Текст книги "Не было печали...(СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
– Память Вас не подводит. Павлу, как и его самому старшему брату Дмитрию, досталась внешность Ливенов. Остальные пошли в мать, как тот брат, который опорочил честь княжеской фамилии.
– А Павел? Как у него дела?
– О, он сделал прекрасную военную карьеру.
– Рад за него.
– Александр Францевич, а каким Вам запомнился князь? Мне было бы интересно узнать, какое впечатление он на Вас произвел, ведь я с ним не был знаком. Я узнал о том, что я его сын, только после его смерти.
– Яков Платонович, я видел его всего два раза. Когда меня представили ему и когда я отчитался перед ним, что мальчик поправился. Внешности его я, к сожалению, уже не помню. Но как человек он произвел приятное впечатление. Он не стал делать проблемы из того, что его родственника будет лечить молодой неизвестный врач. Был вежлив, тактичен, сказал, что при необходимости я могу обращаться прямо к нему без всякого стеснения. Потом поблагодарил и дал щедрое вознаграждение за то, что я успешно вылечил мальчика. Но он казался печальным, как будто у него на душе было неспокойно, словно в нем не было радости жизни. В первый раз я посчитал, что он беспокоился за здоровье ребенка, а во второй – что, по-видимому, у него просто такая натура. Что он по жизни предавался меланхолии. Он не выглядел счастливым человеком.
– А он им и не был. С того времени, как ему пришлось расстаться с моей матерью, которую он любил. Ему не позволили на ней жениться, а ее выдали за другого. Думаю, радость жизни к нему вернулась, когда у него появился законный наследник, который стал ему утешением на старости лет.
– А Вы, значит, его побочный сын от любимой женщины, с которой ему не суждено было вступить в законный брак?
– Да, как выяснилось… Вас не смущает, что я…
– Господь с Вами, Яков Платонович. Неужели Вы думаете, что за всю мою врачебную практику Вы оказались единственным, у кого на самом деле другой отец? Я точно могу сказать, что в нескольких семьях, что я в свое время знавал, дети были совсем не от мужей.
– И что же, эти мужья догадывались, что дети не от них?
– Полагаю, что кто-то не просто догадывался, а знал наверняка.
– И как отцы относились к таким детям?
– Знаете, я припоминаю только один случай, когда отец открыто ненавидел ребенка. Все остальные, по-видимому, с этим смирились и не выделяли нагулянного среди своих кровных. Яков Платонович, это ведь вопрос не из праздного любопытства?
– Не из праздного. Но я не готов об этом говорить. Мне пока будет более чем достаточно разговоров на тему моего незаконного родства с Ливенами. Но Вы – один из немногих людей, с кем, возможно, я бы мог это потом обсудить.
– Да, Вы правы, разговоров будет предостаточно. Вам еще не досталось от местных злыдней?
Штольман решил не рассказывать, что он уже был заочно оскорблен пьяным офицером. Кто знает, может, этот слух и не дойдет до доктора.
– Ну вчера мало кто слышал новости обо мне, слухи только начали расходиться. Не знаю, что будет сегодня, после статьи… Я с утра еще не выходил из кабинета. Пойти что ли в ресторацию выпить кофе? – усмехнулся он.
– Да Вы с газетой туда пойдите и разверните на той странице, где статья о Вас, – покачал головой доктор Милц.
– Нет, я ее лучше вслух зачитаю. А потом отвечу на все вопросы… – с сарказмом сказал Яков Платонович. – Александр Францевич, от молвы ведь не спрятаться, все равно будут кости перемывать…
– Вместо ресторации Вы лучше сходите домой, расскажите Анне Викторовна о статье, – посоветовал доктор. – Ее ведь тоже в покое не оставят.
Как ему самому не пришло в голову очевидное? Увидев публикацию, он должен был немедленно сказать об этом Анне, пусть бы он и пришел в участок на несколько минут позднее. Он же пробежал глазами статью, подумал о ней несколько мгновений и, как только переступил порог кабинета, зарылся в текущих делах – пока к нему не пришел доктор.
– Этого я и боюсь. Что выпады будут не только в мою сторону, но и в сторону Анны.
– Анна Викторовна – человек сильный, как и Вы, Яков Платонович. Вместе Вы справитесь. Да и многие люди будут на Вашей стороне.
