Текст книги "Школа Добра (СИ)"

Автор книги: Марина Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Претенциозно?

– Я рассматривал несколько вариантов. «У Евпсихия» – как-то панибратски звучит. Не находишь? А местные обитатели и так относятся ко мне без должного уважения.

Н-да, тут домовой был прав. И должность ночного коменданта реально вредила его маленькому делу, которое они вместе с Венерой Ниловной открыли с разрешения ректора на территории Школы Добра.

– Идеальнее всего, было бы назвать салон 'Венера'...

Тут я не могла не согласиться. Салон красоты 'Венера' или Салон красоты 'У Рода'. По-моему, выбор очевиден. Но...

– Но последние события заставили меня изменить свое решение, – бывший завхоз Института имени Шамаханской царицы посмотрел на меня виноватыми глазами, словно это он на меня огненных пустынников натравил.

Впрочем, об огненных пустынниках сама Венера Ниловна ничего не помнила. Не знаю, какое заклинание использовал Вельзевул Аззариэлевич тогда, в лазарете, но подозреваю, что Ластик света и тьмы, стирающий в человеке все злое или все доброе, в зависимости от желания плетущего магическую нить.

Это заклинание было запрещено в Разделенных мирах по понятным причинам. Абсолютной тьмы, как и абсолютного света не бывает. И человек – темный ли, светлый ли – это всегда переплетение нитей черных и белых. Убери все белые нити – и он превратится в жестокое животное. Избавься от черных – и ты имеешь, по сути, наивного ребенка, который к тому же немного не от мира сего.

Венера Ниловна стала ребенком. В ментальном плане. Талантливым, добрым, улыбчивым и совершенно счастливым, но... пугающе странным. У меня от нее мурашки по всему телу бегали. И не только у меня.

Евпсихий Гадович в очередной раз удивил меня, правильно определив причину моего задумчивого молчания:

– Обижаешься на нее? Не стоит. Никто не знает, как бы поступила ты на ее месте.

Я согласно кивнула. Домовой относился к числу тех немногих, кто был в курсе всех подробностей истории с пожаром. Мне пришлось ему об этом рассказать, когда он спросил однажды, еще до того, как Венера выписалась из лазарета:

– Цыплёночек, а почему я вижу за тобой шлейф, привязанный одним моим старинным другом?

– Шлейф? – я посмотрела себе за плечо, словно и в самом деле думала увидеть то, о чем говорил домовой. – Впервые слышу…

– Непонятно, как я его раньше не заметил… Но это точно Венерина работа… И зачем ей, интересно, надо было следить за тобой?

Врать Евпсихию Гадовичу не хотелось. Ну, совсем. Поэтому я рассказала ему всю историю и, под конец, грустно поделилась своими мыслями:

– Думаю, это не ей было нужно, а маме Александра, – я понизила голос до шепота, – ну… вы же понимаете, о ком я говорю.

Домовой удивленно кивнул и протянул, качая головой:

– Интриги…

Я вздохнула согласно, а он предложил:

– Могу отвязать, если хочешь.

Он еще спрашивает, конечно, хочу! Странно, что ни папа, ни Павлик с его волшебными очками этого хвостика за мной не заметили. Или заметили?

– Евпсихий Гадович, – поинтересовалась я. – А как вы шлейф увидели? У вас же нет очков…

Домовой усадил меня в кресло и провел рукой по моим волосам, прошептал что-то, дунул мне в макушку и ответил, искренне улыбаясь:

– А нам очки не нужны. Об этом мало кто знает, но домовые не просто прекрасно видят все магические плетения, но еще и авторство определять умеют.

– Ого! Это как?

– А вот как ты по голосу людей различаешь? Так и я не перепутаю плетение нашего ректора с твоим, например… Я и ауры вижу хорошо. Твоя вот очень яркая и … интересная, – прозрачно намекнул на мою элементалистскую сущность и немедленно добавил, заметив мой испуг:

– Но ты не бойся. Я никому не скажу.

Вот после этого мы и стали друзьями.

Теперь же я задумчиво рассматривала новую вывеску модного салона и не знала, с чего начать жаловаться на жизнь. И стоит ли вообще грузить домового своими проблемами. У него у самого вон и должность ночного коменданта, и собственное дело, и Венера Ниловна, и я еще тут…

– Случилось что? – неожиданно прервал мои мысли Евпсихий Гадович.

– Как вы догадались? – подпихнула кончиком носка маленький камушек и покосилась на домового, а он, не отрывая хмурого взгляда от вывески:

– Пятно у тебя темное на ауре… Не очень хорошее.

