Текст книги "Училка (СИ)"
Автор книги: Марина Львова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– Странная точка зрения, я не согласна с этим.
– Послушай, мне не хочется сейчас с тобой спорить, но просто больно смотреть на это. – Валерий поднял страницы рукописи. Листочки жалко повисли на его руке. – Ты обиделась на меня?
– Нет, просто вспомнила…
– Прости, я совсем забыл о том, что тебе пришлось перенести.
– Да нет, все случилось так быстро, что я даже не успела опомниться, прийти в себя. Отупение какое-то охватило. А труднее всего мне было на поминках, их отмечали у Галки на квартире. Собрались почти все наши институтские подруги. Представляешь, многие из них увиделись впервые после окончания института. Прошло столько лет, у многих дети выросли и пошли в школу. Мы все сидели за столом, вспоминали институтские годы. И я вдруг поняла, что больше никогда не увижу Галку. Мне так обидно стало, так грустно. Несколько лет назад умер наш учитель, наш институтский преподаватель, а многие об этом даже не знали. Мы боготворили его, считали чуть ли не святым, хотя в те годы о религии даже не упоминали. Мы принимали на веру все, что он нам говорил. И нам казалось несправедливым, когда он говорил, что хорошие ученики обычно не вспоминают о своих учителях. А ведь он был прав. У всех нас своя жизнь, и в суматохе мы забываем о самой элементарной благодарности тем, кто воспитал и научил нас. К чему я все это начала говорить? – Настя обхватила голову руками и потерла виски. – А, вспомнила. Наш учитель читал курс педагогики. На его лекции битком набивались целые аудитории, но ты бы видел, в каком состоянии были у него конспекты! В ходе лекции он доставал листочки, клочки бумаги разного размера, мы записывали за ним его быструю речь с такой скоростью, что порой сводило до судороги руку, или замирали и слушали примеры, которые он приводил из своей практики. Знаешь, чего мне всегда хотелось? Чтобы курс его лекций был издан в виде большой тетради, лист должен быть разделен на две части. На левой – размещался бы текст самой лекции, а правая была бы пустой. На ней можно было бы писать вопросы, примеры, новую информацию. Представляешь, сколько бы тогда экономилось времени? Преподаватель мог бы читать лекцию, а студенты следить глазами по тексту, а потом можно было бы вести свободную дискуссию.
– А зачем тогда учебники?
– Чтобы учить материал, но ведь лекции всегда несут в себе отражение личности преподавателя, элемент общения, если хочешь – преклонения перед личностью преподавателя. Почему ты так на меня смотришь? Тебе кажется, что я говорю глупости?
– Нет, это очень интересно. Но я, пожалуй, пойду.
Валерий резко поднялся и направился к выходу, потом внезапно остановился, вернулся к столу, быстро собрал лежащие стопочкой страницы рукописи, кивнул головой на прощание и скрылся за входной дверью. Настя бросилась за ним:
– Валерий, погоди, а ужин? Ты же даже не поел!
– Спасибо, потом.
– Валерий, ты хоть лифта подожди.
– Некогда, Настя, спасибо. Я позвоню завтра.
Растерянная Настя вернулась в квартиру.
– А где Валерий Петрович?
– Он уехал домой, мама. Даже не стал дожидаться лифта, сказал, что торопится.
– Ты его обидела?
– Нет, он на прощание даже меня поблагодарил и сказал, что позвонит.
– А каким это было сказано тоном? Может, он иронизировал? Ты что, на него набросилась и спустила собак в отсутствие этой дамы?
– Мама! Как ты можешь!
Из комнаты выскочили Марьяшка с Кириллом.
– А где папа Валера? Он что, ушел? Баба Лера, мы с Кириллом есть хотим. Уже можно руки мыть?
– Марьяшка, я не знаю, почему уехал твой папа, – начала робко оправдываться Настя перед девочкой. – Мы с ним сидели и разговаривали, а потом он вдруг заторопился домой.
Но Марьяшка совершенно спокойно отнеслась к внезапному уходу отца. Она молча пожала плечами, как бы говоря: «Уехал, значит, нужно было». Не тратя времени на размышления, девочка быстро помыла руки в ванной и шмыгнула на кухню. Когда Настя вошла и села за стол, Марьяшка уже набила рот и преспокойно жевала. Настя была даже немного поражена ее полному равнодушию.
– Тетя Настя, вы что, расстроились? Да не надо. Оксана говорит, что на папу Валеру иногда находит, у него бывает неадек… адек… Ну, как это называется? Реакция на окружающих.
– Неадекватная?
– Вот видите, вы сами знаете, а что тогда удивляетесь?
– Мне не нравится, что так говорят о твоем отце, а ты повторяешь.
– А разве это неправда?
– Не знаю.
– Вот видите! – торжествующе заявила девочка.
21
На следующий день Валерий не позвонил, но появился собственной персоной столь рано, что Настя мысленно поблагодарила себя за настойчивость, с какой заставляла сегодня детей учить уроки. К приезду Валерия Марьяшка уже сидела на диване с куклой в руках, а Кирилл занял свое любимое место.
На этот раз Валерий поднялся на лифте, поздоровался, сунул Насте в руки какую-то плоскую коробку и попросил не запирать дверь, затем вошел в лифт и спустился на первый этаж.
– Настя, кто там?
– Приехал Валерий Петрович, мама.
– Он что, опять не вошел в квартиру?
– Нет, он сказал, что сейчас придет.
– Так почему ты там стоишь?
– Он попросил меня не закрывать дверь.
– А зачем ему это нужно?
– Мама, я не знаю. – В голосе Насти послышалось отчаяние.
Наконец в дверь легонько толкнули, в проеме стоял Валерий с огромной коробкой в руках.
– Освободи место на своем столе, – негромко скомандовал он, поздоровавшись. Было видно, что коробка очень тяжелая и ему трудно держать ее в руках. Настя бросилась выполнять лаконичный приказ. Когда место на столе было расчищено и тетради и книги были несколько бесцеремонно сброшены на диван, Валерий извлек из коробки маленький телевизор, какие-то приборы, провода и потребовал дать ему плоскую коробку, которую Настя в спешке положила на софу. В комнату пришли дети и встали позади замершей на месте Насти.
– Что это, Валерий?
– Ты что, в класс информатики никогда не заходила? Стыдно, ты же современная женщина.
– Опять компьютер, – разочарованно протянула Марьяшка и, убедившись, что в коробках больше ничего нет, покинула комнату, вернувшись к своей кукле. Кирилл остался стоять на месте, завороженно следя за ловкими движениями рук Валерия, подключающего компьютер.
– Валерий, что все это значит? – спросила Настя. – Зачем ты принес его сюда?
– Я принес тебе компьютер.
– Как это понимать?
– Я его тебе дарю.
– Я не могу принять такой подарок.
– Почему?
– Это очень дорого.
– Глупости. – Валерий решительно рубанул воздух рукой. – Это мой самый первый настоящий компьютер, который я купил и самостоятельно усовершенствовал впоследствии. Фактически от первоначальной фабричной сборки остался только корпус, все остальное я заменял по мере усложнения компьютерной техники. Сейчас у меня самая последняя модель, а выбросить этот у меня не поднималась рука, хотя он морально изжил себя. Что ты на меня так смотришь? Это то же самое, что пристроить, отдать котенка в хорошие руки. Ты разве не читала таких объявлений? Я знаю, что тебе он еще послужит.
– Мне неудобно принимать от тебя такой подарок, – упрямо замотала головой Настя.
– А если я скажу, что многим тебе обязан?
– Ты забываешь, что платишь мне деньги.
– Я не об этом. Прежде всего, я обязан тебе новыми идеями. Помнишь наш разговор об учителе и его конспектах?
– Да. А что?
– Ты подарила мне отличную идею.
– Это получилось совершенно случайно. Моей заслуги в этом нет.
– Хорошо, в таком случае давай произведем обмен.
– Какой?
– Я тебе компьютер, ты мне – свою фотографию, которая стоит в шкафу.
Настя обернулась. За стеклом в тонких рамочках стояли две фотографии, сделанные Ириной в конце лета. На одной была Галка, на другой – улыбающаяся Настя с вазой яблок на коленях.
– Хорошо снято, профессионально и с любовью. Снимал ваш знакомый?
– Можно сказать и так.
– А кто это? – Валерий перевел взгляд на другую фотографию.
– Моя умершая сестра.
– Прости.
– Ничего, я уже начинаю привыкать к тому, что больше ее не увижу.
Настя отвела глаза от портрета. Отодвинув стекло, она достала свою фотографию и протянула Валерию:
– Вот, возьми.
– Спасибо. А теперь займемся делами.
Достав из кармана дискету, Валерий включил компьютер, вставил дискету, и через несколько минут Настя увидела на экране текст. Валерий нажал какую-то кнопку, и по экрану побежали буквы.
– Вот твоя рукопись. Девочки сегодня ее набрали, только попросили рассказать, что будет дальше. Им интересно, чем вся эта история окончилась.
– Я еще не знаю, я еще не придумала, – ответила окончательно ошарашенная Настя.
– Ну ничего, придумаешь – дашь им прочитать. Теперь возьми тетрадь и ручку.
И начался процесс обучения. Сначала Валерий сидел за столом и нажимал кнопки, а потом усадил Настю и заставил попробовать ее.
К концу второго часа обучения Настя окончательно убедилась и том, что освоить все компьютерные премудрости ей никогда не удастся.
– Все, Валерий, больше не могу, – взмолилась она.
– Не понимаю, чем ты недовольна?
– Просто я устала чувствовать себя глупее этой машины.
Валерий рассмеялся:
– Ну не капризничай. Давай еще позанимаемся немного. Совсем чуть-чуть.
– Нет, – решительно возразила Настя. – Мне еще нужно готовиться к завтрашним урокам. А потом вечером я еще позанимаюсь. Сама. У меня в голове просто каша. Все мысли вразброс. Нужно подождать, пока осядет.
– Что? Пена?
– Не смейся надо мной. Я говорю серьезно. Мне нужно переварить полученную информацию.
– Хорошо, я больше не буду тебя мучить. У меня только один вопрос. Ты написала свою рукопись после смерти твоей сестры?
– Нет, я начала писать в конце лета. Долгое время она у меня лежала в ящике стола, а теперь очень захотелось работать дальше.
– Вот и пиши. В следующий раз привезу тебе принтер, тогда сможешь распечатывать свои произведения.
– Можно, я спрошу?
– Можно! – с готовностью ответил Валерий.
– А как удалось так быстро набрать рукопись?
– Очень просто, я разделил страницы между тремя сотрудницами, вот они и набирали каждая свой кусок, а в конце дня соединили разрозненные части. В конце недели сможешь распечатать свое произведение.
Настя стала было возражать, но Валерий прервал ее, пожелал дальнейших успехов в освоении техники и, попрощавшись, ушел.
Поздно вечером, уложив детей спать, Настя не смогла преодолеть искушение и снова села перед мерцающим экраном. Самое сложное для нее было отыскивать буквы на клавиатуре: пальцы не слушались и постоянно попадали на другие клавиши. Писать на бумаге было бы быстрее и проще, но сознание того, что тебе доверили любимую вещь, придавало Насте силы и наполняло ее гордостью. От нее не укрылось, каким теплым взглядом посмотрел Валерий на свой компьютер перед уходом.
Как странно, что в душе этого человека больше любви к машине, чем к собственному ребенку. Конечно, безгласную машину любить легче. Настя посмотрела на экран. Было трудно поверить, что эти красивые, ровные строчки написала она сама. Экран притягивал к себе. Но Настю раздражала медлительность пальцев, никак не поспевающих за мыслями, приходящими в голову.
– Настя? Ну наконец-то это ты. Я до тебя всю неделю пыталась дозвониться. То тебя нет, то ты спишь. – Голос Ирины звучал немного раздраженно. – Как у тебя дела? Как Кирилл?
– Спасибо, Ириша, все хорошо. Он уже почти совсем пришел в себя, стал читать, а по ночам уже не плачет.
– А как ты? Голос у тебя довольный.
– Я пишу по вечерам.
– Что пишешь?
– Я же тебе рассказывала летом…
– Господи, да я не помню, что вчера было, а ты мне говоришь про лето. Сколько времени прошло с тех пор. Так чем ты сейчас занимаешься? Я не поняла.
– Ирина, я вечерами пишу роман.
