стоящих людей, так как стульев хватило не всем, я обнаружила Кайю. Она улыбнулась и тем самым немного приободрила меня.

К величайшему облегчению невыносимый позор всё-таки закончился, и я молнией вылетела со сцены. За кулисами с платком стояла Розамунда. Я бросилась к ней в объятия и начала беззвучно рыдать. Дядя Октавиус не понял в чём дело, но поспешил объявлять следующий номер. Не занятые в нём артисты подошли узнать, что случилось.

– Я выступала с огромным пятном на платье, – жаловалась я им.

– Ничего не было заметно, – утешали они меня. – Люди же видят тебя в первый раз, откуда им знать, вдруг это такая особая расцветка ткани.

Но я не позволила заморочить себе голову – даже близорукому понятно, что на светлых платьях солисток не должно быть грязи. Ребекка же ходила мимо и игнорировала меня.

Однако, в дальнейшем все наши концертные номера прошли на «ура». Публика втянулась и подпевала, хохотала в смешных моментах и требовала многие выступления на бис. Особенно их впечатлили танцоры Теона и Джонатан. Мне тоже очень нравилось смотреть на них, я не уставала поражаться присущей им грации и эмоциональности. Как изящно они выражали в танце чувства, как были едины в звучании с музыкой!

В конце мне предстояло выступить ещё раз. К тому времени мы с мамой подсуетились и одолжили запасное платье у Анны. Розамунда помогла сделать красивую причёску – начесала мои волосы и уложила их красивыми волнами.

Осушив слёзы, я вышла на сцену совершенно другим человеком. Теперь я излучала уверенность. Чтобы реабилитироваться за первую арию, я постаралась показать себя и любовный романс во всей красе. Судя по вниманию зрителей, я чувствовала, что публике нравится моё исполнение, и это сильно вдохновляло меня, я вложила в пение всю душу.

Неожиданно я почувствовала на себе недобрый взгляд из зала. Я посмотрела во все стороны, но нигде не увидела того, от кого он мог бы исходить. Наверно, показалось, ведь я сильно перенервничала сегодня. Тем не менее странное ощущение не покидало меня до конца песни. Под оглушительное хлопанье и топанье ног я покинула сцену.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю