Текст книги "Школа Добра (СИ)"
Автор книги: Марина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Пролог
В общем зале тишина стояла нездоровая. Студенты замерли на своих местах, вжались в кресла, и те, кто умел, стали невидимыми, а кто не умел – тот яростно об этом мечтал. А причиной всему был ректор, стоящий за кафедрой на сцене.
Первокурсники боялись вздохнуть, не понимая, что старый седой черт делает в Школе Добра; второкурсники, зная о происхождении Вельзевула Аззариэлевича, лишь гадали о том, кто мог довести уравновешенного ректора до боевой формы и зверского настроения. Третьекурсники почти все были пьяны, ибо уже начали праздновать медиум, поэтому они единственные плевали на происходящее в зале. Студенты четвертого курса испуганно сжались под сценой, опасаясь, что ректорский гнев как-то связан с каникулами по обмену. И только пятикурсники совершенно точно знали, что происходит, а потому мечтали испариться, растаять утренней дымкой и провалиться сквозь землю.
– Всех с началом учебного года! Чтоб вас разорвало! – начал Вельзевул Аззариэлевич и голос его, многократно усиленный, докатился до школьных ворот, вспугнув задремавшего охранника.
– За двести лет, за все двести моих директорских лет у меня не было такого идиотского выпуска! – продолжал громыхать ректор. После его слов большую часть зала отпустило. И правда, чего бояться, если дело касается "выпуска". – Как такое возможно? Почему все сразу? За что мне это?
Вопросы были исключительно риторическими, поэтому никто даже не пытался на них ответить.
– Начнем по порядку, – рыкнул старый черт. – Где проклятые всеми богами ботаники?
Ботаники в лице старосты курса побледнели и встали со своих кресел. Ректор смерил поднявшегося студента презрительным взглядом и спросил:
– Вас за пять лет хоть чему-нибудь научили?
Тяжелый студенческий вздох.
– Это что за фигня была с говорящим деревом? Это же международный скандал! Да я вас за этого Буратину со свету сживу, вы у меня до госов не доберетесь!
– Мы не виноваты, – пискнул староста курса. – Дерево нормальным было, это нам химики экспериментальной живой воды подсунули просто...
– Химики???? – заорал Вельзевул Аззариэлевич. – Я вам сейчас дам химиков! Свою голову иметь надо! Где эти химики?!
Щупленький парень вскочил с предпоследнего ряда, и вокруг него сразу образовалась полуобморочная не дышащая зона.
– Вельзевул Аззариэлевич, – проблеял староста химиков тонким голосом. – Ну, вы же сами говорили, наука любит риск. Вот мы и рискнули... И ботаники сами опытный вариант уперли, никто им его специально не подсовывал... И вообще... кто ж знал, что у этого реактива будет побочный эффект...
– Побочный эффект? Иди сюда, умник, я тебе за этот нецензурный эффект язык оторву!.. Вы знаете, что этот ваш Буратино на детском празднике устроил? Да я заеба... кхы... заколебался на гневные письма родителей отвечать! Вы где вообще таких слов набрались, сволочи? Это школа Добра. ДОБРА!!!!! – рявкнул так, что стеклянная люстра под потолком испуганно зазвенела. – Вам такие слова по определению знать не положено!
Химик хлюпнул носом и опустил очи долу.
– Ладно. Теперь феи. Что вы там нафеячили в лагере лесорубов? Зачем, я вас спрашиваю, вы им любовное зелье в колодец подсыпали? У них же там на двадцать километров вокруг ни одной бабы нет!!!
Огромная двухметровая фея поднялась с первого ряда и пробасила:
– Виноваты, простите, мы пьяные были...
– Что-о-о-о-о-о??? Да вы обалдели, говорить мне об этом?
– А что? Мы ж на каникулах и в неурочное время... И потом, дровосеки не в обиде... Мы с химиками договорились, они нам стирающее память зелье дали...
– Убью... – прошипел ректор и, кажется, раздулся еще больше...
– Там хорошее зелье, Вельзевул Аззариэлевич! Не переживайте, – подал голос староста химиков. – Вы в конце учебного года сами проверять изволили.
Ректор громко и тяжело задышал, стараясь не вспоминать о том, как именно он проверял это зелье.
– Черт с вами, – наконец проворчал старый черт, и химики с феями выдохнули. – Теперь зоологи. Кто подговорил ежика бегать по лесу и петь песенку Колобка? Признавайтесь сами, иначе будет хуже. Где вообще ваш староста?
– Это не ежик был, – послышалось справа.
– А кто? – опешил ректор.
– Колобок...
– А почему он матерился на весь лес, как рота королевских гвардейцев?.. Так, стоп, молчите! Я догадался! Химики, вы сколько литров этой экспериментальной бурды выгнали?
– Не переживайте, Вельзевул Аззариэлевич, больше не осталось...
– Понятно! – процедил ректор сквозь зубы. – Вопрос дисциплины в этом учебном году беру на личный контроль. И все эксперименты впредь только в лаборатории и с моего письменного разрешения!
Пауза затянулась.
– Ладно. Зоологам по практике незачет.
– Почему незачет-то? – возмутились зоологи скопом.
– Зачет поставлю, когда Колобка поймаете и объясните ему, что он не ежик. А то он уже всех ежих в волшебном лесу перепортил.
На заднем ряду громко заржали, и ректор внимательно посмотрел в ту сторону. Нарушитель вмиг забыл, из-за чего он смеялся, и очень резко задумался о смысле бытия.
– Теперь предметники. И предметницы, мать их за ногу!!!! – заорал ректор и охранник у школьных ворот на всякий случай спрятался в сторожку.
– Не выдай, – пискнула я затравленно, когда сидящий рядом со мной Веник начал подниматься. Он бросил на меня злобный взгляд и ничего не ответил.
– Где эта фея-крестная?
– Она не фея, – проворчал Веник. – Феи на другом факультете учатся.
– Кто эта идиотка, я тебя спрашиваю? И не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем речь.
Веник вздохнул и, скосив правый глаз на молитвенно сложившую руки меня, решил идти напролом.
– Я не вполне уверен, о чем именно вы сейчас говорите, Вельзевул Аззариэлевич. В моей команде пятнадцать человек, так что я немного растерян... Неужели и мы завалили практику?
Ректор пошел красными пятнами.
– Какой именно инцидент вас беспокоит? – прямо спросил Веник, надеясь, что старый черт не пойдет против личной просьбы "пострадавшего" и не станет рассказывать, что именно я натворила.
– Вениамин, – в голосе главы Школы Добра послышались ласковые нотки. – Просто назови имя.
Веник вздохнул.
– И я клянусь освободить тебя от госов
На этот раз вздохнул весь зал.
– Все госы автоматом, Вениамин. Ты меня хорошо слышишь?
Веник набрал полную грудь воздуха, и я зажмурилась.
– А давайте она сама разберется, Вельзевул Аззариэлевич, а?
От такой наглости ректор растерялся, даже как-то сдулся немного. Осуждающе посмотрел на нашего старосту.
– Смерти вы моей хотите, – махнул на нас рукой Вельзевул Аззариэлевич и вышел вон из зала.
– А что у вас случилось-то, а? – ткнула меня в спину одна из феек, когда дверь за ректором закрылась.
– Понятия не имею, – отмахнулась я, стараясь не смотреть на Веника.
Из личного дела студентки Юлианы Волчок
Сочинение на тему «Почему я хочу учиться в Школе Добра»
Мама моя Элеонора Волчок была потомственной целительницей. И когда я говорю «потомственной», я имею в виду, что целительницей была не только моя мама и бабушка, но и бабушка бабушки, и бабушка бабушки моей бабушки, и бабушка бабушки бабушки моей бабушки. А потом родилась я.
Увы, но дар целительницы во мне не отразился вообще. Абсолютно. Даже в той степени, чтобы вылечить себя саму. Максимум, что я могла сделать самостоятельно – это забинтовать порезанный палец.
Я мамин позор.
– Если бы я не знала, что ты моя дочь, – глядя на меня печальными прозрачно-голубыми глазами, частенько говорила моя родительница, – я бы подумала, что ты не от меня.
А папа трепал меня по темным волосам...
Кстати, да. Вот еще одна трагедия Элеоноры Волчок. Свою дочь рыжеволосая красавица стеснялась показать свету. Увы, не было у меня ни молочной белизны ее кожи, ни буйного медновласия, ни прозрачной голубизны горного озера в глазах, ни пухлости утренних роз на губах. Ничего этого не было. Обыкновенная я. Волосы темные, прямые и ровные, как солома. Глаза серые, ничего особенного, губы как губы. И на носу веснушки – боль моя.
Но я же не об этом, я про папу.
– Ну, подумаешь, – смеялся папа. – Не целительница! Вот увидите, она пойдет в меня...
Если кто не знает, то папа у меня потомственный универсальный маг. И когда я говорю "потомственный"... Ну, вы догадались. И дедушка, и дедушка дедушки, и дедушка дедушки моего дедушки... В общем, тот самый Иннокентий Волчок, чье имя написано в самом низу нашего семейного дерева, уже был придворным королевским магом. А потом мой папа женился на моей маме, и родилась я и пять моих талантливых братцев. Точнее, сначала пять братцев, а потом уже я.
Но я опять не об этом.
В пятнадцатый день моего рождения папа подарил мне магический кристалл. Дорогущий, красивущий – нет слов – и совершенно бесполезный, потому что в моих "золотых ручках" он на веки вечные остался обычной синей каменюкой.
Я папино разочарование.
И папа, смирившись, стал смотреть на меня... В общем, как мама, с тоской и раздражением.
Целый год до шестнадцатого моего дня рождения наш дом посещали: учитель танцев и пения, мастер виртуозной укладки волос, практикующий косметолог и еще одна странная дама, в обязанности которой входило ходить за мной повсюду и читать мне вслух сентиментальные романы.
И, да. Когда я поняла, что мама прочит мне будущее студентки в Институте имени Шамаханской царицы, я собрала чемодан и сбежала из дома.
Во-первых, я боялась, что будет, если я туда не поступлю. В смысле, боялась, что будет с мамой... И еще больше боялась того, как станет смотреть на меня папа, если я все-таки поступлю.
Смиреннейше прошу зачислить меня в Школу Добра на факультет Предметников и Предметниц.
Курс первый. Начало.
– И что будем делать с трупом?
– Не знаю... я как-то с покойниками раньше дел не имела...
– Может, в ковер завернем и вместе с ним выкинем?
– Да, а коменданту ты как пропажу объяснишь?.. Слышала, что он на заселении говорил: под личную материальную ответственность!..
В конец заинтригованная диалогом, я заглянула в комнату. Пыльное мрачное помещение cодним окном, было оснащено кривым платяным шкафом, который украшало треснутое посредине зеркало, одной трехэтажной кроватью, одним обитым зеленым плюшем стулом, одним письменным столом и одним грязно-зеленым ковром, строго по центру которого, театрально скрестив на груди тоненькие лапки, лежала одна дохлая мышь.
– Давайте так, – план созрел неожиданно, и я поспешила им поделиться. – Я избавляюсь от трупа, а вы мне за это уступите нижнюю койку.
Мои соседки вздрогнули от неожиданности и посмотрели на меня с укоризной. Я же склонилась над маленьким тельцем и, брезгливо сморщившись, попыталась взять труп за хвост. Труп пискнул, приоткрыл глаза, трогательно дернул смешным носиком и писклявым голосом произнес:
– Умоляю! Глоток воды!
Маленькие черные бусинки закатились, поэтому мышонок не мог видеть, как на грязный ковер рядом с ним рухнуло большое женское тело в лице одной из моих бывших соседок. Нет, конкретно в тот момент я еще не знала, что именно эта соседка станет бывшей. Об этом мы со второй моей соседкой узнали, когда первая очнулась от обморока.
– Вы как хотите, – заявила она с бледным видом, – а я, кажется, передумала здесь учиться...
И я даже проблеяла что-то утешительное, пока макала мышонка серой мордочкой в блюдце с водой. Но несчастная, рассмотрев, чем я занимаюсь, побледнела еще больше и, спотыкаясь на высоких каблуках, выскочила в коридор.
– В Шамаханскую до восьмого числа документы принимают! – на всякий случай крикнула ей в спину и вернулась к своему пациенту.
– И как же тебя зовут? – спросила я у вновь очнувшегося мышонка и испуганно вздрогнула, когда за спиной раздалось:
– Аврора Могила!