– И у тебя получается?
– Не знаю, раньше я писала на бумаге, а с сегодняшнего дня осваиваю компьютер, мне очень интересно. Плохо только, что печатаю очень медленно, но десятью пальцами, – с гордостью сообщила Настя. – Валерий сказал, что скорость я смогу увеличить, если буду печатать правильно.
– Валерий?
– Ну да, он же привез мне свой старый компьютер.
– Очень интересно. – Интонацию Ирининого голоса было довольно трудно понять. Она была заинтригована. – У вас с ним что-то намечается?
– О чем ты говоришь, Ирина?
– Да нет, я просто так.
Незаметно пролетела неделя; однажды вечером к Насте ненадолго заскочил Валерий. От его меланхолического настроения не осталось и следа. Он был бодр и деятелен. Быстро расспросил Настю о ее успехах в освоении компьютера, присоединил принтер и показал, как пользоваться новым приспособлением.
– А ты уверен, что мне удастся освоить эту технику?
– Даже не сомневаюсь, – сказал на прощание Валерий и вышел, уточнив, что Марьяшку завтра после уроков заберет Оксана.
– Но ты можешь сделать это и в субботу.
– В субботу меня не будет в Москве, а тебе надо дать время, чтобы отдохнуть и поработать над романом. Мы же договорились. Сколько можно говорить об одном и том же.
Настя с удивлением стала замечать, что школьные проблемы уже не так сильно волновали ее, как раньше. Она меньше переживала из-за шалостей и проказ своих малышей. Все мысли Насти занимала работа, которой ей предстояло заняться вечером, после того как Марьяшка и Кирилл отправятся спать. Марьяшка, отличавшаяся крепким сном, безропотно засыпала под тихий шелест клавиш, который с каждым днем становился все увереннее. Весь день Настя фантазировала про себя, ей в голову приходили все новые повороты сюжета. Она с нетерпением ждала того момента, когда, наконец, переделав все текущие дела, она сможет сесть перед экраном компьютера.
Работа над романом стала продвигаться намного быстрее, но все-таки не так быстро, как хотелось бы Насте. Ее мысли опережали руки, которые уже достаточно уверенно находили буквы на клавиатуре. Однажды вечером Настя даже рискнула распечатать написанное, ей в этом деятельно помогал Кирилл. Как завороженная Настя смотрела на страницы, выходящие из принтера. Кирилл старательно складывал их в стопочку на столе. Наконец принтер замолк.
– Тетя Настя, все. Надо в папочку сложить, чтобы не разлетелись, – деловито проговорил мальчик.
Настя молча кивнула, ей было очень трудно оценить свои чувства. Когда Кирилл ушел играть с Марьяшкой, Настя тайком взяла в руки отпечатанные страницы, погладила их, как гладят ребенка по голове. Настя с улыбкой посмотрела на листки, испещренные буквами. Видимо, такую же радость и гордость испытывает мать, когда у нее рождается ребенок. Два дня Настя боролась с собой. Она не решилась показать написанное матери, но ей очень хотелось услышать чье-либо мнение. Собрав отпечатанные страницы в папку, Настя пошла в школу и отдала на перемене Наталье Сергеевне, разбиравшейся в тот момент со злостным двоечником. Настя понимала, что выбрала очень неудачный момент. Но писательский зуд уже настолько овладел ею, что вступил в противоречие со строгим учительским рационализмом. Воспитанная Калерией Андреевной, Настя никогда не позволяла себе нерационально тратить время. Страстное желание писать боролось в ней с опасением, что она занимается никому не нужной ерундой.
Настя отдала подруге заветную папку и шепнула на ухо, что, если будет время, пусть прочитает. Наталья Сергеевна внимательно посмотрела на взволнованную Настю и молча кивнула.
В пятницу, как и обещал Валерий, за девочкой приехала Оксана. Марьяшка охотно собиралась. Она уже не бросала недовольных взглядов в сторону Оксаны, но что-то в поведении девочки настораживало Настю.
Как обычно, Оксана, едва войдя в квартиру, сунула Марьяшке яркий пакет, который та моментально утащила в комнату.
– Что это такое? – Ноги, обутые в изящные кожаные сапоги на высоких шпильках, прошли в комнату, подол шубы махнул и сбросил с кресла клубок ниток и недоконченное вязание. – Откуда у вас это?