По пути Штольман отправил короткую телеграмму Павлу. Он посчитал, что Павел был в праве знать, что тайна происхождения его племянника больше не является таковой.
========== Часть 12 ==========
После почты Яков Платонович пошел прямо домой. С горьким известием о том, что у них с Анной вскоре будут непростые времена.
Но для Анны статья уже не была новостью, у них дома был Виктор Иванович, который и принес ей газету. Штольману стало не по себе, что Анна узнала о статье от кого-то другого, пусть даже от отца. Он должен был сказать об этом Анне первый. А теперь получалось, что он откладывал, пока кто-то другой не станет дурным вестником.
– Яков! Про тебя Ребушинский написал в «Затонском телеграфе»…
– Аня, я знаю, поэтому и пришел домой – рассказать тебе. Извини, у меня не было возможности прийти раньше, – солгал он, отчего ему стало противно. – Сначала было много дел, а потом зашел доктор Милц, он тоже купил газету и хотел узнать, сколько там правды…
– Александр Францевич? Надеюсь, он был к тебе… снисходителен… – Анна не могла подобрать подходящего слова.
– Анюта, ну доктор Милц же разумный человек, – вступил в разговор Виктор Миронов. – Он прекрасно знает Якова Платоновича, чтоб изменить о нем мнение из-за подобных новостей…
– Виктор Иванович, Вы правы. Ничего в его отношении ко мне не изменилось. Но ему хотелось узнать, действительно ли я из Ливенов. Оказалось, живя по молодости в Петербурге, он даже сталкивался с Ливенами. Видел неоднократно второго брата Дмитрия и даже лечил Павла, когда он был подростком, ну и встречался по этому поводу пару раз с Дмитрием Александровичем.
– Как тесен мир… Яков, и он хорошо помнит Дмитрия?
– Нет, Аня, это же было очень давно, да и видел он князя всего ничего… Но помнит, что тот был грустным…
– Как жаль…
– А с чего ему было радоваться, если у него семья была только в мечтах? – показал проницательный Миронов на стоявший на пианино портрет Ливена с несостоявшейся семьей.
– Да, думаю, именно это и было причиной его печали, – согласился Штольман.
– А теперь придется горевать вам и нам с Машей… После этой статьи Вам, Яков Платонович, некоторые прохода не дадут. Хотя, конечно, будут такие люди как доктор Милц, которые встанут на Вашу сторону. Дай всем нам Бог сил выстоять в этой ситуации… А то ведь неизвестно, до чего люди могут дойти…
Через несколько дней Штольман стал своеобразным яблоком раздора в Затонске. Город почти что раскололся на два лагеря. Одни люди отнеслись к ситуации спокойно – чего в жизни не бывает? Штольман – не первый и не последний, кто родился от титулованного отца, не венчанного с его матерью. Некоторые – даже с определенной долей гордости, что у них в городе появился член княжеской фамилии. Ну не князь, что поделать, но все же. Яков Платонович был даже раза два-три назван Ваше Сиятельство, хотя таким и не являлся. Первый раз он пытался объяснить, что он не имеет на это права, но потом махнул на это рукой. Попробуй объясни это приказчику в лавке. Для такого сын князя – князь, неважно, как он родился. Сиятельство так Сиятельство. По крайней мере, люди называли его так по причине своих заблуждений, а не из желания поиздеваться. Или уколоть. Как сделал это однажды его тесть после их размолвки.
Другие считали позором, что в таком приличном городе как Затонск в полицейском участке в начальстве был человек со скандальным происхождением и даже приходили делегацией к Трегубову, чтоб Штольмана перевели куда-нибудь подальше от Затонска. Приходили дважды, в разном составе. Что если у него не только постыдное происхождение, сомнительная репутация как у мужчины, но и как полицейский он не безгрешен? От такого всего можно ожидать.
Один задержанный, подозревавшийся в краже драгоценностей из дома купца, отказался давать Штольману показания, прямо заявив, что хоть он, возможно, и вор, он не собирается разговаривать с фараоном, которого мать принесла в подоле… Штольман тогда стиснул зубы, а вот Коробейников рассердился не на шутку. Сказал, что если он не возьмет свои слова обратно и не извинится, он получит по полной за оскорбление полицейского чина при исполнении – помимо обвинения в краже.