– Ты серьезно? –я вытаращилась на свою соседку, а мыш ткнулся мордочкой в мои пальцы и проворчал:
– Не отвлекайся, пожалуйста, я тут, вроде как, умираю...
Глянула с удивлением на маленького симулянта. Тот почесал задней лапкой ушко и произнес:
– Мне бы хлебушка, а лучше сыра...
Мы с Авророй переглянулись и рассмеялись.
– А звать-то тебя все-таки как? – поинтересовалась я у нашего нового соседа. Тот протяжно вздохнул, трагично прикрыл лапкой глаза и простонал:
– Выпиздох...
Аврора густо покраснела, а я закашлялась.
– Это что за имя такое странное?
– Научно-экспериментальное, – вздохнул мышонок. – Означает "ВЫше Поднимай Исследовательское Знамя ДОбрых Химиков"... Я раньше у химиков жил... Они на мне опыты ставили...
И в глаза мне посмотрел так жалобно-жалобно, и добавил:
– Не отдавайте меня им, пожалуйста... я не хочу больше пить! – и вздрогнул всем маленьким тельцем, а потом под кривой шкаф метнулся со скоростью ветра, когда в приоткрытую дверь из коридора долетел голос:
– И тут что-то тихо... Ни тебе визгу, ни мне писку... Был бы здесь, мы бы уже услышали... Мистер, ты не перепутал? Первокурсниц точно на этот этаж заселили?
– На этот... кстати!
В нашу незапертую дверь стукнули для проформы, и на пороге нарисовались две мужские фигуры. Одна из них окинула меня взглядом пустым и Аврору заинтересованным, а потом произнесла:
– Через пятнадцать минут в холле общее собрание. Быть обязательно! – и вышел.
– Ни тебе здрасьти, ни мне до свидания... – пробормотала я в удаляющуюся спину.
Спина замерла на секунду и произнесла:
– Ты это слышал? Вообще малявки оборзели, – а потом ушла, так и не обернувшись.
Пока Аврора надежно закрывала за ушедшими дверь, я полезла под шкаф:
– Эй, ты, неприличный! Вылезай, они уже ушли.
– Я очень приличный, – послышалось обиженное из-под шкафа. – Невезучий только.
И мыш показался.
– Не плачь, – я улыбнулась и почесала маленькую серую спинку указательным пальцем. – С нами не пропадешь.
– А не выдадите? – засомневался Выпи... в общем, мыш засомневался.
– Да я вообще Могила! – Аврора воинственно постучала себя по груди. – Но 'выше поднимай исследовательское знамя добрых химиков' – это не имя, это издевательство какое-то...
– Тем более, ты у предметников теперь живешь... – задумчиво пробормотала я, прокручивая в голове несколько вариантов.
– Как тебе Вепрь?
– Почему Вепрь?
– Вперед, предметники! – и я вскинула вверх сжатую в кулак руку.
– 'Вперед, предметники!' – это Впепрь, – разумно заметила Аврора, а мыш закашлялся и пропищал:
– Нет-нет! Пусть лучше будет Вепрь!! И вообще, вам на собрание пора.
Окинув напоследок заросшую до потолка грязью комнату, мы с Могилой вышли в коридор. А там, у дальней стены, засунув половину туловища в камин, стояла уже знакомая нам ... пусть будет, спина... и ласковым голосом уговаривала:
– Ну, хватит прятаться, вылезай! Тебе там печенья купили, овсяного...
И ведь мы уже почти прошли мимо, оставалось сделать только два шага до поворота на лестницу, когда я все-таки не выдержала и громким шепотом поделилась с подругой наблюдениями:
– Какая прелесть! И в наше просвещенное время есть люди, верящие в Санта-Клауса.
Спина замерла, чертыхнулась и медленно начала выбираться из камина. И была эта спина пугающе зла и огромна.
– «Чудище ужасное обернулось к красавице и, разинув беззубую пасть, зарычало...» – упаднически процитировала Аврора известную страшную сказку, и мы со всех ног бросились к лестнице, путаясь в юбках и хохоча при этом.
Внизу собралось много народу, кто-то еще был в домашнем, но многие уже надели формы своих факультетов. Мы бы тоже, наверное, переоделись, если бы с Вепрем возиться не пришлось.