– Мне привез Валерий.
– Зачем он привез вам это старье? Сколько я просила его выбросить, но нет, по странной прихоти он наотрез отказывался с ним расстаться. Так, значит, он его привез вам.
– Да, я на нем работаю.
– Работаете? – В голосе женщины прозвучало едва прикрытое презрение. – Ну что, ты уже собралась? Нам пора ехать. Собирайся быстрее. – Оксана величественно выплыла из квартиры.
– Настя, ты обратила внимание на ее прическу? – выглянула из кухни Калерия Андреевна. – Вот только не пойму, что это за манера пошла – зимой ходить без головных уборов? Сама в шубе, а голова открыта.
– Мама, это очень просто: те, у кого есть машины, могут пройти до машины и без головного убора, а те, у кого машин нет, стремятся изо всех сил подражать тем, у кого они есть. Но так как и у тех и у других есть шубы, то они становятся как бы членами одного клана, так сказать сообщества состоятельных людей, или стремятся намекнуть на то, что принадлежат к ним, или хотя бы мечтают об этом.
– Я заметила только то, что с тех пор, как ты начала заниматься своим романом, ты стала намного язвительней и выражаешься очень замысловато. Тебе не кажется, что с Марьяшкой неладно?
– Почему ты так думаешь?
– Не знаю, когда у нас появляется эта женщина – девочка словно становится в позу болонки, выполняющей в цирке трюки. И за каждый правильно выполненный трюк она получает кусочек лакомства.
– Что плохого в том, что они поладили? Эта женщина просто нашла общий язык с девочкой.
– Общий язык находят, когда относятся искренне и с любовью. А эта женщина словно соткана из лицемерия.
– Ты хочешь сказать, что Оксана договорилась с Марьяшкой?
– Я не могу утверждать, но мне показалось очень странным, что они вдруг так поладили.
– Ой, мама, что же теперь будет?
– Пока ничего мы с тобой доподлинно не знаем, значит, нечего пороть горячку. В конце концов, мы можем и ошибаться.
22
К большому сожалению, опасения Насти подтвердились: Оксана Дмитриевна без зазрения совести подкупала девочку. В воскресенье вечером Марьяшка вернулась к ужину и наотрез отказалась есть.
– А почему у нас нет кока-колы?
– Кока-колу не пьют на ужин.
– А Оксана Дмитриевна меня поила.
– Тебе, видимо, очень хотелось пить. А чем тебя еще угощали? Расскажи нам с Кириллом. Нам очень интересно, правда?
Кирилл кивнул головой в знак согласия. И гордая Марьяшка начала рассказывать. По ее словам, Оксана Дмитриевна кормила ее пирожными, газированной водой и конфетами. Терпеливо подождав, пока Кирилл поужинает, Марьяшка утащила его в комнату играть.
– Если даже Марьяшка придумала половину того, что нам довелось услышать, все равно можно смело сказать, что эта женщина нашла подход к девочке, – заметила Калерия Андреевна, качая головой.
– Что же мне делать?
– Подождать, а потом тактично переговорить с ее отцом.
– И ты думаешь, это поможет?
– Ты педагог и должна найти подход и к ребенку, и к взрослому.
– А может быть, ему ничего не нужно, может быть, его вполне устраивает нынешнее положение дел?
– Я так не думаю, он производит впечатление разумного человека.
Перед сном Настя еще раз попыталась осторожно поговорить с Марьяшкой.
– Тетя Настя, ну чем ты недовольна?
– Разве хорошо выпрашивать подарки?
– Ты мне завидуешь?
– Я?! Почему?
– Тетя Оксана сказала, тебе не нужно говорить об этом, чтобы ты мне не завидовала, что у меня много подарков, а у тебя нет.
– Это тетя Оксана так сказала?
– Да.
– А сама как ты думаешь, разве я буду тебе завидовать? Хорошо, когда тебе дарят подарки на праздник, на день рождения…
– Тетя Настя, ты не права. Вот ты получаешь зарплату за свою работу? Вот и мне дарят подарки, если я себя хорошо веду. Я девочка, мне же нельзя давать деньги! Поэтому мне дарят игрушки.