В городе произошло еще две драки, связанных с новостями о Штольмане. В первом случае пьяные просто подрались, выясняя свою правоту насчет сплетен о чине из полиции. Во втором – один горожанин, услышав похабные слова о Штольмане, которого знал лично, не задумываясь врезал кулаком по лицу его обидчику.
Слухи, дошедшие до Штольмана, были следующими. Мать Штольмана была содержанкой князя, от него она и затяжелела. Незаконный сынок был весь в папашу, такой же распутник… У него самого внебрачные дети были раскиданы по всей Империи, от Польши до Сибири, а в Петербурге так он и вовсе значительно увеличил количество населения. Бастарды были прижиты им с женщинами, начиная благородными дамами и заканчивая публичными девками… Правда, никому в заведении маман, постоянным клиентом которого он был, потомства он не оставил… Первую свою невесту Штольман свел в могилу, разбив ей сердце, так как, будучи помолвленным, открыто сожительствовал с той мамзелькой, которая потом приехала за ним в Затонск, с фифой фрейлиной… Дочку адвоката Миронова он совратил еще прошлым летом, а то и раньше. Поэтому бедняжка и не смогла выйти замуж за князя Разумовского. Князь вызвал похотливого столичного хлыща на очередную дуэль. И был подозрительно вовремя кем-то убит. И тогда уже адвокат пригрозил ему дуэлью, если он не женится на его дочери. А, может, он так и не женился, а жил с ней во грехе, свадьбы-то ведь никто не видел…
Изо всего потока гнусностей только одна сплетня в какой-то мере соответствовала действительности. Что он соблазнил дочь адвоката. И то он женился на ней и женился по любви, а не под угрозой Миронова лишить его жизни на дуэли…
Ему было очень неприятно, что люди судачили о его матери, но он этого ожидал, если женщина родила не от мужа, а от другого, то пересуды будут непременно… Внебрачные дети, правда, не в таком количестве, как ему приписывали – не такое уж редкое явление для мужчины, имеющего репутацию волокиты как у него, так что грех обижаться на подобную выдумку, как и на ту, что он был клиентом борделя… И ему было совершенно безразлично, что за слухи ходили о нем и Нежинской, даже если в них еще и фигурировала какая-то мифическая невеста…
Больше всего его задела сплетня о том, что он как подлец обошелся с Анной. Именно потому, что она касалась Анны, его Анны. Он совратил Анну прошлым летом, а то и раньше?? Да если бы он задался целью, он мог бы воспользоваться моментом уже тогда, когда она потянулась к нему своим первым девичьим поцелуем, а он поцеловал ее в ответ… Он мог бы позволить себе немного больше… А со временем не совратить, конечно, но зайти гораздо дальше невинных поцелуев… целовать и ласкать ее как любовник… Как любовник? Эка, Яков, куда тебя занесло… Как любовник??! Неужели некоторые люди действительно думали, что они с Анной уже давно были любовниками?? Для этого, вроде как, не было повода… Не было повода?? Яков, да будь честен хоть с самим собой. Поводов для подобных подозрений у людей было более чем достаточно. Прогулки вдвоем, когда он держал руку Анны в своей, а она была даже без перчаток… Когда он целовал и ласкал ей руку, и ему было все равно, был ли кто-то рядом… Когда он утешал Анну, обнимая ее и вытирая ей слёзы… Когда Анна обнимала его в участке… Или колотила своими кулачками по его груди… Когда он приревновал ее к Буссе в конце концов. Какому мужчине есть дело, с каким другим мужчиной проводит ночи женщина, если только это не его женщина. ЕГО женщина… Бог ты мой, для людей, которые проходили мимо и лицезрели эту сцену, он мог выглядеть как старый любовник или даже муж, который приревновал свою женщину к молодому любовнику… А ревность Анны, когда в ответ на его реплику, что всем было бы лучше, если бы она уехала в Петербург, она вспылила и ляпнула про его утехи с Нежинской. Подобные выпады были возможны только в случае, если он был ее мужчиной, ее любовником… Вроде бы никого поблизости не было, но теперь он уже не был уверен, что никто не слышал этой ссоры… Да, его видели с Нежинской. Но кто запретит мужчине иметь двух любовниц? Вон у здешнего купца их был целый хоровод… То, о чем он мечтал многие месяцы – чтоб Анна стала его женщиной, некоторым людям, по-видимому, тогда казалось уже давно сбывшимся событием…
Штольман держал все в себе несколько дней, он не хотел просвещать Анну насчет слухов, жалея ее, но чувствовал, что был уже на грани. Он мог сорваться и наделать глупостей… Или мог открыть ей хотя бы часть того, что лежало тяжелым камнем у него на душе. Ему казалось, что он уже больше не в состоянии нести этот груз в одиночку. Да, он был сильным человеком. Сильным в отношении очень многих вещей, но, как оказалось, не всех. И поэтому в один из вечеров на вопрос жены, о чем он задумался, он уже не смог смолчать:
– Аннушка, про нас с тобой ходят слухи… дурные слухи…
– Про то, что мы с тобой стали любовниками задолго до свадьбы?