– Надо еды для соседа раздобыть, – вспомнила я, и мы рванули к столикам с угощениями, которые надежно оккупировали старшекурсники. Они с легким чувством превосходства на лицах косились на неловких новичков и время от времени отпускали ехидные фразочки, порождая очаги хохота.
– Не смотри!!!!! – вдруг зашептала мне прямо в ухо Аврора, и я, конечно же, посмотрела туда, куда был устремлен ее горящий взгляд.
На пороге зала стоял старшекурсник. В черной форме предметников, высокий, подтянутый, китель небрежно накинут на плечи, не до конца застегнутая рубашка притягивает взгляд к ямке между ключицами. Резким движением он отбросил темную челку с глаз и недовольным взглядом окинул собравшихся.
– Это кто, сын Темного Бога? – поинтересовалась я искренне, а Аврора только хмыкнула. И главное, лицо у нее при этом было такое... Мол, какой там сын Бога, бери выше...
– Ты не знаешь? Это же...
– Кто здесь Юлиана Волчок? – презрительно скривив губы, спросил этот таинственный, чье инкогнито Аврора не успела мне открыть.
– Тут!!! – закричала моя соседка и замахала руками, привлекая к нам всеобщее внимание.
– Ты? – парень посмотрел на девушку, кивнул и решительно произнес:
– В ад!!!
Аврора пискнула и плюхнулась на диванчик.
– Ик...
– Вообще-то, это я Волчок, – уточнила я. А неизвестный, не обращая на Аврору никакого внимания, только плечами пожал и повторил:
– Отлично. В ад. Тебя проводить?
Сначала я подумала: "Туда еще и провожают?" А потом расстроилась: "За что?"
– Ну, проводить... – тут я кивнула, и к растерянности и испугу присоединился восторг. Что уж врать, как тут без восторга? Да меня никто кроме одного из старших братцев не провожал никогда и никуда. А тут сразу та-а-акой парень. Так что следующей мыслью после "За что?" было "Надеюсь, что до ада далеко". Плечи расправила, голову подняла и иду такая, гордой походкой, равнодушная к перекрестному огню любопытных взглядов.
А сын Темного Бога стоит на пороге, губы в ухмылочке кривит и смотрит на меня. Капец, как мне повезло!!! И главное, не один же он смотрит, все таращатся, думают, наверное, за что это ее в ад вот так сразу, не дожидаясь экзаменов. Вон и давешний поклонник Санты к общему собранию присоединился. Так что к выходу я подошла вся такая гордая и равнодушная, но на полусогнутых, да.
– А как же общее собрание? – в последний момент мне как-то вдруг расхотелось в ад.
– А, ерунда! Ничего важного, тебе твоя соседка потом обо всем расскажет.
И это была хорошая новость. Ну, это я про то, что после ада еще будет "потом". Настроение резко улучшилось, и мы вышли из общежития.
– Тебя как зовут? – я решила быть вежливой и дружелюбной, а он посмотрел на меня удивленно. И, я бы даже сказала, слегка шокированно.
– Александр?
– Ты у меня спрашиваешь? – нет, ну просто интонация была вопросительная.
– Не спрашиваю, – он вдруг разозлился почему-то.
– М-гу, – мы шли по тротуару абсолютно пустого студенческого городка. Ага, правильно, все-то на общем собрании.
– Моего старшего брата тоже Александром зовут, – зачем-то сообщила я.
А мой провожатый только нахмурился еще больше и проворчал:
– Шире шаг!
Зануда.
И вот только я вошла в ритм, и даже почти уже стала успевать за действительно широким шагом старшекурсника, как тот вдруг остановился. Нет, не так. Он вдруг ОСТАНОВИЛСЯ. Завис. Превратился в статую себе прекрасному. А потом медленно поворачивается в мою сторону и осторожненько так спрашивает:
– Твоего брата зовут Александр Волчок?
– В логике тебе не откажешь, – и вздыхаю тяжело.
– Тот самый Александр Волчок????
Началось.
– Тот самый... Слушай, а давай уже ты лучше проводишь меня в ад, а?
Нет, правда, что не так с этим миром, если уже даже та-а-акие мужчины реагируют на имя моего самого старшего братца ровно так же, как и все мои подруги по девичьему клубу.