А потом поманил меня пальцем и, когда я придвинулась к нему почти вплотную, прошептал в мне в ухо:

– Тебе вообще нельзя злиться. Понимаешь? Вообще. Ты же светлая, а светлых элементалистов не бывает… То есть все говорят, что не бывает, потому что они темными становятся. Природа у вас такая… А злить тебя будут все, как только узнают о даре твоей крови.

– Почему все? – тоже шепотом спросила я. – В Школе же темных почти нет… А светлые тоже будут…

Евпсихий Гадович посмотрел на меня оценивающе и возмущенным голосом спросил:

– Ты когда книжку прочитаешь, которую я тебе дал, а?

И уже не сдерживая голоса:

– Ну, что за бестолковость, что за пренебрежительное отношение к своей жизни? Юлиана, иди в комнату и, пока не прочитаешь все, даже не приходи ко мне!..

Две недели назад домовой действительно вручил мне древнего вида книгу, которая называлась «Все, что вы хотели знать об элементалистах, но боялись спросить», и сказал:

– Обязательно прочитай. Не знаю, чем думали твои родители, но эта вещь должна была стать твоей настольной книгой в тот день, когда ты читать научилась. Эта книга поможет тебе выжить.

Я кивнула с расстроенным видом, но не стала говорить человеку, который отнесся ко мне с такой заботой и пониманием, что мои родители мне об элементалистах вообще ничего не говорили. Никогда. За исключением того маленького разговора, который состоялся у нас с мамой в самом конце зимних каникул.

Знаю, я сразу должна была ознакомиться с этим странноватым «Пособием по выживанию». Но у меня все времени не находилось: то учеба, то лаборатория, Алекс вот еще… Ну, и было немного страшно. А вдруг я в этой книге прочту о том, что я чудовищный монстр? Что таких, как я, нужно запирать в клетке? Не зря же меня Эро спрашивал тогда, когда мы очнулись в лазарете после пожара, уверена ли я, что хочу жить на свободе.

А теперь и идти-то некуда, потому что мою комнату в игорный дом превратили. Шмыгнула носом.

– Ну, не реви… – смягчился домовой. – Рассказывай, что там у тебя случилось?

Посмотрела на Евпсихия Гадовича сквозь туман слез и уточнила:

– Как другу или как ночному коменданту?

– Я бы сказал, как другу, – домовой задумчиво посмотрел мне за спину, – но что-то мне подсказывает, что кто-то опять Правила Проживания нарушает. Ведь так?

Я неопределенно пожала плечами и оглянулась. В желтом свете фонаря, прислонившись спиной к стене здания учебного корпуса ботаников, стоял Пауль Эро. Мне не было видно выражения его лица, но уверена, смотрел он на меня.

– Я сейчас вернусь, – бросила на ночного коменданта виноватый взгляд. – Спрошу только, чего он хочет.

Почти целый месяц, с той самой ночи, когда случился пожар, я натыкалась на Пауля Эро везде, куда бы ни пошла. Вот и в этот раз тоже. Не спеша подошла к сыщику испросила:

– Павлик, ты меня преследуешь, что ли?

Парень криво улыбнулся и ответил:

– Издеваешься или не знаешь?

– О чем я, по-твоему, должна знать? – вздохнула раздраженно.

Надоело все. Устала от тайн, от недомолвок, от Алекса, который хочет главенствоватьво всем, от друзей, которые обманывают, от родителей, прячущих меня от жизни. От Павлика вот тоже устала, особенно от глаз его грустных.

– Юла, – покачал головой. Снова будет говорить о том, что нельзя быть такой? Поучать начнет? – Я же говорил тебе, что мы теперь связаны.

– Говорил. И что? Не помню, чтобы ты объяснял мне, как это повлияет на наши с тобой жизни, – оглянулась на Евпсихия Гадовича и рукой помахала. – Еще минуточку! Подождите меня в салоне, пожалуйста.

Домовой кивнул и скрылся за дверью.

– Я не преследую тебя, – вздохнул парень. – Просто ты же… ты, как магнит. Меня к тебе притягивает даже против моей воли.

Что-то шевельнулось у меня в мозгу, рождая какие-то смутные воспоминания, я наклонила голову, прислушиваясь к себе и, еще не веря, переспросила:

– Что ты сказал?

– Меня к тебе тянет, – хмуро повторил Эро, и я отшатнулась от него, в ужасе зажмурившись. – Юлка, что такое? Не пугайся так, пожалуйста!

Павлик схватил меня за руку, пытаясь добиться моего внимания:

– С каждым днем тяга все больше слабеет, правда… Да, и связь-то была совсем не сильная, так что... Просто не обращай на меня внимания, ладно? Еще пара месяцев, и меня отпустит. Юла!