И жесты, и интонации девочки так напоминали Оксану Дмитриевну, что Настя сразу представила себе взрослую, уверенную в себе женщину, которая доходчиво объясняла девочке условия игры.
– А разве ты должна получать игрушки за то, что должна делать без всяких условий? Может быть, тебе нужно дарить подарки за то, что ты дышишь? Разве тебе нужны подачки?
Девочка задумалась и молча стала укладываться спать. Наутро Настя была приглашена на официальное чаепитие Натальей Сергеевной.
– Наталья, скажи, что с нами происходит? В прошлом году стремились сберечь каждую свободную минуту между уроками: то журнал заполняли, то тетради проверяли. А в этом году мы с тобой только и делаем, что болтаем.
– Просто-напросто нам не хватает общения, разговоров по душам. Вот вспомни свою маму и ее подруг. Часто они у вас собирались?
– Часто, все праздники у нас отмечали и выходные вместе проводили.
– Правильно, у них было время друг для друга. А у нас? Любую свободную минуту думаем о приработке. А для души нужно общение. Садись, вот тебе кусок пирога, чай.
– Ого, какое пиршество. С чего бы это вдруг? Что мы сегодня отмечаем? С мужем помирилась?
– Ай, даже и не спрашивай. Наши отношения достигли верхней точки.
– В каком смысле?
– Я тебе говорила, что живу по синусоиде. На прошлой неделе он опять на работе что-то праздновал или горе свое умывал, точно не скажу. Только меня забыл поставить в известность, что задерживается. У меня контрольное время – половина восьмого. Если пришел до этого срока, значит, трезвый, а если после, то, как говорится, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его можно ждать до утра, уж как получится, у него разумеется. Это только я должна стремглав бежать домой после работы. У меня дома двое детей, и именно я несу за них ответственность. Вот только никто почему-то о роли отца не вспоминает.
Наталья вздохнула:
– На следующий день после попойки наступает период собачьей преданности. Он тогда напоминает мне пуделя, стоящего на задних лапках перед дрессировщицей в ожидании кусочка сахара. Несколько дней он играет роль идеального мужа. Становится предупредительным и внимательным до тошноты, а мне на него смотреть противно, у меня, так сказать, наступает послевкусие. Он пьет, а меня и через несколько дней с души воротит. В течение нескольких дней продолжается идеальная жизнь – это и есть верхний край синусоиды, а потом начинается постепенное вползание в новую фазу. Если я его простила – после клятв и разговоров по душам, от которых моей душе больно, словно по ней ножом проводят, – то он успокаивается, а значит, можно шалить по-прежнему. А если примирение так и не состоялось, он все равно начинает гасить свою грусть и тоску с друзьями. Чем крепче дружба, тем больше должно быть выпито в ее честь. И на следующий день опять принимает позу пуделя. Да хватит, в самом деле, об этом! Мы с тобой сегодня собрались за стаканом…
– Чашкой, – поправила Настя.
– Не перебивай меня, пожалуйста. Мы собрались сегодня, чтобы отметить рождение новой книги. Настя! Я ночь не спала, все читала и читала.
– Тебе понравилось?
– Конечно, а что будет дальше?
– Я еще не знаю. Понимаешь, когда я сажусь писать, я словно живу этой жизнью. Я вижу своих героев и чувствую их, но я не могу сказать, как они поступят. Мне кажется, что Раиса бросит своего мужа, а когда я начинаю писать, то понимаю, что она будет бороться до конца.
– А ее дочь? Кого-то она мне напоминает.
– Я знаю, о чем ты подумала. Да, действительно, мне очень хотелось написать о поколении моей мамы, о педагогинях, о женщинах, посвятивших себя школе, об их порой заброшенных и предоставленных себе детях и о том, как этих железных женщин подмяли под себя порядок и отчетность. Стремление создать видимость порядка в школе, когда сам процесс воспитания был отодвинут на второй план.
– Ну, ты прямо эпопею писать собираешься.
– Нет, что ты! Я пишу роман со счастливым концом.
– У нас – и счастливый? Какое уж тут счастье!