Он посмотрел на меня задумчиво, затем почему-то застегнул сначала рубашку, потом китель. И даже про ремешок на воротнике не забыл. Потом вдруг вытянулся в струну, щелкнул каблуками, наклонил лохматую голову и произнес:
– Разрешите представиться, Александр Виног!
– Счастлива-счастлива... – пробубнила я ворчливо и даже кривой реверанс сделала, а потом мстительно добавила:
– Но предупреждаю сразу, брат с меня слово взял: я его со своими подругами не знакомлю.
– Что? – и зачем-то назад китель расстегнул и даже рукава закатал.
– Я говорю...
– Я слышал, что ты сказала! – злобно так рявкнул. И добавил, глаза сощурив:
– Я. Не. Твоя. Подружка.
– М-м-м-м... – киваю согласно и грустно. – Твоя правда. Как ты можешь быть моей подружкой? Мы с тобой вообще только что познакомились, Александр Как Тебя Там...
– Виног!!!! Ты издеваешься?
– Прости. И спасибо. Теперь я точно запомню, – сказала я абсолютно искренне, а Александр зарычал совершенно невоспитанно. И еще, кажется, добавил что-то сквозь зубы, тоже не совсем приличное. Но тут я увидела огромную деревянную дверь, над которой висела табличка "АД", и воскликнула радостно:
– Ну, наконец-то дошли!!! Вижу ад!!! – и еще старшекурснику улыбнулась преданно. – Спасибо за компанию, мне было очень приятно.
И сбежала в обитель грешных душ.
Приемная ада выглядела как обычная приемная. С массивным столом, кожаными креслами и секретаршей, прижавшей ухо к смежной двери. Я помялась секунду-другую на пороге, переступая с ноги на ногу. Потом вздохнула демонстративно громко – никакой реакции.
– А почему на двери написано "АД"? – устав ждать, наконец, спросила я. – Почему не "Администрация"?
– Потому что это не администрация, – не отрывая ухо от двери, ответила секретарша. – Это... А ты почему не на общем собрании?
Она выпрямилась и смотрела на меня теперь с легкой досадой и злостью.
– Мне велели явиться в ад, – я пожала плечами и повторила свой вопрос.
– Администрация и дирекция, сокращенно "АД"... – женщину просто разрывало от желания вернуться к подслушиванию и невозможностью сделать это в моем присутствии. И это меня напрягало. И не только это, если честно, еще больше тревожило мечтательное выражение глаз работницы АДа. А еще где-то под сердцем появилось гаденькое такое предчувствие, словно за дверью, которая так манит секретаршу, меня ждут очень-очень большие неприятности.
– Значит, велели явиться? – женщина решила-таки внутренний спор в пользу рабочих обязанностей и, отлипнув от двери, двинулась к своему столу, – фамилия?
И бумажками деловито зашуршала.
– Моя – Волчок. А ваша?
– А мою тебе знать неза... Ах!
Еще одна жертва обаяния одного из моих братцев, не иначе.
– Юлианочка!
Сомнения развеялись в один миг.
– Скажи, а вот твой...
– Так кто меня вызывал-то? – перебила я просто бессовестно и еще нахмурилась демонстративно. Как мама учила, мол, недосуг мне с разным плебсом тут общаться.
Секретарша губы поджала и, не меняя количество сахара в голосе, ответила:
– Так директор тебя ждет, – и вздохнула томно-томно, глазки закатила и добавила с придыханием, разбивая на корню мои мысли о ее влюбленности в местного правителя:
– Посетитель у тебя.
И я втянула воздух обреченно, хоть подышать свободой напоследок, понимая, что ни мама, ни папа не могли вызвать у женщины такую нездоровую заинтересованность моей скромной персоной. Опустила голову низко и, открыв двери в директорскую обитель, мрачно выдохнула:
– Александр?..
Он подскочил на месте, взволнованный и прекрасный, хотя и слегка растрепанный, бросился ко мне бегом и сжал в крепких объятиях.
– Маленькая! – выдохнул почти шепотом. – Во имя всех святых, ты представляешь себе, как мы волновались?
Смотрю на него несчастными глазами.