– Ты знаешь?? – удивился Яков Платонович.
– Знаю… Но ведь это было бы недалеко от правды… Если бы ты позволил… Яша, я хотела твоих поцелуев… жаждала твоих ласк… мечтала, чтоб между нами было хотя бы это… если невозможно большее… – Анна покраснела от своего признания.
– Аня?? И ты думаешь, что я бы смог долго продержаться, если бы мог целовать и ласкать тебя? Позволил тебе ласкать себя? После скольки раз я бы окончательно потерял голову и произошло то, что было в гостинице? Или это случилось бы в самый первый раз? Аннушка, я не только люблю, но и уважаю тебя. Ты знаешь, что я не мог тогда жениться – из-за своей службы. А стать только любовниками, даже если мы оба хотели принадлежать друг другу, это не то, чего бы я хотел с любимой женщиной, которую ждал всю жизнь… Аня – ты не легкомысленная кокетка, не падшая женщина, чтоб я спокойно отнесся к тому, что о тебе говорят подобное!.. Анна, а позволь спросить, как до тебя дошли эти сплетни? Только не говори мне, что кто-то посмел сказать тебе это в лицо!
– Ну как тебе сказать…
– Анна!! Кто это был?? И что именно сказал?? – выражение лица Штольмана не предвещало ничего хорошего.
– Да какая разница…
– Нет, разница есть! Мне почти все равно, что люди могут думать по этому поводу. Но я не собираюсь оставлять это безнаказанным, если у кого-то хватает наглости говорить тебе об этом!
– И что ты собираешься сделать, если я скажу?
– Сначала выбью из него душу, а потом притащу его за шкирку, заставлю встать перед тобой на колени и просить прощения! – в запале сказал Яков Платонович. Почему-то ему не пришло в голову, что такое мог бы сказать человек, которого можно было бы вызвать на дуэль.
– Слава Богу, с женщиной ты так вести себя не позволишь…
– С женщиной?? Анна, тебе сказала подобное женщина??
– Ну, она сказала это не прямо мне. А в моем присутствии другой даме. Что разве стоит удивляться твоему поведению, если у мужчин твоей семьи это в крови – заводить шашни с девицами. Ладно ты хоть не наградил меня байстрюком, как твой отец твою мать…
– Что??? И я только сейчас узнаю об этом??
– Яков, а что бы изменилось, скажи я это тебе парой дней раньше?
– Ну в общем-то ничего… Если иметь ввиду, что я действительно не могу ничего поделать…
– Я вот тоже ничего не сделала. Нет, сделала вид, что не слышала, хоть это и было сказано громко, специально для меня. А ведь могла бесстыднице глаза выцарапать. Или притвориться, что могу на нее наслать порчу…
– Аня, я не представляю, что бы ты могла кому-то выцарапать глаза. Это не в твоем характере.
– Думаю, за тебя могла бы, – мрачно сказала Анна.
– А что там про наслать порчу?
– А что? Ходили же раньше про меня слухи, что я ведьма…
– Аня, насчет слухов. До тебя, наверняка, доходили и другие слухи обо мне… Ты ведь просто не хочешь меня расстраивать лишний раз… Разве я не прав?
– Но ведь и ты молчишь как рыба… Все в себе держишь…
– А что, я должен был тебе рассказать, что, по мнению некоторых, я осчастливил незаконным ребенком чуть ли не каждую женщину, с кем когда-то был близок? – вспыхнул Штольман. – Это уж точно не то, что ты была бы рада услышать…
– Ну по крайней мере их ты осчастливил. Потратил на них свою мужскую силу, которой не досталось мне…
– Что?? – закашлялся Яков. – То есть я так поистаскался, что теперь не в состоянии быть мужчиной со своей женой??