– Наташа, милая моя, но ведь оно разное, наше счастье. Можно радоваться теплу, улыбке твоей дочери и воробью, чирикающему на ветке. У моей книги обязательно будет счастливый конец, только я еще не знаю какой. А тебе и правда понравилось?
– Да я оторваться не могла, когда читала, все время смеялась.
– Но ведь в жизни очень много радостного, и всегда можно найти повод улыбнуться.
– Когда ты мне дашь продолжение?
– Завтра, а ты мне рукопись верни, ладно?
– Не обижайся, но я ее дала сестре почитать, она очень просила. Она не потеряет, честное слово! Сегодня вечером вернет. Только ты пиши побыстрее, хорошо?
Через несколько минут Настя заторопилась к себе в класс. Она была счастлива и горда тем, что впервые оценили результат ее ночных бдений. Ее наивная мечта написать книгу стала воплощаться в жизнь. Сознание того, что эти страницы, заполненные маленькими черными буквами, приносят кому-то радость, окрыляло. Насте вдруг захотелось подпрыгнуть до потолка, или покружиться, или совершить какую-нибудь глупость, которая, однако, никак не сочетается со строгим учительским обликом.
Как и обещала Наташа, рукопись, аккуратно завернутая в газету, была возвращена Насте на следующий день с настойчивым требованием побыстрее написать продолжение. Наташа и ее сестра вызвались вычитывать страницы, и с разрешения Насти на полях стали появляться сделанные тонким карандашом галочки, отмечающие опечатки, повторы и другие недостатки.
Активным помощником Насти стал и Кирилл. Настя то забывала порядок операций, то как работать с принтером. В этих случаях на помощь приходил Кирилл. Он робко говорил, что дядя Валера, кажется, нажимал вот эту кнопку или клавишу. Чаще всего Настя просто подыгрывала мальчику, давая ему возможность почувствовать себя нужным.
Теперь все с нетерпением ждали выходных: Марьяшка уезжала вместе с Оксаной Дмитриевной, Настя с Кириллом ездили куда-нибудь погулять, потом учили уроки. А по вечерам она садилась писать свой роман.
Командировки Валерия становились все продолжительней; когда он возвращался в Москву, то домой приходил очень поздно, так как буквально дневал и ночевал в конторе. Период пассивности и полудремы закончился, энтузиазм и энергия шефа заставили быстрее двигаться и всех сотрудников.
Активная работа руководителя словно вдохнула новую жизнь в разноцветные стены особняка. Но при такой активной работе Валерий не забывал своего обещания, и Марьяшка все больше времени проводила с отцом. Оксана Дмитриевна всячески старалась помогать Валерию ухаживать за девочкой.
Наконец наступили долгожданные зимние каникулы. Валерий забрал Марьяшку к себе на работу, где та целыми днями бродила по коридорам и мешала всем сотрудникам по очереди.
Ирина пригласила Настю встретить Новый год у себя на даче, но Настя отказалась, так как не хотела оставлять Калерию Андреевну и Кирилла одних, Ирина не настаивала, и праздник Настя встречала вместе с семьей. Настя вместе с мамой постаралась и украсить квартиру, и приготовить сюрпризы, накрыть красивый стол. Кириллу разрешили встретить Новый год со взрослыми, и мальчик сидел за столом, пока не начал клевать носом. Настя уже давно уговаривала ребенка пойти отдохнуть, но ему очень хотелось походить на взрослого. Сразу после полуночи зазвонил телефон: Валерий спешил поздравить Настю с праздником и пожелать ей исполнения в наступившем году всех загаданных желаний.
В следующий раз Настя услышала голос Валерия через два дня. Он позвонил поздно вечером, когда Настя сидела у себя и комнате за компьютером, медленно набирая историю своей героини.
Голос Валерия звучал очень устало и обеспокоенно:
– Настя? Прости, что так поздно, но не могла бы ты сейчас приехать ко мне? Марьяшка заболела, ей очень плохо, и она хочет видеть тебя.
– Конечно, только переоденусь. Через минуту я выеду.
– Погоди, сейчас за тобой придет машина.
Вскоре Настя уже входила в знакомый подъезд, шофер проводил ее прямо до двери. Настя зашла в квартиру, сняла пальто. Немногословный шофер уже ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Настя пошла по квартире в поисках ее обитателей.