– Почему ты не сказала никому ни слова? Что мы должны были подумать, когда ты просто исчезла?
– Если бы я сказала, вы бы мне не дали уйти, – искренне возмущаюсь. И еще смущаюсь, потому что в комнате, кроме нас двоих есть же еще один человек. Брату на него бровями указываю, мол, не перед посторонними. А он только шеей нетерпеливо дергает и совсем уже позорно продолжает:
– Принцесса!
О, нет!!! Только не это! Кошусь в сторону своего директора и извиняющуюся рожицу корчу.
– Ты представляешь, что было с папой, когда он узнал, что ты сбежала?
– Ругался?
– Да ему плохо стало! – заорал Александр. Громко так заорал, даже стекла в окнах звякнули ненавязчиво. – Хорошо мама дома была, смогла вытащить...
Понуро ковыряю правой ногой угол директорского ковра.
– А мама? Ты думала о маме?
Вот мне интересно, почему никто не спросит, что я думала о себе?
– Ты знаешь, что случилось с мамой, когда она узнала, КУДА ты поступила, – молчу, как рыба, а начальство мое кашляет недовольно, в смысле, не мое начальство, а руководство школы, конечно.
Александр на постороннее покашливание внимания не обращает и продолжает:
– Как ты думаешь, мама будет говорить своим подругам, где учится ее единственная дочь? Что она скажет при дворе?
По-прежнему молчу и лишь плечами пожимаю.
– Она неделю не выходит из спальни...
Тут снова кашляет директор. Не иначе простыл, не молодой уже. Вон виски целиком седые.
– Короче, маленькая, иди за вещами, мы возвращаемся домой!
А я все еще молчу и смотрю на него затравленно. Александр, он такой. Он же схватит меня сейчас за шиворот и утащит силой. И все. Прощай, свобода, жизнь и гордость. Здравствуй, Шамаханская царица...
– Боюсь, дорогой друг, вы плохо слушали меня, когда я вам зачитывал устав нашей школы, – неожиданно проговорил директор и пальцами так грозно по столу пробарабанил.
– Прошу меня простить, Вельзевул Аззариэлевич, но я вообще не слушал, – отмахнулся Александр. – Единственное, о чем я мог думать в тот момент – это моя сестра.
– Я так и понял, – Вельзевул Аззариэлевич кивнул, – только это вас и извиняет. Поэтому повторяю один из основных пунктов нашей конституции: "Мы не выдаем своих".
Александр посмотрел на директора так... вот если бы он на меня так посмотрел, я бы сразу молча встала, прошла бы через весь кабинет и встала в угол, а директор только плечом дернул. Силен мужик!
– И это должно меня волновать?
– Если ваша сестра не хочет оставлять нашу школу, – и взгляд в меня вопросительный бросил, а я только закивала истово, – то, боюсь, вы не можете ее забрать.
– Вы серьезно?
– Более чем.
И тут я с ужасом наблюдаю за тем, как темнеет лицо моего самого старшего брата, как наливаются кровью глаза, теряя свою зелень, как руки сжимаются в кулаки, а плечи, наоборот, становятся шире; и запоздало вспоминаю, что популярен Волчок-юниор не только из-за внешности выразительной, а в первую очередь, из-за своих гладиаторских подвигов.
– Сандро! – я хочу подскочить к брату, закрыть руками ему глаза, согласиться на все, на все, только чтобы он не... но Вельзевул Аззариэлевич останавливает меня властным жестом и произносит:
– С сожалением вынужден сообщить, Александр, что ваша виза неожиданно утратила свою актуальность. Покиньте немедленно территорию нашего государства.
Громкий хлопок – и мы с директором одни в его кабинете. Моргаю недоверчиво и воздух ртом хватаю, испуганно и жадно.
– А Александр, он...
– За воротами. Можешь сходить и убедиться.
– Капец нам всем, – без сил падаю в кресло. – Что теперь будет?
Вельзевул Аззариэлевич спокойно, в отличие от меня, опускается на сидение и, заложив руки за голову, жмурится, словно довольный кот, и улыбается.
– Ты совершенно точно хочешь учиться у нас?
Киваю.
– Но ты же знаешь, наверное, что все это действительно тяжело. И учеба, и работа дальнейшая?
Снова киваю.