– Да-да… Хорошо… Я, поняла, – как я смогла ответить, непонятно, потому что горло сжало судорогой. Как Павлик не заметил, что я в состоянии, близком к истерике? Как удалось вернуться на своих ногах в салон красоты? Как я смогла объяснить Евпсихию Гадовичу, что происходит? Не знаю. Не помню. Все было словно в тумане. Я ничего не видела и не соображала ничего, потому что в голове вдруг четко всплыло одно воспоминание.

Я стою в кабинете директрисы Института имени Шамаханской царицы. У Изы Юрьевны немного испуганное выражение лица, когда она смотрит на меня. И откуда-то со стороны долетает голос Алекса:

– Как? Как ты хочешь, чтобы я ей сказал?.. Меня к тебе тянет? Или, может, ты так сияешь, что я слепну? Или, я хочу... черт! Ей шестнадцать лет!

Его ко мне тянет. Все так сложно и так просто одновременно. С чего я вообще взяла, что было что-то помимо этого? Какая же я дурочка… Я застонала громко сквозь зубы и руками за голову схватилась. Проклятье, как стыдно-то!!!

– Евпсихий Гадович, мне надо уехать, – прошептала я. – Домой…

Черт! Черт! Ведь мама же просила, предупреждала, чтобы я от Алекса подальше держалась. Знала с самого начала и не сказала? Точно знала…

– Нет… домой нельзя. Надо спрятаться. Мне надо уехать и спрятаться.

– Ты не сможешь все время бегать от жизни, – предупредил домовой. – Надо учиться смотреть в глаза своим неприятностям.

Мне было до боли обидно и до истерики страшно. Я сидела на диванчике для посетителей и бессовестным образом сморкалась в подол какого-то недошитого платья. А создатель поруганного мною шедевра только смотрел на меня сочувственно и головой качал. Даже не упрекал меня за испорченную ткань. И от этого становилось еще страшнее.

– Надо, – я кивнула. – Только, можно я с понедельника начну. Я сегодня слишком запуталась для того, чтобы сильной быть.

Бывший завхоз Института имени Шамаханской царицы откинулся на спинку стула, о чем-то размышляя.

– Может, ты и права, – наконец, согласился он. – Тебе действительно лучше спрятаться ото всех. А то уж очень много темных пятен стало появляться на твоей ауре.

Я вздохнула тихонечко, откровенно говоря, мифические темные пятна меня сейчас меньше всего волновали.

–Значит так, – домовой поднялся и решительно хлопнул в ладоши. – На ночь останешься здесь. Я к утру соберу твои вещи.

– А…

– Напиши пока заявление о переводе на заочное отделение.

– Заочное отделение?

Как-то мне вдруг страшно стало. Может, ну, его к черту, этот побег.

– Если до утра не передумаешь, – озвучил мои мысли домовой, – я спрячу тебя так, что даже твой отец тебя не найдет, если не захочешь… А сейчас, иди в душ и ложись спать. А я пока проверю, кто там в предметницком корпусе ПП нарушает.

Нет, все-таки Евпсихий Гадович единственный в мире человек, кто даже в критической ситуации может поднять мне настроение. И ведь я даже не успела ему рассказать, что случилось

– Только, пожалуйста! – подхватилась я, когда домовой был уже в дверях. – Не ругайте их… Они же мои друзья и… и некрасиво как-то… еще подумают, что я нажаловалась.

Проснулась я среди ночи от непонятного чувства тревоги. Повернулась на спину, рассматривая белеющий в темноте потолок салона красоты, и снова задумалась над тем, как мне лучше поступить. Сбежать и спрятаться или остаться? Почему-то я была уверена, что для меня же лучше будет сейчас уехать. Вот так неожиданно и быстро, не собирая толком вещей и не ставя никого в известность.

Уехать, хотя бы на несколько дней, чтобы подумать и разобраться в себе, принять все-таки окончательное решение насчет своих странных отношений с Алексом. А они были странными: возникли вдруг и развивались стремительно. Их темнейшество подгоняло, давило и требовало, соблазняло и… и соблазняло. А у меня мозг плавился в его присутствии просто и забывались все аргументы и возражения.

Теперь же, когда я поняла, что отношения возникли не «вдруг», как я наивно предполагала, а «потому что», Александра вообще не хотелось видеть. И думать о нем не моглось.

Я уткнулась лицом в подушку, чтобы спрятать, в первую очередь от себя, снованахлынувшие слезы. И в этот момент хлопнула входная дверь и до меня долетел торопливый и немного испуганный шепот:

– Просыпайся, птичка! На раздумья времени не осталось!