– Ну примерно…
– Однако… Вот таких слухов до меня не доходило. Вот ведь у людей какая бурная фантазия – от распутника, который бросается чуть ли не на любую женщину, до никчемного мужа молодой жены… Не знаю, что и лучше…
– Ну, наверное, лучше муж, бросающийся на молодую жену, – хихикнула Анна.
– Аня, тебе весело, а мне плакать хочется.
– Оттого, что люди такие злые и говорят о тебе такие гадости? – Анна внимательно посмотрела на Якова.
– Нет, о тебе. Что тебе достался такой муж, за которым может быть стыдно быть замужем…
– Да полно тебе, Яков. Это ведь больше от зависти, что у нас с тобой все хорошо.
– Это и так понятно. Новости про мое происхождение стали просто поводом, чтоб вылить на нас потоки грязи, чего некоторые раньше и хотели бы сделать, но не могли себе позволить. А сейчас я как прокаженный…
– Но люди ведь от тебя не шарахаются.
– Да смотря кто…
– Яков! Это правда??
– Аня, ну зачем тебе это знать? – Штольман уже понял, что сказал лишнее. Теперь Анна будет беспокоиться еще больше.
– Как зачем? – удивилась Анна. – Я же тебе не посторонний человек.
– Аннушка, конечно, ты мне не посторонний человек, – он обнял жену. – Ты – мой самый близкий человек, и поэтому я не хочу, чтоб тебе было больно… – сказал он и добавил почти неслышно, – как мне… Все же хорошо, что есть люди, которые от нас не отвернулись… Просто я не говорил тебе этого, иначе бы пришлось рассказывать и о другом.
Они оба скрывали то, что могло принести другому боль. Анна рассказала Якову отнюдь не обо всех слухах, которые до нее дошли, и она знала, что он поделился с ней тоже не всеми. Она вообще боялась затронуть эту тему, так как прекрасно помнила состояние Якова в Петербурге и не хотела повторения. Она не хотела и того, чтоб Яков знал, что она плакала, когда узнавала слухи от отца, которого просила не утаивать от нее того, что он слышал в городе о Штольмане… Один из слухов был о том, что ее муж периодически захаживал в бордель как клиент. Что же, Штольман действительно бывал несколько раз в заведении – по службе. Но ведь даже ей самой как-то пришла в голову нелепая мысль, что он мог пойти туда после их ссоры за утешением. Что же касается других людей, то было логично, что в их представлении мужчина, имевший репутацию ловеласа, время от времени посещал заведение, даже если у него была молодая жена… От маменьки она узнала, как новости о Штольмане сказались на ее семье. Отец потерял одного прибыльного клиента, так как тот отказался от услуг адвоката, имевшего зятя со скандальной славой… Все это ее мужу знать не следовало… Но она могла поделиться с ним тем, о чем он сам только что сказал – о людях, которые старались их поддержать.
– Да, Яков, хорошо, что такие люди есть. Ко мне как-то приходил Егор Фомин. И приносили записку от Бенциановой…
– А мне записку от Аглаи Львовны…
Анна и Яков посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Поддержать постоянного клиента?
– Именно. Так ты и об этом знаешь?
Анна кивнула.
– Плакала небось, когда об этой сплетне услышала, – уже серьезно спросил Штольман, прижимая жену к себе.
– Было дело…
– Аннушка, не нужно. Слухи, конечно, нелицеприятные. Но ведь не все так плохо, как могло бы быть… Да и надеюсь, что в скором времени все повернется к лучшему… Не может же это продолжаться вечно… Что-то же должно измениться…
– Я тоже надеюсь… – Анна погладила Якова по волосам. – Но ты ведь и сам знаешь, это зависит не от нас…
На следующий день около полицейского управления остановилась карета. С гербом. С кучером и лакеем. Лакей открыл дверцу и помог из нее выйти своему хозяину. Господин был одет по последнему крику моды, в его руке была трость с серебряным набалдашником, на пальце – причудливый перстень, в котором переливались драгоценные камни. Господин огляделся с таким видом, будто его карета остановилась посреди навозной кучи, и тяжело вздохнул – для пялящихся на него местных жителей. И усмехнулся – про себя. В Затонск прибыл его Сиятельство князь Павел Александрович Ливен.