– И тебя не пугает то, что друзья твоей семьи, скорее всего, будут брезгливо морщиться, когда вы будете встречаться при дворе? – он смотрит на меня недоверчиво, а я, а что я... они и без того так на меня смотрят, что хуже уже не может и быть.
– Из-за того, что я типа обслуга?
– Типа... Ты хорошая девочка, – директор неожиданно хлопает в ладоши, а потом потирает ими так, я бы сказала, злорадно. – Возьми у Ирэны документы, мы тебе выдадим временное политическое убежище. До совершеннолетия. И никто не сможет забрать тебя отсюда силой. А там сама решишь, хочешь ли ты получить школьное гражданство.
Обалдеть!!!
Школьное гражданство? Да об этом гражданстве во всем мире легенды ходят!!! Выхожу из кабинета директора со слегка пришибленным видом. А тут Ирэна за столом сидит и уже подготовленные бумаги мне протягивает.
– Можно было бы и повежливее с братом-то... – губы поджимает и смотрит на меня укоризненно.
– Интересно, а Вельзевул Аззариэлевич в курсе того, что у вас слух такой замечательный? – интересуюсь, вежливо наклонив голову к левому плечу.
Она испуганно стрельнула глазами на не до конца прикрытую дверь в директорскую обитель и зашипела на меня:
– Чего ты орешь?? Иди документы заполняй... Недоразумение.
– Почему недоразумение-то?
Бумаг целая кипа и я растерянно перебираю их, не зная с чего начать.
– Мы четыре года назад уже дали одно политическое убежище... Ой, что опять начнется... – она зажмурилась и почесала нос.
– А что начнется? – я активно начала рисовать крестики в вопроснике, не переставая внимательно слушать.
– Ирэна, зайди ко мне! – донеслось из-за двери, и секретарша умчалась, оставив меня с сомнениями наедине.
Сначала я просто заполняла анкету, потом начала переживать, потом вспомнила про Александра и хотела бежать к школьным воротам. А потом мне попался Устав Школы Добра, который я должна была прочитать, подписать и выучить наизусть. Не прямо сейчас, а в принципе.
Десять заповедей, или Устав Школы Добра
1. Школа Добра, в дальнейшем ШД, была основана Любомиром Первым в году 536 от Разделения Миров с целью объединения в одном месте всех направлений магического обслуживания для увеличения качества обучения и синтеза между различными сферами.
2. ШД является учебным заведением и государством, поэтому на время обучения студенты приравниваются в правах и обязанностях к гражданам этой страны.
3. На территории каждого государства в Разделенных Мирах, если оно пожелает, может быть открыто консульство либо представительство ШД.
4. Гражданами ШД являются учителя, администрация, студенты, обслуживающий персонал и свободные от учебы люди.
5. ШД – школа по обучению обслуживающего магического персонала. Обучение ведется по пяти направлениям: Химики, Ботаники, Зоологи, Предметники и Феи. В Школу Добра может поступить любой, но это не означает, что у каждого хватит сил окончить все пять курсов.
6. Студенты Школы Добра сами зарабатывают себе на жизнь, обеспечивают комфорт проживания и учебного процесса, а также выплачивают стипендию преподавателям и зарплату старостам факультетов. Любой, кто не хочет работать на благо ШД и не умеет или не хочет учиться, вправе в любой момент покинуть ШД и, тем самым, автоматически лишиться гражданства и годовой визы.
7. Права граждан ШД. У каждого гражданина ШД есть право на учебу, а также на участие в культурной, политической и социальной жизни страны.
8. Обязанности граждан ШД. Гражданин обязан служить на благо школы и защищать ее интересы за пределами страны, соблюдать законы ШД, а также не нарушать правил проживания в студенческом общежитии, с которыми каждый учащийся обязан ознакомиться не позднее первого дня каждого нового учебного года.
9. Директор ШД является главой школы и государства. В его же руках находится судебная власть. Только он вправе наказывать студентов, а также других граждан Школы. Высшая мера наказания – исключение из школы и лишение гражданства. Законодательная власть принадлежит администрации школы, а также студенческому совету, выборы в который проводятся каждый год в первый вторник нового учебного года. Исполнительная власть остается за старостами факультетов, помощниками старост и дежурными по общежитию.