Как не осталось? Почему не осталось? Я же еще ничего не решила!

– Можно немножечко побыстрее? Не хотелось бы после стольких лет жизни все-таки лишиться хвоста! – раздался голос Вепря, и я вскочила с диванчика, на котором предавалась невеселым размышлениям.

Уж если Вепрь паникует, то случилось что-то действительно страшное.

– Ты почему мне не рассказала об этой ненормальной, которая на тебя напала вечером? – сокрушался Евпсихий Гадович, помогая мне застегнуть платье, которое я натянула прямо на ночную сорочку. – Знай я об этом, хотя бы два часа назад, все можно было бы предотвратить.

– Да, что случилось-то!? – спросила я, застегивая сапожки.

– Случилось то, что ты больше не инкогнито.

– А?

– Бэ! – домовой на мое недоумение не реагировал. Он рассматривал мои вещи, небольшой горкой возвышавшиеся в центре салона.

– Из одежды не бери ничего, – он со злорадной улыбкой отшвырнул к камину мою форму. – Девочки будут только счастливы подобрать тебе новый гардероб… Учебники, пособие… – бормотал он, перебирая мой скарб. – Прочти книгу, которую я тебе дал сразу, как устроишься. Вот. Я ее сюда положу.

Он прямо из воздуха извлек небольшой рыжий чемоданчик и поместил учебник за сеточку под крышкой.

– Да что происходит!

– Спасенная тобой вчера вечером от пожара идиотка, – Евпсихий Гадович по-прежнему был занят упаковкой, но все-таки снизошел до ответа. – Оказалась внучкой сенешаля.

– И какое отношение имеет ко мне королевский дворецкий? – не поняла я.

– А такое! – Евпсихий Гадович захлопнул крышку чемоданчика. – Что эта дура отправила к дедушке Вестника с сообщением о том, что в Школе появился предсказанный древними Огненный Элементаль.

– Чушь какая! – я от удивления не смогла сдержать нервного смешка.

– Чушь, – согласился домовой, с интересом рассматривая Григория, который сидел в горшке с насупленным видом и при этом пытался изобразить из себя обычный кабачок. – Но комиссия по расследованию уже стоит у ворот. Как ты думаешь, сможет опытный маг – и это не твой отец – определить в тебе элементалиста или нет?

Кивнула неуверенно, все еще не понимая, с чего такая паника.

– Ох, Юла-Юла! Наивный ты бестолковый цыпленок! Говорил же тебе, прочти книжку… У тебя пока еще все стихии не открылись, ты слабая, тебя каждый обидеть может… А уж король-то… Ему не до сантиментов. Запрет тебя в башенку высокую, оденет на твою тонкую шейку ошейник заговоренный и будешь ты, как дрессированная собачка, исполнять все королевские приказы.

Я непроизвольно схватилась обеими руками за означенную выше тонкую шейку и пискнула что-то нечленораздельное.

– Поэтому сейчас, как говорится, ближайшим же порталом, я отправлю тебя в безопасное место…

– И ночью звёздной, и при свете дня

Не покидай, не покидай меня.

Пусть всё исчезнет, и уйдут друзья,

Не покидай, мне без тебя нельзя.

– Это что было? – домовой покосился в сторону запевшей у камина школьной формы.

– Ох, разорви меня дракон, чуть Звездинского не забыла! – я всплеснула руками и бросилась за пельменем, а в спину мне врезалось троекратное:

– Кого!?

Надо же, как всполошились, даже Григорий из образа вышел.

– Кого-кого… пельменя своего… И говорю сразу, я без него никуда не поеду! – выудила золотистого демотиватора из выброшенного Евпсихием Гадовичем платья и аккуратно устроила его в кармане. После этого подхватила одной рукой чемоданчик, второй сопящего Григория и спросила:

– Так что за безопасное место-то?

– К сестре моей поедешь, – ответил домовой, открывая портал.

– А сестра у нас – не поверишь, кто! – пискнул на ухо, устроившийся на плече Вепрь.

– Русалочий город! – объявил следующую остановку Евпсихий Гадович и подтолкнул меня к светящемуся всеми цветами радуги моментальному переходу.

Часть вторая. Игра теней

Весна в этом году была солнечно-яростная. Буйное цветение садов сводило с ума тяжелым ароматом и жужжанием пчел. Небо было неестественно синим, птицы слишком громкими, ветер назойливым, а воздух невкусным. Ничто не радовало. И единственной эмоцией, которая приходила на смену раздражению, была злость.

Вы можете купить всю книгу, в исправленном и отредактированном варианте, на Призрачных Мирах. http://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%A8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0-%D0%94%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B0-%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%9B%D0%B8